Текст книги "Ночные Хранители (СИ)"

Автор книги: Ева Аберто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Воришка

– Василиса, ты решила задохнутся? – Мика кинулась к окну, с возмущенным видом распахнула его, впуская еле заметный ветерок в комнату. Послышался шелест деревьев, обрамлявших улицу, и в памяти всплыл дуб, раскрытая книга, крадущаяся в ночи девушка – сколько ты уже сидишь здесь? – сестра бесцеремонно прервала ход моих мыслей, окидывая взглядом пустую бутылку. Та напоминала мне чай в стеклянной банке, Аарона, кружку, вытащенную из складок платья – пойдем – девочка ухватила меня за обе руки, мимоходом закрыв крышку ноутбука, потащила к двери, приговаривая – лето за окном, а ты весь день торчишь здесь. Пойдем, пойдем – она первая сбежала вниз по ступенькам, крикнула что-то маме и вылетела во двор. Из окна мы смотрели на убегающую фигурку и хлопнувшую за ней калитку. Несчастная дверь так и осталась скрипеть на ветру, раскачиваясь в разные стороны

– Пойду закрою – я аккуратно прикрыла калитку снаружи, проверила, закрыто ли, и побрела на свое место. Когда-то, словно в прошлой жизни, я любила сидеть на заброшенном фундаменте. Огибая недостроенный дом, вокруг высились деревья и порывались пробить бетон. Я вскарабкалась вверх, цепляясь за плохо прилаженные к стене кирпичи, дошла до выступа, полностью скрывавшегося в ветвях, села на давно облюбованное место и вытащила пук перьев. Наугад взяв одно, принялась крутить его, подставляя ветру, и погружаясь в воспоминания. Перед глазами летели силуэты жителей Астровода, домик, опасно покосившийся, строки на едва знакомом языке. Я, вздохнув, вытащила книгу, прихваченную на память, и принялась обводить кончиком пера руны; должно быть, обмакнуть его в чернила просто, но сначала стоит научится писать.

Мое забвение нарушили голоса – звонкий и редкий, низкий. Я осторожно выглянула и с досадой обнаружила, что к груде бетона и кирпичей, которую из себя представляла постройка, почти вплотную подошли парень с девушкой. Ей было не больше шестнадцати, а ее друг выглядел моим ровесником. Я поневоле услышала их разговор, про себя моля ребят уйти:

– Я больше не могу с тобой ходить, прошу, давай присядем – парень, очевидно, состроив щенячьи глазки, уже залез наверх, ступая по моим следам. Девушка вздохнула и молча вскочила следом. Я вдруг поняла, что знаю парня. Его семья живет напротив через улицу и почти каждый день, весело переговариваясь, прогуливается между деревьев мимо моего окна. Поспешно спрятав перья и захлопнув книгу, я протянула руку вниз, вынула из стены примеченный кирпич, открывая свой тайник, в котором лежали стопкой стихи в твердом переплете, заданные на лето, маленький сборник рассказов и детектив, начатый совсем недавно. Я быстро спряталась за последним, не желая вести беседу. Если повезет, то они уйдут прежде, чем я обнаружу свое существование. Вскоре я действительно перестала прислушиваться к голосам и позволила книге поглотить мои мысли; к сожалению, ненадолго. Парень медленно раздвинул ветви, наверно, заметив мои кеды, почти торчащие из облака листьев и сучков. Я с трудом оторвалась от строк, задвигая книгу на языке рун подальше за спину. Подняла взгляд и, не вставая, стала разглядывать стоящего перед мной в надежде, что он смутится и уйдет. Тот слегка наклонился вперед и спросил:

– Что читаем? – кажется, я пробурчала в ответ что-то вроде:

– Не твое дело – потом добавила – это мое место – из-за мальчишечьей спины послышалось:

– Эрик, отстань от человека – Эрик поднял руки вверх, усмехнулся и вдруг резко упал на колени. Я с трудом сообразила, что он изучает обложку. Фыркнув, подняла ее повыше. Парень продекламировал название:

– «Забытый сад» – помолчал немного, выпрямляясь и обратился к подруге – Лина, тогда пойдем? «Не будем мешать человеку» – поддразнил он и спрыгнул вниз, покачнувшись. Лина виновато улыбнулась и аккуратно спустилась следом. Я проводила их силуэты взглядом, пошарила рукой позади себя, решив вернутся к рунам, но книги не оказалось на ее месте. Я осмотрела кусты справа, но знакомой бежевой обложки там не оказалось. Испуганно убрала детектив к остальным книгам, ступила ногой на шуршащие листья и пошарила руками. Похоже, кто-то просто забрал ее. И, похоже, я знаю кто.

Всю дорогу домой я высматривала парочку в надежде, что те гуляют поблизости, но увидела только фигуру Лины, скрывающуюся за тяжелой дверью. Я повернула в сторону своей калитки, завидев Мику во дворе. К парню зайду вечером, когда сумерки заберут жару из города. Сейчас мне требуется стакан холодной воды.

Когда на кончики деревьев опустились сумерки и во дворе во всю мочь затрещали цикады, я набрала в грудь побольше воздуха, распахивая калитку. Жаркие улицы выдохнули с облегчением; горячий асфальт отдавал тепло в ночь, подпаливая край облаков так, что те краснели, вдобавок, алый свет еще разливался из-за горизонта. Я старалась держаться там, где днем была тень, чтобы ступни не окатывало жаром. Улицы за этот месяц заметно выцвели. Деревья стояли либо поникшие, почти касаясь земли, либо хмуро посеревшие от дорожной пыли, высушенные в гербарии. С каждой минутой цикады кричали все громче – я приближалась к парку. Осталось добраться до едва видной в вечерней мгле тропинки, перейти под ивами, образовавшими коридор и миновать несколько домов, отделяющих меня от громадины, в которой, похоже, лежит моя книга. Я все сильнее хмурилась, чувствуя прикосновение ивовых листьев на плечах. Здесь, под их кронами, разлилась долгожданная прохлада; я прогнала желание остаться в тени. Книга, исписанная строками рун, дорога Тесс и должна этим вечером оказаться у меня дома. Почти бегом миновав оставшиеся сотни метров, я осторожно прикоснулась к разогревшейся ручке калитки – открыто, словно парень ждет гостей. Я помотала головой, убрала рассыпавшиеся волосы и шагнула во двор.

От калитки тянулась дорожка, усыпанная белыми камешками, словно светящаяся в темноте, мимо запаркованной машины, между двумя рядами невысоких лип, чередующихся с фонарями. Из-за стены деревьев едва выглядывал сад, несколько клумб и песчаные дорожки. Последнюю четверть пути я пробежала, с трудом затормозив у двери, и нетерпеливо постучалась.

***

Я знал, что девчонка вернется. Стоял, глядя в окно, и вертел в руках книгу. Казалось, от улиц поднимается пар, а кузнечики, которым не повезло выпрыгнуть на асфальт, застывали, словно в миг иссушенные. Ни я, ни Лина не выдержали и разошлись по прохладным домам, к холодному соку и ледяной воде.

Пожалуй, девушка не заметила моего колдовства; мне уже почти не нужно прикрывать глаза, пряча почти прозрачную пелену. Я не смог сдержаться, увидев, что она что-то прячет, что-то, похожее на книгу Колдуний. Отец учил меня распознавать кайму на их обложках, но совсем для другого. Похоже, при мысли об отце, я скривился, как обычно, потому, что мама встревоженно махнула мне из сада. Скоро на дорожку опустятся сумерки, и она появится. Колдуньи неосознанно выбирают ночь; об этом я тоже узнал от отца. А кроме того, как поймать девушку, заинтересовать, отвлечь внимание…убить. Я залез на подоконник с ногами, по привычке прикрываясь шторой, на свое любимое место, и распахнул книгу, судорожно пробегая по страницам пальцем. Все слова целы, ни одна буква не смыта морской водой, черт побери их любовь селится у моря. Как ей удалось сохранить книгу? Обложка выглядит словно ей лет тридцать, но не больше. Еще один вопрос к моему мысленному списку: откуда здесь колдунья, как, если раньше я ее не чувствовал? Она живет здесь с рожденья, в отличии от Лины. Эта и не подозревает о колдовстве, но знает город, как свои пять пальцев, так, что пригодится. Но как, если, по ее словам, переехала три дня назад? Наконец-то в моей жизни появилась цель, тайна, интерес; я словно замер на эти года, что прошли со смерти отца.

С наступлением темноты она действительно замаячила у выхода с тропки парка. В сумерках выглядела, словно беззащитный мотылек в своей белой рубашке и шортах. В руках девчонка несла свитер. Подготовилась к ночному холоду. Крадучись дошла до калитки, прикоснулась к металлу, провела рукой. Осторожна, как олень в чаще. Нажала на ручку, ничего не ожидая и чуть не подпрыгнула, когда калитка действительно открылась. Огляделась, обогнула отцовскую машину, шагнула к липам. Бредет по дорожке медленно-медленно и с каждым шагом светлое лицо все сильнее хмурится. Наконец, когда до дома осталось всего ничего, сорвалась на бег, разметав черные кудри по спине, глаза сверкают в темноте. Сейчас постучит, надо спускаться. Спасибо отцу за дом в глубине участка; пока гости доберутся по дорожке между лип, уже станет ясно, кто они такие.

Внизу действительно раздался стук, и я припустил по лестнице. Нельзя заставлять ее ждать, не сейчас. По дороге придал лицу беспристрастное выражение и отворил дверь, отступая в сторону и пропуская девчонку внутрь. Впрочем, она не торопилась входить, так, что я начал сразу:

– Значит, колдунья? – для убедительности помахал раскрытой книгой перед ее носом. Должно быть, от такой наглости, то ли от того, что мой голос донесся из темноты, она покраснела. Я молча стоял и смотрел, как ее щеки, нос, шею заливает розовый румянец. В конце концов она воскликнула только:

– Верни книгу!

– Так не носила бы ее на улицу, раз так дорожишь

– Да как ты…! – передумала, остановилась, задумалась – как ты смог взять ее?

– Значит, колдунья? – повторил я. Люблю первые моменты разговора, люблю смотреть, как они брыкаются, словно непослушные щенки, пытаются вырваться, взять разговор в свои руки, пока не поймут, что его русло было определено еще до того, как мы встретились. И определил его я

– Твое какое дело? – она взмахнула кудрями и вдруг в темноте я увидел ее тонкие руки, тонкие теплые пальцы толкнули плечо руки, в которой я зажал книгу, пряча ее за спиной. Тут же я перестал ощущать ее тяжесть, страницы и край обложки больше не кололи мне спину. Девушка, не думая для верности отойти подальше, вертела в руках томик истории Колдуний.

– Как ты…? – пришла моя очередь задавать вопросы. До нее ни одна девчонка не смела использовать способности при мне. Я всегда словно накидывал на их руки, тела, губы сеть, и они не могли пошевелится. Что же за способность у девушки передо мной? Ее губы, ярко-алые, темнеющие вместе с небом, которое застилала ночь, растянулись в улыбке; не ехидная, не коварная, не злая – просто улыбка. Таких я еще не встречал. Я посмотрел на нее по-другому – вот оно, новое лицо, непривычный характер. Стоит изучить ее, прежде чем действовать – вода? Кофе? – я вышел на свет, желая завладеть ее вниманием, но она не оторвала взгляда от бежевой обложки. Потом тихо повернулась на носках, прошуршав гравием, и побрела назад по дорожке.

***

Изо всех сил стараясь не припустить к калитке, я шла, рассматривая книгу. Обложка не повреждена, Терезина подпись на задней части не стерта, светло-голубая кайма все также чуть светится в темноте. Как только сзади чуть скрипнула закрывающаяся калитка, я быстро развернула томик, пролистала от корешка до корешка, облегченно выдохнула и направилась к парку, зная, что отлично видна из его окна. Спасительная тень маячила впереди и я, настойчиво отвлекая мысли от этого вечера, заставила себя смотреть только на нее. Ветерок нежно пробежался по пылающим щекам, в который раз растрепал волосы и спрятался в парке, шурша листьями. Я, наконец сумев думать только о пучке перьев, оставшихся в тайнике, приподняла носком кед листик, нарочито внимательно посмотрела, как он закружится и улетит вглубь парка и шагнула следом. Быстро перехватила книгу и спрятав ее под свитером в руке, побежала по дорожке. Глубоко вдохнула, еще ускорила темп, вылетела на дорогу, тут же нырнув под сухие деревья и, с трудом переводя дыхание, хлопнула за собой дверцей. До входа между светящимися окнами добрела, еле переставляя ноги. Книга сразу же легла в ящик стола. Я упала на постель, перевернулась к стене, выравнивая дыхание, и прикрыла глаза. Тут же перед веками всплыло его лицо, на миг выглянувшее, прежде, чем спрятаться в темноте прихожей. Парень, Эрик, больше походил на охотника, оценивающего свою добычу. Надо поговорить с Линой, как он ее назвал.

С этими мыслями я провалилась в сон. Перед глазами напоследок проплыли его руки, побелевшие костяшки, сжимающие обложку. Мне ничего не стоило переместится назад, выхватив книгу и заметить на его запястье, чуть повыше пульсирующей голубоватой вены, рисунок – черную половину солнца с витиеватыми лучами и язык пламени, обвивающий ее.

Едва дождавшись рассвета, выпив последний глоток чая, я тихо выскользнула за дверь, добралась до кирпичной стены, прыгнула наверх и отодвинула кирпич, скрывающий полость в бетоне. Перья ничуть не отсырели за ночь. Я вытащила вслед за ними чернила, устраиваясь на прохладном выступе и радвигая ветви, пачку листов. Неловко ухватив перо за середину и обмакнув в черную жидкость, я осмотрела кончик. Потом стерла чернила, боясь истратить их на попытки писать, и, постукивая пальцами по тонкому стержню пера, стала выводить слова, чуть подняв кончик так, чтоб он не касался бумаги.

Задумавшись, я выводила слова, которые, надеюсь, скоро действительно появятся на этой бумаге. В траве послышался знакомый шорох; я вскинула голову и вгляделась в дорогу, скрывавшуюся за ветвями. С нее в сторону недостроенного дома действительно шагал Эрик. Руки в карманах, время от времени приподнимает носком веточку или пинает заросли дикого шиповника. Парень продирался сквозь траву, игнорируя протоптанную дорожку, огибающую строение с другой стороны. Он ухмылялся, глядя на деревья, за ветками которых ветер трепал мою футболку. Я сидела спиной к лазу между ними, в который пробралась сама, но оглядываться не стала. Склонила голову, завинтила крышку чернильницы и продолжила примериваться к пустому листу бумаги. Сзади действительно послышались шаги.

Я, заставив себя не оборачиваться, прислушивалась к шелесту листьев. Он действительно нырнул в мое убежище, сел позади, раздвинув несколько веток, чтобы между нами не осталось тревожно покачивающихся лап осин. Казалось, будто мы играем в игру, правил которой я не знаю. Не сдержавшись, повела плечами и наконец услышала:

– Это делается вот так – он осторожно коснулся моих пальцев, немного передвинул, положил свою ладонь поверх моей и, быстро откинув крышку, обмакнул перо в чернила. Вывел несколько рун. Я смотрела на свою руку под его пальцами, словно на чужую. Черные линии выглядели как надо, но я не стала продолжать. Не отнимая кончика пера от листа, обернулась:

– Чего тебе?

– Разве Колдунье не нужны друзья?

– У Колдуньи они есть. Что тебе нужно на самом деле?

– Ладно – он поднял руки вверх, смешно скривив рот – ладно, ухожу – я вздохнула, отдернула руку, рискуя сломать перо. Эрик легкой трусцой достиг дороги, затормозил, взметая пыль и крикнул что-то, что так и не долетело до меня. Нечто вроде «сама напросилась». Я пожала плечами, переводя дух и посмотрела на бумагу. Теперь действительно можно написать Тесс; и добавить несколько строк о фигуре, уже дошедшей до проспекта.

Я снова оправила лист бумаги, дописывая последние слова. Ветер, не замечая моего раздражения, весело трепал волосы, поминутно скидывая их на лицо. Я сдунула прядь и подумала, что сегодня уже не так жарко. Если посчастливится, город перестанет плавится на пекле, и мы дотянем до осени. Порыв, словно подтверждая, снова снес пучок перьев с места, да еще и выбросил кирпич, прикрывавший выемку в бетоне, на траву, запутав его в длинных лентах вьюна. Мой рассерженный вздох прервало тихое свечение листа. Тереза ответила.

«Как же ты меня напугала, Лисса! Ты обещала написать сразу же, если, конечно, вообще помнишь. Немедленно расскажи мне все про холм, который нашла, может, среди вереска, скрывается что-нибудь стоящее. Эрик не должен тебя волновать, он не имеет никакого отношения к «Обители …».

В Астроводе происходят жуткие вещи. Недавно стена подвала обрушилась, скрыв под собой малыша. Мы еще не разобрали завал, но, думаю, ничего интересного там нет. За камнями только влажный песок под одной из террас. Лили все время проводит в комнате и не посещает занятия, наверно, мама занимается с ней ночью. Аарон стал сам не свой, чаще наведывается в замок; пожалуй, даже чаще, чем следовало бы, ведь пара девушек постоянно приносят ему чай и вертятся вокруг, обмахиваясь платками, хотя никакой нужды нет. Ветер иногда завывает так сильно, что я не могу уснуть и мы с соседками сидим внизу, на кухне. Только я не могу бедняге сказать, он совсем разбит. Пыталась выведать у Лили, но она почти ничего не говорит

Я еще почитаю в его книгах про мифические города. Все это слишком похоже на глупый розыгрыш. Больше не могу писать, ветер расплескивает чернила»

Под координатами действительно скрывался холм, покрытый вереском. Холм высился в Шотландии, собирая над собой кучки облаков. Никакой истории не крутилось в туристических брошюрках; казалось, кто-то ошибся с несколькими цифрами в координатах. Возможно, какие-то руины и пугали детей там во времена Тесс, заставляя людей сочинять сказки, но все это никак не могло остаться в настоящем. Я быстро засунула все вещи в тайник, с некоторым раздражением закрепила камень и вышла на улицу, с удовольствием подставляя плечи и ладони прохладному ветру.

***

Она оказалась сильным игроком. Сидела, выпрямив спину в прямую стрелу, не оборачиваясь, замерев тенью среди листвы. От прикосновения к пальцам, неуклюже расставленным вдоль пера, по телу пробежала забытая холодная дрожь. На девушку, похоже, уйдет больше времени, но от этого чувства отметина выше запястья только еще сильнее пульсирует в предвкушении.

Слегка помешав лимонад в стакане и предоставив звенящим о стеклянные стенки льдинкам растворится в пенящейся жидкости, я упал на кровать, блуждая взглядом по потолку. В окно влетел порыв ветра, хлопнув жалобно простонавшей створкой. Я подскочил к подоконнику, закрыл форточку и глотнул из стакана, тут же наморщившись. Не до конца растаявшая льдинка кольнула рот; я закашлялся, тут же отчетливо вспоминая дни с отцом.

Взрослые шли впереди, негромко смакуя веселые реплики; плетясь по остывающей дороге, я с благоговением всматривался в крупные фигуры. Мы сидели в парке у парящих в воздухе тлеющих угольков – один из старших парней владел огнем – и прислушивались к комкам из сухих соринок, которые ветер перекатывал по дорожкам. Наконец, кто-то поднимался, уловив легкие шаги в отдалении. Чаще ребята, навострив уши, оставались на месте. Но никто не следил за малышами и мне порой удавалось прокрасться вслед за громоздкой тенью, бредущей напролом, и видеть, как девушка оборачивается, замирает и мерит взглядом преследователя. Когда я перестал зажмуривать глаза, прячась в кустах, стал виден блеск в глазах парней, появляющийся в тот момент, когда Колдунья последний раз беспомощно вздыхала. Охотник возвращался, а я еще некоторое время торчал у края дорожки с тем, чтобы побороть страх, мелочную дрожь в коленках. У огня, думал я, отец снова встретит меня громогласным хохотом и жуткий ритуал пропадет, смоется из воспоминаний. Я добегу до дома, взмокнув, несмотря на ночной холодок, и вместе с другими вымочив рубашку под шлангом. После таких прогулок быстро уходишь в сон, окончательно истребляющий ужас. До посвящения еще много лет и долгая свобода. Но я и тогда был Охотником и с удовольствием, в основном при свете дня, говорил «мы», стараясь, чтоб услышал отец. Он сажал меня на колени, и мы вместе планировали новый набег. Он учил меня, как запутать девчонку, довести до трепета, чтобы она и не думала использовать силу. Мы, много смеясь, кривлялись перед зеркалом, и отец делал устрашающие мины в стекло. В такие моменты я старался просто не думать, какое лицо у него в момент, когда Колдунья, обмякнув, опирается только на его руки.

Все это поблекло в памяти, все труднее вытащить воспоминания на свет. Но я отчетливо помню один день.

И отцовскую реплику, заставившую меня нагло соврать:

– Ты в порядке, парень?

– Да, пап, все отлично – на самом же деле у меня предательски подкашивались коленки, и я чувствовал себя малышом, выглядывающим из кустов. Только тогда мне предстояло стоять на дорожке между деревьев и не замечать взгляды из листвы. За неделю до этого я принялся разглядывать папину метку и пришел к выводу, что не так уж и хотелось. Только было уже поздно.

Мы расположились кругом на привычном месте, словно ничего не должно было произойти. Словно никто не замечал мой озноб и глухие удары сердца. Только отец пошутил по дороге в парк; мы шли одни, пробираясь окольным путем и огибая остальных, и папа предложил делать ставки – кто первым отдаст концы – я или Колдунья. Я насупился, пытаясь скрыть липкий ужас, и отец добродушно потрепал меня по голове, заставив машинально пригладить волосы.

В эту ночь я прислушивался в три раза внимательнее, но шагов нигде не было слышно. Кто-то с усмешкой заявил, что, похоже, все колдуньи в нашем районе перевелись и заставил меня действительно расслабится. До рассвета осталось каких-то два часа и, может, мне удастся миновать испытание. Заставив уняться дрожь в пальцах, я не сводил глаз с циферблата, уже совсем не слушая – лишь бы не услышать мягкой походки. Но она появилась.

Первые за всю ночь шаги в мгновенье покрыли меня слоем пота. Сначала я с надеждой думал, что это просто девушка возвращается с полуночной встречи. Но шагавшая по усыпанной гравием дорожке оказалась Колдуньей. Я тяжело встал, едва сумев пройти пару шагов, и лес, внезапно разросшийся из нескольких парковых аллей в дремучие джунгли, поглотил меня, бесконечно долго не выпуская наружу. Внезапно, совершенно неожиданно, надежные стволы вытолкнули меня на яркий фонарный свет и сомкнулись за спиной. Фигурка в коротком платье шагала в нескольких метрах. Я с трудом выбрался на середину дорожки, как в замедленной сьемке наблюдая девушку, храбро обернувшуюся на шум. Похоже, я обомлел гораздо сильнее, чем она, но это не помешало мне пройти, почти пробежать расстояние, разделявшее нас, и остановится в паре шагов. Потом неожиданно для самого себя кинуться вперед, заметить блеск лезвия – и сообразить, что все кончено. Я стоял под фонарем и крутил запястье с вырисовавшимся знаком Охотника. Потом подошел отец, похлопал меня по плечу и мягко толкнул в сторону дома. Наверно, я провалился в сон, стоило голове коснутся подушки; во всяком случае, после смерти отца я больше не ходил на общие собрания.

***

Когда последние мраморные глыбы, отодвинутые в сторону, открыли основание обвалившейся стены, я со вздохом облегчения поспешила вверх по узенькой лестнице. Я наконец могла дышать почти свободно, оставив восстановление стены тем немногим, у кого еще остались силы. К нашему счастью, обвал не задел жителей, случайно забредших в подвал, только мелкие камешки оставили несерьезные царапины и круглые от испуга глаза у нескольких малышей. Мама отпаивала их горячим чаем часа два, пока они, объевшиеся пирогов, не отправились в свои комнаты. За несколько дней, пока мы разбирали завал, в Астроводе происходили гораздо более жуткие вещи, чем требующая починки стена. Мелиссу не удалось найти, хотя некоторые клялись, будто видели ее тень. Нужно написать Лиссе, что работы, до чертиков мне надоевшие, заканчиваются. Я, вдыхая полной грудью морской воздух, выбежала на пляж и поспешила окунуть ноги в остужающую воду. Осень неумолимо надвигалась на замок, даря долгожданную свежесть и кое-где уже успев окрасить кленовые листья; ярко-алые закаты все чаще сменялись на нежно-розовые, а дымка над морем держалась все меньше, обнажая скалы. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в звон, раздающийся, должно быть, от дальней террасы – кто-то практикуется в сборе энергии. Но звон был сильнее, чем те глухие звуки, которые отдавались в пальцах, когда руновязь наполнялась магией; звук заставлял тело дрожать, посылая горячие волны в солнечное сплетение. Я открыла глаза, тут же попятившись.

Над тонким слоем капелек, собравшихся в дымку над самой поверхностью воды, висел камень. Тонкие грани слегка поблескивали, прогоняя ощущение, что в воздухе зависла особо крупная капля. Камень не двигался, только слегка задеваемый бризом, и посылал на мой подол, сегодня голубой, озорные блики. Теплые волны мягко катились вдоль рук, покалывая кончики пальцев; наверно, мне стоит его взять.

Я осторожно оглянулась, но пляж пустовал. Все были заняты в подвале или на кухне, сновали между кастрюль с ужином, ссыпая гвоздику в блюдо с яблоками. Мой взгляд вернулся к камню, и тихая волна прокатилась вниз, к ногам. Камень словно заигрывал со мной, но в то же время предупреждал, советовал помедлить. Солнце бросало лучи и его гладкие грани возвращали их назад, иногда пропуская внутрь, отчего казалось, что камешек светится. Я вздохнула, медленно сделала шаг, погружая ноги еще глубже в прохладную воду. Схватила камень, мягко ложащийся в ладонь, идеально повторявший ее изгибы, и словно опрокинула на себя кадку теплой воды. Струйки теперь стекали по затылку, приятно перебирая волосы. Засунув камень поглубже в тайный карман, я подобрала юбки и побрела в сторону стрельчатых арок. Теперь я знаю, о чем буду писать этим вечером, направляя строки Лиссе.

***

Порыв ветра вот уже час как хлопал окном в соседней комнате, заставляя меня подпрыгивать на месте и оглядывать комнату. Наконец я раздраженно захлопнула книгу и прошла, нарочито скрепя половицами так, чтобы сестра услышала и вспомнила, что я настоятельно просила ее закрывать окно.

В комнате, делящей стену с моей, царил хаос; книги, чистые листы, кипы исписанных бумаг, несколько карандашей были разбросаны по столу. Вокруг, разложенные аккуратными кучками, лежали черновики, скомканные в круглые шарики, несколько иссохших листьев и цветов, и ручки с подтекшими чернилами. Со страхом огибая бесформенные стопки на полу, я добралась до окна и немного постояла, глядя вдаль. Показалось, что из деревьев вынырнула тень. Я прищурилась, подавшись вперед, замерла, изучая шумящие кроны; из ступора меня вывел особо громкий звук ударяющегося о раму окна и я, преодолев последнюю кучу, протянула руку к окну, другой убирая волосы с лица.

Внезапно пряди успокоились, мгновение назад метавшиеся по лбу. Окно замерло в полете, грозно нацелившись на раму. Вершины деревьев последний раз прошуршали друг о друга и застыли в вечерней мгле. Город замер, напуганный резким затишьем после нескольких дней безостановочно дувшего ветра. Я прикрыла окно и торопливо вернулась в комнату. На листе, специально положенном на столе поверх книги, начали появляться руны, написанные знакомым почерком. Я едва сдержалась, чтобы дать Тесс дописать послание до конца. Должно быть, камень связан с внезапной тишиной; может, стоит расспросить Эрика, писала Тесс? Как бы мне не хотелось доказать, что не нуждаюсь в его помощи, я снова, на этот раз увереннее, преодолела дорожку и постучала в дверь, ощущая ее холод на костяшках. Все вокруг замерло в ожидании бури, что должна бы начаться с минуты на минуту. Но небо, безмятежно спокойное, не собиралось разверзнутся над моей головой. На всякий случай я постучала снова.

Из-за металлической створки неожиданно выскользнула Лина, как ее назвал Эрик. Девушка была одета в клетчатую рубашку и брюки, которые постоянно оправляла, не зная, что делать с подвернутыми штанинами. Она потеребила их в последний раз, закрыла дверь и ухватила меня за плечо, мягко разворачивая в ту сторону, откуда я только что пришла:

– А я тебя знаю. Прости за Эрика, он иногда редкостный надоедала. В любом случае, сейчас лучше возвращайся домой – я вопросительно подняла брови:

– У меня к нему дело. Это действительно важно

– Не сейчас – кажется, мои брови спрятались где-то в волосах. Лина подняла палец вверх – дождь

На притихшие кроны в парке, на листья, устало шуршащие по асфальту, посыпались первые капли. Вода, вместо того, чтобы дарить свежесть и облегчение, обжигала, немилосердно впиваясь острыми каплями в кожу. Я, тут же передумав, кинулась к калитке.

За те секунды, что я бежала до двери, скрипящая створка уже успела вымокнуть с обеих сторон и теперь позволяла горячим ручейкам сбегать вниз, образовывая маленькое море. Машин на улице не было, и я опрометью кинулась к спасительным макушкам деревьев, ощущая неприятную дрожь от струек за шиворотом. Меня догнала Лина и вдруг бросила что-то свернутое в бесформенный комок. Я стянула чехол, проклиная девушку за то, что заставила меня остановится и подставить ноющие плечи дождю; в мешочке, украшенном беспорядочными пятнами краски, покоился большой раскладной зонт. Потоки воды мгновенно затекли в механизм, заставив меня повозится со скрипящим рычажком. Острые бусины дождя молотили по улицам, не оставляя сухого места; через дорогу, тут же скрывшись в зарослях вдоль парка, пронесся ополоумевший кот, жалобно повизгивая. Зонт, поддавшись моим пальцам, на последок недовольно скрипнул и раскрыл над моей в конец промокшей головой защитный купол. Я, спотыкаясь и проскальзывая на мокрой дороге, направилась к белеющей щебенке у входа на аллею.

Сквозь деревья, не смотря на мои отчаянные надежды, проникали внушительные потоки воды, словно игнорируя тревожно качающиеся ветви. Я, едва дыша от быстрого бега, несколько раз свернула по извивающимся дорожкам, и выскочила на параллельный квартал. Впереди маячила знакомая крыша.

Дома Мика стояла над дымящейся кружкой и глядела сквозь водную стену, словно что-либо действительно могла увидеть. Я опустила на пол зонтик, больше не защищающий от стихии, и насквозь вымокшие вещи. Прошлепав по лестнице и закрыв за собой дверь, я тут же направилась к столу. На листе уже сияли новые строчки.

Тесс сетовала на промокшую под неожиданным ливнем новую книгу, едва добытую в ближайшем городе, и на испорченные платья всех, кому не повезло оказаться под открытым небом.