Текст книги "Санта действительно существует?"

Автор книги: Эрик Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Часть I

Логика

Глава 1

Заголовок, который не описывает содержание дальнейшего текста

Никто из нас не может выйти из собственного тела, исследовать свои представления о мире и объективно сравнить их с реальным положением вещей. Как же нам понять, что реальность и наше мнение о ней соответствуют друг другу? Специалисты по логике говорят, что для того, чтобы стать успешным мыслителем, нужно выполнять одно минимальное требование – избегать противоречий. Например, нельзя сказать, что одна и та же вещь сразу и является А, и не является А. Фраза «Эверест – это и гора, и не гора» звучит бессмысленно. Почему? Потому что, говоря так, мы, по сути, не говорим вообще ничего. В итоге слушатель переспросит нас: «Так гора он все-таки или нет?» В данном случае происходит «противоречие» в буквальном смысле – то, что мы говорим, оборачивается против нас. Как мы могли заметить, Тэмми испытывает противоречивые чувства в отношении Санта-Клауса. Она одновременно и верит в него, и не верит. Для логического пути противоречие является препятствием, которое необходимо устранить. Поэтому в логике существует своеобразный набор инструментов для борьбы с противоречиями.

Логика зародилась примерно в VI веке до нашей эры. Судя по всему, ею одновременно начали заниматься в Греции, Китае и Индии. Неудивительно, что местом возникновения логики стали именно эти страны, а не, например, Египет или Мексика. Ведь здесь частенько случалось, что обычному земледельцу, который молился своему богу, действовал по своим законам и танцевал под свою дудку, приходилось встречаться на рынке и вести дела точно с такими же земледельцами, боги, законы и мелодии у которых были абсолютно другими. Ни одна из этих цивилизаций в тот момент еще не превратилась в монолитную империю, насадившую во всех своих концах одну религию, юриспруденцию и музыку. Потому таким разным людям приходилось искать способы взаимодействия.

Я называю логику путем, потому что мы сами выбираем ее, делая частью своей жизни, если хотим, чтобы она принесла нам пользу. Сама логика совершенно ничего от нас не требует. Можно считать ее инструментом нашего мышления, а можно – частью реальности, которая нас окружает. Но если логика – это элемент структуры окружающего мира, то она существует сама по себе. Она не раздражается, не грустит, не разочаровывается, не злится на нас за нелогичное или нерациональное поведение. Логика – это не ваша мама. Она просто существует и ждет, пока мы ею воспользуемся. Итак, либо логика представляет собой конструкт, который мы создаем для достижения собственных целей, либо она – один из аспектов реальности, который мы можем использовать, когда нам это требуется. В любом случае у логики есть цель.

Какова же она?

Аристотель, оказавший такое огромное влияние на западную (и мусульманскую) культуру мышления, что его в течение многих веков называли просто Философом, говорил, что суть логики составляет закон внутреннего противоречия. Ни один предмет не может одновременно быть А и не быть А. Цель логики состоит в том, чтобы вывести нас из неясности и переместить в состояние соответствия. Это путь от когнитивного диссонанса к гармонии и ясности. Если мы четко определим свои представления, а затем путем исследования и дальнейшего объяснения удалим те из них, которые имеют внутренние противоречия, мы достигнем своей цели – стройной системы взглядов. Например, мы будем знать, что существует, а чего не существует. Мы станем самопоследовательными.

Вот пример того, как это работает.

Джордж и Эдди – друзья. Однажды Эдди совершает кражу в магазине. Продавец спрашивает Джорджа, действительно ли Эдди что-то украл. Джордж не знает, как поступить: с одной стороны, он предан своему Эдди, а с другой стороны, ему прекрасно известно, что хорошо, а что плохо.

Представим, что между Джорджем и Логиком происходит следующий диалог:

Логик: «Ну, сынок, и попал же ты в переплет».

Джордж: «Ты прав, Логик! Помоги мне!»

Логик: «Для начала давай определим, в чем состоит твоя проблема. Считаешь ли ты, что утверждение “О преступниках всегда нужно сообщать властям” верно?»

Джордж: «Конечно!»

Логик: «А выражение “Своих друзей нужно защищать” тоже верно?»

Джордж: «Разумеется!»

Логик: «Но Эдди – одновременно и твой друг, и преступник. Получается, ты считаешь оба утверждения — “Джордж должен сдать Эдди властям” и “Джордж должен защитить Эдди” – верными. Мы столкнулись с противоречием».

Джордж: «Именно так! Что же мне делать?»

Логик: «Давай точно определим понятия и проанализируем твои принципы. Что такое преступление?»

Джордж: «Нарушение закона».

Логик: «Действительно ли нужно сообщить властям обо всех преступниках? Если бы ты жил в нацистской Германии и твой друг вопреки закону укрывал бы в своем доме евреев, ты бы сдал его полиции?»

Джордж: «Нет».

Логика: «Значит, выражение “О преступниках всегда нужно сообщать властям” неверно. Ты можешь защитить своего друга, и совесть твоя при этом будет чиста. Мы разрешили противоречие!»

Джордж: «Спасибо, Логик!»

Разумеется, эта беседа пошла бы совсем по-другому, если бы Логик подвергнул сомнению утверждение «Своих друзей нужно защищать» и сослался на примеры, когда люди сообщали властям о близких, если те делали что-то плохое. Или же Логик мог углубиться в нюансы значений слова «защищать» – в некоторых случаях защита друга, совершившего преступление, состоит как раз в том, чтобы сообщить о нем куда следует. Так человек получит помощь, которая убережет его от еще большей беды. Так или иначе, оба этих рассуждения дают Джорджу возможность уйти от противоречия.

Иногда логика прекрасно помогает нам решать наши проблемы. Например, в одном из диалогов Платона софист пытается сбить с толку покупателя собаки следующим рассуждением.

У тебя появилась собака.

У собаки появились щенки.

Если у А появилось В, а у В появилось С, значит, у А появилось С.

Единственное животное, которое может иметь щенков, – это собака.

У тебя появились щенки (что вытекает из пунктов 1, 2 и 3).

Ты – собака (что вытекает из пунктов 4 и 5).

Стоит отметить, что собеседник софиста в этом диалоге – все-таки не собака, а человек2. К счастью для него, в рассуждениях софиста есть логическая ошибка. Если у вас появилась собака, а у нее появились щенки, это не значит, что вы – собака. Почему?

Потому что слово «появиться» используется здесь в двух разных значениях. В первом случае оно означает «приобретение в собственность», а во втором – «рождение». Как только мы понимаем, что речь идет о двух разных концепциях, выражаемых одним словом, мы сразу же видим, что это рассуждение не имеет смысла.

Смысл выражения «появилась собака» в утверждении 1 не равнозначен смыслу выражения «появились щенки» в утверждении 2. Пускай в некоторых юридических обстоятельствах утверждение 3 и является верным, к рождению потомства оно не имеет никакого отношения.

Логика снова всех спасла.

Она может вывести нас из любого концептуального лабиринта.

Она по-настоящему крута.

Вперед, логика!

Впрочем, в некоторых случаях логика оказывается не просто бесполезна, но вредна. Даже если мы проанализируем все свои утверждения и найдем ответы на все сложные вопросы вроде «Когда допустимо предавать друга?», «Когда хорошие люди совершают преступления?» или «Что означает слово «защищать»?», у нас все равно останутся кое-какие сомнения, которые невозможно будет разрешить логическим путем. Это так называемые логические парадоксы – фразы, которые с точки зрения логики одновременно являются верными и неверными. Вот вам пример одного из них: «Это предложение неверно».

Если предложение неверно, то оно верно. Но если оно верно, значит, оно неверно! Даже если мы очистим все свои представления о мире от противоречий, прибегнув к логике, данный парадокс все равно встанет у нас на пути. Иными словами, ни один из методов, которые помогли нам решить задачку Джорджа и Эдди, в этом случае неприменим, потому что приведенное выше предложение состоит из исключительно логичных слов.

Когда логики пытаются применить свое искусство к теории множеств, возникает еще одна важная группа парадоксов, которые называются теоретико-множественными. Вот пример теоретико-множественного парадокса.

Существует множество различных типов прилагательных. Некоторые из них описывают сами себя. Например, прилагательное «русскоязычный» является русскоязычным прилагательным. Другие прилагательные не имеют такого свойства. Например, прилагательное «длинный» не описывает само себя, потому что слово «длинный» не очень длинное.

Давайте назовем прилагательные, которые описывают сами себя, «самоописательными», а все остальные прилагательные – «несамоописательными».

Примером самоописательных слов и выражений могут служить «прилагательное», «трудновыговариваемое», «многосложное» или «содержащее гласные».

Парадокс возникает, когда мы беремся за слово «несамоописательный». Является ли оно самоописательным или несамоописательным? Если оно описывает само себя, то не описывает само себя, а если оно не является самоописательным, то одновременно и является таковым. Как и в случае с парадоксом лжеца, нашему сознанию приходится метаться между двумя взаимоисключающими понятиями.

Философ Бертран Рассел3 предложил для таких парадоксов решение, которое еще называют простой теорией типов. Суть данной теории состоит в том, что если мы будем правильно и очень точно подбирать слова, то никогда не попадем в ловушку парадокса. Вот как это работает.

Нельзя применять к прилагательным ту логику, которую мы только что применили к слову «самоописательный». Мы должны очень четко определить прилагательное и тип объектов, которое оно характеризует, чтобы избежать парадоксов любого рода. Например, слово «длинный» должно применяться к предметам, а не к словам. Если вам требуется слово, описывающее слова, которые описывают предметы, то такое слово должно принадлежать к другому типу прилагательных. Представьте, что у вас есть отдельная коробочка с прилагательными, которые характеризуют не предметы, а слова. Если же перед вами находится предмет и вы хотите обозначить его характеристики, то для этого вы используете прилагательные из другой коробочки, относящиеся только к предметам.

Если же вы хотите описать качества какого-то слова, то вы можете использовать прилагательные только из коробки для характеристики слов, не трогая коробку с описаниями предметов. А если вы захотите сказать что-то о самих прилагательных, характеризующих слова? Никаких проблем! У вас есть коробка с прилагательными второго порядка – теми, что описывают прилагательные, которые описывают слова. Количество коробок в вашем распоряжении бесконечно, но Рассел составил свод правил, позволяющих ориентироваться в них и избегать парадоксов.

В простой теории типов Бертрана Рассела вопрос «Является ли слово “самоописательный” самоописательным?» невозможен. Так как прилагательные и все другие части речи описывают разные типы прилагательных, то самоописательных прилагательных не существует. Придерживаясь этого правила, вы не будете создавать парадоксов. Это что-то вроде логической гигиены для мозга.

Логик и философ Альфред Тарский4 сделал примерно то же самое с парадоксом лжеца. Он определил понятие «истина» таким образом, что его невозможно стало применить к выражению, содержащему слово «истинный» в себе.

Для начала Тарский определил понятие «истинный» для объектного языка L при помощи правил составления так называемых предложений истины. Сами правила не так уж и важны. Все, что нам нужно знать, – как с их помощью генерировать предложения истины, не используя при этом понятие «истинности». Такие предложения выглядят следующим образом.

«Фраза “Снег белый” истинна-в-языке-L» в том и только в том случае, если снег белый.

«Фраза “Трава зеленая” истинна-в-языке-L» в том и только в том случае, если трава зеленая.

Иными словами, если вы хотите описать выражение «Снег белый», вы можете это сделать, добавив к утверждению дополнительное условие «истинно-в-языке-L». Однако, говоря так, вы используете уже не язык L, а метаязык L1. Объектный язык называется так, потому что на нем мы говорим о предметах. Метаязык L1, в свою очередь, используется, чтобы говорить о предложениях объектного языка. Метаязык содержит выражения «истинно-в-языке-L» и «ложно-в-языке-L». Кроме того, существует еще и метаметаязык, описывающий выражения на метаязыке. На нем вы можете сказать следующее: «Выражение “Фраза «Снег белый» истинна-в-языке-L” истинно-в-языке-L1».

Какой же язык нужно использовать, чтобы сказать «Это предложение неверно»? Такого языка нет. Существует истина-в-языке-L, истина-в-языке-L1, истина-в-языке-L2, но не абсолютная истина, из-за которой и возникает парадокс.

Те из читателей этой книги, которые любят решать головоломки, наверняка уже заметили нестыковку. Чтобы сформулировать проблему и описать свое решение, Расселу и Тарскому приходится нарушать собственные правила!

Представим, будто Рассел сказал нам: «Не нужно ставить вопрос следующим образом: “Является ли слово «самоописательный» самоописательным?” Такая фраза абсолютно бессмысленна. Лучше используйте мою теорию типов, в которой прилагательные имеют смысл только в том случае, когда мы правильно их применяем».

Но ведь то, что он сказал, противоречит его же правилам! Рассел заявил: «Вопрос, является ли слово “самоописательный” самоописательным, бессмыслен». Но ведь в нем есть смысл. Сам Рассел только что задал этот вопрос, и мы его поняли. Он не сказал: «Не нужно ставить вопрос следующим образом: “Оаывваывсфывсваыфват?” Такая фраза абсолютно бессмысленна». Подобное выражение было бы последовательным и непротиворечивым. Вместо этого Рассел сказал: «Не нужно ставить вопрос следующим образом: “Является ли слово «самоописательный» самоописательным?” Такая фраза абсолютно бессмысленна».

Очевидно, что это утверждение неверно. Вопрос «Является ли слово “самоописательный” самоописательным?» должен иметь определенный смысл, иначе между ним и вопросом «Оаывваывсфывсваыфват?» не было бы никакой разницы и мы не смогли бы рассуждать о нем, применяя описанную выше логику.

Это серьезная нестыковка! Но еще бóльшая проблема состоит в том, что ответ Рассела тоже нарушает его собственные правила: «Не используйте слова таким образом, чтобы они широко характеризовали всю окружающую реальность, но прилагайте их только к тому типу или уровню реальности, который им позволительно описывать». Чтобы описать, как следует использовать слова, он применяет понятие «слова», которое как раз таки широко характеризует всю окружающую реальность.

Некоторые профессора философии, с кем я обсуждал эту проблему, пытались защищать Рассела и Тарского, указывая на разницу между понятиями «использовать» и «упоминать». По их мнению, когда Рассел говорит: «Не используйте самоописательные слова», он лишь упоминает слово «слова», а не использует его. Лично мне этот аргумент не кажется убедительным, ведь упоминание представляет собой разновидность использования. Упомянуть слово означает использовать его. И когда мы используем слово «слова» в выражении вроде «Слова – это весело!», и когда мы упоминаем его во фразе «избегайте самоописательных слов», мы задействуем один и тот же участок мозга, отвечающий за восприятие языка. Слова можно сравнить с поцелуями. Если я поцелую вас, чтобы показать, что целоваться непристойно, в итоге все равно окажется, что я вас поцеловал. Поцелуй невозможно взять в кавычки, чтобы подтвердить с его помощью свою точку зрения. Если вы мне не верите, то попробуйте провернуть это на следующем семинаре по предотвращению сексуальных домогательств на работе, а потом напишите мне о результатах. Поцелуи невозможно цитировать – они слишком реальны. Равно как и слова.

Логика обещает вывести нас из дебрей неясностей к четкости и пониманию. Но, когда дело доходит до парадоксов, логика начинает путаться в собственной терминологии, которая не позволяет ей ни описать проблему, ни сформулировать решение.

Стоит нам увидеть одно слабое место логики – и мы тут же начинаем замечать их повсеместно. К примеру, в начале XX века в философии существовало течение под названием логический позитивизм. Его приверженцы пытались решать любые задачи (даже те, что не относились к логике), предъявляя очень жесткие требования к понятию смысла. По их мнению, для того чтобы предложение считалось осмысленным, оно должно было быть или логически истинным, как, например, «а = а», или научно доказуемым.

Позитивисты пытались очистить мышление и язык от метафизики и религии, которые считались среди этих философов абсолютным злом. В то время европейская цивилизация, которая едва избежала уничтожения в ходе Первой мировой войны, стремилась к радикальным решениям. Главная проблема логического позитивизма состояла в том, что, по его же собственным критериям, он оказывался совершенно бессмысленным. Очевидно, что утверждение «Осмысленное предложение должно быть логически истинным или научно доказуемым» само по себе не является ни логически истинным, ни научно доказуемым. Вряд ли хоть один ученый в истории, заглянув в пробирку с натрием или посмотрев под хвост бобру, записал в отчете о своей работе: «Я обнаружил, что все осмысленные предложения являются логически истинными или научно доказуемыми».

Итак, логический позитивизм либо неверен, либо не имеет смысла. Я склоняюсь к первому варианту. Позитивисты любили сравнивать свою работу с искусством. Они писали, что язык убеждает людей при помощи аргументов, а искусство воздействует на них через эмоции. То есть утверждение «Осмысленное предложение должно быть логически истинным или научно доказуемым» само по себе не имеет смысла, но может вызвать в вас эмоциональный отклик, как, например, строчки из любимой песни. Однако любому очевидно, что фраза «Логический позитивизм – это искусство» не имеет с искусством ничего общего.

Более сложную версию принципов логического позитивизма изложил Людвиг Витгенштейн5 в своем «Логико-философском трактате». Он выдвинул теорию смысла, аналогичную позитивистской: предложение имеет значение в том случае, если оно обращает наше внимание на несколько различных состояний реальности и выбирает из них то, которое соответствует действительности. Кроме того, Витгенштейн пытается разрешить проблему, о которую споткнулись позитивисты: каков статус предложений, которые произносит он сам? Если единственно верными высказываниями являются те, которые указывают на истинное положение вещей, то верно ли утверждение «Единственно верными высказываниями являются те, которые указывают на истинное положение вещей»? Уверенный в своей теории, Витгенштейн утверждает, что эта фраза не имеет смысла.

«Мои предложения поясняются фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью – на них – выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как он взберется по ней наверх)».

Витгенштейн был ужасно умным, но такое сравнение звучит невероятно глупо, и это легко заметить любому, кто хоть раз взбирался куда-нибудь по лестнице. Ведь если отбросить лестницу, по которой ты только что поднялся, то обязательно застрянешь на высоте! Почему мы должны ее отбрасывать? А если нам не понравится то место, куда мы взобрались? Или мы вдруг поймем, что забыли что-то внизу? Или захотим подниматься сюда лишь изредка, под настроение? В конце концов что делать, если ты залез куда-то высоко и начался дождь? Не лучше ли спуститься и подождать, пока он не прекратится? Почему Витгенштейн хочет, чтобы мы выбрасывали лестницу сразу же, как заберемся повыше? Это очень вредный совет!

Мы начали беседу об онтологическом статусе Санта-Клауса с наблюдения о том, что наше сознание постоянно колеблется между двумя точками зрения: «Санта реален» и «Санта – выдумка». Поможет ли нам в данном случае логика? Не странно ли использовать для разрешения противоречия науку, девиз которой – «Отсутствие внутренних противоречий»? К сожалению, говоря о самой логике, ученые высказываются абсолютно нелогично. Они утверждают, что их мнения о взаимоотношениях логики и реальной жизни одновременно истинны и бессмысленны. Итак, даже в высших сферах логического мышления человеческое сознание мечется от одного варианта к другому. Логики тоже чувствуют противоречия, как обычные люди! Одна половина позитивиста уверена, что его утверждения имеют ценность, а другая – что в них нет смысла. Одна половина Витгенштейна считает «Логико-философский трактат» ясным и четким, а вторая – полной чепухой. Великий философ ничем не отличается от Тэмми!

Так что же, все эти ученые – сумасшедшие? Или, может быть, они просто врут нам, придумывают какую-то ерунду, чтобы заполучить теплые местечки в университетах и пригласительные на роскошные вечеринки для логиков? Может, все это делается ради дешевой популярности на каком-нибудь логическом шоу в Лас-Вегасе?

Или логика просто не имеет средств, чтобы бороться с логическими парадоксами, возникающими в моменты ее собственной рефлексии? Может, все не так уж плохо?

Нет, это плохо – и плохо по двум причинам. Во-первых, задача логики – улучшать жизнь, делая ее максимально последовательной. И если логика непоследовательна сама в себе, то ее существование неоправданно. Если бы я был рок-звездой, то непоследовательность не стала бы для меня проблемой, потому что я пытался бы добиться славы за счет классной музыки и сомнительной популярности у молоденьких девушек. Но раз уж я логик, то единственный путь к общественному признанию и финансовому благополучию для меня – это логичность.

Вторая причина состоит в том, что мы так и не продвинулись в нашем деле и не выяснили, как следует относиться к Санта-Клаусу.

Вот смотрите. Мы начали с того, что отметили двойственность данного отношения. Каждый из нас хочет верить в то, что Санта реален, но одновременно чувствует, что это не так. Мы попробовали придерживаться строгой критической точки зрения и столкнулись с логическими теориями, которые одновременно имеют смысл и полностью бессмысленны. Логика – тот же Санта-Клаус. Одна часть нашего сознания считает ее истинной, а другая – ложной.