Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке"
Автор книги: Еремей Парнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Глава 15
Как завидишь на веточках конга пепельно-красные листья, спеши посеять рис на рассаду. Трижды пылает лихорадочным румянцем конг в круговороте года. Когда он в первый раз загорится, в предгорьях сеют ранний рис мо, затем – зе, а в третий, последний раз – лим, который уберут только в десятом месяце. Сама природа указывает крестьянину наилучшее время посева и жатвы. Но темен и смутен язык природы. Только зоркому глазу, способному найти синих птичек в синей листве горного леса, откроется тайное действо, где каждому цветку и каждой твари отведено особое место, назначен строжайший срок. В одиннадцатом месяце рвут листья тяма, из которого варят индиго. Когда зацветает фать, наступает черед бобов. Только чуткое ухо, могущее различить в свисте тайфуна рокот спелых кокосов, внемлет грозному ликующему гулу, в котором слиты от века первый крик и последний бессильный протест.
Как отличить мертвое от живого, если горы рождают лес, а дождь плодотворит стонущую землю? Исполнятся сроки древних пророчеств, и «горы, далекие от моря, станут морем, удаленным от суши». Но пока горы твердо стоят на своих местах, и леса, карабкающиеся по склонам, приноравливаются к закону вершин. В долинах, наполненных жарким туманом, они подступают к подножью свирепым напором джунглей. Травяные непролазные дебри, в которых слоны незаметны, словно мыши, сменяются вечнозелеными дубами, лианы и бамбук дубрав – замшелыми соснами тунг.
Крутыми витками льнет к склону тропа, приближаясь к вершине. Исчезают сосны, и только одинокая часовня белеет над темной облачной пеленой да жесткий стелющийся кустарник недобро шуршит под лаосским ветром, сжигающим лепестки. Зато какие манящие дали открываются с перевала! Округло изогнутые ступени рисовых полей окружают курчавую замшу холмов, строгие ряды чая, как набегающие волны, разбиваются в белой пене опийного мака. Лист, прогоняющий сон, и млечный сок, дарующий оцепенение смерти. Их рождает одна земля, млеющая в томительном зное, расцвеченная радугой солнечного тумана земля. Противоположный обрыв, опутанный вечным серпантином все той же дороги, ныряющей в пади и взлетающей под облака, тоже дрожит и сверкает за радужной пылью. Неподвижными выглядят сбегающие с него потоки, зеленой паутиной видятся тугие сплетения ползучей крапивы, узлы и петли хищных лиан. Не разглядеть сквозь дрожащую солнечную завесу дупла пещер – зеленая пряжа рвущихся к небу джунглей скрывает подземные лабиринты. В сезон дождей, который длится с апреля до сентября, и вовсе нельзя обнаружить пещеру.
Конг впервые украсился алыми листьями, когда Нгуен Ай Куок под именем «Старик Тхи» перешел границу, чтобы укрыться в горах Каобанга. Настала долгожданная минута. После бесконечных скитаний он поселился на родине в безымянной пещере поблизости от китайской границы. Стоя перед входом, он мог видеть лишь нагромождение выветренных скал, непроницаемую стену джунглей и блеск струи, бегущей в глубокой промоине. Даже небо над головой было срезано зубчатой стеной. Но это было родное небо.
Он знал, что свобода никогда не приходит сама. Был сделан всего лишь шаг на долгой дороге борьбы. Впереди ждали испытания и тяжелые потери. Но это был не простой шаг. Нгуен Ай Куок всем существом ощутил историческую своевременность этого шага. За ним стоял глубокий анализ международной политики, точная оценка современного положения страны, ее нелегкий многовековой опыт.
Маленькая пещера в уезде Хакуанг стала первым центром грядущего освобождения. Для Нгуен Ай Куока она значила нечто гораздо большее, нежели простое укрытие в горах, где он мог спокойно работать. Отсюда должен был начаться великий освободительный поход.
Нгуен Ай Куок работал почти круглые сутки. Утром он спускался в долину, устраивался на плоском камне и принимался за перевод. Вторую половину дня посвящал подготовке к Восьмому пленуму Центрального Комитета, писал письма, беседовал со связными, по тайным тропам пробиравшимися в Северные горы, делал выписки из зарубежных газет. И только ночью, когда в джунглях, дышащих запахом весенних цветов, начинали перекликаться звонкие птицы ты куи, садился за стихи. Слишком полна была душа хмельным ощущением родины, слишком нетерпеливо стучало сердце. При свете коптилки спешил он излить свой восторг, обостренное ощущение силы и радости жизни. Но классически строгая форма стихотворения, предназначенная для выражения отвлеченной философской идеи, сопротивлялась яростному натиску чувства. Нгуен Ай Куок кропотливо отделывал стих, убирая все лишнее. Оставалось главное: основная идея и глубочайшая вера в ее торжество.
Несутся воды, горы высятся вдали,
И дали необъятные мне открываются отсюда.
Там Маркса пик, а здесь ручей, который Ленина я именем нарек:
Своими крепкими руками добудем счастье родине любимой.
Перед ним действительно раскрывались неоглядные просторы, хотя горизонт его был сужен и срезан ближайшей горой. Полной грудью вдыхал он влажный ветер отчизны, вновь и вновь открывая для себя забытые радости жизни. Ощущение дерзкого счастья помогало ему работать, и очень жаль было тратить время на сон. Он вставал до рассвета с предчувствием праздника.
По утрам ухожу к ручью, вечером к себе возвращаюсь в пещеру.
Пищей мне служит кукурузная каша и побеги бамбука.
За камнем шатким перевожу «Историю партии».
Чем не хороша жизнь революционера!
Работая над переводом, Нгуен Ай Куок подсознательно продолжал размышлять о насущных делах и ближайших задачах. Невольно сопоставлял сегодняшний день с тем неумирающим прошлым, которое всегда помогало ему найти наилучшее решение. Порой сопоставления казались обнаженно ясными: зажатая кольцом белогвардейщины и интервентов Россия и освобожденный район, который он мыслил создать на Севере. Но чаще, отказываясь от прямых аналогий, он останавливался на методе, на генеральной идее, которая служила путеводной звездой. Если после первой мировой войны было создано первое в мире социалистическое государство, то и эта война неизбежно закончится победой революции в разных странах. Поэтому его партия должна возглавить общенациональную борьбу за освобождение, привлечь на свою сторону как можно больше революционных сил, сплотить воедино разные слои народа. Не узкое сектантство, а лишь широкий диалектический подход мог обещать победу. Поднять на борьбу весь народ может только идея спасения родины. Ныне, в условиях японской оккупации, партия должна официально провозгласить создание Лиги борьбы за независимость. И возглавить ее!
Чем больше самых разнородных слоев населения объединяет Лига, тем последовательнее должна осуществляться руководящая роль партии. Диалектика подсказывала точную тактическую формулировку. Только на такой основе можно привлечь к борьбе самые разнородные элементы. На данном этапе каждый штык, каждая пара вьетнамских рук должны принять участие в свержении двойного гнета. Не следует отвергать помощь даже националистически настроенных помещиков. Лозунг «Земля тем, кто ее обрабатывает» должен поэтому проводиться постепенно, дифференцирование. В первую очередь крестьянам нужно отдать земли колонизаторов и предателей. Сейчас, как никогда, дело национального освобождения превыше всего.
Пусть же в каждом сердце неумолчно зазвучит священный призыв родины, пусть каждого вьетнамца вдохновит героизм предков.
Демократическая Республика Вьетнам – вот главный лозунг! Подготовительная работа по созданию Вьетминя [24]24
Сокращенное название Лиги независимости Вьетнама («Вьетнам док лаг донг минь хой»).
[Закрыть]была начата партией задолго до официального провозглашения Лиги. Перед началом войны в китайских провинциях Гуанси и Юаньнань работала большая группа вьетнамских коммунистов. В их числе были руководящие деятели партии Фунт Ти Киен, Фам Ван Донг, Во Нгуен Зиап, By Ань. Приехав в Куньмин из Яньани, представитель Коминтерна Нгуен Ай Куок выдвинул идею создания массовой организации, которая не только по существу, но и по названию являлась бы общенациональной.
Вскоре коммунисты перенесли центр своей деятельности в район, непосредственно граничащий с Вьетнамом. В небольшом городке Цзинси, отстоящем от границы всего на сто километров, произошло важное событие, ускользнувшее, однако, от недреманного ока китайской контрразведки. Штаб-квартира вьетнамских эмигрантов, чья антияпонская деятельность всячески поощрялась гоминьданом, перешла к коммунистам и превратилась в организационный центр Вьетминя. За городом начали действовать ускоренные курсы агитаторов для работы на родине. Первая группа выпускников – их было всего сорок – к началу нового года уже вела тайную агитацию среди населения Каобанга. Неудивительно, что именно в этом районе решено было провести очередной партийный пленум. В щедрый желтозем Каобанга были брошены первые зерна грядущей государственности. Родная земля бережно укрыла их до срока, чтобы потом каждое зерно проросло колосом.
Когда Восьмой пленум начал работу, в Лиге спасения родины в Каобанге насчитывалось почти две тысячи человек: брошенные зерна дали побеги.
Танг, пробравшийся на пленум в Северные горы вместе с представителем партийной организаций Тонкина, увидел легендарного Нгуен Ай Куока уже на митинге.
– Объединение! – Нгуен Ай Куок, заканчивая выступление, выбросил вперед крепкую тонкую руку. – Поднимайтесь, соотечественники, по всей стране! Сплачивайтесь, объединяйте силы для свержения захватчиков! Несколько столетий тому назад, когда над нашей страной нависла страшная опасность – вторглись с севера армии иноземных захватчиков, императоров Юаньской династии, старейшие люди страны, собранные на сход государем, страстно призывали своих детей подняться на борьбу с врагом. Народ был спасен от страданий и ограбления. Добрая слава наших предков живет в веках. Вы должны последовать их славному примеру. Общими усилиями свергнем господство японцев, французов и их лакеев. Спасем наш народ от гибели. Время настало, оно зовет нас на бой!
Танга он принял в тот же вечер в своей пещере. Пригласил подсесть поближе к костру, чтоб не заели комары, и предложил накидку, сплетенную из листьев сыти.
– С непривычки можно замерзнуть. – Его изможденное, но энергичное лицо не покидала добродушная улыбка. – От камней веет могильным холодом. Но, как говорится, если беден, то раскидывай умом. Холод заставляет меня раньше просыпаться. Иду к ручью, на работу.
– Я привык, – коротко ответил Танг. – Скоро год, как ючусь по пещерам. Сегодня здесь, завтра там…
– И где же ваша последняя квартира? – с живостью поинтересовался Нгуен Ай Куок. – В какую нору вас загнали?
– В дом государя Хунта.
– Не так плохо. – Нгуен Ай Куок, казалось, обрадовался. – Мне самому приходилось ходить в монашеской тоге, и уверяю, что это не самое тяжелое испытание для революционера, товарищ Танг.
– Совершенно с вами согласен, – ответил мимолетной улыбкой Танг. – Только теперь я скорее отшельник, нежели монах.
– Тоже полезно! Чудеса вы уже творить научились. Мне приятно лично выразить вам свое восхищение. Материалы, которые вам удавалось получать, сыграли важную роль. Товарищу Чыонг Тиню, мы избрали его генеральным секретарем, не пришлось жаловаться на отсутствие информации в самый тяжелый для нашей родины час. Еще раз спасибо.
– К сожалению, мы скоро можем потерять главный источник сведений. По всей вероятности, миссию связи предполагается преобразовать в генеральный комиссариат по франко-японским отношениям. Очевидно, туда направят новых людей.
– Постарайтесь заблаговременно приспособиться к новым условиям. События не должны застать нас врасплох. Тем более что приходится считаться с реальной угрозой японской оккупации. Пленум дал глубокий анализ причин и хода развития войны. Наша победа будет во многом зависеть не только от событий в индокитайском районе, но и на других материках. Война на Тихом океане почти неизбежна, а немецкие фашисты готовятся напасть на Советский Союз. Это будет стоить человечеству неисчислимых жертв, но в конечном счете ускорит гибель империалистических и фашистских группировок. Приходится пристально следить за развитием мировых событий и, в частности, сопоставлять их с полученной от вас информацией. Так что постарайтесь.
– Постараемся, товарищ Ай Куок.
– В своей работе вы тоже должны шире смотреть на отдельные явления. Вне связи с мировой политикой трудно правильно оценить глубину франко-японских противоречий и последствия сговора между Токио и Виши. Но не это определяет стратегию партии. Наша революция является неразрывной частью мировой революции. Судьба народов Индокитая тесно связана с судьбой Советского Союза. Мы не одиноки в своей борьбе.
– Я передам ваши слова товарищам, – сказал Танг. – Они окрылят их так, как окрылили меня.
Пройдет чуть более месяца, и он мысленно возвратится к этому разговору, припомнит каждое слово Ай Куока о вьетнамской революции, Советском Союзе и о войне.
Из дальнейшей беседы Танг заключил, что донесений, которые должен был доставить на север Кыонг, партийный штаб не получал. Выходило, что опытный и закаленный подпольщик не сумел пробраться в назначенное место. Тангу было трудно в это поверить. Конечно, связного могли перехватить в пути или выследить еще в Ханое, когда он шел на встречу с французом. Но Танг скорее склонялся к тому, что Фюмроль-то и передал Кыонга в руки полиции. Затосковало сердце. Танг видел, какое значение придавало партийное руководство документам из миссии связи, и понимал, что поступил правильно. Но мысль о судьбе любимого ученика не давала ему покоя.
Глава 16
По представлению премьера Коноэ его величество тэнно пожаловал профессору Киотского университета Тахэю орден Благословенного сокровища второй степени. Доктрина двойного протектората была принята. Даже в генеральном штабе поняли, что эксперимент блестяще оправдался. Отныне Япония могла воздействовать на колониальную администрацию Индокитая, не прибегая к военным демонстрациям.
Прежде чем предъявить Деку новое требование, Коноэ, по совету Тахэя, приказал в спешном порядке покончить с таиландским конфликтом.
Переговоры открылись в Токио под председательством японского министра иностранных дел. Несмотря на упорное сопротивление французской дипломатии, Пибул Сонграм добился для своей страны значительных уступок. Под давлением высокого посредника Виши уступило Таиланду свыше семидесяти тысяч квадратных километров индокитайской территории. В награду за столь выгодный договор Таиланд обязался обеспечить Японии выход к границе с Малайей. Японский посол в Бангкоке господин Цубогами предложил на рассмотрение Пибула Сонграма секретный план, разработанный отрядом № 82 на Формозе. В четвертом пункте плана выражалась надежда, что тайская армия передаст в распоряжение союзной японской армии пятнадцать тысяч комплектов военного обмундирования.
– No problem, [25]25
Нет проблемы (англ.).
[Закрыть]– заверил посла премьер-англоман.
– Прошу, ваше превосходительство, назначить время и место передачи, – заявил посол. – Мы бы предпочли военный аэродром, потому что предполагаем направить в ваше распоряжение офицера связи и необходимое количество транспортных самолетов.
О том, что роль офицера связи поручена хорошо известному в Таиланде Арите, посол предпочел умолчать.
Пибул Сонграм прекрасно понял, что четвертый пункт является ключевым, и поспешил согласиться.
– У королевского правительства это не встретит возражений, господин посол. Но мне кажется, что превосходный японский план станет еще превосходнее, если между нашими странами будет существовать формальное состояние войны, которое фактически лишь укрепит традиционную дружбу.
Дальнейшее проведение столь оригинального плана в жизнь было временно приостановлено событиями первостепенной важности. В ночь на 22 июня Германия без объявления войны напала на СССР. Первые дни военных действий были отмечены быстрым продвижением немецких армий в глубь советской территории. Для Токио война не явилась неожиданностью. Еще раньше фюрер и рейхсканцлер Гитлер заранее сообщил японскому послу в Берлине точное время открытия военных действий на восточном фронте, потребовал от Японии разорвать недавно заключенный с СССР пакт о нейтралитете и выступить на Дальнем Востоке в назначенный час. Посол пообещал немедленно проконсультироваться со своим правительством. Коноэ порекомендовал воздерживаться от конкретных обязательств и выждать. Теперь, когда план «Барбаросса» стал очевидным фактом, в Токио приступили к пересмотру своей внешней политики.
Новый специальный посланник фюрера доктор Улах и посол Отт возобновили атаки на японское правительство. Из имперской канцелярии полетели в посольство в Токио шифровки с требованием усилить давление и любой ценой добиться от Японии обещания вступить в войну. На приеме в германском посольстве военный министр Тодзио дал понять, что в недалеком будущем следует ожидать важных решений. Все знали, что генерал является активным сторонником «Прыжка на север» и упорно домогается власти. Отт поспешил отправить в Берлин пространное донесение. Из неофициальных источников посольству стало известно, что вопрос о войне с Россией будет 2 июля решаться на высшем императорском совете. Японская контрразведка энергично пресекла попытки абвера узнать о предстоящем событии более подробно. Оставалось терпеливо ожидать известий из дворца. Для посла Отта они оказались неблагоприятными. Из-за разногласий между участниками совета решение было отложено.
Германское посольство направило спешную шифровку в имперскую канцелярию:
«В японской армии все еще помнят Халкин-Гол. В настоящее время Япония предпочитает воздержаться от нападения на Россию до более благоприятных времен; что же касается Англии и США, то вопрос, возможно, будет решен положительно: взоры Японии устремлены на Юго-Восточную Азию и на владения США и Англии на Тихом океане».
Отт обратился в канцелярию премьера и МИД с просьбой предоставить ему новую встречу с Коноэ. Принц выразил согласие на аудиенцию, не назвав, однако, точной даты. Это был вежливый отказ. Посол рейха мог вновь убедиться в том, что угрозы и требования особого успеха не приносят. На настойчивые телефонные звонки заведующий протокольным отделом отвечал извинениями и обещаниями. Премьер, по его словам, все еще очень занят.
Рабочий день принца действительно был расписан по минутам на неделю вперед. Все свое внимание он уделял теперь созданной по его инициативе «Дай ниппон кеа домэй» – организации Великояпонского союза развития Азии. Вырисовывались отличные перспективы, и было жаль тратить силы на бесплодные дискуссии с Тодзио, Анами и им подобными. Ради личной власти они готовы пойти на любую авантюру.
Чтобы развязать себе руки, Коноэ задумал провести новую реорганизацию правительства. Но прежде необходимо было четко определить позиции в отношении России. И не только определить, но и подробно аргументировать, чтобы с цифрами в руках отмести любое сумасбродное предложение на императорском совете. Премьер твердо намеревался выжидать решительного поворота в войне на Западе. Тем более что его азиатская политика уже приносила ощутимые плоды. Нет, он не повторит ошибки. Пусть Гитлер благодарит Японию за то, что Квантунская армия вынуждает русских держать за Уральским хребтом крупные военные силы. На большее Токио пока не пойдет. Нетерпеливый немецкий посол подождет. В эти напряженные дни Коноэ не мог даже выбрать минуты, чтобы созвать «группу завтрака». Только для профессора Тахэя и советника Одзаки кабинет премьера был открыт в любой день и час. С Тахэем принц работал над картами Юго-Восточной Азии, с Одзаки решал «русский вопрос».
– Война с Россией ничего нам не даст, – горячо убеждал Одзаки. – Кроме заснеженных просторов Сибири, освоить которые нашей экономике пока не под силу, мы ничего не получим. А она и так нам достанется, если Гитлер действительно возьмет Москву. И Приморье – тоже будет наше. Зачем же спешить? Зачем рисковать? Америка и Англия придут в восторг, если мы дадим втравить себя в эту войну. Они получат прекрасный шанс нанести удар на Тихом океане в тот самый момент, когда мы истощим последние нефтяные резервы. Кстати, ваше высочество, российские пространства и российский мороз сожрут все наше горючее. Едва ли нам удастся добиться значительных успехов до наступления зимы, – советник замолк, давая Коноэ время переварить мысль, и под конец высказал главное: – С азиатскими планами придется тогда распроститься. Видимо, надолго.
– Ваша аргументация производит впечатление, Одзаки-кун, – признал премьер. – Я доложу об этом на высочайшей аудиенции. Военные обычно оперируют числами дивизий, самолетов и танков. Однако успех войны решает прежде всего экономика. Тут вы целиком правы. Мы слишком зависим от внешних источников сырья.
– И поэтому не можем позволить себе затяжную войну. Страна обеспечена нефтью в лучшем случае на полгода. Даже если России придется сражаться на два фронта, ее военный потенциал одержит верх. Прежде чем начать такую войну, нам следует завладеть сырьевой и энергетической базой Китая. Наша экономика напряжена до предела. Только по военному займу государственный долг достиг двенадцати миллиардов иен.
– Достаточно, Одзаки-кун. – Коноэ окончательно укрепился в своем первоначальном мнении. – Думаю, на сегодня хватит. Посмотрим, какое впечатление произведет все это на некоторых членов кабинета. Вы знаете, о ком я думаю.
– Несомненно, принц. Надеюсь, что вы их раздавите своими доводами. – Одзаки отдал придворный поклон, но в последний момент не удержался от замечания: – Кстати, военные действия на западном фронте протекают не столь гладко, как заверяет нас господин Отт.
– Вы окончательно вошли в роль адвоката Советов, Одзаки-кун, – пошутил принц.
– Японии, ваше высочество.
Германскому послу было заявлено, что в настоящее время правительство Японии намерено придерживаться пакта о нейтралитете. Министр иностранных дел выразил сожаление, что его высочество премьер все еще не может принять господина посла для личной беседы, но обязательно сделает это в дальнейшем.
Высший военный совет, на котором в военном мундире, но без знаков различия присутствовал тэнно, рекомендовал генеральному штабу усилить давление на тихоокеанском театре.
Перед тем как передать соответствующие инструкции в МИД, Коноэ принял Мориту Тахэя.
– Вы уверены, что США и Великобритания не вмешаются? – спросил принц.
– Не знаю, – откровенно признался Тахэй. – Я разрабатывал только французский аспект индокитайской политики. Но мне кажется, они проглотят и эту пилюлю, если не выразит протеста Дарлан. А здесь я спокоен. Соглашение о совместной обороне – надежная правовая основа для взаимоотношений с Виши. Французам деваться некуда, мы их загнали в угол.
– Вашу миссию, Тахэй-кун, трудно переоценить, – польстил принц. – Пока вы в Ханое, я спокоен за Индокитай. Прошу вас не торопиться с возвращением. Дождитесь посла и помогите ему на первых порах. Это моя личная просьба.
– Вы оказываете мне высочайшую честь, ваше высочество.
Chargé d’affaires [26]26
Временный поверенный в делах (фр.).
[Закрыть]французского Индокитая была вручена нота, в которой Япония заявила о своих претензиях на базы в Кохинхине и Камбодже. Аналогичный документ поступил и во французское посольство. Под ним стояла подпись Коноэ, скрепленная его личной печаткой. Пока Деку и Фюмроль ломали голову над ответом и запрашивали инструкций, министр Дарлан и японский посол Сотомацу подписали в Виши соглашение о совместной обороне, которое давало Японии право вести войска в Южный Индокитай. По настоянию Сотомацу количество войск в тексте специально не оговаривалось. В полное распоряжение японской армии передавались также аэродромы в Нячанге, Бьенхоа, Сайгоне, Сокчанге, Пномпене, Компонгчате, Сиемреапе, Дананге и морские порты Кохинхины.
Западные державы, как и ожидалось, предпочли не вмешиваться. В полном порядке и без единого выстрела на южном побережье высадилось пятьдесят тысяч японских солдат.
Жаламбе обедал в штабе экспедиционного корпуса на берегу Красной реки. Построенное еще в 1873 году, это угрюмое здание носило невинное наименование «Отель де ля Концессьон». Внутри оно и впрямь напоминало фешенебельную гостиницу: отделанная бамбуком и красным деревом бильярдная, библиотека с удобными креслами из кордовской кожи, превосходный ресторан, где повар-марселец готовил настоящий буай-бесс из четырнадцати сортов рыбы.
Дежурный офицер с повязкой на рукаве застал Жаламбе за десертом. Перед ним стояла недопитая бутылка «реми мартэн» и тарелка с оранжевыми, истекающими соком ломтиками папайи. Похоже было, что Господин Второе Бюро порядком на взводе.
– Вас там спрашивают, – доложил дежурный. – Какой-то туземец.
– Г-гоните прочь, – махнул рукой Жаламбе, едва не опрокинув рюмку. – П-пусть приходит з-завтра. В управление.
– Он предъявил карточку «элемент АБ».
– Ну, тогда другое дело. – Жаламбе взглянул на офицера помутневшими глазами и уронил голову. – Д-давайте его с-с-сюда. – Он раскрыл объятия, словно готовился принять в них агента, дежурного, весь мир.
– Это невозможно. – Офицер брезгливо отстранился. – Если хотите, я могу вызвать кого-нибудь из вашего заведения.
– Не надо. – Жаламбе усилием воли заставил себя собраться. – Пусть подождет у входа. Анри! – он попытался ударить кулаком по столу, но промахнулся. – Две чашки крепкого кофе, Анри. – Вы меня очень осуждаете? – обратился он к офицеру. – Не надо. Все равно это уже не наша армия и мы доживаем тут последние денечки. Пусть же нам будет весело, черт возьми!
Проглотив залпом чашку кофе, пошатываясь побрел к выходу. В туалетной он сунул голову под кран. Но это не принесло облегчения – вода оказалась слишком теплой. Оставалось прибегнуть к испытанному методу: сунуть два пальца в рот. Закончив неприятную процедуру, Жаламбе с отвращением допил кофе и вышел на белый свет. Раскаленная медь неба болезненно сверкнула в глаза.
– Это ты, Конг? – Жаламбе поморщился и, потирая темя, подошел к щуплому вьетнамцу в безукоризненно белом тропическом костюме. – Что там у тебя?
Агент с улыбкой приложил палец к губам.
– Ну ладно, садись в машину.
– Мне удалось нащупать штаб коммунистов, начальник, – выпалил Конг, когда они уединились в кабинете. – Уезд Хакуанг, провинция Каобанг. Где-то в горах, недалеко от границы. Там у них целый подпольный город. Обучают молодежь стрельбе, обращению со взрывчаткой. Даже газету свою издают. – Он достал сложенный вчетверо зеленый листок, на котором темнели неровные, плохо пропечатанные линии строк. «Вьет нам док лап» – «Независимый Вьетнам». Издает сам Нгуен Ай Куок!
– Он тоже там? – Жаламбе присвистнул. – Ничего себе! А ты молодец, Конг, – похвалил он, щупая газету, словно материю покупал. – Опять зеленая?
– Сами бумагу делают, – объяснил Конг. – Из бамбука. В джунглях.
– Давай теперь по порядку. Где большевистский связной?
– Его больше нет. Так получилось.
– Хорошо, рассказывай.
– После того как он подошел к майору в дэне Бронзового барабана на Западном озере, мы не спускали с него глаз.
– Об этом знаю. Дальше. – Хмель развеялся, и только красные с полопавшимися капиллярами белки напоминали, что Жаламбе совсем недавно был безнадежно пьян. – Майор передал ему бумаги?
– Передал. Своими глазами видел.
– И где они?
– Не знаю, начальник. Я потом обыскал труп. Ничего не было. Или успел спрятать за эти дни, или запомнил и уничтожил.
– Как он добирался.
– Через Бакзанг и Тхайнгуэн. Я проводил его до самого конца. Он-то и навел меня на штаб.
– Странно, что они послали на такое дело неопытного мальчишку. – Жаламбе бросил на агента недоверчивый взгляд. – Тебе не кажется?
– Мне просто повезло, начальник. В Тхайнгуэне у нас есть человек. Еще с тридцать пятого года. Связник пошел прямо к нему. Оттуда мы добирались уже вместе. Он принял меня за своего. Но держался замкнуто. Я понял, что игра пошла по-крупному, и не навязывался.
– Почему пришлось убрать?
– Опять встреча, начальник. На сей раз неожиданная. В Каобанге. Попался парень, который знал меня как АБ. Пришлось прикончить обоих. Другого выхода не было.
– Правильно сделал, Конг. Опять лесной отвар?
– Больше мне ничего и не нужно, начальник. Бамбуковая спица и зеленая мазь. Не успели и глазом моргнуть. Я обыскал обоих, но ничего не нашел. Оставаться в Каобанге было нельзя, идти дальше – рискованно. Я и так узнал слишком много. У них там большая конференция. Вся верхушка собралась: Ай Куок и остальные.
– Покажи где, – Жаламбе подвел его к крупномасштабной карте.
– Только уезд знаю. – Конг очертил небольшой кружок. – Где-то здесь. Если мы займем перевалы, – он ткнул пальцем в нужные точки, – здесь, здесь, здесь и перекроем выходы из долин – тут они окажутся в мышеловке. Медлить нельзя, начальник, поэтому я и решился прийти за вами в отель. Не мог ждать.
– Что же, Конг, орден Почетного легиона я тебе, конечно, не обещаю, но если мы их накроем, тебя ждет хорошая награда. Останешься доволен.
– Спасибо, начальник.
– Послушай, Конг, я давно хотел спросить, почему тебя так называют? В насмешку, что ли? Конг – это значит красный. Правильно?
– У нас одно слово может определять много разных понятий. Зависит от тональности произношения.
– И есть шестнадцать слов, обозначающих нечто одно, – усмехнулся Жаламбе – Лягушку, например, – он чмокнул кончики пальцев. – Знаю. Так почему все же ты Конг?
– Есть такой кустарник. Его листья краснеют несколько раз в году. Как и я, начальник.
