Текст книги "Девочка хищника (СИ)"
Автор книги: Ева Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Я попыталась добраться до камина. Выложенный из массивного природного камня, он занимал добрую треть стены, а подле его закопчённого зева на специальном держателе крепились чугунные инструменты для растопки и чистки. Совок, щётка и кочерга. Именно её я и наметила своей целью.
Нужно вооружиться хоть чем-то...
И тут развевающаяся тюль напомнила, что я имела неосторожность распахнуть окна... Если чудовище вырвется на волю...
Впопыхах я забыла о платье, придержала подол только одной рукой. Ткань натужно треснула, когда я наступила на её край. Споткнувшись, я ухнула на медвежью шкуру перед камином: та пахла мускусом и пылью. Лодыжка противно заныла. Жужжание прозвучало прямо над ухом. С визгом я дрыгнула ногой, отбиваясь от летучего хищника.
Змеемуха отпрянула на быстро вибрирующих крыльях и зашла по дуге. Я откатилась в сторону и подхватила край медвежьей шкуры. Отродье врезалось в эту преграду, как мяч в развешенную для сушки простыню. И я набросила толстый меховой ковёр поверх этой гадины. Жужжание стало глухим и очень недовольным. По кистям прошла дрожь, будто внутри осиное гнездо.
«Тук-тук-тук!» – раздалось от входной двери.
– Господин Даттон, это Блайк, сын вашего соседа. Осса у вас?
Брат говорил громко, но через древесную толщу его голос звучал глухо.
– Блайк, нет! Не входи! – заорала я, отчаянно кутая жужжащую тварь в шкуру.
– Осса? – дверь приоткрылась. – Ох, ты ж...
– Прочь! – завопила я, оборачиваясь через плечо. – Здесь гниль! И... и ещё это... Позови Лисана, сообщи паладинам! Только не входи, ради всех богов!
Брат остолбенел на пороге. Сперва голубые глаза метнулись ко мне. Затем его взгляд упёрся в трупик несчастной крысы, оставившей за собой полосу разложения в попытках доползти до меня.
– Блайк, живее! Здесь тварь, Даттон где-то подцепил личинку! Я не удержу её долго! И закрой дверь!
Вернув самообладание, парнишка бросился прочь из передней. Дверь громко захлопнулась. Появление брата вызвало бурю смешанных чувств. Страх за него, ведь он тоже мог заразиться. Облегчение, что теперь я не одна в этом кошмаре. Надежду на помощь и благополучный исход.
Тварь билась во временном узилище. Я стояла на карачках и прижимала края шкуры к полу. Руки уставали, из глаз катились слёзы, а зубы стискивались в оскале. Минута или две показались мне вечностью, но вот, на пороге послышался топот. Дверь скрипнула, и внутрь заглянул молодой чародей. К груди он прижимал свою шляпу, будто та могла послужить щитом от неведомой напасти.
Брови его тут же взлетели к середине лба, а озирающиеся глаза наполнились ужасом. Он непроизвольно отпрянул, но тут же взял себя в руки.
– Существо там? – спросил он, стараясь выглядеть уверенно и солидно, но голос срывался. Вряд ли ему доводилось хоть раз лично встречаться с отродьями Архудерана.
– Да! – выпалила я и вдавила края шкуры плотнее. – Пожалуйста, сделай что-нибудь! – выбившиеся пряди липли ко лбу, падали на ресницы, лезли в рот, но отпустить хотя бы одну руку, чтобы убрать волосню я не могла.
– Сейчас, сейчас, подожди... – Лисан засуетился и стал выкладывать на столик рядом с резным хозяйским креслом какой-то инвентарь. – Так, у меня есть корень девясила, но это для желудка и кишечника, не пойдёт... Есть шалфей, но это больше от духов... – Рука его полезла за шиворот и вытащила пару кулонов: один на цепочке, второй с гайтаном. – Можно попробовать несколько заклинаний, – почти извиняясь предложил волшебник-недоучка, – но я не уверен, что мои амулеты...
– Лисан, блин, да стукни ты её кочергой! – не выдержала я.
– А, да, так тоже можно... – с облегчением согласился парнишка и нервно улыбнулся. – Ты только не отпускай, я аккуратно, по пальцам не попаду...
– Уж будь любезен, – прошипела я сквозь стиснутые зубы.
Он замахнулся чугунной палкой с крючковатым окончанием – и саданул по жужжащему бугру в обёртке из медвежьего меха. После первого удара последовал второй, и на том звуки прекратились, содержимое импровизированного капкана перестало дёргаться.
Начинающий убийца чудовищ рухнул на паркет. Пальцы нервно подрагивали на орудие смертоубийства. Свободная рука зачесала русые волосы, обильно смочив их потом со лба. Височная косица болтыхалась маятником перед смявшимся от неподобающей позы сюртуком, поблёскивали начищенные медные пуговицы.
– Ты в порядке? – неуверенно спросила я.
Он нервно прыснул.
– Это я должен спрашивать, в порядке ли ты. Ну-ка, разверни, хоть посмотрим, что за зверя ты поймала.
Мне совершенно не хотелось отпускать края шкуры. Ладони словно приросли. Но я всё же развернула бурый мех: осторожно, не спеша, ожидая подвоха. Вот показалось дутое брюшко с завитком, узор жилкования крыла, фасетчатый глаз...
– Brachycera serpentomorphica, – выдохнул магик с предыханием, моментально теряя страх и преисполняясь исследовательским восторгом. – Она тебя не ужалила? У них во рту есть своеобразное жало, видоизменённый хоботок. Вот, смотри, – и он полез раздвигать клыкастую пасть крюком кочерги.
В следующий миг наружу выпросталась длинная кишка и упруго хлестанула парнишку по любопытной конечности. Я успела заметить острый шип на конце этой дряни. Лисан заорал и отпрянул, хватаясь за пораненную руку, а гостиную снова заполнило гневное жужжание.
Брахи-как-её-там вознеслась над приятелем моего брата, будто лезвие гильотины над шеей приговорённого. Он на миг остолбенел от потрясения и начал рывками отползать к камину, помогая себе здоровой рукой и позабыв о шляпе. Муха-переросток ринулась в атаку. У меня были только доли секунды, а кочерга осталась между парнем и чудовищным насекомым.
Я подобрала донышко разбитой вазы и зашвырнула в тварь наотмашь. Та с гулким бзыканьем увернулась и заложила манёвр, поворачивая на меня. Острые стеклянистые клыки, совершенно неуместные для членистоногого, хищно щерились в мой адрес. Мириады фасеток опалесцировали в лучах солнечного света, сочащегося через кружевные занавеси. Усики, разбитые на три сегмента, гневно шевелились.
Отродье древнего ужаса рвануло ко мне. Туфли успели слететь с ног, а бегать босяком оказалось легче, пусть необходимость подбирать подол никуда не пропала, да ещё и лодыжка предательски ныла. Я бросилась под лестницу, одной рукой хватаясь за спинку гнутого стула с обитым дорогой тканью сиденьем. Стул послужил мне защитой, я забилась под лестничный марш и навалила его сверху.
Муха жужжала, почти ревела и пыталась пробиться через резные перекладины спинки. Взвизгивая всякий раз от безумного страха, я отбивалась, пыталась садануть её ножками и надеялась, что очередной выпад длинного жала не заденет пальцы. Никогда в жизни моё сердце не билось так истошно. Никогда я не ощущала желание жить так яростно и чисто.
Этой твари ярости тоже было не занимать. Однако ума облететь меня с другой, незащищённой стороны ей не хватало. Я слышала стоны Лисана и надеялась, что гадина не переключится на более доступную мишень. Но моя несговорчивость сильно досаждала ей. Не позволяла обращать внимание ни на что вокруг.
Ну, а я продолжала охаживать её ножками. В какой-то момент мне удалось отогнать её достаточно далеко. Секунды, что занял для неё обратный полёт, хватило, чтобы я подскочила и ринулась наутёк через ту самую, незащищённую сторону лестницы.
И снова назади слышалось истошное жужжание.
И вновь неслась я по тёмному коридору.
Ворвавшись в кухню, позволила этой летучей мерзости проследовать за мной.
После чего выскочила обратно в коридор и, пока она закладывала вираж, рванула дверную ручку на себя.
Медленно осев по стенке в копну собственных подъюбников, я откинула голову назад и позволила себе продышаться. Пальцы скользнули в растрепавшиеся пряди. Меня потряхивало, все внутри горело, кожу холодило испаряющимся потом. Дверное полотно содрогалось от ударов. Совсем не слабо для существа, которому полагается быть лёгким и хрупким, чтобы суметь оторваться от земли. Хорошо, что мне не пришлось испытать её таранные качества на собственной шкурке.
Потом в голове зазвенел звоночек... Ох ты ж, блин...
Играя в салочки с такой тварью недолго и позабыть, что ты целиком и полностью, совершенно точно заразилась гнилью.
Глава 3
Зуб на зуб уже не попадал, а они продолжали поливать.
Посреди двора господина Даттона развернулось нешуточное представление, благо зеваки не могли ничего разглядеть из-за высокого кирпичного забора, даже близких не допустили, так что отец сейчас наверняка сходит с ума от волнения. Пока мы с Лисаном приключались за стенами особняка, Блайк на всех порах нёсся к коменданту орденской крепости. Братья Ордена и дежурные маги отреагировали быстро, дом оцепили и начали устранять инвазию.
Клубы можжевелового дыма ещё наполняли двор, просачиваясь между веточек кустарников, окутывая каждую травинку. За окнами особняка стояла непроглядная серая дымка: обработка шла полным ходом. Сами по себе можжевеловые побеги не обладают серьёзными защитными свойствами против гнили, хотя и пытаются противостоять её разрушительному эффекту. Но после ритуальных действий, производимых дипломированными чародеями, этот хвойный кустарник становится отличным очищающим средством, и прогоняет гниль не хуже, чем нафталин – моль.
Всю мою одежду забрали, чтобы сжечь. Даже корсет с косточками из китового уса заставили снять. Оставили в одном исподнем, то бишь в нижней рубахе. И она липла к коже холодной мокрой тряпкой, позволяя всем желающим беспрепятственно рассматривать изгибы моего тела, в том числе до боли напрягшиеся сосцы. Но реалии современного мира диктуют свои правила, так что понятия благопристойности получили поправку на обстоятельства.
Меня окатывали струёй жидкости с травянистым запахом и горьким привкусом. Жидкость подавалась по водоливной трубе с помощью поршневого насоса, который качали двое полубратьев в лёгких гербовых накидках, притянутых к торсу поясами с множеством полезных инструментов. Сама установка на повозке не отличалась от пожарной.
Третий полубрат держал раструб напорного рукава и не без улыбочек охаживал меня струёй дезинфицирующего раствора.
– Так давай, ещё повернись, и без спешки, – командовал он.
Я морщилась и медленно переставляла босые пятки по мокрой каменной плите – такими во дворе Даттона была выложена дорожка от дома к подсобке. Струя хорошенько выполоскала мои волосы, распущенные по просьбе спасателей. Затем поток принялся шнырять вверх-вниз в промежутке между ягодицами. Я гневно обернулась, вызвав бурю развесёлого мужского хохота.
Приятно видеть, что даже на столь опасной работе люди находят маленькие радости.
Поодаль, на садовой скамейке приходил в себя Лисан. Его окурили до слезотечения, но не раздели полностью, попросили только снять сюртук, чтобы удобнее перевязывать руку. Собственно, этим сейчас и занимался брат-лекарь, присевший рядом.
Через садовую калитку вошёл ещё один брат ордена.
Высокий, широкоплечий, в сюрко поверх кольчужной рубахи. Левая рука его, затянутая в перчатку из бычьей кожи, покоилась на навершии меча с простой крестовиной. Шлем с бармицей и наносником он нёс, прихватив сгибом локтя, так что густые, очень светлые волосы развивались львиной гривой. Лицо его обветрилось от частых вылазок за городские стены и даже за пролив. Мужественный подбородок порос чёрной бородой. Агатовые глаза быстро нашли меня, но прочитать хоть какие-то эмоции на лице Адана не получилось.
Полубратья сразу же перестали давить на рукояти качалки и вытянулись по стойке перед паладином. Бряцая кольчужными звеньями, тот неспешно подошёл, смерил всех суровым взглядом. Я скрестила руки на груди, прикрывая пикантные подробности своей анатомии: негоже брату видеть сестру в столь неподобающей обстановке.
– Осса... – выдохнул он со смесью боли и раздражения.
– Крысы. Они ели его, – коротко сообщила я.
И получила в ответ столь же лаконичный кивок.
– Если санитарные мероприятия закончены, выдайте ей плед, – Адан повернулся к троице. Меня больше не удостоил ни словом, ни взором. После гибели мамы отношения у нас разладились и вряд ли уже направятся.
Я приняла шерстяной плед, немедленно поданный одним из полубратьев, и закуталась в колючий кокон, пуще прежнего ощутив, насколько околела. Адан подошёл к двоим другим паладинам – таким же ратникам в кольчугах и начищенных щитках по рукам и ногам. Никто из них не счёл ситуацию достойной полного латного облачения.
Ко мне подошёл брат-лекарь в балахоне с откинутым капюшоном. Как и прочие члены Ордена, он не носил височную косицу, но срезал её вовсе не в знак скрепления супружеских уз. Все братья, кроме паладинов, имеют духовный сан азариев, так что приносят обет безбрачия.
Стоит ли говорить, что на полубратьев он не распространяется? Сейчас они занялись перетаскиванием вёдер с водой от колонки во дворе, наполняли заново медный бак на повозке и засыпали в него травяной порошок.
Похоже, здесь зальют всё, что только можно.
– Как себя чувствуете? – мягко поинтересовался врачеватель, жестом приглашая меня на скамейку к Лисану. Тот выглядел бледным и понуро склонил голову, подперев лоб здоровой рукой. – Тошнота, головокружение?
– Нет, – сглотнула я, оставляя мокрые следы подошв на каменных плитах дорожки. – Просто пить очень хочется.
– Да, да, конечно. Дуг, сбегай в трактир на соседней улице, принеси пострадавшим чаю или другой безалкогольный напиток, – велел он молодому послушнику в похожем балахоне, – негоже мешать лекарства со спиртным.
– Да не нужно, – запротестовала я. – Спросите господина Равника, он ждёт за оцеплением, это мой отец, у нас тут лавка в соседнем доме...
Юноша кивнул в благодарность за экономию своего времени да поспешил к калитке, где его обстоятельно окурили и лишь затем выпустили из рассадника заразы. Наставник этого молодца тем временем поставил на колени большой саквояж. Из его недр появилась склянка с плотно притёртой пробкой. Не с первой потуги, но выдернуть её у немолодого мужчины получилось.
– Вот, примите прямо сейчас, – подал он бутылёк мне. – Этот эликсир поможет справиться с заражением, если оно успело проникнуть в ваш организм. Своевременная помощь – залог благополучного исхода. Впрочем, вы наверняка уже знакомы с процедурой. Осса Равник, верно? Наверное, вы меня не помните, я брат Алистер, девять лет назад мы уже встречались при столь же трагичных обстоятельствах.
– Нет, – качнула я головой. Мокрые волосы липли к шее, как водоросли. – Тогда обстоятельства были намного трагичнее.
– Ах, да, верно, – кивнул он и погрустнел. – Очень жаль вашу матушку. Простите, если разбередил старые раны.
– Ничего, – я приняла лекарство и запрокинула голову, высасывая его до донышка. И чего он там про несовместимость с алкоголем говорил? Эта травянистая горечь и так на спиртовой основе приготовлена.
– Лисан, ты как? – повернулась я к дрожащему рядом парнишке.
Тот сдержанно кивнул и продолжил нервно догрызать ноготь.
– Господин Бивин тоже принял эликсир, но, боюсь, ему предстоит пережить несколько неприятных дней. – От этих слов молодого чародея снова передёрнуло.
– Эта крылатая дрянь заразила меня личинками, – пробормотал Лисан глухо и поник в плечах. Его здоровая ладонь легла на перебинтованную.
– Не волнуйтесь, молодой человек, – принялся успокаивать лекарь. – Личинки могут развиваться только в присутствии гнили. Ваш организм не станет превращаться в питательную субстанцию, так что они вскоре погибнут.
– Да знаю я! – огрызнулся начинающий чародей. – Несколько дней первоклассной агонии – и порядок. Милка с ума сойдёт...
Я ободряюще потормошила его за плечо, а брат-лекарь достал из недр балахона кисет с лирокрасом – горькой понюшкой – и предложил нам. Мы отказались, а он придался вредной привычке вперемешку с пространными воспоминаниями о том чудесном времени, когда ни о какой гнили и в помине не знали.
Сколько всего тогда росло... Не чета нынешней скудности. И лирокрас, который на Сиаране с грехом пополам удаётся вырастить, в подмётки не годится тем дивным сортам, которые привозили из жарких стран.
Слушая вполуха, я украдкой косилась на группу святых рыцарей, готовящихся войти в дом. Смотрела в широкую спину брата, покрытую сюрко с символом Трёх Богов. Прислушивалась к его низкому голосу. Но сейчас слово взял другой паладин, черноволосый, с вытянутым лицом.
– Большая часть очагов заражения ликвидирована, чародеи проверяют соседние дома, дознаются, кто контактировал с погибшим в последние дни. Думаю, закрывать ворота не потребуется, но время покажет.
– И какая тварь вывелась из уважаемого Даттона? – без ноток скорби вопросил мой брат. Помнится, старик неоднократно гонял его с друзьями из сада...
– Свидетели утверждают, что существо походит на муху-переростка, – ответил длиннолицый. – Клыкастую и с жалом, выбрасывающимся из пасти.
– Обычная жужжалка, ничего серьёзного, – пренебрежительно отвечал Адан. – Останки уже вынесли? Убедились, что нет других плодов? Они не всегда вызревают единовременно.
– Нет, тело погибшего хозяина дома заперто в одном помещении с существом. Пока группа зачистки обнаружила только дохлую крысу в гостиной и следы небольшой потасовки.
– Та девица действительно твоя сестра, Ад? – запанибратски усмехнулся другой паладин, совсем молоденький рыжий парнишка.
– Не съезжаем с колеи, – одёрнул его брат. – Ахлан, продолжай доклад.
– Никто к нашей птичке ещё не совался, – кивнул длиннолицый. – На кухне её заперли. Девица эта заперла, – он тоже покосился в мою сторону с лёгкой, сдержанной улыбочкой. Адан проигнорировал.
– Помещение изолировано? – спросил он. – Дымоход, окна, чёрный ход, другие пути отхода? Вы убедились, что цель ещё на месте?
– Да, чистильщики говорят, что жужжит.
– Хорошо, тогда не будем тянуть кота за известные места. Заходим.
– Наконец-то, – выдохнул рыжий пацан и натянул шлем. – Уж думал, до обеда здесь проторчим.
Созерцая этот юношеский гонор, я невольно вспоминала Адана таким же. Он был даже моложе, когда оказался в Ордене. Всё могло сложиться совсем по-другому, если бы он только остался дома в тот день, не пошёл с друзьями на эту клятую речку...
Дым за окнами особняка уже подосел; братья-чистильщики, такие же иммунные к гнили, как паладины, один за другим выходили на крыльцо и спускались в сад. Их работа ещё не завершена, но теперь черёд ратников освободить помещение для продолжения зачистки.
– Подождите, подождите, – брат Алистер с кряхтением поднялся с лавки и спрятал кисет. Троица паладинов обернулась на него, на лицах проступило некоторое раздражение. – Это же уникальная возможно заполучить живой экземпляр, – спешил к ним лекарь. – Если бы вы только сумели поймать Brachycer’у, не убивая...
– Брат Алистер, и вы туда же? – устало сказал Адан. – Мало нам чародеев с их исследовательскими закидонами, так нет же, и в собственной обители появились желающие основать зверинец?
Рыжий латник прыснул, рыцарь, которого мой брат назвал Ахланом, тоже позволил уголкам губ снисходительно приподняться.
– Уверен, не только совет магов, но и городской магистрат поддержит меня, если поймёт, как важно изучить серпентоморфов изнутри, – настаивал брат-лекарь, подобравшись и непреклонно вздёрнув подбородок.
– Мы не можем пойти на такой риск, – Адан качнул головой, и светлые волосы его рассыпались по плечам непослушными, немного сальными прядями. – Заразе в городе не место. Рисковать тремя сотнями тысяч жизней сиаранцев ради того, чтобы понять, как жрёт и гадит эта тварь? Бургомистр никогда не даст добро на такое безумие.
Брат Алистер поджал губы, но не отступил, словесная перепалка продолжалась добрую минуту. Несмотря на невысокий рост и солидный возраст, он не казался ущербным рядом с тремя статными молодцами. Да и те, хоть и проявляли дерзость в отношении старика, всё же давали себе труда растолковывать ему свою позицию.
В конце концов, каждый из них периодически нуждается в помощи врачевателей, и портить с ними отношения совершенно излишне.
В процессе дискуссии мой брат перевязал волосы кожаным шнурком и надел шлем, затянув пряжку ремешка под подбородком. Теперь по его плечам рассыпались лишь кольчужные колечки бармицы. Добиться взаимопонимания не вышло. Адан распределил роли, велев Ахлану с рыжим парнишкой заходить с чёрного хода, а сам направился в особняк из сада.
Красный от закипевших эмоций медик рухнул обратно на лавку.
– Они не видят, не понимают, не желают осознавать... – бормотал он, а руки нервно искали кисет.
– Разве этих тварей ещё не изучали? – удивилась я. – У нас же есть способы дезинфекции и эликсир этот...
– Верно, деточка, верно, – старик запихнул понюшку в ноздрю. – Изучали их, конечно, как же не изучать? Только давно это было. Когда эта зараза ещё не распространилась по всему материку. Сам Никодимус возглавлял комитет, занимавшийся изысканиями по серпентоморфам. И все наши замечательные средства обороны от гнили – заслуга тех лет. Вот только у нас есть лишь результаты проделанной тогда работы. Слишком мало записей сохранилось от Никодимуса и его коллег.
– Так какая разница, если мы получили всё, что нужно? – спросила я.
– Да в том-то и дело! Мы ведь не знаем, всё ли нужное получено! Ваше поколение не понимает. Вам кажется, что мир всегда был таким и всё нормально. Главное соблюдать простые правила и всё обойдётся. А мир-то прогнил! Без всяких метафор. Мы давно переступили черту, линию невозврата, и просто трепыхаемся в своей луже, не желая видеть, что наше родное озеро давно превратилось в болото. Плодородной земли всё меньше. Население не прирастает, а лишь убывает год от года. Сколько мы ещё протянем? Полвека? Век?
Сидевший рядом Лисан вытаращился на старика и не моргал, даже про больную руку позабыл. Я нервно поёрзала. Сидеть здесь, посреди пропахшего можжевеловым дымом сада, в мокрой одёжке и перебирать босыми пальцами по каменной плите – всё это само по себе казалось заслуживающим хорошей истерики. Слушать же о том, что на самом деле всё гораздо хуже – для меня это уже слишком. Мне и так не сладко.
– Необходимы свежие исследования, – продолжал старик. – Мы должны разобраться, нет ли способа бороться с этой напастью эффективнее. Для этого необходимы опыты на живых образцах. Но нам даже трупы этих тварей не доверяют! Слишком опасно, говорят, овчинка не стоит выделки. Просто сжигают всё дотла, и поминай, как звали.
– Ну, если в нашем совете есть согласные с вами, почему бы не объединиться, да не основать какой-нибудь исследовательский центр на одном из мелких островов? – подал идею Лисан. – Их вокруг Сиарана полно. Большая часть пустует.
– Да, выдвигали такое предложение, – кивнул брат Алистер. – Только магистрат во главе с бургомистром категорически против. Не дают финансирования, боятся, что намагичите вы, чародеи, такого, что только боком выйдет. Да и кто будет поставлять образцы для исследований, если паладины не желают этим заниматься? Великий магистр убеждён в бесполезности наших затей, а переубедить этого упёртого вояку задачка не простая. Нет, дорогие мои, никто не хочет видеть проблему. Проще делать вид, что всё под контролем и можно спать спокойно.
К этому времени вернулся послушник Дуг и принёс поднос с глиняным чайником и чашками. Я узнала в этом наборе посуду с нашей кухни. На душе стало светлее. Прямо сейчас, там, за высоким забором, увитым плющом, меня ждут, обо мне пекутся.
Вкус мятного чая помог взбодриться, а вскоре паладины вытащили во двор свою добычу, завёрнутую в ткань с магическими символами, видимо, не позволяющими заразе просачиваться наружу. Адан и остальные не выглядели испачкавшимися, хотя брат протирал лезвие меча тряпочкой, которую для него смочил один из чистильщиков. Всех троих тут же окурили можжевеловым дымом.
Вскоре к вынесенному ими кулю добавился ещё один – длинный. Тело господина Даттона кремируют, как полагается в таких случаях. Вот только что станет с его прахом? Наверное, просто сразу развеют, ведь у него не осталось родственников, чтобы забрать останки. Ну, может, отправят в городской колумбарий, всё же он был почётным жителем, не плебейского происхождения, да в придачу защищал империю в эпоху её падения. Наверняка там имеется семейная ниша, где уже обрели покой его близкие.
Кружка согревала ладони, а мысли неизбежно возвращались к событиям девятилетней давности. Мне тогда было только десять, Адану – четырнадцать. Летняя жара гнала мальчишек купаться в реке. Не в одной из тех, что протекают через Марону, частично уходя в коллекторы. Воды этих скорее напоминают потоки нечистот, и подцепить заразу в них можно без всякой гнили.
Нет, они отправились купаться за город.
Уже позже, когда всё случилось, Адан рассказал, что вышел из речки, испачкавшись в какой-то черни. Он испугался, но не стал рассказывать родителям, опасаясь наказания за своевольную отлучку за надёжные городские стены. Несколько дней он ждал и боялся, но симптомы болезни так и не появились, и он успокоился.
Однако вскоре захворала мама. Наверное, заразилась, когда стирала его шмотки.
Если бы Адан только рассказал всё сразу... Гниль, полученная с едой или через кожу, может развиваться почти незаметно в течение нескольких дней, а эликсир эффективен только в первые два-три часа после заражения.
Когда мама заболела, и под её кожей проступили чёрные вены, паладины пришли не чтобы помочь ей, а чтобы забрать. Я помню её последний взгляд – уже совсем безумный, бессмысленный и такой чужой... Наша семья провела в карантине неделю, нас тщательно обследовали и вычищали гниль из дома.
Потом вместо мамы нам вернули урночку с прахом.
Блайку тогда исполнилось только семь. Он не понимал, что происходит. Папа сказал, что мама просто ушла на время, но обязательно вернётся. Нужно только подождать, и мы поймём, что она с нами. Но я уже не была такой маленькой и понимала, что мамы больше нет. Какие истерики я закатывала Адану... Била его кулаками, ногами, всем, что под руку подвернётся, а он всё сносил. Потому что понимал свою вину.
Надолго он, впрочем, с нами не остался. Поскольку гниль в дом занёс именно он, но остался невредим, стало ясно, что у моего старшего брата есть иммунитет к этой заразе. Такое случается, хоть и очень редко. Нечувствительных к змеиной скверне в народе называют гнилостойкими.
И Адан как раз из таких, потому его жизнь принадлежит обществу, которое никогда не оценит жертвы святых рыцарей. Их одновременно почитают и боятся, ими брезгуют. Да что там говорить? Я и сама брезгую. И не испытываю к ним никаких добрых чувств, ведь они забрали маму. Нет, умом-то я понимаю, насколько это нужная и важная служба. Они ведь как соколы, стерегущее небо над нашими головами. Без них мы бы все давно погибли, но...
Брат бросил на меня неопределённый взгляд и с лязгом вогнал адамантовый клинок в ножны. После чего паладины покинули место происшествия. И, как по мне, их недостаточно хорошо продезинфицировали. Подумаешь, окурили зачарованными веточками с пахучей хвоей. Надо бы, как меня, прополоскать с ног до головы, а одежду – сжечь.
Да, многие точно так же опасаются, что святые рыцари не только борются с порождениями Архудерана, но и служат невольными разносчиками гнили, ведь сами-то они заразиться неспособны. Потому и крепость им отдали за городом, подальше от нормальных людей.
С выдохом я опустила глаза, увидела своё едва различимое отражение в светло-жёлтой поверхности чая. Сегодняшний день... Я никогда раньше не видела ничего столь ужасного и отвратительного. Никогда не была на волосок от смерти. Не понимала, насколько хочу жить. С детских лет я знала обо всех ужасах мира, в котором родилась. Но только сегодня впервые вкусила настоящего кошмара.
Я вспомнила совсем юное, конопатое лицо рыжего латника. Серьёзное и задумчивое Ахлана. Суровое и небритое собственного брата. И содрогнулась от мысли, что для этих людей смерть, мерзкая и отвратительная – просто работа. Такая же будничная, как для меня выпекание пирожков с кухаркой.
Может и хорошо, что Адану не пришлось больше жить с нами под одной крышей, выслушивая упрёки и пряча глаза... Но я всё же предпочла бы, чтоб его неуязвимость для гнили осталась неизвестной. Чтобы не был одним из них, чтобы остался с родными. Мне ведь уже не десять. Просто я не знаю, как извиниться.
Да и нужны ли теперь ему мои извинения?
Глава 4
Услышав лязг в замочной скважине, я разлепила веки и сморгнула сонливость.
Три ночи, проведённые в крепости Ордена, выдались тревожными. Постоянные мысли – эти древоточцы разума, – как же они измучили меня...
А что, если эликсир не подействовал? Вдруг меня плохо обработали, и гниль остались где-то в волосах или на вымоченной травяным раствором ночнушке? В общем, тяжело засыпать в карантинном изоляторе. Тем более, прямо здесь, вот на этой самой узкой койке у стены регулярно дожидаются своей участи другие заражённые. Что, если помещение и постель после них недостаточно тщательно стерилизовали?
Так мало по малу я изводила себя. Пыталась читать книжки, оставленные здесь, чтобы бедолаги смогли отвлечься и меньше тревожились о своей участи. Но все оказались знакомыми: отец периодически жертвует литературу приютам, школам и богадельням. Весь тот хлам, который не удаётся сбыть, всё потом пылится в таких вот местах.
Дверь отворилась, в помещение кельи вошёл брат Алистер. Добродушное лицо его озаряла мягкая полуулыбочка. Внушает надежду. Я села в постели, спустив ноги в мягкие тапочки на плетёном, очень познавшем жизнь, коврике. Брат-лекарь присел рядом. От складок его шерстяного балахона пахло алхимическими реагентами.
– Как ваши дела, милая? Как самочувствие? – осведомился он.
– Всё хорошо, – кивнула я с воодушевлением. Ну, а что слегка носом шмыгаю – так это от сквозняков. К делу не относится.
– Да, анализы тоже говорят, что всё хорошо, – не стал он мучить меня ожиданием вердикта и улыбнулся шире.
От сердца отлегло, но щёки залились румянцем. Совершенно не хочу знать, что брат-лекарь и его послушник делали с прозрачной колбой, которую пару часов назад меня попросили наполнить свежей утренней уриной вместо ночного горшка.
– Получается, вы отпускаете меня домой? – несмотря на смущение, я подняла ресницы на врачевателя.
– Да, милая. Я уже отправил весточку твоему отцу. Скоро тебе передадут одежду из дома и заберут из нашей обители.
В порыве чувств я крепко обняла старика и чмокнула в щёку. Тот смешливо покхекал, да собрался уходить.
– Подождите, брат Алистер. Не знаете, смогу ли я увидеться с братом перед уходом? Ну, с моим настоящим братом...
– Ты про Адана? – улыбка померкла. – Боюсь, что он отправился по поручению от великого магистра. Куда – мне не докладывают, но ходят толки, что за Черноозерьем завелось нечто, требующее внимания святых рыцарей.
