сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)
— Скажу соседке по комнате, чтобы прикрыла меня, — промолвила она и умчалась.
Тем временем вернулась девушка, передававшая жетон.
— Насчет лошади…— начала она.
— Залезай в кузов, — пригласил Арнольд.
— А это разумно? — просил Икабод.
— Уговор дороже магии.
Архивариус откинул задний борт и, когда девица забралась в кузов, закрыл его снова.
Наступила тишина, потом послышался слабый возглас.
— Ну ничего себе! Вы что, взаправдашний?..
— Самый взаправдашний, — заверил ее Арнольд. — Только прошу никому об этом ни слова. Могут возникнуть всякие шероховатости, а я слишком стар, чтобы их сглаживать.
— Прибедняется, — усмехнулся Икабод. — Второго такого мастера по сглаживанию шероховатостей не сыщешь. В Области Безумия он уговорил позировать множество экземпляров тамошней фауны, пока я делал зарисовки.
— А ты… ты кто? — несколько придя в себя, спросила девушка у Дженни.
— Дженни, эльфесса. Про меня тоже лучше молчать, для сглаживания шероховатостей я слишком молода.
Ким вышла из здания с сумкой.
— Тут материалы по курсовой. Может, удастся выкроить для нее время.
Девушка вылезла из кузова с совершенно ошарашенным видом.
— Спасибо, Джо, — сказала ей Ким.
— Нет проблем, Ким, — откликнулась та, удаляясь нетвердым шагом.
— А если разболтает? — спросила Метрия.
— А кто ей поверит? — засмеялась Ким. — Поехали за Дагом!
На сей раз в кабину села Ким, она знала, где найти Дага, а поскольку ножки ее были на виду, как и у Метрии, Икабод возражать не стал.
— Ну и физиономия была у той девицы, — фыркнула Метрия. — Бедняжка ожидала увидеть коня и человека, а увидела кентавра.
— Она увидела то, что ожидала: и конь, и человек числятся в моих предках, — строго произнес Арнольд.
— Но поначалу чуть не шлепнулась в обморок, — усмехнулась Дженни. — Мне это понятно, я сама была поражена, впервые увидев Чеке. Поначалу я даже списала все это на плохое зрение и по-настоящему поняла, что вижу, лишь когда Чеке дала мне очки.
— Да, крылья у кентавра и впрямь смотрятся необычно, — согласился Арнольд. — Пока сей биологический вид не размножился и не занял свою нишу, это будет проблемой для аликентавров.
— Для кого?
— Для крылатых кентавров. Раз им предстоит утвердиться как биологическому виду, они должны получить видовое название. Поскольку крылатого единорога именуют аликорном, их следует именовать аликентаврами.
— Или, для краткости, алия, — заявила Метрия, страшно довольная тем, что в кои-то веки не перепутала слова. — А проблема-то в чем?
— Этому гибридному роду будет не так-то просто продолжиться, — сказал Арнольд, — Чеке появилась на свет в результате связи между обычным кентавром и гиппогрифом, а происхождение Чериона до сих пор остается загадкой. Весь их вид составляет потомство этой парочки, но, чтобы сделать его жизнеспособным, требуется приток свежей крови. Можно, конечно, попробовать прибегнуть к магии Источника Любви, но обычные кентавры очень осторожны в таких вопросах, поскольку радеют о чистоте расы и не одобряют скрещивания. Вот почему перспективы алии не слишком обнадеживают.
— А вот и нет, — возразила Метрия. Дженни с Арнольдом воззрились на нее.
— Ты знаешь что-то неизвестное мне? — спросил старый кентавр, будучи уверен в обратном.
— Конечно. Волшебник Трент прошел омоложение и теперь превращает всех во всех не хуже, чем когда был королем. Одну девушку, Синтию, он сделал кентаврицей еще семьдесят пять лет назад, а теперь она тоже омолодилась и, надо думать, скоро они с Че составят прекрасную пару. Вот тебе и свежая кровь. Но раз Трент сделал это единожды, он может сделать и дважды, и трижды, и сколько надо. Может превращать в алию людей, кентавров, кого угодно. Лучше, конечно, кентавров: они близки к алии по телосложению, и им остается только научиться летать. Что не станет проблемой, учитывая природную сообразительность кентавров как вида и общую для всех крылатых особей способность облегчать и облегчаться. Им даже не придется пачкать руки о столь презираемые ими разнообразные магические таланты.
— Устами младенца…— задумчиво пробормотал Арнольд.
— Я не младенец! — надулась Метрия. — И где ты видел у меня усы?
— Он сказал не «усами», а «устами», — поправила Дженни.
— О! Это драматично.
— Как?
— Энергично, эстетично, патетично…
— Может, поэтично?
— Не важно! — сказал Арнольд, опередив Метрию. Дженни рассмеялась, и демонессе не осталось ничего другого, как рассмеяться вместе с ней.
Вскоре грузовичок остановился возле спального корпуса, с виду такого же, как предыдущий с единственной разницей: толклись вокруг него главным образом юноши. Выйдя из кабины, Ким остановилась под хорошо известным ей окошком, вложила в рот два пальца и оглушительно свистнула.
В окошке мигом появилась голова.
— Сейчас спущусь, — крикнул Даг, помахав рукой.
— А я-то думала, в Обыкновении нет никакой магии, — заметила Метрия.
— Женщины повсюду оказывают на мужчин магическое воздействие, — откликнулся Арнольд.
Вскоре Даг вышел из здания, и Ким подвела его к машине. С тех пор как Метрия видела его в последний раз, он повзрослел, раздался в плечах и стал выглядеть еще симпатичнее.
— У демонессы Метрии для тебя кое-что есть, — сказала ему Ким.
— Спасибо, с тех пор как у меня есть ты, мне ничего не нужно, — галантно отозвался парень.
Ким счастливо улыбнулась.
— Это не то, что ты подумал. Он принесла тебе повестку.
— Что? — переспросил Даг.
— Повестку для участия в судебном абсцессе, — пояснила Метрия.
— В чем?
— Регрессе, прогрессе, эксцессе…
— Процессе?
— Не важно! — хором произнесли Дженни, Метрия и Ким.
— Но разве в Ксанфе устраивают суды?
— Еще как устраивают, — заверил юношу Арнольд. — Печальным прецедентом такого рода является процесс над Скриппи Скелли.
Даг взглянул на Ким, и та, будучи лучше его подкована в истории Ксанфа, утвердительно кивнула.
— Было дело. Скриппи Скелли — это ходячая скелетица, жена скелета Косто. Ее судили за то, что она напортачила с доставкой дурного сна троллю Тристану, который не стал есть маленькую девочку.
— Но это небось было невесть когда, — отозвался Даг. — И вообще, тролли не должны есть детей, а дурные сны следует посылать…
Ким прервала эту речь тем, что наклонила его голову и поцеловала Дага в губы.
— Приятно видеть, когда все под контролем, — одобрительно пробормотала Метрия. — Она научилась с ним управляться.
— У женщин такое умение в крови, — промолвил Арнольд.
— Бери берилл, — сказала Метрия, вручая Дагу диск.
— Но я не могу вот так взять да и отправиться в Ксанф, — запротестовал юноша. — Мне еще курсовую писать…
— А вот я отправляюсь, — заявила Ким.
— Подожди, я договорюсь, чтоб меня прикрыли, — бросил он и поспешно скрылся в здании.
— От учебы мозги сохнут, — доверительно сказала Ким Метрии, и та понимающе кивнула.
Вскоре Даг появился снова, и Метрия от половинки души порадовалась тому, что самая сложная часть задания была выполнена. Остальные адресаты, какие бы с ними ни возникли затруднения, по крайней мере находились в Ксанфе.
Глава 9
ДЕМОНЕССА ЗА РУЛЕМ
Ким и Даг забрались в кузов, чтобы поболтать с Дженни, а Метрия снова заняла место рядом с Икабодом. Они поехали к дому Ким, поскольку девушка категорически отказывалась отправляться в Ксанф без своей собаки Грезы. Некоторое время ехали молча.
— А старикан пялится на твои коленки, — ехидно заметила Менция.
— Значит, есть на что посмотреть, — парировала Метрия.
— А я их ему первая показала.
— Могла бы и трусики показать.
— Ну уж нет. Во-первых, это могло бы вконец выбить его из колеи, а во-вторых, быть истолковано как нарушение Взрослой Тайны.
— Да ему уже сто лет!
— И он снова впал в детство.
Метрия поняла, что тут ее худшая половина, пожалуй, попала в точку.
— Хорошо, что, когда я забыла об одежде, на мне не было трусиков, — пробормотала она.
— Даю пенни за твои мысли, — сказал Икабод.
— Обыкновенские монеты в Ксанфё не ценятся.
— Понимаю. Просто ты ушла в себя, и мне стало любопытно, что творится в твоей очаровательной головке.
— Я разговаривала со своей худшей половиной Менцией, и она сказала, что ты таращишься на мои колени.
— Что я и готов всецело подтвердить под присягой. Меня еще с отрочества привлекали женские конечности как символ женственного начала.
— Конец как символ начала?
— Ну, я использовал метафору.
— Что?
— Параллель, аналогию, соответствие, сродство, близость…
— Синекдоху?
— Точнее, метонимию, — буркнул он, а потом, подумав, спросил: — Но ты-то откуда знаешь этот термин?
— Понятия не имею. Многие мудреные словечки срываются у меня с языка сами собой.
— Ты интересное существо, — отметил Икабод. — Конечно, все сверхъестественные существа по-своему интересны, но ты необычна даже для демонессы. Как полагаешь, что послужило причиной твоих… э… затруднений с использованием слов?
— Когда я была совсем новой, на меня ненароком наступил Сфинкс, а такое не проходит даром даже для демонической субстанции. Личность моя подверглась расщеплению, и я стала заговариваться.
— А, стало быть, ты бываешь то Метрией, то Менцией.
— И еще бедной сироткой.
На сиденье появилась одетая в лохмотья малютка.
— А у других демонов бывает расщепление личности?
Для крошки-побирушки вопрос был слишком сложен, так что демонессе пришлось снова стать Метрией.
— Нет. Мы все можем принимать любое обличье, но под ним всегда пребывает один и тот же злой дух. Я, пожалуй, единственная, в ком реально сосуществуют не только обличья, но и личности. Становясь сироткой, я должна вести себя как лицо, непричастное к Заговору Взрослых, в образе Менции делаюсь малость чокнутой, хотя в Области Безумия именно Менция проявляет наибольшее здравомыслие, а будучи Метрией — начинаю заговариваться.
— Изумительно! В Обыкновении феномен расщепления личности тоже известен и, как правило, является последствием полученной в детстве психологической травмы. Например, сексуального насилия.
— Ну, должна сказать, что пребывание под пятой у погрузившегося в разгадывание собственных загадок Сфинкса имеет мало общего с сексом, но зато уж это насилие так насилие.
Икабод рассмеялся.
— Вот видишь, все дело в том, что эта травма была нанесена тебе в детстве. Будучи взрослой, полностью сформировавшейся личностью, ты пережила бы эту неприятность без столь далеко идущих последствий.
— Выходит, что со смертными, и даже с обыкновенами, случается то же самое, что произошло со мной.
— Именно так. У психологов на сей счет бытуют разные мнения, единой позиции тут не выработано, но многие считают расщепление личности способом справиться с последствиями детской травмы. А возможно, психологическое потрясение от самого акта насилия, словно удар молота, дробит личность на несколько фрагментов, каждый из которых впоследствии пытается исцелиться сам, формируя отдельную личность. Правда, такая личность практически не бывает полноценной, ибо обломок не может полностью соответствовать единому целому. Так обстоит дело у людей, но твой пример показывает, что различия между людьми и демонами меньше, чем можно было бы подумать. Это объясняет твои проблемы с лексиконом: видимо, твоя совокупная память обладает полным набором слов, но конкретная личность не всегда может в нужное время извлечь оттуда именно то, что нужно.
— Похоже на правду. Именно это меня и заводит.
— Может, изводит?
— Неважно. Можно, я тебя потусую?
— Что сделаешь?
— Порисую, потанцую, побалую…
— Может, поцелуешь?
— Вот именно! — Метрия чмокнула его в правое ухо. — Благодаря тебе я хотя бы знаю, что со мной происходит. И что я такая не одна.
Грузовик вильнул и выровнялся не сразу. А когда выровнялся, Икабод глубоко вздохнул и сказал:
— Я рад, что смог быть тебе полезен. Но если ты снова задумаешь меня поцеловать, не делай этого, когда я за рулем.
— Извини.
— Не извиняйся, мне было очень приятно. Просто будь осторожна. Для человека моих лет отвлекаться, да так сильно, когда он ведет машину, очень опасно.
— Я постараюсь, — сокрушенно пообещала она.
— А эта твоя альтернативная личность, Менция, — ты правда с ней беседуешь?
— А что, нельзя?
— Обычно та или иная личность доминирует и прямых бесед они не ведут.
— Ну, в общем, как правило, главная я. Она совсем отделилась, когда меня угораздило обзавестись половинкой души и влюбиться. Она моя бездушная половинка и потому существует в соответствии с исконно демоническими понятиями. Бедная сиротинушка довольствуется половинкой моей половинки, так что у нее как у личности имеется четвертинка души. Но Менцию разбирает любопытство, каково это — быть полуодушевленной. Поэтому она остается при мне и иногда выступает на первый план. Хочешь с ней поговорить?
— Нет. Мне другое интересно: о чем вы говорите друг с другом, если у вас общий жизненный опыт и одинаковые познания.
— Опыт-то общий, но одно и то же мы толкуем по-разному.
— И все же о чем таком вы говорите?
— Чаще всего о любви. Она вообще не понимает, что это такое.
— Мало кто способен понять, что такое любовь, не испытав ее. А можно послушать такой разговор?
— Почему бы и нет, — подала голос Менция. — Совершенно очевидно, что только крайняя степень идиотизма способна сделать некогда нормальную демонессу любящей, способной к самопожертвованию и думающей лишь о том, как несколько раз на дню осчастливить и довести до блаженного отупения своего неизвестно зачем ей понадобившегося мужа. Она называет это любовью, а я нахожу такую форму существования извращением. Кому какое дело, счастлив или несчастлив какой-то там смертный мужчина. Он вовсе не заслуживает такого внимания.
— Никакого идиотизма в этом нет, — возразила Метрия, — хотя бы потому, что, делая его счастливым, я сама получаю не меньшее удовольствие. Это взаимно: мои желания определяются его желаниями. До того как я влюбилась, моя жизнь была пуста, а теперь она полна смысла, да так, как я даже не ожидала. Любовь дает мне удовлетворение…
— Удовлетворение! Почему бы тебе в таком случае не приковать себя цепью к стене сырой темницы? Ты со своей дурацкой полудушой научилась получать удовольствие от собственных страданий.
— То, что ты по невежеству считаешь страданиями, для меня истинное наслаждение.
— Ты упиваешься своим унижением.
— Не будь у тебя в голове все перевернуто, ты поняла бы, что я обретаю наивысшее блаженство.
— Это в твоей башке все вверх тормашками, а я верна своей демонической природе.
— Картина ясна, — промолвил Икабод. — Личность без души не в состоянии постичь, что это такое, а личность, не познавшая любви, не видит в ней никакого смысла.
— Верно, — сказала Метрия. — Я ведь и сама обзавелась половинкой души из любопытства и ради забавы. Именно любопытство заставило меня зайти так далеко, что я вышла замуж, не подозревая, разумеется, чем это может обернуться.
— Помнится, Арнольд рассказывал мне об одной одушевленной демонессе, когда-то в прошлом вышедшей замуж за одного из королей Ксанфа. Но, когда ей доставили младенца, душа перешла к нему, а она вновь обрела чисто демоническую природу и исчезла с ужасающим шумом. Не случится ли с тобой нечто подобное?
— Да, эта история приключилась с моей подругой Дарой, которая вышла замуж за тогдашнего короля Хамфри — нынче он служит Добрым Волшебником. Ее душу получил их сын Дафри. Она действительно исчезла, но впоследствии вернулась к Хамфри, потому что одушевленное состояние нравится ей больше, чем бездушное. Души у нее, правда, все равно нет, так что ей приходится изображать ее наличие. Но я, если мне доставят младенца, от души не откажусь, а отдам ему половинку своей половинки. Она будет расти вместе с ним и, надеюсь, вырастет до полного размера.
— Ты великодушна, Метрия.
— Нет, с всего лишь половинкой души я малодушна, но все-таки не бездушна.
— А ведь знаешь, встретив тебя или Менцию там, в Области Безумия, я поначалу подумал, что ты кто-то вроде нимфы, такая же пустышка.
Она пожала плечами.
— Это можно понять. До замужества я и сама не придавала внутреннему содержанию никакого значения.
За разговорами они подъехали к дому Ким. Родителей ее дома не оказалась, так что девушка оставила им записку, чтобы они не подумали, будто собаку украли, забрала Грезу и, спустившись вниз, снова влезла в кузов. Греза обрадовалась, увидев старых знакомых по игре Дженни и кота Сэмми, а Метрия задумалась: как такая старая собака смогла протянуть в Обыкновении так долго. Если все дело в том, что в прошлое пребывание в Ксанфе она подзарядилась магией, нынешняя поездка должна пойти ей на пользу.
Некоторое время они ехали молча. Потом Икабод сказал:
