Текст книги "Малое прекрасно. Экономика для человека. Карта для заблудившихся."

Автор книги: Эрнст Шумахер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

При реализации такой схемы не встанет вопрос о «компенсации», так как это будет не экспроприацией в строгом смысле слова, но лишь преобразованием права государства взимать налог с прибыли в прямое участие в экономических активах, из использования которых возникают налогооблагаемые доходы. Такое преобразование стало бы открытым признанием несомненного факта, что большая заслуга в создании «частного» экономического богатства в любом случае принадлежит государству, то есть некапиталистическим общественным силам, и что активы, созданные с участием государства, должны быть признаны государственной, а не частной, собственностью.

Сразу возникнет три рода вопросов. Во-первых, что именно понимается под «государством»? Куда будут направлены новые акции, и кто будет представлять общественные интересы? Во-вторых, какими правами собственности будут наделены эти новые акции? И, в-третьих, вопросы, связанные с переходом от существующей системы к новой системе, с обращением с транснациональными и прочими компаниями, с привлечением новых капитальных средств, и т. д.

Что касается первой группы вопросов, я бы предложил держателем вновь созданных акций, представляющих 50 процентов активов, назначить местную организацию в районе, где находится данное предприятие. Таким образом, мы максимально децентрализуем общественное участие в собственности и максимально интегрируем коммерческие предприятия в общественный организм, в котором они работают и от которого получают несчетные выгоды. Таким образом, половина собственности предприятия, действующего в районе X, должна быть во владении местной организации, в общем представляющей население районах. Однако ни местные выборные лица, ни местные чиновники не являются самыми подходящими людьми, которым стоит доверить реализацию прав, связанных с новыми акциями. Прежде чем углубляться в вопросы персонала, необходимо обозначить эти права немного более подробно.

Поэтому я перехожу ко второй группе вопросов. В принципе, права собственности всегда можно разделить на две части – права управления и денежные права.

Я уверен, что пока все идет хорошо, вмешательство государства в дела предприятия не только не полезно, но и чрезвычайно вредно. Существующее руководство компании должно обладать полной свободой действий и нести полную ответственность за компанию. Таким образом, «частных» управляющих предприятий стоит оставить на месте, и принадлежащие государству права управления должны оставаться пассивными до возникновения особых обстоятельств. Принадлежащие государству акции в нормальных условиях не будут иметь права голоса, но лишь наблюдательное право и право на получение информации. Государство вправе назначить одного или нескольких наблюдателей в совет директоров предприятия, но эти наблюдатели не будут иметь права голоса и принятия решений. Однако если наблюдатель чувствует, что интересы общества под угрозой и необходимо вмешаться в управление компанией, он может обратиться в специальный суд за активацией права голоса. Если он представит суду веские доказательства необходимости вмешательства, суд на некоторое время активирует принадлежащие государству права голоса. Итак, закрепленные за принадлежащими государству акциями права управления обычно будут лишь потенциалом воздействия на руководство компании; в исключительных случаях государство сможет активировать эти права при помощи установленной формальной и гласной процедуры. И даже в этих исключительных случаях права голоса государственных акций будут активированы лишь на некоторое время, ибо в принципе управление компанией является обязанностью управляющих, а не государства. Об этом нельзя забывать.

Часто приходится слышать, что для защиты «общественных интересов» необходимо ввести чиновников высшего или среднего ранга в состав руководства компании. Об этом нередко говорится в предложениях по национализации, однако такой шаг был бы наивным и непрактичным. Чтобы заставить коммерческие предприятия с большим уважением относиться к «интересам общества», нужно не вмешиваться в управление, а обеспечить открытость информации и подотчетность руководства компании обществу. Управление государством и управление бизнесом – совершенно разные вещи. Чиновники и бизнесмены имеют совершенно различный уровень доходов и социальной защищенности, и путать бизнес и управление государством вредно.

Итак, государство, как правило, не будет пользоваться правами управления предприятием. При этом денежные права принадлежащих государству акций должны реализовываться с самого начала и постоянно. Это очевидно, так как они заняли место налога на прибыль, который иначе взимали бы с предприятия. Половина всех распределяемых прибылей автоматически пойдет государству – владельцу новых акций. Однако принадлежащие государству акции, в принципе, не подлежат отчуждению (точно так же как право взимания налога на прибыль не может быть продано). Их нельзя будет обратить в наличность; а вопрос, можно ли их будет использовать в качестве залога при государственных займах, можно оставить открытым.

Описав в общих чертах права и обязанности, связанные с новыми акциями, мы теперь можем вернуться к вопросу о кадрах. Цель этой схемы – интегрировать крупные коммерческие предприятия, елико возможно, в их социальное окружение. Решая вопрос кадров, мы также должны руководствоваться этой целью. Реализация связанных с промышленной собственностью денежных и управленческих прав и обязанностей, безусловно, должна находиться вне политической борьбы. В то же время, ее не следует вменять в обязанность чиновникам, которых назначали совсем для других целей. Поэтому я предлагаю передать ее специальному общественному органу, который я здесь назову «Общественным советом». Этот орган должен быть сформирован на местном уровне, без каких бы то ни было политических выборов и без помощи государственной власти, и должен включать широкие слои местной общественности. Четверть членов совета должна быть назначена местными профсоюзами, четверть – организациями местных работодателей, четверть – местными профессиональными ассоциациями, и одна четверть – набрана из местных жителей примерно так же, как выбирают присяжных. Членов назначают, скажем, на пять лет, и одна пятая членов сменяется каждый год.

Общественный совет имел бы юридически обозначенные, но в остальном неограниченные права и свободу действия. Конечно же, он будет подотчетен общественности и будет публиковать отчеты о своей деятельности. В качестве дополнительной защитной меры местный орган власти, возможно, стоит снабдить определенными «резервными правами» по отношению к Общественному совету – правами, схожими с теми, что последний имеет по отношению к руководству отдельных предприятий. То есть местный орган власти будет вправе иметь своего наблюдателя в Общественном совете своего района и в случае серьезного конфликта или недовольства обратиться в соответствующий «суд» за временными правами вмешательства. Опять же, такое вмешательство будет скорее исключением, чем правилом, и в нормальных условиях Общественный совет будет обладать полной свободой действий.

Общественный совет будет свободно распоряжаться дивидендами на принадлежащие государству акции. Общие руководящие принципы расходования этих средств, возможно, необходимо закрепить в законе, но они должны обеспечивать большую степень местной независимости и ответственности. Возможен вопрос: где гарантии, что Общественные советы смогут правильно распределить свои средства? Ответ очевиден: а с чего мы взяли, что местный орган власти или центральное правительство лучше справились бы с этой задачей? Поскольку местные Общественные советы являются истинными представителями местного сообщества, можно с уверенностью предположить, что они будут направлять ресурсы на решение жизненно важных общественных задач и расходовать средства куда рачительнее местных или центральных чиновников.

Обратимся теперь к третьей группе вопросов. Переход от современной системы к системе, предлагаемой здесь, не создаст особых проблем. Как я уже упоминал, о компенсации не будет идти и речи, потому что половина собственности «приобретается» отменой налога на прибыль компании, и это относится ко всем компаниям, достигшим определенного размера. Размер можно задать таким образом, чтобы сначала преобразование собственности коснулось только небольшого числа очень крупных фирм. Так «переход» будет постепенным и пробным. Если в рамках этой схемы крупным компаниям придется выплачивать в качестве дивидендов государству немного больше денег, чем то, что они заплатили бы как налог на прибыль вне схемы, это послужит социально желательным стимулом избегать чрезмерного укрупнения компании.

Стоить подчеркнуть, что преобразование налога на прибыль в «долю собственности» значительно изменяет психологический климат, в котором принимаются деловые решения. Если налог на прибыль находится на уровне, скажем, пятидесяти процентов, бизнесмену всегда будет соблазнительно требовать, чтобы «бюджет покрыл половину» всех предельных издержек, которых он мог избежать. Избежание этих издержек увеличило бы прибыль, но половина прибыли все равно ушла бы в налоги. Психологический климат совсем иной, когда налог на прибыль отменен, и ему на смену пришла доля государственной собственности. Ибо знание того, что половина активов компании принадлежит государству, не затеняет тот факт, что все расходы, которые можно избежать, снижают прибыль на сумму, точно равную этим расходам.

Естественно, возникла бы масса вопросов в отношении компаний, действующих в разных районах, включая международные компании. Но не возникнет никаких серьезных проблем, если четко придерживаться двух основных правил: налог на прибыль преобразуется в «долю собственности», и государственной долей собственности распоряжается местная организация – в местности, где работники компании реально работают, живут, пользуются транспортом и другими общественными услугами. Несомненно, порой, чтобы распутать хитросплетения корпоративных структур, бухгалтерам и юристам придется изрядно потрудиться, но настоящих проблем быть не должно.

Как компании, подпадающей под эту схему, привлекать дополнительный капитал? Ответ, опять же, прост: на каждую акцию, выпущенную частным акционерам, либо за плату, либо бесплатно, бесплатно выпускается акция для государства. На первый взгляд это может показаться несправедливым: если частные инвесторы платят за свою акцию, с какой стати государство получает ее бесплатно? Дело, конечно же, в том, что компания не платит налога с прибыли, прибыль на новый капитал, таким образом, также не облагается налогом, и государство получает свои бесплатные акции вместо налога на прибыль, который иначе подлежал бы уплате.

Наконец, могли бы возникнуть особые вопросы при реструктуризации компании, поглощениях, ликвидации, и т. д. Все они легко разрешимы в соответствии с вышеизложенными принципами. В случае с ликвидацией компании из-за банкротства или по какой-то другой причине, государственные акции, конечно же, имели бы одинаковые права с частными.

Вышеприведенные предложения могут показаться утопичными. Однако реализовать такую схему действительно можно; она бы преобразовала крупную промышленную собственность без революций, экспроприации, централизации; не пришлось бы жертвовать гибкостью частного бизнеса в пользу неповоротливой бюрократии государственных органов. Ее можно было бы ввести постепенно или в качестве эксперимента – начиная с крупнейших предприятий и постепенно охватывая все менее крупные, до тех пор, пока не станет ясно, что интересы общественности достаточно закрепились в бастионах частного предпринимательства. Ведь современная структура крупных промышленных предприятий, несмотря на высокие налоги и все новые и новые законы, не работает на благо общества.

ЭПИЛОГ

С восхищением наблюдая, как наука и техника расправляют свои могучие плечи, современный человек создал систему производства, терзающую природу, и общество, калечащее человека. Считается, что главное – накопить побольше богатств, а все остальное приложится. Считается, что деньги всесильны. Хоть нематериальные ценности – справедливость, гармонию, красоту или даже здоровье – не купишь, деньги могут помочь устранить потребность в этих ценностях или возместить их потерю. И вот современный мир устремился к развитию производства и приобретению материальных благ – своим высшим целям, и по сравнению с ними все остальные цели, сколько бы о них не говорили, отошли на задний план. Высшие цели не требуют обоснований, а следование второстепенным целям обусловлено лишь пользой, которую они приносят в достижении высших целей.

Такова философия материализма, но жизнь ставит эту философию под сомнение. Во все времена в любом обществе были мудрецы и учителя, показывавшие несостоятельность материализма и призывавшие пересмотреть приоритеты. На разных языках, в разных символах, призыв был одним и тем же: «Ищите же прежде Царства Божия, и это все [материальные вещи, которые вам нужны для существования] приложится вам». Они приложатся, говорят нам, здесь на земле, где они нужны нам, а не просто в невообразимой загробной жизни. Сегодня мы слышим этот призыв не только из уст святых и мудрых, но и в событиях в окружающем нас мире. Терроризм, геноцид, депрессии, грязный воздух и отравленная вода, исчерпание природных ресурсов призывают нас одуматься. Мы живем в уникальное время, когда все сходится к одной точке. Становится очевидно, что в этих удивительных словах о Царстве Божием не только обещание, но и предостережение: «если не будешь искать Царства Божия, то потеряешь даже вещи, которые тебе нужны для существования». Как сказал современный писатель, безотносительно экономики или политики, но между тем очень хорошо выражая состояние современного мира:

Человечество все дальше и дальше уходит от Истины. Но со всех сторон Истина все ближе и ближе подступает к человеку. Чтобы до Нее дотронуться, в прошлом люди тратили всю жизнь, а сегодня лишь требуется перестать уходить от Нее. И, между тем, как же это сложно![89]89
  Ancient Beliefs and Modern Superstitions by Martin Lings (Perennial Books, London, 1964). [Мартин Лингс, «Древние веры и современные предрассудки».]


[Закрыть]

Нас уводит от истины вера в то, что разрушительную мощь современного мира можно «обуздать», просто кинув больше ресурсов – материальных, образовательных, научных – на борьбу с загрязнением, на сохранение живой природы, на открытие новых источников энергии и на достижение более эффективных соглашений о мирном сосуществовании. Материальное богатство, образование, наука, и многое другое, безусловно, необходимо любой цивилизации, но сегодня требуется сначала пересмотреть цели, достижению которых призваны служить эти средства. А это прежде всего предполагает создание образа жизни, который ставит материальное на его должное, законное место – второе, а не первое.

Значимость жизни, человека, общества несоизмеримо выше значимости производства. Производство – лишь небольшое второстепенное занятие человека и общества. Производство будет разрушительным до тех пор, пока мы не поставим его на его должное место. Бесполезно бороться с терроризмом, если производство приспособлений для умерщвления человека продолжает считаться нормальным использованием творческих сил человека. Борьба с загрязнением окружающей среды не увенчается успехом, пока структура производства и потребления настолько масштабна, сложна и разрушительна, что не укладывается в законы вселенной, которые точно так же применимы к человеку, как и к остальному творению. Невозможно снизить темпы исчерпания ресурсов или установить гармоничные отношения между теми, кто обладает богатством и властью, и теми, кто их не имеет, пока мы не поймем, что достаток – это добро, а излишек – зло.

Постепенно даже некоторые официальные лица начинают осознавать эти глубинные проблемы и робко о них говорить. Это обнадеживает. В докладе, подготовленном для министра охраны окружающей среды Великобритании, говорится, что промышленно развитые страны должны «пересмотреть свою систему ценностей и политические приоритеты»[90]90
  Pollution: Nuisance or Nemesis? (HMSO, London, 1972). [ «Загрязнение: досадное неудобство или возмездие?»]


[Закрыть], иначе будет поздно. Все дело в «моральном выборе, и расчеты здесь бесполезны… Фундаментальное неприятие общепринятой системы ценностей молодежью во всем мире говорит о повсеместной неудовлетворенности жизнью в нашем индустриальном обществе»[91]91
  там же


[Закрыть]. Необходимо обуздать загрязнение окружающей среды и предпринять меры для стабилизации численности населения и объемов потребления ресурсов. «Если этого не сделать, то рано или поздно, – причем скорее всего рано, чем поздно, – падение цивилизации перестанет быть сюжетом научной фантастики, но станет реалиями жизни наших детей и внуков» [92]92
  там же


[Закрыть].

Но как это сделать? Каков «моральный выбор»? Сводится ли это к тому, чтобы решить, «сколько мы готовы платить за чистую окружающую среду», как то предлагается в докладе? Человечество обладает определенной свободой выбора, не ограниченной ни тенденциями экономического роста, ни «требованиями производства», ни любыми другими краткосрочными соображениями. Но она ограничена истиной. Только в служении истине совершенная свобода, но даже те, кто призывает нас «освободиться от стереотипов существующей системы»[93]93
  там же


[Закрыть], не могут указать путь к истине.

Человеку двадцатого века нет нужды открывать истину, которую никто никогда не открывал. В христианской традиции, как и во всех величайших духовных традициях человечества, истина была изложена в религиозных терминах – на языке, который стал совершенно непонятным для большинства современных людей. Но язык можно и подправить, и есть современные писатели, которые это сделали, при этом оставив истину нетронутой. Из всей христианской традиции, наверное, нет учения более подходящего для условий современного кризиса, чем удивительно тонкое и реалистичное учение о Четырех главных добродетелях – благоразумии, справедливости, храбрости, и умеренности во всем.

Значение благоразумия, «матери» всех остальных добродетелей – prudential dicitur genitrix virtutum – нельзя передать общеупотребительным словом «благоразумие» или «осмотрительность». Оно означает противоположность мелочному, подлому, расчетливому отношению к жизни, отказывающемуся замечать ценность всего, что не обещает сиюминутной выгоды.

Главенство благоразумия означает, что делание добра предполагает знание реальности. Только тот может творить добро, кто знает, что к чему в этом мире. Главенство благоразумия означает, что так называемых «добрых намерений» или «хотений, как лучше», недостаточно. Добрые дела должны быть уместны в конкретных обстоятельствах, в которых действует человек, и он должен ясно видеть реальность и значение своих поступков[94]94
  Prudence by Joseph Pieper, translated by Richard and Clara Winston (Faber and Faber Ltd., London, 1960). [Джозеф Пайпер, «Благоразумие».]


[Закрыть].

Ясного видения реальности, однако, не достигнуть, а благоразумным не стать без «тихого созерцания» реальности, при котором эгоистические интересы человека хотя бы на время затухают.

Только на основе всеобъемлющего благоразумия можно достичь справедливости, храбрости и умеренности во всем, то есть научимся знать меру. «Благоразумие позволяет преобразовать знание истины в решения, относящиеся к реальности»[95]95
  Fortitude and Temperance by Joseph Pieper, translated by Daniel F. Coogan (Faber and Faber Ltd., London, 1955). [Джозеф Пайпер, «Храбрость и умеренность».]


[Закрыть]. Поэтому что может сегодня быть важнее изучения и воспитания благоразумия, которое почти неизбежно приведет к истинному пониманию трех других главных добродетелей, без которых невозможно выживание цивилизации?[96]96
  Justice by Joseph Pieper, translated by Lawrence E. Lynch (Faber and Faber Ltd., London, 1957). [Джозеф Пайпер, «Справедливость».]


[Закрыть]

Вряд ли найдется лучший путеводитель по несравненному христианскому учению о Четырех главных добродетелях, чем книги Джозефа Пайпера. Как было справедливо замечено, он не только мастерски излагает материал в форме, доступной широкой публике, но и показывает непосредственное отношение материала к проблемам и потребностям читателя}

Справедливость соотносится с правдой, храбрость – с добротой, умеренность – с красотой, а благоразумие как бы объединяет их всех. Считать, будто добро, правда, и красота слишком расплывчатые и субъективные понятия, чтобы их можно было принять в качестве высших целей общественной и личной жизни, или видеть в них побочный продукт успеха, богатства и власти – это сумасшествие. Люди повсеместно спрашивают: «Что же мне делать?» Ответ прост, но приводит в замешательство: навести порядок внутри себя. Помощи на этом пути не найти в науке и технике, ценность которых всецело зависит от целей, которым они служат, но ее можно найти в духовных традициях человечества.

Карта для заблудившихся

Философия теряет смысл, если не помогает человеку в поиске счастья.

Святой Августин

Глава 1. О философских картах

I

В августе 1968 года[97]97
  В дни советского вторжения в Чехословакию.


[Закрыть] я приехал в Ленинград. На одной из экскурсий попытался разобраться в карте города, но никак не мог понять, где я. Передо мной стояло несколько огромных церквей, но на карте их не было и следа. Наконец на помощь мне пришел переводчик: «У нас церкви не наносят на карты». «Да ладно, – возразил я. – Смотрите, вот обозначен собор». «Это не действующий храм, а музей, – объяснил он. – А вот действующих церквей Вы на карте не найдете».

Что ж, подобные случаи происходили со мной и раньше. Сколько раз мне давали карты, на которых не было и намека на то, что я видел прямо перед носом! В школе и университете меня пичкали путеводителями по наукам и по жизни, в которых ни слова не говорилось о вещах, казавшихся мне необыкновенно важными для выбора правильного жизненного пути. Помню, много лет я был в полном замешательстве, и никто не приходил мне на помощь. Но однажды я перестал сомневаться в правильности своего восприятия мира и заподозрил неладное в самих путеводителях.

В них писали, что еще совсем недавно подавляющее большинство наших предков пребывали во власти абсурдных иллюзий и руководствовались в жизни безумными поверьями и нелепыми предрассудками. Даже прославленные ученые вроде Кеплера и Ньютона, по-видимому, положили немало времени и сил на бессмысленное изучение несуществующих вещей. Тысячи лет во всем мире и даже в цивилизованной Европе добытые потом и кровью блага тратились впустую на преклонение перед ничтожными вымышленными божествами. Повсеместно тысячи с виду нормальных людей накладывали на себя бессмысленные ограничения вроде поста, мучили себя сексуальным воздержанием, тратили время на паломничество, фантастические ритуалы, бесконечное повторение молитв и тому подобные нелепости. Они отвергали реальность этого мира (а некоторые так даже продолжают это делать и в наш просвещенный век), а все из-за чего? Невежества и глупости. Но вот мы сбросили с себя груз прошлых веков с их ошибками и заблуждениями, а все предрассудки сдали в музей. Надо же! Тысячи лет люди верили в реальность вещей, об иллюзорности которых сегодня известно даже младенцу. Любой школьник вам скажет, что это были выдумки. Все прошлое до самых недавних времен ни на что не годно, и нашим современникам остается с любопытством и снисхождением смотреть на странности и невежество прошлых поколений. Все, что написано нашими предками, также годно только для книгохранилищ, где историки и прочие специалисты копаются в допотопных трактатах и пишут о них книги. Истории давних времен иногда интересны и даже захватывающи, но не представляют особой практической ценности для решения современных проблем.

Этому и многому другому меня учили в школе и университете. Правда, о многом упоминали лишь вскользь, а прошлое никогда открыто не критиковали. Ведь все-таки не стоит презирать предков, при всей их отсталости и темноте. Что они могли поделать? Многие ведь изо всех сил пытались доискаться правды, а некоторые по счастливой случайности даже почти прикасались к истине. Их озабоченность религией – лишь одно из проявлений недоразвитости. Да и стоит ли этому удивляться: в то время человечество было еще молодо-зелено. Даже современный человек проявляет некоторый интерес к религии, так что взять с предков! В подходящих случаях и сегодня допускается вспомнить о Боге-Творце, хотя каждый образованный человек знает, что на самом деле Бога, а тем более Творца, нет, а все многообразие жизни, которое мы видим вокруг, произошло эволюционным путем через случайные изменения в генах и естественный отбор. К сожалению, наши предки знать не знали об эволюции, вот и напридумывали всяких сказок и мифов.

В путеводители по настоящим знаниям и по реальной жизни включали только то, что якобы можно было доказать. Похоже, философские карты составлялись по принципу: «Сомневаешься – выкинь» или сдай в музей. Однако я видел, насколько вопрос о том, что является доказательством, тонок и труден. Не лучше ли было придерживаться противоположного принципа: «Сомневаешься – напиши об этом БОЛЬШИМИ БУКВАМИ»? В конце концов, несомненные вещи в некотором смысле мертвы и неинтересны живым людям.

Любое допущение предполагает риск ошибки. Ограничиваясь вроде бы абсолютно достоверным знанием, я свожу риск ошибки на нет, но в то же время отчаянно рискую упустить, возможно, самые возвышенные, важные и стоящие вещи в жизни. Святой Фома Аквинский вслед за Аристотелем учил, что «самое приблизительное знание высшего ценнее, чем самое точное знание низшего»[98]98
  Summa theologica 1,1,5 ad 1.


[Закрыть]. Противопоставление «самого приблизительного» знания «самому точному» означает неопределенность. Может быть, мир устроен так, что высшее нельзя познать с той же степенью точности, что и низшее. Тогда, ограничиваясь изучением лишь достоверных предметов и событий, я упускаю из виду самую суть вещей.

В философских путеводителях, которыми меня снабдила школа и университет, как и на карте Ленинграда, отсутствовали действующие церкви. Кроме того, в них даже не упоминались обширные области «альтернативной» теории и практики в медицине, сельском хозяйстве, психологии и общественных науках, не говоря уже об искусстве и так называемых оккультных или сверхъестественных феноменах. Одно только упоминание о них считалось знаком умственной неполноценности. В частности, все описанные в путеводителях крупные теории видели в искусстве лишь средство самовыражения или бегства от реальности. Красота природы также была случайной. Нас заставляли верить в то, что даже самые красивые формы можно объяснить их пользой в размножении, которое имеет прямое отношение к естественному отбору. И действительно, если не считать упоминания о «музеях», весь путеводитель от корки до корки был составлен с позиций утилитаризма: о существовании любой вещи упоминалось только тогда, когда человек мог ее использовать в своих целях или когда она была полезна во всеобщей борьбе за существование.

Стоит ли удивляться, что, следуя описанными маршрутами, мы все больше привыкали к окружающему пейзажу и уже не удивлялись отсутствию опущенных в путеводителе вещей, погружались в заблуждения, несчастья и цинизм. Кому-то из нас, однако, довелось испытать что-то сходное с опытом Мориса Николь:

Однажды на занятии по Новому Завету в воскресной школе я осмелился, несмотря на свое заикание, попросить нашего директора, который вел урок, объяснить значение одной метафоры. Ответ его был таким запутанным, что я испытал первый проблеск осознанности и вдруг понял, что никто ничего не знает… и начиная с этого момента начал думать сам, или по крайней мере понял, что могу думать сам… Я помню в мельчайших подробностях классную комнату, высокие окна, сделанные так, чтобы из них ничего не было видно, парты, возвышение, на котором сидел директор, его интеллигентное, худое лицо, его нервные гримасы и резкие движения рук – и вдруг это внутреннее прозрение, что никто ничего не знает – то есть ничего о том, что действительно имеет значение. Это было мое первое внутреннее освобождение от навязанных извне суждений. Начиная с этого момента, я точно знал – то есть чувствовал своим внутренним я, которое является единственным источником настоящего знания – что мое отвращение к религии в том виде, в котором нам ее преподносили, было обоснованным[99]99
  Maurice Nicoll, Psychological Commentaries, Vol. 1 (London, 1952).


[Закрыть].

Путеводители, составленные в духе современного научного материализма, оставляют без ответа самые важные вопросы. Более того, они даже не признают за этими вопросами право на существование. Во времена моей молодости, полвека назад, дела уже обстояли неважно. А сегодня – еще хуже, так как все более тщательное применение научного метода к любым предметам уничтожило, по крайней мере на Западе, последние крупицы древнего знания. Во имя научной объективности во всеуслышание заявляется, что «система ценностей – просто защитный механизм и рефлекс»[100]100
  A. Koestler & J. R. Smythies (eds.). Beyond Reductionism. Chapter on «Reductionism and Nihilism» by Victor E. Frankl (London 1969).


[Закрыть], что человек – «лишь сложный биохимический механизм, приводимый в движение системой сжигания топлива и управляемый компьютером с феноменальным объемом памяти, содержащей кодовую информацию»[101]101
  там же.


[Закрыть]. Зигмунд Фрейд даже утверждал: «Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что ценностные суждения человека формируются исключительно его стремлением к счастью, а, значит, просто являются попыткой подкрепить заблуждения аргументами»[102]102
  Quoted by Michael Polanyi, Personal Knowledge (London 1958).


[Закрыть].

Как устоять перед весом таких заявлений, сделанных во имя научной объективности, если только, подобно Морису Николь, вдруг не испытаешь «внутреннего прозрения», что люди, делающие такие заявления, какими бы учеными они ни были, ничего не знают о том, что действительно имеет значение? Люди просят хлеба, а им протягивают камни. Они ищут совета о том, что им «делать, чтобы спастись», а им говорят, что идея спасения – не что иное, как бред и инфантильный невроз. Они ищут путь к ответственной человеческой жизни, а им говорят, что они – машины сродни компьютерам, без воли, а значит без ответственности.

По словам необычайно здравомыслящего психиатра Виктора Франкла, «проблема не в том, что ученые не видят мир целостным, а в том, что они выдают видимую ими часть за целое… Поэтому страшно не то, что ученые специализируются, а то, что специалисты делают обобщения». Эпоха религиозного диктата канула в Лету, и вот мы уже третий век живем в условиях все усиливающегося «диктата научного». В результате люди, особенно молодежь, настолько потеряны и дезориентированы, что наша цивилизация того и гляди рассыплется в прах. «Истинный нигилизм сегодняшнего дня, – говорит д-р Франкл, – это редукционизм… Современный нигилизм не кичится словом „ничто“ и скрывается за понятием „всего лишь“. Так феномен человека сводят к мало что значащему эпифеномену»[103]103
  Koestler and Smythies, op. cit.


[Закрыть].

Между тем, внутренний мир человека остается нашей реальностью, всем, что мы есть и чем мы становимся. В этой жизни мы оказываемся как будто в незнакомой стране. Ортега-и-Гассет однажды отметил, что «жизнь обрушивается на нас лавиной». Мы не можем сказать: «Подождите! Я еще не готов. Дайте мне разобраться в жизни». Приходится принимать решения, к которым мы не готовы, выбирать цели, о которых у нас лишь смутное представление. Это очень странно и, на первый взгляд, даже безумно. Создается впечатление, что человеческие существа – какие-то «недоумки». Они не только рождаются и долгое время остаются беспомощными, но и достигнув зрелости значительно уступают в уверенности и ловкости животным. Они колеблются, сомневаются, передумывают, мечутся из стороны в сторону, плохо представляют не только способы достижения желаемого, но, прежде всего, чего они хотят.