Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке"
Автор книги: Еремей Парнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Глава 17
С началом дождей в пещере Танга поселилось множество жаб. Влажно шлепая по отшлифованным подошвами безымянных отшельников камням, они вспрыгивали на циновку, завороженные скучным светом масляной лампы. Блестки отраженного пламени переливались в безумно вытаращенных глазах.
– Весело тут у тебя, ничего не скажешь, – поежился Лыонг, выбирая местечко посуше. – А комарье! – движением руки он попытался развеять заунывно гудящий столбик. – Почти как на Пулокондоре.
– Ничего. Рассказывай, Лыонг. Как там дела?
– Плохо. Они обложили нас со всех сторон и начали методично сжимать кольцо. Если бы не отряд Тю Ван Тана, нам пришлось бы плохо. В Нари они устроили засаду. Видно, надеялись разом захватить весь ЦК. Но мы прорвались. Хоть и дорогой ценой, но прорвались.
– А как он?
– Не беспокойся. Все руководство в безопасном месте. Центральный Комитет принял решение перевести основные вооруженные силы ближе к границе. В Тхайнгуэне оставлен только небольшой отряд Тана. Он уже ведет партизанскую войну. Если бы ты видел, что делалось в городе, когда люди узнали, что Гитлер напал на Советский Союз! На каждом дереве, в каждом окне появились красные флаги. Наши товарищи в тюрьме разрывали рубашки и окрашивали их собственной кровью. Пусть все видят, что и в тюрьмах продолжается борьба.
– Мировая революция и мировой фашизм. Нгуен Ай Куок предвидел решающую схватку… Большие потери?
– Очень, – Лыонг хмуро кивнул. – В отряде, который прикрывал наш отход, убито восемь бойцов, троих взяли жандармы. Теперь, как всегда, каратели отыграются на мирном населении. В Нафао, Динька и Ланзыа уже строят лагеря. Нарочно выбирают самые малярийные места вблизи болот и обносят их колючей проволокой. По всем деревьям развесили свои лозунги: «Трудолюбие, Семья, Родина», «Здоровье во имя служения Родине», «Государственная революция» и тому подобное. О какой родине идет речь? И что это за штука такая: «государственная революция»? Очередной фашистский бред. Ничего, теперь они узнают, что такое партизанская война. Мы не дадим им ни минуты покоя. Бюро ЦК считает, что партизаны должны сочетать боевые действия с широкой политической агитацией. В том числе и среди вражеских солдат. Пусть они знают, за кого и против кого воюют.
– Нам следует усилить борьбу с предателями.
– Об этом тоже шла речь. Пощады элементам АБ не будет. Не сомневайся, товарищ Танг, мы найдем гадину, которая привела жандармов.
– Я сразу подумал, что тут не обошлось без измены.
– Они стали грязно работать. Когда мы нашли тела убитых товарищей, то сразу приняли меры предосторожности, иначе каратели могли застать врасплох.
– Какие тела, Лыонг? – насторожился Танг. – О ком ты говоришь?
– Разве тебе ничего не известно? – удивился Лыонг. – Тогда приготовься услышать горькую весть. От руки предателя погибли твой Кыонг и еще один прекрасный парень, с которым мы вместе бежали с Пулокондора.
– Где это было? – стиснув зубы, спросил Танг.
– Все расскажу. – Лыонг сочувственно коснулся его руки. – Кыонг оставил документы. Из-за них я, собственно, и приехал сюда. В Тхайнгуэне он передал их товарищам из отряда Тана.
– Почему они не переправили дальше? Знали же, что я буду ждать в Каобанге? Нет, тут что-то не так! – Танг порывисто встал и, подойдя к лазу, зачерпнул пригоршню дождевой воды. Смочил глаза и лоб. – Очень все странно.
– Ты послушай, как было дело, – мягко подступил к нему Лыонг. – Нам было очень непросто распутать эту нить. Где ты назначил встречу Кыонгу?
– В Каобанге. Мы договорились, что я буду его ждать.
– Но он пришел первым? Так?
– Да, я опоздал. Не успел даже на пленум.
– Что-нибудь случилось?
– Обыкновенная малярия. Она свалила меня по дороге. Пришлось заползти в хижину сборщика каучука. Неделю простучал зубами.
– Понятно. – Лыонг сосредоточенно всматривался в черный провал, за которым изматывающе стучал дождь. – Дай мне самому сначала во всем разобраться, – он порывисто обернулся. – Я потом все объясню.
– Как хочешь, – безучастно откликнулся Танг. – Пока я валялся, Кыонг погиб. Теперь мне многое ясно.
– Ты не должен так думать! – запротестовал Лыонг. – Мы только люди, а потому с каждым из нас может случиться беда. Разве ты нажил малярию на курорте?
– Не имеет значения.
– Нет, имеет! – повысил голос Лыонг. – Но хватит об этом. Убитых мы не вернем, а отомстить за них обязаны. Я приехал, чтобы найти предателя, Танг, и ты должен помочь мне.
– Этот француз…
– Он не виновен, – уверенно сказал Лыонг.
– Откуда тебе знать об этом? – в голосе Танга проскользнуло раздражение. – Мы потеряли стольких людей. Видишь ли… – он хотел еще что-то добавить, но только махнул рукой.
– Фюмроль согласился помогать нам.
– Кыонг ничего об этом не написал.
– Зато он все рассказал в Тхайнгуэне.
– Тем более странно, почему он не оставил записку.
– А если не хотел засветить тайник? Если почувствовал за собой хвост? Вы же все равно должны были встретиться в Каобанге!
– Допустим. Но кто-то ведь выдал Кыонга?
– Только не Фюмроль. Я видел документы, которые он передал. Среди них была карта складов оружия и боеприпасов. Один из них находился как раз в Тхайнгуэне. Понимаешь теперь, почему Кыонг не стал ждать?
Танг кивнул.
– Он передал карту командиру отряда. На следующую ночь ребята Тана напали на склад. Они взяли ящик винтовок, сотню гранат, горные минометы и крупнокалиберный пулемет. Своей смертью Кыонг дважды спас всех нас.
– Я понимаю, – тихо сказал Танг.
– Как видишь, Кыонг принял единственно правильное решение. Для тебя он, на всякий случай, оставил записку.
– Где она?
– Бумага размокла, но я все помню. Он сообщал о Фюмроле, о карте, о том, что будет тебя ждать в условленном месте. Не надо себя терзать, Танг, твое опоздание ничего не изменило. За Кыонгом по пятам следовал враг.
– Кто?
– Пока неизвестно. Удалось установить, что в Каобанг Кыонг прибыл не один. С ним был еще какой-то человек. Кто он, как выглядит и каким путем вкрался к Кыонгу в доверие – мы не знаем. Не исключено, что именно он навел жандармов. В истории с засадой у Нари тоже много неясного.
– Почему ты думаешь, что предателя нужно искать здесь?
– Не здесь, в Ханое.
– Я это и имею в виду.
– Простая логика подсказывает, что Кыонга, прежде всего, могли взять на заметку именно там. Прежде чем навестить тебя, я попробовал понаблюдать за Фюмролем. К нему не подступиться. Накрыт частой сеткой. Его передают от одного к другому – наблюдение круглосуточное.
– Полагаешь, что такой человек, как Кыонг, мог этого не заметить?
– Я тоже задал себе такой вопрос. И нашел на него единственный ответ.
– Допустим, – кивнул Танг. – Слежка могла резко усилиться, когда тайная полиция поняла, что Фюмроль работает на нас. Тогда чего они ждут?
– Очевидно, собирают доказательства измены и заодно поджидают новую добычу. Теперь попытка контактировать – стопроцентный арест.
– Хорошо, что мы не разучились понимать друг друга с полуслова, – одобрил Танг.
– Так я и рассудил. Конечно же им нужны доказательства. Вот если бы они взяли Фюмроля на явке, да еще с картой, – он присвистнул, – тогда бы ему сразу пришел конец.
– Да, тут гильотиной пахнет. Надо бы ему помочь, Лыонг. Теперь я вижу, что он порядочный малый. И многое для нас сделал.
– Кыонг тоже просил об этом.
– Стоп! – Танг ударил кулаком по циновке. – Значит, Кыонг видел слежку?
– Нет, – устало покачал головой Лыонг. – Ничего он не видел. Фюмроль сам сказал ему, что хочет бежать из Индокитая.
– Странная просьба. – Танга все еще мучили подозрения. – Такой человек мог найти сотни способов. Тебе не кажется, что тут готовилась западня?
– Не торопись, дружище. Ты не даешь мне слова сказать… Фюмроль не один. С ним несколько летчиков. Они хотят бежать в Малайю или Сингапур.
– К де Голлю, значит, навострились. – Танг задумчиво устремил взгляд на огонек, покачивающийся в скорлупке с древесным маслом. – Трудно, конечно, загадывать далеко вперед, но хотел бы я знать, куда направят самолеты эти бравые парни после войны. Опять к нам?
– Вполне возможно. Но Фюмролю нужно помочь. Пользы от него теперь никакой.
– Вот я и думаю, брат Лыонг, как к нему подступиться…
– Раз так говоришь, значит, уж что-то надумал, – засмеялся Лыонг. – Я тебя знаю.
– Есть один план. Только придется идти на поклон к твоему тестю.
– К папаше Лиему? – помрачнел Лыонг. – Что же, старик не подведет. – Он замолк, собираясь с мыслями. – О Белом Нефрите никаких известий?
– Если бы я хоть что-то знал о твоей дочери, то не стал бы томить.
– Понимаю.
– А без Лиема нам не обойтись.
– Ну и прекрасно, – заставил себя улыбнуться Лыонг. – Буду рад повидать моего старика. Где он теперь?
– Мы достали ему баркас с мотором, – оживился Танг. – На таком не то что змей ловить, а до Филиппин добраться можно! Только похудел старик, стал как высохшая цикада… Плачет по девочке.
– Когда я смогу с ним увидеться? – Лыонг прикурил от фитилька сигарету.
– Завтра с утра и отправимся, – ответил Танг, прислушиваясь к шуму воды.
– Я смогу у тебя переночевать?
– Конечно.
Фюмроль не слишком удивился, когда застал у себя в саду Жаламбе. После сайгонского инцидента они, правда, старались пореже попадаться друг другу на глаза, но в последние дни наметилось определенное потепление. Инициативу проявил Господин Второе Бюро. В «Метрополе», куда по старой памяти Фюмроль заглядывал выпить рюмку-другую «касси», Жаламбе как-то подсел за его столик. «Хватит дуться, маркиз, – сказал он, протягивая руку. – Давай забудем нашу маленькую ссору. Мы оба тогда хватили через край». Фюмроль в ответ только плечами пожал, но Жаламбе, решив, видимо, что добрые отношения восстановлены, проявлял с тех пор подчеркнутое дружелюбие. Встречались они по-прежнему редко, но при встречах обменивались рукопожатием.
– Входи, – посторонился Фюмроль, толкнув дверь ногой.
– Может, на ветерке посидим? – Жаламбе с, жадностью вдохнул ночную свежесть. – Надо ловить минуты без дождя. Скорей бы проходили эти чертовы муссоны.
Они прошли в беседку, увитую вьющимися розами. Старая китаянка, которую Фюмроль взял почти что с улицы, включила свет и замерла в ожидании.
– Есть будешь? – спросил Фюмроль, рухнув в плетеное кресло.
Встав на колени, китаянка сняла с него ботинки и убежала в дом за горячими салфетками.
– Где ты отыскал это чучело? – поинтересовался Жаламбе. – Неужели не нашлось помоложе? Сказал бы мне, что ли…
– Есть будешь? – Фюмроль повторил вопрос. – Сиси, – поблагодарил он китаянку, с наслаждением вытирая лицо.
– Ты и по-китайски умеешь? – Жаламбе уважительно причмокнул. – Скажи своей крокодилице, чтоб принесла папайи. Я на ночь не ем.
– Так, чему обязан? – поинтересовался Фюмроль, поливая соком круглого лимончика роскошную ярко-оранжевую плоть папайи.
– Есть предложение, – не обращая внимания на сухой тон хозяина, Жаламбе разлил анисовую. – Тебе с водой?
– Какое? – все так же отчужденно спросил Фюмроль, внимательно следя за тем, как белеет в стакане пахучая жидкость.
– На той неделе лечу в Сайгон. Могу и тебя захватить.
– Встречать японцев? – криво улыбнулся Фюмроль и отрезал: – Нечего мне там делать.
– Ну и глупо! В Кохинхине сейчас настоящий рай. Елисейские поля, бар «Голубой бриллиант», – развалившись в кресле, Жаламбе принялся живописать прелести сайгонской жизни. – Свежайшие овощи из Далата, вот такие лобстеры! – он отмерил до локтя. – А уж «говорящие хризантемы», о-ла-ла! – закатил глаза к потолку. – Один раз увидеть и умереть. Я знаю прелестное местечко – «Дворец пятисот девушек» называется…
– Погоди, – властно пресек его излияния Фюмроль. – Ты за этим пришел?
– Не хочешь, не надо, – сплюнул Жаламбе. – Думал, тебя заинтересует, – он сделал обиженное лицо. – А зашел я без всякой задней мысли. Выпить по старой дружбе, поболтать. Мне противно, маркиз, когда всякая шваль болтает о наших с тобой отношениях. Пусть заткнутся, в конце концов. Мы работаем рука об руку, и у нас нет проблем.
– Положим, проблем у нас хватает. Да и работаем мы не вместе, а скорее друг против друга. Я не то чтобы этому радуюсь, просто такова жизнь.
– Интересно, – дернул щекой Жаламбе. – Лично я против тебя не играю.
– Лично! – усмехнулся Фюмроль. – Какие уж тут личности… Слыхал анекдот о дураке, который одновременно ставил и на красное и на черное?
– Считаешь, это про нас?
– Угу, – кивнул Фюмроль. – Каждый из нас радуется очередному выигрышу, а вся команда проигрывает.
– И команда эта, разумеется. Французская-республика? Идеалист маркиз героически пытается спасти для нее Индокитай, а какая-то сволочь из второго бюро портит ему всю игру. Браво! – Жаламбе поаплодировал. – Выходит, я продался японцам?
– Скажем лучше – капитулировал. И не ты один.
– Не надоело паясничать? Пора наконец взглянуть правде в лицо, милый майор. Вместо того, чтобы благодарить маршала…
– Позволь! – Фюмроль сделал отстраняющий жест. – Я ни слова не сказал про господина Петэна. Про новую Францию – тоже. Так что не надо меня провоцировать.
– Делать мне больше нечего. – Жаламбе залпом допил свой стакан. – Зато я, если позволишь, скажу. Да, мы должны благодарить маршала за то, что он вытащил нас из пекла. Пусть многое безвозвратно потеряно, но хоть что-то все-таки удалось сохранить. И даже не это главное. Франция больше не жалкая жертва, она теперь в лагере сильных – вот что важно!
– Ты случайно не Адольфа Шикльгрубера имеешь в виду? – Фюмроль вцепился в плетеные прутья и усилием воли поборол желание швырнуть бутылку в маячившую напротив потную физиономию. Но Жаламбе, казалось, доставляло удовольствие дразнить его.
– Почему бы и нет, маркиз? Ты только посмотри, где сейчас Гитлер! Он уже оттяпал изрядную часть России и рвется к Москве.
– И русские, я слышал, – Фюмроль прикрыл глаза и мертвенно улыбнулся, – объявили свою столицу открытым городом, а правительство перевезли на Черноморское побережье.
– Кто сказал тебе подобную чушь? – попался на крючок Жаламбе.
– Чушь? – подавив мгновенный порыв, Фюмроль сделался необыкновенно спокоен. – Просто я подумал, что они возьмут пример с нас. Однако нет. Эти варвары почему-то предпочитают стоять насмерть.
– А в итоге? Боши берут город за городом.
– Подождем пока подводить итог. – Фюмроль демонстративно поднялся. – Ты извини, но я хочу пораньше лечь.
– О, разумеется, – поспешно вскочил Жаламбе. – Если красным улыбнется фортуна, я не буду в претензии… Значит, не хочешь в Сайгон?
– Нет, – коротко бросил Фюмроль. – Увидимся. – У него создалось впечатление, что Жаламбе приходил пустить пробный шар. Неужели он в самом деле полагал, что Фюмроль захочет прокатиться с ним по злачным местам Сайгона? Едва ли. Не настолько он наивен. Но зачем-то он все-таки приходил? Фюмроль позвонил в колокольчик.
– Мадам Цинь, – спросил он служанку, – мною никто не интересовался?
– Никто, господин.
– Ну, а разносчики, посыльные, коммивояжеры? – Зайдя за ширмы, изображавшие муки ада, он переоделся в легкое кимоно. – Попробуйте вспомнить каждого, кто приходил к нам сегодня, вчера, позавчера. Вы с кем-нибудь разговаривали?
– Из стаба приезали сетку от гланат ставить.
– И что же?
– Сказала, господин не боится. Не надо, сказала.
– Правильно, мадам Цинь. Кто еще?
– Молочник, – она стала загибать пальцы, – плачка…
– И о чем же вы с ними беседовали?
– Ни о чем, господин. Как всегда.
– А меня интересует другое, не как всегда, мадам Цинь. Были необычные встречи, беседы?
– Слепой волшебник заходил.
– Здесь почти все волшебники слепые. Чего он хотел?
– Кусать, господин, но я не дала.
– И напрасно, мадам Цинь, накормить голодного – наша обязанность, особенно волшебника.
– Плостите, господин, – она упала на колени.
– Хорошо, мадам, хорошо, – Фюмроль нетерпеливо притопнул ногой. – Подымитесь! Я не сержусь. Кто еще, кроме волшебника?
– Телефонисты со станции. Вчела.
– Что? – оживился Фюмроль. – Это уже интересно! Зачем им понадобилась наша скромная обитель? Смелее, мадам Цинь! Я жду.
– Пловелить аппалат. Сказала, господин кабинет запилает. Нельзя.
– Молодчина! И что же они?
– Полутались, ушли.
– Благодарю за службу, мадам Цинь, – он протянул ей десятипиастровую ассигнацию. – Можете отдыхать, – и ловко убрал руку от поцелуя.
Итак, вчера телефонисты, сегодня Жаламбе. Связь могла быть и случайной, но поразмыслить над ней стоило. После встречи у дэна Бронзового барабана никто Фюмроля не беспокоил, и он уже начал нервничать. То, что Жаламбе вновь набивается в приятели, следовало расценить как настораживающий признак.
Фюмролю стало душно, и он распахнул кимоно. Мысль о том, что, передав карту, он, возможно, подписал свой смертный приговор, вновь обдала его тревожным жаром. Он потянулся налить себе немного анисовой, как что-то резко ударило за спиной и в дубовую панель, рядом с его, Фюмроля, чудовищной тенью, впилась тонкая стрелка. Он бросился на пол и шарахнулся в сторону от окна. Затаив дыхание, подполз к выключателю и погасил свет. Сомнений быть не могло: его хотели убить. Успокоившись, он подошел к стене и нащупал стрелу. Вырвать ее оказалось далеко не просто. Пробив стальную противомоскитную сетку окна, она крепко застряла в дереве.
В спальне Фюмроль тщательно осмотрел бамбуковый прутик с заостренным и слегка обожженным в огне концом. Стабилизатор, вырезанный из пальмового листа, был частично сорван. Обычная стрела от вьетнамского арбалета «но», с которым охотятся на некрупных зверей. Когда хотят убить наверняка, острие обмакивают в отвар ядовитой лианы. Заостренный конец выглядел совершенно сухим. Фюмроль, знавший уже тлетворно-смолистый горьковатый запашок яда, приблизил стрелу к носу. Она не была отравлена.
Нетерпеливо взволновалось сердце. Запахнув кимоно, Фюмроль твердым шагом прошел в кабинет. Зажег свет, включил настольную лампу и, повернув кресло к столу, выдвинул передний ящик. Среди бумаг и мелкой конторской дребедени нашел лупу.
«Хайфон. Левый берег реки Кам. Таверна «Золотая черепаха». Утро Бронзового барабана. Каждую неделю с 7 до 9. Проявляйте осторожность. Вас подозревают, за вами следят».
Фюмроль вынул зажигалку и сжег тончайший завиток, тщательно вклеенный в расщеп оперения. «С семи до девяти, – повторил он про себя. – Час тигра. Счастливый час».
Глава 18
Пятнистый бронетранспортер с трудом одолевал подъем. Шофер с нашивками солдата второго года службы включал перед поворотами первую передачу, и шестерни издавали надсадный рев. Сидевшие сзади Тахэй и Уэда невольно хватались за стальные скобы. Временами казалось, что окутанный душным облаком пыли, прокаленный на солнце гроб не удержится на такой крутизне. Но виток за витком машина упорно ползла в гору.
Тахэй свыкся с тяготами пути и легко переносил духоту, дребезжащую тряску и постоянную близость головокружительного обрыва. Пересаживаясь с военных самолетов в автомобили, он мотался по заводам, каучуковым плантациям и рудникам.
Уэда счел своим долгом сопровождать высокого представителя в столь ответственной инспекционной поездке. Помимо того, что шеф кэмпэтай лично отвечал за безопасность профессора, ему показалось полезным самому познакомиться с основными экономическими центрами страны.
«Все решает сырье, – не уставал убеждать его Морита Тахэй. – Аэродромы, военно-морские базы – это великолепно, но, к сожалению, слишком бренно. Самолеты сбивают, подводные лодки топят. Если мы не обеспечим себе расширенного воспроизводства вооружений, то нечего надеяться выстоять в затяжной войне. Миллион иен, вложенный в местную экономику, радует меня куда больше, чем еще одна дивизия, высаженная в Сайгоне или Дананге. Вы превосходно справляетесь со своими обязанностями, Уэда-сан. В перспективе они станут куда многограннее. Саботаж в промышленности должен заботить вас не менее, если не более, чем диверсии на военных объектах. Притом не столь важно, кому сегодня принадлежит фирма. Сегодня на ней может быть французская или вьетнамская вывеска, а завтра дело отойдет к нам».
Уэда почтительно слушал, поощряя собеседника благоговейными придыханиями: «хай». Широта интересов Мориты Тахэя производила сильное впечатление. Его знания казались всеобъемлющими, а память – феноменальной. Наблюдая за ним во время переговоров, Уэда не раз подмечал в глазах партнеров удивление. В каждой отрасли промышленности или агрокультуры Тахэй умел продемонстрировать высокий профессиональный уровень. Лишь в области политического сыска он казался настоящим младенцем. И это как-то примирило Уэду со щедрой одаренностью подопечного, позволяло в глубине души относиться к нему снисходительно.
За неделю они сумели посетить судоремонтные верфи «Бошон» в Сайгоне, плантации гевеи компании «Мишлэн» в Фужиенге, намдиньские шелкопрядильные фабрики и цинковый завод в Куангиете. И везде Тахэй ухитрился дать точные и, как показалось Уэде, важные для Японии инструкции.
– Третий и седьмой цеха следует переключить на производство парашютного шелка, – распорядился он в Намдине.
– В Сингапуре и на Пенанге к гевеям подсаживают перечную лиану. Тогда деревья меньше болеют, – посоветовал директору компании «Мишлэн».
Он знал, какие требования предъявляет к химическому составу цинка японская радиотехническая промышленность, сколько гектаров рисовых полей необходимо пустить под джут и какие соли требуется добавить в краску, чтобы предохранить корпуса судов от обрастания. Теперь же, когда бронированный автомобиль тащил их на угольные разработки Хонгая, Уэда внимал пространным рассуждениям на геологические темы.
– Хату – настоящее геологическое чудо! – восторгался Тахэй. – Угольный пласт залегает здесь по всему хребту, а антрацит добывают открытым способом, начиная с вершины.
С каждым новым поворотом они все выше возносились над овалом сверкающей бухты с ее тысячами причудливых скал, над дымящейся трясиной мангров, наступающих на море. По другую сторону хребта остались электростанция, причалы и краны порта, маленький поминальный храм с базарчиком под тентом.
Путь на Хату пролегал сквозь девственные джунгли. И только встречные грузовики и бамбуковые столбы, согнувшиеся под тяжестью энергокабеля, напоминали о присутствии человека. Под самыми колесами проносились вереницы обезьян, пестрые крикливые попугаи качались на тонких ветках.
У одноэтажного розового домика главной конторы японских гостей уже поджидал инженер-француз мсье Депре, заранее предупрежденный по телефону. Рассыпавшись в приветственных любезностях, он втиснулся в горячее, пахнувшее смазкой чрево транспортера и, сняв пробковый шлем, пустился в объяснения:
– Хату, господа, это как бы перевернутая шахта, где добытый уголь выдается не на-гора, а, напротив, стремительно летит с горы вниз, на погрузочный двор. Наша компания надеется в недалеком будущем полностью электрифицировать разработки и механизировать весь процесс добычи. Впрочем, кайло себя тоже оправдывает. Труд здесь дешев, и сотня-другая кули с корзинами за спиной вполне способна перетаскать суточную добычу. Близость порта еще более повышает рентабельность предприятия. Наш антрацит почти не содержит серы, и его очень охотно покупают другие страны. Англичане в Малайе, например, предпочитают брать наш уголь.
Тахэй слушал Депре с непроницаемым лицом, а Уэда изобразил заинтересованное внимание, хотя француз не сообщал ничего нового.
Высокогорные разработки производили сильное впечатление. Где-то на самом дне циклопической котловины затерялись банановые садики и хижины шахтеров, вдоль узкой ртутно блистающей змейки ручья высились холмы песка и щебня, серебристо-черные горы подготовленного к отправке антрацита. Маленький паровозик и вагонетки напоминали жучков. По сравнению со ступенчатым амфитеатром горной чаши все, что находилось внизу, выглядело кукольным, почти нереальным. Невольно приходила мысль, что в котловине спряталась от мира крохотная страна лилипутов, куда спускалась лестница из страны исполинов – двадцатиметровые уступы вели в иной мир, скрытый от глаз ослепительной жутью неба и зеленой чашей соседней вершины.
Даже дым и грохот взрывов, в которых рождались уходящие вниз ступени, не могли развеять эту высотную иллюзию.
Бронетранспортер остановился возле рабочего, всей тяжестью налегавшего на перфоратор. Вздувшиеся мышцы тряслись.
– Потом отверстие расширяют с помощью электрического сверла, – счел долгом пояснить Депре.
Тахэй понимающе кивнул и заглянул в готовый шурф. Уходящая в скальный грунт труба была осыпана по краям измельченной в муку породой. Невдалеке рванул динамит, и кусок скалы откололся, обнажая матовую поверхность угля: тяжелая пыль взметнулась по ветру. Когда облако улеглось, лица японцев сделались такими же мертвенно-серыми, как потные тела рабочих, кузова самосвалов и баки компрессоров.
– Прошу прощения, господа, – извинился француз. – Но вы сами просили показать вам весь процесс.
– Ничего, все в порядке, – сказал Тахэй, прочищая забитые каменной мукой ноздри и уши.
В свежую стену антрацита уже вгрызались раскаленные зубья экскаваторного ковша, оставляющие за собой длинные борозды.
– Хотите на верхнюю отметку? – запрокинул голову Депре.
– Нет, и так все ясно. – Тахэй облизал губы и выплюнул едкую густую слюну. Она была почти черной. – Производство ведется образцово. Но этого недостаточно, господин Депре. Вам придется по крайней мере удвоить добычу в течение ближайшего года.
– Это невозможно! – заикнулся было француз. – И так наши покупатели…
Но Тахэй остановил его властным жестом.
– Отныне весь уголь станем забирать мы. В том числе и предназначенный к отправке. Порту уже даны указания загружать углем только суда под японским флагом.
– Но, господин Тахэй! – Депре в отчаянии схватился за грудь. – Мы же понесем страшные убытки!
– Платите рабочим меньше, – порекомендовал Тахэй. – А спрашивайте с них больше. Рецепт простой, – он поучал инженера ровным бесцветным голосом, старательно произнося французские слова. – С нашей помощью вам предстоит ликвидировать диспропорцию между объемом добычи и проходки, провести дальнейшую геологическую разведку, наладить бесперебойный транспорт.
Гулкие такты отбойного молотка сменились пронзительным визгом бура. Говорить стало невозможно. Раскаленная пыль, как искры с точильного круга, врезались в кожу.
– И еще, – воспользовавшись минутной паузой, продолжал Тахэй. – Поощряйте рабочих в свободное время обзаводиться хозяйством. Пусть строятся, заготавливают в джунглях бамбук, сажают больше бананов, гороха, производят батат. Настанет день, и вы сможете выплачивать им лишь символическое вознаграждение. Они еще станут благодарить за то, что живут и кормят семьи на вашей земле.
– Это невозможно, – упавшим голосом, но уже почти механически повторил Депре.
– В иных обстоятельствах возможно. – Тахэй поставил ногу на ступеньку автомобиля. – Теперь, пожалуйста, поедем смотреть документацию. Прошу, – пригласил он француза и Уэду, не проронившего за все время ни слова. – Нам следует уточнить ближайшие планы реконструкции.
Взмокший инженер безропотно полез в кабину. Вечером того же дня Тахэй и Уэда вылетели с военного аэродрома в Хайфон. На очереди были цементный завод и горючее «Компани франко-азиатик де петроль».
– Отныне ни один литр бензина не должен продаваться без вашего ведома, Уэда-сан, – сел на своего любимого конька Тахэй, когда самолет набрал высоту. – Допускаю, что контрабанда коммунистических газет «Юманите» или «Пария» доставляла французам много хлопот. Недаром они расходовали на элементы АБ гораздо больше средств, чем на охрану хранилищ горючего. Результаты такой близорукой политики не замедлили сказаться. Не знаю, как обстоит дело с большевистской агитацией, это ваша компетенция, но цистерны горят по всей стране. Подобное положение нетерпимо. Потеря только одной тонны бензина наносит ущерб, несоизмеримый со всей подпольной деятельностью.
– Хай, – согласно выдохнул Уэда, втайне смеясь. Сверхчеловек опять рассуждал как ребенок. Что он мог знать о вьетнамском подполье! Диверсии на нефтехранилищах были только закономерным следствием. А начиналось все с тайных собраний, с листовок, отпечатанных на самодельной зеленой бумаге. Он благословлял небо, что за всю эту деятельность, как изволил выразиться Тахэй-сан, отвечал пока Жаламбе.
– Надо нажать на Деку. Пусть усилит охрану, – сказал Тахэй.
– Вновь и вновь убеждаешься в торжестве ваших планов, – польстил Уэда. – Очень удобно, когда есть с кого спросить. Французский правящий аппарат быстро приноравливается к нашим требованиям. В глубине души они должны нас ненавидеть.
– Скрежет зубов сушеной сардинки, – пренебрежительно отозвался профессор. – Лишь бы боялись. Когда генерал Мацумото пожаловался, что аэродром в Кампонгчате находится в неудовлетворительном состоянии, я тоже сказал ему: «Нажмите на французов». Результат налицо: ныне там превосходное покрытие.
– Хай. Мой случай посложнее, Тахэй-сан, – решил посоветоваться Уэда. – Мне бы надо нажать на китайцев.
– Китай, Уэда-сан, больная проблема для всех нас.
– Я в более узком плане, – объяснил Уэда. – Конечная победа доблестной Квантунской армии близка, но полиция не может ждать, на то она и полиция. Меня все больше беспокоят коммунистические базы у северной границы.
– Да, это достаточно серьезно, – в вопросах политики Тахэй чувствовал себя вполне уверенно и понял шефа кэмпэтай с полуслова. – Руководство гоминьдана видит во вьетнамской эмиграции действенную антияпонскую силу. Боюсь, китайцы плохо разбираются в истинной природе своих союзников. Большой человек не занимается маленькими детьми. Следовало бы ему раскрыть глаза. Хоть мы и воюем с китайцами, но я остаюсь о них высокого мнения. Если они узнают, что под их крылом приютились агенты Коминтерна, то быстро переменят позиции. В прозрачной воде, как известно, рыба не живет. Надо вывести Вьетминь на чистую воду.
– Я тоже склонялся к тому, чтобы нажать на сей раз на китайцев. Весь вопрос, через кого? Англичане связаны по рукам и ногам союзом с русскими. Американцы не станут помогать, потому что заинтересованы в смуте у нас в тылу. Французам, которые стали нашими союзниками, Китай просто-напросто не поверит. Кто же тогда остается?
– Немцы, – незамедлительно откликнулся Тахэй. – Они держали в штабе Чан Кай-ши военных советников и пустили там крепкие корни. Подкиньте материалы на вьетнамских большевиков гестапо, а там видно будет. Я так думаю, что тигр и дракон вместе не уживутся.
– Но нам они красных все равно не выдадут. Даже в лучшие времена англичане не отдали французам Ай Куока.
