Текст книги "Разбойник Кадрус"

Автор книги: Эрнест Ролле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава XII
ОБВИНЕНИЕ, ПАВШЕЕ НА КАВАЛЕРА КАЗА-ВЕККИА И МАРКИЗА ФОКОНЬЯКА

Когда Жоржа и Фоконьяка вызвали к Фуше, они быстро переглянулись и гасконец на разбойничьем жаргоне спросил:

– Идти ли?

– Да! – ответил Жорж. – Иначе нас арестуют и сразу убьют. Может быть, Фуше лишь что-то подозревает и станет нас допрашивать, а мы его проведем.

Оба тотчас встали, чтобы поехать вместе с поручением министра, который ждал снаружи. Жорж сказал ему:

– Мы готовы следовать за вами.

– Не прикажете ли оседлать ваших лошадей? Его светлость живет на своей вилле в часе езды отсюда.

Жорж и Фоконьяк поняли, что речь не идет об аресте, если министр приглашает их к себе. Жорж приказал лакею оседлать лошадей.

– Странно, – заметил гасконец, – что мы понадобились Фуше. Не находите ли вы, кавалер, что он мог бы написать нам? Так было бы гораздо учтивее. Как министр он может приказывать нам, пока мы находимся на французской земле. Как дворянин он должен выказать вежливость, это бесспорно. Однако какое у него может быть к нам дело? Скорее всего, никакого. Значит, он просто решил лично познакомиться с отпрысками древних дворянских фамилий.

Эту комедию они разыграли для порученца министра, который передаст ему дерзости Фоконьяка, но Фуше не обижался на такие пустяки.

– Лошади оседланы, – доложил лакей.

Все трое отправились в путь. Жорж подумал: «Если бы подозревали, что я и есть Кадрус, то гостиницу наверняка окружили бы».

Дорога к вилле министра пролегала мимо Магдаленского замка. Де Фоконьяк бросил на него долгий взгляд, а Жорж, по-видимому, не обратил на замок внимания.

После прибытия на виллу мнимых дворян просили подождать несколько минут. В передней министра они провели полчаса. Фуше слушал донесение своего агента и справлялся со своими записями. Через четверть часа он коснулся потайной пружины в стене кабинета. Открылся смотровой глазок, через который он наблюдал за находившимися в передней. Де Фоконьяк демонстрировал свое нетерпение с хладнокровием знатного вельможи времен Людовика XV.

– Какая славная вещь этикет, – разглагольствовал он, – и как был прав великий король! Он также даровал дворянство ничтожным людям. Однако он установил такой порядок, что титулованного человека никогда не заставляли ждать в приемной простолюдина, облеченного важной должностью.

Он продолжал высказываться в той же тональности, поэтому Жорж сказал ему громким шепотом, зная, что их подслушивают:

– Позвольте, маркиз де Фоконьяк. Я уязвлен не меньше вас. Однако вы зря демонстрируете здесь свою досаду. Это опрометчиво.

– Что же нам может угрожать? Надо хорошенько подумать, прежде чем коснуться Алкивиада де Фоконьяка.

– Коснулись же герцога Энгиенского, который пал под пулями солдат первого консула.

Фоконьяк сделал вид, будто задрожал. Настало тягостное молчание. Фуше сказал себе: «Главное лицо здесь – молодой человек, другой – просто старый дуралей».

Он обратился к своему секретарю:

– Его величество очень желает взять к себе на службу этих двух дворян. После неудачи Савари император питающий слабость к громким именам, дал мне понять, что он все-таки не может сделать этих двух господ полковниками без большого скандала. «Постарайтесь, – сказал он мне, – привлечь их на мою сторону так, чтобы мне не пришлось прибегать к подобному шуму». Я, – продолжал Фуше, – взялся за это дело, благополучного исхода которого так желает его величество. Однако, изучив этих господ, я пришел к следующему заключению: они отказываются от предлагаемых чинов не потому, что считают их ниже своего достоинства, но оттого, что не желают поступать на службу и хотят остаться в Фонтенбло. Возможно, причина тому – вероятный заговор, о котором нам пока слишком мало известно, чтобы мы могли действовать решительно.

– Вашей светлости достаточно поговорить с этими господами, и все сразу прояснится.

– Я действительно придумал способ, – ответил Фуше, – узнать, как все обстоит на самом деле. Если это заговорщики, то они откажутся от полковничьих званий, поскольку это удалит их от двора. Если они не шпионы роялистов, то обрадуются, узнав, что получат патенты.

– Но ведь у вас нет этих патентов, ваша светлость, – возразил секретарь министра. – Как же вы им потом откажете, если они согласятся?

– В последний момент я выдвину невыполнимые условия. Спрячьтесь за портьерой и слушайте.

Он позвонил. Вошел лакей. Фуше сделал ему знак, и посетителей проводили в кабинет.

Фуше сидел в огромном кресле и держал в руках кучу бумаг, он слегка кивнул в ответ на поклон вошедших и пригласил их сесть.

– Господа, – сказал он, – я сожалею, что этикет (он сделал ударение на этом слове) не позволяет министру самому отправляться к простым гражданам, чтобы допросить их.

Фоконьяк закусил губу, словно смутившись. Жорж просто поклонился.

– Господа, – продолжал Фуше, – его величество увидел ваши имена в списке приглашенных и приказал собрать о вас подробные сведения. Вы догадываетесь, почему?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Жорж.

Но Фоконьяк самодовольно заявил:

– Вы слишком скромны, кавалер. Его величество, очевидно, был поражен, увидев, что кавалер де Каза-Веккиа и маркиз Алкивиад де Фоконьяк явились к его двору. Если наши лица ему незнакомы, то знатность наших фамилий слишком известна для того, чтобы остаться незамеченной даже при дворе Наполеона Первого, императора всех французов.

Фуше улыбнулся и сказал:

– Маркиз прав, император намеревается залечить раны, нанесенные революцией. Его величество хочет привлечь к себе родовитое дворянство. Так что неудивительно, что его величество обратил на вас внимание.

Оба разбойника поклонились.

– Но…

Жорж улыбнулся. Фоконьяк поправил свое жабо и сказал:

– Тут есть одно «но»…

– Без сомнения, – перебил его министр. – Генерал Савари делал вам некое предложение, если я не ошибаюсь?

– Вы не ошибаетесь, – заметил Фоконьяк с насмешливым видом.

Фуше расхохотался.

– Мне было нужно удостовериться в этом… Я не знал наверняка. Итак, после переговоров с Савари вы выказали желание служить в армии его величества, и генерал обещал вам свою помощь. Император предлагал вам звания лейтенантов.

– Мы поблагодарили, – сказал де Фоконьяк, – но очень почтительно заметили посланнику генерала, что наши имена не позволяют нам принять столь ничтожные звания.

– Его величество предлагал вам капитанские патенты, – сказал Фуше, – но вы и от них отказались.

– Действительно, – вмешался Жорж, – мы отказались, надеясь получить патенты полковников. Людовик Четырнадцатый людям нашего происхождения давал полки.

– Но Людовику Четырнадцатому не приходилось для этого нарушать закон.

– Вот еще! – сказал Фоконьяк.

– Маркиз, его величество желает соблюдать законы своей страны. Этим он хочет подать пример всем своим подданным.

– А мне кажется, что если он нарушил закон при производстве в капитаны, то можно нарушить его и при производстве в полковники.

– Император колебался, но я уговорил его.

– А! – воскликнул Фоконьяк. – Так что, мы назначены?

– Да, господа. Маркиз де Фоконьяк будет произведен в полковники Главного штаба при маршале Лефевре. Кавалер де Каза-Веккиа также будет послан как полковник Главного штаба к маршалу Журдану.

Фуше наблюдал за впечатлением, которое эти назначения произвели на обоих дворян. Жорж казался довольным, Фоконьяк восхищенным. Фуше понял, что ему не удалось заманить их в ловушку. Тогда он решил действовать иначе.

– Тысячу раз благодарю вас, ваша светлость! – сказал Жорж.

– Я в восторге и очень вам признателен! – вскрикнул Фоконьяк.

Но Фуше остановил этот энтузиазм.

– Однако… – начал он.

Это «однако», по-видимому, испугало дворян.

– Однако, – продолжал министр, – для виду вы некоторое время побудете капитанами, а потом…

– Но ваша светлость сказали нам, что наши патенты на чин полковника… – произнес Жорж.

– Были подписаны… да. Но вы не должны обижаться, что от вас требуют некоего залога.

– Господин министр, – сухо сказал Жорж, – эта комедия ниже достоинства его величества, ниже вас, ниже нас. Я со своей стороны не согласен на эти предложения. Я считаю себя вправе получить полковничьи эполеты и требую их.

– Кавалер, – заметил Фоконьяк, – вы говорите, как подобает дворянину.

Фуше переменил тактику. Он понял, что эти двое могут перехитрить его, и решил действовать напрямик.

– Господа, – заявил он, – ваш отказ необъясним.

– Для вашей светлости… – дерзко начал Фоконьяк.

Фуше движением руки заставил маркиза замолчать.

– Я догадываюсь о причине вашего отказа, – сказал он. – Мне указали на вас, господа, как на опасных заговорщиков. Во Франции роялисты строят заговоры с целью убить императора, чтобы отомстить за смерть герцога Энгиенского.

– И вы обвиняете нас в стремлении убить императора?! – вскрикнул Жорж.

Он принял надменную позу истинного аристократа.

– Господин министр, Каза-Веккиа не какой-нибудь ничтожный негодяй, Фоконьяк не унизится до подобной гнусности.

– Позвольте, господа! Знатные фамилии замешаны в покушении, совершенном Жоржем Кадудалем!

– Но Жорж Кадудаль не изменил своему долгу, и дворяне, помогавшие ему, не посрамили своих гербов.

– Вы с негодованием отозвались о политическом убийстве, а теперь чуть ли не оправдываете его.

– Я никого не оправдываю и не обвиняю. Рассмотрим факты: Кадудаль рисковал жизнью в заговоре против императора, а когда заговор провалился он собственной персоной заплатил за свое поражение. Вы подозреваете нас в стремлении к измене, а не к убийству. Мы прибыли предложить свои услуги, и нас радушно приняли. Мы поступили бы вероломно, вступив в заговор против императора, который полагает, что допустил к своему двору двух благородных дворян. Вы нас оскорбили, милостивый государь. Прикажите взять в гостинице наши документы, бумаги, письма. Пусть заглянут в наше прошлое. Вы увидите там только шалости и сумасбродства богатых молодых людей, но ничего подозрительного. Маркиз де Фоконьяк и я провели в Италии шесть лет. Я был беден, он богат. Потом я разбогател, получив наследство. Мы восхищались подвигами генерала Бонапарта. Однажды маркиз де Фоконьяк сказал мне: «Кавалер, мы должны бы предложить наши шпаги герою, которым мы восхищаемся». И мы приехали представиться его величеству без всякой тайной мысли, кроме вполне понятного честолюбия. Мы считали, что наши шпаги не должны ржаветь в ножнах и нам следует приобрести славу, а добиться ее можно лишь на службе у Наполеона Первого. Вот вся правда, ваша светлость. Теперь поступайте как сочтете нужным.

Жорж умолк. Не говоря ни слова, взволнованный Фоконьяк пожал ему руку. Фуше ничего не сказал. Он позвонил, вошел секретарь.

– Ну что? – спросил министр.

– Ничего, ваша светлость, – ответил секретарь и ушел.

Фуше встал и любезно улыбнулся. Оба дворянина также встали.

– Господа, – сказал министр, – мое положение иногда предполагает неприятные обязанности, я был вынужден приказать произвести у вас обыск. Успокойтесь, – прибавил он, когда Жорж хотел что-то возразить, – этот обыск произведен без шума, вы ничем не скомпрометированы, о вашей репутации старательно позаботились. Я сознаюсь, господа, – прибавил он более любезным тоном, – что результаты должны внушать мне величайшее доверие к вам. Ваше состояние происходит от наследства, кавалер, в чем я сомневался. Зная, что в свое время, живя в Неаполе, вы пребывали в стесненных обстоятельствах, я предполагал, что вашу роскошную жизнь финансировали принцы-эмигранты, но это не так. А у маркиза де Фоконьяка есть дядя-миллионер. Итак, повторяю вам, господа, вы снискали мое полное доверие. После этого откровенного разговора я вам сделаю очень серьезное предложение.

– Мы к вашим услугам, ваша светлость, – сказал Жорж.

– Если вы хотите стать полковниками, то вам надо совершить какой-нибудь смелый и блистательный поступок. Так вот. Существует один человек, очень мне мешающий. Человек этот с полусотней своих сообщников творит бесчинства и несказанно всем докучает. При попытках захватить его делали глупости одну смешнее другой.

– Вы говорите о Кадрусе? – спросил Жорж.

– Да, – ответил министр. – Вы понимаете, сколь прискорбно видеть шайку разбойников, пренебрегающую всеми законами. С другой стороны, события в Италии и Испании доказывают, как трудно уничтожить дерзкую шайку, к тому же искусно управляемую.

– Действительно, – согласился Фоконьяк, – в Неаполе никак не могли захватить шайку разбойников, там генерал Мендес за шесть лет потерял две тысячи семьсот человек.

Фуше продолжал:

– Савари пытался обнаружить и уничтожить «кротов», но тщетно. Он сам попал к ним в плен и сделался посмешищем для всей Европы. Я хочу действовать иначе – стану собирать о них сведения, внушив им уверенность в полной безопасности. Когда я узнаю о них все, что мне нужно, я застану их врасплох и захвачу двумя небольшими отрядами, взяв в клещи. И знаете, кому я поручу командовать этими отрядами?

– Догадываюсь, – сказал Фоконьяк и радостно улыбнулся.

– Вам, господа, – продолжал Фуше, – вам достанется вся слава этой экспедиции. Когда с шайкой Кадруса будет покончено, вы сможете выбрать полк по своему усмотрению. Итак, вы согласны?

– Безусловно, ваша светлость.

– А вы, маркиз де Фоконьяк?

– Разумеется, ваша светлость.

– Итак, господа, я полагаюсь на вас. Прежде чем мы расстанемся, – добавил он с некоторой иронией, – я приношу извинения, что, вызывая вас как министр, я был вынужден потревожить людей вашего звания.

Де Фоконьяк засмеялся и возразил:

– Даже в царствование великого короля, ваша светлость, шутили не так остроумно, как вы.

Фоконьяк и Жорж поклонились. Фуше позвонил, лакей открыл дверь, и оба дворянина удалились. Сразу после их ухода появился секретарь.

– Они как люди не стоят того высокого мнения, какого я был о них, – сказал министр. – Один, маркиз довольно остроумный нахал. Другой, кавалер, станет превосходным дивизионным генералом, не более. Он годится как пушечное мясо и погибнет с честью. Для этой экспедиции им дадут двух человек, облеченных необходимыми полномочиями. Вся слава должна достаться двум знатным протеже императора, но и настоящих командующих экспедицией щедро наградят. Страсть его величества окружать себя дворянами обойдется нам в невероятное число патентов. Дорого же стоит золотить двор!

Фуше принялся за работу. Он и не подозревал, что проиграл партию против самого Кадруса.

Глава XIII,
ГДЕ ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ЕСТЬ ЛЮДИ, СОЧУВСТВУЮЩИЕ КАТОРЖНИКАМ

Встреча Фуше с двумя главарями «кротов» происходила в тот же вечер, когда дядя Жанны и его управляющий решили опорочить девушку. В тот момент, когда Фоконьяк и Жорж проезжали мимо Магдаленского замка в сторону виллы Фуше, Гильбоа ходил по саду и бормотал:

– Когда мы ее скомпрометируем, она станет моей!

Размышления Гильбоа нарушил цокот копыт проезжавших по дороге всадников. Он вдруг вспомнил, что у него есть дело в Фонтенбло, и приказал заложить свой экипаж, распорядившись, чтобы его сопровождали два вооруженных лакея. Узнав, что в окрестностях появились «кроты», все принимали меры предосторожности.

– Я скоро вернусь, – сказал он своему управляющему из окна кареты.

Тот остался ждать возвращения хозяина. Шардон, управляющий Гильбоа, обладал отталкивающей внешностью и скверным характером. У него была голова куницы и острые скулы, хитрые повадки и лживый взгляд – все это указывало на его коварство и алчность. Он хромал. Никто этому не удивлялся. В свое время он сидел в тюрьме. Да, в тюрьме… и именно поэтому он стал управляющим у Гильбоа. Шардон вызвался за сущие гроши вести у него весь учет, уверив хозяина в своей неограниченной преданности. Гильбоа воспользовался услугами этого негодяя и вскоре сделал его своим управляющим. На все предупреждения касательно прошлого Шардона Гильбоа ответил так:

– Я, человек богатый и занимающий высокое положение в обществе, своими поступками обязан бороться с варварскими обычаями и предрассудками, когда искупивших свою вину бывших каторжников считают изгоями, тем самым доводя их до еще большего отчаяния.

Толпа восхищалась и кричала «Браво!». Но Шардон сознавал всю тяжесть своего положения, обязывавшего его во всем потакать хозяину. Не угодить барону де Гильбоа означало снова впасть в нищету и пороки, а в конечном итоге опять оказаться в тюрьме. Когда Гильбоа уехал, он стоял, устремив глаза на дорогу. Он чего-то ждал.

Показались двое нищих, которые сели на тумбы, прислоненные к решетке парка, и протяжным напевом начали просить милостыню у прохожих. Они представляли в лицах басню Лафонтена «Слепой и Калека». Гильбоа всегда подавал им щедрую милостыню, причем делал это напоказ. Не из сострадания – он мало заботился о других, – но потому, что богатство налагает на человека определенные обязанности, а он хотел прослыть великодушным и добрым. Когда он показался на дороге, нищие подошли к нему, но он не обратил на них внимания. Гильбоа даже грубо оттолкнул руки, протянутые к нему, знаком велел управляющему подойти и сказал:

– Распорядись вынуть из кареты свертки и отнести их в кабинет. Возьми два футляра из дверных карманов и ступай со мной.

Шардон, передав эти приказания слугам, выбежавшим встречать хозяина, сам взял футляры и, не говоря ни слова, пошел за Гильбоа, который направился прямо в свой кабинет.

– Ты готов? – вдруг спросил Гильбоа, даже не оборачиваясь к своему управляющему.

– А вы еще не передумали? – ответил тот на вопрос своего хозяина другим вопросом.

– Да… С этим делом надо непременно покончить сегодня. Где же твои люди?

– Одно слово, одно движение – и они здесь.

– Ты уверен в них?

– Как в себе самом. Ну что, показать их вам?

– Как! Они так близко?

– В двух шагах.

– Послушай, Шардон, – сказал хозяин управителю, – отступать нам нельзя. Савари вчера спросил меня: «Почему это, любезный господин де Гильбоа, вы лишаете двор таких двух очаровательных особ, как девица де Леллиоль и ее кузина? Говорят, у первой огромное состояние, а вторая по красоте своей достойна обожания самых знатных сановников. Поэтому удалять от двора двух девиц, которые могут стать его украшением, есть преступление против воли императора, желающего женить своих генералов на знатных девушках». Ты представляешь, что означает эта любезность Савари?

– Император хочет, – согласился Шардон, – чтобы все знатные фамилии, все богачи столпились у его трона. Мадмуазель Жанна и знатна, и богата.

– Стало быть, ты понимаешь, что назад пути нет?

– Конечно.

– Тогда зови своих людей.

Шардон свистнул каким-то особенным образом. Услышав этот звук, оба нищих сразу оборвали свою заунывную песню. Слепой, ведя калеку, позвонил у калитки. Привратник не хотел его пускать.

– Не мешайте нам собирать милостыню, – загнусавил калека. – Господь вас вознаградит. Глядите, управляющий хочет, чтобы нас пропустили.

Привратник, взглянув на окна, действительно увидел, что управляющий знаками приказывает ему впустить нищих. Через минуту оба предстали перед Гильбоа.

Тот с некоторым волнением ждал людей, о которых ему говорил Шардон, но, увидев нищих, вскрикнул от удивления. Слепой! Калека! Для того чтобы осуществить похищение!

– Вот кого ты ко мне привел! – крикнул он Шардону. – И вы приняли его предложение? – обратился он к нищим.

– Как же быть, добрый господин? – захныкал слепой. – Надо же как-то кормиться.

– Но ваши недуги… – замялся владелец Магдаленского замка.

– Деньги лучше всякого лекарства, – хныкал нищий. – Они возвращают зрение слепым и ноги калекам.

Когда он это говорил, ноги калеки вдруг распрямились, он вскинул костыль на правое плечо и обошел комнату, как солдат на марше. Гильбоа пришел в восхищение от ухищрений, к которым прибегали эти негодяи, чтобы вызвать к себе сострадание. Он рассмеялся:

– Великолепно! Но к чему вам заниматься таким тяжелым ремеслом? Каково тебе таскать его на плечах?

– Не обижайте меня, – ответил мнимый калека. – Я влезаю на него только при входе в деревню.

– А все-таки ремесло утомительное, – возразил Гильбоа.

– А зато выгодно! Примерно шестьсот ливров дохода, хлеб, мясо и случайная прибыль!

– Это что еще такое?

– А вот что. Есть богачи, которые всегда подают нам определенную сумму деньгами, да еще и продуктами. А то, что нам бросают из дилижансов и карет – это доход случайный. Потом еще есть выгодные предприятия, вроде задуманного вами похищения, которое сулит нам хороший барыш.

Намек был прямой.

– Ну что ж, обсудим это! – сказал барон. – Сколько Шардон вам за это обещал?

– О, добрый господин – ответил бывший слепой, – Шардон очень хорошо относится к своим старым друзьям (негодяй с намерением сделал ударение на этих словах), он говорил нам о тысячном билете, но теперь вы прибавьте хоть что-нибудь… Еще бы тысячный билетик, а? Я уже вам говорил, деньги могут вернуть ноги и глаза.

– Хорошо, – перебил Гильбоа, – вы получите две тысячи франков.

– Гм! – произнес нищий. – Почему бы не заплатить нам сейчас? Мы с товарищем не сомневаемся в слове такого человека, как вы… Но времена нынче тяжелые, и притом мы все смертны…

– Возьми, – сказал он мнимому слепому.

Он подал ему билеты и добавил:

– Ты доволен?

– Более чем.

Негодяй продолжал:

– И что нам предстоит вечером?

– Ничего не может быть проще, – ответил Шардон за хозяина, у которого от гнева перехватило горло. – Окна в спальнях обеих девиц будут открыты, все слуги удалены, свеча, поставленная в моем окне, станет вам сигналом. Вы должны связать девицу Мари, а девицу Жанну связать и унести. С ней вы отправитесь к лесу и донесете племянницу барона до хижины «Зеленый Лес». Остальное – не ваше дело.

– Может быть… однако… если мы рискуем… то хотелось бы знать…

– Я вам сказал, что речь идет только о том, чтобы, так сказать, разыграть эту девушку, которая полна романтических мыслей и мечтает о похищении. Дядя хочет напугать ее и показать, что не все в ее мечтах усыпано розами…

– У которых есть шипы, – добавил слепой.

– Вот именно.

– Но когда этими шипами уколют девочку, она, конечно, одумается и спустится с небес на землю… а кончится все свадьбой, пиром, весельем для гостей, богатством для барона, милостыней для нас, радостью для всех, кроме баронессы, потому что молодые любят молодых, а барон уже не первой молодости!

Оба нищих расхохотались. Гильбоа пришел в бешенство, потому что его план разгадали, и закричал:

– Вон, негодяи! Ничего мне от вас не нужно!

– Поздно! – дерзко ответили они. – Мы ваши сообщники.

– Вот так дела! – воскликнул Шардон.

– Ну что, мировую? Вам же хуже, если мы повздорим.

– Ну, хорошо, мировую.

– За это надо пятьсот франков.

– Дайте, – шепнул Шардон своему хозяину. – Барон согласен дать пятьсот франков, – прибавил он вслух, – но заплатит их потом.

Нищий хотел было настаивать, но Шардон нахмурил брови, и бродяга согласился.

Когда они ушли, Гильбоа сказал своему управляющему:

– Распорядись отнести эти футляры и, картонки моим племянницам… в них лежат наряды, которые я им дарю для бала при дворе… и скажи, что я скоро к ним поднимусь.

Через несколько минут управляющий доложил, что приказание исполнено, и прибавил:

– Если, как говорят, щедрость есть самый верный путь к сердцу, то ваши воспитанницы станут просто обожать своего опекуна.

– Ты думаешь? – спросил Гильбоа.

– Еще бы! Царские подарки, увеселения на балу при дворе и надежда найти поклонника – есть от чего закружиться головам молодых девушек, которые до сих пор сидели взаперти.

Гильбоа встретил самый радушный прием. Шардон не ошибся. Благодарная Жанна подставила дяде лоб, и он задрожал от радости, запечатлев на нем поцелуй. Пухленькие ручки Мари, обнявшие опекуна, пробудили в нем волнение, которого он не испытывал со времен далекой молодости.

– Дети мои, – сказал барон, взяв стул, который молодые девушки забыли ему предложить, – я очень рад, что мог доставить вам удовольствие.

Жанна и Мари осыпали его ласками, он продолжал свою комедию.

– Я очень счастлив, – сказал он взволнованным голосом, положив руку на сердце, – очень счастлив, что эти заслуженные вами подарки доставили вам удовольствие. Это слабое доказательство моей признательности за ту привязанность, которой вы окружили своего старого дядю.

Потом, после некоторого молчания, он прибавил с грустным, но вместе с тем добродушным видом:

– Милая Жанна, этот вечер явится в вашей и моей жизни эпохальной вехой. И в вашей тоже, Мари. Мне хотелось бы составить счастье одной из вас, женившись. Но вы непременно хотите видеть во мне только отца… Я предпочел бы иную роль, но… Надо уметь безропотно покоряться!

Мари очень удивилась. Дядя никогда не упоминал о своем намерении жениться на ней. Однако она не поправила его. Жанна пыталась найти в словах дяди какой-то скрытый подвох и нахмурила брови, но он с улыбкой добавил:

– Отказываясь от этой надежды, я хочу, чтобы вы сделали себе блестящие партии. На балу вам необходимо быть первыми красавицами. У всех должна закружиться голова, все мужчины должны смотреть только на вас. Я хочу, чтобы все были ослеплены вашей красотой.

Мари представила себя графиней или баронессой, Жанна решила, что дядя действительно отказался от всяких притязаний на нее. Барон, продолжая свою лицемерную игру, сказал молодым девушкам:

– Кстати, дети, я хочу быть балованным отцом. Я должен первым узнать его имя.

– Что вы хотите сказать? Его имя?

– Ну да…

– Чье же?

– Полно! Не притворяйтесь наивными…

– Но, дядюшка…

– Но, любезный опекун…

– А, лицемерки! Вам нужно сказать прямо… ну, имена мужей, которых вы себе выберете. Вы понимаете, что, не желая принуждать вас, – прибавил он с напускным достоинством, – я буду до крайности снисходителен – я обязан объяснить вам, что это за человек. Не слишком медлите, – прибавил он весело, – через три месяца вас обеих должны называть мадам.

С этими словами он поцеловал их в лоб и убежал, смеясь и оставив племянниц в смущении. Через несколько минут Гильбоа уехал в Фонтенбло и взял с собой нескольких лакеев. А еще через некоторое время управляющий говорил привратнику Магдаленского замка:

– Ваши жена и дочь еще не вернулись из города, хотя я их отпустил с самого утра. По-моему, что они чересчур опаздывают. Заложите тележку и поезжайте им навстречу вместе с садовником. Возьмите у меня два охотничьих ружья. Сейчас много говорят о «кротах». Негоже, чтобы женщины возвращались одни.

Привратник рассыпался в благодарностях. Поваров уже давно отпустили. Оставались горничная девушек и камердинер барона. Они жили дружно и любили танцевать. Управляющий позволил этой паре, которая вскоре собиралась пожениться, отправиться на бал, в десять часов оседлал лошадь и тронулся в соседний замок, где у него было назначено свидание…

Обе девушки остались в замке одни. Одни? Нет. Оба разбойника, которые должны были увезти их, уже стояли на своих местах.