Текст книги "Королева ночи"
Автор книги: Эванджелина Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 17
Джеймс снова оторвал глаза от отчета и взглянул на пустую кожаную кушетку. Может быть, ему стоило присоединиться к Роуз? Эта мысль не давала ему покоя. Зная, что она сейчас скорее всего в постели, он не мог сосредоточиться на последнем письме от Декера.
Он постучал кончиком пера о стол. Похоже, ничего толкового он больше не сделает, сидя здесь. Идея понежиться в постели в дождливый день пустила корни и не желала оставлять его. Роуз… ее нежное обнаженное тело прижимается к нему, стараясь продлить каждое прикосновение, каждый поцелуй. И он не станет строить из себя идиота на этот раз.
Если бы Роуз действительно хотела отдохнуть, если бы ей надоела его компания, он не стал бы ее винить. Джеймс готов был первый признать, что не представляет объект для возбуждения, когда сидит, склонившись, над столом. Что ж, тогда ему придется обуздать свои желания. И потом, они сегодня уже занимались этим. И прямо здесь. Роуз, распростертая на столе, ноги широко раскинуты, чтобы вобрать его плечи. Джеймс облизал языком пересохшие губы, все еще в надежде попробовать ее. Даже богатый вкус кофе не мог изгладить воспоминание о ее необыкновенно сладком теле.
Примитивное и сильное чувство вожделения растекалось по его венам. Джеймс имел ее не больше чем пару часов назад, но уже хотел еще. Он когда-нибудь насытится ею?
Посмеявшись над самим собой, он покачал головой.
Нет, он знал, что ему всегда будет мало Роуз.
Джеймс убрал перо в серебряный футляр рядом с чернильницей. К черту отчет! Не часто предоставляется возможность провести день в постели с такой женщиной. И правда, разве кто-то стал бы обвинять его в том, что он не упустил ее? В любом случае маленькая стопка бумаг справа подтверждала, что он сумел что-то сделать за это утро… что-то иное, нежели довести Роуз до оргазма.
Взявшись руками за стол, Джеймс уже готов был подняться, когда послышался стук в дверь.
Роуз?
Нет. Она поднялась наверх не больше чем полчаса назад. Его губы дрогнули, неужели его мысли передались ей, а вместе с ними и поток возбуждения? Даже простая возможность видеть ее делала его счастливым, чего он не знал никогда прежде. Оказывается, он человек, обуреваемый страстями, которые может реализовать.
– Войдите,– сказал он.
Дверь открылась, и на пороге появилась миссис Уэбб. Ее взволнованное выражение лица, серьезность в карих глазах насторожили его.
– Что-то случилось?
Она кивнула, медленно и неохотно качнув седой головой.
– Мистер Арчер, ваша гостья уезжает.
Джеймс подумал, что неправильно понял ее.
– Что, простите?
– Мисс Роуз. Она уезжает.
Словно в подтверждение ее слов, за окном кабинета послышался стук копыт и шуршание колес по гравию – характерный звук кареты, подъехавшей к парадной двери.
Его глаза вспыхнули, а сердце упало. Шокированное сознание застыло, он резко встал из-за стола. Миссис Уэбб отошла в сторону, когда он бросился в коридор.
Увидев Роуз в маленьком холле внизу, Джеймс замер на месте.
В темном плаще на плечах, она стояла, натягивая перчатки. Мистер Уэбб поднял ее чемодан и вышел на улицу.
Парадная дверь хлопнула, выводя его из оцепенения.
– Куда ты едешь? – Ответ был очевиден, но Джеймс не мог не спросить. – Почему ты уезжаешь?
В этом вопросе было больше реальности.
Роуз молчала, одной рукой поправляя перчатку на другой, пальцы натягивали черный кожаный край. Ее образ хранил молчание. Глаза опущены вниз, ресницы лежат на щеках.
– Я думаю, мне лучше вернуться в Лондон.
Голос низкий. Слова обдуманные и осторожные.
Среди всех вопросов в его голове превалировал один.
– Почему?
Роуз обвела быстрым взглядом холл, заглянула за его плечо. Потом снова опустила глаза на перчатки, быстро поправила их и хлопнула в ладоши.
– Ты сказал, что я могу уехать, когда захочу, – глядя не на него, а на центральную дверь, проговорила она. – Я решила вернуться в Лондон.
Джеймс не понимал ничего. Он что-то сделал не так? Они провели такое чудесное утро… Он думал, что ей тоже понравилось. Три длинных шага, и он очутился рядом с ней.
– Может быть, ты сделаешь одолжение и объяснишь мне, что происходит?
Роуз взглянула на него полными печали глазами.
– Я должна уехать, – прошептала она умоляюще, ее голос дрогнул.
Первое, что он хотел сделать, – это взять ее руки в свои, привлечь к себе. Но Роуз, казалось, была на грани… Одно прикосновение может испортить все. Что-то, видимо, обидело ее, но что именно, он не мог понять и не поймет, если они будут стоять здесь в холле, где рядом маячит миссис Уэбб.
– Хорошо, – сказал Джеймс, хотя все в нем восставало против этого.
Он хотел схватить ее и никогда не отпускать. Но он дал ей слово и теперь не мог отказать.
Роуз накинула капюшон. Колебалась секунду-другую, прежде чем вложить свою руку в его. Четверка лошадей поджидала у дверей. Их коричневые спины были уже влажными, а упряжь блестела от легкого моросящего дождя. Джеймс помог ей подняться в карету, затем вошел следом и занял место напротив. Постучал в потолок, и, звеня упряжью, карета тронулась.
– Почему ты должна уехать?
Роуз покачала головой. День еще только перевалил за полдень, но серое небо окрасило внутреннее пространство кареты в сумеречные тона, не позволяя ему разглядеть выражение ее лица, к тому же спрятанное в тени капюшона. Джеймс хотел откинуть его назад, не позволяя ей прятать себя, но сдержался, боясь, что это будет выглядеть как покушение на ее личное пространство.
– Пожалуйста, останься со мной.
Это были единственные слова, которые могли прийти ему в голову.
Она еще сильнее сжала руки, наверное, костяшки пальцев побелели под перчатками.
– Я не могу.
– Почему? Роуз, я не понимаю. Я что-то не то сказал? Что-то сделал не так? Если так, то, пожалуйта, скажи мне, и это больше не повторится. Поверь мне, я не мог дать тебе повод уехать. Я хочу, чтобы ты осталась. Я… – Поставив локти на колени, он потянулся к ней. – Я никогда не был так счастлив, как сейчас, когда я с тобой, – признался он. – И это наше время очень важно для меня. Пожалуйста, не сокращай его. Не оставляй меня сейчас… Я не готов к этому.
Карета свернула влево и выехала на дорогу, которая определяла границы имения, с каждой секундой увозя их все дальше от Хани-Хауса и ближе к Лондону. Джеймс не мог даже подумать о том, чтобы позволить ей уехать. Никогда! Нет, он не забыл, что им осталось всего два дня. Черт побери, он прекрасно умел считать и помнил: они уехали из Лондона пять дней назад. Но пока он был с ней, пока они были вместе, ему не приходило в голову, задуматься, что когда-то это закончится.
А теперь она поставила его перед фактом. Не оставляя возможности отвернуться или проигнорировать. Мысль о том, что ее больше не будет в его жизни, вызывала боль. Вернуться в Лондон, не видя ее рядом, просыпаться без нее… Джеймс не знал, как сможет вернуться к прежней жизни. Как сможет лицом к лицу встретиться с женщиной, которая ненавидит его, после того как он был с Роуз?
Джеймс почувствовал острую боль в груди, и жесткая гримаса исказила его лицо. Он хотел броситься на колени, умолять Роуз. Предложить ей все, что имеет, лишь бы она согласилась провести с ним еще два дня. Но он обещал ей отвезти ее назад на Керзон-стрит, когда бы она ни захотела. Давить на нее, заставлять ее? Нет, это грозило бы утратой ее доверия. Оставалось молчать, хотя это тоже не выход. Он должен бороться за то, чтобы она осталась.
– Пожалуйста, Роуз, еще два дня.
Уголком глаз Джеймс заметил деревья у кромки дороги. Четверка лошадей двигалась с хорошей скоростью. И с каждой пройденной милей, угасала частичка надежды. И каждая частичка, исчезая, образовывала знакомое пространство пустоты в его груди.
Роуз хранила молчание и спокойствие. Она ускользал а из его рук. Уходила. Приняв решение бросить его, она попросила карету, ничего не сказав ему. Не намереваясь даже напомнить ему о его обещании отвезти ее в Лондон, если она захочет.
От отчаяния перехватило горло, но ему удалось еще раз произнести:
– Пожалуйста.
Джеймс отважился накрыть ее руки своей рукой. Дрожь пробежала по ее телу, передалась его руке, сжала сердце. Ее дыхание застряло в груди, и один-единственный слабый звук слетел с её уст, но он услышал, словно она кричала.
И тогда Роуз кивнула.
Джеймс задрожал.
– Ты останешься?
Она снова молча кивнула.
– Спасибо.
И чистое, сладкое облегчение охватило его. На его стук в потолок карета медленно остановилась, и Джеймс приказал кучеру возвращаться домой. Затем пересел к Роуз. Дрожащей рукой снял с ее головы капюшон.
Слезы текли по ее бледным щекам. Ресницы были влажными, острыми и поблескивали, как черный атлас. Джеймс ощущал боль в каждой клеточке ее тела, в напряженно расправленных плечах, в сжатой линии губ, в крепко закрытых глазах. И этот вид разрывал его сердце.
Обняв за плечи, Джеймс усадил ее к себе на колени. Опустив подбородок, Роуз обвила руками его шею и положила голову ему на плечо.
– Роуз, скажи мне, почему ты хотела уехать? – спросил Джеймс с некоторой опаской.
Он добился ее согласия остаться и боялся рисковать, однако хотел знать. Он почувствовал, как ее маленькая ручка сжалась в кулак на его шее.
– Я люблю тебя, но это так больно, Джеймс, – прошептала она, почти касаясь губами его шеи. – Я знаю, что никогда не стану женщиной, которой ты сможешь гордиться. И ты чувствуешь себя неловко, даже когда твоя сестра упоминает мое имя. Я не виню тебя за это, потому что я такая, какая есть. Не подхожу для хорошей компании. Но это не значит, что я не мечтала бы о другом развитии событий.
Письмо от Ребекки толкнуло ее на этот поступок? Из-за него она решила оставить его? Его мозг отказывался понимать, как могло дойти до этого… Джеймс понимал ее объяснение, но странность логики не укладывалась в голове…
Его сердце билось в ускоренном ритме.
– Ты сказала, что любишь меня?
– Да. Я говорила себе, что не должна. Обещала себе. Но как я могла не полюбить тебя?
Он крепко зажмурился, склонив голову над ней.
– Скажи это снова, – отчаянно прошептал он, его сердце и душа жаждали этого признания.
Роуз пошевелилась в его руках. Мягкие губы коснулись его скулы.
– Я люблю тебя.
Прильнув к ней, Джеймс пытался успокоиться. Черт, он всегда думал, что должен успокаивать ее. Но он уже давно потерял надежду услышать такие слова от женщины.
Ребекка любила его и часто говорила ему об этом. Но ведь это совсем другое.
– Джеймс? – спросила Роуз, в ее голосе слышалось волнение.
– Все хорошо, – хрипло отозвался он и затем открыл глаза. – Это, оказывается, так прекрасно – знать, что тебя любят.
– О, Джеймс!
Эти прекрасные светло-голубые глаза снова наполнились слезами. Легким, приятным прикосновением она убрала волосы с его лба, коснувшись своей перчаткой его кожи. Роуз не сказала ничего больше, но он знал, что она понимала.
Опустив голову, Джеймс потерся носом о ее нос.
– Прими мою благодарность за то, что согласилась остаться. И что поехала сюда со мной. Ты даже не представляешь, как много это значит для меня.
Затем Джеймс отклонился назад и посмотрел ей в глаза. Роуз сказала, что его больно любить? Она сделала ему такой потрясающий подарок, и он совсем не хотел, чтобы это причиняло ей боль. Джеймс не в силах изменить устои общества, но может уменьшить их влияние.
– Я хочу, чтобы ты знала, что я отношусь к тебе с уважением и пониманием, так как ты ставишь интересы своей семьи выше собственных. Пожалуйста, поверь, я не презираю тебя. Выбор руководит нашими жизнями, но он не должен определять наши чувства.
Роуз кивнула печально и серьезно.
– Ты прекрасный человек, Джеймс, – сказала она и, взяв его за подбородок, привлекла его губы к своим губам.
Джеймс отказался от страстного поцелуя и поцеловал ее легко, нежно, наслаждаясь мягким касанием губ.
Легкий толчок, и карета остановилась. Еще один быстрый поцелуй, и Джеймс пересадил ее со своих коленей на сиденье. Выйдя из кареты, он подал ей руку и помог спуститься на землю. И потом рука об руку они пошли назад к Хани-Хаусу.
Не желая оставлять ее ни на секунду, Джеймс отмахнулся от предложения миссис Уэбб распаковать вещи Роуз, решив, что сможет и сам сделать это, с ее согласия, конечно. Усевшись на краю постели, Роуз с улыбкой наблюдала, как Джеймс вытаскивает каждую вещь. Когда чемодан опустел, он уложил ее в постель и провел день, вновь знакомясь с этим прекрасным телом. И освободился от объятий и снова оделся, только когда пришел час ужина.
После вкуснейшей еды, а именно цыпленка с розмарином, приготовленного мистером Уэббом, они вернулись в кабинет для чая.
После того как чашки опустели, Джеймс уселся на кушетку. Роуз устроилась сбоку. Они разговаривали обо всем на свете и вместе с тем ни о чем. Когда на ночном небе за окном зажглись звезды, они поднялись в его спальню. И несколько часов спустя, когда их тела пресытились, Роуз так и уснула в его руках. Какое-то время Джеймс просто лежал, прислушиваясь к ее дыханию и думая о том, как чудесно чувствовать себя по-настоящему счастливым. Любимым. Он познал это благодаря Роуз.
Завтра, думал он, погружаясь в сон. Нет, он не мог ждать до среды, то есть до дня их отъезда, как предварительно планировал. Он еще не понимал этого, когда покупал подарок, но где-то в глубине души уже понимал, что она взяла в плен его сердце. И завтра он заявит об этом официально.
Солнце высоко стояло в ясном голубом небе, намекая на приближающееся лето, но резкий ветер напоминал, что до этого еще далеко. Мягкий зеленый кашемир дневного платья надежно укрывал ноги Роуз, а шаль укутывала плечи, защищая от холодного ветра и позволяя наслаждаться солнечным теплом. Роуз редко выпадало время для отдыха, когда она была дома в Пакстон-Мэноре. Так как она держала всего лишь одну служанку, на плечах Роуз лежало слишком много забот. Вне зависимости от времени года и дом, и сад нуждались в ее внимании.
Поэтому она наслаждалась возможностью просто посидеть на террасе позади дома и почитать газеты, пока Джеймс просматривал новую корреспонденцию в своем кабинете. Но сегодня газета осталась нетронутой. Она даже не открыла ее.
Семь дней подошли концу. Еще один уйдет на обратную дорогу в Лондон. Роуз не жалела о том, что уступила мольбам Джеймса и вернулась. Она понимала, что, может быть, и странно так думать, но, по ее мнению, их вояж закончился еще вчера, вместе с нежелательным напоминанием о деньгах, от которых она так зависела. Она вернулась по своей собственной воле, никакой другой причины, кроме того, что она хотела быть с ним, а он с ней, не существовало.
Но отведенные им часы подходили к концу. Скоро все это закончится и перейдет в стадию драгоценных воспоминаний.
Конечно, Роуз хотела бы, чтобы все было иначе, но каким бы сильным ни было ее желание, она знала, что больше не увидит его, как только они покинут этот дом. Джеймс проник в ее сердце, завоевал душу. Но могла ли она жалеть об этом? Конечно, нет. Если какой-то мужчина и заслуживал любви, то это Джеймс. Как только она вернется в Лондон, то заявит мадам, что в дальнейшем не расположена отвечать на любые требования с его стороны. Если он появится у Рубикон в следующем месяце с намерением провести вечер с Роуз, ему будет отказано в этой просьбе.
Мера радикальная, но необходимая.
Мысль видеть его казалась более невыносимой, чем не видеть никогда. Она скорее раскроет объятия незнакомцу, чем ему. Быть с ним в заведении мадам – значит, испортить воспоминания о времени, которое они провели в Хани-Хаусе. И напомнить ему, кто она такая. И принять его деньги… Роуз вздрогнула. Она просто не сможет сделать это снова. Не сможет вложить свою руку в его протянутую ладонь, зная, что он платит за такое простое удовольствие. Никакие деньги не заставят ее сделать это.
Вздохнув с горечью обреченного на казнь, Роуз набросила шаль на плечи. Неужели уже завтра? Она хотела оттянуть этот момент, а лучше продлить его до бесконечности. И в этот последний день не спускать глаз с Джеймса. Чувствовать его губы на своих губах, ловить его обожающие взгляды. В последний день он не доложен отпускать ее ни на шаг.
Ее сердце заходилось от боли, требуя, чтобы она что-то сделала, приняла любые условия, лишь бы остаться с ним. Но ничего не происходило. Никаких решений не находилось. Это чувство было хорошо знакомо ей: она принадлежала ему, но он не принадлежал ей.
И никогда не будет принадлежать.
Стук двери вывел ее из размышлений. Закрыв глаза, Роуз прислушалась к звуку его шагов, звук становился все ближе. Она уже изучила его походку, и для этого ей не надо было открывать глаза.
Его тень накрыла ее, заслоняя собой солнечные лучи.
– Наслаждаешься покоем?
Роуз откинула голову, встретила его взгляд и заставила себя улыбнуться:
– Да.
Отодвинув в сторону «Таймс», Джеймс сел рядом с ней на скамью.
– Ты не умеешь обманывать меня, дорогая, – Он потянулся и провел пальцем по ее нижней губе. – Ты сегодня необычайно тихая. Даже ни разу не заглянула ко мне в кабинет.
– Не хотела мешать тебе.
– Ты никогда не можешь помешать мне. Соблазнить – да. Помешать – нет, – Он полез в карман сюртука и вытащил маленькую черную коробочку. – Возможно, это порадует тебя?
Оторопев, она молча следила за его движениями.
– Я собирался подождать да завтрашнего утра, но…
Джеймс пожал плечами.
Она нетерпеливо взяла коробку. Сдерживая дыхание, открыла ее, опасаясь увидеть ее содержимое. На черном бархате лежал большой кроваво-красный рубин в изящной золотой оправе и на столь же изящной цепочке.
– Если тебе не нравится, мы можем выбрать что-то другое.
Нота неуверенности прозвучала в его голосе.
Легким прикосновением пальца она прошлась по очертаниям камня в форме сердечка. Затем подняла украшение, позволив свободно свисать с одного пальца. Солнечные лучи играли на его гранях, сверкая и переливаясь. Оправа была настолько незаметной, что казалось, будто бы рубин сам висит на цепочке.
Это был верх элегантности, абсолютное совершенство. И Роуз захотелось съежиться от страха.
Ее рука слегка дрожала, когда она укладывала ожерелье назад в коробку.
– Ты не должен делать мне такие подарки. Нет необходимости.
Он нахмурился.
– Но подарки не делают по необходимости.
Но это был не подарок, то есть не совсем подарок. Это была изысканная и очень дорогая безделушка, которую мужчина дарит любовнице за оказанные услуги. Просто иная форма компенсации. Благодарность за хорошо сделанную работу. Благодарность, которую он ощущал.
И почему он решил сделать это сегодня? Почему не вчера или не позавчера? Почему он должен испортить последние два дня, твердо напомнив ей, кто она для него?
Джеймс, должно быть, купил его в тот день, когда они уезжали из Лондона. Он верил, что это необходимо? Если так, то ей следует поправить его. Хорошо еще, что он не проявил свою благодарность сразу после того, как встал с ее постели.
Прикрыв веки, Роуз удержалась от искушения принять ожерелье. Порадоваться, как обычному подарку, что было не так. Она протянула рубин назад.
– Ты не должен покупать мне подарки.
– Да, не должен. Но я хочу. Я выбрал его, думая, что оно тебе понравится. Я хотел… – Джеймс покачал горловой, глядя на сад за террасой. – Я никогда не дарил подарков женщине и не получал в ответ благодарность большую, чем улыбка. Думаю, мне надо быть благодарным за то, что ты не швырнула его в сад. – Его рука накрыла коробку, но затем он убрал ее, оставляя коробку на ее раскрытой ладони. – Я не возьму его назад. Оно твое, делай с ним что угодно. Продай, если хочешь.
Боль на его лице была не наигранной. Это пронзило ее сердце с такой силой, что из ее груди вырвался вздох. Еще раз покачав головой, Джеймс поднялся и хотел уйти. Роуз, потянувшись, схватила его за запястье. Он мог освободиться, но не сделал этого. Он стоял, она продолжала удерживать его.
– Пожалуйста, не уходи.
Роуз слышала его глубокий вздох, слышала ту боль, с какой воздух вырвался из его легких. Затем Джеймс медленно повернулся к ней. Его лицо превратилось в безжизненную маску. Взгляд упал на ее руку, все еще сжимавшую его запястье. Роуз разжала пальцы, отпуская его. Это было так трудно – позволить ему уйти, но она знала: это ничто по сравнению с тем, что предстоит завтра.
Ей потребовалось время, чтобы найти правильные слова.
– Мм… прости. У меня нет опыта в получении подарков. Прошли… годы, с тех пор как я получила последний подарок. – Еще до того, как умер отец и она превратилась в проститутку. – Мне не следовало… – Не в состоянии встречаться с его жестким взглядом, она опустила голову. – Спасибо. Оно великолепно. Просто восхитительно!
Где-то зачирикала птичка. Ветерок шелестел листьями низкого кустарника, обрамлявшего по периметру дом. Она взглянула на Джеймса сквозь ресницы, надеясь, что, может быть, не окончательно испортила их последний день. Он, наверное, думает, какая же она холодная, и как жестоко было с ее стороны принять его подарок с таким бессердечным пренебрежением. Разве он обязан дарить ей такие вещи? Раз за разом Джеймс доказывал, что не похож ни на одного мужчину, с которым ее сталкивала судьба. И снова она встретила его усилия недоверием и подозрительностью. Это чудо, что он так терпелив, у другого на его месте давно бы опустились руки. Нет, она не заслуживала такого мужчину.
– Мне очень жаль, Джеймс. Пожалуйста, прости меня, – прошептала Роуз.
Он еще раз вздохнул, но на этот раз звук содержал уступку.
Ее рука дрожала, когда она снова протянула коробку.
– Ты окажешь мне честь?
Уголки его губ приподнялись.
– Конечно, – сказал он хрипло, беря коробку.
Потянув шаль вниз, она открыла обнаженные плечи и повернулась к нему спиной. Железная скамья скрипнула, когда он уселся рядом с ней. Джеймс надел ожерелье на ее шею. Камень холодил кожу, устроившись как раз над ложбинкой ее груди. От прикосновений его пальцев к шее дрожь пробежала по спине. Роуз вздрогнула, когда он щелкнул застежкой.
Повернувшись лицом к нему, она прикоснулась кончиками пальцев к ожерелью. Это рубиновое сердечко будет всегда напоминать ей о времени, проведенном с благородным и добрым мужчиной, которого она будет любить всю оставшуюся жизнь.
– Ну вот… Ты забрала мое сердце, Роуз.
Она прикусила губу, слезы внезапно подступили, наполнив глаза. Как она сможет отпустить его?
– Ты знаешь, что я люблю тебя?
Он кивнул.
Она прикрыла рубин рукой, прижимая его к сердцу.
– Спасибо. Я всегда буду радоваться ему, – сказала она, делая все, чтобы сдержать слезы, готовые пролиться.
– Но все еще не улыбнешься? – спросил Джеймс и улыбнулся сам.
Тихий смех вырвался из ее груди.
– Вот тебе моя улыбка и моя благодарность, – сказала она и протянула ему обе руки, а носом потерлась о его галстук, вдохнув его аромат. Что она сделала такого особенного, чтобы заслужить такого мужчину, как Джеймс? А затем отклонилась, чтобы заглянуть ему глаза. – И можешь получить больше, если хочешь.
– Больше?
Джеймс обнял ее, его крупные ладони прошлись по ее спине и остались лежать на ягодицах.
Роуз вздрогнула, прижавшись грудью к его широкой, словно надежная стена, груди. Внезапно желание снова охватило ее.
– А как же бумаги на твоем столе? Они могут потерпеть часок?
Джеймс сжал ее ягодицы и проговорил изменившимся голосом:
– Они обойдутся без меня весь оставшийся день.
Роуз удивленно вскрикнула, когда он внезапно поднялся и подхватил ее на руки. Она чувствовала, как напряглись под сюртуком его мускулы.
– Когда я увидел это ожерелье в магазине, то первым делом подумал, что ты обязательно должна носить его.
– Правда? – Роуз приподняла брови. – Думаю, что смогу выполнить эту просьбу.
Вполне возможно, что они попались на глаза миссис и мистеру Уэббам в коридоре, но Роуз смотрела только на Джеймса. Когда они вошли в его спальню, он осторожно поставил ее на ноги около кровати. Синие шторы были раздвинуты, и вся комната залита теплым солнечным светом.
Прежде чем положить ее на постель, он прошептал:
– Повернись.
Роуз хотелось, чтобы он попросил. Его учащенное дыхание касалось ее шеи, пока он расстегивал пуговицы на ее платье. Нельзя сказать, что его пальцы двигались с уверенной легкостью, – скорее, Джеймс немножко застревал, уделяя больше внимания, чем нужно, каждой очередной пуговке. Ясно, что для него это была новая задача, и это согревало ее сердце.
Вскоре зеленое кашемировое платье лежало на полу вокруг ее ног. Затем Роуз почувствовала, как он вынимает шпильки из ее прически. Одну за другой, пока тяжелая масса темных волос не упала на спину. Она услышала шуршание ткани и уголком глаза увидела, как Джеймс бросил сюртук на спинку стула. Повернувшись, она стала расшнуровывать корсет, но он поднял руку, останавливая ее.
– Я могу это сделать? – спросил он с ноткой неуверенности.
– Конечно, Джеймс.
Она уронила руки вдоль тела, предлагая ему себя.
Он подошел так близко, что подол ее нижней юбки задевал его коричневые брюки. Опустив ресницы, он медленно потянулся к ее груди. Уголки его губ приподнялись, когда он провел пальцем по очертанию рубина.
– Я рад, что он тебе нравится, – услышала она его низкий голос.
– Мне нравится, потому что это от тебя.
За все эти годы она получала множество разных безделушек и сразу же продавала их. Ни одна из них не представляла ничего значительного, кроме их денежной стоимости. Но это ожерелье она будет носить всегда, никогда не расстанется с ним, его любовь дороже любых денег.
Убрав пальцы с рубина, Джеймс потянулся к ложбинке и, взявшись за конец узкой шелковой ленты на корсете, развязал аккуратный узел. Напряжение, сковывающее ее ребра, сразу ослабло. Роуз вздохнула полной грудью, и шнуровка ослабла еще больше. Несколько движений, и задача была бы решена, но Джеймс не спешил. Вытаскивая ленту из каждого отверстия, он медленно расшнуровывал корсет, пока наконец не дошел до конца, и тогда корсет упал на пол, туда, где уже лежало платье.
Так, как сейчас, он никогда не раздевал ее прежде. С великой осторожностью, словно сам процесс доставлял ему удовольствие. Джеймс заставил ее чувствовать себя обожаемой. Любимой.
Опустившись на колени, он коснулся легким поцелуем низа ее живота. Тем временем его руки, оставив талию, спускались к бедрам. Затем он взялся за кружевные подвязки, поддерживающие чулки. Двумя руками прошелся сначала по одной ее ноге, потом по другой, осторожно спуская вниз тонкий шелк.
И, сделав это, не двигался в течение какого-то момента. Роуз тоже замерла, чувствуя горячий взгляд, странствующий по ее обнаженному телу. Затем, не поднимаясь с колен, Джеймс посмотрел на нее. Его взгляд, направленный из-под полуопущенных век, горел желанием, пробуждая страшное нетерпение в ее теле, делая ее колени слабыми и заставляя дыхание замирать в груди. Большие, мозолистые ладони поднялись, развели ее колени и прошлись по нежной коже меж ее бедер. Его прикосновения недолго оставались деликатными, постепенно становясь все более уверенными и требовательными. Взяв ее ногу, он поставил ее себе на плечо, шелк кремового жилета скользил по ее ступне.
Не глядя на него, она протянула руку и крепко ухватилась за спинку кровати. Используя большие пальцы, он раскрыл ее святая святых, полностью раздвинув нежные розовые лепестки. Ее голова откинулась назад, глаза прикрылись, когда Роуз почувствовала, как, его губы прикасаются к ее лону.
И она забыла обо всем, кроме того удовольствия, которое дарил ей его язык, его губы, ощущая его горячее дыхание на своей интимной плоти. Она запустила пальцы в его волосы. И с трудом сдерживала себя, стараясь не слишком сильно сжимать его голову, когда он усиливал ласки, упиваясь ее сладостью. Низкие стоны срывались с ее губ. Джеймс так хорошо изучил ее тело, каждый его изгиб, каждое наиболее чувствительное место. Знал, как разбудить ее чувственность, подвести к завершению, но сначала долго удерживать на грани, пока не произойдет взрыв…
Ее высокий крик, смешиваясь с резким дыханием, эхом отозвался в ее ушах. Его руки поддерживали ее, обхватив ягодицы и не давая упасть на колени. Встав, Джеймс поднял Роуз, и ее ноги инстинктивно обхватили его талию.
Он осторожно положил ее на синее покрывало. Его взгляд не отрывался от нее, пока он расстегивал пуговицы на своем жилете. Солнечный свет из окна за его спиной обрисовывал очертания его сильного тела, его лицо было наполовину скрыто в тени. Одно мгновение, и рубашка, а за ней и брюки полетели на пол.
Матрас издал протяжный звук, когда он опустился на постель рядом с ней.
– Люблю тебя, – пробормотал он, дотронувшись до рубинового сердечка на ее собственном сердце.
Затем его рука двинулась ниже, их пальцы сплелись. Мурашки побежали по ее коже, дыхание перехватило. Одной рукой обняв его за шею, она потянула его к себе, нуждаясь в его поцелуе, в тяжести его тела на ее собственном, в нем самом.
И еще до того как его губы прильнули к ее губам, прошептала:
– Люблю тебя. И буду любить всегда.
