Текст книги "Разбойник Кадрус"

Автор книги: Эрнест Ролле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава XXII
КАК КАДРУС ПОЗНАКОМИЛСЯ С ПРИНЦЕССОЙ ПОЛИНОЙ

У Наполеона была большая семья. Ему стоило огромного туда придумывать титулы для всех своих братьев, дядей и кузенов. Одних он сделал королями, других генералами, кого-то епископами и дипломатами. Женщины доставляли ему еще больше хлопот. Сестры, племянницы, кузины, все гордые и честолюбивые, предъявляли невероятные претензии. Они хотели замуж, а мужья требовали приданое, чины, места. Поэтому он очень любил тех своих родственниц, которые не заставляли говорить о себе, терпеливо ожидая выгодного замужества. Особенно он был привязан к герцогине Полине де Бланжини. Она была двоюродной сестрой Бонапарта и очень рано появилась при дворе. Прехорошенькая собой, она имела только один недостаток: она была своевольной особой и хотела, чтобы все ее желания тотчас исполнялись. Несмотря на это, император любил ее, как отец, и баловал. Он хотел выдать ее замуж. Она не соглашалась. Она отказывала принцам, маршалам, генералам. Ее называли мраморной девой.

Вдруг она передумала и захотела непременно выйти замуж. Полина решила отправиться в путешествие, и ей ради приличия определили компаньонку. Она пошла к императору и объявила, что поскольку она едет через три недели, то замуж выйти можно тоже в три недели, так что она хочет путешествовать замужней женщиной, свободно и без всяких помех.

– Но как же твой муж? – заметил Наполеон, которому нравились даже капризы его любимицы. – За кого ты хочешь выйти?

– За герцога де Бланжини.

Это был шестидесятилетний дипломат. Знатный аристократ с головы до ног, старик очаровательный, но дряхлый и разбитый сумасбродствами второй молодости, он пылал к принцессе Полине чисто платоническими чувствами, поскольку как мужчина он возгореться уже не мог по причине преклонного возраста. Он был беден. Император дал герцогу должность, которая позволяла ему поддерживать его звание.

Наполеон улыбнулся выбору Полины. Считая ее холодной особой, не созданной для любви, он одобрил Бланжини, поскольку ему было бы неприятно видеть Полину влюбленной в блистательного генерала или в молодого дипломата.

Они обвенчались. Герцог прекрасно к ней относился. Она же, в восторге от того, что пользуется всеми преимуществами замужней женщины, оставаясь девушкой, окружила своего мужа вниманием и заботами.

Сначала об этом браке много болтали. Осмеливались говорить, что император является любовником молодой женщины. Бланжини обвиняли в том, что он согласился быть отцом не своим детям, которые непременно появятся на свет.

В то время, когда начинается эта драма, принцесса Полина была замужем уже шесть месяцев, герцога отправили куда-то посланником. Императору был нужен этот тонкий дипломат. Принцесса обосновалась в Фонтенбло в одном замке рядом с городом. Она обожала деревенскую жизнь. Замок ее был покрыт зеленью, она жила, по ее словам, укрывшись цветами.

Многим ее склонность к пасторальной жизни казалась странной, но Фуше разгадал принцессу Полину. Однажды император жаловался на принцессу Луизу, влюбившуюся в какого-то офицера, за которого она непременно хотела выйти, и сравнивал эту восторженную девушку со спокойной герцогиней де Бланжини. Фуше улыбнулся. Император встревожился. Когда его попросили объяснить эту улыбку, Фуше произнес пророческие слова:

– Государь, принцесса Полина – это скала, которая однажды проснется и превратится в вулкан. Вот тогда вас могут постигнуть неприятности.

Но до сих пор ничто не оправдывало предсказаний министра. Принцесса в отсутствие мужа жила очень тихо, присутствовала на всех празднествах, каждый вечер бывала на вечерах или балах, потом возвращалась в свой замок.

Принцесса Полина славилась своей благотворительностью. С тех пор как она обосновалась в Фонтенбло, бедные люди благословляли ее. Однажды, узнав, что некая вдова лесничего живет с тремя детьми в ужасающей нищете, она решила облагодетельствовать бедную женщину. Отправив вперед свой экипаж и свиту, герцогиня взяла с собой пятьдесят луидоров и инкогнито отправилась к хижине бедной вдовы. Совершив благодеяние, она возвращалась к своей карете, как вдруг услышала крики:

– Берегитесь! Берегитесь!

Слуги побежали со всех ног врассыпную. Взбесившийся вол, запряженный в телегу, разломал ее, оборвав упряжь, и бросался на все, что попадалось ему навстречу. Принцесса пробежала шагов двадцать, вдруг споткнулась и упала. Вол бросился на нее… Но тут из-за угла выехали два всадника. Один из них сразу понял, в чем дело, и оказался между волом и женщиной. Он выхватил охотничий нож. Когда вол боднул рогами живот лошади, всадник нагнулся и, как каталонский тореадор, вонзил нож в затылок вола. Тот повалился, лошадь также упала. Всадник соскочил наземь и встал между двумя жертвами. Вол был мертв, лошадь хрипела. Несмотря на свое волнение, герцогиня все видела и была поражена необыкновенным хладнокровием своего спасителя, который был не кто иной, как Кадрус. Тот под рукоплескания восторженной толпы вытер лезвие о шерсть вола, спокойно вложил нож в ножны, потом подошел к молодой женщине и, поклонившись ей, сказал:

– Герцогиня, позвольте предложить руку и проводить вас во дворец.

В ту же секунду появились экипаж и свита герцогини – кто-то догадался сбегать за ними. Герцогиня села в карету, опираясь на руку Жоржа.

– Надеюсь видеть вас завтра в замке, чтобы поблагодарить, – сказала она взволнованным голосом.

Жорж поклонился. Карета тронулась. Когда друзья вернулись в гостиницу, Фоконьяк заметил:

– Любезный друг, еще чуть-чуть – и ты станешь министром. В четыре часа ты спас императора, в семь часов – принцессу Полину. Тебе остается только оказать какую-нибудь важную услугу императрице.

– А между тем я предпочитаю оставаться Кадрусом.

– А я бы на твоем месте занял несколько должностей. Я попросил бы у императора место министра полиции. Как министр я преследовал вы Кадруса, а как Кадрус наделал бы хлопот министру.

Потом он вдруг сменил тему.

– Я все думаю о принцессе, – задумчиво произнес он. – Она влюбится в тебя.

– Может быть, – беззаботно сказал Кадрус.

– Ты же не станешь ею пренебрегать?

– Я полюблю только ту женщину, – сказал молодой человек, – которая полюбит во мне не кавалера де Каза-Веккиа, а разбойника Кадруса.

– Я полагаю, ты в порыве страсти не скажешь герцогине: «Сударыня, я Кадрус!»

– Почему бы нет? – удивился Жорж.

Глава XXIII
ИСТОРИЯ НОЖЕЙ

Наполеон обедал кое-как, когда обедал один. Каждый знает, что он ел очень быстро, проводил за столом четверть часа и любил только пирожные. Но угощал он всегда роскошно и великолепно. Быть допущенным к императорскому столу считалось редкой милостью.

Узнав, что кавалер де Каза-Веккиа спас герцогиню де Бланжини, император приказал определить каждому из приглашенных место за столом.

Когда главари «кротов» вошли, весь двор толковал о происшествии с принцессой. Наполеон хотел, чтобы герцогиня сидела напротив него, а по обе стороны от нее стояли приборы для тех, в честь кого давался обед: для Жоржа де Каза-Веккиа – справа, для Алкивиада де Фоконьяка – слева. Жорж бросил рассеянный взгляд на великолепный стол. Приглашенные чувствовали, что эти двое вот-вот станут фаворитами, их окружили и наперебой поздравляли. Жорж вел себя холодно и с достоинством, а Фоконьяк – с любезной надменностью.

По этикету все должны были стоять около своих мест, ожидая прибытия Наполеона и императорской фамилии. Жоржа и Фоконьяка разделяло пустое кресло, предназначенное герцогине. После короткого ожидания дверь открылась и камергер доложил о его величестве императоре. Наполеон в сопровождении своего семейства и маршалов, вошел в зал Генриха III. Он шел, не обращая внимания на склонившиеся перед ним головы, но удостоил приветствия рукой Жоржа и Фоконьяка, которые ему низко поклонились.

Императрица не присутствовала на обеде. Пустое кресло между двумя друзьями заняла герцогиня де Бланжини.

Садясь в кресло, молодая женщина обещала себе отвечать ледяной сдержанностью на лесть, которой Жорж ее наверняка осыплет. Она размышляла так: «Этот человек меня спас. Я хороша собой и влиятельна при дворе. Он знатен, может надеяться на мою симпатию и воспользуется нынешним происшествием, чтобы добиться моей благосклонности».

Однако молодой человек не переходил границ холодной вежливости, и герцогиня решила обратить свое внимание на Фоконьяка, которому она не была ничем обязана. Кадрус с одного взгляда угадал намеченную ею линию поведения и обращался с ней с надменной холодностью, нисколько не выходя за рамки этикета.

Фоконьяк, напротив, вел себя как маркиз времен регентства, любезно переговаривался герцогиней де Бланжини и чрезвычайно находчиво ответил на благосклонные замечания императора. Наполеон удивился тому, что маркиз не принимает мер, чтобы не дать угаснуть благородному роду Фоконьяков.

– Государь, – ответил маркиз, – имя Фоконьяков получило начало при Карле Великом, оно угаснет при Наполеоне Великом. Благородной фамилии достаточно того, что она видела двух величайших гениев человечества.

Наполеон любил тонкую лесть. Сравнение его с великим императором было ему чрезвычайно приятно. В глазах придворных Фоконьяк поднялся на почти недосягаемую высоту. Жорж своей сдержанностью, своим непринужденным и любезным обращением полностью оправдывал милость оказаться за императорским столом.

– Вы нам обещали, – обратился Наполеон к Жоржу за десертом, – рассказать историю вашего чудесного ножа, который оказал нам такую важную услугу, спасши жизнь герцогини де Бланжини, нашей родственницы. Мы охотно выслушаем вас.

– К вашим услугам, сир, – ответил Жорж, поклонившись. – Ваше величество очень милостиво напомнили мне о том, как этот нож спас герцогиню де Бланжини. Это станет еще одной страницей в его истории. А началась она в 1237 году. Весь христианский мир объединился для того, чтобы помочь сирийским братьям по вере. Людовик Святой вознамерился стать во главе рыцарей нового Крестового похода. Вскоре это известие достигло Востока, пришедшего в сильное волнение. Тогдашний тамошний повелитель, жестокий и фанатичный убийца Горный Старец, узнав о готовившемся походе, собрал тайный совет, на котором было решено убить Людовика Девятого. Как ни секретно проходил этот совет, сирийские христиане узнали о нем и о том, что двое убийц отправились во Францию. Людовику Девятому угрожала смерть. Остановить убийц мог только Горный Старец. Тогда двенадцать христианских рыцарей решились почти на самоубийственное предприятие. Надо было ворваться в крепость, где засел Горный Старец, захватить его, вынудить его послать новых лазутчиков, чтобы отозвать прежних, добиться от него обещания не покушаться на Людовика Девятого, или, в конце концов, уничтожить этого повелителя убийц. Двенадцать храбрецов выполнили свою миссию. Перебив часовых, рыцари пробрались в покои Горного Старца и добились отмены смертного приговора Людовику Девятому. Во главе этих смельчаков стоял мой предок, государь.

Старый сирийский принц повидал немало храбрецов. Им двигал не страх, а восхищение доблестью и отвагой, и поэтому он захотел привлечь таких людей к себе. «Христианин, – сказал он моему предку, – ты совершил великий подвиг. Не важно, какую веру исповедует человек, он достоин наивысшего доверия, если совершил такое во благо своего государя. Поступай ко мне на службу. Ты получишь почести, богатство и славу. Сверх того я позволю тебе и твоим товарищам свободно исповедовать вашу религию». После отказа моего предка Горный Старец продолжал: «Тогда пусть не говорят, что я видел чудеса храбрости и не вознаградил их. Не опасайся, христианин, твой король останется невредим. Ты и твои товарищи будут под моей защитой, пока вы не ступите на землю своей родины. Ты же через год получишь от меня подарок. К тому времени изготовят рукоятку ножа, который я тебе преподнесу. Я хочу, чтобы он напоминал всем о твоем благородном поступке и переходил от отца к сыну». Через год, – закончил Жорж, – мой предок получил нож, рукоятка которого привлекла внимание вашего величества. Извольте видеть, сир, – показал кавалер де Каза-Веккиа, подавая Наполеону свой диковинный нож, – тут вместе соединены крест и полумесяц. Христианство и магометанство подают друг другу руки.

Эту историю, рассказанную без спесивого высокомерия, а очень просто и скромно, все присутствующие выслушали с величайшим интересом. Наполеон поблагодарил кавалера и перевел взгляд на маркиза.

– Кажется, и вы хотели рассказать нам историю своего ножа? – обратился он к Фоконьяку.

– Моя история не столь чудесна и романтична, – ответил маркиз, сделав поклон в стиле Людовика Пятнадцатого.

– Мы слушаем, – любезно продолжал император, благосклонно кивнув головой.

– Государь, – с уверенностью начал Фоконьяк, – мой нож не имеет такого благородного происхождения, как нож кавалера де Каза-Веккиа. Но он издалека. Рукоятка служит воспоминанием об охоте на слона. Я думаю, что рассказ этот будет неинтересен, и, повинуясь желанию вашего величества, я постараюсь изложить его как можно короче. Этот нож был подарен моему предку дамасским султаном. Подарок он получил во время Первого крестового похода. Но подарки такого рода столь многочисленны в нашей фамилии, что мы могли бы наполнить ими целый арсенал.

При этом бесстыдном хвастовстве многие придворные неодобрительно зашептались.

– Следовательно, в моем ноже примечательна только рукоять. Она демонстрирует один из видов соколиной охоты. Мне пришлось заставить сокола охотиться за такой дичью, за которой ему не случалось охотиться никогда… за слоном!

– За слоном?! – недоверчиво зашептались гости.

– Охота на слона!

– С соколом!..

– Маркиз!..

– Вы шутите!..

– Вовсе нет, – ответил Фоконьяк, – и вот тому доказательство.

Он показал на рукоятке своего ножа сокола, вырывающего когтями и клювом глаза слона, который защищается от индийцев, окруживших его со всех сторон.

– Эта резьба – напоминание о происшествии, случившемся в то время, когда я был в Индии. Лорд Черчилль, президент Ост-Индской компании, постоянно раздражал меня, когда твердил: «Нет ничего опаснее охоты на слонов». – «Хотите пари на тысячу гиней, – сказал я ему, когда мне надоело слушать одну и ту же песню, – что на своей лошади, не трогаясь с места, я сделаю любого из ваших слонов смирнее кошки?» Благородный лорд согласился. Впрочем, когда же англичанин отказывался от пари, как бы нелепо оно ни было? Я немедленно выписал из Африки несколько соколов, где охота с этой благородной птицей еще не совсем исчезла. Моя птица, на чучеле слона натренированная выклевывать глаза этому животному, легко одолела великана. Ослепленный слон побежал, а потом упал. Его добили выстрелом в ухо. Я выиграл тысячу гиней у лорда Черчилля. Кроме того, мне достались бивни убитого слона. На одном из них тамошний художник вырезал барельеф с подвигом сокола и мой фамильный герб. Внизу подпись лорда Черчилля.

Закончив рассказ, маркиз показал гостям подпись лорда… вырезанную два часа назад этим бесстыдным хвастуном. Император жестом приказал, чтобы ему подали нож, взглянул на него и произнес:

– Господа, владеющие этими ножами должны владеть шпагой. Надеюсь, вы продемонстрируете это нам на поле боя, если наши враги навяжут нам войну.

Он встал. Это был сигнал для всех. Все присутствующие тотчас вскочили на ноги. Затем Наполеон милостиво улыбнулся всем приглашенным, после чего вернулся в свои апартаменты в сопровождении семейства и ближних сановников.

Обед закончился. В полночь император и императрица давали придворный бал.

Глава XXIV
БАЛ

Вернувшись к себе, Жорж и Фоконьяк переоделись и поздно вечером появились на балу. Все присутствовавшие повернулись к этим знатным аристократам.

Как люди, привыкшие производить впечатление в обществе, маркиз и кавалер дружелюбно улыбнулись некоторым из придворных, после чего направились засвидетельствовать свое почтение принцессе Полине, которая в отсутствие императрицы, появлявшейся в середине бала, выступала в роли хозяйки.

Герцогиня приняла их поклоны с очаровательной улыбкой, чтобы кавалер забыл холодный прием, оказанный ему за обедом.

– Мне сказали, – начала она, – что сегодня утром вы были в Магдаленском замке, месте преступления Кадруса.

– Действительно, герцогиня, мы с маркизом де Фоконьяком из любопытства ездили туда утром.

– Говорят, что с племянницами барона де Гильбоа разбойники поступили очень жестоко.

– Мы этого не видели.

– В самом деле? Тем лучше. Это заставило бы меня презирать Кадруса, которого я очень уважаю за его великодушное обращение с жертвами. Это идеал разбойника.

Жорж вздрогнул.

– Вы такого высокого мнения об том разбойнике? – удивился он.

– Это герой-преступник, – продолжила она, смеясь. – Он вызывает восхищение даже у самых добродетельных людей. Говорят, что племянницы барона де Гильбоа приедут на бал, – добавила она.

– Ах вот как! – сказал Жорж каким-то странным тоном.

Герцогиня это заметила.

– Вы знаете этого господина? – спросила она.

– Немножко, – ответил Жорж. – Пару раз имел честь с ним говорить.

– А с его племянницами? – поинтересовалась молодая женщина.

– Я никогда не был в Магдаленском замке и видел их мельком. Впрочем, поговорить с ними было бы довольно затруднительно. Как говорят, барон де Гильбоа как любящий дядя и опекун окружил своих племянниц такой стеной забот, что до сих пор никто не смог с ними познакомиться. Так что я не могу судить о достоинствах этих молодых особ, которых, впрочем, находят очаровательными.

– И это не преувеличение, – подтвердила герцогиня. – «Очаровательными» – выражение слишком слабое, их следовало бы назвать красавицами. Особенно для охотников за приданым, поскольку у одной из них, Жанны Леллиоль, не менее тридцати миллионов. Другая, Мари де Гран-Прэ, правда, не так богата, но зато у нее большие черные глаза, которые лучше любого приданого.

Кадрус попытался было отойти в сторону.

– Постойте, – сказала ему герцогиня. – Вон барон де Гильбоа. Его племянницы займут эти два свободных кресла. Я обещала быть их покровительницей при дворе. Останьтесь, кавалер де Каза-Веккиа, и вы, маркиз. Я с удовольствием представлю вас двум моим протеже.

Жорж и Фоконьяк не могли отказаться от такого счастья. Они встали несколько позади герцогини и ждали молодых девушек, которые шли по залу.

Придворные во все глаза смотрели на них. Все любовались этими прелестными созданиями, которые одновременно контрастировали и гармонировали друг с другом. Обе были в белых платьях. Одна обещала любовь со всеми ее восторгами, другая – страсть со всем ее пылким упоением. Никогда прежде закон единства противоположностей не проявлялся столь ярко. Краснея, они подошли поклониться герцогине де Бланжини, которая усадила их возле себя и пыталась развеять волнение, вызванное их первым появлением в свете. Когда они немного осмотрелись, герцогиня представила им маркиза и кавалера.

– Два неразлучных друга, – произнесла она. – Одному из них я буквально обязана жизнью.

Смущенные девушки ничего не ответили. Жанна покраснела, когда ее взгляд встретился с взглядом Жоржа. Герцогиня поразилась ее волнению и спросила себя, верно ли она поступила, представив их друг другу. Эта хорошенькая молодая девушка и этот красивый молодой человек уже знакомы… Они понимали друг друга с первого взгляда… Она почувствовала досаду, которую, несмотря на всю свою светскость, ей так и не удалось скрыть.

Маркиз де Фоконьяк заметил неладное и поспешил на выручку. В этот момент раздались первые звуки танца, модного в то время, – нечто среднее между вальсом и кадрилью. Благородный маркиз чуть не до земли поклонился Мари де Гран-Прэ.

– Могу я иметь честь быть вашим первым кавалером на вашем первом балу при дворе его величества императора?

Хорошенькая брюнетка подала свою руку в знак согласия. Жанна ответила согласием Жоржу, который, в свою очередь, ангажировал ее, однако ее глаза спрашивали разрешения у герцогини, которая дала его легким кивком головы.

Когда танец кончился, Жорж отвел на место Жанну, лицо которой радостно сияло. Герцогиня не могла скрыть какого-то необъяснимого раздражения. Жанна инстинктивно угадала неприязнь к себе со стороны своей покровительницы. Тогда она решила, что называется, встать в оборону. Герцогиня, чувствуя совершенную ей ошибку, старалась искусной лестью преодолеть недоверие Жанны, которую она хотела расспросить.

– Искренно поздравляю вас, милое дитя, – сказала она девушке. – Вы восхитительны. Впрочем, – прибавила она, – надо сознаться, что у вас был прекрасный кавалер.

Жанна покраснела. К счастью, снова заиграл оркестр и избавил ее от необходимости отвечать. Герцогиня извинилась перед кавалером, пригласившим ее, под предлогом усталости. Ей хотелось остаться наедине с Жанной. Она узнает тайну девушки, если только таковая существует. Жорж, видя, что у Жанны нет кавалера, – девушка, в первый раз приехала на бал, так что никто ее не знал, – опять подошел пригласить ее, и они присоединились к танцующим. Однако поведение молодых людей вызвало улыбки и в то же время зависть. У молодой и хорошенькой девушки с приданым в тридцать миллионов нет недостатка в обожателях. Любой обожатель ревнив. Любой ревнивец остер на язык.

– Какая хорошенькая парочка! – воскликнул один бескорыстный зритель.

– Составилась бы великолепная партия, – подхватил другой.

– Гм! – заметил третий. – У девочки богатое приданое.

– Вот почему, – продолжал первый, – кавалер де Каза-Веккиа завладел этой очаровательной особой и не менее очаровательным приданым.

– Какой опытный волокита!

– И какую победу он одержал в столь короткий срок!

Герцогиня слышала эти разговоры и все больше расстраивалась. Почему? Она сама не знала. Она ведь была замужем и занимала положение настолько высокое, что ничего не могла ждать от этого Каза-Веккиа. Чего же она ждала? На что надеялась? Она сама не смогла бы ответить.

С другой стороны, барон де Гильбоа также заметил особое внимание, которое Жорж оказывал его племяннице. По поведению обоих он понял, что они каким-то образом знакомы. Но где они повстречались? Барон терялся в догадках. Надо было любой ценой пресечь их знакомство, поскольку Гильбоа не оставил своих планов на Жанну. Как дядя и опекун он мог удивиться неприличному поведению племянницы, дважды протанцевавшей с одним кавалером. В этот момент он заметил маркиза де Фоконьяка, который вместе с другими любовался Жоржем и Жанной. Гильбоа с серьезным видом поклонился маркизу, который протянул ему руку с добродушной улыбкой.

– Как! Это вы, любезный барон! – воскликнул он. – Очень рад вас видеть! Ваша племянница приводит всех в восторг. Только любезность моего друга кавалера де Каза-Веккиа…

Гильбоа перебил его.

– Именно о кавалере я и хотел с вами поговорить, – сказал он. – Если вы сможете уделить мне несколько минут, маркиз, я очень буду благодарен вам.

– Как же, как же! Я к вашим услугам, барон. Я вижу, что вы хотите мне сказать, – шепнул он, наклонившись к его уху. – Что мадемуазель Жанна де Леллиоль обещана в невесты Жоржу, кавалеру де Каза-Веккиа. Вы это хотели мне сказать? Мне очень льстит ваше доверие, – прибавил Фоконьяк, низко поклонившись.

Гильбоа задыхался. От ярости он лишился всякого благоразумия.

– Вы ошибаетесь, милостивый государь, – сказал он. – Я только хотел спросить вас, кто такой этот Каза-Веккиа.

– Что? Вы меня спрашиваете?

Гильбоа был до того взбешен, что не заметил угрожающего тона Фоконьяка.

– Я спросил вас, кто такой этот Каза-Веккиа? – повторил он.

– Я прекрасно вас расслышал, – ответил маркиз. – Кавалер де Каза-Веккиа окажет вам великую честь, если согласится стать членом вашей семьи. Вы недавно выбились в люди, так что не должны позволять себе таких нелепых вопросов. Я советую вам обратить на это внимание, если вы не хотите, чтобы маркиз де Фоконьяк отрезал вам уши.

К счастью, прибытие императора и императрицы скрыло замешательство Гильбоа при дерзком ответе Фоконьяка. Их величества только обошли залы. Поклонившись одним, сказав несколько благосклонных слов другим, они вернулись в свои апартаменты вместе с Фуше.

Наполеон, все более раздраженный тем, что у него на пути стоит такой человек, как Кадрус, хотел поговорить с министром полиции о крайних мерах. Этим безобразиям надо было положить конец.

Их величества очень любезно побеседовали с герцогиней де Бланжини, но, несмотря на это, герцогиня выглядела чем-то раздосадованной.

– Вы, наверное, не совсем здоровы? – спросила ее императрица. – Вернитесь лучше домой. После перенесенных потрясений вам необходим покой.

– Я очень благодарна за милостивое внимание вашего величества, – ответила герцогиня. – Однако мне нужно развеяться после переживаний, о которых вы изволили вспомнить, и умоляю ваше величество позволить мне остаться здесь еще на несколько минут.

Императрица вместо ответа протянула руку, и герцогиня поцеловала ее.

Гильбоа представил двух племянниц их величествам, но, как только император и императрица удалились, он увез девушек-племянниц домой.

Фоконьяк всегда везде успевал. Как только герцогиня де Бланжини, поговорив с императрицей, хотела сесть, она заметила возле себя маркиза.

– Уж не думает ли ваш приятель, – произнесла она с сердитым видом, – ангажировать мадемуазель де Леллиоль и на следующий контрданс? Я не знала, что они знакомы. И неужели столь близко, что так мало заботятся о приличиях?

«Вот оно что! – подумал Фоконьяк. – Неужели, очаровательная герцогиня, Купидон натягивает в твоем сердце струны ревности, словно ты сама хочешь танцевать с моим другом? Мы ему об этом скажем, чаровница».

– Относительно всего касающегося сердца, герцогиня, кавалер де Каза-Веккиа соблюдает скромность, приводящую меня в отчаяние. Я не знаю, знаком ли он с мадемуазель де Леллиоль. Я не заметил, чтобы мой друг оказывал особое внимание племяннице барона де Гильбоа, но буду очень рад, если он женится на ней. Трудно себе представить более прекрасную пару.

Хитрый Фоконьяк не знал, какой эффект может произвести его «открытие». Но любовь герцогини может оказаться кстати, если ей умело воспользоваться. А Фоконьяк умел пользоваться всем.

Он направился к Жоржу. Герцогиня взглядом следила за ним. Она видела, как, говоря с молодым человеком, он как будто уговаривал его. Но кавалер упрямо не соглашался. Гордая женщина обиделась, догадавшись, что Фоконьяк убеждает кавалера ангажировать ее на вальс. Она встала и уехала. Жорж улыбнулся, Фоконьяк удивился, весь двор вообразил, что герцогиня нездорова…

Через десять минут оба вожака «кротов» вернулись в свою гостиницу.

– Э-э, – проговорил гасконец, – кажется, герцогиня-то от тебя без ума!

– Очень может быть, – ответил Жорж.

– Как ты можешь так говорить! Эта женщина великолепна.

– Действительно великолепна. У нее бриллианты…

– Бесподобные. Но какая головка!

– Безумно дорогая бриллиантовая диадема.

– А шея?

– Ожерелье стоит баснословных денег.

– Рука прелестная.

– Особенно с массивными золотыми браслетами.

– Грудь – очаровательна.

– И аграф из редких дорогих жемчужин.

– Эта герцогиня – просто царица красоты!

– На ней было больше, чем на два миллиона.

При этих словах Фоконьяк взглянул на своего друга.

– Ты говоришь только о драгоценных камнях! – воскликнул он.

– А разве это не интересный предмет для разговора?

– Эта женщина стоит того, чтобы ей заняться.

– И ее бриллиантами.

Фоконьяк бросил удивленный взгляд на Кадруса и спросил его:

– Уж ты не думаешь ли…

– Именно так! – ответил молодой человек.

Фоконьяк хотел было снова его расспрашивать.

– Довольно! – отрезал Жорж. – Сегодня вечером мы будем в гроте.

Они отправились в лес.