Текст книги "Нож винодела"

Автор книги: Эрик ле Болок

Соавторы: Ян Маршессо,Ришар ле Болок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Да, видел.

– Действие, противодействие! Как в фильме.

Бывший жандарм жестами подтвердил свою мысль: вытянув одну руку, он пошевелил пальцами, изображая дурное действие, а другой тем временем крепко схватил первую, сжав запястье.

– Вы понимаете, что я хочу сказать?

К столику подошла Памела:

– Ну что, опять сплетничаешь?

– Ничего подобного, излагаю коллеге факты… И потом, тебя это не касается, это наши профессиональные дела… – Поднявшись, он взял свой стакан. – Поговорим об этом в другой раз, тут и у стен есть уши.

– Вот именно, ступай прогуляйся к стойке… Вы будете ужинать здесь, капитан?

– Посмотрим, а что вы предлагаете?

– Сегодня вечером у нас курица с фирменным пюре.

– Ну, если это курица, то я не могу отказаться!

В темноте на лестнице виднелся чей-то силуэт. Каждый шаг незнакомца вызывал похожий на стон скрип, который разносился по всему дому. Человек остановился на лестнице и прислушался… Ни звука. Луч карманного фонаря осветил дверь, рука в перчатке опустилась на дверную ручку и повернула ее. Дверь открылась с легким стуком… Фонарь осветил комнату, должно быть, это гостиная. Часы здесь остановились, покрытая простынями мебель напоминала бесформенные застывшие призраки. Жизнь давно покинула это жилище. Подобно маяку во мраке ночи, луч шарил по комнате. Слева – большой книжный шкаф, наполненный книгами и безделушками; напротив, у окна, – стул и письменный стол; справа, возле другой двери, – кресло, тоже покрытое белой простыней. Неизвестный направился к книжному шкафу, выдвинул один из ящиков и схватил маленькую связку ключей, когда тишину вдруг нарушил смех… Человек выключил фонарь и замер, голоса слышались все ближе. Он подошел к окну и посмотрел сквозь жалюзи. Пара влюбленных удалялась, исчезая во тьме. Незнакомец направился к письменному столу, отодвинул стул. Яркий луч высветил замок. Человек уверенно вставил ключ. Замок открылся… Внутри лежало множество бумаг. Он достал их и начал просматривать одну за другой. На одном конверте было написано имя: РЕЖИНА КАДОРЕ.

Среда, 20 июня

Белые буквы четко выделялись на зеленом фасаде. Название заведения подтверждалось красноречивой вывеской с изображением винной бочки.

С улицы ресторан был разделен на два отдельных помещения дверью, которая вела в гостиничную часть «Дубовой бочки». Правый зал, довольно просторный, нередко пустовал. Хозяин сдавал его только по предварительным заказам, за исключением периода с 15 июля до 1 сентября, когда он расширял помещение ресторана. А так, по случаю разного рода собраний, в зале могло разместиться около тридцати человек. Кроме летнего периода, в нем находилась добрая старая модель настольного футбола «Бонзини В60» с красными и синими мячами. За один евро можно было получить двадцать пробковых мячей. Другой зал являлся стратегическим центром заведения. Сразу после входа, как раз за витриной, стоял круглый стол, за которым могли разместиться шесть человек, – стол хозяина. Блашар сам заказывал местные марочные вина: о-медок, кот-де-блай, помероль, сент-эмильон… Шесть других столов из той же партии, рассчитанные на четыре персоны, были разбросаны на пути к бару.

Не афишируя этого, Блашар любил свое дело. Оно обеспечивало все, что было ему дорого: его дочь и его вино. На полке за стойкой он выставлял фирменные бутылки мелких производителей, которым такая реклама шла только на пользу. Здесь отменные вина с указанием года урожая соседствовали с малоизвестными винами, которые нередко таили приятные сюрпризы. Слева от стойки два столика преграждали доступ в тенистый садик. Напротив узкий коридор вел во второй зал.

«Дубовая бочка» процветала. Выбор серьезных вин, радушный прием и священный ужас перед приличиями способствовали укреплению репутации заведения. Блашар никак не мог понять людей вроде Паркера, которые под предлогом аттестации вин делали погоду в виноградарском мире. «Виданное ли дело, чтобы любитель кока-колы аттестовывал лучшие сорта наших вин, – разве мы арестовываем их гамбургеры?» По его мнению, это извращенная, порочная система, в которой преобладали приятельские отношения.

Этим утром, покинув стойку, он протирал стаканы и, насвистывая, расставлял по местам посуду на кухне. Во всем царил порядок. За столиком Тьерри Кюш заканчивал завтракать. Напротив него, сидя боком, Памела пила кофе без кофеина. Они тихонько беседовали. К своему величайшему огорчению, папаше Блашару никак не удавалось расслышать, о чем они говорили…

– Марьетт неплохой малый, он выпивает, чтобы забыться. Живет один, никогда не был женат…

Полицейский согласно кивнул, вытирая рот. Именно в такого рода беседах можно узнать об интересных вещах.

– Единственные его приятели – это партнеры по игре в шары и те, с кем он встречается у стойки.

Кюш достал из мятой пачки две сигареты:

– Вы курите?

– Да, особенно чужие, два года назад я бросила. Сама больше не покупаю, но, когда угощают, выкуриваю одну. – Она взяла сигарету. – К тому же это светлый табак. И, взяв зажигалку полицейского, добавила: – Хотите и вам запалю?

– Вы на верном пути… Нет, я шучу! Так вы мне говорили, что он одинокий…

– Да, когда три или четыре года назад решили закрыть жандармерию, он предпочел уйти на пенсию. Сейчас он уполномоченный по снятию проб.

– Это еще что такое?

– У нас лучшие сорта вин проверяются дважды в год. Уполномоченные приходят в поместья и берут образцы, обычно два литра. Но система дала небольшой сбой, и Марьетт, по слухам, не забывает при этом и о своем личном погребе… Шато Марьетт… надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

– Отлично понимаю!

– Наша семья занимается виноделием чуть больше века. После смерти мамы папе пришлось продать из-за прав на наследство…

Блашар тем временем подошел поближе…

– Так оно и есть, местных людей постепенно заменяют «денежные мешки»: американские торговые предприятия вовсю скупают виноградники.

– Понимаю.

– Впрочем, у меня осталось еще несколько отличных бутылок внизу. В ближайшие дни надо показать вам изнанку декорации. Ладно, позвольте предложить вам кое-что, я угощаю.

– Нет, спасибо. Уже поздно, меня ждет моя команда.

– Вы не хотите отведать вина, рекомендованного главным виноведом рыцарей виноделия?

– В девять часов утра я пью только кофе. В другой раз – с удовольствием, если позволите.

– Хорошо, договорились.

Хозяин ушел.

– Что вы можете рассказать мне о содружестве? Похоже, оно здесь пользуется авторитетом.

– Знаете, все хотят стать его членами, но счастливчиков мало…

– Однако с понедельника я уже повстречал троих из них.

– Кого еще, кроме моего отца?

– Мадемуазель мэра… Вернее, мэршу, раз уж именно так следует говорить.

– С ней не слишком приятно общаться!

– Похоже, что так. Однако я вижу, у вас есть что мне рассказать…

– Мы могли бы поговорить об этом наедине, – сладчайшим голосом произнесла Памела.

Кюш смущенно улыбнулся. Полицейский имел обыкновение сам завлекать, а не наоборот.

– А кто же еще?

– Мадам де Вомор, я уже не говорю о бывшем прелате, который отошел к своему покровителю.

Памела пренебрежительно подняла мизинец правой руки:

– О, эта Вомор тоже не в моем вкусе. Она изображает из себя представительницу крупной буржуазии, потому что стоит во главе содружества, но меня не проведешь.

– Что вы этим хотите сказать?

– Только то, что она самая обычная женщина. Говорят, будто в округе у нее есть какой-то мужчина. «Веселая вдова», как утверждает Марьетт.

Не пробило еще и десяти часов, когда машина Нади Маджер остановилась возле мэрии. Открыв багажник, она достала маленький чемоданчик, а затем, подойдя к Мариусу Пульо, показала ему свое полицейское удостоверение:

– Здравствуйте, я лейтенант Маджер, мне нужен капитан Кюш.

– Добрый день, мадам, первая дверь направо.

– Спасибо, удачного дня.

Постучав в дверь туристического филиала, она вошла, не дожидаясь ответа:

– Это здесь новый комиссариат?

– Привет, Старски.

– Хелло, босс. Прекрасное помещение!

– Это было нелегко.

– Могу процитировать тебя: «Важен лишь результат…»

– Цитируй лучше великих авторов.

– Ты разослал повестки?

– Да, вчера во второй половине дня… На утро у нас трое.

– И с какого важного преступника начнем?

– С профессора Антуана Шане…

– И чем же он занимается, наш местный Трифон? <sup>[9]9
  Имеется в виду святой Трифон, исцелявший от болезней. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup>

– Терпение, он сам нам об этом расскажет.

– А скольких всего ты вызвал?

– Пока шестерых.

– То-то радость для меня, ведь я терпеть не могу бумажной волокиты.

Надя включила свой портативный компьютер, а Кюш продолжал назидательным тоном:

– Мой дорогой друг Старски, ремесло полицейского требует жертв и…

Стук в дверь прервал наставление капитана.

– Лейтенант, бал начался!

Мужчине на вид лет шестьдесят. Его разметавшиеся волосы лишь слегка тронула седина. Взгляд живой, усы аккуратно подстрижены, брови кустистые. На заостренном носу очки в тонкой золоченой оправе. Он был в пиджаке из сурового полотна, к одному из отворотов которого прикрепил оранжевую розу. На ногах у него удобные походные туфли коричневого цвета. Все в его облике указывало на джентльмена.

– Добрый день, я ищу капитана Кюша.

– Не ищите, он перед вами… Полагаю, вы месье Шане?

– Да, именно так, Антуан Шане.

– Входите и присаживайтесь.

Полицейский указал на стул у письменного стола, за которым священнодействовала Надя.

– Позвольте представить вам: лейтенант Маджер, она будет записывать ваши показания. Сегодня мы заслушаем вас в рамках дела о предумышленном убийстве отца Анисе семнадцатого числа текущего месяца. А теперь обычные формальности. Имя, фамилия, профессия, возраст, адрес и семейное положение.

– Антуан Шане, шестьдесят семь лет, вдовец, хирург на пенсии.

Не переставая печатать, Надя отметила про себя, что он выглядел моложе своего возраста. И голос, и манера выражаться вполне соответствовали его внешнему виду. Ни малейшего намека на страх, тон спокойный, уравновешенный, отвечал он с готовностью.

– И ваш адрес, пожалуйста.

– Да, простите… Сент-Эмильон, улица Пренс-Фери, дом пять.

– Вы хорошо знали жертву?

– Разумеется, я был знаком с аббатом Анисе около пяти лет. Мы регулярно встречались по делам содружества, он был нашим духовником. Это был человек образованный, беседы с которым доставляли мне удовольствие. Его интересовали самые разнообразные темы, и он не терпел глупости. Кроме того, у нас была общая страсть – вино.

– Не могли бы вы рассказать об этом побольше? Я видел у него множество работ на эту тему.

– Он был увлеченным человеком, причем высокой культуры. Он не терпел невежества, как в отношении других, так и в отношении самого себя. Если его интересовал какой-либо предмет, то он говорил о нем, лишь подробно ознакомившись. Он любил читать и часто брал у меня книги. Со временем он приобрел глубокие познания в области виноделия, и с его мнением считались во всей округе. В содружестве нам случалось проводить что-то вроде конкурсов между ним и Кристофом Блашаром, нашим бесспорным знатоком вина. И смею вас заверить, что Анисе вовсе не выглядел смешным. Кроме того, я встречался с ним и в более конфиденциальных условиях, на консультациях. Время от времени я выписывал ему рецепты, в настоящее время в Сент-Эмильоне нет больше врача.

– Но вы ведь уже не практикуете?

– Нет, я хирург на пенсии. В течение тридцати пяти лет я практиковал в Нанте и Бордо. До того как стать хирургом, я был терапевтом и имею право выписывать рецепты… Разумеется, я не получаю никакого вознаграждения.

Кюш кивнул, а Надя тем временем с большой ловкостью исполняла роль машинистки.

– Да, понимаю. Но вернемся к содружеству, как вы в него вошли?

– С рыцарями виноделия я познакомился через моего друга Элизабет де Вомор, нашу председательницу. Я знал ее лет пятнадцать. Когда я заведовал бордоской больницей «Пеллегрин», мне довелось подружиться с ней и ее мужем. В две тысячи первом году я сказал им, что после выхода на пенсию рассчитываю поселиться в этом районе. Тогда они рассказали мне о Сент-Эмильоне, о содружестве… И вот я здесь.

– Ясно. Ну, а насчет того пресловутого воскресенья?

– Этот вечер организовала Элизабет. Речь шла о дегустации одного сорта вина, который в две тысячи втором году я получил вместе с Фабром.

– Продолжайте.

– Собрание имело для нас большое значение. Мы впервые представляли руководству урожай этого виноградника.

– Вы можете сказать мне, кто там присутствовал?

– Полагаю, что раз вы меня вызвали, то у вас есть об этом кое-какие сведения.

– Правильный вывод, но мне все-таки хотелось бы узнать вашу точку зрения.

– Подождите, я попробую вспомнить, присутствовали почти все члены: конечно, сенатор Фабр, Фернандо и Моника Барбоза, Кристоф Блашар, Элизабет де Вомор, разумеется, Эрве и Мишель Монлор, Жаклина Турно и покойный Анисе.

– Лорда Кинсли не было?

– Нет, он в Англии, но вы можете спросить у нашей председательницы.

– На ваших церемониях никогда не присутствовали приглашенные?

– Ну конечно, присутствовали! Но на этот раз собрание было закрытым из-за неофициальной дегустации.

– Почему неофициальной?

– Потому что для одобрения сорта требуется присутствие лишь одного руководства. Видите ли, у нашего содружества вековые традиции, это одна из таковых.

– И что? Сорт получил признание?

– Не все так просто! Через месяц свое мнение выскажет комитет в узком составе. Разумеется, сенатор и сам я туда не входим.

– И на что же дает вам право такое признание?

– Прежде всего это признание качественной работы, соответствующей почве и произрастающим на ней виноградникам. Год выдался благоприятный, но без поручительства содружества кюве <sup>[10]10
  Урожай одного виноградника, качество урожая. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> может не получить широкого признания, и последствия в плане экономическом будут значительными.

– Продолжайте.

– Наш новый сорт мог бы пополнить список из пятидесяти пяти лучших марочных вин.

– Понимаю, это крайне интересно… Никаких особых событий в течение этого вечера?

– Нет, ничего необычного.

Надя успевала все фиксировать. Хотя, по сути, она была скорее не кабинетным, а деятельным работником. Она росла вместе с двумя братьями и получила такое же, как они, воспитание. Получив юридическое и психологическое образование, она прошла по конкурсу в Высшую школу инспекторов национальной полиции в Канн-Эклюзе, а по окончании заняла третье место в своем выпуске и очень этим гордилась. Выбирая по списку место назначения, она решила пойти на службу в Междепартаментское управление судебной полиции Бордо. И через три года стала правой рукой капитана. Ей не слишком нравился этот этап расследования, хотя она понимала его необходимость. Надя нередко говорила, что поступила в полицию не для того, чтобы быть писакой, однако еще в Школе она поняла, что несоблюдение формальностей может свести на нет результаты многих недель упорной работы. Искушенным адвокатам ничего не стоит обнаружить малейший изъян в протоколе полицейского расследования. И потому она считала своим долгом точно записывать показания профессора Шане.

Внезапно зазвучала музыкальная заставка к фильму «Старски и Хач». Надя с заговорщическим видом посмотрела на Кюша:

– Месье, прошу прощения, я сейчас.

– Ступай, мы тебя подождем.

Открыв дверь, она вышла в коридор и наконец ответила:

– Алло… Привет, док… Ты закончил, отлично!.. Можешь все отправить на мой обычный почтовый адрес? Великолепно… Спасибо.

Закончив разговор, Надя возвратилась в комнату:

– Сельпрен посылает нам свои заключения.

– Наконец-то!

Кюш повернулся к профессору Шане:

– Ладно, не так уж плохо для первой беседы, вы не находите? Итак, я вас отпускаю, как говорится… Порядок вам известен: не покидать города, не предупредив меня, и если что-то вспомните… Вот моя визитная карточка.

– Непременно.

Профессор встал и направился к выходу:

– Ах да, я забыл, если вам потребуется моя помощь в медицинском плане, обращайтесь, не раздумывая, я в вашем распоряжении.

– Решено, доктор.

Шане закрыл дверь.

– Ну, лейтенант, что ты об этом думаешь?

– Ну что тебе сказать, это профессор Шане с подсвечником на веранде. Вот и все!

– Вижу, ты начинаешь входить во вкус ремесла.

– А если более серьезно, то я не вижу его в роли убийцы священников.

Не успел Кюш ответить, как раздался звуковой сигнал.

– Наверняка это сообщение судебного медика.

Маджер проверила свой почтовый ящик:

– Так и есть!

– Давай, я тебя слушаю.

– Априори тут файл с текстом и пять фотографий.

– Сначала текст.

– Сэр, да, сэр! Вот описание.

Документ содержит шесть категорий.

1.  Общие сведения:Анисе Лестрен де Лезиньян, семьдесят один год […]. Скончался в воскресенье семнадцатого июня между двадцатью тремя часами с четвертью и половиной первого […]. Опознание произведено на месте Бернадеттой Мутье, которая знала жертву в течение двадцати лет.

2.  Непосредственная причина смерти[…]. Перфорация правой почки и правого легкого […].

3.  Внешний осмотр[…]. На жертве были черный плащ, черные брюки, белая рубашка и черные ботинки. Вся одежда испачкана кровью […]. Телосложение плотное, рост метр шестьдесят пять, вес семьдесят пять килограммов […]. Глаза закрыты, радужная оболочка голубая. Роговые оболочки светлые […]. На затылке и шее имеются следы травмы. Верхние и нижние конечности одинаковы и симметрично развиты […]. Тело было обнаружено в лежачем положении на спине. Трупная синюшная окраска сосредоточена на затылке и задней части торса […].

4.  Следы ранений:на лице нет никаких следов борьбы […]. Параллельные борозды кровоподтеков на шее и затылке дают основание предполагать, что на жертву напали сзади […]. Никаких оборонительных повреждений на верхних и нижних конечностях не обнаружено. В поясничной области рана около пяти сантиметров. Края отчетливые и ровные. Рана и проникающие косые в виде небольшого линейного надреза […].

5.  Внутреннее обследование[…]. Вскрытие грудной и брюшной полостей выявило наличие крови в правой плевральной полости и в правой поясничной области. Кровь расположена в соответствии с направлением раны, полученной в результате проникновения лезвия между четвертым и пятым поясничными позвонками, перфорировавшего правую почку и базальную часть правого легкого.

Рана была нанесена колющим и режущим предметом типа кинжала.

6.  Разное:сердце, триста пятьдесят граммов, гипертрофировано и поражено артериосклерозом […]. Центральная нервная система: ничего существенного. Поджелудочная железа в норме. Желудок содержит остатки говядины, хлеба, вина, томатов. Двенадцатиперстная кишка содержит пищу в процессе переваривания […]. Обследование проведено доктором Эриком Сельпреном девятнадцатого июня две тысячи шестого года в четырнадцать сорок пять в присутствии лейтенанта Нгуена, офицера судебной полиции Междепартаментского управления судебной полиции Бордо.

– Ладно… А что дают фотографии?

– Подожди, подожди, это еще не все! Есть анализ крови, и это, пожалуй, интересно… Наш кюре был обречен.

– О чем ты говоришь?

– Послушай продолжение…

Отмеченные аномалии.Несовместимое присутствие молекул цизаприда, стимулятора желудочно-кишечной моторики, и молекул амиодарона, применяемого в терапии аритмии. Патологоанатомическое исследование продолжается. Обнаруженная у покойного сердечная патология и наличие этих молекул спровоцировали бы через шесть часов острый отек легких.

– Все это китайская грамота, расскажи пояснее!

– Судя по всему, он принял лекарства, которые переваривал. Патологоанатом считают, что он, вероятно, все равно умер бы ночью.

Кюш прочитал сообщение через плечо Нади.

– Поразительно! Наше дело сильно осложняется… Если я правильно понял, он в любом случае умер бы?

– Вот именно! На этой стадий расследования можно рассматривать несколько версий: двойное убийство путем отравления и с помощью холодного оружия либо убийство и самоубийство…

– Элементарно, мой дорогой Ватсон!

– Если согласиться с твоей первой теорией, наш убийца, любитель кинжала, понятия не имел о махинациях любителей медока, иначе он положился бы на естественный ход вещей, так?

– Отличное умозаключение.

– В противоположность тому, что все мне в один голос твердят, это наводит на мысль о том, что аббата любили далеко не все.

– Завтра мы должны получить дополнительный протокол…

– Придется, стало быть, смириться и ждать… А фотографии дают что-нибудь?

Надя показала слайды на компьютере:

– Ничего нового по сравнению с тем, что я дала тебе вчера утром.

Руководитель расследования задумчиво всматривался в мелькавшие один за другим снимки.

– Да, все то же. Посмотри, как я и говорил, глаза у него закрыты.

– Действительно.

– Возникает мысль, что это вовсе не случайность. Его не проведешь. Он не часто ошибается… – И Кюш показал пальцем на свой нос. – Убить хотели именно кюре. Есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя… – Он повернулся лицом к стене, на которой висел план города. – Почему священник возвращался через холм Вайян, вместо того чтобы взять чуть выше и пойти по улице Эколь?

– Ему, безусловно, нравились трудности.

– Тут речь не о трудностях, тут уже альпинизм.

Взгляд у него был беспокойный, блуждающий. Ему, вероятно, перевалило за сорок. Выглядел он тщедушно, даже как-то мрачно. Значительность занимаемого им положения угадывалась в манере носить черный костюм-тройку. На локтях материя слегка потерлась, но пока не слишком заметно. Бесшумно закрыв за собой дверь, он сел напротив своих инквизиторов. Эрве Монлор никогда не чувствовал себя свободно в такого рода ситуациях. Это был застенчивый, впечатлительный человек. На пятом году обучения, когда он провалил устный экзамен по толкованию рецепта, у него начался приступ тошноты. Экзаменационная комиссия проявила снисходительность, но преподавателю по фармакологии пришлось употребить все свое влияние, чтобы его не отчислили. И вот сегодня, перед началом допроса, он вновь испытывал былые студенческие муки.

– Монлор Эрве, сорок семь лет, родился первого июля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года в Либурне, проживаю в Сент-Эмильоне на площади Шапитр-э-Жакобен, дом девятнадцать…

– Ваша профессия?

– Провизор.

Надя взглянула на его руки, лежавшие на коленях. Пальцы то и дело судорожно сжимались. Ногти были обгрызены, правый указательный палец пожелтел от никотина.

– Мы с лейтенантом вызвали вас, чтобы вы рассказали нам о последнем вечере у мадам де Вомор.

– Да, конечно, что вы хотите знать?

– Все… Допрашивать вас будет лейтенант.

– Допрашивать?..

– Именно так! Капитан сказал «допрашивать», но это вовсе не означает, что вы виновны.

– Да, конечно… Конечно.

– Для начала, в котором часу вы пришли в воскресенье?

Минуты казались ему такими длинными, допрос затягивался. У провизора вспотели руки, и он постоянно вытирал ладони о брюки.

Уловив его беспокойство, лейтенант Маджер искусно множила вопросы:

– А кроме всего этого, вы не заметили ничего особенного в тот вечер?

– Могу добавить, что мы присутствовали при вечном столкновении между мэршей и аббатом.

– То есть?

– Их перепалки стали привычным делом. Умы распалились немного больше обычного, но ничего серьезного.

– Уточните, пожалуйста.

– Анисе спросил у мэрши, собирается ли она выделять средства на ремонт крыши часовни Святой Троицы. Это часовня тринадцатого века, уникальная вдвойне: прежде всего из-за старинных росписей, изображающих в числе прочего распятие, а потом – из-за замкового свода. Все сильно повреждено, и надо как можно скорее принимать меры, чтобы не потерять это наследие прошлого. Мадам Турно ответила ему, что мы поговорим об этом на муниципальном совете в начале сезона.

– Вы муниципальный советник?

– Да, я третий заместитель, отвечающий за благоустройство города и национальное достояние, но не принадлежу ни к какой группировке.

– Ясно, продолжайте.

– Анисе почувствовал, что она ничего не сделает, и разговор пошел на повышенных тонах. Увидев, какой оборот принимает дело, мадам де Вомор протянула им бокалы. В эту минуту в глубине галереи упали два бочонка. Я пошел поднимать их и не слышал конца спора. Потом все успокоилось. Мадам де Вомор очень умно переключила внимание, предложив тост за святого Валерия.

– Спасибо за уточнения. И еще одна вещь, тут я обращаюсь к вам как к провизору… Вам известно, что отец Анисе проходил курс лечения?

– Да, действительно, он страдал аритмией и постоянно принимал лекарства… А к чему этот вопрос?

– В данную минуту простое любопытство, я хочу знать все о моих клиентах.

На смену мужу пришла жена, и теперь настала очередь Мишель поведать о печальных событиях семнадцатого июня. В противоположность мужу природа наделила ее твердым характером. Кюш вышел, предоставив Наде возможность начать допрос.

– Итак, вы провизор, как ваш муж?

– Вовсе нет, лейтенант, я ДОКТОР фармакологии!

Мишель и Эрве познакомились на медицинском факультете. Он работал лаборантом в одной бордоской аптеке и решил попробовать сдать экзамены, чтобы стать фармацевтом: венец для того, кто до тех пор прилежно занимался. Увлеченность первых недель уступила место определенной лености. Через несколько месяцев он почувствовал, как желание ослабевает, и был готов сойти с дистанции. И тут в его жизни появилась Мишель Фесту. Она казалась ему очень энергичной и пришлась по вкусу. Он полагал, что с ее помощью найдет в себе силы продолжить учебу. Через четыре месяца после их встречи она взяла инициативу в свои руки и поцеловала его на глазах у Ричарда Гира и Лорен Хаттон, игравших в «Американском жиголо». Было это в 1980 году. По утверждению Марьетта, на тысячу мужчин найдется только один, ведущий за собой мужчин, и девятьсот девяносто девять тех, кто слепо следует за женщинами. Эрве оказался из числа последней категории. Три года спустя они поженились. Мишель с блеском защитила диссертацию и была гордостью отца. Отныне говорили о докторе Мишель Монлор, в то время как Эрве стоял на более низкой ступени, будучи простым провизором. Таким образом папа Мишель мог передать голубкам свою аптеку…

Сначала «сокровище», потом «котенок», ну а дальше потянулись однообразные дни. И вскоре пришло время усталости, а там и равнодушия. Но Эрве был счастлив и не догадывался о неизбежном приближении того, кто придет ему на смену.

– Вернемся, однако, к тому пресловутому вечеру!

– Все мы собрались у мадам де Вомор…

В эту минуту дверь открылась, и в комнату вошел капитан Кюш. Он сразу узнал встреченную накануне женщину с перламутровой пуговицей.

– Продолжайте, продолжайте.

Кюш пристроился в глубине комнаты. Справа от него находилась витрина, где были выставлены рекламные проспекты. Взяв туристический справочник Сент-Эмильона, он начал небрежно листать его, вместе с тем внимательно прислушиваясь к разговору.

– Продолжим, прошу вас.

– Тем вечером мы должны были попробовать новый сорт…

На восьмой странице, рядом со статьей, повествующей о духе камней, Кюш увидел фотографию Элизабет де Вомор в костюме Великой Лозы. В короткой исторической справке приводились детали одеяния. Внимание капитана привлекало слово «кинжал»…

– Простите, что перебиваю вас, но в тот знаменательный вечер вы все были в парадных костюмах?

– Традиционных… Так точнее. Да, безусловно.

Маджер не сразу уловила смысл этого вмешательства.

Подойдя к ней, Кюш показал ей фотографию, ткнув пальцем в кинжал. Она поняла ход мыслей своего начальника:

– В тот вечер у каждого был кинжал?

– Я не обратила внимания, но думаю, что да.

– Вы все ушли одновременно?

– Я ушла в числе первых вместе с нашей мэршей. Должно быть, в двадцать три часа. Она чувствовала себя неважно.

– Согласно ее показаниям, ваш муж не ушел вместе с вами.

– Да, верно, я устала, а он что-то обсуждал с месье Андре…

– Кто такой месье Андре?

Маджер взяла список мадам де Вомор.

– Это смотритель винного склада профессора Шане.

– У меня в списке нет этого господина. Чем он конкретно занимается?

– Он нечто вроде дирижера, тот, кто организует производственный процесс и следит за всеми его фазами, от сбора урожая винограда до розлива в бутылки.

– Понятно. И этот… Андре… выходит, он член вашего содружества?

– Вовсе нет, но обслуживать всегда должен смотритель винного склада. А так как речь шла о сорте профессора, то он непосредственно и занимался дегустацией.

– Удивительно, что никто не говорил мне о нем. Ладно, там видно будет. Кроме членов содружества и месье Андре, был кто-то еще?

– Нет… Ах да, была, конечно, Нинетта!

Показание прервал громкий сигнал компьютера Нади.

– Сообщение службы криминалистов, босс!

– О'кей, посмотрим через пять минут, продолжай.

– Кто такая Нинетта?

Кюш предвосхитил ответ Мишель Монлор:

– Это служанка мадам де Вомор, верно?

– Именно так.

– Нам рассказали о ссоре между мэршей и покойным.

– Не было никакой ссоры, обычная перепалка между нерелигиозным человеком и церковником. Жаклина неверующая, и мне кажется естественным не смешивать все в одну кучу, разве я не права? Она и без того присутствует на некоторых мессах в соответствии с обычаями содружества, однако не следует требовать от нее большего.

Кюш, которому не терпелось изучить поступившее сообщение, решил положить конец разговору:

– Ну, если вы так считаете… Вам нечего больше добавить?

– Нет, думаю, я все вам сказала, капитан…

– Не станем вас задерживать.

Дав подписать ей показания, Кюш проводил аптекаршу и закрыл за ней дверь.

– Итак, что за сообщение криминалистов, лейтенант?

– У меня список того, что было при нем в тот вечер. Кошелек с шестнадцатью евро. Бумажник с несколькими семейными фотографиями и его удостоверением личности. Серебряный крест. Четки, перстень с гербом и связка ключей.

– И все? Подожди!

С озабоченным видом Кюш достал свой блокнот, перевернул несколько страниц и начал перечитывать заметки, сделанные у Элизабет де Вомор.

– Ты ищешь что-то определенное?

– Да, подожди, подожди, вот, нашел: «Мне было жаль смотреть на него, когда он уходил так поздно со своим молитвенником подмышкой». И где он, этот молитвенник?

– Полная тайна, босс, в протоколе все ясно, никакого молитвенника!

– Ладно, надо разобраться с этим.

– Еще у меня есть список того, что обнаружили у него дома, и никакого упоминания о кинжале… Зато в металлической коробке нашли кучу лекарств: кордарон, лексомил и вастарель.

– Позвони судебному медику и узнай, передали ли ему список лекарств. Скажи, что аббат страдал, видимо, аритмией. Спроси, подтверждает ли он это.

– Считай, что уже сделано!

– В четырнадцать часов ты займешься хозяином моей гостиницы, а мне надо кое с кем повидаться.

Мадам де Вомор сидела в маленькой гостиной своего особняка.

– И потом, этот полицейский, который всюду рыщет…

– Ко мне он пока не приходил, но не бойся, я не наделаю глупостей.

– Так будет лучше для нас.

– Не беспокойся, Элизабет, он никак не может узнать.

– А Нинетта… вдруг она заговорит? У меня сложилось впечатление, что у нее появились сомнения.