Текст книги "Когда осенние печали. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Эвелина Пиженко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Партия… – закрыв заплаканные глаза, Аня горько усмехнулась, – Будь она проклята, эта партия…
– Дело не только в этом, – нехотя отвернувшись, Виталий положил локти на колени и низко опустил голову.
– А в чём? – Аня снова безучастно смотрела перед собой.
– Есть ещё одно обстоятельство… – он выдержал недолгую паузу, как бы собираясь с духом, – Сандра… в общем, она опять беременна. Я предлагал ей сделать аборт, но она отказывается наотрез. Я...
– Уходи, – услышав страшную для себя новость, Аня не дала ему договорить.
– Аня…
– Уходи… – выдохнула она из последних сил, – Слышишь?.. Уходи…
…Дождавшись, когда за Виталиком захлопнется дверь, Анюта ещё какое-то время сидела в оцепенении. Затем, медленно поднявшись, накинула на себя платье – прямо на голое тело, и вышла на улицу. Чуть пошатываясь, дошла до калитки, зачем-то открыла вертушку… вцепившись в острые наконечники, какое-то время стояла, вглядываясь вдаль…
– Далеко собралась?..
Она не сразу поняла, что оклик относится к ней. Так же медленно повернувшись, увидела свою хозяйку – в коричневой плюшевой куртке, длинной, в сборку юбке и калошах, надетых поверх тёплых вязаных носок, в шерстяном цветастом платке, Мария Гавриловна с нескрываемым укором смотрела на свою жилицу. Видимо, женщина убирала опавшую листву – рядом, прислонившись к стене сарая, стояли грабли и метла.
– Здесь река далеко?.. – бледная, как мел, Анюта спросила это пересохшими губами, еле слышно, но, судя по ответу, хозяйка всё поняла.
– Может, тебе верёвку с мылом? – в тоне женщины не было ехидства, а только строгость, – И ходить далеко не надо…
– Может…
– Что, дел наделала, теперь – в кусты? – отряхивая на ходу руки, Мария Гавриловна неторопливо подошла к девушке, – А другие пусть разгребают?!
– Я жить не хочу…
– А придётся… – хозяйка стянула с головы тёплый платок и накинула Анюте на плечи, – А ну, пойдём в хату… А то на улице уж рассвело… неча других своим горем радовать. А, ну, идём…
Глава 23.
От Анюты Виталий уходил с двойственным чувством. С одной стороны, он испытывал искреннее счастье от того, что она ответила на его страстный порыв. Она не прогнала его, не закрыла перед ним дверь… она, действительно, любила его всё это время, её любовь сквозила в каждом движении, в каждом взгляде её синих-пресиних глаз…
Но, с другой стороны, он испытывал жгучую ревность. Она выходит замуж… и, если их связь не прервётся, то ему придётся делить её с законным мужем… Другого выхода у них нет. Хотя, то, что она будет не свободна, пожалуй, сейчас только на руку… она не будет предъявлять к нему претензий и не откроет их тайну Сандре. Тем более, вряд ли Аня расскажет своему жениху о том, что она изменила ему перед самой свадьбой.
…Откуда он взялся, этот курсантик?.. Впрочем, для такой красивой девушки, как Анюта, всегда найдётся ухажёр. Она не останется одна, и, уж лучше один соперник, чем постоянно меняющийся состав. Ведь сам Виталий не может предложить ей руку и сердце. На данный момент он крепко связан брачными и карьерными узами… Но и потерять свою Анечку в очередной раз он вовсе не хочет, тем более сейчас, когда их отношения переросли в настоящие, любовные…
Видимо, придётся жить с этой вечной болью и радостью вперемешку…
Что ж, пожалуй, это даже интересно… Новая роль пробуждает азарт.
Он совершенно спокойно не пришёл сегодня ночевать домой. Александру положили в больницу, с угрозой выкидыша, с сыном сидит Галина, он сказал ей, что вернётся поздно, и сейчас они уже спят. Встречать скандалом некому, и от этого на душе ещё радостнее. Хорошо, что тесть подарил им машину – нет проблем, как добраться домой в пять утра.
…Подъезжая к дому, Виталий с тревогой заметил, что окна его квартиры светятся. Понимая, что что-то произошло, он по пути лихорадочно придумывал причину своего ночного отсутствия. Перед тем, как открыть дверь, на секунду задержался, затем, решительно выдохнув, вставил ключ в замочную скважину.
– Ну, что, зятёк… – Семён Ильич, заложив руки за спину, неторопливо вышел в прихожую, – Решил взяться за старое?
– Здрасьте… – разувшись, растерянно поздоровался с ним Виталий, – Что случилось?
– Ну, и на каком же это ты собрании так засиделся? – тесть оставил его вопрос без ответа, – Аж до шести утра…
– Я потом объясню… – молодой человек, действительно, не знал, что отвечать, и даже не пытался это сделать, – Что произошло?
– Виталик, Миша заболел… – Галина выглянула вслед за Семёном из гостиной, – Температура поднялась, а тебя нет. Я скорую-то вызвала, они приехали, говорят, нужно госпитализировать. Пришлось звонить Веронике…
– С твоим сыном сейчас бабушка в больницу уехала, – Семён Ильич продолжал грозно смотреть на зятя, – а я так и не услышал, почему тебя дома не было в это время?!
– Я… я был у родителей…
– Зачем врёшь? Вера сразу им позвонила. Тебя там и близко не было.
– Знаете, что, Семён Ильич… – собравшись с силами, Виталий решил поменять тактику, и сам пошёл в наступление, – Я уже достаточно взрослый человек, чтобы не отчитываться, где я был, особенно перед вами. Если и буду, то только перед вашей дочерью. А с ней мы сами разберёмся.
– Ошибаешься, зятёк. За свою дочь я любого по стенке размажу. Ты меня уже знаешь… Учти. Каждый твой шаг отныне мне будет известен. У меня есть такая возможность, можешь не сомневаться. И, если я получу подтверждение своим подозрениям, пеняй на себя. Никакой карьеры тебе не обломится. И поедешь ты по распределению осваивать сибирские просторы, беспартийным алиментщиком.
Разговор с тестем привёл Виталия в бешенство. Едва дождавшись девяти утра, он поехал к родителям. В связи с годовщиной революции отец уехал на праздничные мероприятия, дома была лишь мать, но и та вскоре должна была отправиться в театр. Упуская подробности сегодняшней ночи, Виталий вкратце рассказал ей об угрозах тестя.
– Что-то он больно борзым стал, – сидя в мягком, кожаном кресле в комнате матери, Виталий зло поджал красивые губы, – ментяра… думает, я за его паршивую квартиру и машину буду сапоги ему целовать?!
– Будь осторожнее, сынок, – Софья, по обыкновению, театрально откинулась на спинку дивана и положила ногу на ногу, – Семён человек сложный. Если кого невзлюбит, это навсегда.
– Да я что, в конце концов, не имею права на личную жизнь?! Мне его ментовские рекомендации не нужны, так что пусть воздух не сотрясает. У меня свой отец есть.
– Виталик… – Софья бросила на сына осторожный взгляд, – Ты с ним не ссорься. Я тебе ещё не говорила… у папы крупные неприятности.
– Что за неприятности? – Виталий нахмурился, – И по какой линии?
– Ты же слышал, что первого секретаря забрали в Москву?
– Ну, да… слышал…
– А новый пришёл, и начал новую политику. У папы с ним не получилось контакта.
– На какой почве?
– Ну… – Софья неожиданно замялась, как будто не хотела говорить правду, – Скажем так, на почве отношения к театральному искусству…
– Из-за тебя? – сразу уловив суть, Виталик опустил глаза и сидел, пристукивая носком ноги по ковру.
– Ну… в общем, да…
Отвечая на вопрос сына, Софья смутилась. Ни для кого в театральной среде не было секретом, что своему званию примы театра она обязана лишь своему супругу, курировавшему культуру и искусство. Так же мало кто не был в курсе, что этот факт подкреплялся очень близким знакомством самого Мясникова с первым секретарём обкома партии, закрывавшим после их совместных посиделок в сауне глаза на бездарность примы областного драмтеатра.
Теперь же, когда первый секретарь пошёл на повышение, ситуация изменилась. Его преемник имел изысканный театральный вкус, поэтому сразу указал Мясникову на использование служебного положения в личных целях.
– И – что? Его увольняют из обкома?
– Пока нет, но... мать совершенно неожиданно сделалась серьёзной, – Там всё очень сложно. Ты не ссорься с Семёном. Времена заходят непростые. Всё может случиться… А Семён крепко в своём кресле сидит, и Алю никогда не оставит. Тем более, твоих детей. Не забывай, что их теперь у тебя двое.
– Пока не двое…
– Считай, что уже двое.
– Один – не мой… – парень упрямо поджал губы, – Ты знаешь…
– Тс-с-с… – Софья прижала указательный палец к губам, – Забудь об этом. Во всяком случае, пока – забудь… Помни только о том, что у тебя впереди большое будущее. Не рушь его своими руками.
– Знаешь, иногда мне просто дико хочется высказать этому менту, что Мишка – не мой сын… и что его горячо любимая доченька нагуляла его неизвестно от кого. Я уже готов пройти процедуру на предмет установления отцовства.
– И об этом пока забудь! Ты только настроишь его против себя, а анализ крови не подтверждает, а только предполагает отцовство. Могут быть совпадения. Не порть себе репутацию… И с ночными прогулками завязывай… Ни одна девка на свете не стоит твоей карьеры. Запомни… Ни од-на!
***
Только оказавшись в доме, Анюта почувствовала, как озябла, пока стояла на улице возле калитки. Зуб не попадал на зуб, и было непонятно, от чего эта дрожь – от холода, или от нервного потрясения.
Войдя в комнату, Мария Гавриловна сразу бросила взгляд на разобранную постель. Увидев на белой простыне красное пятнышко, сдвинула брови и осуждающе покачала головой.
Анюта всё ещё была в оцепенении. На негнущихся ногах она медленно прошла к кровати и присела на самый край. Ещё раз окинув её строгим взглядом, хозяйка сходила к себе и принесла какой-то газетный кулёк. Развернув, высыпала содержимое в эмалированную кружку – частички какой-то измельчённой травы почти беззвучно упали на дно. Поставив на электрическую плитку большой тёмно-синий чайник, женщина вернулась к Анюте. Девушка так и сидела, глядя перед собой и сложив на плотно прижатых друг к другу коленях руки.
– Сейчас вода закипит, я тебе чай заварю, – присев напротив, Мария Гавриловна посмотрела на Аню у же более участливо, – что ж ты так? В женихах запуталась?
– Это не жених…
– А кто? Может, он тебя снасильничал? Ты говори, не бойся, от меня никуда не уйдёт.
– Нет… я сама…
Аня говорила еле слышно, едва шевеля бледными, пересохшими губами. Она как будто потерялась в пространстве и во времени… Не было сил ни мыслить, ни говорить.
– Что ж ты теперь Саше-то своему скажешь? Как оправдываться будешь? – в тоне хозяйки слышались и строгость, и сочувствие одновременно.
– У меня нет больше Саши…
– На гулящую ты не похожа… я ж так и думала – хорошая пара…
– Я не гулящая… я сама не знаю… как всё вышло…
– Зачем же ты его звала?! Этого, который утром уехал?
– Я не звала… он сам пришёл. А я… его люблю…
– Любишь?! – Мария Гавриловна вскинула удивлённо густые брови, – Вот так раз… а зачем же замуж-то за нелюбимого идёшь?!
– Саша… он хороший… он меня любит… И Виталик любит…
– Так чего ж вы с Виталиком-то не поженились?
– Он уже женат…
– Ах, ты, Господи!.. – хозяйка схватилась руками за лицо, – Женат!.. Да что ж ты, девка, натворила-то?! Перед самой свадьбой, да ещё и с женатым!..
– Я не знаю… я не хотела… я убраться пришла… я его не ждала…
– Так зачем ты его впустила? Женатый, да ещё и вечером… кто ж пускает?! Ты сама и виновата.
– Я знаю… Я всё расскажу Саше.
– Ты замуж-то за него зачем собралась, если не любишь?
– Он мне нравится… – Аня так и сидела, глядя отрешённым взглядом куда-то в стену, – Мы встречались полтора года… мне с ним было спокойно… А Виталик… я его давно люблю…
– А ну, погодь… я сейчас…
Услышав бряканье крышки кипящего чайника, Мария Гавриловна сделала рукой жест и торопливо вышла на кухню. Заварив в кружке принесённый чай, накрыла её сверху маленьким блюдцем и укутала чистым кухонным полотенцем. Вернувшись, снова уселась напротив Анюты.
– Я чай заварила. Пока суть да дело, и попьём… а ты говори… выговаривайся…
Говорить желания не было… но Анюта, с паузами, нехотя, всё же рассказала хозяйке всю историю их отношений с Виталиком – от начала до конца. Слушая её, та то понимающе кивала, то осуждающе качала головой…
– Выходит, ты сама нечестно с подругой-то поступила, – Мария Гавриловна поправила на шее шерстяной платок, – и в тот раз не поняла, как всё произошло… и в этот… Эх, девка… вот и хорошая ты вроде… строгая на вид… А поступки неправильные совершаешь. Ну, да ладно, пойдём на кухню, чай уж заварился. Я там оладышков принесла, вчера пекла, но как свежие…
От принесённых хозяйкой оладий Аня отказалась. Кусок не лез в горло. До приезда Елены Ивановны оставалось всего три часа, а у неё не было сил ни собраться, ни поехать на вокзал. Она взяла лишь налитый Марией Гавриловной чай и пила его маленькими глоточками, как будто боясь обжечься.
– Саша приедет, я ему всё расскажу…
– Если замуж передумала выходить, то расскажи. Чтобы не мучился, не думал, чем тебе не угодил.
– Я не знаю… я теперь ничего не знаю…
– Да только этот твой, Виталик… он теперь тебе проходу не даст. Развязал узелочек… хорошего не жди.
– Я не буду больше с ним встречаться.
– Это ты так себе думаешь. А у него, может, другие планы. Если жену бросит, то ещё один грех на тебя ляжет. Да и нельзя за мужиков выходить, у которых дети уже есть. Ох, нельзя…
– Он не бросит её… ему нельзя её бросать. У них второй ребёнок скоро будет…
– Значит, кобель он. И с ней играет, и с тобой играет. Ох, девка… неладный он парень… ох, неладный. Тебе бы от него подальше… да ведь любишь.
– Что же мне делать… я не знаю… – Анюта говорила почти беззвучно, одними губами, но, на удивление, собеседница понимала её речь, – Мне перед Саше стыдно… как я ему всё скажу…
– То, что ты наделала, плохо… только хуже ещё бывает…
– Не бывает… – Аня медленно покачала головой, – Хуже не может быть.
– Может, – усмехнулась Мария Гавриловна, – если ребёночек будет.
– Какой ребёночек?.. – Анечка впервые подняла на свою хозяйку округлившиеся от испуга глаза, – У кого?!
– Так не у меня же.
– У меня?!
– А что ты думала? Детки, они именно таким путём и появляются.
– Нет… – Аня отчаянно замотала головой, – нет…нет…
– Хоть тысячу раз скажи… а, если червячок завёлся, то никуда не денешься.
– Ужас… что я наделала…
– Вот тебе мой совет… – женщина снова строго посмотрела на девушку, – Причешись, умойся… прибери тут всё… и езжай мать встречать. Всё ей расскажи, пока те родители не приехали. А уж что она тебе посоветует, то и делай.
– Мама… как я ей скажу… – представив, как она сможет признаться Елене Ивановне в своём поступке, Аня закрыла глаза, – Я не знаю… нет, я не смогу… и Саше… не смогу…
– Ну, тогда и не говори, – откинувшись чуть назад, Мария Гавриловна удовлетворённо скрестила на груди руки, – оставь всё как есть. Схорони в себе.
– Но тогда я обману Сашу. Он не заслужил…
– Вчера надо было думать, что он не заслужил. А сегодня уже поздно.
– Я должна ему рассказать… если не простит, то…
– Нет уж, девка, – Мария Гавриловка пристукнула ладонью по столу, – если говорить, то свадьбу расстраивать наверняка. Если всё же решилась замуж – молчи! Как рыба молчи!
– Но это же нечестно…
– Нечестно жениху изменять. А молчать – это семью хранить. Ты только подумай – он сейчас только о тебе и думает! Только тобой живёт, службу несёт! У него радость такая на душе, он друзьям про тебя рассказывает… А ты ему – на-ка подарочек! Заслужил он это, как думаешь?
– Нет…
– Вот то-то и оно. Пусть эта боль при тебе и останется. Неси её, как наказание. А Саша твой хороший, я сразу заметила. Ты за ним не пропадёшь. О родителях подумай – они в такую даль едут, столько денег потратили, подарки, небось, накупили!
– Ой, мамочки… – уронив голову в ладони, Анюта всхлипнула, – Что я наделала… мне жить не хочется… Лучше утопиться!
– А за это больше ни слова! – женщина сердито поджала губы, – Ишь, какая… жить ей не хочется! Натворите делов, а потом жить вам не хочется! А родителям каково?.. – Матери – каково?! А ты знаешь, что такое своё дитя в гробу увидеть?! Как на могиле выть да волосы на себе рвать!..
Отняв руки от лица, Анечка удивлённо смотрела на неожиданно расплакавшуюся Марию Гавриловну. Она никак не ожидала, что строгая, даже суровая хозяйка может давать волю слезам.
– Не плачьте… – девушка осторожно дотронулась до морщинистой, в тёмных пятнышках, натруженной руки, – Мария Гавриловна… ну, пожалуйста… не плачьте… извините меня…
– Я ж вот дочку так схоронила… – вытирая заплаканные глаза кончиком платка, женщина шмыгнула носом и громко сглотнула слёзы, – Уж третий год, как в сырой земле лежит…
– Простите… – от услышанного Анюта переменилась в лице, – Я не знала…
– Понятное дело, что не знала… – Мария Гавриловна судорожно вздохнула, – Только как думаешь, откуда у меня, шестидесятидвухлетней старухи, пятилетний ребёнок?.. Не сама ж я его родила…
– Это же ваш внук, Дениска… я знаю…
– То-то, что внук… сирота горькая.
– А где его папа?
– Папа… – женщина горько усмехнулась, – Папа от него отказался… Я ж Розочку поздно родила… аж в сорок лет. После войны женихов-то не было… Те, что вернулись, молоденьких выбирали, а мне-то уж двадцать три года тогда исполнилось…
– Это же мало…
– Это сейчас кажется, что мало. А тогда… – чуть успокоившись, Мария Гавриловна положила на стол локти и чуть подалась вперёд, – Жених-то у меня был, до войны ещё… мать не дала нам пожениться, говорила, вдруг его убьют, и останусь я вдовой. А его осенью сорок первого призвали… так и ушёл, женихом…
– Он погиб?.. – Аня снова взяла в руки кружку и, не сводя с хозяйки взгляда, осторожно отпила несколько глотков.
– Нет, – глядя куда-то вперёд, Мария Гавриловна чуть наклонила голову набок, – вернулся. Только не один, а с невестой. Санитарочка, вытащила его с поля боя… так и женился там на ней, прямо на фронте. А мне что делать?.. Так и осталась одна. Парни-то на шестнадцатилетних заглядываются, а мне год за годиком счёт идёт… Так до тридцати лет и прокуковала в своей деревне. Пахала в колхозе, от зари и до зари. А ночами дома воем выла, да так, чтоб мать не слышала… На танцы, или посиделки какие соберусь – мать в дверях стоит… Куда, мол, кобыла, собралась? Не стыдно? А мне и правда, стыдно… там же молодёжь одна… а мне уже считай скоро четвёртый десяток пойдёт… ну, и вот… – вздохнув, женщина чуть поёрзала, устраиваясь поудобнее на табуретке, – Приехала подруга из города, говорит, чего ты тут, в колхозе, сидишь? Так и помрёшь в девках. И сманила меня сюда, в город… Пошла я на завод… общежитие получила. Потом своего первого мужчину встретила… он инвалид был, без ноги. Да я и этому рада, природа ж своё требует, подруга скоро внуков нянчить начнёт, а у меня ещё и деток не было. Да я и не ждала… к тридцати девяти бесплодной себя считала, а в сорок-то и родила… И так я радовалась доченьке своей… Розой назвала, думала, будет она у меня цвести, как розочка…
– И что потом?.. – слушая горестный рассказ, Аня даже затаила дыхание, казалось, что она на какое-то время забыла о собственной беде.
– Муж мой быстро умер, Розочке ещё и года не было. Раны дали о себе знать… И остались мы с дочкой вдвоём. Я вот этот домик купила, одна его обустраивала. Нарочно на две половины разделила, думала, выйдет Роза замуж, будем рядом жить… Так и вышло. Только не совсем по-моему…
– Что-то произошло?..
– Произошло. Замуж Роза вышла рано. Ей семнадцать было, а жениху чуть больше… Поженились… в армию он ушёл, а Роза осталась… а через месяц оказалось, что беременная… Муж через два года вернулся, Дениска уже бегал, «мама-папа» говорил… Живи да радуйся! Только не судьба была радоваться. Кто-то что-то наговорил зятю… мол, ребёнок у Розы не его. Мол, как проводила она его в армию, так и загуляла. Уж как она ему доказывала, что неправда это… да и Дениска-то на него похож, а вот упёрся, и всё тут. Собрал вещи, и ушёл. Да ещё напоследок Розу всяко обозвал…
– А она?..
– А она… – женщина опустила взгляд и судорожно вздохнула, – Она в тот же вечер пошла и повесилась. Всю ночь я её искала… а утром нашла…
– Где?! – от услышанного Анюта ещё больше побледнела и сжала ладони.
– Вон в том сарае… – Мария Гавриловна кивнула головой на окно, за которым виднелся потемневший от времени сарай, – Я-то её по улицам ищу… а она и со двора не выходила.
– Как же вы теперь тут живёте?!
– А куда нам деваться? Другого жилья у нас с Дениской нет. Так и живём… если бы не жильцы, по миру пошли бы давно. Да ты не бойся… – заметив, что девушка снова покосилась на окно, Мария Гавриловна скорбно покачала головой, – Привидений у нас нет. Никому моя Розочка не является… правда, предыдущий жилец, как узнал мою историю, так сразу и съехал… А я схитрить хотела, не стала вам всё рассказывать. Пенсия у меня небольшая, зять алиментов не платит… а опекунство я не оформляю…
– Почему?
– Тяжко это… про родную дочь всем рассказывать, да Дениску лишний раз расстраивать… Он теперь понимать всё стал, спрашивает, где его мама с папой… А что я ему скажу?.. – Мария Гавриловна в очередной раз тяжело вздохнула, – Ну, вот, теперь и ты знаешь нашу историю. А тебе теперь решать… выходить за своего Сашу или нет… и жить у меня, или бежать отсюда без оглядки.
– Я так хочу, чтобы вчерашнего вечера не было…
– А ты представь, что не было. Тяжко, знаю… только это лучше, чем себя в могилу загонять.
– А, вдруг, и Саше кто-нибудь расскажет… – Аня опустила глаза, – Или он сам всё поймёт…
– Ты, главное, для себя реши, чего ты хочешь. Ты ж потом тут будешь жить… а Виталик этот дорогу сюда знает… Если дашь ещё слабину, беда будет.
– Не дам… – Аня печально покачала головой, – Я, правда, хочу всё забыть.
– Хотелось бы верить. Да сердце женское из ваты сделано… – Мария Гавриловна тяжело поднялась из-за стола и, пройдя к выходу, обернулась, – Ты вот что… поезжай-ка на вокзал, встречай гостей. А я пойду, обед приготовлю, а то не успеть тебе уже. Продукты-то есть?
– Есть, – Аня тоже встала и, приблизившись к холодильнику, открыла настежь дверцу, – вот, всё, что найдёте, берите.
– А глупые мысли из головы выкини! – хозяйка на секунду застыла, потом резко повернулась к выходу, – Не для того тебя мать рожала, чтобы потом слезами обливать. И за меня не переживай. Про то, что знаю – никому не скажу. И не только из-за тебя… Сашу мне твоего жалко. Хороший парень.
Глава 24.
– Аня, не дёргайся!.. Стой прямо!.. – соседка по комнате, Люба, запустив длинные пальцы с ярко-красным маникюром в уложенные в затейливую причёску волосы Анюты, отразилась в зеркале из-за её плеча, – Я сейчас всё поправлю… Только стой спокойно!
– Ой!.. – невольно вскрикнув, Анечка плаксиво наморщила лицо, – Больно!.. Люб, ты осторожнее… не помни…
– Не боись… – зажав во рту вытащенную шпильку, Любка сняла с Анютиной головы фату и протянула её другой соседке по комнате, Ольге, – Держи!..
Стоя напротив небольшого зеркала, которое девчонки сняли со стены и поставили на тумбочку, Аня терпеливо наблюдала, как подруга поправляет ей причёску, нечаянно смятую порывистым ветром. Анечка только что вернулась из парикмахерской, где ей уложили волосы и прикрепили к ним фату, но, пока она бежала к себе в общежитие, несколько прядей вырвались на свободу, и теперь причёска требовала коррекции.
Пока Любка, которая на целую голову была выше самой Анюты, ловко орудовала маленькой, с длинной ручкой, расчёской и украшенными белыми бусинами шпильками, Аня разглядывала своё отражение. Даже без лишней скромности сейчас она могла признаться, что такой красивой не видела себя ещё никогда. Белое трикотиновое платье до самого пола, с широкими кружевными рукавами, восхитительно сидело на её хорошенькой фигурке, а пышная фата делала её похожей на прекрасную принцессу. Синие глаза казались ещё выразительнее в обрамлении длинных, пушистых ресниц. Розовая перламутровая помада подчёркивала красивые губы, мягко выделяя их на матовом лице. Прямой, правильной формы нос и щёки были чуть тронуты тональным кремом, а длинная, изящная шейка была украшена ожерельем из чешского стекла, привезённого Еленой Ивановной.
– Вот, теперь – ништяк! – заново закрепив фату, Любка отошла чуть в сторону и полюбовалась своей работой, – Ну, Анька… ты – богиня!.. Хотя… подожди… ща…
– Чего ещё? – Ольга тоже придирчиво осмотрела невесту и, пожав плечами, перевела взгляд на Любу, – Нормально всё!
– Ресницы надо чуть подкрасить! – девушка решительно открыла ящик тумбочки и, достав оттуда картонную коробочку с тушью, чуть послюнявила щётку, – Говорила, надо сначала в парикмахерскую, а потом уже макияж делать… Тушь осыпалась!
Потерев щётку о твёрдую чёрную поверхность туши, Любка прикусила верхними зубами нижнюю губу и несколькими привычными движениями прошлась по Анютиным ресницам снизу вверх. Снова полюбовавшись своей работой, удовлетворённо кивнула сама себе.
-О!.. Теперь тебя можно и замуж!
– Главное, чтобы было за кого… – Оля задумчиво покосилась на часы, – Чего-то жениха не видать…
До регистрации брака, назначенной на четырнадцать часов, оставалось всего два часа, и, если невеста была практически готова, то жениху ещё предстояло переодеться в свадебный костюм, висевший здесь же, в комнате у девчонок.
Анюта не виделась с Сашей уже больше двух недель, она лишь знала, что он приехал сегодня утром и должен получить долгожданное увольнение. Она и ждала их встречи… и боялась её одновременно.
Аня не знала, как посмотрит в глаза своему жениху, любящему её так сильно и беззаветно… После ночи, проведённой с Виталием, она все дни думала о них обоих, сбиваясь в мыслях с одного на другого…
Виталий был недоступен для того, чтобы связать с ним всю оставшуюся жизнь… и он показал себя не в лучшем свете, когда дал понять, что согласен на то, чтобы Аня вышла замуж и встречалась с ним как обыкновенная любовница… Анечка понимала, что не сможет простить ему этого оскорбления… Ведь он даже не попытался её отговорить от замужества! И, в то же самое время, она ловила себя на мысли, что любовь никуда не ушла, а лишь предательски затаилась, прикрывшись щитом обиды, и от этого становилось ещё тяжелее…
Думая о Саше, Аня металась в своих порывах… Сначала она была готова отменить свадьбу, рассказав всю правду жениху… несколько раз она чуть было не объявила об этом его родителям… но потом, чуть успокоившись, начинала вспоминать эти полтора года знакомства с Сашей. Ничего, кроме любви и заботы она от него не видела… она привыкла к нему, и, действительно, нуждалась в нём… Она не могла себе представить, как будет жить без него… без его внимания, его искренних чувств… к тому же, он, действительно, ей нравился всё больше и больше.
…Главной, решающей причиной того, что Анюта решила скрыть в себе свою боль и оставить всё как есть, послужил разговор с хозяйкой. Трагическая история дочери Марии Гавриловны врезалась в сознание Анечки… Ей было невыносимо жаль девушку, покончившую с собой из-за людской жестокости. Невольно сравнивая себя с Розой, Анюта всё больше и больше приходила к выводу, что ей несказанно повезло, что она встретила своего Сашу… даже не оказавшись в такой ситуации, Аня была уверена, что её Саша никогда в жизни не послушал бы чужие сплетни, и уж никак не оставил бы своего ребёнка сиротой…
«А если не своего?..»
Намёк Марии Гавриловны на ребёнка от Виталика поверг Анечку в настоящий ужас. Даже выходя замуж за Сашу, она пока не собиралась заводить потомства, она так и сказала об этом своему жениху. Ей нужно доучиться, тем более, что Саша получит распределение неизвестно куда, и им ещё два года придётся видеться очень редко. Этот факт тоже действовал положительно…
Собственно, и саму свадьбу можно было отложить до конца её учёбы. Но Сашка ни в какую не хотел ждать ещё два года… А Анечка… Анечка надеялась, что статус замужней женщины поможет ей забыть Виталика…
Она плохо представляла себе, как это будет связано, но всё равно надеялась – искренне и наивно…
…Да, о детях думать ещё очень рано. Но… слова хозяйки так и вертелись у неё в голове… А, если, это окажется правдой? Узнать наверняка она сможет лишь спустя какое-то время… Если отменить свадьбу, у неё будет реальный шанс стать матерью-одиночкой.
«Только не это…»
…Сейчас, глядя на себя в зеркало, Аня с трудом представляла, как она встретится сегодня с Сашей… Она вдруг подумала, что будет рада, если ему отменят увольнение.
– Ой, идут!.. – выглядывая в окно, Оля кому-то махнула рукой через стекло, – Сашка идёт, с пацанами! Ну, слава Богу!
…Эти минуты показались Анечке вечностью… Она с содроганием прислушивалась к тишине за дверью и, когда, наконец, услышала топот нескольких пар ног, внутренне напряглась.
– Ку-у-да?! Нельзя!.. – Любка кинулась на стук и, чуть приоткрыв дверь, замахала руками, – Тебе сюда пока нельзя!
– Аня!.. – раздался из коридора радостный Сашкин возглас, – Я тут!.. А-а-а-ня-а-а-а!.. ты чего молчи-и-и-шь?!
– От счастья обалдела! – метнувшись к шкафу, Любка схватила мужской костюм на плечиках и сунула его в протянутую из-за двери руку, – Шуруйте в тридцать вторую, там вас уже ждут! Только быстрее! Скоро такси подъедет!
…Услышав Сашкин голос, Аня не смогла произнести ни слова ему в ответ. Внезапно побледнев, она пошатнулась и едва не упала, но удержалась на ногах, ставших вмиг деревянными. Сделав шаг в сторону, она тяжело опустилась на стул.
– Ань, ты чего?.. – заметив её состояние, Ольга тревожно нахмурила чуть подведённые карандашом узкие брови, – Тебе плохо?..
– Нет… – Анюта едва покачала головой, – Всё нормально…
– Э, девушка… – подбоченившись, Любка лукаво усмехнулась, – А ты, случайно, не того?.. Не в залёте?
– Ты что?! – Аня испуганно подняла на неё глаза, – Откуда?!
– А я почём знаю? Может, поддалась Сашкиным чарам, а? Я бы на твоём месте да-а-а-вно уже поддалась!
– Нет, я не в залёте, – Аня глубоко вздохнула, потом шумно выдохнула, – просто всю ночь не спала…
– Ой, всё!.. – выглянув в коридор, Ольга обернулась к соседкам, – Идут!..
– Выкуп… выкуп… – в два шага оказавшись у двери, Любка расправила плечи и воинственно тряхнула обесцвеченными перекисью волосами, – Ну, выворачивай карманы, женишок! Так просто мы тебе невесту не отдадим!
На сцену «выкупа» невесты собралась добрая половина общежития. Столпившись у двери, украшенной шутливым плакатом «Здесь живёт невеста», студенты и студентки весело, с хохотом наблюдали, как, отодвинув в сторону жениха, его товарищ, по всей видимости, свидетель, торгуется с подругами невесты.
– Ну, ладно, дадим вам за невесту… – Лёнька порылся в карманах пиджака, – Во! Катушку ниток!
– Че-е-е-го-о-о?! – Любка, рост которой приближался к ста восьмидесяти сантиметрам, грозно нависла над наглым выкупщиком, – Да за это только по шее!
– Тогда вот… – парень протянул заранее приготовленный кулёк конфет, – Теперь хватит?
– Это только на одну туфлю!
– Ну, ладно… – парень снова запустил ладонь в карман, – Добавим, пожалуй…
– Ру-у-убль?! – презрительно фыркнула Любка, однако купюру взяла, – За рубль можно ещё подумать… Ща…
