Текст книги "Девочка хищника (СИ)"
Автор книги: Ева Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
После настал черёд жениха показать мастерство косоплетения. С этой целью присланная на дом камеристка оставила часть моей причёски неубранной. Разогретые над жаровней щипцы завили все остальные пряди, но светлая полоса сейчас спадала мне на грудь с правого плеча в первозданном виде. За неё-то и взялся сын лорда-канцлера.
Покончив с делом, он нехотя коснулся моих губ поцелуем: лёгким, чисто формальным. По сути, это лишь скрепление договора печатью на сургуче. Теперь я не обязана возвращать подарки в случае расторжения помолвки, и целая зала благороднейших господ тому свидетели.
Послышались аплодисменты, затем торжественные тосты. Фужеры возносились к хрусталю сверкающих люстр, половые шныряли меж гостей с подносами изысканных яств и напитков, лился смех, собравшиеся наливались нетрезвой весёлостью, лица краснели, а музыка играла.
Мне очень хотелось сдохнуть.
Взгляд упал на тарелку. Немного индейки, трюфели в винном соусе да канапе с лососем и сливочным сыром. Не помню, сама я положила себе это оригинальное сочетание или же тарелку передо мной поставили. И если это не первая смена блюд, то предыдущих мой отчаянно вопящий мозг тоже не зафиксировал.
Пальцы теребили салфетку на коленях. Сидевший рядом Кадоган неприязненно разглядывал пузырьки за стеклом фужера. Полагаю, проступающие на лице эмоции были адресованы вовсе не игристому вину.
Переплетённая с алой лентой косица небрежно лежала на его груди с левого плеча, моя – с правого. Поскольку даме полагается всегда располагаться по левую руку мужчины, дабы тому сподручнее было вынимать оружие из ножен, то выходило, что наши косы болтались рядышком. Во время свадьбы их отрежут и соединят навечно, чтобы сохранить в храме Пресветлой Деи, а на мою голову ляжет покров, который сокроет волосы ото всех глаз, кроме мужниных.
Сама церемония должна состояться через две недели.
С этой благостной мыслью, я потянулась к высокой ножке фужера.
– Только не напивайся, – неприязненно и очень тихо велел женишок. – Не вздумай опозорить нас, плебейка.
– Следи лучше за собой, – огрызнулась я, после чего испачкала хрустальную каёмку помадой. Напиток шипуче заиграл во рту.
Гостей развлекали приглашённые танцоры и акробаты. Как по мне, размаху такой помолвки любая свадьба обзавидуется, но что я понимаю в развлечениях элиты? Может для этих господ выстроить бригантину, только чтобы попрактиковаться в меткой стрельбе из карронад – нормальный способ провести выходные. Я преувеличиваю, конечно, но находиться среди них всё же означает каждой фиброчкой души ощущать своё место на ступенях социальной лестницы.
– Не думай, что сможешь дерзить мне безнаказанно, любимая, – с холодной угрозой сообщил кавалер. Его выправка даже в кресле оставалась безупречной, а манеры сочились утончённой ядовитостью. – Никогда не забывай, кто я, а кто – ты.
– Почему твой отец выбрал именно меня? – повернула я голову к этому породистому мерзавцу, но сперва дождалась, пока фужер снова наполнят.
– Ты сама прекрасно понимаешь, – его губы чуть заметно искривились в отвращении. – Бриарейская кровь.
– Я не чистокровная бриарейка, и даже не полноправная дворянка.
Второй фужер отправился составлять компанию первому. Я ощутила лёгкий толчок, а щёки раскраснелись. Да, не умею я пить, никогда не почитала это развлечение достойным внимания – то ли дело книги. Потреблять страницы мне всегда нравилось больше, чем заливаться спиртным.
– К сожалению, ты – лучшее, что нам удалось разыскать, – ответ он дал с той элегантностью, с какой больной воспалением лёгких пользуется плевательницей для мокроты. Но по ощущениям этот харчок прилетел мне прямо в морду.
Золотистый напиток снова потёк из бутылки тёмно-зелёного стекла в хрусталь.
Бриарея – сердце павшей империи. Именно оттуда миссионеры понесли Слово Троицы во все доступные и недоступные уголки континента. Не могу знать, правду ли говорят, что бриарейцы – прямые потомки Бриара, а, следовательно, и самого творца Азара, но согласно легендам наш воинственный бог порой изменял своей сестре и супруге Дее со смертными женщинами.
Род Амброс, из которого выходила моя мать, находился в отдалённом родстве с Панталеонами, так что цели герцога, решившего подарить своим внукам чёрные глаза и светлые волосы, вполне очевидны.
– Твой отец полагает, что породнившись с последней дочерью угасшей династии, он добавит себе веса в глазах палаты лордов и электората? – я позволила своему взгляду источать такую же едкость, какой обрызгал меня Кадоган-младший.
– Тебе следует немедля научиться держать язык за зубами, если не хочешь его лишиться, – не стал поворачиваться ко мне тот. – Немая супруга – мой идеал.
– Смотрю, ты любишь угрожать женщинам. Не знала, что доблесть рыцарей Красного Яхонта теперь выглядит так. Впрочем, все подвиги в наши дни достаются паладинам, верно? Как же ещё ощутить себя мужчиной?
Гальтонов взгляд облил меня кислотой, подождал, пока та растворит кости, а затем отвернулся, решив, что разговаривать больше не с чем.
На десерт принесли медово-карамельный бисквит с нотками ликёра. Для разнообразия пиршество обошлось без криков дамочек, надкусивших подгнивший плод. Когда колокола пробили полночь, этикет повелел сворачивать гулянье.
Вернувшись в родные пенаты, я сбросила плащ и направилась во флигель. Со мной пытались поговорить, но я не ответила взаимностью.
– Осска, подожди! – подбирая подол, Санда заторопилась следом. – Да что с тобой, в самом-то деле? – она удивленно подняла на меня обильно накрашенные ресницы, когда мы оказались за дверью моей спальни. Щёки подруги горели хмельным румянцем, как наверняка и мои, хотя самого эффекта от алкоголя я уже не ощущала.
– Действительно, – покачала я головой. – Это же такой счастливый, светлый день, с чего это я злюсь и негодую.
На самом деле мне очень хотелось сейчас остаться одной, уткнуться в подушку да от души пореветь. Только сперва макияж необходимо снять, чтоб не запачкать наволочку.
Этим я и занялась, опустившись с шелестом целого вороха подъюбников на банкетку перед зеркалом. Санду выгонять не стала, ещё обидится. Так что подруга подтащила стул от письменного стола и уселась рядом.
– Послушай, – вещала она, – но это же Кадоган! На всём Сиаране не сыскать более завидного жениха, чем он. Наследник герцогства, невероятно богат, красив, образован, в рыцарское достоинство возведён – чего тебе ещё нужно-то?
– Нормальной жизни с нормальными людьми, – сухо буркнула я. – Если он тебе так по вкусу, сама бы за него шла, – пожалуй, это пузырьки мне в голову ударили, в здравом уме я бы вряд ли сказала подруге такую глупость, да ещё и обидную.
– А я бы пошла! – ни капли не обиделась та, а только поднялась с мечтательной улыбкой, крутанулась, распуская платье цветком, да рухнула спиной на застеленные перины моей постели. – Жить во дворце, отдыхать в поместьях, собственные камеристки и куча слуг, которые только и делают, что норовят тебе угодить. Ух! Да разве можно такого не хотеть? Или всё дело в Мейнарде? Колись, Осска, наклёвывается у вас там с учителем что-то интересное?
– Я вроде не орех, чтобы колоться, – мои пальцы отвинчивали застёжку серёжки с блестящим камушком. – Ничего у нас с Эрихом не наклёвывается, пустое это всё.
– Так тем более, чего ты тогда переживаешь? – Санда поднялась на локтях, выставив грудь вперёд. – Коли учителю нет до тебя дела, так забудь его. Через две недели тебе под венец, а там такая жизнь начнётся – закачаешься! И смотри, меня не забывай, весточки присылай. Нет, лучше с собой возьми! Тебе ведь понадобятся фрейлины или как их там правильно величать.
– Приживалки, – фыркнула я и покосилась на подругу. Кажется, в моих глазах наконец-то блеснули весёлые искры – того гляди что-нибудь подожгут. Например, краешек её платья. – А как же Киллиан? Я думала, он тебе нравится.
– Ну, да, нравится... – Санда поиграла пальчиком с кружевной оторочкой декоративной подушечки. – Только если ты меня с собой в высший свет вытащишь, ну... думаю, найду кого поинтереснее...
Я схватила флакон духов, повернулась к постели и со смехом надавила на грушу распылителя.
– Эй! Да чего я такого сказала-то! – девушка выставила растопыренные пальцы перед собой и засмеялась с ещё большим задором. – Нельзя в жизни зацикливаться! Нужно двигаться дальше! Пробиваться выше!
– Ты потише, амбициозная моя, Киллиан-то с нами живёт.
– Ой, да ладно, мы бы скрип ступеней услышали, – отмахнулась Санда. – Слушай, какой потрясающий букет... – спина девушки разогнулась, и она потянулась к вазе на прикроватной тумбе.
Я поморщилась. Гвида поставила цветы в воду и принесла сюда, хотя я просила выбросить эту траву. Ладно, утром сама познакомлю тепличных жителей с помойкой.
Подруга вытащила веточку, усаженную белыми орхидеями, и вдохнула аромат.
– Это от Гальтона, да? – расплылась она в улыбке, помахивая растением.
– Можешь забирать себе, – тут же пришла мне в голову идея, как избавиться от цветов, не напрягаясь.
– Отлично! – Санда радостно поднялась и уже хотела вынуть букет из вазы, как внезапно пошатнулась и села обратно. – Ох, слушай, как-то мне нехорошо...
– Ты часом не перебрала? – я с улыбкой развернулась к подруге, но всякая весёлость тут же пропала с моего лица.
Санда болезненно морщилась и прижимала руку к груди. Её дыхание стало прерывистым, а брови наморщили лобик. Я поднялась и подсела рядом.
– Санда, ты чего? – моя рука погладила напрягшуюся спину девушки. – Корсет жмёт? Давай-ка его расшнуруем...
Но она подскочила и обернулась на меня с выпученными глазами. Её рот распахнулся, грудь высоко вздымалась в вырезе платья, а руки хватались уже за горло.
В следующий миг девушка рухнула.
Паника подбросила меня с мягких перин лучше всяких пружин. Через миг я уже сидела рядом и пыталась привести подругу в чувства. Её опустевшие глаза закатились, рот натужно пытался протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха.
На карачках я подползла к письменному столу и схватила перочинный нож. Блеснувшее лезвие проникло между зажатыми корсетом грудями, резать два слоя плотной ткани оказалось зверски непростой задачей, но времени на раздевание и развязывание шнуровки не нашлось.
Санда распласталась на круглом ковре посреди комнаты, её кожа источала испарину, волосы взмокли. В конце я схватилась за края руками и с силой разодрала одежду, освобождая дыхание девушки, а заодно и пару холмиков со светлыми сосочками.
Хрипы не прошли, она по-прежнему задыхалась...
Подскочив, я вылетела из комнаты и заорала вниз по лестничному пролёту:
– Помогите! Санде плохо! Нужен лекарь!
Мимо проходил Блайк, остановился и вытаращился.
– Беги в больницу при храме! – бросила я, не уточняя при каком. Так ведь понятно, что речь о вотчине богини Деи.
Мой брат второй раз за неделю ломанулся за помощью, а я так же поспешно вернулась в комнату.
Санде стало совсем худо. Девушку начали сотрясать конвульсии, как при падучей. Изо рта шла пена. Я помогла ей перевернуться на бок. Её глаза оставались распахнутыми, а зрачки расширились, будто две форточки в ночь. Мышцы непроизвольно сокращались, она не могла продохнуть, а я не понимала, что делать.
Это не походило на заражение гнилью, чего я испугалась вначале. Скорее на отравление или собственно на эпилептический припадок.
Судорожный приступ никак не отступал, девушка выгнулась в спине, запрокидывая голову, из носа пошла кровь... Она хрипела и фыркала хлопьями пены: тоже уже слегка розоватой. Её пальцы сжались на моей руке, да с такой силой, что я закричала от боли.
Красивое юное лицо посинело и казалось предсмертной маской.
Затем напряжение оставило мышцы несчастной, затылок со взмокшими волосами безвольно опустился на мою ладонь.
– Санда! – голос срывался. – Нет, Санда!
Кроме моих криков больше ничто не сотрясало воздух спальни.
На постели осталась лежать веточка орхидеи.
Глава 10
– Она поправится? – нервно спросил Киллиан.
Санда лежала на моей кровати, переодетая в ночную рубашку. Её измождённый вид заставлял поверить, что это уже не живой человек, а только тень его. Потемневшие от влаги пшеничные волосы спутались, щёки запали, вокруг глаз залегли тёмные провалы. Сами глаза оставались сомкнутыми, но грудь ритмично вздымалась и опадала – девушка дышала. Под голову и спину мы подложили ей гору подушек, так что она скорее полусидела – для облегчения работы лёгких. Бескровные руки её лежали поверх высоко подтянутого одеяла.
– С вашей пассией всё будет хорошо, молодой человек, – сообщил брат Алистер, оторвав ухо от медного раструба, которым выслушивал сердцебиение и лёгочные шумы.
Я удивилась, когда по ступеням флигеля поднялся этот уже хорошо знакомый мне лекарь-азарий, а не святые сёстры из храма недалеко от нашего дома. Брат Алистер сообщил, что навещал тяжёлых пациентов, за которыми ухаживают сёстры, и решил лично проверить, что стряслось, едва услышал наш адрес. Его худшие опасения не оправдались, гниль не обрела нового расцвета под нашей крышей.
– Это отравление? – подошла я и ободряюще сжала плечо рисовальщика.
– На всякий случай я дам ей териак, но не думаю, что вы правы, – покачал головой старик.
– Тогда что с ней? – страх делал глаза подмастерья большими-большими и прозрачными, как горный хрусталь.
– Юноша, не торопите меня с диагнозом. И не терзайтесь сильнее нужного, лучше сходите за родителями этой прелестницы.
Выпроводив лишнего свидетеля, старик пододвинулся поближе к девушке и положил ладонь на её лоб да закрыл глаза. Когда они вновь распахнулись, его собственный лоб наморщился, а губы сжались в полоску. Отдёрнув руку с просторным рукавом, он начал рыться в своём лекарском саквояже и бормотать под нос что-то неразборчивое вперемешку с «так я и думал».
– Брат Алистер, а ведь вы знаете, что с ней? – прищурила я глаза недоверчиво и сложила руки под грудью. – Почему не захотели сказать при Киллиане?
– Потому что парнишка болен любовью, молод и горяч. Узнав о причинах недуга дамы своего сердца, он вполне может впасть в ещё более тяжкий порок.
– Это какой же?
– Жажда отмщения. – Он достал бутылёк тёмного стекла с плотно притёртой пробкой и начал пытаться выдрать, что напомнило мне о том дне, когда я сидела на скамейке в саду Даттона и щупала босыми пятками холодные камни. – Вы давали ей нюхательные соли? – вопросил старик.
– Что? Да, конечно, давали. При чём тут мщение?
– При том, моя хорошая, что вашу подругу действительно отравили, но ядом более смертоносным, чем мышьяк, цикута или белладонна. Однако, на наше счастье, справиться с его последствиями проще. Ох, будьте любезны, пособите старику, – он сунул склянку мне. – Совсем я стар стал, сил нет, остаётся лишь стыдиться собственной немощи.
– Какой странный запах... – сказала я, когда выдрала пробку. – Даже глаза режет.
– Благодарю, – принял брат-лекарь своё лекарство обратно, – так о чём это я? А, не берите в голову, это нашатырный спирт – алхимики недавно поэкспериментировали с электрическими разрядами и аммиаком. Хорошая штука, но для нас она недостаточно хороша. Вы уж извините, мне понадобится минутка тишины.
Его скомканные, явно взволнованные речи оборвались. Я тоже умолкла и наблюдала, как старик водит над склянкой рукой, наговаривая непонятные слова. В какой-то момент показалось, что жидкость за непрозрачным стеклом обрела некое сияние, будто туда фосфора плеснули.
Оно быстро померкло, а лекарь открыл глаза и с тяжёлым выдохом потёр лоб, смочил ватку из бутылька да сунул под ноздри бессознательной пациентке.
– Брат Алистер, а разве дозволено азариям чаровничеством баловаться?
– Все мы не без греха, – святой брат хитровато улыбнулся. – Да и какое тут баловство? Силы у меня уже давно не те, годы подкосили.
Если верить книгам по истории, то до пришествия Архудерана между магами и священством шла серьёзная мировоззренческая война, но сейчас, когда на сигнал о заражении гнилью спешат одновременно и святые братья, и дежурные маги... В общем, не до философских дебатов стало.
– Так что с Сандой? – Он ведь так и не ответил.
– Проклятие, – бросил старик, и я сразу же поняла, что он вовсе не выругался, а поставил диагноз.
– Что? – я невольно опустилась на пододвинутый к кровати стул, где раньше сидел Киллиан. – Вы уверены?
– Я ощущаю остаточный след магии, которая проникла в её мозг, – сообщил старик, глядя на Санду. Та не очнулась, и он убрал ватку да снова начал выискивать что-то в недрах саквояжа. – Скажите, милая, ваша подруга нюхала эти цветы? – подбородок лекаря качнулся в сторону вазы на тумбе.
– Да... – выдохнула я, ошеломлённо. – Вы хотите сказать...
– Кто-то наложил заклятье на эти замечательные орхидеи. Они фонят магией, я даже отсюда ощущаю едкое пощипывание: будто стоишь под кустом цветущего олеандра в жаркий день. Ну-ка, подайте-ка вазу. Не бойтесь, просто не подносите лицо к бутонам и не вдыхайте пыльцу.
Я с недоверием обхватила руками керамическое изделие и, отвернувшись, поставила на постель – донышко промяло перины рядом с зачехлёнными серой рясой бёдрами старика. Тот принялся водить руками над зелёными стеблями с белыми цветами очень характерной формы, а я опасалась сердцевинки каждого цветка, где засела колонка из сросшейся с рыльцем и столбиком тычинки.
Действия лекаря напоминали то, как меня утром обследовал придворный чародей. Брат Алистер тоже будто вдыхал не только через ноздри – которые благоразумно держал подальше от пыльников, – казалось, он нюхает цветы руками.
И что-то вынюхал.
– Да, колдовство, – подтвердил он и на этот раз потёр лоб сильнее да поморщился. Похоже, использование оккультных сил давалось ему нелегко. – Плохо сработано, непрофессионально, совсем никакой маскировки, но убойный заряд очень солидный. Похоже, рассчитано не на всякого вдохнувшего, чувствуется некая сориентированность, избирательность действия.
Мне подумалось, что ведь Гвида наверняка нюхала орхидеи – и ничего.
– Целились в молодую девушку? – предположила я.
– Да, со всей очевидностью, – он приблизил лицо и рискованно вдохнул пыльцу. Ничего не произошло. – Старичьё эта штука игнорирует.
– Брат Алистер, но зачем же так рисковать? – попеняла я.
– Ох, да ничего, в мои-то годы, чуть раньше, чуть позже – уже не имеет значения, – с совсем не старческой весёлостью отмахнулся бывший волшебник и достал из недр балахона кисет да набил нос чем-то поинтереснее пыльцы.
– Но ведь букет был адресован мне... – отрешённо проговорила я, убирая вазу на место. – Получается...
– Кто-то хотел вас убить, моя дорогая, – кивнул старик, убирая лирокрас за пазуху. – Кто-то владеющий магией или обратившийся к достаточно сильному дилетанту. Ну, или к специалисту, маскирующемуся под дилетанта, хотя профессиональная гордость обычно не позволяет идти на столь полезный приём.
– Гальтон... наверняка этот благородный стручок решил... Простите, мне не следует так выражаться.
– Ничего, милая, – похлопал старик тыльную сторону моей ладони. – Вы про наследника Кадоганов? Да, вижу, в ваших волосах появилась лента, совсем забыл поздравить вас с помолвкой.
– Право же, не с чем, – тут же отпёрлась я. – Всё произошло так неожиданно, сегодня утром я проснулась даже не помышляя о замужестве, а теперь... Понимаете, мы с этим молодым человеком сразу очень не понравились друг другу. Да и радости от самой идеи брака в нём не больше, чем во мне, так что он вполне мог...
– Не рубите с плеча, – помахал пальцем старик. – Самый очевидный подозреваемый, конечно, может оказаться преступником, но чаще это всё же не так. Я знаю этого юношу, и вряд ли он пойдёт против воли отца. Но даже если я ошибаюсь, вам следует оставить подобные обвинения при себе – для вашей же сохранности.
– И что теперь? – мои напряжённые руки упёрлись в колени.
– Теперь я подберу правильное заклятьеце, чтобы пробудить вашу подругу, а после сообщу о случившемся в академию, – старик смачивал слюной подушечки пальцев и листал исписанную бисерным подчерком записную. – Простите, но утаить этот инцидент я не могу.
Ага, ясно, а после обо всём прознает и лорд-канцлер – даже не знаю, к добру или к худу. Нет, умом-то я понимаю, что покушение – дело серьёзное. Но сердце хочет просто обо всём забыть, как о кошмаре и жить спокойно дальше. Лишь бы с Сандой всё обошлось...
– Она полностью оправится? – с тревогой покосилась я на подругу.
– Пока рано судить, – старик остановился на развороте и стал водить пальцем по строкам. – Проклятье ударило по нервной системе, её мозг отреагировал очагом повышенной активности, что привело к эпилептическому припадку и почти остановило сердце. Она жива лишь благодаря халатности колдуна или низкой дозе.
– Санда только один бутон понюха, – я платочком подняла с половиц затоптанную веточку, пара лепестков осталась на лакированных досках. С брезгливостью, засунула растение обратно в вазу и подобрала осыпавшиеся лепестки. Выбросить? Нет, лучше сжечь... Хотя, подозреваю, что брат-лекарь избавит меня от этой необходимости и унесёт букет на изучение в академию. Надо тщательно простерилизовать вазу.
– Действуй создатель проклятия более профессионально, этого бы хватило. Так, вот, нашёл. Лапушка, мне снова потребуется тишина.
Святой брат повторил волшебство над бутыльком и поднёс к носу девушки новую ватку с пахучей жидкостью.
Глазные яблоки под тонкими веками задвигались, заметались и вот, серые глаза подруги распахнулись. Она судорожно вдохнула и попыталась сесть, но не смогла, только захлопала ресницами: растерянность проступила на измождённом лице, как письмена лимонным соком на подогретом листе бумаги.
– Что про... – слабым голосом начала ожившая.
– Лежите, лежите, – тут же подался к ней медик с улыбкой. – С вами всё хорошо, просто небольшой обморок. Сейчас я дам вам капельки, которые помогут снять его последствия. Милая, налейте подружке воды, будьте любезны, – это он мне.
В наполненный стакан из тёмных бутылочек стали накрапывать вытяжки с травянисто-спиртовым запахом. Я могла прочитать названия, хоть и не понимала их: Hypericum perforatum, Artemisia vulgaris, Urtica dioica, Carduus acanthoides, Melampyrum nemorosum.
– И немножечко для улучшения мозгового кровообращения, – промурлыкал лекарь, накрапывая нечто обозначенное как Lavandula angustifolia. Ну, с этим-то хотя бы понятно.
Санда пила неспешно, с болезненным видом проталкивая глотки в горло, а затем отвалилась обратно на подушки.
В дверь постучали – очень требовательно.
На пороге появились родители Санды.
– Доченька моя, – сразу же бросилась к постели встревоженная мать. Следом вошёл отец, в глазах его пылала смесь негодования и обеспокоенности.
Начались расспросы. Брат Алистер отвечал с филигранной уклончивостью, а вскоре мы оставили семью в моей спальне и спустились вниз.
– Пусть останется на ночь в вашем доме, – сообщил лекарь моему отцу. – Утром я проведаю её.
Букет орхидей в руках лекаря не смутил отца. Видимо, цветы выглядели как благодарность от меня за спешную помощь.
– Так с девочкой всё будет в порядке?
– Конечно, несколько дней хорошего отдыха, и всё придёт в норму. Организм молодой, здоровый, так что справится, – голос медика звучал твёрдо и уверенно, хотя ещё недавно он говорил совсем другое. Но ведь людям нужно надеяться на хорошее, иначе руки сами собой опускаются.
Я заметила, как выдохнул Киллиан, стоявший в стороне вместе с другими подмастерьями.
– Сколько мы должны вам? – перешёл к делу отец.
– Нет, нет, что вы. Я исцеляю страждущих исключительно с божьей помощью, – совсем не тонко намекнул святой брат на доброе пожертвование. – Но если вас не затруднит, пошлите одного из ваших мальчиков за необходимыми лекарствами, я сейчас набросаю рецепт. Аптека на Центральной улице открыта круглосуточно, хотя поймать извозчика в такой час довольно проблематично, – более тонкий намёк, ведь старику действительно надо как-то добраться до орденской крепости.
Отец заверил, что с экипажем проблем не будет и предложил лично сопроводить азария в его обитель, а по дороге забросить Киллиана в аптеку. Так и сделали.
Ну, а я после этого безумного дня просто осела на ступеньку у подножия лестницы и потёрла лицо руками – благо косметика уже осталась на салфетках в спальне.
Сватовство, помолвка и попытка убийства.
Насыщенный денёк, ничего не скажешь...
После возвращения отец рассказал, что вместо обители брат Алистер попросил подбросить его в магическую академию. Это немного удивило моего родителя, но не насторожило, и он вернулся в свою мастерскую – царство старых пыльных книг.
Посвящать близких в откровения брата-лекаря я не стала. Санда быстро уснула, её мама осталась с ней на всю ночь, а я отправилась переночевать с Гвидой. На следующий день мы с пострадавшей за меня подругой долго разговаривали, но она не вспомнила припадка. Брат Алистер объяснил, что это нормально даже при настоящей эпилепсии, но заверил, что девушка вряд ли сохранит себе этот недуг. Он велел не тревожить её правдой, хотя бы пока ситуация не проясниться.
После обеда мы получили конверт с печатью герцога на сургуче.
Тот сообщал, что послезавтра они с сыном отправляются в свою загородную резиденцию и желают, чтобы я составила им компанию.
– Но я не могу просто уехать, – умоляла я отца.
– Осса, послушай, – снова начал он тем трогательно-несчастным голосом, который меня начал очень раздражать. – Свадьба через тринадцать дней. Ничего страшного, если это время ты проведёшь в кругу будущей семьи, пообвыкнешь, познакомишься с новыми людьми, отдохнёшь...
– Тогда почему бы и вам со мной не поехать?
– У нас же лавка, – отец посмотрел на меня, как на капризного ребёнка. – Не волнуйся, всё будет хорошо. Мы приедем ближе к счастливому дню, – он взяла моё лицо в ладони, а затем обнял, будто в последний раз, да ушёл в мастерскую.
Я осталась одна посреди гостиной.
Получается, у меня есть только день свободы... Нет, полтора – сегодня ведь тоже считается. За мной прибудут послезавтра, срежут с клумбы и поместят увядать в красивой вазе, если продолжать метафоры в стиле бургомистра. Знаю, не пристало добропорядочной девице бродить по городу без сопровождения, но...
Но сейчас мне наплевать.
Меня хотели убить и, вполне вероятно, попробуют снова. Да, в такой ситуации бродить по улицам – дурное решение. Но смерть и так притаилась в городе за каждым углом, скоро начнётся кошмар. Умереть от инфекции или от рук недоброжелателя – какая разница? Но прежде чем отправиться в колумбарий или в земляную могилу, я хочу получить от жизни хоть какую-то радость, что-то для себя. Вроде открытки на память о собственной юности, если мне всё же удастся прожить достаточно долго.
Набросив плащ с пелериной и заколов края брошью, я нацепила шляпку да отправилась прочь из дома: очень знакомым маршрутом.
Колокола пробили три часа дня, когда я добралась до школьного крыльца.
Детские крики и смех на сей раз меня не встретили: уроки закончились, счастливая детвора разбежалась по домам. Однако двери остались открыты на случай прихода желающих пообщаться родителей или каких-нибудь проверяющих.
Тихо затворив за собой, я так же неслышно сбросила плащ и повесила его на крючок у входа вместе со шляпкой. Мейнарда я заметила сразу. Учитель сидел за столом и проверял работы учеников: перо острыми росчерками выносило приговоры.
Эрих вздрогнул, когда я деликатно кашлянула в дверном проёме.
Расстёгнутый сюртук казался слегка помятым, а волосы – растрепавшимися.
– Осса... – произнёс он вместо приветствия.
Ну, хотя бы не «госпожа Равник» и то хорошо.
– Можно войти? – левая бровь сама вздыбилась ироничным изгибом – остановить её не получилось.
– Да, конечно, проходите, – он с лёгкой суетливостью переложил кипу листков с места на место, полагаю, без всякой на то надобности.
Присев за парту рядом с учительским столом, я стянула перчатки.
Что говорить, я не знала, не подумала об этом заранее, так что сейчас в классе повисла тишина – так часто бывает, когда учитель выбирает по списку, кто же сейчас пойдёт к доске. Ну, или наоборот: задаёт вопрос и предлагает детям тянуть руки.
– Я слышал о вашей помолвке, – первым нарушил тишину Мейнард и кивнул на мою косицу с вплетённой лентой. – Поздравляю, – скупо произнёс он и сцепил пальцы в замок. – Вы что-то хотели?
По моим губам скользнула непроизвольная усмешка – горьковатая на вкус.
Действительно, а чего ты ожидала, Осса?
Неужели смела надеяться, что Эрих внезапно воспылает ревностью, да бросится к тебе с пылкими признаниями? Нет, это совсем не похоже на Эриха Мейнарда.
– Вы слышали про угрозу эпидемии? – вопрос прозвучал неожиданно даже для меня самой.
– Да, инцидент на фестивале в Этцеле может дорого нам всем обойтись. Вроде появились сообщения о первых вспышках, но тревога ложная. Люди напуганы, взывают к Ордену при каждом чихе. Инкубационный период...
– Эрих, я вам нравлюсь? – напрямую спросила я, устав от недомолвок и больше не имея на них времени.
– Что? – стул под ним будто толкнули. – Ах, да, конечно, нравитесь, Осса, – тут же взял Мейнард себя в руки. – Вы замечательная девушка, умная, красивая... – он произносил эти глупости, пока я поднималась и огибала учительский стол. Ножки его стула скрипнули, мужчина тоже поднялся и попятился к доске.
– Я вовсе не об этом, – с полной откровенностью сообщила я, заглядывая в стёкла его очков. Протянула руку, коснулась дужки за ухом, сняла эти окуляры да положила на недопроверенную контрольную на столешнице.
Его губы сперва не были податливыми. Мне пришлось дарить им обещание, нежность, страсть – всё сразу, но неспешно. Тогда он раскрылся, а перепачканные чернилами руки прижали меня в ответ.
Я целовалась вовсе не в первый раз. В шестнадцать я убегала по вечерам из дома, когда гувернантка уже спала, и встречалась с очаровательным парнем. Но у нас так и не зашло дальше этих мимолётных встреч: он погиб, когда устроился перевозить выживших с материка в карантинную зону. От гнили, разумеется.
Наверное, не о том следует думать, когда целуешь мужчину, который тебе нравится. Но мозг мой – враг мой.
Когда наше дыхание разъединилось, Мейнард осторожно снял мои ладони со своих плеч и, не смея посмотреть в глаза, прошептал:
– Ты скоро выходишь замуж.
– Как это я забыла... – мои губы вновь потянулись к его, но мужчина резко вскинул подбородок и покачал головой.
– Осса, это неправильно. Мы не должны...
– Просто целуй меня.
Я чувствовала дрожь под его сюртуком, когда касалась груди мужчины. Чувствовала жар, когда чуть прихватывала его неподатливые губы зубами. Его спина прижалась к доске, и я снова завладела всеми чувствами Эриха, но надолго он мне этой власти не дал.
– Нет, Осса, – тяжело сглотнул Мейнард.
