Текст книги "Нож винодела"

Автор книги: Эрик ле Болок

Соавторы: Ян Маршессо,Ришар ле Болок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– В настоящий момент ничего, месье Дюкас. А вы напали на след?

– Все будет в завтрашнем выпуске газеты, капитан.

– Я, как всегда, стану одним из преданнейших ваших читателей.

Полицейский помахал свежим номером газеты, и трое журналистов встали.

– До скорого, месье.

Кюш повернулся к Маджер:

– Ты читала утреннюю прессу?

– Да, я все просмотрела. Перебрали все версии, от педофилии до сведения счетов, не забыли и случайного бродягу. Я сунула тебе в конверт беглый обзор, но только новость пришла слишком поздно, в завтрашних выпусках наверняка появится больше сведений. Кроме того, в эту самую минуту трое полицейских исследуют ближайшие окрестности. Если повезет, в течение дня дело прояснится.

– Боюсь, ты слишком оптимистично настроена, но поработала хорошо. Тебе что взять?

– Чашечку кофейку.

Кюш позвал Блашара и заказал кофе.

– Ты заметила что-нибудь интересное на фотографиях?

– Нет, ничего существенного, босс. А ты… у тебя есть новости?

– Пока никаких. Я здесь всего-то два часа. Встретился с мэршей… Ты знала, что надо говорить мэрша?

Но тут их разговор прервало мычание какого-то явно подвыпившего мужчины:

– Ну вот, наконец-то в этой дыре наблюдается некоторое оживление! Чтобы тут зашевелились, надо было прикончить святошу!

Из бара, пошатываясь, вышел Анж Дютур. Двадцативосьмилетний механик опять слишком много выпил. Среднего роста, со светло-русыми волосами и зелеными глазами, он мог бы стать образцовым зятем, если бы его репутацию не портили алкогольные излишества. На жизнь он зарабатывал как механик, пытаясь в свободное время забыть тяготы бытия. Сегодня у него был выходной, и ремонтным работам ничто, связанное с его состоянием, не угрожало. Все разговоры на террасе смолкли. Возмущенный словами пьяного, Блашар не удержался:

– Ступай домой, ты чересчур много выпил.

– За кого ты себя принимаешь, ты всего лишь обслуга.

Прикрыв глаза, Анж неуверенно тыкал пальцем в направлении Блашара. Видя, какой оборот приняли события, Надя чуть было не вмешалась, но Кюш незаметно ее удержал:

– Оставь, это может быть интересно.

Владелец кафе смотрел на Кюша:

– Вот он, ваш великий автомеханик. Но главное, когда пойдете в гараж, обращайтесь к хозяину, а не к его гаечному ключу.

– Можешь выхваляться сколько угодно, трактирщик, только это всего лишь начало.

– Босс, ты правда не хочешь, чтобы я занялась этим?

– Нет, оставь, мы здесь не для того.

Что-то бормоча, Анж вышел и с трудом влез в машину техпомощи. На дверце красовалась броская надпись: «Гараж Барбозы: всегда рядом, если что-то не в порядке». Разговоры возобновились. Хозяин, немного смущенный, обратился к полицейским:

– Так это… Я думал, что он журналист…

– Не всегда надо доверять внешнему виду, месье…

– Кристоф Блашар. Очень рад, и представьте себе, я как раз собирался сказать вам то же самое. Видите ли, бедняга Дютур не виноват. На его долю выпало большое потрясение. А вы наверняка знаете, что это такое!

– Вот оно что!

Рассерженная Надя принялась отчитывать трактирщика:

– Вам известно, что вы не должны подавать спиртного человеку в таком состоянии?

– В том-то и дело, Анж не знает меры, и я отказался его обслуживать, вот он и рассердился.

– Ну хорошо, не будем больше говорить об этом.

Хозяина кафе позвали посетители, и он удалился. Кюш достал свой блокнот и записал: ДЮТУР.

– Надя, ты поедешь в Либурн и поторопишь судебно-медицинского эксперта. Я же тем временем организую допрос свидетелей. Ты мне понадобишься, чтобы составить план.

– О'кей, босс. Завтра тебе нужна вся команда?

– Нет, только ты, всю кавалерию мы позовем, когда потребуется.

Вставая, Надя понимающе подмигнула своему начальнику. Глядя ей вслед, он сказал себе, что ему здорово повезло. Вот уже три года, как они работают вместе. Она сделала большие успехи с тех пор, как пришла в бригаду.

Теперь они досконально знали друг друга. Каждый из них с огромным уважением относился к другому, между ними царило редкое согласие. Все сослуживцы уверены, будто между ними что-то есть. Ничего подобного, однако ни одна из сторон не возражает. Для Нади, которой наплевать, что о ней говорят, это способ поставить преграду другим назойливым коллегам; для Кюша – возможность защитить ее и проявить заботу старшего брата. «Пежо-307» тронулся с места, и это вывело полицейского из задумчивости. Он подал знак Блашару, изображая, будто пишет: универсальный знак, чтобы попросить счет.

– Сию минуту, комиссар.

– Точнее, капитан.

– С вас тринадцать евро тридцать, капитан. Расписку?

Судя по всему, обращение на «вы» снова стало обязательным.

– Ну конечно, это ведь за счет налогоплательщиков.

Тут как раз вновь зазвучала музыка, и Кюш достал банкноту в двадцать евро.

– У вас найдется свободный номер?

– Да, моя дочь Памела займется вами.

Комната чистая и светлая, мебель немного обветшалая. Памела принялась показывать товар лицом. Широко распахнула окно, выходящее на церковную площадь, не забыв при этом заметить, что вид отсюда великолепен. Кроме того, у него будет превосходное место на концерте в четверг.

– Вы любите музыку?

– Это зависит от того, кто ее исполняет.

Кюш намекнул на единственную группу, которую слышал с тех пор, как приехал. Вплоть до вечера четверга до комнаты наверняка будет долетать громкий шум, но зато оттуда открывался очаровательный вид на площадь и вход в кафе. Со стратегической точки зрения на лучшее было нельзя и надеяться.

– Я положила вам побольше полотенец.

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны.

– Вы рассчитываете пробыть у нас несколько дней?

– Там будет видно, это зависит от хода расследования.

– Я сразу догадалась, что вы полицейский. Это ведь по поводу Анисе, да?

– Верно.

– Во всяком случае, мне спокойнее, что у нас остановился полицейский… Вы увидите, постельное белье отличное. Я очень забочусь о комфорте своих клиентов. Если ночью у вас возникнет малейшая проблема, то я вместе с отцом живу этажом выше. Дверь моей комнаты прямо напротив лестницы.

Тьерри Кюша немного смутили ее провокационные слова.

– Договорились, я запомню.

– До скорого, инспектор.

– Капитан.

Памела закрыла за собой дверь. Кюш чуть ли не с облегчением перевел дух, довольный, что этот разговор наконец закончился: полотенца, постельное белье, забота о комфорте – на ум волей-неволей приходят всякие мысли! Он положил на кровать спортивную сумку с бордоским фирменным знаком, поставил на столик у окна ноутбук, вытащил переданный Маджер рапорт и снимки жертвы. Затем он достал из сумки клеящие подушечки, отломил маленькие кусочки и принялся разминать их пальцами, повторив эту операцию не меньше дюжины раз, прежде чем ему удалось расклеить на стене фотографии. Он изучал их одну за другой, расхаживая взад-вперед. Должна же быть какая-то улика, какой-то след. Уже собираясь лечь, он вдруг повернулся к снимкам. Его лицо, ну конечно, лицо жертвы… Ему вспомнились собственные слова, сказанные Наде: «Он похож на спящего…» Вот что не давало покоя: глаза убитого. Кто опустил веки? Обыкновенный бродяга наносит удар, обыскивает и улепетывает, но не тратит времени, чтобы закрыть глаза жертвы…

Вторник, 19 июня

Этим утром Сент-Эмильон был охвачен волнением – поистине растревоженный муравейник. Сидя на террасе кафе с газетой в руках, Кюш делал записи. Он прочел газетные статьи, которые вручила ему Надя, но ничего конкретного оттуда не извлек. Перед ним лежали свежие номера, их предстояло тщательно изучить. При расследовании он нередко узнавал о первых уликах из местной прессы. Некоторые журналисты умели проводить поразительные исследования. Их положение позволяло им получать признания с большей легкостью, чем полицейскому. Он прекрасно это знал и поддерживал кое с кем из журналистов особые отношения… Услуга за услугу – таков его принцип общения с «источниками», как он любил их называть; подсказка – исключительное право на информацию, и в конце концов истина почти всегда прояснялась. Погрузившемуся в последний выпуск газеты «Сюд-Уэст» полицейскому мешали сосредоточиться скауты, шумевшие возле фонтана. Их было около тридцати, и им, вероятно, едва исполнилось лет тринадцать-четырнадцать. На всех бежевые полотняные шорты, ярко-желтые рубашки и традиционный двухцветный скрученный платок. В данном случае платки были сине-оранжевые. Точно такой же развевался и над командой, посреди рюкзаков, шлемов и прочего снаряжения. Вымпел походил на пламя, с закругленной в виде арки верхушкой. Время от времени легкий ветерок давал Кюшу возможность разглядеть изображение животного, символа отряда – бобра. Слева от импровизированного лагеря молодой руководитель отдавал распоряжения своим помощникам. Полицейский с веселой усмешкой созерцал эту картину… На него нахлынули воспоминания о его собственных отроческих годах. В семнадцать лет после четырехлетнего безупречного служения он распрощался со скаутизмом. Тогда его больше привлекали чары юных девушек, чем теория Баден-Пауэлла. <sup>[2]2
  Баден-Пауэлл (1857–1941), английский генерал, основатель скаутского движения. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> Оглядываясь назад, он не жалел о своем выборе.

Слегка повернув голову, Кюш увидел туристов во главе с гидом, которые выходили на улочку, где стоял указательный щит: Катакомбы. Город был известен во всем мире не только своими винами, но и поразительными пещерами, символом которых была подземная церковь. Основой ей послужили подземные ходы, где монах Эмильянус, чье имя носил городок, будто поставил свой скит. Уникальная церковь была выдолблена в известняке между IX и XII веками. Чтобы построить ее в этом святом месте, было извлечено около пятнадцати тысяч кубических метров известкового камня… Кюш, проявлявший страстный интерес к древностям, дал себе слово при первой же возможности посетить пещеры вместе с гидом.

Серого цвета «клио» остановился возле собора. Отец Клеман достал два больших коричневых чемодана и закрыл багажник. Он принадлежал к тем священникам, которые проповедовали возврат к более традиционной Церкви, отмежевываясь в то же время от теорий, запрещенных янсенистами Сен-Никола-дю-Шардонне. Если кто-то подшучивал над его внешним видом, он ссылался на Тридентский вселенский собор: <sup>[3]3
  Тридентский вселенский собор католической церкви заседал в 1543–1547, 1562–1563 гг. в г. Тренто. Закрепил средневековые догматы католицизма, ввел строгую церковную цензуру. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> «Даже если не всяк монах, на ком клобук, духовным лицам должно всегда одеваться подобно их положению; духовное лицо не может сидеть на двух стульях, не зная, что выбрать – Божественное или мирское». Клеман разделял это мнение. Первый знак принадлежности к Церкви – одежда. Священники жили среди мирян, и не в их власти было вырваться из своего времени. В обществе, где внешний облик затмил нравственные достоинства, он считал естественным напоминать всем о своем призвании и единении с Римской церковью. По этим причинам после окончания семинарии он всегда носил черную сутану. Он позволял себе только одну прихоть: серебряное распятие на груди.

Подобно отпускнику, обремененному громоздким багажом, он направился к просторному двухэтажному дому. На латунной дощечке справа было написано: «Дом священника». Он трижды ударил бронзовым дверным молоточком. Через мгновение дверь открылась, и на пороге появилась невысокая женщина болезненного вида. Луиза Рапо служила здесь уже пятнадцать лет, ей недавно исполнился восемьдесят один год. Овдовев, она никогда не расставалась со своим черным костюмом, оттеняющим волосы цвета слоновой кости. Шиньон, который поддерживают две серебристые заколки, всегда безупречен. Но апоплексична она лишь с виду, ибо жизнь наградила ее скорее крепким здоровьем. До сих пор Небеса хранили ее от всех старческих неприятностей: артроза, болезней Альцгеймера и Паркинсона. Только за одно это, что после определенного возраста совсем немало, она благодарила Господа по три раза в день.

– Полагаю, мадам Рапо?

– Вы новый священник?

– Действительно, я отец Клеман.

– Добрый день, месье кюре. Я ждала вас, сегодня утром мне позвонили из архиепископства и предупредили о вашем приезде. Добро пожаловать!

– Большое спасибо.

– Входите же, не стойте там, словно чужой, вы у себя дома.

Они вошли в довольно темный коридор. Дом чистый, с легким душком затхлости. Со стороны улицы окна наглухо закрыты тяжелыми бархатными шторами красного цвета. Терракотовая шестигранная плитка на полу положена не очень ровно, но зато без щербин. Луиза шла твердым, уверенным шагом, не соответствующим ее физическому виду. Даже не обернувшись, она подняла вверх прямо над своим плечом указательный палец, слегка покачивая им:

– Осторожно, тут низкая балка.

Довольно высокому викарию епископа пришлось нагнуться, чтобы не удариться. Его благочестивая спутница ростом метр шестьдесят три сантиметра прошла, даже не пригнув головы.

Они вошли в довольно просторную и более светлую гостиную. Комната была под стать всему остальному, строгая и скромно меблированная: старинный резной ореховый буфет, старый деревенский стол, две старые шаткие скамьи и, наконец, гвоздь коллекции – потертое кресло в стиле ампир с вываливающейся из-под сиденья соломой. Конечно, гарнитур мог бы осчастливить антиквара, но до современного комфорта тут весьма далеко. Еще дымящиеся во внушительном камине угли распространяли приятный запах догорающей лозы. Этот сладкий аромат обострил обоняние викария, заставив его вспомнить, с каким удовольствием он ел антрекот по-бордоски, жаренный на виноградных лозах вместе с тонко нарезанным луком-шалот и приправой из петрушки, на одной из мощеных улочек квартала Сен-Пьер в Бордо.

Здесь время словно остановилось, о чем, похоже, свидетельствовали франшконтийские часы, маятник которых демонстрирует безысходную неподвижность.

– Располагайтесь. Я приготовила кофе… Хотите?

– С удовольствием.

Луиза пошла на расположенную рядом кухню, а Клеман воспользовался этим, чтобы поставить свои чемоданы. Заметив громоздкий багаж священника, Луиза подумала про себя, что глажки ей предстоит гораздо больше, чем прежде. Она не боялась работы, но за годы, проведенные с Анисе, она привыкла к размеренному образу жизни.

– Какая все-таки ужасная история. И это в нашем-то городе, обычно таком спокойном. Да вот, судите сами, со времен войны никаких драм не было!

Луиза Рапо возвратилась в гостиную с подносом в руках, и это выглядело как приношение. Она поставила поднос перед Клеманом на краешек деревенского стола, затем налила священнику кофе:

– Присаживайтесь, вы ведь у себя дома.

– Спасибо, мадам Рапо.

– Сахар, святой отец?

– Нет, спасибо.

– А-а… Как отец Анисе… Знаете, его все здесь любили, и он всех знал. Это он хоронил моего Эмиля.

– Эмиля?

– Да, Эмиля, моего мужа. Крепкого, как дуб, мужчину, которого рак погубил за три недели… Теперь оба они на Небесах рядом с Господом Богом. Ладно, я не буду вам надоедать своими глупыми историями.

– Нет, нет, вы ничуть мне не надоедаете, мы все испытываем необходимость кому-то довериться.

Луиза с чашкой в руке села рядом с викарием.

– Как хорошо пахнет, мадам Рапо.

– О! Это целебный отвар с лакрицей, я беру ее на рынке у Сюзанны, она сама собирает травы. Хотите?

– В другой раз… Сегодня я довольствуюсь кофе… Отличным, впрочем!

Под конец превосходный вкус кофе уступил место горькой субстанции. Луиза явно перестаралась. Клеман не хотел досаждать старой женщине кулинарными вопросами: за несколько дней он, конечно, привыкнет. Вскоре восьмидесятилетняя старушка нарушила молчание:

– Вы знаете наши края?

– Я плохо знаю округу Сент-Эмильона, хотя и родился в Бордо. Я бы, конечно, предпочел познакомиться со здешней местностью при других обстоятельствах…

– Во всяком случае, вы мне очень симпатичны. Вы наверняка понравитесь местным жителям.

– К несчастью, мадам Рапо, я здесь лишь временно, монсеньор Леру поручил мне организовать похороны до назначения нового священника.

– О-ля, какая ужасная история!

Она торопливо осенила себя крестом и отпила глоток своего снадобья.

Ее причуды вызвали у священника улыбку. А местный акцент и манера раскатисто произносить букву «р» просто привели в восторг.

– На похоронах славного отца Анисе наверняка будет много народа. Жалко, что придется знакомиться при таких обстоятельствах. Когда вы собираетесь проводить службу?

– Дата пока не назначена, а отпевать будет монсеньор Леру.

– О, ну тогда придет очень-очень много народа!

В ту минуту, когда она снова осеняла себя крестом, в дверь дома постучали. Тяжело дыша, Луиза поднялась:

– Наверняка опять какой-нибудь журналист, со вчерашнего дня так и снуют. Но мне нечего сказать, я не даю «интервьюв».

Словно десятилетняя девочка, она вышла в коридор, правда, шаркая ногами. Клеман с улыбкой посмотрел ей вслед. Он относился к ней с некоторым сочувствием и даже нежностью, какую обычно внуки испытывают к своей бабушке. Такого рода монолог вошел у нее в привычку, и отец Анисе не раз делал ей замечания, но не упрекая, а подтрунивая. Она возражала, что всегда говорит вслух «на тот случай, если Эмиль ее слышит!». Клеман, со своей стороны, тоже не находил в этом ничего особенного, – в конце концов, разве сам он не обращается к Богу при таких обстоятельствах? И пусть Эмиль Рапо не был богом, но все-таки около сорока пяти лет он был избранником Луизы!

Старая женщина приоткрыла дверь и с недоверием посмотрела на посетителя:

– В чем дело?

Кюш широко улыбнулся:

– Мадам Рапо?

– Да, но я не даю «интервьюв», я уже говорила об этом вашим коллегам.

Полицейский протянул свое трехцветное удостоверение:

– Полиция, мадам… ваше имя мне сообщила мэрша.

– Да… Понимаю… Понимаю… Оно хоть настоящее?

Кюш успокаивающе кивнул:

– Мне надо задать вам несколько вопросов, это недолго.

– Не стойте на улице, а то пойдут разговоры.

Сняв цепочку, Луиза впустила полицейского. Прежде чем закрыть дверь, она выглянула на улицу и посмотрела вокруг, желая удостовериться, что никто не видел, как он вошел.

– Туда, дальше.

Решительным шагом Кюш направился в сторону света, заливающего комнату в конце коридора. Но именно из-за света он не заметил низкую балку и сильно ударился.

– Черт возьми!

Отец Клеман бросился Кюшу на помощь, Луиза поспешила вслед за ним, в который раз за день осенив себя крестом:

– О, боже! Вам хоть не очень больно? Я забыла предупредить вас.

– Нет, ничего, только лоб себе расшиб! Я вполне мог бы принять это за препятствие, чинимое полицейскому расследованию.

Полицейский изо всех сил принялся тереть лоб.

– Надо сказать, что я иногда забываю предупредить об этой балке; сама-то я маленькая и прохожу под ней свободно. Так вот, позвольте представить вам отца… О, я запамятовала ваше имя, святой отец, все это разволновало меня…

– Меня зовут Клеман. Господь испытывает вас в своем собственном доме, сын мой.

– Такая точка зрения вполне допустима и…

Мадам Рапо, успев прийти в себя, прервала полицейского:

– Это тот, кто заменил отца Анисе.

– Очень приятно, Кюш Тьерри, капитан, судебная полиция.

– Очень приятно, Клеман, викарий епископа, епархия Бордо.

Кюшу всегда нравился юмор, и он доволен, что встретил единомышленника. Викарий крепко пожал ему руку:

– Присядьте, пожалуйста, надо осмотреть вашу голову.

– О, не беспокойтесь, у нас в полиции крепкие головы.

Пока священник выполнял обязанности санитара, Кюш начал свое расследование:

– Мадам Рапо, сожалею, что приходится затронуть больной вопрос, но…

– Капитан, если хотите, я могу уйти.

– Нет, напротив, святой отец, вы можете остаться. Итак, по вашему мнению, были ли у отца Анисе враги? Не заметили вы в последнее время чего-то необычного?

Луиза Рапо взглядом спросила одобрения у отца Клемана.

– Не бойтесь, мадам, расскажите все, что вы знаете, нашему другу-полицейскому.

– Сколько ни думай, я не нахожу ничего необычного. Какая ужасная история! Отец Анисе прожил здесь лет двадцать, его все любили, что уж тут говорить… Наверняка это ошибка, знаете, как в том самом сериале, когда инспектор Деррик находит в канале женщину…

– Гм… Видите ли, немецкие сериалы не слишком меня увлекают. Вы можете показать мне его комнату?

Глазами Луиза Рапо опять спросила разрешения у отца Клемана.

– Хорошо, пошли, к тому же это будет ваша комната, святой отец. Я должна еще убрать кое-какие вещи, до сих пор я как-то не успела.

Она открыла дверь в глубине гостиной, и мужчины увидели прихожую, в которую выходили пять дверей. Благочестивая женщина объяснила:

– Эта дверь ведет прямо в ризницу, там тоже низкая балка, так что осторожнее! Вот эта дверь – в уборную, а через эту можно подняться на второй этаж… если хотите, я провожу вас туда потом… Здесь – ваша комната… Входите.

– А эта дверь?

– Это, святой отец, дверь, которая ведет в подземелье.

– В катакомбы.

Кюш, только что узнавший о них, изобразил всезнайку.

Мадам Рапо продолжила:

– Собор ведь очень древний, и под ним, можно сказать, настоящий швейцарский сыр, как говаривал мой Эмиль.

– Эмиль, вы сказали?

– Да, покойный муж мадам Рапо, дорогой капитан.

– Вот именно! А мой Эмиль хорошо знал все эти подземелья, ведь там прятались участники Сопротивления… Боши <sup>[4]4
  Презрительное прозвище немцев. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> никогда бы никого не нашли, если бы не предатель, говорил Эмиль… – И вдова снова перекрестилась. – Там, внизу, – десятки километров.

Во время Второй мировой войны Сент-Эмильон не мелькал на страницах газет и все-таки сыграл определенную роль. Его географическое положение, близость демаркационной линии, километры подземных ходов сделали городок центром Сопротивления. Катакомбы давали возможность перехода в свободную зону вплоть до исчезновения в ноябре 1942 года южной – неоккупированной – зоны. Начиная с февраля 1943 года карьеры стали «резиденцией» для всех, кто укрывался от отправки на принудительные работы в Германию. На Эмиля Рапо, руководителя подпольной организации «Коор-Астурия», донесли в мае 1943 года. Большинство членов его организации были казнены на месте. Эмиль, находившийся тогда на задании, сумел ускользнуть от гестапо. После трагедии он неделями скрывался по подземельям Сент-Эмильона. Там-то и снабжала его всем необходимым Луиза, с беспечностью своих семнадцати лет. Никто так и не узнал имени предателя, выдавшего организацию. В 1947 году герой женился на Луизе, которая была на десять лет моложе него. Они любили друг друга на протяжении сорока пяти лет и никогда не покидали Сент-Эмильона.

Три главных действующих лица вошли в удивительную комнату, непохожую на остальной дом. Красивые занавески из шелковой камчатой ткани красного цвета украшали с обеих сторон широкую стеклянную дверь. Едва они переступили порог, как их ноги утонули в обюссонском ковре, расцветка которого сочеталась со шторами. Справа стояла внушительных размеров кровать с балдахином, покрытая толстым теплым одеялом. Напоминанием о принадлежности жильца к определенному социальному кругу служило распятие над кроватью. По обе стороны – два переполненных книгами шкафа. На самых верхних полках красовались полные собрания сочинений Гюго, Бальзака и Золя в кожаных переплетах. Ламартин занимал место между Фенелоном и Монтескье. Должно быть, тут было собрано около восьмисот классических произведений. Слева находилась туалетная комната с эмалированной раковиной. Внизу она была обита ореховыми панелями, а вверху – мраморными пластинами. И наконец, вместительный шкаф из вишневого дерева с выгнутыми боками создавал впечатление богатства, которого никто не ожидал здесь встретить. Кюш удивился, но виду не подал:

– У вас тут очень красивая мебель, мадам Рапо.

– О, это мебель отца Анисе. Фамильная, как он говорил. – Она открыла застекленную дверь. – Смотрите, какой покой… – Она показала на сад. – Можно подумать, что никакой драмы и не было. Отец Анисе целыми часами размышлял здесь… Это был его маленький рай, как он говаривал.

Кюш и Клеман были очарованы этим местом. Сад, полностью огороженный каменными стенами трехметровой высоты, занимал около двухсот квадратных метров. Один из его уголков вполне заслуживал того, чтобы его обессмертили, настолько он был гармоничен, ведь великолепный букс обрезали лишь в Вербное воскресенье. В этот праздник ветки кропили святой водой, а затем их раздавали после мессы. А перед этим уголком стояла красивая беседка, сплошь увитая виноградом, в жаркие летние дни она давала живительную прохладу. Согласно установившемуся обычаю каждый год во время сбора винограда гроздья в саду срезал виноградарь, который в минувшем году больше других сделал вина. По легенде, священник ордена рыцарей виноделия готовил из этого винограда вино для причастия. Как часто бывает, на деле все оказалось по-другому и сорванным виноградом попросту угощались кюре и его друзья.

Место спокойное и, должно быть, не менялось на протяжении веков. Даже дверка под каменным сводом сохранилась, казалось, со времен монархии. Искусно обработанное кованое железо все еще находилось в хорошем состоянии, но его требовалось покрасить, чтобы предохранять от ржавчины. Посреди этой мирной гавани возвышалась статуя Мадонны.

– А эта калитка? – Кюш кивнул в глубину сада.

– Это выход на улицу, ключ всегда лежал на письменном столе отца Анисе. Тут никто никогда не ходит.

– Все его вещи остались пока в его комнате?

– Я ничего не касалась, я бы себе не позволила, я предпочла бы дождаться указаний отца Клемана.

– Благодарю вас, мадам Рапо, я пришлю полицейского офицера, и он все это осмотрит. – И, повернувшись к Клеману, капитан добавил: – Мы можем поговорить?

– Конечно.

Все трое направились в комнату.

– Вы можете закрыть дверь, мадам Рапо?

– Ну конечно, комиссар.

Мадам Рапо закрыла дверь и подошла к Кюшу с Клеманом.

– Нет… Вы не поняли. Вы выйдете и закроете за собой дверь.

– Хорошо, хорошо! Если я вам понадоблюсь, вы меня позовете.

С разочарованным видом Луиза подчинилась, оставив мужчин наедине. Капитан подошел к одному из шкафов и достал книгу. Кожаный переплет сохранился в отличном состоянии. Он осторожно открывал книгу. На третьей странице значились имя автора и название: Renatus Cartesius «Principia Philosophiae». <sup>[5]5
  «Начала философии» (шт.). – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> На следующей странице стояла дата: «Вышла в свет 10 июля 1644 года».

– Учитывая характер убийства, мое начальство попросило меня постоянно сообщать вам о ходе расследования. Я, конечно, не возражаю, но, со своей стороны, прошу и вас передавать мне всю информацию, которая могла бы пролить свет.

– В пределах того, что допускается моими обязательствами, вы можете рассчитывать на мое безоговорочное сотрудничество.

– Вы знаете, в каком году умер Декарт?

– Простите?

– Декарт, философ.

– Ну, думаю, в тысяча шестьсот пятидесятом, но боюсь, я вас не совсем понимаю.

– Сколько может стоить первое издание одного из величайших интеллектуалов семнадцатого столетия?

Он протянул книгу Клеману.

– Полагаю, довольного дорого.

– Я того же мнения. Вы знали покойного?

Капитан взял обратно том, который ему протянул священник, поставил на место и достал другой: «История бордоских вин» Пюше-Веньяна. И на этот раз он опять перелистал несколько страниц.

– Знал, но не слишком близко. Я встречал его раз или два, когда он приезжал к монсеньору Леру в Бордо. Видите ли, они были добрыми знакомыми, вместе ужинали. Их дружба длилась более сорока лет. Монсеньор чрезвычайно удручен этим преступлением. Потому он и направил меня сюда, чтобы я в меру своих слабых возможностей помог расследованию…

Послышался какой-то скрип. Направившись к двери, Кюш в то же время подал аббату сигнал продолжать говорить. Резким движением он открыл дверь и столкнулся нос к носу с Луизой Рапо, стоявшей на коленях перед замочной скважиной.

– Раз уж вы здесь, мадам Рапо, то входите!

Полицейский заговорщически улыбнулся священнику.

Луиза, слегка смущенная, встала:

– Да, комиссар Клюш.

– Кюш, мадам Рапо. Кюш без «Л». И капитан, а не комиссар, пока еще нет! Послушайте, у отца Анисе прекрасная библиотека… Я вижу, он проявлял большой интерес к литературе и винам.

– Думаю, да… и даже больше того… Это была его страсть, он принадлежал к рыцарям виноделия, и как раз в тот вечер, когда он умер, они все собирались.

– Это еще что такое?

– Рыцари виноделия?

– Да.

– Товарищество виноградарства.

– Вы хотите сказать виноградарей?

– Вот именно.

– Ясно. Хотите еще что-то добавить?

– Нет, нет, больше я ничего не знаю.

Порывшись во внутреннем кармане куртки, Кюш извлек бумажник, достал визитную карточку и протянул ее аббату:

– Хорошо, у меня пока больше нет вопросов, вот моя карточка с номером мобильного телефона. Ко мне, как и к Господу Богу, можно обращаться все двадцать четыре часа в сутки. Я остановился в «Дубовой бочке».

Покинув дом священника, капитан Кюш свернул направо, потом еще раз направо и оказался на улице Мадам Букей. Город Сент-Эмильон богат на исторические события, и эта женщина – часть их: во время революции она укрыла семерых жирондистов от монтаньяров. <sup>[6]6
  Политические группировки во времена Великой французской революции (1789–1794 гг.). – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> В течение восьми месяцев осужденные прятались в колодце своей гостеприимной хозяйки. По доносу ее арестовали, судили, и она разделила судьбу заговорщиков – была гильотинирована 2 термидора II <sup>[7]7
  Термидор – одиннадцатый месяц (19/20 июля – 17/18 августа) французского республиканского календаря (1793–1805 гг.); II год – 1794 г. – Примеч. пер.


[Закрыть]</sup> года. Ныне ее мужество обессмертила эта узкая улочка, над которой время, похоже, не властно.

Добравшись до места, Кюш остановился перед металлической дверью. Это задний вход в дом священника. Все казалось нормальным, однако одна вещь его заинтриговала. Почему у двери, которой никогда не пользовались, были тщательно смазаны петли и почти новый замок? Кюш взялся за витую ручку и попытался повернуть ее, но дверь оказалась запертой. В задумчивости он продолжил осмотр. Полицейский принадлежал к той категории людей, которые испытывают потребность шагать, чтобы привести мысли в порядок. Погруженный в свои думы, он брел по крутым улочкам Сент-Эмильона, не обращая внимания на чету англичан, фотографировавших старый рынок на холме Тант. Ноги сами привели его на площадь Букейр. Это был базарный день, и на площади толпился народ. Царил невообразимый беспорядок. Нагромождение мешков свидетельствовало об активной местной торговле. Смешиваясь, запахи более или менее удачно соседствовали: дыни, помидоры, клубника, сыры. Пальма первенства принадлежала торговцу жареными курами: запахи птицы с тимьяном были способны возбудить аппетит у любого человека, когда часы показывают без четверти двенадцать. Торговцы громко зазывали покупателей. Очутившись посреди прилавков, Кюш уже взял протянутое ему печево, когда звуки мелодии «Янки Дудл» нарушили ход его мыслей. Он достал мобильный телефон. Пришло sms-сообщение: «Зайдите в мэрию, я там до полудня. Ж. Турно». Он посмотрел на часы, уже без десяти двенадцать. Чтобы добраться до мэрии, ему понадобится не более пяти минут.

За столом в приемной мужчина старательно заполнял какие-то бланки. Это был Мариус Пульо, сухопарый верзила с желтоватым, чуть ли не желтушным цветом лица. В тридцать восемь лет в его волосах уже появилась проседь. Слегка наклонив голову, он тщательно выводил буквы, затем аккуратно положил ручку рядом со стопкой бумаг. Взгляд его был ясным, а в мягком голосе слышался юго-западный акцент.