Текст книги "В горячих сердцах сохраняя... (сборник)"

Автор книги: Эрнесто Че Гевара

Путь к Сьерра—Маэстре

На следующий день после боя в Алегриа—де—Пио мы отправились в путь. Время от времени где—то в стороне слышались беспорядочные выстрелы. Чао – опытный боец, ветеран гражданской войны в Испании – предупредил нас, что, следуя днем по этому маршруту, мы рискуем нарваться на вражескую засаду, поэтому мы решили укрыться в пещере и переждать там день, а в случае нападения врагов сражаться до последнего патрона. Нас было пятеро – Рамиро Вальдес, Хуан Альмейда, Чао, Бенитес Альварес и я.

С наступлением ночи мы двинулись дальше на восток, к горам Сьерра—Маэстры, ориентируясь по Полярной звезде. Однако вскоре я понял, что звезда, по которой мы ориентировались, вовсе не Полярная. Тогда мы решили остановиться и определить свое местонахождение более точно. Иначе мы могли заблудиться. К счастью, с того места, где мы находились, хорошо было видно море. Чтобы выйти к берегу, нужно было обогнуть высокий, метров пятьдесят, утес.

После долгих поисков мы наконец нашли место для спуска. Пробирались с трудом, часто теряя тропу. Некоторые предлагали идти по берегу моря, но это было опасно, так как нас могли обнаружить вражеские самолеты, которые то и дело пролетали над ним. Пришлось расположиться в кустарнике и ждать. Когда зашло солнце и стемнело, мы спустились к морю и даже искупались. После купания всем стало немного легче. Наступила ночь, выглянула луна. Альмейда и я пошли вперед и неожиданно заметили приютившиеся у самого берега моря маленькие рыбацкие хижины. Подошли ближе и в одной из них увидели спящих людей. Уж не батистовские ли это солдаты? На всякий случай мы приготовились к бою, но, внимательно вглядевшись, с радостью узнали в спящих своих товарищей, участников высадки с «Гранмы», – Камило Сьенфуэгоса, Панчо Гонсалеса и Пабло Уртадо. Теперь нас стало восемь человек, и мы все вместе двинулись на восток, к горам Сьерра—Маэстры.

Перед рассветом, совершенно обессиленные, мы вышли к крутому обрыву. Здесь стоял дом, который, судя по внешнему виду, принадлежал зажиточному крестьянину. Я решил, что подходить к дому не стоит, так как хозяева, вероятнее всего, окажутся нашими врагами. Не исключалось также, что в нем могли быть батистовские солдаты. Однако Бенитес придерживался другого мнения, и я пошел вместе с ним.

Едва Бенитес начал осторожно перелезать через забор из колючей проволоки, как я заметил стоявшего за забором солдата с карабином в руках. Я тут же подал товарищу знак, и он незаметно спрыгнул обратно.

Мы продолжали свой путь до рассвета, пока не пришли в Охо—дель—Буэй, откуда хорошо просматривалась окружающая местность. Вначале все было спокойно. Но потом к берегу подошел катер и из него высадились тринадцать вооруженных людей. Это был отряд батистовцев. Их командира я сразу же узнал: это был Лоренто – морской офицер, известный своей жестокостью. Опасаясь быть обнаруженными, мы укрылись в пещере и провели там весь день без пищи, деля мензуркой остатки воды.

Ночью вновь отправились в путь. После долгих поисков наконец нашли ручеек. Напившись и наполнив фляги, пошли дальше. На рассвете снова остановились у небольшого холма. Тщательно замаскировавшись, провели там целый день, наблюдая за самолетами, пролетавшими низко над головой.

С наступлением ночи решили двигаться дальше. Вскоре подошли к дому, из которого доносилась музыка. Рамиро, Альмейда и я считали рискованным заходить туда, но Бенитес и Камило Сьенфуэгос настаивали, и в конце концов мы с Рамиро отправились разведать обстановку, а если удастся, добыть еды. Когда мы подобрались к дому совсем близко, музыка стихла и послышался громкий голос: «А теперь выпьем за наших товарищей по оружию, разгромивших эти банды!» Мы поняли, что это батистовцы, и быстро ретировались.

Наш путь продолжался. Люди так измучились, что приходилось часто делать остановки. Наконец мы дошли до деревни Пуэркас—Гордес и постучали в первый же дом. Хозяева очень приветливо встретили нас и накормили, а утром сюда стали стекаться крестьяне со всей деревни. Они знали о Фиделе и предложили проводить нас к Крессенсио Пересу. Мы разделились на группы. В одну группу входили Панчо Гонсалес, Рамиро Вальдес, Хуан Альмейда и я; другая группа состояла из Камило, Бенитеса и Чао. Больного Пабло Уртадо мы поручили заботам гостеприимного хозяина.

Ему же оставили на время и часть нашего оружия. Но как только мы ушли, он по секрету сообщил об этом своему другу, который уговорил его продать оружие через посредника. Посредник же заявил об оружии полиции. Через несколько часов после нашего ухода в дом ворвались солдаты, схватили Пабло Уртадо и забрали все оружие.

Ночью мы остановились в доме Архельо Росабала, который связался с одним крестьянином, хорошо знавшим местность и сочувствовавшим повстанцам. Его звали Гильермо Гарсиа. Он отвел нас в безопасное место, где мы переждали ночь, а утром отправились к Монго Пересу, брату Крессенсио, где уже собрались остальные участники высадки: Фидель Кастро, Универсо Санчес, Фаустино Перес, Рауль Кастро, Сиро Редондо, Эфихенио Амейхейрас, Репе Родригес и Армандо Родригес. Через несколько дней к нам присоединились Моран, Луис Креспо, Хулито Диас, Каликсто Гарсиа, Каликсто Моралес и Бермудес.

Наша группа пришла к месту встречи, имея всего лишь два пистолета, и Фидель сурово отчитал нас за недопустимое легкомыслие. «Вы могли поплатиться жизнью за свою оплошность, – говорил он. – Вашей единственной надеждой на спасение в случае встречи с батистовцами было ваше оружие. Оставить его в незнакомом доме было преступной небрежностью».

На соединение с Фиделем

Весь июнь 1957 года ушел у нас на лечение товарищей, получивших ранения в бою под Уверо, и на организацию небольшого отряда, который должен был влиться в колонну, возглавляемую Фиделем.

В это время мы старались не принимать в отряд невооруженных людей. Но народ стремился любыми путями и способами вступить в отряд. И крестьяне, знавшие наше месторасположение, приводили все новых и новых людей, страстно желавших присоединиться к повстанцам.

Связь с внешним миром мы поддерживали через управляющего плантацией Давида. Его своевременная информация, а также продовольствие, которое он нам доставлял, намного облегчали наше положение. Неоценимую помощь оказал нам и старый житель этого района Панчо Тамайо, который погиб от рук наемников бандита Батисты уже после окончания войны.

Как раз в эти дни обострилась моя болезнь (астма) и я слег в постель. Лечился тем, что курил сушеные листья душистого горошка, но почувствовал себя хорошо, лишь когда мы получили медикаменты. Выступление в поход откладывалось со дня на день из—за недостатка оружия. Была организована специальная группа для поисков оружия, брошенного противником в бою под Уверо. На это мы потратили целую ночь. Наконец был назначен день выступления – 24 июня. К этому времени наш отряд уже сформировался: пять проводников, десять бойцов, вступивших в отряд еще в Баямо, два только что прибывших новичка и четыре местных жителя.

Авангард возглавил Вилья Акунья, а во главе основного ядра должен был идти я, так как Альмейда не совсем окреп после ранения. С нами должны были выступить еще две небольшие группы местных жителей.

Однако 24–го выступить нам так и не пришлось: сначала мы узнали, что к нам направляются добровольцы, а потом нам сообщили о прибытии новой партии лекарств и продовольствия. В эти дни нашему связному, старому Тамайо, пришлось много потрудиться. Он постоянно находился в отлучке, лишь ненадолго появляясь в отряде с новостями, продуктами, одеждой и снаряжением.

В это время нам удалось установить через Давида связь с городом Сантьяго—де—Куба. Оттуда в отряд была доставлена большая партия груза. Таскать такой груз с собой было невозможно, и мы подыскали поблизости укромное место, чтобы спрятать там часть снаряжения и продуктов.

Старый Тамайо привел с собой еще одну группу новичков в составе четырех человек. Среди них был Феликс Мендоса, который рассказал, что в пути вместе со своим другом неожиданно наткнулся на группу солдат. Его товарищ был схвачен, а ему удалось бежать. Позднее выяснилось, что солдаты, на которых они наткнулись, были наши бойцы во главе с Дало Сардиньясом, а «пленный» жив, здоров и находится в отряде Фиделя.

У нас имелся портативный приемник, поэтому мы были в курсе всех событий, происходивших на Кубе. Так, 1 июля узнали, что Хосе Пайс, брат Франка Пайса, погиб в ожесточенном бою в Сантьяго—де—Куба.

Наконец настала пора выступать. Спустившись с холма Ботелья, мы добрались до дома Бенито Мора и встретили там радушный прием. После короткого отдыха я собрал наш небольшой отряд и объявил, что опасность еще очень велика – войска Батисты находятся совсем близко, что нам предстоит совершить многодневный переход почти без еды и отдыха, что тот, кто чувствует себя не в силах преодолеть трудности, должен сказать об этом сейчас же. Некоторые бойцы испугались, но не отважились открыто сказать об этом. Другие, наоборот, громогласно заявили, что пойдут вместе с отрядом до конца. Каково же было наше возмущение, когда, покинув гостеприимный дом Бенито Моры и расположившись на ночлег у небольшого ручья, мы услышали, что именно эти бойцы решили покинуть наш отряд! Мы не стали их удерживать, решили – пусть уходят.

Итак, в отряде осталось всего двадцать восемь человек. На следующий день к нам присоединились два добровольца. Они пришли в горы Сьерра—Маэстры, чтобы сражаться за свободу. Это были Гильберто Капоте и Николас. Их привел наш связной Аристидес Герра, человек незаурядной отваги, которого мы в шутку прозвали «продовольственным королем». Он занимался весьма опасным и сложным делом – перевозил продовольствие на мулах из Баямо в район боевых действий.

Во время перехода два инструктора обучали новичков обращению с оружием. Надо сказать, что это обучение имело печальный финал: во время первого же занятия один из инструкторов неожиданно выстрелил. При этом на лице его отразилась такая неподдельная растерянность, что невозможно было заподозрить его в злом умысле. Тем не менее от занятий его пришлось отстранить. Николас и Гильберто Капоте не выдержали трудностей перехода и ушли из отряда, но спустя некоторое время один из них, Гильберто Капоте, снова вернулся к нам и, уже будучи лейтенантом, героически погиб в бою у Пино—дель—Агуа.

Мы продолжали свой путь. Наша задача заключалась в том, чтобы дойти до Невады, пересечь северный склон гряды Туркино и выйти на соединение с Фиделем. Чтобы пройти к Неваде, нужно было преодолеть район Мар—Верде. Однако нам стало известно, что вся эта местность занята войсками Батисты. Поэтому мы решили изменить маршрут и идти прямо через Туркино. Этот путь был более трудным, зато менее опасным.

Вскоре до нас дошел слух, что в ожесточенных боях в районе Эстрада—Пальма тяжело ранен Рауль. Мы не знали, действительно ли это так, но все—таки ускорили марш, насколько это было возможно, чтобы быстрее добраться до Фиделя.

Переночевав в маленькой тростниковой хижине крестьянина Вискаино, мы двинулись дальше по пути, который он нам указал. Однако маршрут этот был ошибочным. Отряд с каждым шагом уходил все дальше от основного района боевых действий.

Это пришлось не по душе отдельным бойцам. Одни из них, Синесио Торрес, и раньше нарушавший воинскую дисциплину, самовольно покинул отряд, прихватив с собой новичка Куэрво, в результате чего мы, и без того испытывавшие острую нехватку в оружии, лишились двух винтовок. Нелегко поддерживать моральный дух бойцов, когда они плохо вооружены, лишены контакта с главными силами, передвигаются почти вслепую, не имеют достаточного боевого опыта и к тому же действуют в самой гуще вражеских сил, которые, по рассказам крестьян, огромны.

Наконец мы достигли окрестностей сентраля Пальма—Моча, расположенного на западном склоне горы Туркино. Здесь нас необычайно радушно встретили крестьяне.

Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь. Местный крестьянин Эмилио Кабрера сообщил нам, что Лало Сардиньяс со своими бойцами находится неподалеку от его дома, и 16 июня состоялась встреча нашего небольшого отряда с отрядом Лало Сардиньяса из колонны Фиделя, Лало имел приказ дожидаться здесь противника. Отряд батистовцев во главе с Санчесом Москером был окружен колонной Фиделя в долине реки Пальма—Моча, но вырвался из окружения и сейчас намеревался напасть на нас с другой стороны. Но теперь у нас было достаточно сил, чтобы разгромить этот отряд.

Николас Гильен

Яркий ковер цветочный…

 
Яркий ковер цветочный
Куба ткала в апреле.
Снова, набравши силу,
листья зашелестели.
Но со свободой Кубы
Север не мог смириться.
Вот и плывут пираты,
или – верней – убийцы,
чтобы вонзить с размаху
Острову нож под сердце.
Север уже ликует:
«Некуда Кубе деться!»
Долларами платили
купленным негодяям.
Вот они и храбрятся:
«Кубу с землей сровняем!»
Только ведь зря хвалились
горе—герои эти:
встретили их кубинцы
дружно в штыки и в плети.
Свищут над полем пули,
ищут спасенья тати,
верят, что примет море
их, распахнув объятья.
Но корабли исчезли,
канув навек в пучину.
Те, кто боялся смерти,
в море нашли кончину.
Вечная жизнь героям!
Трусы, себе заметьте:
только лишь тот бессмертен,
кто не боится смерти!
 

Батисту не обмануло…

 
Батисту не обмануло
предчувствие урагана.
Одна у него надежда —
на крылья аэроплана.
Задал стрекача Батиста,
почуяв: пора настала.
Батисту сопровождает
лишь свита из генералов.
У трапа стучит от страха
зубами черная свора.
Напившись народной крови,
покинул Гавану ворон.
Летят ему вслед проклятья,
летевшие вслед и прежде.
Но только теперь на Кубе
распахнута дверь надежде.
Трясется Батиста в страхе,
дрожит вся его охрана:
одна лишь у них надежда —
на крылья аэроплана.
А улицы расцветают
улыбками и речами,
целуясь и обнимаясь
с повстанцами—бородачами.
И если скорбят – то только
о тех, кто в сраженьях пали.
Но пали, добыв победу, —
и ей рукоплещут пальмы.
Победа пришла, победа!
Разбуженный этой вестью,
поднялся Марти над Кубой
в алмазном венце созвездий.
Масео воскрес. Мачете
в руках у него лучится.
Марти и Масео – рядом,
как крылья одной жар—птицы.
 

И зерен больше в початке…

 
И зерен больше в початке,
и виноградин в грозди,
чем воинов в группе Фиделя,
с «Гранмы» сошедших грозно.
Толкают их в спину волны,
но герои шагают прямо,
безусые лица суровы,
и сомкнуты брови упрямо.
Над ними москитов тучи,
трясина мягка как вата,
а смерть наблюдает за ними,
одетая в форму солдата.
От крови краснеет берег,
повсюду раненых стоны,
герои сражаются насмерть,
пытаясь прорвать заслоны.
И лишь немногие вышли
живыми из этого боя,
в горячих сердцах сохраняя
память о павших героях.
Народ им выходит навстречу,
кругом царит оживленье,
ликующий слышится голос,
повсюду – цветы и пенье.
По зову горячего сердца
уходят герои в горы.
Над ними сияет солнце
и птичьи слышатся споры.
Призывный голос Фиделя
звучит на горной вершине:
«Мы спустимся с гор к победе,
нас много будет в долине».
 

Хесус Диас
Не убьешь!

1. Бандиты

Человек лег лицом в грязь, которая еще совсем недавно была руслом ручья, и безуспешно пытался отыскать остатки воды.

– Тварь!

Слово ударило хлыстом, и тело лежащего вздрогнуло, как от электрического тока.

– Малыш?! – вскрикнул он, еще не видя говорившего. Потом быстро повернулся и – уперся лицом в дуло автомата.

На какое—то время он замер, как загипнотизированный, не в силах отвести глаз от поблескивающей стали. Затем неожиданно выбросил правую руку, чтобы схватить свой автомат, но чей—то ботинок пресек эту попытку, вдавив его пальцы в грязь.

– Паскуда! – выругался Малыш и ударил его ногой в живот. – Ну и паскуда же ты, Петух!

Удар заставил его сжаться. Он повернул голову и увидел, как в воздухе сверкнул плевок Малыша. В следующее мгновение он ощутил противно—липкое прикосновение к своей щеке.

– Думал, нам крышка?

Он повернулся в другую сторону, на голос.

– Лоло?!

– Тварь ты, Петух!

Его снова били словами. И снова он впился взглядом в дуло «Томпсона».

– Прощайся с жизнью.

Он отвернулся – перед глазами возник тупой носок ботинка.

– Твое последнее желание?

Взгляд опять уперся в дуло «Томпсона».

– Повесить или расстрелять?

Тупой нос ботинка не шевельнулся.

– Что передать семье?

Дуло «Томпсона» оставалось неподвижным.

– Так—то, не будешь паскудой!

Тупой нос ботинка был на месте.

– Дерьмо!

Дуло «Томпсона» медленно опускалось к его лицу.

– Пусти… пусти…

Он с трудом пошевелил левой рукой, пытаясь отвести дуло. Малыш, не давая ему коснуться автомата, сделал знак Лоло, и тот убрал ботинок. Тогда он начал переворачиваться, преследуемый дулом, которое опускалось все ближе и ближе, пока наконец не уперлось ему в лоб.

– Он не на предохранителе, Малыш. Я снял его с предохранителя. Так что ты с ним не шути.

Теперь он лежал на спине, барахтаясь в грязной жиже. Потом попытался выползти из нее, подтягиваясь на локтях и плечах, а грязь все пропитывала и пропитывала его уже задубевшую одежду.

– Гляди, Лоло, гляди, как он барахтается.

– Ведь ты считал себя умником, а? Считал, что всех наколол?

– Подымайся!

Петух стал приподниматься, не спуская глаз с оружия. Уже почти встав, он споткнулся о камень и упал ничком, лицом в грязь.

– Подымайся! – снова заорал Малыш. – Мы добрые, можешь откинуть копыта стоя, как настоящий мужчина.

– Я? А при чем тут я? За что вы хотите прикончить меня? Я ни при чем. Меня не за что убивать.

Широко раскрытые глаза на его залепленном грязью лице сверкали.

– Ублюдок! – заревел Малыш и снова плюнул в него.

Раздался сухой металлический щелчок – Лоло поставил свой пистолет на боевой взвод.

– Обожди!

– Я хочу проветрить ему мозги.

– Не вмешивайся, возьми его автомат.

Лоло поднял автомат и надел на плечо. Потом погладил его, погладил свой автомат и хмыкнул.

– Дешевка ты, Петух. Из—за тебя коммунисты Шакала укокошили да и нас чуть не пришили. Нам просто повезло. Знаешь, почему я тебя не кончаю? Когда мы доберемся до Гумы, ты нам покажешь дорогу к берегу. Если все обойдется, мы тебя не тронем. Но если по дороге с нами что—нибудь случится, я из тебя все потроха выну, понял? Любая заварушка – и ты первый поплатишься. Это я тебе обещаю. Можешь не сомневаться.

– Я никого не выдавал, Малыш. Мы ведь с Шакалом были друзья, просто я…

– Дерьмо ты, и больше ничего.

– Малыш…

– Заткнись! Двигай вперед, и без шуток.

* * *

За ручьем начиналось взгорье. Они стали подниматься по склону. Шли молча, согнувшись, то и дело вертя головами в разные стороны и облизывая пересохшие губы. Глаза у всех блестели. Лоло, который с трудом двигал левой ногой, немного отстал. Он вытащил фляжку и попытался отхлебнуть, но сумел сделать лишь один глоток – фляжка была пуста. Он отшвырнул ее и бросился догонять остальных.

– Они могут быть где—то здесь.

– Наверняка – у этих гадов нюх, как у ищеек.

– Шагай—шагай, не каркай!

Они снова двинулись в путь, и снова воцарилось молчание. Окрестности были все так же однообразно красивы. Внезапно Петух остановился, и они уставились на него. Так и стояли, сузив глаза, нервно вздрагивая, пытаясь кожей почувствовать опасность.

– Что?

– Ш—ш–ш…

– Что такое?

– Мне послышался шум.

Они вскинули автоматы на изготовку.

– Я ничего не слышу.

– И я.

– Да, вроде бы все спокойно.

– Пошли быстрей!

Они шли еще часа два, не проронив ни слова. Иногда, особенно когда дышать становилось совсем невмоготу и приходилось идти медленнее, они переглядывались. Дойдя до развилки, Малыш схватил Петуха и показал направо. Тот и не пытался высвободиться. Он только глядел на Малыша и на тропинку, не решаясь идти по ней.

– Двигай.

– Ты что, хочешь идти в Гуму через Каньитас?

– А почему бы нет?

– Но там же равнина, Малыш. Целых пятнадцать минут придется идти по полю.

– Зато на два часа быстрее.

– А если заметят…

– Если заметят – нам крышка. Но рискнуть стоит.

– А может, через Сагарру – там ведь горы, а, Малыш?

– Еще два часа по этому аду? Лишних два часа, чтобы они нас укокошили?

– А если схватят?

– Только не меня. Такого удовольствия я им не доставлю. Меня можно только убить.

– Я не могу бежать через Каньитас, Малыш, – подал голос Лоло.

– Мы должны добраться до берега, должны. Черта с два они меня поймают!

– Да ты посмотри на мою ногу, я…

– Ничего, Лоло, ничего. Давай, Петух, двигай. Петух не пошевелился.

– Давай, говорю!

В конце тропинки показался просвет. У подножия начиналось заросшее сорняками поле, а чуть дальше – плантация сахарного тростника. Изнемогая от усталости, они с трудом добрались до дороги и остановились на мгновение, чтобы осмотреться.

– Бежим!

* * *

Сахарный тростник бьет в грудь и обжигает лица, и солнце слепит глаза, и трескаются запекшиеся губы, и скрипит на зубах пыль, и не хватает воздуха, и беспрестанно мелькает под ногами земля, и испуганно озираются глаза, и боязливо раздвигают тростник руки…

* * *

Задыхаясь, они добежали до горы, которая поднималась сразу за плантацией. Они тяжело дышали, на губах у них выступила пена.

Лоло отстал. Он бежал прихрамывая, волоча ногу и два автомата. Он даже не бежал, а плелся, как—то странно перебирая руками. Губы у него вспухли, глаза воспалились. Он навалился на какой—то пень, издавая глухие протяжные стоны. Задрав штанину до бедра, он принялся осматривать свою кровоточащую рану. Малыш открыл рот, собираясь что—то сказать, но передумал. Он сел и положил оружие рядом с собой. Петух, который все еще стоял, рухнул на ближайший пень.

На тропинку выбежала облезлая собака и стала обнюхивать незнакомцев. Малыш запустил в нее камнем, и собака оскалила зубы.

– Не трогай пса.

– А ты что, Лоло, испугался?

– Кого это?

– Некого? А чего же затрясся, когда я сказал про Каньитас? Все обошлось, как видишь.

– Я не трясся.

– Кому ты рассказываешь? Мне? А ну—ка… покажи, что у тебя там в штанах!

– Ничего, – сказал Лоло и нагнулся.

– Дай посмотреть, не бойся, – подошел к нему Малыш. – Сними штаны.

– Отстань.

– Сними, сними… А, напустил в штаны! Смотри, Петух, он напустил в штаны.

– Это от раны, – засуетился Лоло, показывая на темную линию, которая брала начало у самой ширинки.

– От раны… – заржал Петух. – Рана—то у тебя на лодыжке.

– Говорят тебе, от раны.

– Ну конечно, Петух, от раны. Просто если Лоло ломает ногу, то кровь у него идет из задницы.

– Кончайте, черт бы вас… Пошла отсюда, псина! Собака подбиралась к Лоло с высунутым языком, собираясь облизать его рану.

– Убирайся!

Он хотел ударить ее по морде, но промахнулся. Собака отскочила, зарычав, и снова стала подбираться к нему.

– У—у, сволочь!

Пес уже подпрыгнул, когда раздались два выстрела. Он взвизгнул, кувыркнулся и рухнул на землю. Из двух маленьких отверстий струилась кровь.

– Вот это сальто! – захохотал Лоло.

– Дерьмо собачье! Паскуда! – заорал Малыш.

– Вон там!.. Там!.. Там!.. – прогремел в горах чей—то возглас.

Они бросились на землю и тяжело задышали. Малыш глазами отыскал Лоло. Он буравил его яростным взглядом до тех пор, пока тот не опустил голову.

– Паскуда!

Малыш говорил глухим голосом, медленно пережевывая каждый слог. Потом он взглянул на Петуха и, резко выдохнув сквозь зубы, издал тонкий свист. Глаза у него сверкали. Петух ответил ему долгим взглядом. Рот у него был открыт, по лицу стекал пот. Малыш вонзил ему дуло в бок и, пока тот не отступил, почувствовал, как он дрожит.

– Я здесь ни при чем. Это все он, этот ублюдок. Не зря же он напустил в штаны. Я не виноват, Малыш. Это он, он…

– Паскуда! – медленно, будто пережевав, выплюнул тот знакомое слово.

Тишину разорвал оружейный залп. Он спугнул тех немногих птиц, которые еще здесь оставались, и опустился к земле вместе с листьями. Затем несколько раз повторился, с каждым разом все глуше и дальше, пока не затих совсем.

– Сдавайтесь, вы окружены!

Малыш затылком ощутил его взгляд, почувствовал его учащенное дыхание. Они взглянули друг на друга.

– Сдавайтесь!

Они снова переглянулись.

– Иди бери! Иди, если ты такой смелый!

Прозвучал еще один залп. На этот раз – почти над самой землей. Эхо винтовочных выстрелов быстро стихло, но треск автоматной очереди все отдавался в горах. Наступившая вслед за тем тишина казалась наэлектризованной.

– Слушайте внимательно, слушайте внимательно! Вы окружены, у вас нет выхода. Если не сдадитесь, мы вас перестреляем. Внимание! Даем вам на размышление пять минут. По истечении пяти минут открываем огонь. Засекаем время…

Тела их вздрогнули, как от удара, и сразу обмякли, но руки не выпустили оружия, вцепившись в автоматы, как клещами. Тишина угнетала, становилась невыносимой.

– Что будем делать? – заговорил первым Лоло. Он закусил губу и уставился на лежавшие рядом листья.

Малыш постукивал пальцами по прикладу, словно не слышал вопроса.

– Остается четыре минуты!

Малыш вскинул голову и снова опустил ее. Он казался молчаливым и сосредоточенным, словно все это его не касалось. Потом вытащил обойму, осмотрел ее и вставил на место. Глубоко вздохнул.

– Малыш… – начал Лоло прерывающимся голосом.

Он посмотрел на них.

– Три минуты!

Он сплюнул. Снова вскинул голову. Подошел к лежащему поблизости камню. Ощупал магазины, висевшие у него на поясе.

– Малыш, придется сда…

Пронзенный взглядом, Лоло не закончил фразы. Он повернулся к Петуху, который не спускал глаз с Малыша. А тот теперь смотрел на тропинку.

– Две!

Лоло издал какой—то хрип, и они посмотрели на него. Он с трудом шевелил губами, на которых выступила пена. Петух снова взглянул на Малыша, а тот опять занялся своим оружием.

– Малыш…

– Отдай этому дерьму его автомат.

– Но, Малыш…

– Отдай, тебе говорят!

– Одна минута!

Петух взял в руки автомат, не спуская глаз с Малыша. Тот снова погладил свое оружие и начал приподниматься, глядя на тропу.

– Будем прорываться вон там!

Петух прицелился, и губы его свела боязливая улыбка.

– Малыш! – окликнул он.