Текст книги "На золотом крыльце 4 (СИ)"

Автор книги: Евгений Капба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Annotation

Настоящий, всамделишний маг Миха Титов и его подруга – тоже самая настоящая-стопроцентная волшебница Эля Кантемирова отправляются на "негаторную практику" – им предстоит выживать в экстремальных условиях без применения магии! Шеф Пеллинского экспериментального колледжа привык решать проблемы радикально, даже если проблема эта – самый большой грех магов. И не важно, что к Михе и Эле он относится в самую последнюю очередь

На золотом крыльце – 4

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

На золотом крыльце – 4

Глава 1

Зима

Сессию я сдал средненько. Ну как – средненько? Смотря с чем сравнивать. Или с кем. У Эли одни восьмерки и девятки стояли, например. А Юревич все, кроме прикладного-боевого, на шесть-семь сдавал, Выходцева со Святцевой вообще весь диапазон в своих табелях видали: от минимально-проходной четверки до десятки. А у меня при в общем-то очень приличных баллах две семерки нарисовались. Первая по артефакторике – у Бориса Борисовича. Ну, здесь ничего удивительного, он меня любил особенно и на экзамене вздрючил как положено.

А вторая семерка – по стихиям. Стихийная магия мне никогда не нравилась. Меня преподша наша, Стелла Амвросиевна Выбегалло, даже нонконформистом обозвала. Мол, Титову что угодно, только бы не как все. Мол, я специально на занятиях по стихийной магии ленюсь и не выкладываюсь на все сто, работаю спустя рукава. А я не ленюсь. Я вот базовый минимум – могу. А профильный максимум – это без меня. Кастовать файерболы, махаться водяными плетями, провалы в земле мутить и попутный ветер для кораблей забабахать – не-не-не. Стакан воды из атмосферы, огонек на ладошке, ощущение пустот под землей или там сквознячок – вот это мой стихийный уровень, я его прекрасно знаю. А чтоб выше головы прыгнуть – это выдрючиваться надо и кучу времени потратить. Мне ни того, ни другого не хочется!

Основной моей отметкой в этом семестре стала восьмерка. «Почти отлично», если по-русски. И это закономерно – я же носился, как Сивка-Бурка, вместо того, чтобы учиться волшебному делу настоящим образом! Если бы не Библиотека, вообще слетел бы в середнячки, а так – телепался на страничке колледжа в сети внизу вкладки «Наша гордость». Да, да, такая тут тоже была. Чтобы поддерживать что-то типа соревновательного духа. Получается, я оказался худшим из лучших.

Но зато – инициировался. Нас теперь трое таких на курсе было – Юревич, Ермолова-Кантемирова и я. С Тинголовым в этом плане существовали разночтения: очень уж дар у него редкий. Поиграть на дудочке и привести стадо тварей в несколько сотен голов на убой – это уже уровень мага второго порядка, или нет? При этом в остальном галадрим выше головы не прыгал: тот же огонек на ладошке и стакан воды из воздуха, что и у меня. Даже Ян Амосович разводил руками по поводу нашего Руари.

А я разводил руками под взглядом Барбашина, который укоризненно глядел в мой табель на экране планшета.

– Михаил Федорович Титов, – сказал он укоризненно. – Такой талантливый парень! Одаренный, можно сказать.

– Ну, а что? Я разве подписывался отличником быть? У меня, вон, работы полно, – я сунул руки в карманы. – Имею право, я взрослый человек! Чьим вообще ожиданиям я должен соответствовать?

– Помощник столяра, сборщик мебели, рабочий сцены, курьер, теперь – кровельщик? И еще этот, как его… Консультант по упорядочиванию и формированию библиотечных фондов! – поднял палец мой бывший куратор.

Я аж вздрогнул. Докопались-таки? С другой стороны – а могло быть иначе?

– Применяю свои таланты с Божьей помощью и по собственному разумению, – снова развел руками я. Этот жест в сегодняшнем разговоре становился с моей стороны основным. – Нравится чувствовать туго набитый кошелек в руках. Или на циферки на банковском счету пялиться. Мне голодранцем быть не подходит, пробовал. И вообще, я в одной статье читал, в газете – «нет стыдной работы, есть стыдное безделье!»

– Но библиотечные фонды…? – поднял бровь князь-опричник. – Это каким боком?

– А вы знаете, какая библиотека у деда Кости на Лукоморье? – сделал невинное лицо я. – Я полдетства в ней провел и кое-что в этом смыслю. А тут у нас Ингрия, культурная столица! У людей богатый внутренний мир, они книги любят. Но часто в голове такая каша у местной интеллигенции, что систематизировать свое духовное и интеллектуальное богатство самостоятельно они не могут… Вот я и помогаю!

Больше всего мне в этой моей тираде понравилось то, что я ни разу не соврал. Вот могу же нарезать как положено, если голову включаю!

– Ну-ну… – покивал Барбашин. – Но дело ведь не только в работах, да? Подвиги, любовь…

– Хоть слово скажите про Элю, – я прищурился. – И посмОтрите, что будет.

– Спокойно, Миша, – он даже экран на планшете выключил. – Спокойно. Я ведь не враг тебе, не начальник и даже больше не куратор. Ты взрослый мужчина, по всем меркам, а после второй инициации – мы с тобой и вовсе на одном уровне. Я понимаю, что тебя задергали уже с этой темой, и очень уважаю твой выбор и твое стремление защитить подругу…

– А ее не особенно надо защищать, она теперь с нами тоже на одном уровне, – ухмыльнулся я. – Вон, за окно взгляните, там общежитие в эклектичном стиле, с элементами барокко, неоготики и рококо, видите?

– А-а-ага? – князь со странным выражением лица взглянул в окно, где царил снежный ингерманландский декабрь. – Что, правда – она?

– Ну, – кивнул я. – Вот представьте: свидание, первое-настоящее, после долгого расставания, и девочке захотелось романтики, чтоб все красиво. Ну, и…

– Да-а-а-а… – протянул Барбашин. – Силища, конечно, запредельная. И прям что угодно может трансмутировать?

Мы с Элей после той ночи пошли к директору и признались – без подробностей. Мол, свидание было, встречаемся мы. Котика предъявили. Эльвира в своей обычной манере быстро-быстро принялась рассказывать, как ей хотелось, чтобы было вокруг все эстетично и атмосферно, как она волновалась перед встречей со мной, как я и Бабай Сархан ей сильно помогли, и как ее мама выздоровела. Полуэктов долго ухмылялся в бороду. Конечно, он был доволен, как слон: еще одна инициация второго порядка! Жирный плюс! А нюансы есть нюансы, они в случае с инициациями вообще мало кого волнуют. В конце концов, мы – два взрослых человека, более того, принадлежим к ничтожно малому проценту самых могущественных людей в Государстве Российском! Мы – маги натуральные, настоящие и всамделишные. К тому же – внеклановые.

Ага. Эльвира фамилию поменяла, но клану Кантемировых не присягала и в него формально не вошла. Но это отдельная песня…

– Ну, не прям «что угодно», – сказал я, поминая про себя дракона и его шутки про мушкетеров. – Неживое – лучше, живое – хуже, разумное – вообще никак. Позавчера приезжал Шакловитый – знаете такого? Вот он нас экзаменовал, способности оценивал.

– И что, и что? – заинтересовался Барбашин, кажется, уже и позабыв о цели своего прибытия в Пеллу.

– Привезли машину металлолома, тонн двадцать, наверное. Выгрузили на площадке, во-он там, под куполом. Эля из вторчермета шахматных фигур наделала, в человеческий рост, а я их драться заставил. Рубилово было – у-у-у-у…

– А! Я этот видос в «Эхе» видел. На страничке у Шакловитого. Он любитель эхони выставлять. Но что ваших рук дело – не знал, – вдруг лицо князя просветлело. Улыбка на его лице стала такой счастливой, как будто он разом решил если не все, то как минимум половину своих проблем. Он сказал: – Миша! Так это же прекрасно! Вы же можете отправиться на практику по выживанию вдвоем! А Юревичу напарники и вовсе не нужны, учитывая его ситуацию… Или Тинголова ему определим. Это сильно упрощает дело!

– Та-а-а-ак! – я уставился на бывшего куратора с подозрением.– Еще одна мутная практика? А летом это что было – легкая прогулка?

– Практику по выживанию называют еще «негаторной», – пояснил куратор. – Ее три года назад ввели, как раз с подачи этого твоего Пепеляева. Он же в человеческой ипостаси – нулевка, знаешь? Пару раз наглядно объяснял господам магам – то есть нам – чего стоит…

– … самонадеянность. – я кивнул. – Понятно. Если у вас получится нас с Элей в одну команду определить – будет офигенно. Мне прошлого раза хватило, когда их аспиды покусали… Бр-р-р-р-р!

– А нюансы не интересуют? – удивился Барбашин.

– А что – нюансы? Если «выживание» – значит, скорее всего, лес, пустыня, горы или другая дикая дичь, в хорошем смысле этого слова. Если «негаторная» – значит, повесите на нас негаторы, и мы будем выживать без магии. А раз мы уже маги второго порядка, значит – ценный ресурс, и гробить нас без дай-причины не станут, невыгодно это. Нас родное богохранимое отечество употреблять станет с чувством, с толком, с расстановкой. Поэтому возможность снять негаторы в случае крайней опасности у нас будет, – нарезал я. – Хотя, конечно, если снимем, то… Что? Вылетим из колледжа?

Барбашин сделал неопределенный жест рукой. А потом сказал с видимым одобрением:

– Сильно разумный вырос! И где тот парень, который энциклопедией дрался? Но ты не думай: просто не будет. В таких вопросах индивидуальный подход – это то, что доктор прописал! Держи вот, ознакомься, – он протянул мне брошюру с глянцевой обложкой, напечатанную на хорошей беленой бумаге.

– «Оазисы Васюганской Хтони. Автор – Ф. И. Поликлиников, доктор хтонических наук, гросс-профессор Ученой Стражи.»

– Что за фамилия такая дурацкая – Поликлиников? – удивился я. – Такие разве бывают? Реанимациев, Амбулаторнов, Кожвен-Диспансерский… Гы!

– Это псевдоним, – погрозил он мне пальцем. – И не гыкай мне тут! Все, изучай, а мне еще с начальством вашем переговорить. Практика у вас через два дня начинается, есть время подготовиться.

* * *

На улице сияло солнце, искрился снег, веточки деревьев обледенели и, кажется, позвякивали. Мороз щипал лицо, дыхание вырывалось изо рта клубами белого пара. На карнизах учебных корпусов и общежитий висели сосульки, старался-пыхтел на дорожке Маленький Братец, выгребая снег и пиликая что-то на своем, на роботском. Зимняя сказка!

Я никогда особенно не любил зиму, но если на тебе надет комбез «Арктика++» опричного производства и ботинки с подогревом – любой холод переносится гораздо легче. Надвинув на уши шапку, самую обычную ушанку, которую купил на рыночке в Пелле, я шел встречать Элю – у нее вот-вот должны были закончиться танцы.

Кантемирова (ох, как же трудно к этому все-таки привыкнуть!) легко сбежала по крыльцу мне навстречу. Она, вся румяная и сияющая, в приталенном полушубке и изящных валеночках, выглядела просто замечательно. А вязанная красная шапка с помпоном добавляли ей какой-то непосредственности и несерьезности.

– Привет!– замахала она на ходу и заулыбалась – очень красиво.

Варежки на ладошках у нее были тоже красные. Это она так отсутствие красной косынки компенсировала, похоже. Порыв ветра сдул снег с ближайших деревьев, и белые хлопья полетели на яркую шапку, полушубок и аккуратненький носик девушки. Она сдула снежинку и засмеялась.

– Ты как Снегурочка!– сказал я. А потом вспомнил, о чем читал в брошюре Поликлиникова, и вздрогнул: – Не-не-не-не…

– Что значит – не-не? – удивилась она и кинулась ко мне – обниматься.

Зимой это особенно забавное занятие – обнимание. Одежды на каждом – несколько слоев, все такие толстенькие и плотненькие, как пингвины, и объятия тоже получаются пингвинячьи. Но все равно – приятно. Она меня еще и в нос чмокнула!

– Так что там со Снегурочками не так? – спросила Эля.

– Негаторная практика, – пояснил я. – Барбашин приходил, вот – брошюрку мне принес. Как бы намекает.

Я достал из набедренного кармана книжечку и показал ей.

– О, шефа нашего творение, – тут же распознала она. – Феодора Иоанновича! У нас такая была, Клавдий по ней учился.

– Ого… – я, честно говоря, офигел от такой информации. Но потом спохватился: – Есть и хорошая новость: мы будем в одной команде, князь обещал! Ура?

– Ура, конечно! – легко согласилась Эльвира и спросила: – Пошли?

Кантемирова взяла меня под локоть, и мы двинулись вперед по аллее. Под нашими ногами похрустывал снег, темнело, загорались фонари – один за другим. Мы помалкивали. Я посматривал на Элю, внутри меня все свербело, и, наконец, я не выдержал:

– Поликлиников – это цесаревич Федор?

– Ну да! Я думала – это все знают! – а потом слегка испуганно прижала ладошку в варежке ко рту. – Прости, Мих, я не это имела…

– Не, не, все нормально, – замахал руками я. – Я и вправду не особенно жизнью династии интересовался. Да и сейчас не интересуюсь больше необходимого. Ну, только в самых общих чертах.

– Ну, все же знают, что Дмитрий у нас – по военной части, Василий – по экономической, а Федор – по научной, да? Вот, он в молодости экологией Оазисов занимался, изучал воздействие Хтони на живые организмы, много лет провел в Васюгане…

– Ну, не только по научной, – задумчиво проговорил я, вспоминая все, что знал про царевича, особенно про его умение внушать шок и трепет всем, включая хозяев Хтони. – Многогранная личность – младший сын нашего Государя. Но почему – Поликлиников?

– Мне самой было жутко интересно! Зачем псевдоним – понятно, подписывать научные работы «Грозный» – довольно странно. Но есть же какие-то официальные фамилии, когда члены династии путешествуют инкогнито. Смарагдовы, например, или Ионины, – принялась оживленно жестикулировать Эля. – Я у всех спрашивала, и все только отмахивались. Даже мама и дед! Знаешь, кто ответил?

– М?

– Алиска, Клавдиева. Ну, Селезнева. Она же в Александровской Слободе работает, в каком-то НИИ. Они там Грозных через день видят. И вообще – попаданка, ну, ты знаешь. Так вот, она смеялась сначала, а потом сказала что-то странное, типа – «для опытов!» – настал черед Кантемировой разводить руками.

Вдруг из кармана ее полушубка раздалась веселенькая мелодия – скрипочки какие-то. Эля вообще мелодии на звонке меняла чуть ли не каждый день.

– О, вспомнила Клавдия, – сказал она, свайпая по экрану. – Странно, он мне больше недели не звонил… Вообще – дуется, что я фамилию сменила. А теперь чего?

Она засунула смартфон под краешек шапки, прижав его к уху, и заговорила:

– Привет, братик! – сразу ее тон был доброжелательным, но потом голос Эли зазвенел, она сильно нервничала. – Что? Это почему? Зачем тебе? Клавдий, ты не… Что ты такое говоришь? Почему? Да потому! Что-о-о? Знаешь, Клавдий, я думала – уж ты-то поймешь! Хочешь – говори. И мне ни капельки тебя потом жалко не будет!

Я все это время пребывал в состоянии недоумения. Мне казалось – у этих двоих были нормальные отношения! А тут – прямо ругались, и Эля очень сильно злилась! Конечно, она ушла из клана, предала наследие и все такое, но младший Ермолов и сам не мог считаться образцом темного консерватизма. Встречался со светлой – и в основном по переписке, подумать только!

А потом Эля протянула мне свой телефон:

– Миха, он хочет говорить с тобой, – на ее лице застыло досадливое выражение. – Будет плести всякую фигню, я уверена. И знаешь, что? Делай с этим что хочешь. Мне все равно. Мое отношение к тебе не изменится, что бы ни произошло.

Это звучало странно, но аппарат я взял.

– Титов слушает, – проговорил я.

– Слушаешь, гаденыш малолетний? – голос Клавдия просто сочился ядом. – Я знаю, что это из-за тебя. Ты, мерзавец, используешь Элю! Как ты это сделал? Ты спал с ней? Наложил заклятье? Приворожил? Под кем ходишь, Титов? Чей ты человек? Воронцова? Нахичеванского?

– Ты втираешь мне какую-то дичь, – сказал я, свирепея.

– Я вызываю тебя, – прохрипел телефон. – Ты – маг второго порядка, это законно.

– Время и место? – спросил я.

– Заброшенный док №17 Пеллинского судоремонтного завода, знаешь, где это?

– Узнаю.

– Приходи сегодня в полночь. Не бойся, я тебя убивать не стану… Поговорим и разберемся, как мужчина с мужчиной. Как маг с магом… Оставь мою девочку в покое, слышишь?

– Пафосная дичь, – вздохнул я. – До встречи.

И отдал телефон Эльвире.

– Клавдий обещал открутить тебе голову за мою поруганную девичью честь? – глянула на меня она.

– Типа того. Пока что предложил просто поговорить, – я считал себя человеком порядочным и потому старался лишний раз не лгать. – Встретиться один на один.

Недоговаривать – другое дело. Даже – любимой девушке. Особенно – любимой девушке.

– И что ты думаешь делать? – поинтересовалась она. А потом заявила: – Если что – можешь не ходить, мне пофиг. Я не для того от них ушла, чтобы терпеть ермоловские забабоны дальше. Меня уже от них тошнит!

– Ну, пойду. Ну, поговорю, – пожал плечами я. – Будет наезжать – стану сопротивляться. Хоть Клавдий и наговорил мне какой-то бредятины, но он – твой брат, и я видел, как он о тебе заботится. Значит, глубоко внутри у него есть что-то хорошее… Наверное.

Я кривил душой, на самом деле. Историю про Ермоловых и кхазадов я помнил хорошо.

– Знаешь, – Эльвира переминалась с ноги на ногу, ей было явно неловко такое говорить. – Клавдий из тех людей, до которых действительно важные вещи доходят только через болезненный опыт. Например, до того, как он отправился в Паннонию с этой своей Селезневой, он был страшным снобом, за равных почитал только магов человеческого происхождения, да и то… А вернулся с гораздо более широкими взглядами! Алиска мне сказала по секрету, что ему там кто-то наподдал! Плохо такое говорить про родного брата, конечно, но уж как есть…

– Хотелось бы без этого как-то обойтись, конечно, – признался я.

Мне было страшновато: все-таки Клавдий очень, очень крутой, и, в отличие от меня, реально воевал. Но я в в рукаве имел не туза, а целого джокера, про который пока мало кто знал…

– Фу, – сказала Эля. – Какие противные разговоры мы с тобой ведем. Вроде вот договорились про «стань сам себе предком», а все равно – от родни никуда не деться.

– Ага! – вздохнул я. – А я все жду, когда батя объявится. Он ведь сделает это, и скоро! Есть у меня такое наитие… Пошли лучше к Лейхенбергу, он обещал какой-то кхазадский безалкогольный пунш сегодня замутить. И меня звал!

– А я не помешаю? – запереживала Эля. – Он все время ворчит, когда меня видит!

– О, нет, Эля, Тебя он сильно любит, хоть этого и не показывает.

– Да-а-а? А я думала, он ругается…

– Не-е-ет, «шёнес хенсеблюмхен» – это «прекрасная маргаритка!» – заверил ее я. – А «хуемадхен» – это «хорошая девочка».

– Хи-и-и-и-и! – мы шли и смеялись, и толкались, и кидались снежками, и были счастливы.

Глава 2

Поединок

В заброшенный док меня провел Вяземский. Это, конечно, звучит диковато, но Афанасий в зимний период взял – и пошел работать на завод. И устроил его туда я, через Фрола. Ну, как – устроил? Узнал информацию, что такой специалист там бы пригодился, и довел ее до ушей Вяземского. Он сразу офигел, конечно, а потом прикинул, посчитал деньги – и пошел на проходную договариваться о подработке.

Ну, а что? Княжич даром, что из великого клана, а на кармане свои средства иметь хочется и практиковать магию – тоже. С его специализацией на льде и холоде – предприятие готово было платить бешеные деньги! Ну, представьте, никакого обледенения на корпусах, незамерзающая гавань, и все такое… Вяземский оказался очень востребован, ему даже прозрачно намекали на контракты за пределами Пеллы – в отдаленной перспективе.

И вот теперь я следом за Афанасием шагал по почищенной от снега дорожке, вдоль административных корпусов, складских зданий и сухих доков в сторону самой дальней, забытой Богом и коллективом завода части промзоны. На молодом маге было легкое пальтишко, под ним – костюм-тройка с жилеткой и белой рубашкой. Никакого головного убора – его черные длинные волосы трепал ветер. М-да.

«Холод всегда мне был по душе!– женским голосом пропела остаточная память Руслана Королева. – Отпусти и забудь!»

Мне почему-то стало дико смешно, хотя я и не понимал причин своей веселости.

Спустя шагов двести Вяземский остановился. Развернувшись на каблуках, княжич жестом руки притормозил и меня. Мы находились у забора из ржавой сетки-рабицы, дальше громоздились только груды металла, остовы кораблей и вдалеке виднелась крыша эллинга.

– Он тебя уже там дожидается, – испытующе глянул на меня Вяземский. – Ты, Титов, конечно, парень бедовый, но это – Ермолов. Клавдий! Говорят, он семерых убил только за три года на дуэлях, и не последние маги были… Это ли не повод задуматься?

– Волнуешься за меня? – ухмыльнулся я, глядя ему в глаза.

– Вот еще! Подохнешь – я к Кантемировой снова подкатывать стану. Она ж теперь не Ермолова, почему бы и нет? – вернул мне ухмылку он.

– Скотина ты, Афанасий, – констатировал я. – Беспринципный мерзавец.

– А ты – позер и дурак, – парировал он. – И этот… Латентный парасуицидник. Продолжим выдавать очевидные вещи за оскорбления, или ты пойдешь туда и порешаешь свои вопросы?

– Пойду, – сказал я. – Если через час ни я, ни он оттуда не выйдем – сообщи, например, Борису Борисовичу.

– Сообщу. Лезть за тебя под удар Тьмы я не буду, Титов. Это ты и так понимаешь. Но к Розену в лабораторию в случае чего – доставлю, – Вяземский смотрел на меня с явным сожалением. – Дурак ты, что к нам в клан не пошел. Вяземские – нормальные. Кабальные у нас живут зажиточно, Государю мы никогда не изменяли, земли – полно… Взял бы двойную фамилию, Титов-Вяземский, были бы мы с тобой кузенами и очень влиятельными людьми…

– Я польщен, правда. Даже растроган, – снова оскалился я. – Обещаю – ваше предложение рассмотрю первым, если идея лучезарного сплочения и высокодуховного родственного единства с каким угодно кланом вообще станет для меня привлекательной. Я – сам по себе, Вяземский. При всем уважении.

– Дурак, я же говорю, – он махнул рукой и пошел прочь.

Даже странно, как порой те, кто раньше казался воплощением всего, что мы ненавидим, открываются с другой стороны. Афанасий – неплохой, просто – продукт среды, в которой воспитан. Но я-то тоже своего рода продукт! Даже – фрукт, если говорить начистоту.

– Питахайя, – сказал я вслух. – Или маракуйя.

А потом отодвинул погнутую створку ворот из металлопрофиля и прошел за ограждение. Снег тут тысячу лет никто не чистил, навалило по колено. Эдакий белый ковер – чистый, нетронутый. По воздуху, что ли, Клавдий сюда прилетел? На снегу-то следы должны были хорошо отпечататься. Хотя – с него станется. Есть же у Ермоловых эти левитирующие диски!

Я шагал по колено в снегу к доку №17, и на душе у меня было тревожно и неуютно. Уже отсюда, метров за триста, я видел этот кошмар в эфире: щупальца тьмы дергались и извивались, пронзая огромный эллинг – крытый ангар. Здоровенные такие щупальца, толщиной с мою ногу, и длиннючие – метров пятнадцать или двадцать. Это не аура, это дикая дичь просто! И я туда должен идти! Зачем мне это вообще, можно, я чай пойду пить, с баранками?

– Я вижу тебя! – раздался голос как будто из преисподней, и щупальца рванулись ко мне.

Клавдий не собирался мешкать: он решил разделаться со мной сразу, даже не выходя из укрытия. Ну, так и я в таком случае мог не миндальничать: мои руки сжались в кулаки, и эллинг тоже сжался, повинуясь движениям вездесущих серебряных нитей. С жутким стоном вмялась внутрь крыша, грохоча и разрушаясь во время движения, схлопнулись стены, поднялся пузырем пол! Жуткая какофония звуков воцарилась в заброшенной части промзоны, а я все лепил, лепил из эллинга огромный ком, сжимал его, давил, пока щупальца не исчезли совсем.

– Вот, нафиг! – сказал я и плюнул себе под ноги, когда щупальца пропали, скукожившись под грудой обломков.

Похоже, мне удалось с ним расправиться! Ну, надо же – а разговоров-то сколько! Ермоловы – то, Ермоловы – это… Подумаешь! Придавил я его строительным мусором, вот и все дела. Тоже мне, сильнейший клан в Рос…

– ТАДАХ! – ком из металла, бетона и дерева, в который превратился огромный эллинг, разлетелся в стороны, настоящий дождь из обломков обрушился на покрытую снегом землю, и я увидел Клавдия: страшного, в изорванном кожаном плаще, с растрепанными волосами и окровавленным лицом.

– TENEBRIS DAMNATA PALUS! – проревел он, шевеля разбитыми губами.

А потом Тьма метнулась ко мне, проникла в нос, уши, в рот, в каждую пору моего тела, я почувствовал себя так, будто окунулся в бочку с вязким мазутом, и никаких шансов освободиться я не видел. Я вообще ничего не видел! Не слышал, не обонял, не… Да я дышать не мог и шевелиться – тоже. Ощущение стопроцентной гадливости и омерзения заполонило все мое нутро, меня мутило, тошнило – и я ничего не мог с этим поделать.

– Вот так, гаденыш, – прозвучало это через минуту, час или год, я не знал.

Глаза мои смогли приоткрыться, и сквозь пелену Тьмы я увидел Клавдия, который шарил по карманам своего рваного плаща.

– Крепенький паренек, должен признать, – он погрозил мне пальцем. – Ничего, ничего. Я преподам тебе урок. Клятая Багна впитывает ману, как губка, черпает до самого дна и даже дальше… Может, ты и восстановишься, вполне может быть. Когда-нибудь. Но это не точно.

Он наконец нашарил то, что искал в кармане. Искомым оказалась банальная металлическая плоская фляжка. Открутив крышечку, Ермолов сделал хороший глоток.

– Это нехорошо – так поступать с девочкой, Михаил. Ты лишил ее всего, понимаешь? Положения в обществе, стабильного будущего, поддержки родных… Кантемировы? Нет, она не станет членом их клана, у горцев свои обычаи, которые Эля соблюдать не захочет и не сможет. Ты бросишь ее – я ведь вижу тебя насквозь. Смазливый сукин сын, ушлый и пронырливый, которому повезло выиграть в магическую лотерею. Ты поиграешься и сбежишь. Сколько у тебя таких девчонок было? Пальцев рук хватит? Ну-ну, моргай, моргай… Багна работает, и даже будь у тебя внутри винная бордосская бочка вместо резерва – скоро все будет кончено. Ты у меня станешь магическим инвалидом. А учитывая, что по факту ты – бездомный пройдоха, реабилитироваться ты будешь естественным путем. Годика два или три.

Ермолов снова отхлебнул из фляжки и аж крякнул от удовольствия. Я пытался понять, на каком свете нахожусь, что вообще со мной происходит, но осознать смог только одно: угол зрения был странным! Я, похоже, висел метрах в четырех над землей, лицом вниз, макушкой к Клавдию, смотрел на него, получается, исподлобья. И кое-что видел. Кое-что у него над головой.

– Понимаешь, какая штука, Мишенька… – фляжка забулькала снова, и вроде бы закончилась. – Эля – единственный человек, с кем мне было легко. Единственная родная душа, которая меня принимает. Принимала. И ты отнял ее у меня.

Зараза, как же мне хотелось орать на него благим матом! Какую дичь он нарезал, подумать только! Это и называлось – с больной головы на здоровую, точнее и не скажешь… Они там щенят убивают и руки ножами режут, и очень хорошую девочку чмырят за то, что она – трасмутатор, а не темный маг, как будто это от нее зависит! А виноват – я. Ненормальные.

– А с Элей мы помиримся. Она ведь отходчивая, знаешь? И я, когда стану главой клана, приму ее обратно. Она Ермолова! – он уселся в позе мыслителя на один из обломков, который уже стало слегка засыпать снегом, и разглядывал меня, устроив свой подбородок на кулаке.

Его локоть при этом упирался в колено, а вся фигура приобрела несколько расслабленный вид. И над головой у Ермолова я уже очень отчетливо видел кое-что весьма для меня интересное! Поплыл темный, точно – поплыл! Может, из-за фляжечки своей, может – от усталости и куража от мнимой победы…

– Ага, – сказал он. – Можешь попробовать погеройствовать, побрыкаться. Твоя бордосская бочка уже показывает дно, парниша. Ты теперь – почти цивильный. И уж точно – не маг второго порядка. О, давай, скажи, что хочешь, я тебе разрешаю!

Клавдий пошевелил пальцами, и я почувствовал, как рот и нос освобождаются от… От… Я понятия не имею, что это было, я не видел его, только чувствовал бесконечную тошноту и омерзение.

– Бензовоз, – сказал я сразу, как только смог.

– Что? Какой еще бензовоз? – он даже вскочил со своего трона из бетона, ржавой арматуры и снега.

– У меня резерв размером с бензовоз, – пояснил я, и от души хлопнул ДВЕРЬЮ, которая висела у него над головой. И тут же пожалел об этом: заклинание Клятой Багны рассеялось, и я полетел вниз.

Только и успел, что извернуться и ткнуться в обломки сначала ступнями, потом – коленями, потом – ладонями, и только после этого – телом и головой.

– А-а-а-а-а-ы-ы-ыть! – я корчился на камнях не столько от полученных травм, сколько от отходняка после слетевшей с меня Клятой Багны. – Туповатый ты, Ермолов! Ща-а-ас я тебя…

Я видел, что он в полной бессознанке лежит в пяти шагах от меня. А черная, металлическая, матовая дверь над его головой в полуприкрытом состоянии ходит туда-сюда, и из щели вылетают мерзкие черные хлопья. И, очертя голову, не думая и не рассуждая, я ринулся в эту дверь, потому что там и только там я мог противостоять этому чудовищу.

* * *

Как может выглядеть Библитека Темного мага? Классически! Огромный готичный зал, полный мрачных фолиантов в черных кожаных переплетах, кругом – позолота, темное дерево, паутина, копоть… Свечи стоят там и сям, на полках, на столах, на подоконниках… Гигантская люстра-подсвечник под высоким потолком, на ней тоже – свечи, свечи, свечи, оплывший воск и чадящие огонечки. И это меня назвали парасуицидником? У кого в башке могут свечи стоять рядом с книгами, вообще? У конченого психа, ясное дело!

На полу – мозаика со сценами охот и сражений, максимально натуралистично, с потрошением и кровищей. На стенах – гобелены с изображениями чудовищ и демонов. В общем – скучно и неинтересно.

Стоит отметить: среди всего этого мрака выделялись два шкафа гораздо более светлых тонов. Один – стеклянный, сверкающий ослепительным галогеном или ксеноном (не очень разбираюсь), как будто снизу установили лампы дикой мощности для подсветки. Там, на полках, в строгом порядке лежали стопки белоснежных листов бумаги на канцелярских зажимах, одинаковой толщины, исписанные идеальном каллиграфическим почерком. «АХ, АЛИСА!» – вот что значилось на стеклянной же табличке серебряными буквами, на самой верхней полке этого стеллажа.

А вот это – очень интересно!

Второй же шкаф относился к Эльвире, тут все сразу было понятно. Конечно – желтенький, теплый даже на вид, и книжки в нем стояли сплошь в ярких обложках. Любит братец сестрицу. Это, конечно, хорошо… Но не для меня в данной конкретной ситуации.

– Гра-а-а-а!!! – раздалось откуда-то с потолка.

Чисто инстинктивно я отпрыгнул к одному из стеллажей – и вовремя! Сверху на пол грянулась мускулистая фигура, человекоподобная, но вместе с тем – нечеловеческая. Здоровенный черный резиновый гомункул без лица, ушей, волос и первичных половых признаков! Ну, и одежды тоже не было, понятно. И как только орал, без рта?