Текст книги "Елизавета I"

Автор книги: Эвелин Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Её грубое красное лицо с бегающими зелёными глазками и волевым ртом представляло собой резкий контраст с мягкими чертами её сына. Летингтон взял у него бокал и поблагодарил его.

Из-за чрезвычайно высокого роста Генри Дарнли пришлось низко согнуться, подавая Летингтону вино. Дарнли был очень светлым блондином с кудрявыми, как у ребёнка, волосами и ярко-голубыми глазами; хотя лицо, лишённое усов и бороды, было чересчур гладким, его стройной фигуре нельзя было отказать в красоте. Он производил впечатление благовоспитанного юноши с утончёнными манерами, и было трудно поверить, что сидевшая рядом шумная толстуха – его мать, хотя именно от неё он унаследовал тёкшую в его жилах голубую кровь Тюдоров.

Леди Ленокс была дочерью сестры Генриха VII, а следовательно – внучкой Оуэна Тюдора и кровной родственницей Елизаветы. Также она состояла в родстве и с Марией Стюарт.

   – Лучшей пары для королевы, чем мой сын, вам не найти! – заявила она. – Взгляните-ка на него, милорд – есть ли в Европе юноша красивее?

Летингтон поймал взгляд её сына и обменялся с ним улыбками. Он заметил, что, слушая похвалы матери, которая говорила, как барышник, продающий породистого коня, Дарнли краснел и смущался.

   – Никто не сомневается в ваших достоинствах, лорд Дарнли, – произнёс Летингтон, обращаясь к нему. – А ваша материнская гордость, госпожа, вполне справедлива, – добавил он. – Я вижу лишь два препятствия этому браку: во-первых, моя королева не станет связывать себя какими-либо обещаниями, не повидавшись с вашим сыном, а во-вторых, королева Англии присвоила Дадли титул графа Лестера и, по всей видимости, считает, что моя королева готова взять его в мужья. Учитывая всё сказанное, я не вижу способа устроить вашу поездку в Шотландию открыто, а без этого не может быть заключён и брачный контракт.

   – Весь мир смеётся над королевой Марией! – выпалила леди Ленокс. – Одному Богу ведомо, как она могла позволить Елизавете так далеко зайти с этим смехотворным предложением: дать этому негодяю графский титул и заявить во всеуслышание, что отправляет его в Шотландию в качестве своего личного дара королеве. На месте Марии я бы порвала её письмо и вместо ответа вернула ей обрывки!

   – Таково и было первоначальное желание королевы, – стал терпеливо объяснять Летингтон. – Она отлично осознает всю глубину нанесённого ей оскорбления, и это укрепило её решимость вступить в брак без одобрения королевы Елизаветы. Однако поскольку лучший кандидат – ваш сын, а он находится здесь, в Англии, было необходимо сделать вид, будто предложение Елизаветы рассматривается всерьёз, пока мы не сможем организовать нелегальную поездку лорда Дарнли в Шотландию. Когда он благополучно прибудет туда, моя королева примет своё решение, и тогда английская королева наконец поймёт, как она себе навредила этим чудовищным предложением.

   – Я могу отправиться в Шотландию в любое время, – вмешался Дарнли. – Я не боюсь Елизаветы.

   – Как видите, мой сын – вовсе не трус, – заметила его мать. – Он унаследовал мой характер, милорд. Я ничуть не сомневаюсь: стоит королеве Марии его увидеть, и дело будет слажено – мне пришлось немало потрудиться, отгоняя от него женщин, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать лет.

На лице Дарнли снова появилось выражение лёгкого смущения; это выражение ему шло. Ничто в его прямодушных глазах не выдавало, что за ними пульсировала тупая головная боль, а всё его тело ныло после ночи, проведённой в одном из самых грязных борделей Чипсайда.

Его мать, безусловно, с успехом отражала атаки имевших на него виды знатных молодых леди, но ей было ничего не известно о тех победах, которые он одерживал над служанками и проститутками. Он предпочитал развлекаться втайне от неё; достаточно того, что он живёт под её неусыпным надзором, что приходится терпеть от неё то пинки, то брань, то грубую лесть – словом, жить на положении великовозрастного дитяти. Её голос резал ему слух; он ненавидел эти крикливые интонации, которые никогда не смягчались, а когда они переходили в гневный вопль, он съёживался, бежал к винному поставцу и пил, чтобы успокоиться и набраться мужества и уверенности в себе, которые исчезали всякий раз, когда он трезвел. А трезвым он теперь бывал не часто. С тех пор как была затеяна интрига с целью женить его на королеве Шотландии, он жил в постоянном напряжении и, чтобы успокоиться, скатывался всё глубже, он старался забыться в любовных излишествах, в которых уже ощущался привкус разврата, и в его затуманенном алкоголем мозгу возникали фантастические картины независимой жизни в Шотландии, где он избавится от назойливой материнской опеки и вступит в брак с молодой и прекрасной женщиной, которая сможет осуществить все амбициозные планы графини относительно него, причём ему для этого не придётся пошевелить и пальцем. В Шотландии он будет сам себе хозяин; приобретёт вес и власть, а в том, что Мария Стюарт найдёт его неотразимым, он был полностью согласен с матерью. Большинство женщин влекло к нему, как, впрочем, и мужчин. Он видел, что сумел произвести благоприятное впечатление даже на проницательного шотландского посла. Если он так искусно сыграл перед ним свою роль почтительного и благовоспитанного сына, то обвести вокруг пальца других – и вовсе пустяк. Только в низкопробных публичных домах, в окружении нескольких товарищей с такими же, как у него, вкусами он давал волю своей грубой, жестокой, незрелой натуре. У него всегда хватало денег, чтобы заплатить за синяки, за разбитую мебель, за бессмысленное разрушение, которое доставляло ему наибольшее наслаждение.

   – Возможно, мой муж сможет отправиться в Шотландию, – говорила между тем Летингтону леди Ленокс. – В прошлое царствование наши тамошние поместья были конфискованы; это правдоподобный предлог для того, чтобы поехать туда и попытаться их вернуть.

Летингтон кивнул:

   – Да, вполне возможно. Однако если ваш муж отправится в Шотландию, чем это поможет лорду Дарнли?

   – Он мог бы послать за ним, – ответила она. – Если королева откажет в разрешении на поездку, ему придётся проскользнуть через границу без позволения. Это будет нетрудно; предоставьте всё это мне.

Летингтон встал, размышляя, удастся ли ему уговорить Дарнли оставить мать в Англии.

   – Леди Ленокс, наша беседа была весьма полезной. В своём последнем письме моя королева попросила меня передать вам свои наилучшие пожелания; кроме того, я получил от неё Предназначенное для лорда Дарнли личное послание, которое должен передать ему до того, как покину вас.

Поскольку графиня и не думала уходить, он добавил:

   – Послание предназначено для него одного. Я не могу отдать его даже у вас на глазах.

Когда дверь за ней закрылась, Летингтон повернулся к Дарнли. Оба они в один голос облегчённо вздохнули, а потом рассмеялись.

   – Мне не довелось видеть короля Генриха Английского, – сказал посол, – но полагаю, ваша почтенная матушка до чрезвычайности на него походит!

   – Я того же мнения, – учтиво ответил Дарнли. – К счастью, я не унаследовал этого сходства; вполне достаточно иметь в жилах кровь короля без его своевольного нрава и грубых манер. Каково же послание королевы, милорд? Я сгораю от нетерпения его услышать.

   – Королева заявляет, что желает увидеть вас, как только это станет возможным. Она уверена, что её сестринская привязанность к вам при встрече станет ещё сильнее и заверяет вас: каковы бы ни были её публичные шаги в отношении сватовства графа Лестера, её сердце совершенно свободно и ждёт вашего прибытия.

Дарнли поклонился; недомогание было настолько сильным, что сделало его чувствительным, и Летингтон увидел на его глазах слёзы.

   – С той минуты, когда вы вручили мне медальон с её портретом, – медленно проговорил он, – я в неё влюблён. Передайте, что я приеду в Шотландию; передайте – если она не выйдет за меня замуж, я останусь там, чтобы служить ей в любом качестве по её усмотрению, пусть даже самом скромном.

   – Я передам ей это, – сказал Летингтон. Облик милого юноши его тронул, а искренность и благородная простота его слов произвели самое благоприятное впечатление. Он представил его рядом с Марией – оба чрезвычайно высокие и стройные, одинаково породистой наружности, в первом цвете всепобеждающей юности...

   – Если вам удастся жениться на моей королеве, заботьтесь о ней, – сказал он. – Вы ей будете очень нужны, милорд Дарнли. Во всей Европе нет государыни благороднее.

   – Знаю, – ответил Дарнли, – И желаю только одного: быть достойным её...

Летингтон вышел из дома с чёрного хода, предназначенного для слуг, и поехал в простом экипаже в свой особняк, стоявший вдалеке от фешенебельных кварталов, располагавшихся вдоль реки. Он и представить себе не мог, что среди домашней челяди Леноксов были соглядатаи Сесила и о каждом его визите туда становилось известно английскому правительству. Шотландский посол испытывал глубокое удовлетворение: по его мнению, если Мария Стюарт сочетается браком с Генри Дарнли, это будет лучший выбор среди всех владетельных особ Европы.

Новоиспечённый граф Лестер занял своё обычное место в приёмной королевы. Он стоял немного в стороне от толпы людей, собравшихся в надежде привлечь к себе внимание государыни, когда она к ним выйдет. За эти несколько месяцев он очень переменился; казалось, графский титул прибавил ему лет. Он стал ещё красивее, чем раньше, благодаря непрерывным упражнениям его тело состояло из одних костей и мускулов, а одет он был богаче и в то же время с большим вкусом, чем в те времена, когда он только вошёл в милость к Елизавете и впервые смог тратить на себя деньги без счета. Теперь его камзол был из серебряной парчи с пуговицами из речных жемчужин, окаймлённых бриллиантами; на рукоятке и ножнах шпаги также сверкали бриллианты. Крахмальный гофрированный воротник подчёркивал черноту его глаз и смуглость лица. То было уже не лицо вульгарного авантюриста, который явно ищет возможности выдвинуться. Теперь на нём лежал отпечаток уверенности в себе и гордости; его глаза надменно глядели в упор. Граф Лестер, невообразимо богатый, всё более влиятельный, член Тайного совета, рыцарь ордена Подвязки, владелец поместий по всей стране и дорогих земель под Лондоном, человек, которого сватают королеве Шотландии и наследнице английского престола – вот кто пришёл на смену выскочке Роберту Дадли – это была высшая точка его жизни, посвящённой воплощению честолюбивых замыслов и возвращению утраченных в прошлое царствование богатств.

Однако существовал он лишь благодаря Елизавете; Елизавета стояла и за его титулом, и за его богатством, и за всей его важностью. Без неё он был бы отправлен в небытие в несколько дней. Он ласкал её, затем воспротивился её воле и совершил смертельную ошибку – попытался обращаться с нею, как с прочими женщинами; но когда всё это осталось позади и он внёс в своё поведение необходимые изменения, то оказалось, что его положение не только прочно, но и вполне достойно мужчины. Оказывается, можно жить, как он, постоянно подчиняясь воле женщины, но только если только эта женщина – Елизавета, которая стоит настолько выше своего пола и всех его слабостей, что подчиняться ей – всё равно что служить великому королю.

Правда, теперь интимная сторона их отношений стала натянутой и неестественной; он инстинктивно чувствовал, что неуместно обнимать ту, перед кем испытываешь безотчётный страх. Он спрашивал себя, чувствует ли она такую же неловкость, по любовные игры явно разочаровывали не только его, но и её, потому что становились всё реже.

Зато гораздо больше тепла и близости они находили в чисто платонических действиях, выражавших взаимное расположение. Он ощущал подлинную любовь к Елизавете, когда держал в своих руках и целовал её руку или помогал ей сесть на лошадь; он стал фанатически гордиться её свершениями, как если бы она была его вторым «я». Вдвоём они составили заговор, цель которого – перехитрить пошлый мир и сделать Елизавету единственной в своём роде не только среди королев, но и среди женщин, и она твёрдо решила, что их отношения и дальше будут строиться на той же необычной основе, на тех же условиях, которые они выработали совместно. Он действительно входил в её покои, когда она одевалась – не для того, чтобы предаваться пороку, как считали его враги, а для того, чтобы помочь ей выбрать наряд на предстоящий день. У него был намётанный глаз, и он умел выбрать то, что было величественно и в то же время к лицу. Он выбирал украшения помассивнее, предлагал ей надеть юбки и воротники пошире – словом, делал всё возможное, чтобы она выделялась в любой толпе. Она – королева; это должно быть ясно всем с первого взгляда, независимо от того, чем она сейчас занимается.

Она не только была главным предметом его интересов, но и поглощала всё его внимание. Вся его жизнь до последней минуты была посвящена удовлетворению её личных потребностей и участию в исполнении её государственных замыслов; он сидел рядом с ней в Зале совета, сопровождал на прогулках, охотился вместе с ней и не пропускал ни одного вечернего бала. Ещё до того, как он получил графский титул и был посватан к шотландской королеве, считалось общеизвестным, что аудиенции у английской королевы можно добиться только через посредничество Дадли. Сесил никогда не оказывал никому протекции.

Исполняя приказ королевы, Роберт добросовестно играл свою роль в фарсе сватовства к Марии Стюарт, хотя временами он нуждался в повторном подтверждении Елизаветы, что это не более чем фарс – настолько достоверно вела она свою игру. В ответ она всегда смеялась, гладила его волосы и шептала, что собственноручно заклепает у него на ноге толстую цепь, чтобы быть уверенной в том, что он никогда её не покинет.

Сейчас у него было больше врагов, чем когда-либо в прошлом; графский титул подчеркнул то, что он теперь не просто постельная утеха, но человек, политическое значение которого всё более возрастает и чей голос имеет определённый вес в управлении страной. Его ненавидели и в то же время искали его расположения; все, кто попадались ему на глаза в приёмной, приветствовали его, включая самых родовитых и самых надменных дворян. Единственным, кто ни разу не взглянул на Роберта и не заговорил с ним, если этого можно было избежать, был герцог Норфолкский. Сейчас он тоже находился в приёмной и всем своим видом показывал, что не замечает фаворита королевы, хотя тот стоял от него в пяти футах.

Он был высок и худ, с характерными для рода Говардов резкими чертами лица и одарён недюжинным умом. Ему удалось достичь более высокого положения благодаря близкому кровному родству с королевой, поскольку предыдущий герцог приходился Анне Болейн дядей. Это было любопытное семейство, неразборчивое в средствах и сохранившее в неприкосновенности средневековый образ мышления; дядя без колебаний согласился председательствовать на суде над своей племянницей и вынес ей смертный приговор. Нынешний герцог был не столь хитёр, как его кровожадный предок; как-то раз он снизошёл до Дадли и заявил ему, что если тот не удалится от двора и не перестанет мешать сватовству иностранных государей к Елизавете, те, кто знатнее его, устранят его при помощи своих шпаг.

В ответ Дадли вызвал герцога на дуэль, но Елизавета запретила им драться и приказала принести друг другу извинения; тем не менее они остались смертельными врагами.

Дверь в покои королевы отворилась, и паж королевской опочивальни выкрикнул:

   – Графа Лестера к её королевскому величеству!

Все повернулись и посмотрели вслед проходящему в дверь графу; только Норфолк не шевельнулся, а его взгляд по-прежнему был устремлён куда-то в противоположную стену.

Елизавета была одета для вечернего приёма; раз в день она публично ужинала, а затем смотрела спектакль в Большом зале дворца или танцевала вместе с придворными – это она любила больше всего.

На королеве было платье яркого изумрудно-зелёного цвета с подбоем из белого атласа, расшитое изумрудами и жемчужинами; такие же драгоценные камни сверкали в ожерелье вокруг её шеи и в волосах.

Она протянула Роберту обе руки, и он их поцеловал.

   – Говорят, что Венера вышла из моря, – сказал он, – и, глядя сегодня на тебя, госпожа, я готов этому верить. Отныне тебе следует носить одни только изумруды.

Елизавета рассмеялась; про себя он отметил, что сегодня она в хорошем настроении – её бледное лицо разрумянилось, и она отступила назад, чтобы он мог полюбоваться её нарядом.

   – Тогда ты знаешь, что мне подарить на следующий год. Я буду носить одни только изумруды, мой преданный Лестер, если только ты не выберешь для меня рубины или алмазы! Однако на сей раз у меня есть кое-что для тебя. Иди сюда.

Она подвела его к шкафчику, который стоял у стены, и собственноручно отперла его. Когда она открыла дверцу, Роберт увидел, что внутри стоит великолепный кубок – весь из золота, крышка и края были украшены алмазами, на нём был выгравирован герб Дадли: медведь и узловатый посох.

Улыбаясь, она протянула этот кубок ему.

   – Чаша любви, – сказала она. – Я вручаю её тебе, мой Роберт, в награду за то, что ты изображал любовь к кое-кому другому.

   – Я не могу тебя поблагодарить, – проговорил он после минутного молчания. – В английском языке для этого недостаточно слов. Любимая, я в жизни не видал ничего великолепнее.

   – Это твоя награда. – Елизавета закрыла дверцу шкафчика и снова его заперла. Он знал, что в одном из ящиков этого шкафчика она хранит огромный рубин. Этот камень был слишком велик, чтобы носить его на платье, но она часто вынимала его, чтобы полюбоваться. В будущем он должен был украсить корону Англии, но пока у Елизаветы не хватало духу с ним расстаться. – Награда за то, что ты не женился на моей кузине в Шотландии, – продолжила она.

   – Ты хочешь сказать, что переговоры прерваны?

   – Пока ещё нет, но теперь это не более чем пустая формальность. Увы, любимый мой, она устояла перед твоими настойчивыми ухаживаниями и отдала своё сердце другому. Граф Ленокс только что испросил позволения на поездку в Шотландию. Я дала на это своё согласие и могу держать пари на ту рюмочку, которую ты только что получил, что не пройдёт и нескольких дней, как за ним туда прокрадётся его сынок Дарнли. Она готова выплюнуть тебя и проглотить настоящую наживку.

   – Слава Богу, – поспешно ответил он. – Желаю им обоим всяческого счастья.

   – Выпьем за это.

На столе уже стоял наготове серебряный кувшин; Лестер налил из него в роскошный кубок вино и подал его Елизавете.

   – Ни одна другая женщина не коснётся губами этого кубка, – сказал он.

   – А также и его владельца. – Елизавета сделала маленький глоток, за ней отпил из кубка и он. – За здоровье королевы Шотландии и её жениха, и пусть она не увидит ничего подозрительного в глубине его голубых глаз! Я в этом почти уверена; в нём уже ошиблось немало женщин, а судя по моим сведениям, она так мечтает мне насолить, что бросится ему на шею, едва они увидятся.

Дадли взглянул на неё и медленно покачал головой:

   – Мне с тобой не тягаться; видит Бог, я не понимаю, как ты можешь позволить ей выйти замуж за человека, имеющего основания претендовать на твой трон, пусть даже весьма эфемерно. Весь мир скажет, что она тебя перехитрила.

   – Посмотрим, что скажет мир через год после того, как она обвенчается с этим щенком, – возразила Елизавета. – Посмотрим, что скажут её лорды и реформаторы, когда увидят, как супруг их королевы шляется по эдинбургским борделям.

   – Откуда тебе это известно, если Летингтон об этом не слыхал?

   – Я обязана знать, что делает любой, имеющий основания претендовать на мой трон, пусть даже и весьма эфемерные, – насмешливо ответила она. – У Сесила есть глаза и уши в каждом дворце и в каждом непотребном заведении нашего королевства. Дарнли держит свои развлечения в тайне, но от меня нельзя утаить ничего. Стоит моей кузине передать ему бразды правления, и он её погубит. Он не сумеет возглавить вместе с нею вторжение в Англию, потому что с похмелья не удержится в седле. Скажу больше – скорее всего, не пройдёт и года, как шотландские дворяне его просто убьют!

   – Ты непобедима, госпожа, – медленно проговорил Роберт. – Я так хорошо тебя знаю, и оказывается, ты мне совершенно неведома. На всём белом свете не найдётся другой женщины, которая могла бы задумать такой план и заставить свою противницу осуществить его. Клянусь Богом, Англия должна тобой гордиться!

   – А также Сесилом. Я задумала этот план, а он всё время был рядом и помогал мне его исполнить. И он ни минуты не сомневался в успехе.

Лестер помрачнел:

   – Ты говорила, что я единственный знаю все детали.

Елизавета погладила его по плечу:

   – А что мне оставалось делать? Я знаю, как ты к нему ревнуешь, и понимала: если ты решишь, что он посвящён во все тайны, с тобой придётся нелегко. Пойдём, Роберт, выведи меня в приёмную; сегодня вечером я должна увидеться с Летингтоном и притвориться, что поездка Ленокса в Шотландию меня беспокоит. И нужно подумать, что сказать графине Ленокс в виде напутствия перед тем, как её отвезут в Тауэр.

В полночь 13 февраля 1565 года жители Эдинбурга были пробуждены от сна странным и внушающим ужас явлением. Пустые улицы города огласились шумом битвы; казалось, на них сражается призрачная армия. В безлюдных переулках и на площадях, под холодным беззвёздным небом слышались крики, звон мечей и цокот копыт. На следующий день Джон Нокс взобрался на свою кафедру в соборе Святого Джайлса и заявил, что это знамение, предвещающее войну и несчастья, совпало с прибытием в столицу Шотландии лорда Генри Дарнли.