Текст книги "На золотом крыльце 4 (СИ)"
Автор книги: Евгений Капба
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
В конце концов, сама информация о колодце с легендарной Мертвой водой – очень ценная штука. И я даже понимал, почему он особенной популярностью не пользуется… Брегалад это мое предположение подтвердил, когда, увидев меня, покрутил пальцем у виска:
– Ite meldarion! Вы оба больные на голову, ты и твоя подруга, знаешь? – сказал он. – Я думал, ты побежишь оттуда, сверкая пятками, а ты вынул эту дрянь голыми руками, а кудрявая эта – бр-р-р-р! – косички ей заплетала!
– Хотите – и вам заплету? – спросила Эля, подкравшись к костру с нашими тарелками. – Вообще-то вы тоже кудрявый.
– Э-э-э-э, что? – эльф шокировано уставился на нее.
Она была без маски – мы уверились, что опасности здесь нет, и всякий теперь мог увидеть: кудри Кантемировой и Брегалада имели вполне определенное сходство.
– Я-то знаю, как тяжко порой с такой шевелюрой, часто ношу косынку, – призналась она. – Мне косички не идут, а вам, кажется, будет круто!
– Ну… В принципе… – он потрогал свои волосы. – Давай попробуем!
Элька устроилась за его спиной и, напевая что-то под нос, взялась плести ему косички вдоль всей головы. Снага сварили на удивление неплохие макароны с тушенкой, а на десерт раздали всем толстые ломти батона с нашей сгущенкой. За чай отвечал Брегалад, и напиток удался: даже мозги болеть у меня стали чуток меньше.
Ужинали и чаевничали мы почти без разговоров: так, перебрасывались ничего не значащими фразами. Никто особенно не рассказывал, кто и зачем тут, в Васюгане, промышлял. Разве что оба охотника сообщили, что никуда из этого урочища уходить не собираются. Я заметил в сарае целый склад ингредиентов из выпотрошенных туш – в пластиковых контейнерах. Похоже, сталкеры-добытчики пользовались этим немудрящим, но безотказным средством, чтобы сохранить трофеи, и собирались вывезти всё скопом… Орки же и эльф намеревались уйти утром. Впрочем – как и мы.
Мы с Элькой пошли спать в баню сразу, как она закончила с косичками Брегалада и поела. Поднялись по невысокому крылечку, разулись в предбаннике и закрылись на щеколду. Спальники разложили на широких, но недостаточно больших для двух людей одновременно полках: я на нижней, Эля – на верхней. Оба задолбались за день страшно, и, пожелав друг другу спокойно ночи – попытались уснуть. По крайней мере, у нас было еще несколько часов до пяти утра, когда наступала наша очередь дежурить. Брегалад обещал разбудить нас, постучаться или позвать через окно.
Сторожить оставили яогая: он сначала порывался устроиться внутри спальника у Эльки, но был изгнан на подоконник: стеречь наш покой.
* * *
– В очередь, сукины дети, в очередь! – раздался зычный голос.
Рыжебородый молодой мужчина взмахнул длинным мечом, на клинке которого сияли потусторонним цветом руны. Несколько страхолюдин, представляющих собой нечто среднее между морским чертом и чертом натуральным, мифологическим, подступали к нему со всех сторон. Бородач не ждал – его глаза яростно и весело сверкнули голубым и зеленым – он бросился вперед и двумя мощными взмахами своего колдовского оружия рассек одного из врагов на части. Не мешкая, он метнулся к следующему, нанес страшный горизонтальный удар – и чудовищная голова вместе с лапами, подставленными, чтобы отразить атаку, полетела в сторону.
– Ну? Еще желающие? – меч описал в воздухе восьмерку, подчиняясь движениям крепких рук. Полы простой армейской плащ-палатки развевались за спиной у воина, придавая ему сходство то ли с былинным богатырем, то ли с персонажем из фантастических фильмов.
– Ты пошто во владениях моих буянишь? – прогудел голос из чащобы.
Лес загудел, задрожал, заскрипел, являя из своего нутра огромного, ростом с двухэтажный дом, древолюда, с черной кожей-корой и багряными листьями там, где у дерева была бы крона, а у человека – волосы.
– Кто ты есть такой, нарушитель наших границ? – вопросило существо.
Рыжебородый взмахнул мечом, стряхивая с него капли крови, и рассмеялся:
– Нет тут никаких ваших границ, дядя леший! И нет тут твоих владений, потому как с тех пор, как пришел сюда первый русский солдат и до скончания веков здесь – Государство Российское. И правит бал теперь Слово и Дело Государево, проводником которого я нынче и являюсь. Так что отдай девушку, морда, потому что я всех твоих слуг убью, лес твой спалю дотла, а тебе прикажу руки и ноги самому себе поотрывать и в пасть себе засунуть.
– Э-э-э-э!!! СМЕРТЬ ТЕБЕ!– самозваный Хозяин Хтони, он же – леший, если верить рыжебородому, взбесился не на шутку: он двинулся вперед, и черти тоже ринулись в атаку, опережая своего вождя.
Но рыжий разноглазый мечник был наготове – он танцевальными движениями перемещался по поляне, убивая чертей одного за другим, разрубая их сильными ударами длинного меча. При этом ему удавалось уворачиваться от выпадов и попыток вцепиться в него со стороны древолюда, а хищные корни и вьюнки, которые прорастали из-под земли и норовили удержать мужчину на месте, бессильно опадали, лишь только коснувшись его одежды.
Рыжебородому понадобилось не более трех минут, чтобы разделаться с врагами. Кровавые обрубки лежали по всей поляне, превращенной в скотобойню. Воин откинул со лба слипшиеся от пота волосы, достал из нагрудного кармана небольшую склянку, встряхнул ее, шепнул что-то, дождался, пока внутри нее засияет ярко-алый огонек, и спросил, обращаясь к лешему, который топтался в некоторой растерянности посреди трупов своих миньонов:
– Жечь? Давай, решай – или девушка, или жгу прямо сейчас, – и поднял бровь выжидающе.
– Но она сгорит тоже! – взревел Хозяин Хтони.
– Дело житейское, – пожал плечами мечник и подбросил в руках колбочку. – Или она в твоих лапах сгинет лютой смертью, или сгорит заживо… Так себе выбор. Но если подожгу – то погляжу на красивый пожар и испытаю ба-а-альшое моральное удовлетворение. Честно говоря, ты меня бесишь, и мне хочется сделать для тебя что-нибудь плохое.
– Э-э-э… Жди здесь! – древолюд явно нервничал.
Он скрылся в чаще, а уже через минуту явился, и тащил при этом за собой очень красивую девушку – высокую, статную, с русой косой до пояса, с голубыми заплаканными глазищами. Красный домотканый сарафан на ней был разорван, сапожки пребывали в плачевном состоянии, но, определенно, рыжий смотрел на нее с нескрываемым восхищением, просто не сводил глаз.
– Держи свою девку, далась она тебе! – Хозяин Хтони грубо толкнул пленницу вперед. – Никчемушная ледащая бабенка! Я б все равно ее выбросил. Бери – и вон с глаз моих, оба.
– Даша? Тебя ведь Даша зовут? – мечник протянул девушке открытую ладонь. – Меня за тобой прийти попросили твои батюшка и матушка, я отведу тебя домой!
– Дарья! – она кивнула, всхлипнула, шагнула вперед, вцепилась в руку мужчины и мигом оказалась у него за спиной. – А вас как?..
– А меня – Федя, – сказал рыжебородый. – Ничего не бойся.
А потом он глянул на лешего, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего:
– СОЖРИ СЕБЕ ЛАПЫ, СВОЛОЧЬ! – громовым голосом пророкотал он, а потом размахнулся – и швырнул флакон с живым огнем внутри в самую чащобу.
Со страшным удивлением древолюд сунул себе в пасть одну из верхних конечностей и судорожно принялся грызть ее, завывая и хлюпая.
А я только в этот момент осознал, что угол зрения у меня очень странный – круговой обзор, или типа того. Да и вообще – рук у меня нет, а вместо ног – копыта!
* * *
– А-а! Дичь-то какая! – я попытался встать, но запутался в спальном мешке и вместе с ним сверзился с полки на пол.
– Мя-я-я-я-а-а-а!!! – заорал котенок, который, конечно, оказался подо мной.
– Миха, ты чего? – раздался сонный голос Эльки. – Ты где?
– Упал… – признался я. – Плохой сон приснился, как будто у меня не ноги, а копыта!
– Йа-а-а!!! – заорал котенок, пытаясь вылезти на воздух.
В этот самый момент в дверь постучали.
– Эй, молодежь, – сказал Брегалад. – Ваша очередь дежурить.
– Сейчас-сейчас! – пробубнел изнутри спальника я, пытаясь выпутаться из него и из яогая – тоже.
Получалось не очень, потому как плюшевый голем наводил суету: рвался во все стороны, орал, хаотично размахивал лапами. Спасла нас в этих трагических обстоятельствах Эльвира, которая покинула свой спальник и сначала извлекла из-под меня плюшевого, а потом – расстегнула мою тканевую темницу. Через полминуты я сидел на полке с самым очумелым видом.
– Короче, – сказал я. – Мою маму звали… Зовут? В общем – Даша!
– Ага, – кивнула Эля. – Ты никогда мне этого раньше не говорил.
– Потому что – не задумывался! Я только сейчас понял: я не задумывался как зовут мою маму очень давно! Я и лица-то ее не помнил! А теперь… Я думаю – Голова виновата. Она обещала мне дать что-то, что знает она. Вот я и увидел кое-что ее глазами!
– Ты маму вспомнил? Ой, да и я почему-то не спрашивала… – она села рядом и положила мне руки на колено. – Знаешь, что это напоминает?
– М?
– Отвод глаз. Как с теми часами! – сказала разумная Эля.
И мне стало слегка нехорошо. Это действительно могло быть ответом на… На вопрос, который я не знал. Или – не мог знать. Потому что кто-то мне этого не разрешал.
– Давай одеваться, – она чмокнула меня в щеку. – Расскажешь мне, что там за сон тебе лошадка прислала?
У меня перед глазами стояло лицо девушки из этого странного сна, и я был уверен – это точно была она! Это была мама, но – совсем молодая, примерно, как мы с Элькой сейчас! Получается, конская голова и ее хозяин встречали мою маму! Где-то тут, в Васюганской Хтони!
Мы сменили Брегалада у костра и, набрав полные кружки чаю, отправились на чердак сарая, где тут обычно сидели караульные. Конечно, я только и мог говорить, что про сон, про рыжего, про меч, про лешего и про маму. Рыжий мужчина с разными глазами спас маму! Я хотел пойти к колодцу и достать оттуда голову снова, и расспросить ее, как положено, но – идти ночью к самому краю Оазиса? Это было бы слишком. Решил – пойду утром, как только все проснутся, и мы соберемся в путь.
А утром головы в колодце не оказалось, и вода плескалась далеко-далеко внизу, так что туда если и спускаться – то только с веревкой. Смыло ее, что ли? Сплошное расстройство!
– Мы всегда сможем вернуться, – проговорила Эльвира. – В конце концов, от Братска тут недалеко. Нет, если ты захочешь – мы забьем болт на практику и…
– Не забьем, – я чувствовал, как стучит кровь у меня в ушах. – Знаешь, мне кажется, все это – специально. И дальше будет еще что-то.
Я посмотрел на Кантемирову, которая гладила своего мула Бобу по грустной морде, шагнул к ней и обнял – крепко-крепко.
– Элька, – сказал я. – Знаешь, как я рад, что мы тут с тобой вдвоем?
– Ка-а-ак? – она смотрела прямо на меня, и глаза ее блестели.
– Офигенски рад! Слушай, ты, главное, вот что мне пообещай: что бы там в конце ни оказалось, кем бы там мои родители ни были – ты же не испугаешься? Это же не станет причиной, что ты от меня сбежишь? – я не на шутку разволновался.
– Ты же не сбежал, когда узнал, что я – Ермолова? – она рассмеялась. – Что вообще может быть хуже, чем девушка из Ермоловых?
– Ну-у-у… – я почесал затылок. – Вообще-то ты не хуже. Ты – лучше. Так обещаешь?
– Конечно – обещаю! Дурачок какой-то! – она ухватила меня за уши и поцеловала в обе щеки, а я тоже ее схватил и тоже поцеловал – но уже по-настоящему.
* * *
До Джиживы мы добрались в почти дружелюбной обстановке. Дорога тут была наезженной, и, похоже, по обе стороны от нее располагались чуть ли не плантации какой-то знатной растительности, желанной добычи для всех и каждого. Фургоны, запряженные лошадьми, вьючные ослики, магмеханические повозки стояли у обочины тракта. Сборщики под охраной казаков, боевиков орды, клановых дружинников или просто с автоматами за спиной – тащили короба с какими-то ягодами маслянисто-черного цвета, кислотных расцветок грибами, кусками камеди наподобие вишневой смолы… Невероятная плотность населения для Васюгана!
При этом, чем ближе мы приближались ко второй точке нашего маршрута, тем чаще встречали весьма аутентичных персонажей в домотканой одежде, армяках, сапогах-ичигах, бородатых и немногословных, очень исконно-посконных. Мне на ум пришло слово «чалдон» – так, кажется. называли коренное, постоянное русскоязычное население хтонических Оазисов по всей Сибири? Я ведь почитал кое-что про Васюган и другие крупные здешние Аномалии… В одной только Среднесибирской, вот этой вот самой Хтони, проживало по разным оценкам от двадцати пяти до семидесяти тысяч постоянных жителей: русских, татар, тунгусов, асанов, орочонов, хуторских лаэгрим и галадрим, диких снага и гоблинов. Уруков не считали – они кочевали где вздумается, запросто забираясь в Аномалии и выбираясь оттуда в своем стиле – «пред нами все цветет, за нами все горит».
Интересно, кстати, откуда строчка? Тоже – от Руса? Или как? После этого сна, который наслала Конская Голова, я уже ни в чем не мог быть уверен.
Так или иначе, каждые два или три километра мы встречали поисковые и сборщицкие партии, даже целые караваны, груженые трофеями. Многие из встречных носили нашивки «ОХС» или Белые Длани на экипировке и приветствовали нас коротким взмахом руки. Другие же слишком торопились или были заняты, или – не считали нас достойными внимания ни как угрозу, ни как добычу. Ну, два всадника, ну, и что?
– Взгляни – церковь! – воскликнула Эля. – И речка! И кафешка! Это и есть Джижива?
Действительно, перед нами предстало урочище Джижива – на вид абсолютное мирное, обжитое место, с настоящим поселком в несколько десятков дворов, деревянной же церковкой – со звонницей и куполами, как положено, и тем, что Элька назвала «кафешкой» – большим одноэтажным зданием, выстроенным буквой «П».
– Добрались, – кивнул я. – Ура, что ли?
* * *

Глава 12
Законный сын
Из реки Джижива в одноименном урочище никто из местных воду для питья не набирал. Даже для технических нужд ее не использовали. Зимой лед наломать и в ледники сложить, чтобы продукты летом сохранять – это да. А вот водичку – не-не-не. Очень уж тут мерзкая была водная растительность, одно слово – хтоническая, как и положено в аномалии! Едва к кромке воды прикасался человек или животное, или даже – страхолюдная тварь, как тина, водоросли и ряска мигом устремлялись к бедолаге и прилеплялись к коже, одежде, волосам, нарастали с невероятной скоростью. Как рассказали местные – за две секунды эта зараза могла покрыть человеческую руку, за пять – все тело, за десять – проникнуть в дыхательные и другие физиологические отверстия. И кирдык!
Спастись можно, если вовремя оттащить жертву, обработать пораженный участок зельями или высокой температурой… Но прям быстро. Иначе – ампутация и все такое.
Поскольку речка для наших целей не подходила – оставался родник у церкви. Как водится, звали его Святой источник и никак иначе. Однако использовали криничку не только для освящения воды на молебнах и организации крещенских купаний. К нему еще и трубы подвели, керамические, и по всему поселку воду распределили. Местные чалдоны, может, и выглядели, как выходцы из девятнадцатого века, и сторонились некоторых достижений техногенной цивилизации, но от комфорта не отказывались. Воду провели, титаны на дровах в избах поставили, у многих даже туалеты – теплые! А смартфоны там и прочие глутаматы натрия – это им было неинтересно.
То есть, чисто теоретически, я мог бы подойти к рукомойнику в харчевне, набрать оттуда водички и со спокойной совестью ехать дальше. Но мне это как-то претило. Ну, не эпично! Мы тут высокую миссию выполняем, помогаем отечественной аквамантии открыть новые горизонты, к тому же – задание наше окутано ореолом тайны и грозит приоткрыть завесу мрака над моим происхождением… И все такое прочее, интересное до одури. А тут – в рукомойнике? Может, в бачке туалетном еще набрать? Хотя вот бачков тут как раз и не было.
В общем, мы подкрепились гречкой с жареной рыбой в харчевне, попили чайку с чабрецом из огромного самовара, пристроили мулов в конюшне, убедившись, что у них достаточно соломы (жрали они страшно, им такой стожок был как раз на один прием пищи) и отправились к храму. Пока шли – разглядывали эту местную достопримечательность, любовались!
Может ли быть деревянное зодчество изящным? О, да. Церковь в Джиживе напоминала мне известный во всем Государстве Российской Кижской погост, только в миниатюре. Высокий, с четырехэтажный дом, сруб, сложенный без единого гвоздя, с крышей из дранки, узорчатыми наличниками и карнизами и целым созвездием куполов! Что-то в этом было такое, сказочное, и вместе с тем – очень настоящее.
Обычный для этих мест частокол тут заменила живая изгородь: густой пояс высокого колючего кустарника окружал церковь на расстоянии примерно тридцати шагов и прерывался только там, где была установлена арка для ворот и сами створки. Пресловутые водопроводные трубы проложили под живой изгородью, они ее буйному росту не мешали.
Мы с Элькой прошли сквозь арку, перекрестившись. Кантемирова мигом натянула на голову капюшон за неимением привычного красного платка – все-таки в церковных делах она понимала побольше моего. В тот самый момент, когда мы подошли к крыльцу, двери храма отворились, и наружу вышел священник с метлой в руках. Он выглядел очень обычно: седой такой дедушка с пушистой белой бородой, длинными волосами, в черном подряснике, поверх которого была надета стеганая жилетка. Батюшка даже начал мести паперть и ступеньки, но потом увидел нас и замер, близоруко щурясь и пытаясь разглядеть гостей.
– Добрый день! – звонко поздоровалась Эльвира. – А мы водички набрать в Святом источнике, можно?
– Набирайте во славу Божию, – лицо старого священника расцвело улыбкой, и он продолжил мести, время от времени поглядывая на нас.
Источник тут оборудован был красиво: вода била из земли с напором, так что в специальной небольшой часовенке кроме традиционной крестильной купели, выложенной диким камнем, имелось и что-то вроде фонтана. Красивая каменная чаша, барельеф, изображающий Иисуса и самарянку у колодца. Крепенькая струйка воды текла как раз из кувшина самарянки.
– Даже не верится, что все так просто, – призналась Эля, плотно закупоривая пробирки с образцами воды. – Жду какую-нибудь каверзу.
– Ага, – кивнул я. – Пока каверз нет – давай и мы попьем. Вон кружечки стоят.
Кружечки были замечательные: керамические, глазурованные, синенькие, с изображениями птичек. Очень красиво! Я набрал себе полкружки и махнул залпом, аж зубы заломило. Вода была просто удивительная – сладкая! Вряд ли в рукомойнике в харчевне такая же…
Эля пила маленькими глотками, и по всему было видно – ей тоже очень нравится.
– А-хм! – раздался голос у входа в часовенку. – Ну, как водичка?
– Вку-у-усная, батюшка! – призналась Кантемирова.
У порога стоял местный священник и как будто хотел что-то спросить, но стеснялся. Это было довольно странно видеть – как стесняется человек в почтенном возрасте и таком уважаемом в Государстве Российском статусе, но, определенно, у отца-настоятеля даже щеки разрумянились! Я решил прийти ему на помощь и сказал:
– Меня Миха зовут, а это – Эльвира. Мы из Ингрии прибыли, собираем образцы воды в Васюганской Хтони, для научной работы.
– Вот как? Миха – Михаил значит? – у него даже глаза загорелись. – А тогда я тебя сразу и спрошу, Михаил… А сколько тебе годиков-то?
– А в июле восемнадцать исполнилось, – сказал я.
Мне стало жутко интересно – чего он такое спрашивает? Но уточнять я не стал, только смотрел на него испытующе.
– А… Хм, вы уж не сочтите за наглость. Места у нас тут глухие, интересные собеседники редко попадаются, вот я и пристаю с вопросами… К тому же – вы ребята хорошие, сразу видно. Да и, если честно, вы, Михаил, мне одного человека напоминаете, которого я много-много лет не видал… – признался священник. – Меня зовут отец Гавриил, я здесь уже годков тридцать подвизаюсь, окормляю свою паству, ну и вот, за храмом присматриваю.
– У вас очень красивая церковь, – сказала Эльвира. – Как в Кижах!
– Не дал Бог увидеть… Мне уже такое говорили, да. Церковь старинная, чуть ли не первопроходцами построена, которые Веру христианскую и Слово с Делом Государевым сюда несли, в эти земли, – я прямо услышал, как он с большой буквы все это произнес, с особым чувством. – Так вы, говорите, откуда родом?
– Сами мы из Ингрии, родилась я на Кавказе, а Миха… – Кантемирова глянула на меня вопросительно.
– … а Миха понятия не имеет, где родился, – почему-то мне захотелось сказать это.
– А может такое быть, чадо Божие Михаил, что ты родом из этих мест? – в лоб спросил меня отец Гавриил.
Я сунул руки в карманы и сказал:
– Запросто. Для Джиживы и всей Среднесибирской Аномалии – вероятность такая же, как и для любого другого места в мире!
– Ан нет, тут, пожалуй, что и побольше шансов будет, чем в каком-нибудь другом месте, – улыбнулся священник. – Пойдемте, покажу что-то, пойдемте!
И, поманив нас за собой, двинулся от часовни к церкви. Мы, переглядываясь и делая друг другу страшные глаза в стиле «вот оно, вот оно, то, о чем мы говорили!», шли за ним. Поднявшись по ступеням крыльца, я засмотрелся на искусно вырезанное из дерева распятие, но был направлен вперед толчком от Эли – в поясницу.
– Двигайся, Титов, – драматическим шепотом торопила меня девушка. – Если тебе не интересно, то мне – жутко интересно!
Мне тоже было жутко интересно, так что мы вошли в пропахший ладаном, воском, лампадным маслом и деревом полумрак, освещаемый только скудным светом из окон под куполом.
– Ну, подождите здесь, – сказал отец Гавриил и ушел куда-то в сторону алтаря, скрывшись за одной из дверок иконостаса.
Я ходил по храму и рассматривал иконы – старинные, с огромными проникновенными глазами, написанные неизвестными древними мастерами на деревянных досках, они смотрели в самую душу. Мне, если честно, было слегка не по себе. Эля же стояла у большого креста и смотрела на Иисуса. Девушка прикусила губу и думала что-то свое, личное.
Вообще, меня Иисус всегда тоже очень впечатлял. Наш Бог ведь в свое время был обычным молодым мужчиной: плотником, путешественником, лекарем, богословом, проповедником. Он со всеми подряд общался, и со знатнейшими людьми, и с первосвященниками, и со сборщиками налогов, и с проститутками, и с солдатами, и с рыбаками… Даже с умалишенными и прокаженными! Наш человеческий Бог, такой, каким мы его себе представляем – он понимает нас хотя бы потому, что жил среди нас и отдал за нас свою жизнь!
– О чем задумался, чадо Божие Михаил? – поинтересовался отец Гавриил, который вдруг появился у меня за спиной с огромной книгой в руках.
– Да вот – про Иисуса, – признался я. – Какой Он из себя был Человек.
– Даже Иосиф Флавий – знаменитый историк Первой Империи Людей – сомневался, был ли Иисус Человеком… Интересно, что Флавий имел в виду? Нам-то понятно, что Иисус был и есть не только Человек, но он-то?
– О, – сказал я. – Римляне вообще были интересными ребятами. Я где-то читал, что когда они молились своему Юпитеру и прочим Меркуриям, то начинали примерно так: «Бог или Богиня, мы не знаем кто ты, и как ты желаешь, чтоб тебя называли, но знаем, что ты есть и слышишь нас…»
– Однако! – седые брови отца Гавриила взлетели вверх. – Никогда о таком и не слышал. А где читал-то?
– И не упомню, – развел руками я.
Вообще-то можно было бы полезть в Библиотеку и найти, но… Мой взгляд был прикован к внушительному фолианту, который держал в руках священник. И Элька тоже подошла поближе и слушала наш разговор.
– Так! – батюшка шагнул к свечному ящику и с грохотом положил на него книгу, шумно отщелкнув большие металлические запоры. – Июль, стало быть. Восемнадцать лет назад!
Он принялся шелестеть страницами из желтой старинной бумаги с водяными знаками. Это все были записи о совершенных Таинствах – крещении, венчании, погребении. Века эдак до двадцатого церковь, помимо своих основных функций, выполняла и такие, чисто гражданские, статистические задачи: учет рождаемости, количества браков и разводов, ну, и смертей – тоже. Да и теперь, в двадцать первом веке, несмотря на тотальную бюрократизацию и цифровизацию, приходские священники продолжали вести свои записи – по старинке.
– А вот, пожалуйста! – он ткнул узловатым пальцем с неровно обстриженным чистым ногтем в нужную строчку. – Вот! Михаил! Восприемники, сиречь – крестные родители… Ага! Гляди.
Эля сунула свою кудрявую головку в книгу и тут же глянула на меня:
– Ого! Князь Георгий Михайлович Воронцов! Кавказский наместник!
– Это который великий телепортатор? – удивился я. – Ни фига себе – крестный! Но почему вы уверены, что это обо мне все?
– Вот! – поднял палец отец Гавриил. – Так-то я крещу детишек местных, да, может, из новообращенных кого – то орка, эльфа, то какую еще душу заблудшую, всяко бывает. А то крещение я очень хорошо запомнил! Не всякий раз такие люди ко мне в церковку захаживают. Георгий-то Михайлович – человек непростой. Да и отец твой тоже, а маменька – Дашенькой ее звали, уж такая хорошая и вежественная, и обиход знает, подпевала мне во время крещения твоего, голос – чисто ангельский! И уж больно ты, Михаил, на маменьку свою похож!
– Так, – сказал я. – Вы знаете моих родителей?
– Да как тебе сказать? – отец Гавриил совсем по-простецки почесал затылок. – Видал-то я их два раза: на венчании и на твоем крещении. Сами-то они не местные, но Дарья из наших, чалдонов. Ремезова ее фамилия, ее отец – Тимофей Ремезов – по всему Васюгану караваны водил, и тут частенько останавливался. Сильный, красивый человек, из старинного рода! На него ты тоже очень похож – голова светлая, улыбаешься так же. Дед он твой, руку на отсечение даю! А Дашеньку вот – два раза…
– Стойте-стойте, – спохватилась Эльвира. – Вы венчали Михиных родителей? Миха – ты законный сын! Ты – никакой не…
– … бастард, – кивнул я, пребывая в полнейшем раздрае. – Если все это – правда.
– У твоего отца, Михаил, глаза были разного цвета, рыжая борода и меч – с письменами по всему клинку. Он еще ворчать вздумал, когда я попросил оружие в притворе оставить. И руки в карманы он точно, как ты, совал! И вот, взгляни, – священник снова зашелестел страницами. – Тут у меня записано, о венчании: Дарья Тимофеевна и Федор Иванович. А ты…
– Федорович, – кивнул я. – А фамилия там есть?
– А он смеялся долго, когда я об этом его спросил, и назвал что-то такое странное, и не упомню сейчас: не то – Больницкий, не то – Медицинсков…. Нет, нет, не так, но также звучит странно. Я тогда быстро понял, что он шуткует, и хаханьки эти закончил – у нас достаточно имени, Господь своих знает, мы в церкви, а не в земском учреждении! Вот свидетельство о венчании он уже честь по чести выписал, и там… Ох ты, Господи. И не упомню!
– Не Титов? – уточнил я.
– Нет, точно не Титов, – покачал головой отец Гавриил.– Знаешь, что, чадо Божие? А я тебе сейчас бумагу оформлю, настоящую, по всем правилам! Что ты – крещеный человек, рожденный в освещенном Церковью браке! А? Вот я как все решил! Я в том уверен, а большего мне и не нужно.
– Это для меня очень важно, – кивнул я. – Большое спасибо, батюшка.
– И тебя спаси Бог, Михаил, и подругу твою… Вы бы это, не тянули, ребятушки, вижу я, как вы друг к другу льнете – прямо как твои батюшка и матушка, Михаил. Не тяните – и женитесь. Жениться надо сразу и по большой любви. Вот как! Эх, а вот моя любезная Дуняша ко Господу десять лет назад отошла, теперь я бобылем мыкаю, аз есьм поп недостойный… – он приговаривал свое, стариковское и правильное, и одновременно с этим прямо тут, на свечном ящике, оформлял документы: свидетельство о венчании моих родителей и мое – о крещении.
Что характерно – в любом суде и любом учреждении эти бумаги примут без тени сомнения: витиеватую подпись он вывел с особой тщательностью и приходскую печать оттиснул как положено.
– Вот! – священник дунул на бумаги зачем-то и передал их мне. – Я бы посоветовал тебе в Северно-Енисейск наведаться, оттуда Тимофей Степанович Ремезов родом был, да только не знаю – по пути ли оно тебе, да и жив ли он… Знаю, тот острог много потерпел в последние двадцать лет… А ты как – своих совсем не помнишь?
– Меня мелкого из дому забрали, отдали на воспитание в другую семью, – обтекаемо ответил я. – Отец вроде бы и заботился обо мне, но так… Дистанционно. Как будто я и не нужен ему был вовсе. А мама… А вы не знаете, что стало с моей мамой?
В этот момент мой голос дрогнул, и я сглотнул неприятный ком в горле.
– Нет, врать не буду – вот как раз восемнадцать лет назад в последний раз ее и видел, – развел руками священник. И тут же переменил тему: – А вы где остановились? У меня изба на две половины разделена, на одной мы с Дуняшей жили, на другой – сын с невесткой, пока на Большую Землю не уехали… Ночуйте у меня? Чисто, клопов и других гадов земных нет, печку я протопил, на печке – тепло!
– О! – обрадовалась Эля, которая с некоторой опаской до этого смотрела на публику в харчевне и прилегающем к ней постоялом дворе. – А я вам блинов напеку!
И тут же спохватилась:
– Постных!
– А у меня мука есть гречишная! И к блинам – медок!– обрадовался отец Гавриил. – Давно я блинцов-то не едал!
В общем, все складывалось как нельзя лучше, но на душе и в голове у меня было муторно. Ну, а как иначе? Я был уверен –папаша все это подстроил, все эти внезапные открытия и удивительные факты. И маршрут тоже он составил, а не преподы из колледжа. И мне это не нравилось, потому что могло значить только одно: я ему понадобился, и скоро он предъявит на меня свои права.
И получит по морде.

Глава 13
Отрицание отрицания
Впереди шла настоящая война. Отряд арбалетчиков из лесной чащи расстреливал дюжину верховых на рослых лошадях. Юркие стрелки перемещались меж стволов деревьев, выпускали стрелу или две – и снова скрывались в зарослях. Всадники, прикрывшись магщитами явно артефактного происхождения, лупили боевыми заклинаниями по площадям, надеясь прикончить налетчиков, даже если для этого потребуется уничтожить вес лес на километр окрест.
Мы, хотя и были лишены эфирного зрения, но другими органами чувств обладали в полной мере: удары молний из совершенно неподходящих для этого бледных слоистых облаков, которые затянули собой все небо, сложно не услышать! Да и взрывы фаерболов, и хлесткий звук водяных плетей конкретно так били по ушам…
– Клановые дружинники, – сказала Эля. – Вояки Дубенских, видишь желтое дерево на синем фоне на гербах? Нафига они сюда забрались?
– А нафига вообще все сюда забрались? – парировал я. – Бабье Лето! Тут вообще столпотворение настоящее, такое чувство, что распродажу объявили – и жук, и жаба в Хтонь поперлись… Людей больше, чем монстров, подумать только!
Меж тем, лесные арбалетчики использовали тяжелую артиллерию: изнутри крон деревьев с диким завыванием в сторону кавалеристов ринулся целый сонм призраков. Привидения стонали и орали, и тянули свои призрачные руки и лапы, и колотили кулаками в магические барьеры, и совершенно не воспринимали стихийные атаки клановых воинов. Волшебный щит же при этом трещал и даже в видимом спектре – начинал прогибаться. Что происходило в эфире – оставалось только гадать.








