Текст книги "Фонарщик"

Автор книги: Энтони О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Эдинбург – город углов и пропастей; его Старый город – средневековый муравейник с крутыми извилистыми улочками, ныряющими лестницами и прилепившимися к отвесным склонам домами. Это еще и единственный в своем роде город тайных подземных ходов и перекрытых улиц. Даже парадный парк на Принцевой улице частично разбит на дне высохшего озера Нор, некогда гнилой сточной яме, полной разлагающейся мерзости и плавающих трупов, откуда часто поднимались светящиеся газы. А на восточной оконечности бывшего озера, погребенный в провале между рынками, павильонами и гигантскими железнодорожными гостиницами, стоит вокзал Уэверли, по пологой дорожке для экипажей которого, мимо полицейского заграждения, в царство ночных кошмаров в пятницу, в одиннадцать часов вечера, спускался инспектор Гроувс.

Он тут же окунулся в зловоние паники, пота, сажи, блевотины, лошадиного навоза и смерти. По счастью, вокзал не был переполнен, здесь находились только работники железной дороги, железнодорожная полиция, кебмены и кое-какие зеваки с расширенными глазами, задержавшиеся здесь, чтобы насладиться ужасом. Прингл стоял внизу вместе с сотрудником железной дороги восточного побережья, готовый проводить инспектора к узкой лондонской платформе. Внизу, под шатким мостиком, лежала свернувшая себе шею гнедая лошадь с еще не отцепленным кебом. Кеб завалился на бок, повсюду валялись чемоданы и саквояжи. Дуговые лампы компании «Кромптон», свисающие с верхних перекрестных балок, ярко освещали одинокую человеческую фигуру в роскошном меховом пальто из голубого бобра и без шляпы, распростертую поперек платформы в луже блестящей крови.

– Имя? – коротко спросил Гроувс.

Его вытащили из постели, лишь только он коснулся головой подушки после еще одного тяжелого и бесплодного дня.

– Джеймс Эйнсли, – ответил Прингл. – Если верить кебмену, который привез его сюда.

– Эйнсли… – Имя показалось знакомым. – Артист?

– Именно так, сэр. Антрепренер. Подозрительная личность, как мне кажется.

– Да. – Гроувс кивнул, смутно припоминая, что этот человек пару раз помогал ему при расследовании краж, хотя и никогда не нравился. – Врач смотрел?

– Он сказал, мертв, как Юлий Цезарь, и умер намного быстрей.

– Кого-нибудь задержали?

– Никого, сэр.

Не было никаких доказательств того, что эта смерть связана с двумя другими, но та же страшная жестокость бросалась в глаза. Шею как будто перерезали косой, язык вывалился из зияющего провала рта, а глаза буквально вылезли из орбит. Обычный человек не мог совершить такое убийство в публичном месте и беспрепятственно исчезнуть. Гроувс, конечно, мог бы радоваться – ведь, возможно, прибавился еще один ключ к раскрытию тайны. Но появление нового трупа вызвало новый приступ страха, который начал было проходить в связи с тем, что Восковой Человек держался в стороне, – дело разрасталось и выходило у Гроувса из-под контроля.

– Господи, что у него с лицом? – спросил он, склонившись над телом.

Он имел в виду не раны, а неестественно белый цвет кожи, слишком темные брови и какие-то волоски на лице, будто приклеенные невидимым клеем.

– Судя по всему, он наложил грим, сэр.

– Как артисты?

– Он водился с актерами, сэр. Одним из его друзей был Сет Хогарт.

Гроувс поморщился.

– Так он пытался загримироваться? От преследователей?

– Не могу сказать, сэр. Если и так, то, судя по всему, не помогло.

Гроувс оглянулся на хмурых констеблей, железнодорожных полицейских и затаивших дыхание зевак. Предприимчивые мальчишки развернули на мостике торговлю.

– Прогоните этих чертенят, – резко сказал он. – И накройте тело. Это не… Музей восковых фигур.

На рассвете город накроют новости и в воздухе повиснет шепот. Конечно, прямо пропорционально возрастет его потенциальная слава, но вдруг он понял, что пытаться удержать подробности в каких-то приемлемых рамках так же бесполезно, как и ловить облако кувшином.

– Вы кебмен? – спросил он стоявшего рядом человека в белой фуражке.

– Я… да. – На голове у него была небольшая царапина, и он был явно не в себе.

– Откуда вы привезли убитого?

– Мистера Эйнсли?

– Где он сел?

– На… На Кокбёрн-стрнт.

– Кокбёрн-стрит? – Она шла от Уэверли-бридж, до нее можно было дойти пешком. – Он там живет?

– Да.

– Он нанял кеб?

– Мистер Эйнсли, – выговорил кебмен, – очень хорошо заплатил. Ему было важно, чтобы об этом никто не узнал.

– Не узнал? – Гроувс моргнул. – Что вы хотите сказать?

Кебмену не хватало воздуха.

– Меня подозвал слуга и направил к дому мистера Эйнсли… Мистер Эйнсли нырнул в кеб, как будто не хотел, чтобы его видели.

– При нем был билет второго класса в одну сторону до Лондона, сэр. На десятичасовой поезд, – вставил Прингл.

– Билет, – добавил сотрудник железной дороги, – сегодня же купил слуга.

Гроувс посмотрел на пустую дорогу:

– Поезд уже ушел?

– Точно так, сэр.

Гроувс сердито нахмурился:

– Кто позволил? В нем могли быть свидетели.

– Он уже отъехал, когда произошло убийство, сэр, – объяснил Прингл. – Очевидно, мистер Эйнсли заплатил, чтобы просидеть в кебе до самого последнего момента, сэр. Он велел сдать чемодан в багажное отделение, а сам хотел впрыгнуть в поезд после третьего свистка.

Гроувс вопросительно посмотрел на кебмена. Тот, сглотнув, кивнул:

– Он… он опустил шторки, забился в угол, чтобы его не было видно, и все ждал… этого свистка.

– Вы хотите сказать, что он мог выйти из кеба в любой момент, но сидел до отхода поезда?

– Кажется, он действительно старался, чтобы его не обнаружили, сэр, – предположил Прингл. – Загримированное лицо – это не все. Он не хотел показываться на людях. Не хотел, чтобы ему помешали уехать.

– …Чтобы не обнаружили, – мрачно размышлял Гроувс.

Эйнсли как будто прекрасно понимал, что его могут выследить и убить, даже на вокзале. Слышал, что случилось с другими, как будто понял, что может стать следующим, и запаниковал. Но никакие предосторожности не помогли ему избежать кровавой участи. Гроувс посмотрел на ручеек крови, вытекающий на платформу из-под накрывающей тело простыни.

– Вы видели, кто это сделал? – спросил он кебмена.

– Нет, сэр. – Кебмен нервно сглатывал.

– Вы не видели, как убийца убегал?

– Лошадь понесла.

Гроувс посмотрел вниз на дохлую гнедую:

– Эта лошадь?

Кебмен кивнул, снова сглотнул и, казалось, готов был зарыдать, или сблевать, или и то и другое. Прингл объяснил:

– Кебмен сошел как раз перед тем, как лошадь спрыгнула с платформы, сэр. Но он ничего не видел. Лошадь, очевидно, видела.

Лошадь валялась в собственных испражнениях, и Гроувс вспомнил волкодава, растерзанного смотрителя маяка.

– Кто-нибудь еще что-нибудь видел? – спросил он.

– Несколько человек находились поблизости, сэр, но было слишком поздно. – Прингл указал на небольшую группу неподалеку: ремонтный рабочий, прохожие, кебмены и человек, известный Гроувсу как отменный карманник («ЛОВКИЕ ПАЛЬЦЫ ДЖЕМА»).

– Мистер Кэрролл, – сказал инспектор, выбрав его, – вы все совершенствуете на пассажирах ваше ремесло?

– Я смотрел на проходящие поезда, – ухмыльнулся Джем Кэрролл.

Он уже немало отсидел в тюрьме и не очень трепетал перед законом.

– У вас острый глаз, Кэрролл.

– Это верно.

– Что вы видели?

– Трудно сказать, инспектор… – Он избрал типичную интонацию защиты. – Поезд запыхтел и отъехал. А потом вдруг раздался такой звук… ну какой бывает, когда пилят дерево, и на платформу, как мешок со шмотьем, вылетел человек.

– Вы видели убийцу?

– Краем глаза.

– И что?

Кэрролл колебался.

– Трудно сказать. Огромный – это все. Может быть, в плаще. Какую-то секунду его было видно ясно, как полную луну, а потом он исчез.

– Вы хотите сказать, что он растворился в воздухе? – спросил Гроувс, хотя это как раз полностью совпадало с тем, что ему уже было известно о способностях убийцы.

– Клянусь, инспектор.

Гроувс все-таки не вполне поверил карманнику – он, понятное дело, был прирожденным мастером наводить тень на плетень – и повернулся к остальным:

– Кто-нибудь разглядел убийцу?

Последовало робкое отрицательное покачивание головами.

– Вы хотите мне сказать, – Гроувс обрел твердость в том, что никому не верит, – будто на платформе главного железнодорожного вокзала города убили человека и никто этого не видел?

– Поезд только-только отъехал, – сказал ремонтный рабочий. – Все заволокло паром и дымом. И было жарко.

– Жарко? – На самом деле ночь была довольно холодной.

– Жарко. – Рабочий заметил нестыковку, но, подумав, все же утвердительно кивнул: – Да.

– Воздух дрожал как над печью, – сказал один из кебменов.

У Гроувса закружилась голова.

– Подождите, дайте разобраться. – Он нетерпеливо смотрел на свидетелей. – Поезд тронулся, было много пара и дыма. Очень жарко. И никто не видел, как убили человека?

– Там была… какая-то фигура, – неуверенно сказал рабочий. – Черная…

– Черная.

– В черном. Огромная сила.

– Откуда она появилась? Он должен был ждать где-нибудь на платформе.

Никто не ответил.

– И куда она… он делся, убив человека?

Снова тишина.

– Жара, – сказал рабочий, – и дым. Все было как в мареве.

Гроувс, размышляя, осмотрелся в поисках какого-нибудь лаза или лестницы, по которой убийца мог ускользнуть. Может быть, в один из железнодорожных туннелей? Уже долгие годы заброшенный туннель Скотленд-стрит использовался только для разведения грибов – может быть, убийца поджидал там? Или в каком-нибудь другом не отмеченном на карте проеме, подземном проходе, мастерской или в старых устричных подвалах этого Богом забытого города? Иначе как объяснить сверхъестественную легкость, с которой он появлялся и исчезал? И отчаянные попытки Эйнсли схорониться? Гроувс пробежал глазами по сводчатому, с нервюрами как в соборе, потолку вокзала и снова подивился сплотившимся против него силам.

– Там валялся листок, сэр, – сказал Прингл. Он развернул лист бумаги, весьма похожий на страницу из собственной тетради Гроувса. – Ее нашел железнодорожный полицейский, сэр. Тот, который прибыл сюда первым.

– Где она была?

– На платформе недалеко от тела.

– Послание? От убийцы?

Прингл протянул листок:

– Судя по всему, да, сэр.

Гроувс посмотрел на грубую надпись черными чернилами:

CE GRAND TROMPEUR

– Французский, – решил он проницательно и кивнул.

– Я немного знаю французский, – вызвался Прингл.

– Да? И каков ваш перевод?

– «Этот крупный обманщик». «Этот большой мошенник». Что-то вроде этого.

Гроувс скосился на надпись.

– Вроде верно. – Он посмотрел на накрытое тело. – Мистер Эйнсли из Франции?

– Нет, сэр. Но из этого еще не следует, что убийца не оттуда.

– Так что, убийца писал на родном языке?

– Возможно, сэр.

Ce Grand Trompeur. Почему-то Гроувс вдруг вспомнил нежную ирландскую девушку Эвелину Тодд и ее робкие показания. Она ведь что-то говорила о втором послании? «Резкие слова». Так, может, это третье? Что она там говорила об убийце? «Человек, который много путешествовал». Человек, который может знать Писание и языки континента. У которого могут быть дела с профессорами, филантропами и антрепренерами. Который когда-то во время своих скитаний приобрел волшебную способность передвигаться как тень, окружать себя облаками дыма и дрожащего марева и исчезать, как крыса или струя пара. И который умеет убивать, как медведь или саблезубый тигр.

Гроувс вспомнил, как Эвелина посмотрела на него, перед тем как уйти. Таинственный блеск, который до сих пор преследовал его, как и уверенность Воскового Человека в том, что в деле замешана женщина. Она вообще была таинственной. Образ неприкаянной девушки – ее измученные глаза, бескровное лицо, поношенное платье – целый день не давал ему покоя, как оса. Он отмахивался от него, но в то же время его подзадоривала ее близость, сама возможность укуса. Гроувс еще раз посмотрел на новое послание и подумал, а не держит ли он в руках лакмусовую бумажку для проверки истинности ее утверждений. Ведь если она говорила о своих способностях правду, то вполне логично предположить, что ей снилось и убийство Эйнсли. Но он должен поторопиться, ее нужно застать врасплох. Он уже видел, как к нему с раскрытым блокнотом приближается Дуглас Маклауд из «Курьера».

– Отвезите тело в морг, – сказал он Принглу. – Пусть профессор Уитти оторвется от своих пищеводов. Может, на этот раз он обнаружит что-нибудь полезное. И еще эта девушка – ирландский медиум.

Прингл удивился.

– Вы знаете ее адрес?

– Да, сэр. Кэндлмейкер-рау.

– Узнайте мне номер дома, дружище. Мы с вами увидимся позже в главном управлении.

И, не сказав ни слова в объяснение, сложил лист бумаги, засунул его в карман и твердой походкой двинулся вверх по пологой дорожке из ночного кошмара в ночь.

«Она не появилась на стук, сколько я ни старался, но потом в грязном коридоре, куда выходило несколько малюсеньких комнатушек, открылась другая дверь, из нее выглянула неряшливая женщина и сказала мне, что нужно искать в прачечной. Я приподнял шляпу и спустился вниз. Это было жаркое, наполненное паром помещение, и мне сразу вспомнились слова свидетелей о темной силе, той, что уложила интерпренераЭйнсли».

– Добрый вечер, – сказал он нарочито резким тоном, рассчитанным на то, чтобы испугать ее.

Но Эвелина не вскинулась, даже не вздрогнула и, стоя к нему спиной, куском черного пенящегося мыла продолжала тереть на стиральной доске что-то похожее на носки или перчатки. Только обернулась на визитера, и все. Он властно покашлял.

– Я проходил мимо, – солгал он, – и решил кое-что прояснить.

Он хотел казаться небрежным, но болезненно сознавал, что ему катастрофически недостает актерских навыков.

– Прояснить? – Она почти не замедлила темп стирки.

В углу бормотал бойлер.

– Да. Вы говорили что-то такое вчера в главном управлении.

Эвелина продолжала стирать. Щеки у нее пылали. В мужской куртке, свободных брюках и с короткими волосами она была очень похожа на мальчишку-посыльного.

– Вы говорили, – продолжил он, – что вы не медиум.

– Медиум? – не сразу переспросила она.

Ее худосочные плечи поднимались и опускались в такт стирке.

– Вы говорили в том духе, что видите убийства точно тогда, когда они происходят.

Она стирала, как будто забыв о нем. Пена брызгами разлеталась по заляпанному маслом полу. Прачечная была уставлена похожими на гирлянду свечами – они стояли на подоконнике в тарелках и в горлышках бутылок, в их мерцающем свете поблескивали мыльные пузыри.

– Я сказал, что…

– Я слышала, что вы сказали.

Он нахмурился. В помещении было удушающе жарко.

– И что вы хотели этим сказать?

– Я сказала все, что хотела сказать, – отрезала она. С пальцев у нее стекала мыльная вода.

Он сглотнул.

– Вы это отрицаете?

– Я ничего не отрицаю. – Она смотрела в таз, как будто там было что-то гораздо более интересное, чем все, что он мог ей сказать. – Вы были в кабинете, и у вас есть уши.

Он напрягся.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы слышали все, что я сказала.

Он просто не ожидал такого неуважительного тона, который абсолютно не соответствовал тому зверьку в кабинете, и растерянно соображал, как лучше выразить недовольство.

– Знаете, мне это не нравится, – наконец сказал он.

– Не нравится что? – Когда она наконец обернулась, в призрачном освещении ее глаза превратились в тлеющие угли. – Вы слышали меня вчера и слышите сейчас.

– Мне не нравится ваш тон, – сказал он как можно увереннее.

Она смотрела на него несколько трудных для Гроувса секунд, а затем вернулась к стирке.

– У вас не нашлось для меня времени. Каждое сказанное мною слово – правда. Почему я должна думать, будто что-то изменилось?

Она отодвинула стиральную доску и прополоскала перчатки в раковине, наполнив ее водой. Рядом постукивала крышка бойлера.

– Я уделил вам мало времени, – услышал он собственное признание, – но не обязан объяснять причины.

Она отжала выстиранные вещи.

– Теперь я все обдумал. – Он заставил себя вспомнить цель своего прихода. – И мне интересно, видели ли вы еще какие-нибудь сны.

Она хмыкнула, но не ответила.

– Сны про убийства.

Она как будто не слышала его.

– Я задал вам вопрос, голубушка.

Она пожала тощими плечами.

– А я на него не ответила.

Он через зубы втянул воздух.

– Так вы больше не видели снов?

– Не помню.

– Не помните.

Она упорно уходила от ответов, а он не мог заставить себя перейти к делу. Он вспомнил французские слова послания и попытался как-то увязать их.

– Ладно, тогда что там со вторым посланием, о котором вы говорили?

– А что с ним?

– Вы говорили, что можете что-то вспомнить.

– Говорила.

Он размял ноги.

– Вы можете вспомнить, на каком языке было это послание?

– Почему я должна что-то вспоминать?

– Вы говорили, там были странные слова. И еще, что убийца много путешествовал. Вы видели какие-нибудь похожие послания?

Она резко обернулась и нахмурилась.

– Почему вы спрашиваете? Вы нашли третье послание?

Он сплоховал – отвел глаза и, только сделав над собой огромное усилие, снова посмотрел на нее.

– Никакого послания я не находил, – солгал он.

Но, как и Восковой Человек, Эвелина Тодд обладала способностью видеть собеседника насквозь и выхолащивать его своим безразличием. Когда она повернулась к раковине и, вытащив пробку, спустила воду, он вздохнул почти с облегчением.

– Во всяком случае, – выдавил он, – помнится, вы называли убийцу темной силой.

– Помнится, называла.

– Вы имеете что-нибудь прибавить к этому?

– Зачем же мне что-то прибавлять?

– Это слишком туманное описание.

– Вы мне это уже говорили.

Гроувс прочистил горло.

– Вы видели плащ?

– Плащ?

– На убийце. На нем был плащ?

Она слегка нахмурилась.

– Может, на нем и был плащ. Было темно, я вам уже говорила.

– Да.

С одной стороны, ее новая манера, казалось, подтверждала, что прежняя – обман и по большому счету ей нечего сказать. С другой стороны, в ней было что-то решительно любопытное, и он не мог не почувствовать, что дерзкость не умаляла истинности ее утверждений, а, напротив, прибавляла им весу. Он смотрел, как она направилась к бойлеру.

– Вы странное существо, – рискнул он.

Никакого ответа.

– Что вы… – начал было Гроувс, но она открыла крышку, и пар мигом заполнил прачечную, ударив по пламени свечей и ужалив его в лицо.

Когда все заволокло туманом, он моргнул и несколько страшных мгновений, ничего не видя, лишь ощущал присутствие словно какого-то зверя, слышал гортанное бульканье; у него страшно щипало лицо. Когда пар рассеялся, он увидел, что она с деревянным шестом наклонилась над кипящим котлом.

– Что вы делаете днем? – через силу спросил он.

– Работаю.

– Где?

– У Артура Старка.

– Книготорговца? – Гроувс слышал о нем – эксцентричный старик с радикальными политическими взглядами и битком набитым магазином возле университета.

Эвелина не ответила. Она глубже погрузила шест в воду и принялась мешать одежду. Гроувс облизнулся.

– Вы можете объяснить, – спросил он, – почему вы здесь в такой неурочный час?

– А что, это незаконно?

Он хотел ответить, но, увидев, как она нагнулась над бойлером, чтобы достать поглубже, загорелся шаловливой запретной надеждой взглянуть на ее нижнее белье. Он слегка наклонился и, привстав на мыски, действительно увидел плавающие на поверхности тряпки. Но это были всего-навсего наволочки и простыня. Она перенесла их в раковину, чтобы отжать, и он вернулся на пятки.

– Сейчас уже за полночь, – путаясь, продолжил он. – Когда вы спите?

Она закрыла бойлер крышкой.

– Когда устаю.

– Это неконкретный ответ. Мне напомнить вам, кто я?

Она вытерла лоб тыльной стороной ладони.

– Я спала вечером, – сказала она. – Мне хватило.

Он немного подумал.

– Вы спали вечером?

– Кажется, да.

– А когда проснулись?

– Когда выспалась.

– Рекомендую вам не дерзить мне, милочка.

Она вздохнула.

– Полчаса назад.

– Значит, в десять часов вы спали?

Молчание.

– И вы не помните никаких снов? Даже обрывков?

– Нет, ничего.

– Вы слышали о некоем мистере Эйнсли?

– Никогда. – Она моргнула, как будто ей что-то пришло в голову, повернулась и уставилась на него своими яркими кобальтовыми глазами. – Почему вы спрашиваете?

Он смутился.

– Я… у меня больше нет вопросов, – натужно ухмыльнулся он и натянул на голову шляпу. – Ну что ж, спокойной вам ночи.

И, с усилием оторвавшись от ее магнетического взгляда, повернулся и с мокрым от пара и пота лицом вышел в ночь.

«Вид мертвого Эйнсли не отпускал меня всю ночь, по этой причине я почти не спал», – записал он в свой журнал, покривив душой. На самом деле спать ему не давал образ Эвелины Тодд: необъяснимая резкая перемена в ее поведении, ее враждебные глаза, неубедительное вранье, что она не видела никаких снов и не знает Эйнсли. И еще этот «Ce Grand Trompeur», таинственное послание, оставленное убийцей. Он на время забыл о нем, но она так и не признала у него в кабинете, что знает французский (как это могло ускользнуть от него?). И на рассвете ему уже казалось, что маленькое, одетое в темное создание из прачечной при всей хрупкости вполне может, по крайней мере в его воспаленном сознании, оказаться смертоносной для человека силой, окутанной жаром и паром. Он вздрагивал под стегаными одеялами от каждого поскребывания в покрытые инеем окна и вспоминал пророческие слова Воскового Человека – «сила, с которой женщина может воздействовать на разум мужчины, посильнее любого ведьмина зелья», – страшась, что в любой момент она может выскочить из темноты, обвить его своими костлявыми конечностями и вонзить когти в тяжело бьющееся сердце.