Текст книги "Мир Приключений 1963 г. №9"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Леонид Платов,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Михаил Емцев,Александр Горбовский,Юрий Давыдов,Яков Волчек,А. Смуров,А. Бобровников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

Глава XXIII
В КОТОРОЙ СНОВА ГОТОВЯТСЯ В ПУТЬ

– Если бы эти болваны не зажгли крест, мы здорово влипли бы в эту яму, – рассказывал Джо. – После того как я увидел эту штуку, я, будь они прокляты, был дьявольски осторожен.

– В ближайшем городке мы бросили машину у первой же колонки и пересели в поезд. – Тэд в первый раз попросил у Майка сигарету и закурил. – Если они готовили такие штуки по всей дороге, они могут кусать себе локти.

Все говорили наперебой. Они были снова здесь, “дома”, и Майк, сидя на ручке кресла, разделял радость своих трех марси и мисс Марси, как назвал он Бетси.

Встретил Майк друзей сюрпризом. Первое, что преподнес он им при встрече, был официальный пакет на их имя. Еще до вскрытия конверта нетрудно было угадать его содержание. Во вчерашних газетах сообщалось, что марсианам разрешен выезд за пределы страны для участия в международном съезде астрофизикой в Париже. Съезд начинался в конце недели. С оформлением выезда нужно было спешить.

Если событиями последних дней не была омрачена радость Бетси и Лори, то Тэд был очень обеспокоен, и Джо разделял его опасения.

Почему их наконец решили отпустить? В свое время различные организации и даже правительства некоторых стран ходатайствовали об их приезде. Может быть, тянуть дальше и прятать от человечества пресловутых межпланетных гостем стало невозможным и смешным?

А их заявление? Как могли допустить, чтобы они увезли свой секрет? Эти вопросы не давали покоя.

Отъезд был решен, но сколько опасностей и подвохов ожидало их до этого дня!

Майк успокаивал друзей:

– Не вешайте нос и никогда не забывайте, что вы марсиане. Не забывайте, что вы на ладони земного шаря, у всех на виду. А случай в дороге – вы чем-то не поправились местным кланам или легиону. Поверьте, я знаю нравы нашей провинции. Для них нипочем даже решение парламента, а здесь, в столице, эти вещи невозможны.

– Здесь, в столице, нас вряд ли станут предупреждать, зажигая дурацкий фейерверк, – ответил Джо

– Я думаю, что воина объявлена, – сказал Тэд. – У Уэллса это выглядело иначе.

– Прекрасно, – вмешался Лори. – По Уэллсу, мы можем погибнуть только от бацилл.

– Поэтому ты так часто дезинфицируешь утробу! – проворчал Джо.

– Меня больше беспокоит другое, – продолжал Майк. – Там придется очень трудно. За границей никто не обязан с вами считаться и, конечно, встретят с предубеждением. Ученые уже давно точат на вас зубы.

– С учеными мы найдем общий язык. Особенно с теми, у кого тоже есть своя звезда.

– Кстати, о звездах, – оживился Лори. – Хотите, Бетси, я составлю ваш гороскоп? Вы родились в марте под знаком Близнецов.

– Не надо об этом, Лори.

– Право, мне хочется составить вам гороскоп. Мне кажется, что, приехав туда, вы обязательно обвенчаетесь с Тэдом. Здесь это невозможно. Девушке должно быть приятно перед таким путешествием знать, что она родилась под знаком Близнецов.

– Я думал, ты уже оставил свои бредни, – недовольно пробурчал Тэд.

– А вы знаете, что мне скучно? – неожиданно вспылил Лори. – Вы оба заняты любимым делом. У вас его по горло. А я? После того как придумал язык, умираю от скуки. Не стану же я собирать почтовые марки! Очень мило – марсианин собирает почтовые марки.

Но Лори на этот раз не пришлось скучать. Его и Бетси засадили за разбор корреспонденции и других скопившихся перед отъездом дел. Джо и Тэд пропадали в городе. Джо были поручены дела с зачахнувшими в последнее время марсо-земными комитетами и другими общественными организациями.

Более практичный Тэд был занят выколачиванием долгов по различным контрактам.

В день отъезда Бетси неожиданно вызвали к телефону. Говорила ее мать. Из сбивчивых слов старухи Бетси поняла лишь то, что с Рики случилось несчастье, и только после долгих расспросов она постепенно вникла в суть. Еще зимой в окрестностях появились какие-то люди. Сперва они заигрывали с Рики, стараясь расположить к себе мальчика мелкими подарками, расспрашивали его о пропавших друзьях. Один раз они даже предложили прокатить его на машине в ближайший городок. Незнакомцы, по-видимому, не нравились Рики, он отказался от подарков и молчал. Тогда ему стали угрожать. Мальчик пожаловался взрослым, и эти люди исчезли.

А третьего дня его жестоко избили. Кто это сделал, остается неизвестным. От Рики этого не добиться – он без сознания. Врач говорит, что спасти его может только переливание крови, но здоровье не позволяет матери дать свою, а у Тодди Брена, Сеймона, тетушки Фли, которые согласились бы на операцию, не подходит группа. Здесь рассказ старухи стал совсем сумбурным. Смутные понятия о группах крови помогли благонамеренным соседям убедить ее, что консервированную кровь переливать никак нельзя – она может оказаться цветной. Вообще это не божеское дело, но влить мальчику цветную кровь – значит, погубить его на всю жизнь. Но Рики по-прежнему плохо, и растерявшаяся мать просит у Бетси помощи и совета.

– Тебе нужно немедленно выезжать, – сказал Тэд. – Не горюй, Бетси, все будет хорошо, все должно быть хорошо. Рики не может погибнуть, он один из немногих настоящих в этом поколении.

– Не знаю, что будет с нами, но его нужно спасти. Вылетай… нет, самолеты не летят в эту дыру. Выезжай первым поездом, – посоветовал Джо. – Ты должна успеть.

– Когда все будет в порядке, ты догонишь нас с Майком. Океан не так широк в наше время.

Этот разговор происходил, когда в обширном холле уже шумели приглашенные на прощальную пресс-конференцию.

Предстоящий отъезд возбудил заглохший интерес общества к марсианам. Пресс-конференция напоминала минувшие дни славы. Было шумно, накурено и очень весело, как говорил Майк, чувствовавшим себя здесь в родной стихии.

Наконец, утомленные вопросами, речами, вспышками репортерских ламп и щелканьем аппаратов, марсиане направились к выходу

Как и прежде, улица была запружена толпой, дружелюбной и любопытной. Махали шляпами и толкались, стараясь лучше видеть. Какие-то типы пытались прорваться к машинам, выкрикивая: “Катитесь скорее к красным!” Но полиция сравнительно быстро установила порядок.

Машины тронулись, и Бетси осталась одна. Она не могла даже проводить Тэда на аэродром, потому что пропустила бы поезд.

Бетси поднялась в свою комнату. До выезда на вокзал оставалось больше часа. Вещи были уложены еще накануне. Не зная, как убить время, она взяла книгу, но слова сливались в ничего не значащие серые строчки. Раздался телефонный звонок.

Из холла звонила Амалия. Понимая состояние Бетси, она приглашала ее выпить чашку кофе в баре. Бетси была рада как-нибудь провести томительные минуты и отложила книгу.

Женщины сели у открытого окна. Раскаленный за день город еще дышал жаром. Вентилятор шевелил легкие занавески. Где-то па ближайшей крыше играла радиола и, может быть, танцевали, но из окна этого не было видно. Заходило солнце. В душном тумане сверкали окна далеких зданий.

– Самолет поднимается в восемь сорок, – зачем-то сказала Амалия, хотя Бетси это прекрасно знала.

Амалия посмотрела на часы, и Бетси невольно проследила за ее взглядом. На часах, висевших в зале, стрелки только приближались к восьми,

– Вы счастливая, Бетси, – заговорила Амалия. – Рики поправится, и вы увидите Париж. Вы ведь никогда не были в Париже? Я была переводчицей во время воины. Тогда там все было иначе. Сейчас вы увидите настоящий Париж. Сейчас он лучше.

– Я никогда не была в Париже, – ответила Бетси.

– Мы и тогда чувствовали себя там неплохо… Я не знаю, каково будет вашим марси.

– Они будут чувствовать себя хорошо везде, где найдут друзей, – сказала Бетси.

– Хорошо находить друзей… не нужно их отталкивать. – Амалия опять посмотрела на часы. – Немного позже я расскажу вам одну сказку, а пока я познакомлю вас с Парижем.

Амалия долго болтала, и Бетси ждала, когда она наконец заговорит о модах, а потом подумала, что мисс Олсоп слишком серьезна, чтобы говорить о тряпках, и что ей, Бетси, все равно, о чем говорить, лишь бы скорей прошло время.

– Вы счастливая, Бетси, – с каким-то странным упорством повторила Амалия. – Вам повезло – вы нашли настоящего мужчину. Марси Уан настоящий мужчина… Тем больнее буудет его потерять. Не смотрите на меня так.

Амалия долила в стакан воды и повернулась к окну. В тусклом свете уходящего дня лицо ее было бледно. В зрачках отражались вертикали города. Рука Амалии лежала на скатерти, пальцы барабанили по столу, Бетси послышалось, как губы ее в такт пальцам повторяют одно слово: “Тэд, Тэд… Тэд…”

Бетси почувствовала, как холодная волна прокатилась по ее спине.

– Что вы говорите?

– Так, я вспомнила одну мелодию. Вы любите оперу, Бетси? У вас белокурые волосы и голубые глаза. В вашем краю встречаются немцы-переселенцы. Если бы вы были немкой, вы, наверно, знали бы сказку о Зигфриде. Зигфрид был тоже настоящий мужчина. В молодости он любил убивать драконов. Раз он проделал это с одним из них и выкупался в его крови. Так было принято в то время. Это делало его неуязвимым. Но дубовый лист прилип к его спине, и в это место его могла поразить смерть. Зигфрида любила женщина, а он любил свою жену. Жена была болтлива, как все жены, и женщина узнала от нее о дубовом листе. Однажды Зигфрид пошел па охоту, и, когда он наклонился к ручью, черный рыцарь пронзил ему копьем спину. Жена долго ждала мужа с охоты и вышивала кисет, а может быть, вязала носки. А та, другая, знала, что он лежит в лесу, не дотянувшись до ручья, и внутри… внутри у нее было пусто.

Казалось, чья-то рука сдавила шею Бетси.

– Брунгильда была царица, а вы… вы просто шпионка.

Бетси порывисто встала и, едва не опрокинув стул, бросилась к телефонной будке.

Стрелки часов приближались к девяти.

Глава XXIV
ПОСЛЕДНЯЯ ДОРОГА

Самолет должен был подняться в восемь сорок, а посадку еще не объявляли. Кроме марсиан, этим рейсом вылетал на гастроли “Метрополитен-джаз”. Очевидно, ожидали приезда музыкантов. В восемь пятьдесят стало известно, что у джаза возникли какие-то затруднения с визами и вылет его откладывается.

Под перекрестным огнем объективов все двинулись к выходу на лётное поле. Когда маленькая толпа прошла половину расстояния до серебристой птицы, в стеклянных дверях показалась девушка из диспетчерской.

– Верните марсиан! – окликнула она двух провожавших, которые немного отстали и были к ней ближе других. – Их вызывают к телефону. Что-то очень срочное.

Высокий рыжий мужчина обернулся и двумя шагами оказался рядом с ней.

– Мало ли что могут придумать любители автографов, мисс… Скажите, что самолет в воздухе.

Девушка пыталась возражать.

– Скажите, что самолет в воздухе, – повторил рыжий. – И без того вылет задержали.

Тэд припал к окошку, тщетно разыскивая что-то глазами. Горизонт наклонился, и видение огромного города косо ушло назад.

Рискуя продавить лбом стекло, Тэд пытался проследить за ним глазами, по ничего не мог разглядеть, кроме свинцовой чаши залива, на которой белели топкие полоски зыби.

Нелепое недоразумение лишило марсиан спутников в полете. Между друзьями было столько сказано за последние дни, что сперва все молчали.

– Вот мы и одни, – заговорил Лори. – Совсем… Не видно даже стюардессы. Вы заметили, что ее заменял какой-то парень. Им, наверно, тоже скучно в своей кабине.

– Если бы этот проклятый джаз оставил нам инструменты, – сказал Тэд, – мы смогли бы устроить здесь концерт.

– Хотя бы забыли банджо. Я наконец смог бы немного поиграть, – сказал Джо.

– И мы спели бы наш школьный гимн.

– Давайте просто споем. Тихо-тихо.

– Зачем же тихо? – спросил Тэд. – Мне надоело скрываться. Попросим радиста передать нашу песню в эфир: – Всем! Всем! Всем!

– Прощальный концерт для тех, кто остался снизу?

– Хотел бы послушать их аплодисменты.

– Я пойду попрошу радиста, – оживился Лори. – Летчики – хорошие ребята, они споют вместе с нами.

– Не дури, – сказал Джо.

Разговор прекратился. От однообразного шума слипались глаза.

Тэд очнулся от дремоты, когда за стеклом было совсем темно. Он никогда не летал ночью и сейчас поддался ощущению приятной и странной жути. Он представил себе окружающую тьму и маленькую серебряную птицу, которая несли его в беспредельной черной бездне. Затем он представил себе ракету, мчащуюся сквозь такую же мглу к заветной цели, а потом увидел паруса.

Надутые паруса со всех сторон окружали фантастический корабль. Корабль под давлением лучистой энергии величаво плыл в океане Вселенной. Кругом ярко сияли звезды. Матросы в стеклянных скафандрах усеяли реи, убирая марселя. Матросы пели.

Раздался взрыв, и все провалилось в каскаде цветных искр.

Резкий толчок окончательно разбудил Тэда. Лори растерянно тряс его за плечо:

– Их нет!

– Кого?

– Никого, – сказал Лори, указывая на дверь, ведущую к пилотам. – Там Джо, он пошел их спросить…

Тэд рванулся к открытой двери, пробежал отсек и застыл среди тишины. Шум моторов исчез из его сознания. Это было ничто, ночь, пустота. В пустой кабине медленно двигались штурвалы. Рядом Джо, неестественно бледный, не отрываясь смотрел на светящиеся приборы.

– Автопилот, – с трудом процедил Джо.

Тэд ничего не ответил. Он силился понять, хотя уже знал и не хотел знать правды.

– Они спрыгнули давно, – сказал Джо. – Иначе их не смогли бы подобрать в открытом океане.

– Долго мы сможем так лететь? – спросил Тэд.

– Не знаю.

– Всю ночь, пока…

– …не взорвемся. Они не могли рассчитывать только на это.

За их спиной всхлипнул Лори.

– Не бойся, мальчик, – успокаивал Джо. – Может быть, мы разобьемся сами, они могли просто не долить бензина в баки. Не бойся, я постараюсь сделать все, что смогу. У меня были друзья в воздушных силах, мне не раз приходилось с ними летать. Нужно кружить, если мы достигнем берега, а главное – выравнивать и выравнивать машину. Вода смягчает удар. – Джо выразительно взглянул на Тэда. (Черт возьми, если я сумею это сделать!) – Корабли не раз спасали тонущих в море.

Джо неуверенно сел в пилотское кресло. Штурвалы медленно, как живые, ходили перед ним.

Силясь улыбнуться, Джо сказал:

– Мальчики, мы были и не в таких переделках.

– Мы хотели дать им последний концерт.

– Но мы можем еще сказать последнее слово, – обернулся Джо и встал с кресла. – Подтянись, Лори, посмотри на Тэда и подтянись. Мы мужчины и скажем это слово. Не думаю, чтобы они догадались, что нам следует заткнуть рот.

В ночь на 8 сентября 19… года многие коротковолновые станции и корабли, идущие в океане, приняли радиограмму:

“Земля! Земля!

Мы – марсиане! Мы – марси, марси, марси!..

Команда покинула самолет…

Команда покинула самолет…

Наши имена: Теодор Сойер, Джозеф Финн, Лориан Гарпер.

Наши имена: Теодор Сойер, Джозеф Финн, Лориан Гарпер!

Мы не марсиане, Земля. Мы люди! Люди! Люди! Мы хотели отдать людям все, что у нас было, – талант! Мы хотели отдать людям все, что у нас было, – талант! Мы не хотели делать бомбы, Земля.

В сорока милях от Нового Вифлеема, в пятистах ядрах на юг, от взрыва мнимой ракеты лежит камень почти прямоугольной формы. Лежит камень почти прямоугольной формы.

Под этим камнем мы закопали все, что смогла дать нам страна, в которой мы родились: пистолет, смятый кредитный билет и недопитую бутылку виски.

Ты слышишь, Земля?.. Мы летим в рассвет”.

Л.Платов “ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ” УХОДИТ В ТУМАН
Главы из романа

В предыдущих книгах альманаха рассказано о том, как весной 1944 года командир звена торпедных катеров Шубин встретил в шхерах под Ленинградом немецкую подводную лодку, прозванную “Летучим голландцем”.

Вскоре после этого он побывал у нее на борту. Подводники принимали его за финского летчика, который был сбит в воздушном бою и на глазах у них упал в море. Спустя сутки Шубин сумет уйти с подводной лодки Он был подобран нашим “морским охотником”, все лето пробыл в госпитале и лишь осенью 1944 года вернулся на свои катера.

ШУБИН АТАКУЕТ

1

Он жадно, всей грудью вдохнул воздух.

О! Первоклассный! Упругий, чуть солоноватый и прохладный, каким и положено ему быть!

Ветер, поднявшийся от движения катера, легонько упирается в лоб, будто подразнивая, приглашая поиграть с собой.

А волнишка-то здесь покруче, чем в тесноте шхер! Еще бы! За Таллином открываются ворота в Среднюю Балтику, выход из залива в море. Открытое море!

Ого! “И попируем на просторе!..”

Мысленно Шубин видит весь военно-морской театр. Притихшая Финляндия проплывает по правому борту. Она перестала быть враждебной, вышла из войны. Слева протянулось хмурое эстонское побережье. Там еще копошатся фашисты.

А юго-западнее Таллина материковый берег под прямым углом отклоняется к югу. Дальше лежит Моонзундский архипелаг – острова Хиума, Саарема, Муху, запирающие вход в Рижский залив. Еще дальше, за Вентспилсом и Клайпедой, отгороженная от моря косой Фриш-Неррунг, высится прославленная крепость Пиллау, аванпорт Кенигсберга.

Где-то в этом районе – не в шхерах, а на просторах Средней или Южной Балтики – Шубин сквитается с “Летучим голландцем”!

Он крепче стиснул штурвал.

По старой памяти иногда еще стоял па штурвале, хотя командовал уже не звеном, а отрядом. Б бою предпочитал находиться пока на своем старом катере. Вновь назначенный командир катера лейтенант Павлов “приучался к делу”.

Сейчас Павлов с любопытством поглядывает на командира отряда, стараясь по его лицу угадать, о чем он думает.

Нахмурился? Стиснул зубы? Ну, значит, вспомнил о своем “Летучем голландце”!

Пылкому воображению Шубина рисовалось, как ночью он вплотную подходит к “Летучему голландцу”. Тот всплыл для зарядки аккумуляторов. Тут-то его и надо подловить! За шумом своих дизелей немцы не услышат моторов шубинских катеров. И тогда Шубин скажет наконец свое веское слово: “Залп!” Всадит торпеду в борт подводной лодки! И так это, знаешь, по-русски всадит, от всей души, чтоб на веки вечные пригвоздить страшилище к морскому дну!

Но встреча (“неизбежная встреча”, как упрямо повторял Шубин) могла произойти и днем. На этот случаи припасены глубинные бомбы. Теперь на катера берут и бомбы, с полдюжины небольших черных бочоночков, аккуратно размещая их в стеллажах за рубкой.

Не торпедой, так бомбой! Надо же чем-то донять этих несговорчивых “покойников”!

Но пока не встречается Шубину ею “Летучий голландец…”

2

Глубинные бомбы неожиданно для всех Шубин использовал еще более своеобразно – против надводного корабля!

Отряд находился в дневном поиске, сопровождаемый самолетами прикрытия и наведения на цель.

Рев шубинских моторов как бы вторил падающему с неба рокоту. Нервы вибрировали в лад с этим двойным перекатом, с грозной увертюрой боя.

Впереди пусто. Грязно-серое полотнище облаков свисает до самой воды.

Но вот Шубина окликнули сверху. В наушниках раздалось торопливое: “Транспорт, Боря! Транспорт! Слева курсовой двадцать! Здоровенный, тысячи на три [2] 2
  Тонн.


[Закрыть]!”

Один из самолетов вернулся, сделал круг над отрядом торпедных катеров, помахал крыльями и опять улетел вперед.

Катера послушно последовали за ним.

Через несколько минут на горизонте возникли силуэты кораблей. Как мыши, выползали они из-под тяжелых складок облаков, ниспадавших до самой воды.

Верно: транспорт! И конвой, очень сильный. Раз, два… Четыре сторожевика и тральщик!

Но известно, что победа не определяется арифметическим соотношением сил. Есть еще и высокая алгебра боя!

На немецких кораблях заметили Шубина и стали менять походный ордер [3] 3
  Ордер – строй кораблей.


[Закрыть]. Одновременно заблистали вспышки выстрелов. Вода вокруг катеров словно бы закипела.

Первыми в драку ввязались самолеты. По приказанию Шубина они атаковали корабли охранения, чтобы заставить их расступиться и открыть катерам дорогу к транспорту.

Но из-за туч неожиданно вывалились немецкие самолеты. Конвой тоже имел “шапку”, то есть воздушное прикрытие. Над головами моряков навязалась ожесточенная схватка.

– Дымовую завесу! – командовал Шубин в ларингофон.

Один из катеров бойко выскочил вперед, волоча за собой дым по волнам. Мгновение – и атакующие торпедные катера оделись грозовым облаком.

Сверкая молниями, облако это неслось по воде на транспорт.

А сверху моряков подбадривали летчики. В наушниках звучали их возбужденные голоса:

– Левей бери! Жми. Боря, жми!.. Боря, Боря, Бори!..

Улучив момент, когда транспорт повернулся к нему бортом. Шубин прицелился. Самое главное – прицелиться. Торпеда умница! Остальное доделает сама.

– Залп!

Соскользнув с желоба, торпеда нырнула в воду за кормой. Шубин круто отвернул, а торпеда, оставляя за собой пенный след, понеслась к транспорту на заданной глубине.

Взрыв! Угодила в носовые отсеки! Нос транспорта резко осел в воду.

Но это не конец. Одной торпедой такую громадину не взять. Транспорт еще хорошо держится на воде. Корабли охранения сомкнулись вокруг, него и усилили заградительный огонь.

– Фомин горит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! – крикнул Павлов.

Один из торпедных катеров беспомощно покачивался на волнах. Он горел! Немцы сосредоточили по нему почти весь огонь, спеша добить. Таково правило морского боя: подбитого немедля добивай!

Князев полным ходом мчался на выручку товарища, но был еще далеко от него.

Тогда, в разгар боя, Шубин застопорил ход!

Павлов с ужасом оглянулся на своего командира. Как! Забраться чуть ли не в середину вражеского конвоя и вдруг стопорить ход, то есть превратиться в неподвижную мишень! Зачем?

А Шубин спокойно облокотился на штурвал, потом с подчеркнутым хладнокровием пощелкал ногтем по коробке с папиросами, не спеша закурил.

Из люка выглянули изумленные Дронин и Степаков. Боцман с глубокомысленным видом поправил свой рыжий ус.

Один Шурка не испытывал страха. Рядом с командиром никогда, ни при каких обстоятельствах, не испытывал страха. Застопорили ход? Ну и что из того? Стало быть, снова хитрим.

Вокруг вздымались всплески, все больше всплесков. Решив, что катер Павлова тоже подбит, фашисты, ликуя, перенесли часть огня на новую неподвижную мишень.

Павлов пробормотал:

– Рисково играете, товарищ гвардии капитан-лейтенант!

Голос его пресекся.

А кто не рискует, не выигрывает! Приходится, брат, рисково играть… – Не оборачиваясь, Шубин протянул Павлову папиросы. – Закури, помогает!

Расстояние между неподвижным катером Фомина и катером Князева все уменьшалось. Шубин не отрывал от них взгляда.

Да, он рисковал! Но не собирался рисковать ни одной лишней секундой. Жизнь ему надоела, что ли?

Вот Князев подошел к горящему катеру. Матросы теснятся на борту с отпорными крючками. Кого-то перетаскивают на руках. Значит, есть раненые.

Давай, друг, не мешкай, давай! Уже припекает, немецкие снаряды ложатся совсем близко.

Ну, всё наконец! Гибнущий катер окутался дымом. Князев поспешно отскочил.

И тотчас же Шубин дал самый полный вперед!

Он стремглав выскочил из-под обстрела и описал широкую циркуляцию. Снова обрел свободу маневра! Немцы так, наверно, и не поняли ничего.

За те минуты, что Шубин, спасая товарища, отвлекал огонь на себя, транспорт успел развернуться. Теперь, сильно дымя и зарываясь носом в воду, – “свиньей”, как говорят моряки, – он уходил к берегу, под защиту своих батарей. Охранение его отстало, увлекшись обстрелом горящего катера Фомина и мнимо подбитого Павлова.

Шубин ринулся в образовавшийся просвет.

– Залп!

Транспорт неуклюже занес корму. Вторая шубинская торпеда скользнула вдоль его борта.

Уходит! Уйдет!

И тут что-то странное случилось с глазами. Шубину показалось, что от мачт и рей транспорта, от его высокой надпалубной надстройки упала на облака непомерно большая тень. Она вытянулась, проползла над водой, и Шубин увидел: тень – не транспорта, а подводной лодки!

Он узнал эту подводную лодку!

Видение было мгновенным. Стоило тряхнуть головой, как оно исчезло.

Шубин оглянулся на пустые желоба. Торпед нет! В стеллажах только глубинные бомбы.

Он перехватил взгляд юнги. Подавшись вперед, подняв лицо, Шурка самозабвенно смотрел на своего командира. “Ну же, ну! – казалось, молил его взгляд. – Придумай что-нибудь! Ты же можешь придумать! Ты всё можешь!”

И этот взгляд, обожающий и нетерпеливый, подстегнул Шубина. Он выжал до отказа ручки машинного телеграфа.

Катер рванулся к транспорту.

Как! Без торпед?!

Немцы, толпясь па корме, наверно, рты разинули от изумления.

Русский хочет таранить их – такой коротышка такую громадину? Берет на испуг?

Но Шубин не брал на испуг.

Это была все та же “рисковая” игра. Немцы вынуждены были теряться в догадках: какие “козыри” приберегает он, чтобы сбросить в последний момент?

Шубин нагнал транспорт и, пользуясь огромным преимуществом в скорости хода, начал легко его обходить.

За катером Павлова двинулись другие торпедные катера, повторяя маневр командира. Однако он приказал им оставаться на расстоянии.

Стоило одной зажигательной пуле угодить в бензобак, чтобы торпедный катер вспыхнул, как факел.

Но Шубин не думал об этом. Видел перед собой лишь стремительно проносящийся высокий, с грязными подтеками борт, а на нем удивленные круглые глаза иллюминаторов. А на палубе метались люди. Низко пригибаясь, они перебегали вдоль борта.

Фадеичев сгонял их с палубы, яростно поливая из пулемета, как из шланга.

Катер обогнал транспорт, пересек его путь и проскочил по носу на расстоянии каких-нибудь двадцати – двадцати пяти метров от форштевня.

Теперь пора!

– Бомбы за борт! – скомандовал Шубин.

Боцман и юнга кинулись к бомбам. Черные бочоночки один за другим полетели в бурлящую воду. Их сбрасывали в спешке, как попало, иногда сталкивали ногами.

Где уж на таком близком расстоянии разворачиваться транспорту, тем более подбитому! Он продолжал двигаться по инерции, медленно наползая на сброшенные бомбы. Те стали рваться в воде под его килем.

Шурка засмеялся от удовольствия.

Так вот какие “козыри” сбросил его командир!

Однако повреждения, нанесенные бомбами транспорту, не могли быть смертельными – Шубин, конечно, знал это. Сейчас в трюме заделывают разошедшиеся швы, торопливо заливают их цементом. Корабль удержится на плаву.

Но Шубин и не рассчитывал потопить транспорт своими малыми глубинными бомбами. Он хотел лишь помешать ему уйти под защиту береговых батарей, решил во что бы то пи стало задержать его – и добился этого!

О корабле не скажешь: топчется на месте. Но нечто подобное произошло сейчас с подбитым транспортом. Заминка! И она оказалась для него роковой.

– Горбачи [4] 4
  Так шутливо прозвали штурмовиков из-за их характерного, как бы горбатого, фюзеляжа.


[Закрыть], добивайте! – сказал Шубин в ларингофон.

И самолеты пали сверху на корабль.

Немецкие матросы стали по-лягушачьи прыгать за борт. Потом транспорт медленно накренился и лег на бок, показав свою подводную часть, похожую па вздутое брюхо глушеной рыбы…

3

Именно тогда на простодушном лице Павлова появилось то выражение, которое, по свидетельству товарищей, почти не сходило с него до самого Пиллау. Словно бы, побывав в первом бою со своим командиром, молодой лейтенант чрезвычайно удивился и так уж потом и не смог окончательно прийти в себя от удивления.

Но сам Шубин сердито отмахивался от поздравлений. Не то! Все это было не то!

Он ферзь хотел сшибить с доски, а ему подсовывали пешку за пешкой. Искал встречи с наибольшим, с “Летучим голландцем”, а тут, словно бы прикрывая его, то и дело вывертывались из-за горизонта разные “шнявы”, заурядные сторожевики и тральщики.

Шубин расшвыривал их и топил, нетерпеливо прорываясь дальше на запад.

Угловатая тень подводной лодки возникала перед ним на мгновение. Она проплывала по серому полотнищу неба. Тральщик, или сторожевик, или транспорт тонул, и тень тотчас же исчезала.

Тень была неуловима!

Товарищи приставали к Шубину с упреками и утешениями:

– Дался тебе этот “Летучий”! Ну что ты так переживаешь из-за него? Забудь о нем! Воюй!

Шубин только пожимал плечами.

“Эх, молодежь наивная!” – снисходительно думал он, хотя многие товарищи по бригаде были его ровесниками. Сам себе он казался таким старым! Ведь он побывал на корабле мертвых!

А с них, с молодых, ну что взять? Конечно, они были хорошими советскими патриотами и воевали хорошо: почти каждый день видели врага в лицо. Беда в том, что видели на расстоянии не ближе кабельтова, да и то лишь во время торпедной атаки, то есть мельком. А он, Шубин, понасмотрелся вблизи на этих оборотней и понаслушался от них всего. День, проведенный на борту “Летучего голландца”, показался ему чуть ли не в год.

И мог ли он забыть об этом? Впрочем, он и не хотел, не имел права забыть!

Он был единственным моряком на Балтике, который побывал па борту “Летучего голландца”. И это возлагало на него особую ответственность.

Но в этом Шубин ошибался. Единственный советский моряк? Да, верно. Но отнюдь не единственный моряк на Балтике!

Он не знал, не мог знать, что по ту сторону фронта, неподалеку от Таллина, находятся еще два моряка – норвежец и англичанин, – которые, подобно ему, тоже видели “Летучего голландца”.

За тройным рядом колючей проволоки, среди серых невысоких бараков, они как бы охаживают друг друга. С недоверчивостью заговаривают. Пугливо обрывают разговор. Снова после мучительных долгих колебаний возобновляют взаимные очень осторожные, нащупывающие расспросы.

Похоже на встречу двух людей во тьме. Кто это – друг или враг? Если враг “Летучего голландца”, значит – друг!

Но не исключена и возможность провокации. Может быть ведь и так. Один из собеседников лишь подлавливает другого, своими вероломно-вкрадчивыми расспросами расставляет ловушку.