Текст книги "Ночные Хранители (СИ)"

Автор книги: Ева Аберто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Охотники

Он говорил, что это случится, что начеку надо быть всегда, следить за ними и понять еще до того, как они сами сообразят. Когда город начнет возрождение, заставив все живое замереть, сгинуть, освобождая место, надо держаться ближе к ее избранникам. Пока ветер ломал друг о друга кроны деревьев за городом и свободно гулял, сдувая все, что не успело вцепится в землю, я еще сомневался. Но теперь почти уверен, что нашел ее; она больше, чем избранница и гораздо сильнее. С ней меня ждет успех.

Лина, как назойливая муха, ежеминутно мешает мне следить; вот и сейчас девчонка, только робко постучав, уже развернута к выходу. Я в сердцах задернул штору, чуть не сорвав ее с гардины и опустился в кресло, окидывая взглядом отцовский кабинет. Я стал на толику ближе к победе и надеюсь, больше не оступлюсь.

***

За дверью раздался знакомый стук – два удара, пауза, три, пауза, один. На высохшие под ветрами с моря доски порога опустилась бутылка и кусок пирога, обернутого в ткань. Девушка еще постояла в нерешительности, но стучать вновь не стала; опустила поверх подношений еще книгу, специально купленную в городе, и спустилась к морю. Я знаю, что она дойдет до замка, двигаясь против течения, и скользнет внутрь через один из выходов под громадиной аркой, словно и не выходила никуда.

Я быстро пересек комнатушку, возведенную от нежелательных гостей из деревни, чуть не врезавшись в промокшую под дождями дверь плечом и подхватил сверток с порога. Любимый чай Тесс, пирог с яблоками, книга в обложке, изрисованной цветами. Только когда дверь снова закрылась я ощутил на спине капли с в миг вымокших волос. Что-то грядет, а я снова остаюсь в тени, ничем не способный помочь, снова и снова проклиная тот день, когда в Астровод явился волшебник, парень, проезжавший мимо, и себя, глупого мальчишку, ослепленного. Не все будут также милостивы к безымянному, как Тереза. Перед глазами проплыло лицо Лили и соленый бисер на ее щеках – слезы, которые я себе не прощу. Осторожно поставив чуть остывший чай на пол, я вернулся в дальнюю комнату за рубашкой и снова вынырнул под дождь, с готовностью подставляя плечи струям горячей воды. В книге, которую я пролистал, с удовольствием пробегая глазами по новым, еще не засаленным строкам, лежала записка. Мне не помочь Лили, но другую еще можно спасти. Зачем она взяла тот камень?

Из моего окна в тот день ее фигурка в голубом платье, колышущимся на ветру, была отлично видна. Девушка, вся в пыли, выбежала из замка и поспешила окунуть ноги в прохладную воду. Я с нежностью наблюдал, как она бродит, раздвигая пену прибоя, как ее дыхание выравнивается. Если бы она списала звон, который долетел и до меня, на обычные занятия учениц Астровода и вернулась бы на кухню, может, я схватил бы несчастный кусок стекла.

Но когда ее пальцы, все еще в нерешительности, прикоснулись к камешку, я видел то, что не заметили другие – сияние. Тесс словно окунули в чан с серебром, струйки стекали по ее волосам, погружая девушку в плотный кокон. Теперь ей отведена новая роль.

Вокруг Тесс и той девушки – Василисы – наконец расправили паутину, тщательно сплетенную из множества невидимых нитей. Теперь это только вопрос времени; как бы далеко они не ушли, как бы близко не подобрались к выходу, в какой-то момент они все равно оступятся. А мне, беспомощно наблюдающему, будет отведено место в первом ряду, вместе с теми, кому они дороги. Теперь уже поздно.

***

Через пару часов после первой коротенькой записки на бумаге появилось послание, очевидно, заканчивающееся на следующем листе. Обычно почти каллиграфический, сегодня почерк Терезы стал размашистым, буквы скакали, не желая складываться в ровную строку. Я метнулась к стопке листов, хватая верхний, исписанный буквами разной высоты.

Тесс писала о том, что я совершенно не могла предвидеть, о том, что я никогда не видела. И все же меня не покидало ощущение, что я знаю, я словно держала этот таинственный камень в руках. Но в чем я точно была уверена – камешек и ветры, внезапно прекратившиеся, уступившие место дождю, связаны.

Мне было необыкновенно спокойно, словно я давно ждала, что прозрачный камень появится; сердце билось медленно и умиротворенно, как будто произошло то, чего я давно ждала. Точнее, будто началось то, о чем я мечтала. Это чувство буквально разлилось по телу, пугая меня до чертиков. Дальше начиналось что-то совершенно неожиданное, ненужное, странное. Захотелось остаться здесь, уснуть, переждать бурю, только бы не встречаться с тем, кто поселился внутри, с другой Лиссой, которой спокойно и радостно от начинающегося кошмара. От слов Тесс так и веяло страхом, подруга не знала, куда себя деть, что делать с камешком, лежащим в кармане. И в то же время, призналась я себе, она тоже до ужаса спокойна, довольна. Как будто Тереза всегда искала то, что теперь приятной тяжестью зарылось в складки платья.

Что бы отвлечься, прекратить этот ужас, я подняла второй лист. Девушка уделила не час и не два метке на предплечье Эрика, о которой я уже успела забыть – половина солнца с витиеватыми лучами и столб пламени, обвивающий ее.

Из еще более скачущих строк мой взгляд выхватил одно слово – Охотник. В голове, подтверждая, всплыли картинки – он стоит в тени коридора, только глаза едва мерцают. Всегда, где бы мы не встретились, я тут же сворачивала, лишь бы не встречаться с ним, а Эрик замирал, окидывал меня взглядом, и, спустя пару секунд, делал медленный, осторожный шаг, словно боясь спугнуть.

Тереза писала буквами, все увеличивающимися в размерах, о волшебниках, именующих себя Охотниками. Они отлавливают колдуний и убивают медленно, по одной, не совершая набегов вместе – только один на один. Единственный способ заметить их вовремя – метка чуть повыше запястья, черный рисунок, редко окруженный рунами. После этих строк Тереза добавила одно слово, говорящее само за себя: беги.

Я скомкала листы, боясь, что их кто-нибудь увидит, и поступила с ними также, как с другой бумагой, исписанной Терезиным почерком – сожгла. Подумав, вышла в сад, чтобы немного отвлечься, и тут же попала под струю дождя, сегодня кажущуюся спасительной. Вода словно смывала липкое ощущение удовлетворенности. Как я могу быть такой убийственно спокойной сейчас? Мне бы подумать, что делать с Эриком; парень оказался не тем, кем бы мне хотелось. Бежать некуда, а просить помощи у Лины, с которой едва знакома, я не собираюсь. Остается не показывать, что я в курсе, до поры до времени вести себя как ни в чем не бывало. Я подняла голову и с удивлением обнаружила, что стою перед открытой калиткой. И стою не одна.

Несколько минут проведя в абсолютной темноте, я наконец вынырнула на свет, жадно глотая застоявшийся воздух. Наверно, я провела в забытьи больше времени, чем показалось, потому, что точно была уверена, что сижу на хлипком деревянном табурете со связанными ногами. Спасибо, что руки свободны; я потерла запястья и невесело хмыкнула, оглядывая помещение. Парень едва ли старше пятнадцати со всклокоченными волосами затащил меня в мансарду одного из старых зданий в центре города. Вокруг высились коробки, поставленные друг на друга, несколько перевернутых сундуков, поломанные стулья, на одном из которых сидела я, и кипы бумаг, настолько истлевших, что казалось, от малейшего дуновения они разлетятся в пыль. Но на все это не очень хотелось смотреть, пусть даже там и затаился один из тех, кто поднял меня сюда, потому, что всю западную стену занимали высокие решетчатые окна, сужающиеся к верху. По потускневшим и покрытым ржавчиной рамам и некогда изящной решетке я узнала здание старой школы с заколоченными окнами. Милосердные строители оставили стекла мансарды свободными от досок, и я могла подолгу стоять на улице, любуясь витыми узорами. Только сейчас я оказалась по другую сторону в незавидном положении. Стоит подумать о побеге.

К тому времени, как дверь, которую я не заметила за высоким лакированным шкафом, открылась, я уже успела скользнуть взглядом по люку над особенно высокой горой коробок и примерится к путам на ногах. Но теперь я вскинула голову, надеясь встретится взглядом с моими тюремщиками.

В комнату зашли сразу двое – парень с кудрявыми волосами, которого я встретила у своей калитки, и коренастый мальчишка, недовольно растирающий костяшки пальцев. Все это мне уже порядком надоело, да и внутри помещения с каждой минутой становилось все душнее. В мозгу яркой искоркой пробежало слово «охотники». Тем скорее мне нужно отсюда выбраться:

– Что вам от меня нужно? – но парни, все еще стоявшие около двери, только тихо рассмеялись. Тот, что повыше, что-то сказал, выглянув в проем. В ответ, неожиданно громко, раздалось:

– Дайте пройти уже наконец! – знакомым низким голосом с хрипотцой. Оба моих стражника, заметно побелев, выскочили за порог, глухо стукнув дверью. Я решила воспользоваться одиночеством и тут же наклонилась, принявшись за узлы. Через пару минут я, поддерживая веревку ногой, выпрямилась; распутанная бечевка не упала на пол только благодаря чуть приподнятой ноге на случай, если кто-то решит войти. Я затаилась, решив немного выждать для верности.

Но и спустя пять минут никто не пожаловал в мансарду, зато с лестницы послышались звонкие удары и переругивающиеся голоса. До меня отчетливо донеслось только:

– Она моя!

Я, наконец решившись и все еще с трудом подавляя дрожь, скинула веревку, вскочила на ненадежно пошатывающийся стул и, подпрыгнув, толкнула люк. Сверху на едва высохшую голову плеснула вода, наверно, скопившаяся в нише люка. Я осторожно перешла на башню из картонных коробок и схватилась за край открывшегося отверстия. Подтянулась, ухитрившись вылезти из затхлой комнаты под дождь на половину, еще раз толкнулась об стену и выскочила наружу окончательно, поспешно хлопая люком.

На улице беспощадно хлестал дождь, выливая струи воды отвесно, под прямым углом. Ветра совсем не было, а теплая вода не давала замерзнуть. Я осторожно отошла подальше от люка, вскарабкалась на выступ, некогда бывший трубой, и свесила ноги в пропасть.

Все это как-то слишком. Слишком быстро, слишком ярко, неожиданно. Да много чего еще «слишком»! Я не просила дара. А теперь у меня на хвосте один Охотник, несколько ребят, что как влепят пощечину, так и голова с плеч; а впереди пропасть между домами, не оставляющая шансов на побег. Еще на мне Джеральдина, затаившаяся, словно перед решающим боем, карта с координатами где-то в Шотландии, камешек, решивший возникнуть перед Астроводом. В конце концов дома меня ждет Мика с кружкой шоколада. Все это слишком даже для меня! А что давит сильнее прочего – пути назад нет. Все уже решено за меня. Только я хочу выбирать сама, хочу быть кем-то определенным, а не пешкой в чьей-то игре. На глаза навернулись предательские слезы; только теперь мне уже все равно. Я куда-то плыву по течению, но сама не знаю, куда.

Я оглянулась на шум, стирая соленые ручейки, уже начавшие смешиваться с дождем.

Кто-то вновь открыл люк. Из черной дыры вылезли сначала молочно-белые, словно светящиеся в сумерках от туч, тонкие пальцы. За ними высунулась голова и я выдохнула – сегодня мне придется сражаться только со знакомым человеком. Эрик дергался, но его колени раз за разом соскальзывали с мокрого железа. Я, сама не понимая, что делаю, подошла поближе. Парень, почти оказавшись на крыше, упал вниз, едва успев схватится за бортик. Снизу послышались неразборчивые ругательства

– Наверно, больно? – я присела на корточки и ухватила парня за плечо

– Что…что ты делаешь? – он рвано выдохнул мне в ладонь, которую я уже протянула к его спине. Впившись пальцами в мокрую рубашку, изо всех сил потянула извивающегося парня вверх.

Он попытался подняться, но не смог, с ужасом глядя на брюки. Нога подкосилась и Эрик снова оказался на мокром бетоне. Я подошла поближе, растирая онемевшие руки; от промокшей ткани на ноге струилась кровь, пробегая узким ручейком по крыше и, должно быть, стекая в один из желобов. Я рывком упала на колени, требовательно перевернула лежащего на полу, задрала ткань и провела пальцем вокруг рваного пореза. Послышался треск рвущихся нитей, я обернулась, увидев, как Эрик отрывает ровную белую полосу от рубашки и протягивает мне.

Самодельный бинт, чуть пропитавшись кровью в центре, остановил поток. Я устало оперлась на одну руку, протянув другую парню:

– Вставай, – но он медлил, закусив губу

Внезапно я сообразила, что, только что такой слабый, парень перехватил мою руку повыше локтя, другой притягивая к себе за плечо. Он со стоном приподнялся и вдруг впечатал меня затылком в бетон, заставив поморщится и запоздало вскинуть руки, пытаясь отстранить Эрика. Поздно. Я успела только почувствовать, как его ледяная рука легла мне поперек горла.

В медленные, тягучие две минуты я помню только темноту и яркие звездочки перед глазами; пальцы, сделавшись вдруг холодными лезвиями, давили на горло и грудь, мешая дышать. Я слышала хрипы, вздохи и стоны, не скоро сообразив, что это я пытаюсь вырваться из цепкой хватки. В последний раз открыв глаза, решила заглянуть в темные, расширившиеся в темноте зрачки Эрика и заметила птицу за его спиной. Похоже, он прочитал это на моем лице, но было уже поздно.

Дрозд, пролетев куда-то пониже, скрылся. Но за спиной парня появился кое-то опаснее – Лина резким ударом сбила его руки с меня, перевернула Эрика на спину и прошептала что-то, заставившее его невнятно забормотать, постанывая. Очевидно, девушка случайно надавила на искалеченную ногу. По лужам вновь заструилась кровь.

– Пошли, – я ухватилась за протянутую руку, с трудом поднимаясь, и последовала за фигуркой в сером платье к пожарное лестнице, едва заметной за пеленой дождя.

До дома я добралась словно в тумане, вновь переживая все, что так стремительно пронеслось словно мимо, оставив только синие отпечатки на шее, скрытые ото всех за кудрями.

Беги и спасайся

Проснувшись и уставившись в потолок, я долго силилась привести мысли в порядок. Через четверть часа вздохнула, поднялась и на ватных ногах спустилась на кухню. Мика сидела на последней ступеньке, обложившись книгами и тупо уставившись в пустой лист.

– Дурацкое сочинение, – пожаловалась она, бегая глазами по раскрытой странице. Я поморщилась, с трудом перешагивая через эти баррикады.

– И тебе доброе утро, – спустя пару часов, окружив себя еще и несколькими опустевшими чашками, мы отправили стопку аккуратно исписанных листов в ящик стола. Сестра, привстав на носочки, порывисто меня обняла и потащила куда-то за калитку, неразборчиво тараторя. Я успела только прихватить большой черный зонт, который, впрочем, перестал защищать от беспрерывного дождя, стоило мне выйти на скользкий асфальт.

Щурясь от капель, ставших холодными, я заметила Лину, осторожно закрывающую дверь. Мика уже неслась далеко впереди, чтобы перехватить девушку. Я не сомневалась, что сестра знакома со всеми жителями города; судя по бесчисленным коробкам с выпечкой, с которыми она выныривала по утрам на улицу, скрываясь в горячей дымке, многие сочли ее за отличного друга. Я отошла под защиту хлипких деревьев, прижавшихся к заборам по обе стороны от дороги. Впереди Мика активно жестикулировала, что-то рассказывая Лине, чуть склонившей голову набок. Девушка внимательно прислушивалась, но будто больше к шуму дождя, чем к словам стоящей перед ней. Я проследила взгляд Лины и тоже уставилась в грозную анфиладу деревьев. Ветер, тоже вымокший до нитки, жалобно завывал, ковыляя по мокрому гравию, и в отместку отчаянно скрипел стволами.

На какое-то мгновение я увидела среди промокших листьев силуэт со знакомыми всклокоченными волосами. Дыхание сбилось, руки, дрогнув, сжались в кулаки. Силуэт лихо встряхнул головой и, словно усмехаясь, обернулся. Я не заметила, как подалась вперед, растирая онемевшие пальцы и недоуменно и яростно разглядывая кудрявую шевелюру.

Но затем фигура слилась с мутной водяной дымкой и мне пришлось признать, что человек привиделся. Кроны шумно раскачивались, встречаясь друг с другом и отталкивались, подаваясь назад. Под таким дождем некому гулять в дебрях парка. Я обернулась на двух девушек, стоящих под крышей на ступеньках каменного крыльца, и только сейчас заметила, что Лина громко мне что-то говорит, но слова на полпути смывает дождь. Я быстро приблизилась и взбежала по ступенькам; Лина приоткрыла дверь и впустила нас в короткую крытую галерею. Струи стекали по обе стороны, смешивая тучу брызг с пеленой дождя. Мика заинтересованно огляделась, взяла мой зонтик и, выскользнув из-под надежной крыши, затерялась в саду. Лина обернулась и повысила голос, чтобы перекричать стихию:

– Не находишь, что все это странно и слишком стремительно? Мика предложила немного отвлечь тебя, – я охнула и обернулась, словно рассчитывая встретится с сестрой взглядом

– Она знает? – Лина рассмеялась и уверенно заявила:

– Ничего из того, что произошло вчера в мансарде. Но она волнуется, говорит, ты все меньше времени проводишь дома, а когда возвращаешься, все чаще запираешься у себя, – она опустилась на ступени и поджала ноги – остается поверить ей на слово

– Что она задумала? – из прошлых похождений сестренки стоило ожидать чего-то грандиозного и несколько незаконного.

– Все в порядке, – Лина правильно истолковала испуганную мину на моем лице – весь план праздника – мой, – я тихонько вздохнула, надеясь, что девушка не услышала

– Если все это ради меня… – она перебила

– …даже не думай. Ты ужасно обидишь Мику и пару-тройку моих друзей, – она поиграла бровями и произнесла, наслаждаясь моим вновь вытянувшимся лицом – в полночь

Мика выскочила из зарослей шиповника у дверей, как чертик из табакерки и, сунув мне зонт, потащила к выходу. Все, что я успела услышать, показалось мне дурной игрой фантазии:

– Колдуньи любят темноту.

Я на всякий случай уточнила у сестры, когда мы брели по дорожке перед домом:

– Почему в полночь? Если это вечеринка ужасов…

– …не порть веселье! – Мика слегка подпрыгивала, наслаждаясь предстоящим праздником.

Вечером, увидев меня на лестнице, сестра быстро подскочила ближе, преодолев десяток ступеней и велела потушить свет в комнате, чтобы не вызвать подозрение у домашних. Сама она очень скоро вышла из своей комнаты в пижаме и медленно спустилась вниз за стаканом воды. Впрочем, прежде, чем выключить большую хрустальную люстру, она подмигнула мне и кивнула на мой халат, расстеленный на кровати.

Оставшиеся пару часов я провела в полной темноте, зарывшись в одеяло с фонариком и книгой. И поймала себя на мысли, что на время забыть о карте и ребятах в мансарде гораздо приятнее, чем казалось вначале. Я подумала о Тесс, ощутив, как мне ее не хватает и неожиданно вспомнила Эвелину, показавшую мне все ходы в Астроводе, приносившую чай и молча сидевшую рядом. Но как бы не хотелось снова оказаться среди Колдуний, я должна избавится от опасности. Все это – мое дело.

Ровно без четверти полночь я тихонько пересекла дом, осторожно переступив через вторую ступеньку, по опыту зная, что ее скрип поднимет всех обитателей на ноги. Только оказавшись на едва видной в темноте безлунной ночи дороге, я облегченно выдохнула. Я добрела до приоткрытой калитки Лининого дома. В темном проеме, чуть поблескивая чем-то, свернутым в моток, двигались две фигуры. Пока я добиралась до двери, огромный сверток перекочевал под крыльцо. Мика, вся красная, несмотря на ледяной дождь, выскочила за дверь и тут же развернула меня в сторону центра города.

– А Лина?

– Догонит. Пойдем-пойдем-пойдем!

Я, едва поспевая за Микой, бежала по темным улицам, время от времени налетая на растворившиеся в пелене дождя столбы. Вздрогнув и скользнув взглядом по мансарде старой школы, я свернула в проулок, ведущий к центру города и закутку, торжественно названного городской площадью. Мика уверенно лавировала меду домами и даже не старалась сдержать восторг; сестра подпрыгивала, прикусывала губу, восклицала что-то, огибая каменные углы и не особенно заботясь, чтобы радужный зонтик защищал меня от дождя. Вымокнув под холодными каплями, я молилась, чтоб нужный дом вынырнул из тьмы поскорее.

Через две четверти часа, показавшиеся бесконечностью, вы прыгнули в подъезд за необъятных размеров мужчиной и собакой чуть больше размером надетого на нее поводка. Мика, на ощупь взбираясь по лестнице мимо шершавых бетонных стен, хранила торжественное молчание.

Миновав несколько пролетов из невозможно высоких ступеней, я ощутила приятный холод на лице и оглянулась.

Сестра затащила меня на плоскую крышу, залитую дождем, с лужами в многочисленных ямках и впадинах. Мое лицо, снова открытое безжалостным струям, покрылось мерзкими мурашками. В небе не было ни одной звезды, луна, сдавшись, скрылась за особенно взлохмаченной тучей, так, что сразу за краем крыши разверзлась черная пропасть. Я, с опаской щупая поверхность крыши под ногами, приблизилась к молочному парапету, впрочем, не рискуя взяться за каменный бортик. Сзади послышался знакомый голос, и я с облегчением отступила к спасительной двери.

Лина, балансируя под тяжестью нескольких пледов и термоса, пыталась удержать над головой зонт.

– Ну, как тебе? – она обвела взглядом хмурую плоскость серой городской крыши.

– Ну и чья это была идея? – я недовольно тряхнула влажными волосами и покосилась на Мику, безуспешно попытавшуюся скрыться в дверном проеме. Сестра все же покинула открытую дождям крышу, напоследок глянув на меня в ответ. Такой ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

Лина уже вышла на середину и теперь пыталась закрепить устрашающих размеров зонт в лунке, сегодня переполненной водой. За зонтиком последовали пледы, из которых выкатились две кружки и выпал пахнущий яблоками горячий сверток.

– Романтичное местечко, – окрестила Лина едва мерцающий в темноте бортик вдоль края и лужи в провисающем материале, отражавшие только голубо-серые тучи. Девушка вытащила из кухонных полотенец пирог и ловко разломила его на шесть частей – три мне и три тебе – пояснила она.

Я, поспешив спрятаться под брезентовый зонт, теперь промакивала волосы, свернувшиеся в жалкие мокрые колечки. Некоторое время мы жевали, уставившись в темноту. Яблоки, все еще сочные после своего путешествия, ломались и обдавали горячим соком губы. Мурашки от холодных капель прошли, и я с удовольствием переоделась в бесформенные кофту и штаны, принесенные Линой. Вдали, за несколькими кварталами крыш, мигало колесо обозрения, катая бесстрашных пассажиров. Я окинула взглядом небо и поняла, почему скучаю по Астроводу – жалкие обрывки туч, вместо звезд укрывшие небо, заставляли ярче вспоминать огоньки, словно парящие в прозрачной воде.

– Ты как узнала про дар? – неожиданно спросила Лина. Я пожала плечами и решила, что ничего не будет, если девушка узнает про замок.

Рассказ занял двадцать минут. Из красивой истории я утаила только Обитель и карту, свернутую в шкафу.

– Вот значит как, – Лина отхлебнула чай и воскликнула – сказка ведь, правда!? Мое посвящение рядом с твоим и не стояло, – она улыбнулась и прикрыла глаза.

Я только криво ухмыльнулась и откусила пирог, мысленно обзывая мое «счастье» словами покрепче.

– Должно быть, скучаешь по звездам, – она обвела наше пристанище философским взглядом

– Какой у тебя дар? – невольно поинтересовалась я

– Обращаюсь птицей, – она демонстративно возвела глаза к верху, словно быть крылатым незаметным существом – это скучно

Вдруг она махнула рукой в сторону мокрых улиц, и я проследила ее движение, замерев от восторга:

– Кстати, про звезды

Словно повинуясь ее жесту, темные стены домов озарились мягким желтым светом фонарей всех размеров, подвешенных к стенам в самых неожиданных местах. У ближайшего крыльца раскинулся Млечный Путь, а вдали все загорались и загорались новые звезды, озаряя испуганные лица прохожих. Бесконечные созвездия образовывали карту звездного неба, как близнец похожего на небо над Астроводом. Собаки, очнувшись, лаяли на странные огоньки, прорезавшие влажную мглу.

– Как? – выдохнула я, бешено крутя головой

– Кассиопея, – усмехнулась Лина, указывая на образ созвездия в стороне – твоя сестра придумала – я повела плечом, вспомнив, что раньше Кассиопея была «нашим» с Микой созвездием. Мы знали только эту звездную фигуру, часто стоя на коленках в моей кровати и любуясь «нашими» звездами, пробуя эти слова на вкус.

– Насмотрелась? – Лина спрятала кружки и опустевшее полотенце в свой плед

– А что? – я поднялась и помогла свернуть зонт, подставив плечи дождю; девушка, охнув, вытащила из сумки непонятного цвета дождевик, кажется, в два раза больше меня:

– Уж какой был. Надевай, – она улыбнулась и тоже укрылась плащом.

По лестнице я спускалась почти бегом, силясь догнать Лину, запутываясь в непривычной одежде. В подъезде жалобно мигала лампочка и пахло квашенной капустой; моя провожатая выбежала, несколько раз повернув, в незнакомый проулок и стремительным шагом направилась к желтоватому кругу света вокруг фонаря, свисающего с перил:

– Похоже здесь. Да, – пробормотала она скорее себе и снова нырнула в подворотню.

Следуя за самых неожиданных форм светильниками, мы плутали по тем дорожкам, о которых знали только бродячие коты и дети, иногда протискиваясь между двумя кирпичными стенами там, где прохода и вовсе не было, каждый раз выныривая и жмуря глаза на островок света. Фонари, казалось, плавали в мокрой мгле и едва заметно мигали, приветствуя нас каждый раз.

Окончательно вымочив ноги и запыхавшись, мы вышли на многополосную дорогу, провожая взглядом последний фонарь из зажженных сестрой и Линой. Машины, не задерживаясь перед взглядом, проносились размытыми цветными пятнами, окатывая узкие дорожки тротуаров волнами дождевой воды и городской пыли. Лина остановилась, выравнивая дыхание, и, не дав мне опомнится, обогнула крыльцо и исчезла в черной пасти маленького подвальчика. Я успела только окинуть взглядом строение – длинные балконы, молочного цвета кирпич и шесть рядов окон, в мансарде круглых – и поспешила спустится вслед за девушкой.

Тесный коридор, завешенный картинами и вырезками газет, давил спертым, мокрым воздухом, обволакивая легкие темнотой. Конец прохода потонул в темноте, и я ориентировалась только на Линины шаги, на ощупь пробираясь в полутьме. Некоторое время косые струи летели мне в спину, отталкиваясь острыми бусинами от стен, но вскоре вода осталась только миллиардами мельчайших капель в воздухе. Картины не помогали определить, куда мы пришли, дешевые репродукции, иногда повторяющиеся, перемешались с патриотическими статьями, вырезанными из журналов и брошюр.

Судя по звукам, Лина свернула где-то в конце коридора и замерла, прислушиваясь к моим шагам. Я, припустив изо всех сил, наконец вынырнула из темноты и сощурилась от режущего по глазам света, впечатавшись в расставленные Линой руки. Девушка только усмехнулась и быстро спустилась по лестнице, увлекая меня в просторный зал и подставляя приятному прохладному ветру.

Как только ярко-белая пелена спала, я смогла оглядеть комнату с высокими потолками, светлыми каменными стенами и несколькими окнами вдоль одной из стен. Я, не веря, подошла и обнаружила за вполне настоящим стеклом вполне настоящий лес и светлячков, освещающих темную уютную поляну, покрытую дикой земляникой и зверобоем. Оглянувшись, я заметила маленькую стойку и девушку за стеклом, перебирающую что-то в глубинах картонной коробки, несколько кресел и множество дверей, ведущих в комнату, завешенную шторой из живого плюща, комнату, погруженную в абсолютный мрак и пару комнат с танцующими отблесками на стенах. Из одного помещения доносились громкие голоса, что-то обсуждающие на языке рун. Я обернулась к Лине, водящей пальцем по одной из гигантских картин, совсем не похожих на те, что я видела раньше и уж точно не являющихся репродукциями. Лина, заметив мой взгляд, оторвалась от полотна и, смешно подвигав бровями и подойдя к стойке, протянула девушке два билета со значком, выведенным черно-белой краской – солнце, часть которого закрывает тонкий полумесяц. Девушка махнула нам рукой и одобрительно кивнула.

– Пойдем, – Лина указала на зал, уходящий глубоко вглубь помещения – уж прости, пришлось взять над тобой шефство. А то ведь так и останешься неучем – девушка усмехнулась, заметив, как я скривилась, когда она окрестила меня неучем.

На пороге я замерла, оглядывая необыкновенные фрески с самыми разными сценами, тянущиеся по всей площади стен, потолка и даже пола. Смахнув восторженное оцепенение, я принялась разглядывать картины под ногами, осторожно переступая по щербинкам

– Зал истории, самый скучный, – пояснила Лина и взяла меня за подбородок, поднимая голову к потолку – начало над дверью, – все же принялась объяснять она, несмотря на то, что зал был «скучным» – потом фрески на потолке, до другого конца, на стенах в порядке от дальней двери до той, из которой мы вышли, потом пол от твоих ног до второго порога. Это история Магов Ночи и Солнца, вырезанная вручную – я только молча кружилась на месте – да, это все очень красиво. Но мы не за историей пришли сюда, а времени в обрез. Мама вас обеих к утру может хватится, а я еще даже не начинала – и девушка потащила меня к выходу, а я попыталась вспомнить адрес, чтобы вернуться сюда днем, когда спадет дождь, но не смогла.

Пройдя насквозь несколько комнат, мы вынырнули в длинную галерею, в которой деревянные панели, покрытые темным лаком, перемежались со стеклянными арками, составившими сплошной стеклянный купол над редкими ночными посетителями. Я охнула, припустив к ближайшей панели, увидев на ней длинный меч из множества чешуек, подвижных, догадалась я. Оружие разных размеров и назначений заполнило помещение серебристым холодным светом. Лина, обогнув меня, прошла вдоль ножей, прикрепленных к стене кожаными ремнями, и вытащила тонкий кинжал с ручкой из слоновой кости – придется рассказать тебе про наше оружие, как бы ты у нас не пропала, любительница приключений – я поняла, что девушка намекает на случай на крыше школы и быстро подошла, вставая рядом – ты ведь знаешь, зачем нам руны? – я пробубнила что-то про разговор, понимая, что Лина не об этом – не только. Да, язык выглядит так, словно мы только общаемся на нем, да рисуем вязь в песке и пыли. Но руны помогают собирать в руновязь энергию как раз потому, что созданы не как язык – Лина подняла одну руку перед собой, согнув в локте и нарисовала другой рукой круг, начав и закончив у локтя, подняла ладонь вверх, к запястью и плавно повела в сторону, добавив к кругу еще линию и дугу. Вдруг медленные движения закончила резкая черта внизу, рассекшая воздух с тихим звоном. Рисунок загорелся ярко-оранжевым, немного подпалив мой дождевик. Девушка со смехом потушила угольки – руна огня. Василиса, если кто-то согнул левую руку, скорее всего он попытается усилить свою магию и, возможно навредить тебе