Текст книги "Рассвет над океаном (СИ)"
Автор книги: Ева Гончар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
36. Мисс Паркер, 15–16 апреля, понедельник-вторник, без времени
«Бедная моя доченька!»
Что это? Проклятие моего рода? Говорят, дочери часто повторяют судьбу своих матерей… Но ведь ты их провела! Как тебе удалось?
«Во второй раз мне не удалось!»
Во второй раз это был Чарльз. Он хороший человек, мама? Иначе ты не согласилась бы?
«Он хороший человек. Но согласилась я не поэтому…»
Её прохладная узкая ладонь вновь лежит у меня на лбу. Ухватиться за неё обеими руками, закричать: «Вытащи меня отсюда!» – и выбраться из мутного тягучего забытья. Но у меня нет сил. Ни на что больше нет сил, я почти не сопротивляюсь бреду. Пускай. Лучший выход теперь – умереть.
«Ты ещё не сказала ему, что любишь его!»
Не сказала. В последний раз, когда я могла это сделать… В последний раз, когда я видела его… Я тогда тоже думала, что умереть – это лучший выход! Идиотка. Я должна была умереть раньше. До того, как… Нет, ещё раньше! До Томми. Меня нельзя любить. Тем, кто меня любит, я приношу несчастье!
– Не беспокойтесь, мистер Рейнс, она обязательно поправится! – в студенистую плоть моего бреда вворачивается голос Салливана. – Лёгкие чистые, показатели крови говорят о том, что…
Конец фразы пропадает, словно заглушённый ватой. Врёте, доктор Глен! Я умру! И ваши планы полетят ко всем чертям. Не трогайте меня! Не тро…
Очередной укол в вену. Мне уже не больно, я привыкла. Так, наверное, привыкают к игле наркоманы. Наркотики. Наркотик. Наверное, мне всё время колют наркотик. Лайл, ухмыляясь, поигрывает заправленным шприцом:
– Помнишь, я обещал стать режиссёром твоих кошмаров?
– Не торопись, сынок. Она же умная девочка, неужели мы с ней не договоримся?
Ты была «умной девочкой», мама? Они с тобой договорились? Что они пообещали тебе? Пощадить меня? За что они потом тебя убили?
Я знаю, ты пошла на это ради меня. И тебе тоже я принесла несчастье!
Сейчас – не наркотик, лекарство. Я нужна им живой – как жаль! Оно разбегается по венам, тошнота спадает, туман перед глазами рассеивается. Ненадолго, я знаю. Серые стены, жёлтый свет, в камере пусто – мои мучители отдыхают. «Подумай хорошенько!» – выдохнул мне в лицо кто-то из них, перед тем как уйти. Мысли по-прежнему путаются, но то, о чём следует «подумать», не перепутать и не забыть.
Я должна выполнить главное своё предназначение, родить ребёнка, сказал мистер Рейнс.
– Нет, – крикнула я, – нет! Вы не сможете меня заставить!
– Кэтрин Джемисон – заставили, – ощерился он, – а она была крепким орешком!
– Ублюдки! Вы не сможете… – повторила я, чувствуя, как у меня внутри всё скручивается от ужаса.
– Рожать детей – единственное, для чего пригодны человеческие самки, да, папа? – хохотнул, подмигивая мне, Лайл.
– Даже в этом на них нельзя положиться! – прошипел «папа», щека у него снова задёргалась. – Но прежних ошибок я не повторю.
Он развернул своё кресло и посмотрел на меня в упор сверху вниз. Я хотела сесть, чтобы мои глаза оказались на том же уровне, но не смогла.
– Ты родишь ребёнка, Сорок Третья. Если ты согласишься, тебя не убьют – по крайней мере, до тех пор, пока он будет нуждаться в матери. Сумеешь доказать свою преданность мне и Центру – не убьют вообще. На свободу ты не выйдешь никогда, но жить будешь неплохо.
– А если не соглашусь?
– Тогда ребёнка с твоими генами выносит и родит другая женщина. А ты исчезнешь, как только в нашем распоряжении будут твои яйцеклетки.
– Вдруг я бесплодна? Ты об этом не подумал?
– Вряд ли. Ты копия своей матери, а у неё с размножением проблем не было.
Остаться жить пленницей – и отдать Центру своего ребёнка. Или умереть… но всё равно – отдать. Выбор без выбора. Они же что угодно могут сделать с моим телом. Господи, если бы только я, на самом деле, была бесплодна!
– Тебя обследуют, – пообещал Рейнс, прочитав мои мысли. – Но я в тебе не сомневаюсь. Гены Джемисонов – хорошие, сильные гены.
«Тебя обследуют». Новый мучительный приступ тошноты, новой волной – желание умереть. Липкие пальцы и липкий взгляд Салливана, унизительные скабрезные намёки… Не вспоминай об этом, Мия, не вспоминай!
Это было позже. А в тот момент Рейнс, поколебавшись, продолжил:
– У тебя есть кое-что, чего не было у твоей матери, Сорок Третья. Ты можешь сама решить, кто станет отцом ребёнка.
В самом деле? Вот так сюрприз!
– Папа! Ты уверен, что нужно рассказывать ей… – вскинулся Лайл.
– Уверен, – отрезал тот. – Использовать её, как инкубатор, мы всегда успеем. Но будет гораздо проще, если она согласится с нами сотрудничать.
– Даже не надейтесь!
– Слушай меня внимательно, Сорок Третья, – тон Рейнса стал вкрадчивым. – Слушай и мотай на ус. Многие десятилетия Центр занимается созданием людей с необычными способностями. Созданием – я не оговорился! Найти, изолировать и воспитать одарённого ребёнка – этого мало. Сделать так, чтобы способности передавались по наследству – вот что важно! Генетической программой уже сорок лет руковожу я. И сам… все мы – Паркеры – в ней участвуем. В ней участвовала и Кэтрин. С её помощью гены Паркеров и Джемисонов должны были объединиться. Десятилетия… столетия отбора! Как я ждал результата!.. И всё пошло прахом из-за этой лживой твари.
Он перевёл дух. В его глазах полыхала уже знакомая ненависть. Я догадалась, наконец, откуда она взялась.
– Ещё не поздно всё исправить! Ты последняя женщина Джемисон, и ты унаследовала способности своей матери. Паркеров, не считая бесплодного клона, осталось четверо: я, мой внук – сын Бриджит, и два моих сына – Лайл и Джарод. Я болен и стар. Мой внук слишком юн. Мои сыновья – молоды и полны сил. Один из них станет отцом твоего ребёнка. Кто именно, выбирать тебе, Сорок Третья.
Им удалось! Они припёрли меня к стенке. Мне придётся согласиться. За девять месяцев – или больше, кто знает, когда я забеременею? – многое может измениться. Ты тоже так думала, мама?.. Ты тоже на это надеялась? Но вынашивать ребёнка от психопата и убийцы? Невозможно себе представить! Я посмотрела на Лайла, не пытаясь скрыть отвращение. Оба, отец и сын, перехватили мой взгляд.
– Не могу поверить, что у такого упыря, как ты, родился такой сын, как Джарод. Не могу поверить, что отморозок Лайл – его брат. Неужели ты сомневался в моём выборе, мистер Обманутые Ожидания? Разумеется, отцом ребёнка станет Джарод.
Лайл поиграл желваками – похоже, он ждал чего-то другого. Рейнс хрипло рассмеялся, потирая руки.
– Прекрасно, Сорок Третья! Будь по-твоему! Есть только одна небольшая проблема… но, конечно, ты поможешь нам её решить.
«После инцидента с клоном весь генетический материал Притворщика из Центра исчез!» – вдруг вспыхнуло в памяти. И я поняла, что меня припёрли к стенке ещё раз.
– Чтобы ты родила от Джарода, нам нужен он сам, во плоти. Ты ведь знаешь, как до него добраться, не так ли?
– А если я не соглашусь? – механически спросила я.
– Мистер Лайл всегда рад послужить на благо Центра, правда, сынок? – каркнул Рейнс удовлетворённо.
Жёлтый свет опять начинает рябить и меркнуть. Мне так страшно, мама, не оставляй меня одну! Они ушли тогда, но возвращались – вместе и по отдельности. Убеждали и угрожали, я почти не помню ни убеждений, ни угроз. Помню только Салливана и его приговор: у меня могут быть дети. Мамочка, что делать? Что мне делать? Они рассчитывают, что я выведу их на Джарода. Свяжусь с ним напрямую или соглашусь стать приманкой для него. Я сказала, что не знаю, где Притворщик и не буду им помогать. Я его не предам. Они дали мне пару дней на размышления, а потом…
Умереть – лучший выход для меня, да, мама?
37. Джарод. 17 апреля, среда, вечер
Какую бы авантюру я ни затевал, никогда прежде я не испытывал настоящего страха. Напряжение сил и нервов, перекипающий через край азарт, острое и сладкое предвкушение успеха – таким был привычный коктейль ощущений. Я не всегда, конечно, был абсолютно уверен в себе – но я не боялся провала! Я играл, играл даже тогда, когда ставкой была моя собственная жизнь.
Игры закончились. От одной мысли, что мой план может провалиться, у меня внутри, над солнечным сплетением, разливается арктический холод. Пасторальные мечты, которые грели меня в эти дни, против него бессильны.
Ни запасного плана, ни времени на его создание у меня нет. Мия умирает, лечение, назначенное ей Салливаном, выглядит неубедительным. Даже если сейчас она чудом выживет, своими евгеническими опытами они её добьют. Не вытащу её из Центра немедленно – считанные дни спустя вытаскивать будет некого.
Но я её вытащу!
18.00. Покидаю гостиницу и еду к Центру. Машину, старый синий «Форд», припаркую у обочины, в трёхстах метрах от того места, где я преодолею ограждение, а потом выберусь обратно вместе с Мией. Чтобы выбраться, нужно будет проделать отверстие в металлической сетке – Мия сейчас не в той форме, чтобы скакать через заборы. Это отверстие, конечно, сразу заметят, но нас здесь уже не будет. Мы уедем в маленьком сером фургоне, который я оставил на стоянке в максимальной близости к Центру ещё в то утро, когда проводил здесь разведку.
В моём сознании далеко впереди маячком светится готовая к отплытию «Надежда»; запас медикаментов там такой, словно я предчувствовал, что мне придётся превратить её в лазарет. Но я пока не знаю, куда повезу Мию – на яхту или в одно из своих убежищ. Всё зависит от того, известно ли в Центре о нашем несостоявшемся бегстве.
Об этом я спрошу у неё самой.
Чего им удалось от неё добиться?
Она ведь геройствовала, я уверен! Как тогда, когда хотела меня спровадить, узнав о нашем возможном родстве – та беспросветная ночь на многое открыла мне глаза. Машину заносит, я едва удерживаю руль. Нет, нет, не думай! Не думай сейчас о том, что именно они могли с ней сделать! Она всё тебе расскажет… если захочет. Или ты прочитаешь всё в её глазах – совсем скоро, уже сегодня. Какие бы мучения и издевательства ей ни пришлось пережить в Центре, ты вылечишь и тело её, и её душу. Но сейчас – не думай ни о чём, кроме побега!
Ни на секунду не забываю следить, что говорит и делает Глен Салливан и что происходит вокруг него. Доктор ведёт себя отлично: скучным будничным голосом отчитывает своих подчинённых, лебезит перед Рейнсом, уверяя его, что «объект номер сорок три» идёт на поправку… В какой-то момент связь становится хуже, почти пропадает: мой подневольный сообщник едет в лифте – по-видимому, на шестнадцатый подуровень. Прислушиваюсь особенно внимательно: вдруг он вскоре заговорит с Мией, и она ему ответит? Его слова: «по крайней мере, была жива час назад…» – не идут у меня из головы. Если я услышу её голос, мне станет легче… но я его не слышу.
«Моя дорогая! Моя красавица!» – соловьём разливается Салливан. Да как он смеет разговаривать с ней в таком тоне?!
Ну-ка, стоп! Парень, где твоё хладнокровие? Скоро у тебя будет возможность влепить доктору затрещину. Двум другим негодяям не достанется даже такого наказания, но это сейчас неважно. Главное сейчас – побег!
18.57. Под прикрытием густых зарослей по-пластунски пробираюсь в укромное место в двадцати метрах от забора, окружающего Центр. Уходит страх, уходят ненужные мысли. Подсыхающая колкая трава, запах нагретых солнцем зелени и земли. Ровное дыхание, ровный пульс. Прошлого и будущего нет, есть только настоящее, и я в нём – сгусток внимания и силы, снаряд, ожидающий сигнала, чтобы ринуться к цели.
19.10. Салливан просит кого-то «подготовить процедурную для сорок третьей пациентки» и, судя по звукам, выходит из клиники. Идёт по длинному коридору к лифту, который привезёт его на подуровень номер пять, к резервному пульту «Полярной звезды». Минута, две, три…
19.16. Тихий шелест, означающий, что универсальный ключ сработал. Доктор заходит в помещение, и…
19.18…Из моего кармана слышится писк, означающий, что «личинка» тоже сработала, как надо.
Проход открыт! Один бросок – на то, чтобы преодолеть расстояние до забора. Подтянуться и перемахнуть через верх. Ещё бросок – к канализационному люку…
«Что вы здесь делаете, доктор Салливан?» – вдруг раздаётся у меня в ушах голос Лайла.
Я цепенею у края люка. Проклятье!
«Простите, мистер Лайл… я, похоже… я перепутал дверь…» – блеет Салливан.
«А также отсек и подуровень, да, доктор?» – усмехается Лайл.
Невнятные возгласы, звук борьбы, и становится совсем тихо.
19.21. Кажется, прошла вечность – а на самом деле, всего три минуты. Попискивание в моём кармане свидетельствует, что «личинка» продолжает работать, проход в Центр для меня по-прежнему открыт. Прохода обратно – не будет. Я смотрю по сторонам, чувствуя, что запомню этот миг на всю жизнь: низкое солнце, моя длинная тень, пересекающая щербатый асфальт на задворках Центра, ненавистная эмблема на круглой чугунной крышке. Один бросок до забора, подтянуться и перемахнуть через верх – я ещё успею уйти. Один шаг вниз – и я в Центре, и неизвестно, смогу ли я хоть когда-нибудь освободиться.
Там, в Центре умирает маленькая девочка. Девочка, которую я люблю. Там, в Центре – умирает моя Мия.
И я откидываю крышку люка и ныряю в черноту узкого лаза.
21.30. Прислонившись спиной к ребристой стене, я сижу на дне заброшенной лифтовой шахты. Напротив меня в позе китайского болванчика сидит Анжело. Во взгляде эмпата – такое сострадание, на какое в целом свете способен он один. Я пытаюсь сложить головоломку. Собрать в единое целое разрозненные кусочки, разгадать тайну, которую столь ревностно бережёт Центр. Когда я пойму, что движет мистером Рейнсом, ныне – моим отцом, чего он хочет на самом деле… когда я притворюсь им – я пойму, как с ним договориться. Какую заключить сделку, чтобы спасти Мию.
Таинственность, окружающая моё – и её! – рождение.
Запутанные родственные связи Паркеров.
Моя мама, родившая детей от мистера Рейнса и от майора Чарльза.
Моя мама, умеющая исчезать так, что её не могу найти даже я.
Кэтрин Паркер, которая должна была родить от мистера Рейнса и майора Чарльза, но умудрилась один раз поступить по-своему.
Внутреннее сознание Кэтрин, почти ею не раскрытое.
Мужчина с особым даром, отец Мииного будущего ребёнка, «чрезвычайно ценного» для мистера Рейнса.
Люди с необыкновенными способностями.
Многие десятилетия селекционной работы.
Проект Genomius.
Средневековые свитки.
«Готовится нечто грандиозное!»
– Джарод знает! – внезапно говорит Анжело. – Джарод всё знает!
Он прав. Я всё знаю. Головоломка складывается сама и вспыхивает, как старинный витраж, сквозь который пробился луч света.
– Мистер Рейнс сейчас у себя? – спрашиваю я Анжело.
Тот энергично кивает.
– Сможешь проводить меня к нему? К потайному входу в его кабинет?
Снова утвердительный жест.
– Тогда пошли!
38. Мисс Паркер. Апрель, без времени
Небо надо мной медленно кружится – как полотнище цвета маренго с латунными пуговицами звёзд. Ни одного знакомого очертания… Томми учил меня определять созвездия – неужели я всё забыла? Интересно, я встречу его там? Он ещё помнит меня?
Мама, а тебя я встречу?
Она молчит. Кажется, я чувствую её дыхание на своём лице. Одной рукой касается моего лба, другой – перебирает мои волосы. Причеши меня, пожалуйста! Как ты всегда делала, когда я была маленькой. Когда мы были вместе. Скоро мы снова будем вместе, да, мама?
Мои волосы – спутанные и грязные. Я сама… Я уже не помню, когда вставала. Сначала, в первые дни… Сколько их было, этих дней? Времени здесь нет. Сначала, несмотря на слабость, я иногда поднималась и приводила себя в порядок за перегородкой. Теперь перестала. Постель пахнет потом и какой-то приторной дрянью. Рейнс, кажется, чего-то хотел от меня в обмен на «нормальные условия»… Чего именно? Не помню.
Нужно было соглашаться! Они и так всё из меня вытянули. Я только не сказала им, где встречалась с Джародом. Без моей помощи они его не поймают.
Они его не поймают… раз не поймали до сих пор. Я бы знала! Раз до сих пор задают вопросы, значит, не поймали.
Свинцовое зеркало озера. Тусклые жёлтые листья на поверхности воды. Запах умирания и гнили. Войти в холодную тёмную воду – по щиколотки, по колени, по пояс… Как только холод достигнет груди, моё сердце остановится. Я не хочу туда, но здесь я не останусь.
Он за мной не приходил. Он сразу понял, что ничего не выйдет! И он прав: его жизнь стократ дороже моей. На свободе он стократ нужнее, чем в Центре.
Серое небо, жёлтые звёзды. Жёлтые листья на серой воде. Серые стены и жёлтый свет. Жёлтые руки в рукавах серой рубашки. Серый и жёлтый, жёлтый и серый, этот мир я запомню таким.
Лучше уж – таким! Я везучая – я очень больна. Лайл не пустит в дело шприц, который всякий раз приносит с собой. Я никогда не узнаю сюжета приготовленного для меня кошмара.
– Ну что? Подумала? Ты поможешь нам добраться до Джарода?
– Катись в преисподнюю, мистер Дурная Кровь.
– Ну и правильно, Сорок Третья! Зачем нам Притворщик? – ухмыляясь, запускает руку под одеяло. – От него одни проблемы. Как только ты выздоровеешь, я заберу тебя к себе. Папа получит своего бесценного внука, и никакой врач нам для этого не понадобится, верно, детка? Мы справимся сами.
Я не выздоровею. Всё, что тебе осталось, скотина – угрожать и гладить мои ноги. Неважно! Это тело мне больше не принадлежит.
– Как ты гадко пахнешь, Сорок Третья! Запомни на будущее: мне нравятся чистые женщины.
Я везучая – он брезгует ко мне прикасаться.
– Нет, мистер Рейнс, она пока совсем не ест… Раствор глюкозы инфузионно… Сорбитол, пентамин, пантогам…
Зря стараетесь, доктор Глен. Всё кончено! Я везучая.
– Чёртова кукла! Сдохнет, но сделает по-своему. Её мать и то была сговорчивей!
Катись в преисподнюю, мистер Обманутые Ожидания! – слишком много слов, чтобы выговорить вслух. – Мне тебя даже жалко.
Небо всё ниже, вода всё ближе. Где ты, мама? Ты со мной? Ты меня проводишь?
«Не бойся, доченька. Я рядом!»
По щиколотки. По колени. По пояс…
Белый и чёрный – откуда?! Белёный потолок с трещиной от угла до угла. Бледный мужчина в белой рубашке, почти чёрные волосы и глаза.
Ты здесь?! Зачем?! Я не звала тебя! Ты должен быть далеко отсюда!
Беззвучно шевелятся губы: «Возвращайся. Возвращайся, Мия!»
Чёрное на белом. Солнце в иллюминаторе. Взгляд – такой, будто ты ждал меня целую вечность. Я хотела разрушить твою жизнь. Ты хотел меня спасти. Чудо-мальчик, этого я не забуду! Мы обо всём поговорим… потом… когда увидимся – там.
Но теперь – уходи! Прошу тебя, уходи! Будь с теми, кому ещё можно помочь. Скажи ему, мамочка, пусть уходит!..
39. Джарод. 17 апреля, среда, поздний вечер
– Здравствуй, папа!
Дуло пистолета приставлено к горлу руководителя Центра – хлипкому горлу в складках увядшей кожи. Стоит только сжать пальцы, и он захрипит в попытке наполнить кислородом свои неполноценные лёгкие, а затем, затихнув, обмякнет. Усилием воли гашу приступ ярости – мистер Рейнс нужен мне живым. И я не отцеубийца… но ему об этом знать незачем.
– Вызовешь охрану – и ты покойник! Мне терять нечего.
Он перестаёт искать под столом «тревожную кнопку» и замирает.
– Позаботься, чтобы нам не помешали. Я пришёл с тобой поговорить. Когда мы закончим, ты будешь рад тому, что меня никто не видел. Камер здесь, я полагаю, нет?
– Нет, – сипит мистер Рейнс.
Раздаётся характерный звук, означающий, что кабинет заперли изнутри.
– Вот и отлично. А теперь покажи мне её.
Нащупывает мышку и торопливо ею щёлкает, один из мониторов над его столом оживает. Я и не думал, что столь острое облегчение и столь сильную боль можно испытывать одновременно – как сейчас, когда я смотрю на женщину, клубком свернувшуюся на тюремной койке. В первый момент она кажется мне незнакомой, но, приглядевшись, я понимаю: конечно, это моя Мия, только очень, очень похудевшая.
– Ближе!
Изображение увеличивается.
Обморочно закрытые глаза, впалые щёки, потрескавшиеся приоткрытые губы, прозрачная рука, выпростанная из-под одеяла. Пальцы слабо шевелятся, словно пытаются что-то стряхнуть, и это жалкое движение окончательно убеждает меня в том, что она не умерла.
– Живая! – говорю я, наслаждаясь звучанием слова. – Живая. Тебе повезло, папа! Самое время вознести хвалу высшим силам.
Выкатываю кресло мистера Рейнса на середину комнаты.
– Положи руки на подлокотники и не делай резких движений.
Беру стул и устраиваюсь напротив, на всякий случай, удерживая своего визави на прицеле. Тот, кого я должен теперь считать отцом, боится меня – но интереса в его бесцветных глазах больше, чем страха. Интереса – и чего-то ещё, похожего на надежду и на безумие. Несколько мгновений мы сверлим друг друга взглядом, он первый нарушает паузу.
– Чего ты хочешь… сын мой?
– Неужели не догадываешься, папа? Я хочу её. Как ты всю жизнь хотел Кэтрин Паркер.
Он кривится, по его щеке проходит нервная дрожь. Я попал в точку! Слава Богу, я попал, эта моя идея оказалась верной, а значит, вероятней всего, верны и остальные.
– С чего ты взял, что я тебе её отдам?
– Мы поменяемся, – пожимаю я плечами. – Ты мне – мисс Паркер…
– Не называй её этим именем, она его недостойна!
– …Ты мне – мисс Паркер, я тебе – то, чего больше всего на свете желаешь ты. Ребёнка. Нашего с ней ребёнка!
– С чего ты взял, что мне нужен ваш ребёнок?
– Догадался. Я же гений, ты забыл?
Рейнс дышит со свистом, судорожно выгибаются ладони, лежащие на подлокотниках кресла. Он колеблется: привычка хранить тайну борется в нём с желанием сыграть в открытую, и, похоже, сдаёт позиции.
– Ты наломал дров. Так бывает, когда позволяешь ненависти и любви взять верх над разумом. Я дам тебе шанс исправить ошибки.
– Какие ошибки ты имеешь в виду?
– Во-первых, нужно было тщательней организовать слежку – тогда наша связь с мисс Паркер не была бы для тебя секретом. Ты слишком сильно доверяешь своему младшему сыну, папа.
По тому, как усиливается его тик, я понимаю, что удар достиг цели.
– Во-вторых, не нужно было хватать её и запирать её в Центре, когда ты узнал, что она не твоя дочь. Я понимаю: Кэтрин не только отвергла тебя, но и обманула, а они так похожи, что невозможно думать о них по отдельности. Но ведь в твоём деле холодная голова – самое главное!
И этот выстрел – тоже в яблочко.
– Если бы она продолжила встречаться со мной, она бы забеременела вскоре самым естественным из возможных способов. Следовало всего лишь дождаться появления ребёнка на свет, а потом… Похищать детей тебе не привыкать, не так ли?
– Сын мой, как спокойно ты об этом говоришь!
– Мне нет никакого дела до детей, – мысленно я содрогаюсь от собственных слов.
– Раньше о тебе рассказывали другое!
– Раньше она меня не любила. А теперь я хочу только одного – обладать ею. Тебе ли не понимать, папа? В отличие от тебя, мне улыбнулась удача – как можно отказываться от такого подарка судьбы? Похоже, страсть к женщинам Джемисон у Паркеров в крови. Или в генах?
Его дыхание становится ещё тяжелей.
– Это случайность или побочный продукт селекции?
– Что тебе известно о… селекции?
– Всё. Или почти всё. Проект Genomius…
– Предатель Салливан!
– Салливан – предатель, – охотно соглашаюсь я. – Связавшись с ним, ты совершил ещё одну ошибку. Он, вероятно, хорош как учёный, но доверять ему нельзя. И, кстати, терапевт он дерьмовый.
– Был… дерьмовым терапевтом, – поправляет меня Рейнс.
– Туда ему и дорога! Хотя в том, что мисс Паркер сейчас при смерти, он не так уж и виноват. Если бы она не пила с тех пор, как… вернулась из Шотландии, ваш новый антибиотик не произвёл бы на неё такого разрушительного действия. Ты знал, что она пьёт?
Мистер Рейнс медленно качает головой.
– Разумеется, мистер Лайл скрыл от тебя эту мелочь! Перспектива занять кресло руководителя Центра – всё, что его волнует, он только рад был избавиться от единственной конкурентки. Не на того сына ты сделал ставку!
– Если ты думаешь, что тоже можешь претендовать на это кресло, потому что ты Паркер, то…
– Не думаю. Я знаю своё место. Я – экспериментальный образец двести восемнадцать тридцать три семьдесят. Настоящим наследником должен был стать ребёнок – мой и мисс Паркер. Плод кровосмесительной связи… или правильнее сказать: инбридинга? Так и было задумано, верно? Поэтому вы морочили голову нам обоим, скрывая, кто был донором для наших матерей?
– Да, поэтому, – хрипит он после недолгого молчания. – Но теперь ничего не выйдет. Дабл-Паркер уже никогда не родится.
Желание играть в открытую победило! Прекрасно.
– Если ты примешь мои условия, родится Паркер-Джемисон-Барклай. Ребёнок с необыкновенными способностями, о котором ты так мечтаешь! Я только одного не понимаю… Хорошо, от Джемисонов он унаследует внутреннее сознание. От Барклаев – дар притворяться… Маргарет Барклай, моя мать – тоже Притворщица, верно? Но зачем ему гены Паркеров? В память о том нашем предке, который первым был одержим идеей усовершенствовать человеческую природу?
– Не понимаешь? Конечно, где тебе понять! – сплёвывает мистер Рейнс. – Тебя не воспитывали как Паркера, ты лишь носитель наших генов. Свобода, сын мой, свобода – вот наш главный дар. Свобода от прогнившей человеческой морали. Свобода от обязательств перед теми, с кем мы связаны кровными узами – перед детьми и родителями, перед братьями и сёстрами. Свобода от всего того, что мешает людишкам достигать желаемого. Свобода – и стремление к власти. Мой сверхчеловек… мои сверхлюди – я знаю, их будет много! – станут истинными хозяевами этого мира.
Блеск безумия в его глазах становится ярче.
– Ты снова ошибаешься, – говорю я. – Я – настоящий Паркер. Вспомни, в каких условиях я вырос! Мне следовало быть преданным Центру, но вместо этого я сбежал и делаю только то, что хочу. Хмельная сладость власти знакома мне не понаслышке – мало что сравнится с удовольствием от манипулирования мелкими человеческими страстями. А теперь, как видишь, я держу на мушке своего родного отца – и, не раздумывая, выстрелю, если он не примет моего предложения.
Мистер Рейнс рассматривает меня с таким удивлением, словно я – муха-дрозофила, у которой вдруг выросло несколько лишних пар крыльев.
– В чём ты ещё сомневаешься, папа? Отдай мне мисс Паркер. Я вылечу её. Никто другой не сможет этого сделать, но я её вылечу, потому что ради меня она захочет жить. И она от меня родит. По любви и взаимному согласию, что может быть лучше? Если, конечно, тебе нужен здоровый ребёнок, а не биомасса.
– Сын мой, ты слишком умён, чтобы рассчитывать, что я под честное слово отпущу вас из Центра.
– Тебе вообще не надо нас отпускать. Оставь нас вдвоём в тихом и хорошо охраняемом месте. Подземелья Центра не тянут на роль курорта, но, я уверен, у тебя найдётся что-нибудь более подходящее.
– Я не единственный в Центре, кому ты нужен.
– Собираешься заработать себе очки, выдав меня триумвиратским? Тогда тебе придётся посвятить их в некоторые тонкости проекта Genomius. Они узнают, что вместо настоящих свитков – бесценного «лабораторного журнала» моего пра-пра-пра-пра-прадеда – им подсунули фальшивку. А последняя женщина Джемисон всё равно умрёт, не оставив потомства. Нет, папа, пока дело не будет сделано, ты меня не выдашь. Наоборот, ты очень хорошо меня спрячешь.
Он уже согласен, я это вижу. И отвечаю на последний, незаданный вопрос.
– А потом я буду работать на Центр. Жизнь и безопасность мисс Паркер – не такая уж дорогая плата за моё добровольное сотрудничество, правда?
Ладони мистера Рейнса, на протяжении всего разговора ни на секунду не прекращавшие своей пляски, расслабленно останавливаются. Дряблая щека больше не дёргается. «Папа» принял решение.
– Ты убедил меня, Притворщик. Ты её получишь. Следуй за мной.
