Текст книги "Разбойник Кадрус"

Автор книги: Эрнест Ролле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава XXIX
БЕЛКА

Через некоторое время маркиз Фоконьяк встречал кавалера де Каза-Веккиа с лионского дилижанса. Говорили, что он приехал из Парижа, где провел несколько дней.

Когда они убедились, что у дверей никто не подслушивает, Жорж и Фоконьяк сели у камина. Кадрус принялся смотреть на пламя. Фоконьяк, такой говорливый на публике, молчал, видя вожака «кротов», погруженного в мрачные размышления.

– Ты вечно затеваешь рискованные предприятия! – сказал вдруг Кадрус, как бы отвечая на немой вопрос друга. – Я всегда это говорил. Еще немного, и дело бы провалилось.

– Какое дело? – спросил гасконец, слегка побледнев от свирепого взгляда своего вожака.

– Еще чуть-чуть, и вся лионская почта, которая везла собранные подати, ускользнула бы у нас из-под носа.

– Я это знаю, – ответил Фоконьяк. – Я также знаю, что дело вам удалось. Сегодня вечером я был у императрицы, где только и говорили, что об этом новом подвиге «кротов». Император взбешен. Захватить казенные деньги! Это все равно, так сказать, что захватить его самого. Досталось и Савари, и Фуше, и Франции – всем.

– А! Ты был во дворце? – небрежно спросил Жорж, не обращая внимания на слова помощника. – Ты, быть может, играл?

– Да… и с таким везением, что я изо всех сил пытался изменить его и не мог. Я передал свое место одному молодому человеку, карманы которого набиты не очень туго, как я думаю. Молодой человек взял мои карты, но везение продолжалось. Представь себе, как этот бедняга в своей признательности пришел предлагать мне выигранные им деньги. Обернувшись, я увидел позади себя герцогиню де Бланжини. Уж не знаю, о чем вы говорили в ту памятную ночь, когда ты вернул ей драгоценности, верно только то, что эта милая принцесса чрезвычайно интересуется твоей особой. Уж не…

– Ты, кажется, становишься идиотом, – сказал Кадрус, пожимая плечами. – Кого ты заставишь поверить, что такая очаровательная женщина, знатная принцесса согласится полюбить Кадруса? И я говорил тебе, что и Кадрус также полюбит только ту женщину, которая станет любить его самого под его настоящим именем.

– Но герцогиня сегодня осведомлялась о тебе как-то странно, да и на меня она смотрела не так, как обычно. Я не знаю, что между вами произошло, но, если она знает, что Каза-Веккиа и Кадрус – один и тот же человек, я этому не удивляюсь. А вот если она полюбит Каза-Веккиа, зная, что он Кадрус, полюбишь ли ты ее?

– Повторяю тебе, нет. У этой женщины подобное чувство может быть минутным увлечением, безумием, капризом. Мне нужна не такая любовь.

– Каприз это или безумие, как ты говоришь, а все-таки бедная женщина будет страдать, почему же не утешить ее хотя бы из человеколюбия?

– Что же тебе самому не попробовать? – сказал Жорж, смеясь.

– Ты надо мной насмехаешься, не так ли? – ответил Фоконьяк, очевидно, оскорбившись. – Не потому ли, что моя угловатая фигура не столь изящна, как твоя? Говори что хочешь, а твой друг Алкивиад еще не намерен отказываться от своих притязаний на прекрасный пол. Ты уже насмехался надо мной, когда я говорил о своей симпатии Мари, племяннице этого старого бегемота Гильбоа. Так вот, я люблю эту очаровательную девушку и женюсь на ней!

– Ты это серьезно? – спросил Кадрус, расхохотавшись.

– Совершенно серьезно, – подтвердил гасконец с величайшим хладнокровием. – И она тоже меня полюбит, вот увидишь! Или, по крайней мере, если не увидишь, то будешь свидетелем ее страданий, если я когда-нибудь брошу ее.

– Ее страданий!.. Она будет сожалеть разве что о том, что вышла за такого разбойника, как ты.

– Увидишь, увидишь! – утверждал Фоконьяк.

– Пусть так, спорить не стану, – сказал Жорж. – Но твоя инфанта – бесприданница, у нее нет никакого состояния.

– Знаю. Вот почему я намерен заставить добрейшего дядю и опекуна дать мне миллион.

– Миллион!.. Миллион в приданое племяннице, у которой нет никакого состояния! Ты просто сошел с ума, любезный друг, – удивился Кадрус.

– Вовсе нет. Этот Гильбоа со своим управляющим крайне подозрительно себя ведут. Прошлое этих людей определяет их будущее. Они что-то скрывают. Мои предчувствия меня никогда не обманывают. Вот почему я прикажу внимательно следить за Гильбоа и его управляющим. Белка ни на минуту не теряет из вида замок, сам черт ничего не скроет от этого хитреца. Слушай, – вдруг сказал Фоконьяк, – вроде бы к нам постучались. Должно быть, это он пришел со своим докладом. Так поздно! Должно быть, случилось что-то очень важное.

– Как! – сказал Жорж. – Белка! Здесь… как же он вошел?

– Нет ничего проще. Позади конюшни гостиницы есть невысокая крыша, вскарабкавшись на нее, легко добраться до слухового окна, а потом по коридорам он может приходить ко мне незамеченным.

– Отопри, – приказал Кадрус.

Фоконьяк подошел к двери и впустил Белку. Почтительно улыбаясь, он подошел к своим начальникам и поклонился.

– А, это ты! – благосклонно произнес вожак «кротов». – Всегда деятельный, всегда верный. Мне хотелось бы вознаградить тебя по заслугам, мой милый. Скажи мне, если когда-нибудь бродяжническая жизнь, которую ты ведешь с нами, опротивеет тебе, если когда-нибудь ты захочешь остепениться, жениться, мало ли еще что. Тебе стоит только мне сказать. Покровительство Кадруса не оставит тебя, а ты знаешь, чего стоит это покровительство.

– Чтобы я бросил «кротов»! – сказал молодой человек. – Оставить человека, без которого умер бы от голода в грязной луже! Никогда!

– Это хорошо, – ответил Жорж. – Ты, возможно, единственный пример благодарности, который мне случилось встретить в жизни. Но и я также не останусь неблагодарен. Теперь скажи мне, мой милый, зачем ты пришел сюда?

– А вот, – просто ответил Белка, – помощник ваш – он указал на Фоконьяка, – приказал мне день и ночь наблюдать за Магдаленским замком. Я сегодня присел на своем месте, на толстой ветви одной из лип близ двора, и оттуда заметил Гильбоа и его управляющего, осторожно запиравших двери, которые соединяли флигель, занимаемый прислугой, с остальным замком. До сих пор такие предосторожности не казались мне подозрительными. Но вот неизвестно откуда в замок явился гость. Его ждали, потому что Шардон провел его в большую гостиную. Но страннее всего то, что управляющий встретил другого гостя, потом третьего, потом множество других. Пришло больше дюжины. Ничего не было бы удивительного в том, что Гильбоа принимал гостей, давал бал. Но для чего же он удалил всю прислугу? Это меня подстегнуло. Я слез с дерева. Потом я пошел отыскать водосточную трубу. По этой трубе я вскарабкался на крышу, а на крыше есть окно, через которое я мог влезть на чердак, а оттуда спуститься по большой лестнице и слушать у дверей гостиной. Но подглядывать в щелку казалось слишком рискованным. Вы знаете широкие каминные трубы Магдаленского замка? Я спустился по одной из них до самого камина и прислушался. Через эту трубу я слышал разговор в гостиной. Я слушал, но ничего не мог понять. Вот что я услышал. Они говорили о каких-то суммах, которые должны были получить неизвестно откуда. Кажется, французский король, находящийся в Англии, присылал им эти деньги. Французский король, находящийся в Англии! Разумеется, я не понимал, что это значит. Потом они всё твердили: «Мсье должен приехать…», «Мсье приедет с островов…», «Мсье этого хочет…», «Мсье этого не хочет…» Я ничего не понимал.

– Мы знаем, о ком они говорили, – сказали Кадрус и его помощник. – Мы воспользуемся тем, что ты нам рассказал. Продолжай.

– Говорили они о корабле, тиране и о разных разностях, а потом назначили, в какой день им собраться. После долгих споров решили собраться послезавтра в той же гостиной в тот же час. А потом разошлись. Я тут же поспешил сюда.

– Как всегда, – сказал Кадрус, – ты великолепно выполнил свое поручение. Я тобой доволен. Вот, выпей за здоровье своего предводителя и друга.

Кадрус подал Белке кошелек с золотом. Тот растрогался, довольный похвалой и щедростью Жоржа.

– Теперь ты должен идти, – сказал Кадрус, – я хочу, чтобы ты отдохнул. Ты мне скоро понадобишься. Ступай…

– Ну! – вскрикнул Фоконьяк, как только молодой человек ушел. – Что я тебе говорил? У этого Гильбоа на совести много чего. Он не может отказать мне в руке своей племянницы. Он должен дать ей в приданое миллион.

Жорж не ответил, погруженный в размышления.

– О чем ты думаешь? – продолжал Фоконьяк. – О приданом или о тех деньгах, которые герцог Артуа должен прислать заговорщикам?

– Может быть, и о них, – ответил Кадрус. – Во всяком случае, мы должны послезавтра присутствовать на этом собрании.

– Я понял, – ответил Фоконьяк, возвращаясь в свою комнату.

Как ему казалось, был неподходящий момент для того, чтобы расспрашивать вожака «кротов» о его планах.

Глава XXX
ЗАГОВОРЩИКИ

В день и час, названные Белкой, «кроты» окружили Магдаленский замок. Кадрус и его помощник засели в большом камине гостиной Гильбоа. Белка показал им, как туда попасть. Сам же он остался на крыше, чтобы в случае опасности поднять тревогу.

Жорж и Фоконьяк терпеливо ждали. Они слышали шаги в коридоре, но ничто не указывало на то, что здесь готовились к приходу гостей.

– Уж не ошибся ли Белка? – шепнул нетерпеливый Фоконьяк на ухо Кадрусу.

– Не думаю, – ответил тот.

– А если они изменили день и час? – опять спросил Фоконьяк.

– Молчи, – приказал Кадрус, – молчи и слушай. Идут.

Действительно, в эту минуту дверь приоткрылась и они увидели тонкую полоску света. Вошедший человек направился прямо к камину.

Оба «крота» подумали, что ему приказано развести в камине огонь. Они на всякий случай тихонько вынули свои ножи. Но вошедший лишь зажег свечи и поставил подсвечники на стол.

– Это Шардон, – прошептал Фоконьяк.

Следя за всеми движениями управляющего, Фоконьяк говорил:

– Вот он ставит кресла вокруг стола. Одно. Два. Три… Тринадцать, – заключил гасконец, – несчастливое число, мой милый. Наверное, заговор не удастся. И в нем участвует этот гнусный Шардон! Ну, если среди этих тринадцати найдется Иуда, то, наверное, это будет он, а возможно, и бездельник Гильбоа.

Дверь гостиной распахнулась, и появился хозяин дома в сопровождении одного пожилого дворянина. Это был маркиз де Глатиньи. Вскоре пришли еще три человека, известные своими роялистскими взглядами.

– Все родовитые дворяне, – продолжал шептать болтливый Фоконьяк. – Мне так хочется показаться им. Я ведь тоже маркиз. Вот входят еще. Двенадцать! Но для кого же тринадцатое кресло? Уж не для этого ли гнусного Шардона?

Фоконьяк говорил правду: двенадцать человек, верных Бурбонам, собрались в гостиной Гильбоа. Тринадцатое кресло пустовало.

Кадрусу также хотелось все видеть и слышать, и он провертел дырочку в камине.

– Не правда ли, – шепнул ему Фоконьяк, – они вовсе не так грозны, как кажется? Надо надеяться, что их слова будут интереснее их самих. Вот Гильбоа откашливается, должно быть, как хозяин он будет говорить первым. Послушаем…

Однако заслонка не позволяла «кротам» расслышать речь Гильбоа. Они несколько раз уловили слова: корсиканец, тиран, слышали, как он говорил о законном короле, брате его величества, потом узнали, что речь шла о том, чтобы захватить императора. Оказывается, знаменитое кресло предназначалось брату короля, который должен был приехать, но почему-то отсутствовал. Кадрус и его помощник узнали цель собравшихся, но что же они решат? К счастью, маркиз де Глатиньи ответил на этот вопрос своим громким голосом.

– Господа, – начал пожилой дворянин, – мне кажется, время слов прошло. Оставим их нашим противникам. Бонапарт – надо отдать ему должное – тоже такого мнения. Он не любит ни фраз, ни фразеров. Последуем же его примеру и перейдем прямо к делу.

Эти слова были встречены возгласами одобрения.

– Господа, – продолжал маркиз, – предложение барона де Гильбоа нелепо и фантастично. Как! Завлечь Бонапарта в засаду! Увезти его в Англию! Эта просто глупость! Пуля – вот настоящий способ. Кинжал в крепкой руке – вот другой способ!

Воцарилось молчание. Очевидно, эти способы не нравились благородному собранию.

– Я вас понимаю, – произнес маркиз. – Вы считаете это убийством! Ну, да! В чем же дело? Разве вы забыли смерть герцога Энгиенского? А я не забыл! Долг платежом красен.

Все заговорщики опасливо переглянулись.

– Повторяю, – начал он, – все надо закончить одним ударом. Мертвецы с того света не возвращаются, а из Англии вернуться можно. Когда вернешься во Францию, вспомнишь всех, кто тебя оттуда выслал, и без колебаний велишь отрубить им головы.

– Это уже интересно, – шепнул Фоконьяк. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощник, любезный Жорж, советую тебе обратиться к этому маркизу. Однако посмотрим, что ответят другие.

– Этот способ превосходит размеры полученных мной полномочий! – воскликнул Гильбоа. – Его величество решится на все, чтобы возвратить трон своих отцов, но на преступление… Убийства всегда порождали мучеников. Тот, кто теперь против Наполеона, завтра перейдет на сторону его наследника.

Наконец, он предложил обратиться к Людовику XVIII. Старая роялистская партия одобрила это единогласно. Тотчас решили написать королю. Но тут возникло затруднение. Кто напишет письмо? Предложили Гильбоа.

– Слишком большой риск! – вскрикнул он. – И потом я не такого знатного происхождения, как вы.

Но старый мошенник выкрутился. Он позвонил. Появился Шардон.

– Садись, – велел ему Гильбоа, – и напиши, что я тебе продиктую.

Управляющий повиновался. Когда письмо было написано, возникла еще одна трудность.

– Какому надежному человеку мы поручим доставить письмо?

– У меня есть такой человек, – ответил Гильбоа. Это часто служивший мне доверенный курьер.

– Но как же его величество король Людовик Восемнадцатый узнает, что это письмо от нас, если оно будет без подписи?

– У меня есть надежный способ убедить короля, – опять ответил владелец Магдаленского замка. – Я часто переписываюсь с его величеством. Вот этот перстень служит мне вместо подписи. Когда король увидит его в руках нашего курьера, он поверит и передаст нам свои приказания.

В эту минуту Фоконьяк, забыв свой высокий рост, ударился головой об очажный колпак. Полусгнивший складной стул затрещал под тяжестью гасконца. Заговорщики задрожали с головы до ног, но никто не смел даже пошевельнуться. Глаза всех устремились на камин. Кадрус и его помощник воспользовались минутой всеобщего замешательства, чтобы вскарабкаться по трубе на крышу. Между тем маркиз де Глатиньи, бросился к камину. Опомнившись от оцепенения, все ринулись за ним и увидели в глубине камина два складных стула, покрытых пылью. Гильбоа сказал, что лежавшие в камине стулья выносили на улицу в теплую погоду, когда он читал в парке.

– Толстый слой пыли, – заверил он, – доказывает, что ими долго не пользовались.

Таким убедительным доводам никто не мог возразить. Однако все стали просить побыстрей закончить собрание. Письмо запечатали, потом отдали вместе с перстнем старому слуге барона. Затем роялисты простились с Гильбоа, который шипел сквозь зубы:

– Эти трусы готовы все сделать для своего короля с условием, чтобы не рисковать ни шкурой, ни состоянием.

Через несколько минут на улице раздался цокот копыт. Это курьер скакал во весь опор со своим трудным поручением.

Жорж и Фоконьяк спустились с крыши. Они видели, как заговорщики один за одним исчезали в лесу, не подозревая, что за ними наблюдали «кроты», скрывавшиеся за каждым деревом. Один знак – и вся шайка рассеялась, направляясь к перекрестку под названием Тулузский Крест. Там должен был проехать курьер.

Через полчаса беднягу схватили, обыскали, связали, взвалили на лошадь и перевезли в гроты, находящиеся в окрестностях Франшара. Там его развязали и заставили во всем признаться, после чего успокоили, обещая сохранить ему жизнь, посулили десять тысяч франков, если он будет хранить язык за зубами. Ему предстояло оставаться в плену несколько дней – нужно было время, чтобы сделать перстень, похожий на тот, что он вез. Затем его освободят и даже попросят продолжить свой путь, придумав благовидный предлог для оправдания своей задержки.

Глава XXXI
СВАТОВСТВО

Через несколько дней после этого кавалер де Каза-Веккиа и его друг маркиз де Фоконьяк направлялись к Магдаленскому замку. Их изящные наряды показывали, что им предстоит важный визит.

Гильбоа был удивлен их неожиданным приездом, особенно после довольно колкого разговора с маркизом на последнем балу при дворе.

Фоконьяк, бесцеремонно сев в кресло, которое ему не предлагали, указал на другое своему другу-кавалеру и на третье – барону де Гильбоа.

– Садитесь, господа, – сказал он с надменным видом. – Мне, право, было бы жаль, если бы вы остались на ногах, тем более что разговор мой с бароном может быть продолжителен…

– Могу ли я узнать, господа, – произнес, наконец, Гильбоа, опомнившийся от изумления, взбешенный, но ошеломленный самоуверенностью маркиза, – что стало причиной посещения такого…

– Как же, любезнейший! – перебил Фоконьяк. – Нет ничего проще. Во-первых, удовольствие пожать руку человеку, с которым желаешь вступить в дружеские отношения.

– А мне кажется, – дерзко возразил Гильбоа, – что после нашего разговора на балу вам не следовало бы приезжать в Магдаленский замок.

С этими словами барон встал. Это значило, что он выпроваживал своих незваных гостей. Однако ни кавалер де Каза-Веккиа, ни маркиз не пошевелились. Фоконьяк плавным движением руки указал барону на кресло, с которого он встал, и с улыбкой пригласил:

– Садитесь же, любезный барон!

Гильбоа, пораженный такой дерзостью, взглянул на колокольчик, а Фоконьяк продолжал:

– Это бесполезно, любезный друг. Вы обязаны выслушать меня.

– Сделайте одолжение, объяснитесь.

– А я уверен, что вы уже поняли меня. Уверен, что нисколько вас не удивлю. Я скажу вам просто, с благородной откровенностью, приличной таким людям, как мы. Барон де Гильбоа, я имею честь просить у вас руки вашей племянницы.

– Для кавалера де Каза-Веккиа? – спросил барон, взглянув на Жоржа, который не мог не улыбнуться ошибке владельца Магдаленского замка.

Фоконьяк увидел эту улыбку и вспомнил шутки своего друга. Ему надо было на ком-нибудь выместить свою досаду, и он сказал:

– Кажется, я выразился довольно ясно. Неужели я должен повторять? Извольте. Я имею честь просить руки вашей племянницы.

Произнося эти слова, гасконец поклонился до земли.

– Для себя?! – вскрикнул Гильбоа.

– Для себя, – ответил Фоконьяк, лицо которого выражало такой сильный гнев, что барон не посмел сделать вид, что не понимает.

Поклонившись в свою очередь, барон ответил:

– Будьте уверены, что моя племянница и я очень признательны чести, которую вы оказываете нашему дому. Однако я замечу, что разница в летах между вами и моей племянницей кажется мне серьезным препятствием…

– Как? – перебил Фоконьяк. – Что вы говорите о летах, барон? Мне не хотелось бы вас оскорблять, но ведь вы старше меня.

– И что с того?

– Ведь вы сами думаете о союзе, в котором будет гораздо больше разницы в летах.

– Полноте! – возразил хозяин Магдаленского замка, который хотя и был уверен, что никто не знал о его видах на племянницу, не мог не покраснеть при мысли, что маркиз о них пронюхал.

– Как «полноте»? – сказал Фоконьяк. – Маркиз Алкивиад де Фоконьяк никогда не говорит того, в чем он не уверен.

– Я не знаю, на что вы намекаете, – продолжал Гильбоа, – но вы должны видеть в моих ответах колебание дяди, который печалится при мысли навсегда расстаться со своими питомицами. Но у меня нет другой воли, кроме воли их самих. Позвольте мне посоветоваться с ними.

После этой длинной фразы барон поклонился. Как все трусы, он думал выиграть время, чтобы расстроить все планы этого неожиданного жениха. Он ошибался, потому что Фоконьяк сказал с показным смирением:

– Это справедливо, любезный барон, ваше замечание так естественно, что с ним нельзя не согласиться, но смею надеяться, что у меня нет более ярого сторонника. Я уверен, что буду иметь успех, если вы станете так горячо ее уговаривать.

– О! – ответил Гильбоа, начинавший терять терпение. – Я буду также откровенен с вами, маркиз. Не ожидайте от меня ничего подобного. Не зная вашего состояния, я думаю, однако, что разница, должно быть, велика…

– Знаю, – перебил Фоконьяк. – Я знаю, что девица Мари де Гран-Прэ…

– Как?! – перебил в свою очередь Гильбоа маркиза, обрадовавшись, что речь идет не о миллионерше Жанне. – Как?! Вы просите руки Мари?

Восклицание барона обнаруживало такую искреннюю радость, что Жорж и Фоконьяк не могли не улыбнуться.

– Именно так, любезный барон, – сказал Фоконьяк, – желание мое состоит в том, чтобы сделаться супругом восхитительной Мари. Будьте ходатаем за меня перед этой очаровательной особой.

Нечего было сомневаться, речь шла о Мари. Какое это было счастье для Гильбоа! По крайней мере, он так думал. Освободиться от племянницы, которая своими советами, по всей вероятности, помогала Жанне противиться его воле, иметь родственником такого человека, который был в фаворе при дворе! И потом – какая прекрасная партия! Мари станет маркизой! Это так неожиданно! Это так великолепно!

Барон встал и, крепко пожав руку Фоконьяку, уверил его, что тот не сможет иметь более красноречивого ходатая.

– Стало быть, милый будущий дядюшка, мы прекрасно сойдемся касательно приданого.

– Приданого? – повторил барон, и лицо его вытянулось. – Но ведь вам известно…

– И свадебной корзинки тоже, – невозмутимо продолжал Фоконьяк.

– Свадебной корзинки! – повторил озадаченный Гильбоа.

– Чему же вы удивляетесь, барон? Когда имеешь честь обладать такой племянницей, как же дяде и опекуну не дать ей в приданое кругленькую сумму, например миллион?

– Миллион?! – с испугом вскрикнул Гильбоа.

– Я даже думаю, что, находя это приданое недостаточным, вы положите в свадебную корзинку еще тысяч на сто бриллиантов.

– Милостивый государь, – строго произнес Гильбоа, который из-за денег чувствовал себя способным на любое преступление, – я полагаю…

– Что вы дадите приданое и бриллианты, – закончил Фоконьяк с самым любезным видом.

– Никогда! – воскликнул барон.

– Как вы сказали?

– Никогда! – повторил Гильбоа, не обращая внимания на злобный взгляд маркиза, который продолжал, словно не слышал:

– Так как я буду в отчаянии, если не отплачу вам такою же щедростью, барон, то я в свою очередь намерен сделать вам подарок, достойный короля.

Он сделал ударение на последнем слове.

– Короля? – сказал Гильбоа, невольно задрожав.

– Да, я сказал короля, даже самого Людовика Восемнадцатого.

– Что вы имеете в виду? – вскрикнул Гильбоа, потеряв всякую осторожность.

– Я хочу сказать, что за подобный подарок… – начал Фоконьяк, показывая барону перстень, отнятый у слуги. – Я хочу сказать, что за такую вещицу вы охотно положите бриллианты в свадебную корзинку моей будущей жены.

Гильбоа при виде рокового перстня опустил руки и упал в кресло. Наступило минутное молчание. Жорж и Фоконьяк поспешно подошли к барону. Они боялись апоплексического удара – до того лицо барона налилось кровью.

– Полно! – успокаивал его маркиз. – Опомнитесь, любезный будущий дядюшка. Вы мне нужны хотя бы для того, чтобы подписать брачный контракт.

– Да… – машинально повторил барон. – Подписать контракт. Я сделаю все, что вы хотите, я подпишу, я дам приданое, но…

– Я так и знал! – весело сказал маркиз.

– Но, – продолжал Гильбоа, едва переводя дух и следуя только за своей мыслью, – каким образом этот перстень…

– И это письмо, – добавил Фоконьяк, показывая знаменитое послание, написанное под диктовку роялистов.

– Да, и это письмо, – продолжал барон. – Каким образом эти вещи попали в ваши руки?

– Ах! Когда-нибудь, когда мы будем составлять одну семью, возможно, я расскажу вам. Теперь вам довольно знать, что эти драгоценные вещи находятся в моих руках. Они станут мне гарантией, что вы как можно быстрее постараетесь заключить мой союз с вашим домом. Промедление было бы опасно. Сразу после брачной церемонии я вручу вам этот перстень в знак вечного союза между нами.

Потом, не дожидаясь ответа Гильбоа, лишившегося дара речи, Жорж и Фоконьяк встали. Дойдя до двери, маркиз на прощание прибавил:

– Будьте уверены, любезный барон, что вы будете иметь во мне самого преданного племянника. Доказательством служит то, что, не желая лишать вашу фамилию благородных связей, я позаботился, чтобы его величество Людовик Восемнадцатый получил письмо и перстень, которые вы ему послали.

– А тот, который у вас в руках? – с живостью спросил Гильбоа, который на минуту ощутил надежду, что может избегнуть адских когтей этого человека.

– Это настоящий перстень, – лукаво ответил Фоконьяк. – Граф Прованский получит или уже получил только копии письма и перстня, однако не беспокойтесь, его величество, как вы называете графа, не догадается. Подделка просто великолепна! Благоволите, любезнейший, принять уверение в моем глубочайшем к вам уважении.

Подойдя к Гильбоа, он шепнул ему на ухо:

– Любезный барон, помните, что ваша жизнь окажется в опасности при малейшей увертке с вашей стороны…

Через несколько минут оба начальника «кротов» вернулись в свою гостиницу в Фонтенбло. Всю дорогу они потешались над расстроенным хозяином Магдаленского замка, который после их отъезда вызвал управляющего.