Текст книги "Озеро скорби"

Автор книги: Эрин Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава 5

– Мы ходим кругами, – сказала Нора. Она посмотрела на все бумаги, что они с Кормаком разложили перед собой: два рисунка Чарли Брейзила, книгу об обработке металла в железном веке, список Лугнабронских артефактов из Национального музея. Они весь день и весь вечер просматривали все факты, но это занятие не принесло почти никаких плодов. Кормак попытался позвонить кое-кому и выяснить, была ли Рейчел Бриско дочерью его бывшего коллеги, но никто из тех, с кем он поговорил, не смог подтвердить его предположение.

– Может, нам пора бросить с этим возиться, – сказала Нора, – и просто принести Уарду все найденные нами обрывки. У него ведь есть и другие куски этой головоломки. Может, что-то из этого будет для него иметь больше смысла, чем для нас. – Она начала искать под бумагами визитку полицейского.

– Подожди секунду, – сказал Кормак, – прежде чем звонить; я тут как раз думал, что, может, знаю то место, которое упомянул Десмонд Куилл во время ланча. Есть заброшенный сарай на дороге в Лугнаброн, он остался с того времени, когда здесь производили дренажные трубы. Место, я думаю, не использовалось годами, но там наверняка все еще полно бетона. Может, стоит быстренько съездить туда до темноты, чтобы посмотреть, не окажется ли, что кто-то пользуется им.

Сумерки в середине лета длились часами, но темнота лишь появилась на востоке, когда они покинули «Кроссез» и свернули на главную дорогу в Бирр.

– Откуда ты знаешь про это место? – спросила Нора.

– Ну, я не вполне уверен, что это то самое место, о котором говорил Куилл. Но я неплохо знал весь этот район. Нет гарантии, что то место, которое я помню, все еще там, но заброшенные места обычно мало меняются.

Сарай был как раз там, где помнил Кормак, вниз по дорожке в густых зарослях кустистых деревьев.

– Давай оставим машину не на виду, если получится, – сказала Нора. – Если там кто-то есть, лучше подойти пешком.

Кормак завел джип за огромную кипу черного полиэтилена на заросшей изгороди из дерна, взял фонарь из бардачка и протянул Норе другой из своей сумки для раскопок. Сумерки затухали быстро. Они подошли к сараю, одноэтажной проржавевшей металлической конструкции с несколькими пыльными окнами на высоте около десяти футов над землей и огромным висячим замком на двери. Нора проверила замок, осторожно, чтобы не коснуться металла, боясь смазать отпечатки пальцев, которые могли тут остаться. Замок был не новый, но вряд ли был тут больше пары лет.

– Хорошо бы заглянуть в окна, – сказала она. – Тут нет ничего поблизости, на что мы могли бы забраться?

– Я слышу машину, – сказал Кормак, и они оба рванули в укрытие, как раз успев нырнуть за угол сарая, когда рядом с ним остановился серебристый «ниссан» Оуэна Кадогана. Он открыл багажник и выпрыгнул, ища в кармане брюк ключ. Он зашел в сарай, и Нора собралась было посмотреть в открытую дверь, но Кормак удержал ее. Они услышали шорох внутри и короткие охи от напряжения, и скоро опять показался Кадоган, неся на плече объемистый сверток, обернутый в черный пластик. Он бесцеремонно свалил его в багажник, потом опять запер сарай и уехал. Как только он исчез из поля зрения, Нора бросилась к джипу, слыша, что Кормак бежит за ней.

Они последовали за ним на расстоянии по главной дороге и вслед за Кадоганом свернули на узкий проезд к каналу. Впереди на однорядной дороге его машины не было видно. Фары джипа высветили разрушенный коттедж с окнами, забитыми потрескавшимися досками; когда-то здесь кто-то жил, а теперь это было что-то вроде служебной постройки. По краю густо разрослись заросли крапивы и ежевики, выдавая запустение. Теперь здесь мало кто ходит, потому что канал стали мало использовать. Неожиданно дорога начала сужаться, и переросшая живая изгородь по сторонам дороги хлестала по машине. Но качающиеся впереди ветви сказали им, что Кадоган проехал перед ними по этому пути. Наконец после четверти мили извилистой дороги они резко остановились у канала. Живая изгородь за окном со стороны Норы была порублена и спутана, словно недавно ее подрезали большим тупым лезвием, и была видна незащищенная белизна сочной ободранной древесины. В обе стороны тянулась гравийная буксирная тропинка, но машины нигде не было видно. Другой дороги, на которую Кадоган мог бы свернуть, не было, но слева в пятидесяти ярдах был маленький горбатый мостик. Возможно, он переехал через него, но точно сказать было невозможно, а если они переедут через мост, это может их выдать. Нора уже теряла надежду, когда вдруг справа вспыхнула пара фар.

– Оставайся здесь, – сказала она, открыв дверь и вылезая из джипа. Когда она обошла автомобиль и добралась до места водителя, Кормак тоже уже вышел из машины.

– Куда бы ты ни собралась. Нора, я иду с тобой.

– Просто на тропинку, посмотреть, что Оуэн там делает.

Он кивнул и последовал за ней, пригибаясь к изгороди, чтобы укрыться. Изъеденная бороздами тропинка мало использовалась и была вся в рытвинах. Нора увидела вдоль берега канала мечевидные листья желтого касатика, услышала, как березы шелестят вдалеке на ночном ветру. Впереди по тропинке медленно тряслась машина Кадогана, иногда сворачивая, чтобы избежать наиболее глубоких рытвин. Возможно, они смогут снять следы от его шин, подумала Нора, если это будет необходимо. Вдруг машина впереди остановилась, и они с Кормаком также остановились, пригнувшись рядом с высокими камышами, что росли у самой воды. Кадоган только выбрался из «ниссана», когда зазвонил его мобильник, и он ответил с раздраженным вздохом:

– Что еще?

Мгновение он слушал, а потом сказал:

– Подожди минуту, Эйлин. У них ничего нет. Нет, они ничего не знают, они просто…

Он опять послушал, а затем убрал телефон от уха и яростно пнул колесо.

– Черт!

Он пнул шину еще несколько раз, с каждым ударом выплескивая поток ругательств, пока его злость не иссякла, а потом снова поднес телефон к своему уху.

– Ты понимаешь, что ты сделала, ты, дура… Ах, Эйлин, не плачь. Боже… Нет, я придумаю что-нибудь. Слушай, мне нужно идти… ладно.

Кадоган резко оторвал телефон от уха, отключил его и нанес последний неистовый удар по шине. Затем он обошел машину и открыл ключом багажник. Он наклонился в темноту и вытащил тяжелый тюк, который, как они сейчас ясно видели, по форме и массе точно напоминал тело. Оуэн поднял тюк на грудь, держа его в руках, но тот осел и сполз ему до колен; Кадоган отчаянно попытался удержать его. Нора почувствовала, как рука Кормака на ее плече сжалась, и ощутила, как его дыхание замерло, когда тяжелый тюк соскользнул в воду без единого всплеска. Кадоган несколько секунд стоял на берегу, пока он погружался, пока, наконец, не стал слышен только свист дыхания ветра в высоких тростниках. Затем он развернулся на каблуках, залез в машину и уехал, расшвыривая шинами гравий на своем пути.

Как только он скрылся из виду, Нора подошла к краю воды, заросшему травой и водорослями, которые были помяты и поломаны там, где Кадоган бросил свой тюк. Она, не колеблясь, прыгнула с берега в темную зеленую воду, даже не потрудившись снять обувь. Кормаку пришлось наблюдать с берега, как она глубоко вздохнула и нырнула.

Выплыла она в нескольких футах в стороне, тяжело дыша, по волосам и лицу у нее стекали вода и водоросли.

– Он прицепил грузило… тебе придется мне помочь. – Она попыталась поднять один конец тюка за веревки, которыми он был перевязан, но ей не удалось сдвинуть его. – Слишком глубоко, – сказала она. – Я не могу найти опору.

Она была слишком далеко от берега, он никак не мог до нее дотянуться.

– Подожди, – крикнул Кормак. – У меня есть трос в машине. Не упускай.

Он вскарабкался вверх по берегу и сломя голову побежал к джипу. Нора пыталась удержать тяжелый тюк, но он затягивал ее вниз, и ей приходилось то и дело кашлять и отплевываться. Кормак задом подвел джип на место и начал рыскать в припасах, которые держал в багажнике пока не нашел бухту троса. Он кинул один конец Норе и быстро привязал другой к заднему мосту машины.

– Привяжи этот конец к тюку и держись за трос, если сможешь, – крикнул он ей. – Дай мне знать, когда будешь готова. Держись как следует, попытайся подняться по берегу, если сможешь.

Она опять нырнула, привязала трос к цепи, которая охватывала тюк Кадогана, и выплыла, отплевываясь.

– Все готово. Давай.

Кормак забрался на место водителя и медленно двинул джип вперед, пока тюк не показался на берегу канала, а за ним и Нора. Когда она благополучно оказалась на берегу, то отпустила трос и бросилась к огромному тюку, разрывая с одного конца черный пластик. Ее переполнял колотящий страх от предчувствия того, что спрятал Кадоган.

Когда пластик, наконец, прорвался, наружу высыпалось не то, что она ожидала увидеть, а только масса сыпучего коричневого торфа. Нора потянула скрученные цепи и продолжала рвать пластик, пока не открыла тюк на всю длину: торф, только торф. Ошеломленная от смущения и облегчения, она начала рыться в нем руками, чтобы удостовериться, и нащупала что-то твердое. Чуть погодя она извлекла свернутую овечью шкуру. Внутри нее Нора нашла кучку шелковых шарфов, бархатный капюшон, несколько перьев и яркую пару никелированных наручников. Она отодвинулась и уставилась на лежавший перед ней странный набор предметов.

– Ну, слава Богу, – сказал Кормак. обходя джип. – Я думал, это было…

– Тело, – сказала она. – И я тоже.

Кормак присел рядом с ней и поднял один из шарфов, по-видимому, так же озадаченный, как и она. Шарф был все еще сухой, вода канала не успела пропитать торфяной тюк.

– Не вижу здесь ничего хоть каплю преступного, – сказал он. – Так почему Оуэн Кадоган поехал в такую даль, чтобы спрятать это барахло?

Нора почувствовала себя обескураженной и измотанной от страха и напряжения, а мокрая одежда начала ее холодить. Уже стемнело, и она посмотрела на черно-синий ландшафт, представляя здесь офицеров Гарды с прожекторами, которые копаются в сыром торфе и безвредном садомазохистском барахле Кадогана. Не было причины звонить Уарду, у них не было ничего полезного, что помогло бы им найти Рейчел Бриско или опознать убийцу Урсулы. Она была так уверена, что Кадоган был способен на убийство. Она видела это в его глазах, когда он держал Урсулу за горло.

С другой стороны, эти вещи не означали, что он чист. Им просто придется найти улики получше.

– Поехали домой, – сказала она. – Здесь не из-за чего вызывать полицию.

Глава 6

Нора стояла в ванной в «Кроссез», вытирая полотенцем мокрые волосы, когда услышала звонок мобильника Кормака. Кто бы мог звонить в такой час? Было уже после полуночи. Она слышала, как он говорит в гостиной:

– Майкл, в чем дело? Вы в порядке?

Нора спустилась вниз и обнаружила, что Кормак обувается.

– Это был Майкл Скалли. Он не может найти Брону. Ее не было дома весь вечер, и он беспокоится. Я сказал ему, что мы подойдем.

Когда Скалли открыл им дверь, выглядел он осунувшимся. Его тонкая кожа словно висела на нем. и двигался он даже медленнее, чем в их предыдущий визит. Он провел их на кухню, где, очевидно, пытался наполнить раздатчик лекарств. Коробка с таблетками и капсулами перевернулась, так что на столе была красочная мешанина из таблеток.

Скалли пригладил взъерошенные волосы.

– Я слышал по радио этим вечером, что одна из молодых женщин с раскопок пропала, и я… – Его голос застрял в горле.

– Я знаю, Майкл, я знаю, – сказал Кормак. – Мы найдем Брону. Вы только не беспокойтесь. – Он усадил Скалли в кресло, повернулся к Норе и тихо заговорил: – Думаю, нам не следует оставлять его одного. Ты не останешься здесь, пока я поищу Брону? Мне кажется, я знаю, где искать. – В дверях он сказал: – Запри за мной дверь. Никого не впускай. Обещай мне.

Она кивнула, и в первый раз глаза Кормака выдали его беспокойство.

Нора помогла Майклу Скалли убрать все его лекарства обратно в нужные ящички. Пока она отсчитывала обезболивающие таблетки, он сказал:

– Кто знает, где я буду в это время в следующем году?

Нора посмотрела ему в глаза и увидела страх, не за себя, но за дочь, уже и так изолированную от мира.

– Кто знает, где будет кто-либо из нас? Нам не дано это знать. Не волнуйтесь, Кормак найдет ее. Он сказал, что найдет.

Скалли еле улыбнулся и сказал:

– Жаль, что Гэбриел не может увидеть вас вдвоем. Он часто говорил, как хорошо вы, по его мнению, подходите друг другу.

– Ну, наверняка как-нибудь он нас да видит, нет?

– Я не уверен, что верю в духов, но я верю в то, что ничто из происходящего в мире не уходит бесследно. Все, что было, как-то остается, оставляет след. Некоторые вещи оставляют более сильные следы, но что-то остается от всего, какое-то изменение, какая-то рябь во времени. Вероятно, это лучшее, на что мы можем надеяться.

Нора сменила тему.

– Я тут думала, нет ли у вас в ваших папках чего-нибудь о Лугнабронском кладе – каких-нибудь газетных вырезок или официальных отчетов.

– У меня по нему довольно большая подборка.

Пытаясь встать, он споткнулся, и Нора взяла его за локоть.

– Вы в порядке?

– Болеутоляющие скоро подействуют. Я буду в полном порядке через несколько минут. Не беспокойтесь обо мне. Но может, лучше вам найти папку. Она должна быть слева с краю во втором ящике сверху.

Нора открыла ящик и начала просматривать заголовки папок, а Скалли все продолжал говорить.

– Моя дочь помогает мне в этой работе, с тех пор, как была еще ребенком. Она прочитала почти все в этих папках. Я не уверен, захочет ли она хранить их… Я часто думал об этом месте, и обо всем, что происходило здесь за последние девять тысяч лет, и как мало мы знали бы, если бы кто-то не счел нужным делать записи, пусть даже неполные и несовершенные.

Нора посмотрела на папки, аккуратно организованные и надписанные одной и той же четкой рукой. Она не могла не дивиться тому, сколько времени и усилий потребовалось, чтобы поддерживать все это, и изумительной способности человеческой памяти знать все это так хорошо, что всегда носить в себе. Перед Норой лежала работа всей жизни, и это вызывало благоговение. В конце концов такие бумажные записи заменят электронные базы данных, как рукописные летописи монахов заменили двадцатилетнюю учебу, которая требовалась друидам для подготовки верховных жрецов и судей. Стоя перед целой стеной тяжелых папок, олицетворявших собой все обрывочные хранилища человеческих знаний. Нора не могла не задаваться вопросом, насколько мимолетно все это было, и насколько необходимо было для существования такое собирание и хранение знаний. Она хотела сказать Майклу Скалли, что понимала его страх, его потребность, чтобы все это продолжалось и без него. Вместо этого она сказала:

– Если вы плохо себя чувствуете, не стоит обо всем этом говорить. Вам следует отдохнуть.

– Я бы хотел поговорить, если вы не против. Мне кое о чем нужно вас попросить.

Нора вытащила лугнабронскую папку из ящика, положила ее на стол перед софой и села, сосредоточившись на Майкле Скалли и его просьбе. Что ему могло быть от нее нужно?

Скалли заговорил, слегка подавшись вперед, иногда сжимая руками подлокотники кресел, что выдавало неудобство или физическую боль, или и то и другое.

– Я надеюсь, вы можете понять страхи отца. Брона – все, что у меня есть. Моя жена умерла вскоре после того как она родилась, а моя старшая дочь Эйти… – Мгновение он был не в силах продолжать. – Эйти долгое время была нездорова, а расстройства рассудка сложнее всего постичь и противостоять им. Она ужасно страдала, и, в конце концов, мы ничем не смогли ей помочь. Эйти утопилась, когда Брона была еще ребенком. Я уверен, Кормак рассказал вам, что Брона с того времени не говорит.

Я вас хочу попросить вот о чем: у меня есть сестра, которая живет в Уотерфорде, и я не хочу, чтобы она вмешивалась в будущее Броны. Моя дочь вполне способна позаботиться о себе. Хотя она и не говорит, она ни в коем случае не умственно отсталая. Но моя сестра не может этого понять и обращается с ней как с неполноценной. Я сделал все необходимые указания в завещании, чтобы Брона получила мой дом и все остальное имущество, но мне нужно удостовериться, что у нее есть, по крайней мере, несколько союзников, просто на случай, если будет какой-нибудь спор об условиях завещания после того, как я умру. Эвелин МакКроссан уже знает все, что я говорю вам, как и сама Брона. Но я хотел объяснить ситуацию вам и Кормаку, так как вы получите коттедж. Не знаю, потребуется ли от вас что-нибудь, а поскольку Брона вполне компетентна, не потребуется юридической опеки, но возможно, что время от времени ей потребуется какая-нибудь… помощь, например, в общении с моими адвокатами и какими-нибудь представителями властей. Я не знаю, кого еще попросить, кроме вас и Эвелин. Я осознаю, что это довольно странная и серьезная ответственность, так как неясны ее границы и особенно потому, что вас здесь не будет большую часть времени. Но чем дальше, тем важнее это становится …

– Конечно, мы сделаем все, чем сможем помочь, – сказала Нора. – Я знаю, Кормак также будет готов помочь. Возможно, он захочет вас о чем-то спросить. Возможно, мы оба захотим, когда еще об этом подумаем.

– Конечно. Конечно. Может быть, ничего и не потребуется.

Майкл Скалли выглядел так, словно с него сняли тяжелый груз, глубокие морщины на лбу, казалось, разгладились, хотя неизвестно было, подействовало болеутоляющее или то, что он снял с себя это бремя.

– Благодарю вас, – сказал он, закрыв глаза и погрузившись обратно в мягкое кресло. Он выглядел очень хрупким и больным, и Нора ощутила потребность взять его руку и хоть как-то ободрить и утешить. Но, дотянувшись до него, она осознала, что Майкл Скалли заснул, и она отдернула руку, не желая тревожить его отдых.

Глава 7

Рейчел Бриско проснулась от хлопанья крыльев большой птицы, пролетевшей всего лишь в нескольких футах над ее головой. Она открыла глаза и на мгновение ощутила, словно земля под ней ускользала прочь, но это просто облака двигались через все более глубокую синеву ночного неба. Она так долго боролась со сном, старалась не закрывать глаза, чтобы не подпускать к себе ужасное видение, которое все еще билось у нее в голове. И была ли та дремота, от которой она только что проснулась, настоящим сном или одной из тех таинственных отлучек, пустым местом, дырой во времени? Она не осознавала, как давно она бродила в этих зарослях или даже как она пришла сюда. Она увидела полицейских, которые что-то искали, и убежала как можно дальше в другом направлении.

Она не смела ни с кем связываться, пока не смела – вдруг бы они услышали изменение в ее голосе и увидели в ее глазах, что она была способна пролить чью-то кровь, забрать жизнь.

В беспокойном сне ей привиделось огромное насекомое, плоские глаза которого лишь отражали то, что они видят, а нижние челюсти шевелились. Эта тварь добралась до нее, и она открыла рот, чтобы заговорить или закричать, но вырвались у нее не слова и не какой-то другой звук, а теплый поток крови. От воспоминания о сне ей сделалось нехорошо. Она ощущала во рту вкус крови. Или это не был сон? Граница между реальностью и сном размылась за последние два дня, с тех пор, как она оказалась возле тела Урсулы и испачкалась в запекшейся крови.

Рейчел лежала у изгороди в густой траве, а кусты ежевики вздымались неправильной решетчатой аркой у нее над головой. Она зарылась сюда как животное, и все же она не помнила, как пришла сюда. Она смутно помнила о панике, о том, как она обыскивала границы поля – было ли это вот это поле? – ища выход. И еще усталость, она устала от шума, в ее голове не прекращался металлический шум. Лязгающий шум, раз, два, три. Всегда три. Сколько времени она была здесь? Сколько дней? Время здесь казалось резиновым, оно словно растягивалось и сжималось по желанию.

Длинные канавы сверкали серебром в лунном свете на фоне черного торфа. Во рту у Рейчел пересохло, но она не смела выбраться из убежища попить. Все равно пить эту воду было небезопасно. Временами она была уверена, что ее преследуют. Несколько раз она поворачивала назад, но никого не находила там, где была уверена, что кто-то есть. Рейчел не представляла себе, как далеко она зашла, но короткие ночи были помехой, она недалеко могла уйти до того, как опять рассветет. Она прижалась лицом к мокрой траве и попробовала росу, ощущая не голод, а лишь неутолимую жажду.

Поле было на небольшом склоне, и с него она могла видеть все болото, которое ей придется пройти, чтобы добраться до канала. По каналу можно было дойти пешком до Дублина. Эта мысль возникла у Рейчел из ниоткуда, но она помогала ей держаться, когда все вокруг рассыпалось и разваливалось. Ночные шумы животных, звуки, которые много дней были ее единственным утешением, теперь стали казаться зловещи ми. Рейчел услышала шорох в траве лишь в нескольких дюймах от своей головы и. повернувшись, обнаружила барсука, который скалил на нее зубы. В его черных глазах отражалась ущербная луна. Она отползла назад, представляя, как эти острые словно бритва зубы впиваются в ее плоть; ее одежда и волосы цеплялись за ежевику. От крови нельзя было скрыться. Кровь будет преследовать ее, искать ее, наказывать ее.

Рейчел видела камнеподобные фигуры спящего скота в поле, немногие звезды, уже появляющиеся в темнеющем ночном небе. Если она останется здесь, виноград и ежевика прорастут через нее, привяжут за ночь к земле. Она никогда не убежит. Образы и звуки блуждали по ее сознанию, глаза отца, преисполненные раскаяния. Слишком поздно. И лязганье, металл о металл, никакой тишины и жгучая боль в глазах. Рейчел собралась с силами, чтобы переставлять одну ногу перед другой, считая каждый шаг, громче и громче, давление нарастало, боль слепила, громче, когда она закрывала глаза, даже громче.

Внезапно перед ней появился забор пастбища. Опять она гадала, сколько времени была в ловушке, а теперь вот забор. Мгновение постояв тихо, она почувствовала, как в ней собирается темнота, толкая ее вперед. Она ощутила ее присутствие, как прикосновение ветра, знала, что эта темнота пробирается ей в голову, просачивается в грудь. Скоро вовсе не останется дневного света, лишь темнота и шум. Рейчел перелезла через забор и побежала к пустой темноте Лугнабронского болота.

Она пыталась перестать думать о барабанной дроби, бившей у нее в голове, но эта дробь не оставляла ее ни днем, ни ночью, даже во сне этот шум преследовал Рейчел то как легкое треньканье, то как оглушающий грохот. Всегда один и тот же ритм. Раз, два, три. Раз, два, три. Она боялась, что мысли выбьются этой дробью у нее из головы.

У нее оставалась только одна цель – добраться домой, назад в Дублин, каким угодно способом. Теперь она совсем не смела закрывать глаза; ей придется продолжать двигаться, продолжать прятаться, чтобы они ее не нашли. Она дойдет до Дублина, если придется, она найдет дорогу. Главное – не попадаться никому на глаза.

Когда бы она ни закрывала глаза, все возвращалось – кровь, забрызганные стены. Даже держа глаза открытыми, она иногда видела это и снова слышала шум в голове. Она не этого хотела. Но когда Рейчел открыла глаза и увидела весь тот ужас, то выронила нож и убежала. Она посмотрела на свои мокрые руки, ожидая, что они все еще покрыты кровью. Ей казалось, что знание о смерти может вытечь из нее, она представляла себе, как кровь начнет сочиться из ее пор как пот.

Из своего укрытия на вершине холма Рейчел видела, как канал прорезает болото, прямой как дорога, нить в сердце Дублина. Он поведет ее, если она только сможет добраться дотуда. Между ней и берегом канала лежало огромное пространство болота и дрожащее тело воды. Лугнаброн, озеро скорби. Ей придется пройти этот путь. Каждый раз, закрывая глаза, она видела это: кровь, а затем нависающую маску, лицо насекомого, дребезжащее дыхание, посылающее панический озноб в ее вены.

Канавы были глубже и чернее ночи, и Рейчел постоянно казалось, что из них выскочит нечто и погонится за ней. Заяц, напуганный ее внезапным движением, зигзагами вылетел из зарослей камыша и пронесся так близко от нее, что она потеряла равновесие и рухнула в темную наполненную водой канаву. Она сильно ударилась коленом; она ощутила, как сустав щелкнул, когда она приземлилась, и в бедре стрельнула острая боль.

Она резко вдохнула и закусила губу, чтобы удержаться от крика. Несколько мгновений она лежала неподвижно, скованная разрывающей болью в ноге, а затем поползла наверх, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы выбраться из мутной воды и избавиться от лязгающей какофонии, которая становилась все громче и шумнее, пока не заглушила все другие звуки. Раз, два, три. Раз, два, три… Шум стал таким громким, что она едва ощутила удар, проломивший ей череп.