Текст книги "Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)"

Автор книги: Евгений Кустовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

  Эпилог

  В ту ночную, тревожную пору королева спала, как убитая, чего никак нельзя было сказать о старике Бруте. Так получилось, что вечный сон его оказался на проверку не слишком-то долговечным. Та скорбящая женщина, что днем, на похоронах, назвалась кухаркой и объяснилась как благодарная церемониймейстеру за помощь, некогда оказанную им ей, вернулась ночью к месту захоронения с подмогой в виде нескольких мужчин. Каким образом сумели смутьяны миновать стражу на входе во дворец, пройти через закрытые врата и не попасться на глаза ни одному из караулов неизвестно, но люди эти были не случайны, вели себя так, словно подобные дела им совершать было не в редкость.

  С собой они несли инструмент, имели при себе масляные лампы, свечение которых укрывали тканью плаща. Когда же миновали стену живоплета и оказались на лугу, будучи прекрасно осведомленными о маршрутах часовых, они перестали скрываться; с той поры две яркие лампадки озаряли путь неизвестных до могилы Брута.

  Лишь сырость и тьма окружала их, по колено в грязи они с трудом пробирались сквозь стену дождя, а меж их ног струились ручьи. Ненастье то утихало, то вновь разражалось, но что удивительно, не было совсем грозы. Лишь вдалеке и изредка блистали молнии, их яркие росчерки проливали свет на бурю и почти сразу же смывались с горизонта каплями дождя. Казалось, художник рисует пейзаж и все никак не может определится, какую ночь он хочет показать? Нужен ли ему свет, или достаточно и полной темноты?

  Небо рыдало всю ту ночь так, словно было не позднее лето, а середина осени. Небо рыдало, но никто не оплакивал старика Брута. Дождь прекратился незадолго до рассвета. К утру главный садовник, пришедший в сад, чтоб осмотреть угодья и причиненный ненастьем ущерб, обнаружил, что могила Брута пустует и только тогда-то, после донесения испуганного садовника, о церемониймейстере вспомнили.

  Что тут началось: в экстренном порядке собрали совет, на который пригласили всех членов королевской семьи, так как вопрос касался их безопасности. Король на совет не пришел, отчего старая королева, будучи и так на грани срыва, принялась метать гром и молнии из глаз во всех, кого видела перед собой. И, надо сказать, больше грозы припало на то заседание, чем на всю прошедшую ночь разом. Чаще всего молнии из глаз королевы почему-то летели в первого советника Икария, а тот между тем выглядел как-то необычно для себя напряженным.

  По окончанию собрания, Икарий первым делом приказал усилить патрули, отрядить поисковые отряды в город и еще зачем-то осмотреть комнату Брута. Последнее распоряжение советника большинству показалось излишним, однако так как советник говорил от имени короля, оспаривать его решение никто не стал. Люди же, искушенные в тонкостях большой игры, в момент, когда распоряжение об осмотре прозвучало, лишь обменялись быстрыми, понимающими взглядами.

  Как выяснилось по итогу, Икарий не прогадал: действительно, на месте жительства церемониймейстера произошел погром: ящики стола были выдвинуты, одежда из комода выброшена, а сам комод полуразобран, матрас был сброшен с кровати на пол и вспорот. По полу разбросано сено (из матраса), щепки (от комода), прочий сор, бумажки в ценности своего содержания, по всей видимости, незначительные, или сочтенные злоумышленниками таковыми. Глядя на картину в общем, было видно, что обыскивали в спешке, но провернуть подобное можно было только ночью, во время бури. Иначе бы даже с учетом уединенности жилья Брута, известного отшельника, на шум погрома непременно бы сбежались стражники и прочие резиденты, живущие поблизости. Все вышеперечисленные, но в куда больших подробностях расписал уполномоченный за осмотр капитан дворцовой стражи.

  – Учитывая отсутствие грязи на полу, – делился капитан своими соображениями, закручивая вокруг толстого пальца один из кончиков своих роскошных усов, – неизвестный злоумышленник попал сюда еще до начала бури, либо же и вовсе не присутствовал в саду, при раскапывании могилы. Либо! – прибавил он значительно, нахмурив свои густые брови, – я допускаю также возможность того, что два эти события не связаны между собой...

  Первый советник, до того момента слушавший устный пересказ рапорта отстраненно, поднял наконец глаза от стола, заваленного отчетностями, и посмотрел на капитана. Если учесть, сколько обычно смотрел на посетителей Икарий, то несомненно это был очень долгий и пронзительный взгляд.

  – Так что же? Вы полагаете, так много у нас при дворе шпионов? – сухо спросил Икарий.

  – Простите? – сконфузился капитан, делая вид, что не расслышал вопрос. Его брови нахмурились еще больше, а толстые пальцы, мусолящие кончик усов, задвигались быстрее.

  – Уверен, я и в первый раз выразился достаточно ясно и четко, но повторюсь еще раз (и этот раз, – последний), вы полагаете, будто у нас при дворе полным-полно шпионов?

  – Отнюдь, достопочтимый Икарий, я лишь сказал (капитан оставил усы и постучал указательным пальцем левой руки об указательный палец правой)... я только хотел сказать, что злоумышленников, возможно, было несколько, независимых друг от друга. Во всяком случае, именно так и выходит, если подумать. (Капитан бросил опасливый взгляд на Икария, очевидно беспокоясь о том, чтоб тот не принял высказывание на свой счет.) То есть, если прикинуть сколько людей человек нужно, чтобы раскопать могилу и унести тело, то выходит, что не меньше двух. Даже с учетом, простите за грубость, легковесности старика. И в это самое время, ночью, кто-то должен быть здесь, в комнате Брута, чтобы устроить погром. Следов грязи на полу не замечено, что указано в рапорте; убирать их слишком затруднительно, следовательно, либо расхитители могил сменили обувь, либо это был кто-то еще. Если так, то мы говорим о нескольких злоумышленниках, действующих в один и тот же промежуток времени. – А ни о каких-там шпионах я не говорил и не слышал! – несколько повысил голос капитан, вдруг возмутившись. Впрочем, он почти сразу же успокоился, – шпионы, достопочтимый Икарий, не наша забота, мы только с видимой угрозой справиться способны... А угроза на сей раз, к сожалению, прошла мимо наших глаз...

  Несколько секунд пронзительный взгляд первого советника с ювелирной внимательностью разглядывал черты капитана. Когда Икарий смотрел на человека, – он смотрел на все сразу, взгляд Икария никогда не бегал, кроме тех случаев, когда ему это было нужно. Наконец, взгляд Икария опустился обратно на стол, плечи поникли, а спина расслабилась в кресле.

  – Вы свободны, – бросил советник капитану, потеряв к нему всяческий интерес. Капитан поклонился и направился к выходу из кабинета. Уже на выходе, закрывая за собой дверь, он услышал: вы лучшем смотрите теперь в оба! И непонятно было, толи это и правда сказал ему советник на прощание, толи взволнованному капитану так послышалось.

  «И к чему он об этих шпионах вспомнил? – недоумевал капитан, возвращаясь в казармы, – Какие еще шпионы? Тут бы с реальными злодеями разобраться, а он о каких-то там шпионах думает!..»

  Оставшись наедине с собой, советник еще немного посидел, затем поднялся на ноги и немного походил по комнате, нагуливая вдохновение. После сел и принялся писать. Писал он самое разное: приказания складывал в одну стопку, письма личной переписки в другую, заметки в один угол ящика стола, научные труды в другой угол того же ящика. На столе у советника с утра до вечера был полный завал, но сам Икарий в том завале виноват не был: каждое утро приходил лакей и выгружал все это ему на стол. К вечеру завал на столе Икария становился упорядоченным. Все бумаги – рассортированными, незначительные приказы – сложенными на поднос в порядке, в котором должны были быть доставлены, где и ожидали утреннего визита слуги. Значительные и не терпящие отложений приказы, Икарий передавал лично, или посредством своего секретаря, всегда ожидающего в приемной.

  К вечеру того же дня он так и не успел разобрать завал, – мысли Икария были всецело поглощены недавним происшествием. Он уже давно начал подозревать Брута в шпионаже, когда же тот умер, несколько раз лично, не доверяя дело никому другому, проверил мертв ли он на самом деле, на тот момент по всему выходило что да, несомненно мертв. Теперь Икарий все больше сомневался в этом. Он знал о существовании разного рода веществ, способных создать видимость смерти, а старый церемониймейстер в последнее десятилетие своей жизни из жилища носу не показывал без лекарств, распиханных по карманам.

  Употреблял он порошки и микстуры, а также регулярно пил некий тоник – сборную солянку из целебных трав, приготовленную по своему же рецепту. В свободное время увлекался фармацевтикой, химией и алхимией, даже писал иногда опусы по теме, публиковался в научных изданиях; на данном поприще, увы, так и не заслужив признания коллег с формальным образованием. Когда на званом обеде Брута обнаружили мертвым, в его кармане нашли также недавно выпитую склянку, пробка от которой закатилась под трон. Пробку-то большинство проглядело, зато высмотрел советник.

  «Таким образом, – рассуждал он, сидя у себя в кабинете, – выпил Брут ее уже на церемонии. А раз не поднял пробку, во что в обычное время при его щепетильности и манерах трудно поверить, – значит, выпил незадолго до того, как упасть...»

  Подозрения Икария о предположительной шпионской деятельности Брута еще до дня его скоропостижной смерти основывались, первостепенно, на неясном прошлом церемониймейстера, детали которого даже первому советнику, с его огромными возможностями, не удалось полноценно восстановить.

  Брут служил при дворе еще до него, таким старым он был. А до королевской семьи, служил у нескольких других семей из высшего общества, тоже весьма известных и благородных. Все эти обстоятельства говорили о том, что за спиной у Брута стоят важные люди. А подробности всех его многочисленных связей, как и прошлое, полноценно выяснить советнику не удалось. После смерти Брута, казалось бы, вот и вся история, но нет, проклятый старик и после смерти сумел отличиться.

  Перед тем как покинуть кабинет в тот день, Икарий подошел к окну и, поразмыслив, передвинул одну из фигур давно начатой партии в шахматы. Где-то на крыше, откуда были видны окно и шахматная доска, одинокий трубочист сложил и спрятал подзорную трубу в сумку. Забросив сумку на плечи, он побежал по крышам, по пути «случайно» задев рукой несколько флюгеров, что для посвященных людей было знаком, свидетельствовавшим о «перемене ветра». Сделав ход, Икарий еще немного постоял у окна, пребывая в глубокой задумчивости; посмотрел на небо, – над Фэйр сгущались тучи.