Текст книги "Ракета в морг (ЛП)"

Автор книги: Энтони Бучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Так. Хорошо. Видел кто-нибудь ясно, что произошло? Я знаю, что все мы (кроме одного человека) пристально следили за “Асперой-9”. Убийца знал законы сцены. Я не ожидаю, что кому-нибудь удастся выстроить диаграмму, где находился каждый из вас; но видел ли кто-нибудь какое-либо внезапное движение, которое могло быть смертельным толчком? – Маршалл сделал паузу, мысленно прикусив язык за столь банальное замечание, как его последняя фраза. Тишина. – Хорошо. Я знаю, что вы чувствуете. Вы говорите себе: “В конце концов, я не слишком уверен в том, что видел, и не собираюсь своими догадками посылать человека в газовую камеру”. Но вспомните, что это неуклюжий, безуспешный, разочарованный убийца. Получив возможность, он вновь нанесёт удар. А мы должны убедиться, что ему это никогда не удастся. Так что давайте. Сообщите всё, что может оказаться полезным.

Нерешительно поднялся Мэтт Дункан, похожий на неготового к уроку школьника. Он откинул со лба чёрные волосы, и странная седая прядь среди них словно подчёркивал горечь, выразившуюся во всех чертах его лица.

– Окей, Теренс, – проговорил он.

– Так. Да, Мэтт? Ты видел, кто толкнул Рансибла?

Мэтт громко сглотнул.

– Видел?! Я толкнул его.

Реакцией Кончи стал скорее писк, чем крик. Она протянула вперёд маленькую ручку, словно останавливая признание мужа. Хилари, вскочив с кресла, бубнил что-то про Справедливость и Наконец-то.

Маршалл оборвал его.

– Ты толкнул его, Мэтт? – мягко проговорил он.

– Я ничего не мог поделать. Я стоял позади него. И я на голову выше его… был… так что он мне не мешал. Затем, как только ракета тронулась, меня со всей силы толкнули в спину. Я начал падать вперёд, поэтому вытянул перед собой руки. Ну, вы понимаете… Я толкнул как-его-там. Увидел, как он пошатнулся, а затем полетел прямо, вперёд, туда…

Никто не заметил, как ускользнула Леона, но теперь она возникла позади Мэтта с наполовину налитым стаканом виски.

– Это поможет, – сказала она.

Он сделал глоток и смог удерживать тело неподвижным.

– Спасибо, – кивнул он. – Вот. Я это сделал. Я сознался. Исповедался чистосердечно от и до, согласно воззрениям церкви моей жены. Но я всё же…

– Лейтенант, – потребовал Хилари, – арестуйте этого человека! Резкий толчок в спину, как же! Он боится, что его кто-то ещё видел, и пытается опередить. Арестуйте его, говорю я!

– Прежде всего, – медленно проговорил Маршалл, – я не могу арестовать никого за пределами городской черты Лос-Анджелеса, а несмотря на всю странность её границ, сейчас мы вне их. Кроме того, я верю ему. Продолжай, Мэтт. Можешь рассказать нам об этом толчке ещё что-нибудь?

Неуверенный голос Мэтта дрожал.

– Не могу, Теренс. Я не оглядывался, поэтому всё, что я видел, это как он со свистом падает, и падает, а потом… – Он вздрогнул и закрыл лицо руками.

– Возьми себя в руки, – сказал Маршалл, чувствуя себя столь же бесполезным, как эта фраза.

Мэтт опустил руки.

– Конечно. Взять себя в руки. В эти руки, вне всякого сомнения. Эти руки, убившие человека…

– Горяченькое! – раздался с порога резкий сухой голос. – Уже признание! – ухмыльнулся его обладатель в полицейской форме, после чего бросил через плечо: – Заходите, ребята, мы тут уже всё прояснили. – Полицейский вышел на середину комнате. – Меня зовут Келло, народ. Сержант Келло. К, е, л, л, О-О-О-О-О, как поют на радио. И похоже, что всё пройдёт быстро, а? Ну, малыш, – обратился он к Мэтту, – как тебя зовут и кого ты убил?

– Боюсь, сержант, – вмешался Маршалл, – вы слишком торопитесь. Это ещё не вопрос наручников.

– Эй, братишка, признание есть признание, а? И кто ты такой, чтобы мне указывать?

– Маршалл, лейтенант, отдел убийств, – показал значок Маршалл.

Круглое красное лицо сержанта Келло сузилось от злости.

– Маршалл, да? Большая шишка в Лосе, да? Ну, братишка, тут Пасадена. И не суй нос.

5

– Жуткое зрелище, док, а? Хотя сомневаться в причине смерти незачем. Сразу умер?

– Мгновенно.

– Так и не понял, что с ним, а? Так и надо бедолаге за то, что возится с ракетами. И всему сборищу этих чудаков, как по мне. Ракеты… Опознаете этого человека, мистер Картер?

– Насколько смогу, судя по тому, что от него осталось. Во всяком случае, именно в таком костюме был Рансибл, в одежде лежит его приглашение, а сам он – единственный пропавший участник вечеринки. Его дантист, наверное, опознает лучше меня.

– Не учи учёного, Картер. Вот что я тебе скажу: может, мне объяснить тебе, как рассказы писать?

– Может быть.

– Ну-ка: Рансибл… Звать его Уильям? Адрес…

* * *

– Значит, в этом списке, мистер Чантрелл, те люди, которые были по ту же сторону траншеи, что и Рансибл, а в этом стоявшие с другой стороны?

– Да. Мой помощник Гриббл, мистер Картер с женой и я находились в яме.

– Так, значит, только эти десять могли… Чёрт, на что мы тратим время? Мы знаем, кто это сделал.

* * *

– У вас когда-нибудь были проблемы с этим Дунканом, мистер Фоулкс?

– Проблемы? Не знаю, что вы называете проблемами. Но, быть может… Никогда не знаешь, как эти сочинители отреагируют на самое обычное деловое предложение. Никогда не знаешь. У нас было… Полагаю, можно назвать это финансовыми разногласиями. Я случайно упомянул их сегодня вечером, а Дункан разразился дикими воплями и посмотрел на меня так, словно… ну, словно он хотел убить меня. И, клянусь Богом, он это сделал!

– Угрозы, а? Какого рода, мистер Фин?

– Понимаете, я бы не стал так говорить о друге, сержант, но при данных обстоятельствах…

– Само собой. Не вредно быть в дружбе с законом. Ну, валяй, братишка.

– Не стал бы до сегодняшнего вечера, имею в виду. Кажется, эти угрозы были ещё до знакомства с мистером Фоулксом.

– И какие угрозы?

– Ну, не совсем угрозы. Может, просто куча болтовни. Но я знаю, что Дункан взорвался, когда узнал о той махинации Фоулкса, и как-то вечером у Картера, когда мы обсуждали Идеальное Преступление, сказал, что у него, по крайней мере, есть Идеальная Жертва. Звучало так, словно он именно в виде именно это. В любом случае, что-то он да имел в виду.

* * *

– Вы видели этот толчок, мистер Баучер?

– Боюсь, что так. Кто-то укусил меня, и я дёрнул головой как раз в тот момент, когда стартовала ракета. Я заметил Дункана, потому что странная седая прядь у него в волосах отражала света. И выглядело так, как будто и его самого толкнули.

– Вы видели, как его толкнули?

– Не могу сказать. Он высок, и позади него был кто-то ниже ростом, кто бы это ни был; я никого не заметил. Но тело Дункана дёрнулось вперёд, как будто…

– Вы могли бы поклясться в суде, что видели, как его толкнули, и что он сам никого не толкал?

– Поклясться не мог бы. Но я искренне убеждён, что…

– Хватит, Баучер.

* * *

– Окей, Маршалл. Мы в Пасадене тоже не дураки, но если кто-то сделает всю чёрную работу, мы не возражаем. Вы расследуете остальные покушения на Фоулкса?

– Да.

– Дункан среди ваших подозреваемых? Давай, братишка. Колись. Если не хочешь, я через твою голову пойду к твоему начальнику, чтобы тот велел тебе сотрудничать. Занимался Дунканом?

– Да. Неизбежная рутина. Он был одним из многих деловых врагов, каких Хилари Фоулкс имел привычку наживать.

– Нашли что-нибудь, связывающее его с нападениями?

– Ничего.

– Но нашли ли что-нибудь, очищающее его? Мог он совершить остальные нападения на Фоулса, а?

– Последнее из них совершить не мог никто.

– Ага. Я читал. Вы, ребята, просто недостаточно хорошо осмотрели комнату. Но алиби у Дункана нет?

– Нет.

– Это всё, что мне надо знать, братишка.

* * *

Сержант Келло взглянул на свои наручные часы.

– Мы тут всего час, ребята. Вот что я называю чувством времени. Келло-часовик, к вашим услугам. Мне и столько не понадобилось. Чем больше я общаюсь с этими придурками, тем больше убеждаюсь, что всё знал в ту же минуту, когда вошёл в эту дверь. “Кто-то толкнул меня, офицер…” Чушь! Он знал, что кто-то, наверное, заметил его с той стороны траншеи, вот и решил очиститься. С рук такое не сойдёт, не у Келло.

– Прошу прощения, лейтенант… – заглянул в кабинет, занятый Келло, Хьюго Чантрелл.

– Пока что сержант, братишка. Но подожди, пока газеты не пронюхают. Сержант из Пасадены Предотвратил Нападение на Знаменитость после Провала Звезды из Полиции Лос-Анджелеса. Лейтенант Келло. Неплохо звучит, а?

– Вполне, сержант. Но я хотел спросить вот что: мои гости переволновались и устали. Я просто не могу разместить их всех на ночь. А миссис Маршалл и миссис Баучер беспокоятся о своих детях, которые остались на попечение старшеклассниц, которым давно уже пора вернуться домой. А мистер Уимпол…

– Скажите, что они все могут идти домой, – экспансивно сообщил будущий лейтенант Келло. – Пусть все идут. Кроме одного. – И он игриво зазвякал наручниками.

6

Леона Маршалл включила свет в гостиной, подошла к дивану и потрясла спящую старшеклассницу за плечо. Девушка села, протёрла глаза и сказала:

– Ой. Хорошая вечеринка?

Леона не стала отвечать на этот вопрос. Она просто проговорила:

– Прости, что мы так задержались, Дорис. Вот твои деньги с доплатой за то, что сидела за полночь. Мистер Маршалл снаружи в машине. Он отвезёт тебя домой.

– Садись, Конча, – добавила она, когда девушка ушла, – я просто хочу взглянуть на детей, чтобы быть уверенной. Сейчас вернусь.

Конча села. Простым командам было легко подчиняться. Должно быть, так себя чувствуют зомби, испытывая своего рода облегчения от того, что им просто нужно подчиняться, без всяких проблем, связанных с попытками изменить жизнь, просто потому, что больше нет никкой жизни, которую можно пытаться изменить. Она сидела и тупо смотрела прямо перед собой, пока не вернулась Леона. Та какое-то время смотрела на неё, затем нежно положила руку на плечо.

– Я прописала Мэтту виски, – тихо проговорила она, – но не думаю, что тебе это поможет. Ничто сейчас не поможет, разве что сон. Вот немного фенобарбитала. Если не пробьёт, потом проглотишь вторую, но одну принять обязательно.

– Он этого не делал, Леона. – Голос Кончи был тихим и испуганным.

– Конечно, не делал. Просто этот глупый сержант пытается выполнить работу в рекордно короткие сроки, чтобы получить повышение.

– Знаю. Это звучит так надёжно и просто. Но сперва сержант хочет повышения. Потом прокурор захочет переизбрания. Потом присяжные захотят разойтись по домам. Всё это будет так просто и обыденно, только Мэтт… Мэтта не будет.

– Чушь. У них ничего против него нет. Ведь даже сержант Келло осмелился арестовать его только по обвинению в убийстве по неосторожности. Он признал, что ему нужно больше улик по другим покушениям, чтобы доказать преднамеренность, прежде чем он сможет предъявить обвинение в убийстве.

– Но когда они знают, что ищут, то могут это найти, даже если там этого нет… Ох, Леона… – Сухие рыдания девушки переходили в стон.

– Понимаешь, – успокаивающе проговорила Леона, – мы много слышим о судебных ошибках, осуждении невинных людей. Но это один случай на миллион. Поэтому о них и слышишь так часто, что они так редки. С ним всё будет в порядке.

Конча попыталась подавить всхлипы и выдавить из себя улыбку.

– Ты милая, Леона, пытаешься посветить мне во тьме. Но насколько ты сама в это веришь? Ох… – добавила она, задыхаясь, прежде чем Леона успела ответить. – Хилари!

– Что с ним?

– Он думает, что это сделал Мэтт. А у Хилари есть деньги, столько денег, и он может…

– Если дело доходит до драки, то и у тебя есть деньги, не так ли? И я скажу тебе, чем тебе надо первым делом заняться завтра. Иди к своему адвокату и проси его освободить Мэтта под залог. Поскольку сейчас он обвиняется только в убийстве по неосторожности, это будет легко сделать.

– Но это станет… убийством, как только тот жуткий сержант…

– Ну, – проговорила Леона, – есть один верный и надёжный способ доказать невиновность Мэтта. Надо доказать, кто это сделал на самом деле.

И в этот момент появился Маршалл.

– Аплодисменты, – заметил он. – И этим, обещаю тебе, Конча, я и займусь. Помимо того факта, что именно за эту работу мне платят.

Конча Дункан подняла мокрое лицо.

– У вас есть идеи, лейтенант? Хоть какие-нибудь?

– Была одна, – хмыкнул Маршалл. – Но он стоял в яме позади Чантрелла. В этом случае мы строго ограничены группой с нашей стороны траншеи. Помимо Маршаллов и Дунканов, остаются миссис Фоулкс, кузина, Вэнс Уимпол, Хендерсон и агент. А бомбу, – громко размышлял он, – отправил мужчина. Ни одна женщина не сможет изобразить Дерринджера, особенно если она женственна. Остаются Уимпол, Хендерсон и Фин. Видишь, как просто, Конча?

Нотки беспечной уверенности в его голосе едва ли звучали правдоподобно.

Последний день: суббота, 8 ноября 1941 года

1

Ранним утром следующего дня Маршалл был уже в меблированных комнатах в Западном Адамсе, служивших обиталищем Уильяма Рансибла. Рансибл, очевидно, был второстепенной, но, в качестве трупа, неизбежно важной частью дела. Маршаллу подумалось, что они ничего не знали об этой случайной жертве, даже о том, как он зарабатывал на жизнь. И здравый смысл лейтенанта восстал против такой неосведомлённости о ключевом персонаже в деле об убийстве.

Хозяйка выглядела бледнее, чем имела на то право женщина её телосложения. Она держала в слегка трясущейся руке утреннюю газету.

– Насчёт мистера Рансибла? – выдохнула она, как только Маршалл представился. – Я увидела тут, – поспешно добавила она, размахивая газетой.

– Ужасное событие, – серьёзно сказал Маршалл. – Я хотел бы задавать вам несколько вопросов насчёт его и осмотреть его комнату.

– Буду рада сообщить всё, что смогу, офицер.

– Хорошо. Как долго он здесь жил?

– Почти шесть месяцев.

– И вы знаете, откуда он взялся?

– Он никогда об этом не рассказывал. Вообще был не из тех, кто говорит о себе.

– Знаете что-нибудь о его семье?

– Ничего, офицер.

– Где он работал?

– В универсальном магазине ниже по улице. Продавцом в бакалейном отделе.

– Хороший арендатор?

– Он был приятным молодым человеком, вовремя оплачивал счета и никогда не доставлял неприятностей.

– Спасибо. – Он созерцал её бледное лицо и всё ещё дрожащую руку. – Известие о его смерти, кажется, потрясло вас.

– Да… Да, думаю, что так. Но оно было после… Видите ли, наверное, надо сказать, что у нас тут ночью или уже рано утром была кража со взломом. Миссис Свобода, официантка в ночной забегаловке, вернулась домой и обнаружила этого странного мужчину, шатающегося по коридорам, и она закричала и разбудила меня, и я видела, как он уходит, но когда мы вызвали полицию, то, конечно, оказалось слишком поздно, и мы не знаем, взял ли он что-нибудь, но я была так расстроена, а вдобавок ко всему ещё это…

– Понимаю, – успокаивающе проговорил Маршалл. – А теперь, не могли бы вы дать ключ?..

Лейтенант Маршалл никогда не бывал в комнате, меньше говорившей о своём обитателе, не считая дешёвой каморке в отеле “Элитный”, где умер Джонатан Тарбелл. Из этой комнаты можно было заключить, что её житель мало заботился о своей одежде и куда больше – о научной фантастике. И всё.

Никаких писем, кроме переписки с другими фанатами (Маршалл автоматически пробежал пару наименее безличных из них), никаких личных бумаг, никаких записных книжек или адресов. Только бесчисленное множество научно-фантастических журналов и странных, напечатанных на мимеографе фанатских изданий, известных под псевдонимом “фэнзины”, полное собрание Фаулера Фоулкса, почти столь же благоговейно переплетённое, как у Хилари, немало Шила^[79] и Стэплдона…

И ничего личного. Вообще ничего. Только одна странность: крючок для картины, на котором ничего не висит, и пустое место над стеной выше коллекции книг Фоулкса. Но это могло остаться от прежнего арендатора. Ничего…

Маршалл собирался с отвращением покинуть комнату, когда его зоркий глаз уловил, как в углу мелькнуло что-то белое. Он подошёл и исследовал. В половицах сразу за корзиной для бумаг была трещина. Похоже, записка, брошенная в корзину, пролетела мимо цели и оказалась втоптана в половицу.

Маршалл поднял бумагу и прочёл:

“Х. (или это был Икс?) говорит может быть. Надейся, парень. Дж. Т.”

Дж. Т. Нет… Это уже слишком. Слишком красиво, чтобы быть правдой. И тут он внезапно вспомнил, что Мэтт упоминал, что видел Тарбелла у Картеров. Рансибл часто бывал у Картеров…

Маршалл полез в карман. Ему повезло, при нём всё ещё была посмертная фотография Джонатана Тарбелла. Он бросился вниз по лестнице к хозяйке.

– Да, – признала она. – Он часто заходил к мистеру Рансиблу. Только уже с неделю не бывал тут. Но что это?

Это была фотография Норвала Причарда в роли доктора Дерринджера, выпорхнувшая из кармана Маршалла, когда он доставал фото Тарбелла.

– О Боже! – выдохнула она. – Это же наш грабитель!

2

В тихое и солнечное патио Сестёр Марфы Вифанской Конча Дункан вносила диссонирующую ноту. На неё всё ещё было лихо щегольское красное платье, которое она надела на ракетную вечеринку, и здесь оно смотрелось ещё неуместнее, чем в автобусе.

Но в голосе её не звучало ничего лихо щегольского.

– Вы должны помочь нам, сестра. Просто обязаны. Если с Мэттом что-нибудь случиться… Мы ещё и года не женаты, а словно в браке уже всю жизнь. В моей жизни имеет значение лишь то, что я замужем за Мэттом, и если с ним что-нибудь случится, я… я тоже умру.

– Жизнь – это дар Божий, Мэри, – мягко промолвила сестра Урсула. – Мы не можем отвергнуть его по собственной прихоти.

– Я не это имела в виду. Просто, если у меня не будет Мэтта, я не смогу больше жить. Совсем. Внутри всё остановится. Так что вы должны спасти его, сестра. Вы такая мудрая и хорошая. Вы сможете.

– Лейтенант Маршалл – замечательный человек. Поскольку Мэтт невиновен, а у меня в этом нет ни малейших сомнений, лейтенант обязательно в ближайшее время это установит.

– Но это не его дело, разве вы не видите? Оно у того жуткого сержанта из Пасадены. Лейтенант ничего не может сделать; у него нет полномочий.

– И ты думаешь, что я, тем более не имея никаких полномочий, преуспею, если не сможет он? Предыдущие покушения на жизнь мистера Фоулкса всё ещё в ведении лейтенанта Маршалла. Если он найдёт виновного, сержант Келло ничего не сможет доказать, поскольку уверен, что Рансибл убит по ошибке вместо мистера Фоулкса.

– Значит, вы ничего не сделаете?

– Я не могу. Во мне нет нужды.

– Хорошо. – Конча встала, разгладив юбку. – Я знаю, в чём проблема. Я слышала, как вы говорили с лейтенантом. Вас тревожит духовная гордыня. Искушение властью над человеческой душой. Вы боитесь за вашу душу. Ладно. Спасайте свою душу. И молитесь за душу моего мужа.

Она развернулась. Сестра Урсула встала и застыла в жуткой неподвижности. Одна её рука сжимала крестик на чётках, губы беззвучно шевелились.

– Мэри… – сказала она, наконец.

Конча стояла у аркады патио. Она повернулась и горько промолвила:

– Да?

– Скажи мне, Мэри: насколько лейтенант уверен, что Рансибл убит по ошибке?

– Так вы поможете? – просветлело лицо Кончи.

– Если для начала помогут заданные вопросы. Вернись и сядь со мной на скамью. Вот так. Он уверен, что это ошибка?

– Вы… – Смех и всхлип боролись в горле Кончи. – Вы… Я не могу сказать. Ничего не могу сказать.

– Высморкайся, – мягко предложила сестра Урсула. – Вот так. И не пытайся сказать это. Просто расскажи мне всё.

– Ну, – последовало сглатывание и громкое сопение, – ну, лейтенант ужасно в этом уверен. Понимаете, эти двое были так похожи. Хилари, наверное, лет на десять старше Рансибла, но они такие пухлые, а тогда выглядишь одинаково с двадцати пяти до пятидесяти. И на обоих в тот вечер были похожие серые костюмы. Конечно, у Хилари он раза в три дороже, чем у Рансибла, но в тот вечер… Лейтенант говорит, так забавно было их видеть вместе, рядом с той девушкой, Грин; казалось, что с обеих сторон один и тот же человек.

Во взоре сестры Урсулы что-то слегка вспыхнуло.

– Они стояли вместе? Рансибл и мистер Фоулкс? Когда это было?

– Перед самым испытанием ракеты. Лейтенант, конечно, пристально следил за Хилари. Хилари расшумелся и сказал, что не может таскать охранников на вечеринки, так что лейденант сделал вид, что согласился, но, понимаете, стал охранять его сам. Так что когда Хилари вышел наружу, лейтенант последовал за ним, и с ним была кузина, и они встретили этого Рансибла и поболтали немного.

– Значит, когда произошло убийство, лейтенант смотрел на мистера Фоулкса, а не на ракету?

– Нет. Он признаёт, что там навалял. Потому что пришлось всё время поворачиваться, чтобы получше разглядеть яму, и он буквально на минуту упустил из виду Хилари. Но ведь это не имеет значение, потому что убили не Хилари, а Рансибла, и нам надо установить, кто это сделал, а вы теперь нам поможете, да?

Сестра Урсула встала, оправляя своё одеяние.

– Пожалуйста, попроси лейтенанта Маршалла приехать ко мне, как только он сможет. А тем временем… Где ты встретишь Мэтта, когда его отпустят под залог?

– В офисе адвоката. Я не могу поехать в Пасадену и увидеть, где они… держат его. Я хочу видеть ег освободным и стараться думать, что он всегда будет таким. И, кроме того, я хотела съездить сюда.

– Почему бы тебе не позвонить в офис своего адвоката и не попросить передать Мэтту, чтобы он приехал к тебе сюда? Если ты будешь ждать в городе, то только разволнуешься ещё сильнее; и, уверена, он не хочет увидеть тебя такой хмурой и заплаканной. Останься здесь, на солнышке, или пойди в часовню. Попроси Господа нашего и его Блаженную Мать помочь тебе. Ведь, если я смогу освободить твоего мужа, Мэри, это случится только благодаря Её заступничеству и Её милости.

– Иду, – кивнула Конча. – Это помогает, в смысле, молитва. Даже когда она не помогает снаружи, то помогает изнутри тебя.

– А ты помогла мне, Мэри. Ты показала мне, что мой страх гордыни был сам по себе особым видом гордыни. Душе, спасённой за счёт жизни брата своего, вряд ли возрадуются на небесах.

– Но послушайте, вы сказали мне “оставаться здесь”. Куда вы уходите?

Сестра Урсула улыбнулась.

– Мне только что пришло на ум, что в тот день, когда на мистера Фоулкса напали в моём присутствии, случилось столько сопутствующей сумятицы, что у меня так и не было возможности поговорить с ним о своём поручении, прояснив вопрос авторских прав на работу сестры Пациенции со шрифтом Брайля. Думаю, если преподобная матушка мне позволит, я поговорю с ним об этом прямо сейчас.

3

Лейтенант Маршалл ещё раз перечитал письмо, найденное в комнате Рансибла. Он всё ещё не понимал его. В основном оно затрагивало закон энтропии, парадоксы Пространства-Времени и теорию волновой механики на том эрудитском жаргоне, что придавал инфантильный оттенок речам Остина Картера. Но последний абзац, более личный, как будто подразумевал, что этот Артур Уоринг знал Рансибла лучше, чем большинство его корреспондентов.

На звонок Маршалла ответил ребёнок с розовыми пушистыми щеками.

– Я бы хотел поговорить с Артуром Уорингом, – объявил лейтенант.

– Это я, – ответил парень чистым сопрано.

– Ты… – Маршалл осекся; спросить, не зовут ли так его отца, может обидеть мальчика. Он вспомнил собственную юность, вспомнил, что стремление мальчиков казаться старше своих лет столь же велико, как жажда женщин выглядеть моложе. И всё же, сложность этого письма… – Вы тот самый Артур Уоринг, что был другом Уильяма Рансибла?

Лицо мальчика просветлело.

– Вот это сюрприз! Вы из полиции? Я читал в газете.

Маршалл кивнул.

– Если бы я мог несколько минут поговорить с вами?..

Мальчик провёл его в тесную комнатку. Войдя, Маршалл ахнул. Целая стена рисунков. Таких же, какие он видел в нитросинкретической лаборатории, оригиналов иллюстраций из сай-фай-журналов, но сотни, даже тысячи их.

Уоринг услышал этот вздох.

– Разве не чудесно? Вот обложка Роджерса, а ещё у меня полдюжины Боков и три Финлея. И посмотрите сюда; это подлинный Картье, за ним пришлось побегать! Когда я начну иллюстрировать журналы, то стану, как Роджерс, сдавать оригиналы напрокат, и фанаты будут рады.

– Вы сами художник?

– Типа того. Только, когда живёшь на западном побережье, нет никаких шансов продать иллюстрации, но когда я закончу колледж, то поеду в Нью-Йорк, и… Но вы же хотели что-то спросить?

Маршалл, всегда (хоть порой и неохотно) готовый потратить немало минут на умасливание свидетеля, был рад такой прямоте.

– Да. Похоже, трудно хоть что-то узнать о Рансибле. Если вы были его другом, то можете оказаться полезным нам.

– Ну, не знаю, был ли я прямо вот таким его другом. Конечно, мы оба состояли в “Калифутурионах” (это фан-клуб), иногда обменивались журналами, точнее, обычно он брал мои, потому что у меня их больше. У меня тут кое-что есть, офицер.

Маршалл оглядел комнату. Ни одной книги. Только бесчисленное множество журналов, расставленных по названию и дате; по-видимому, почти полный комплект полудюжины различных изданий и разрозненные образцы других.

– Я их все каталогизирую, – продолжал Уоринг. – Составил полный индекс публикаций во всех лучших журналах, начиная с первого номера, и мимеографировал его. Не хотите экземпляр? Только вы же хотели, чтобы я рассказал вам о Рансибле. Но что?

– Ну, например, была ли у него семья? Мы должны известить их, если они есть, но в комнате я не нашёл ни одной зацепки.

– Не знаю, была ли. Он был сильно старше большинства из нас. Должно быть, ему было… о, почти тридцать. Думаю, родители его умерли; он никогда не говорил о них. Вообще ни о чём особо не говорил, кроме научной фантастики. Он был без ума от Фаулера Фоулкса. В комнате у него висела его большая фотография в рамке, с автографом. Он говорил о нём так, как будто тот Бог или типа того. – В высоком юношеском голосе послышалась презрительная нотка.

– Вам не нравится Фоулкс?

– Не-е. Он классик. Я думаю написать статью в один фанатский журнал, развенчать всю эту классику. Кого волнует Фоулкс, или По, или Верн? Старьё, и я хочу показать это.

– Вы их читали? – с тихим весельем спросил Маршалл.

– Ну… нет. Не особо. Но все эти люди, которые бредят классикой, может, всё было в порядке, когда они были молоды, но читают ли они то, что издаётся сейчас? Уверен, нет.

Маршалл был вынужден признать, что его ход обернулся против него.

– Так Рансибл был за классику?

– Особенно за Фоулкса. Он вообще был забавный. Кто-то типа пуриста. Думал, что люди должны читать ещё и книги, а не только журналы, только где взять на это время? И всё говорил, что фанаты должны поддерживать писателей, а не фандом.

Очевидно, Уильям Рансибл, столь молчаливый в присутствии членов Литературного общества Маньяны, был весьма многословен среди Калифутурионов. Но его вкусы и воззрения едва ли имели отношение к делу.

– Каким он был? – хотел знать Маршалл.

– Трудно сказать. Много говорил и писал для фэнзинов… разок и для моего…

– Вы издатель?

– Конечно. Вот. – Уоринг подошёл к куче мимеографированных листов и извлёк скреплённый скобами журнал с литографированной обложкой. Он назывался “Фандемониум”. – Возьмите. А насчёт Рансибла. Почему-то его никто как следует не знал. У него был друг, которого он приводил пару раз; похоже, довольно близкий. Может, вам лучше к нему пойти, только я не помню, как его зовут.

Маршалл покорно извлёк фотографию Тарбелла.

– Он самый, – с готовностью закивал Уоринг. – Он вам ничего не сообщил?

– Ничего, – честно сказал Маршалл.

– Думаю, они над чем-то работали вместе. Так были спаяны. Наверное, писали в соавторстве; Билл (это Рансибл) всегда говорил, что хотел бы писать, как было принято у него в семье. Только когда он проделал трюк с рукой, тот человек сказал: “Может быть, это тоже пригодится”, а как это пригодится, когда что-то пишешь-то?

– Трюк с рукой?

– Билл иногда проделывал это на вечеринках. Хороший трюк, только никто другой не мог его повторить. Выглядело ужасно, что-то типа иллюстраций Картье к хоррору. Он обхватывал рукой шею и тянулся сзади к уху с той же стороны, что и рука, если понимаете, о чём я. А потом обнимал обеими руками шею и сцеплял пальцы под подбородком. Погодите-ка – у меня же есть рисунок, который я как-то сделал.

Маршалл невольно вздрогнул, взглянув на набросок пером. Не то чтобы он был так уж плох; собственно говоря, это была удивительно хорошая работа. Но изображала она нечто устрашающее. Это смотрелось жутко, словно отрубленная голова, которую несут две руки, существующие сами по себе, – Иоанн Креститель, поднятый бестелесной Саломеей^[80]. Всё это смотрелось ужаснее и даже мертвее, чем раздавленная голова действительно мёртвого Рансибла.

– Можете и его взять, если хотите, – добавил Уоринг. – Билл Рансибл, может, был и забавный, но он был хороший парень. Если я смог помочь, то очень рад.

– Спасибо. – Маршалл не понимал, какую пользу может принести эта жуткая голова, но получится необычайно живописная иллюстрация к досье. – Что вы еще можете вспомнить о Рансибле? Например, не тратил ли он больше денег, чем мог заработать продавцом в бакалее?

– Нет. Он много тратил только на книги. И говорил, что ему очень нравится его работа, только я не понимаю, почему, но он всё равно ждал, что его скоро призовут.

– Вы не… – начал говорить Маршалл, затем остановился и уставился на мальчика. – Мистер Уоринг, – серьёзно сказал он, – вы помогли. Безмерно. А я, сэр, идиот.

4

– Посмотри на себя! – гортанный голос Вероники Фоулкс звучал презрительно. – По крайней мере, в одном ты меня щадил все эти годы. Никогда не был пьяницей. Если бы ты знал, через что я прошла с Вэнсом, и как это ужасно для женщины моего… А теперь посмотри на себя! Напился ещё до ланча!

Хилари налил себе ещё один стакан виски.

– Моя дорогая! – запротестовал он. – Естественно, тот, кто так много говорит о своей чувствительности, как ты, должен понимать, что и другие могут быть столь же чувствительны. Прошлый вечер стал для меня ужасным потрясением. Ужасным потрясением. Тот бедный безобидный фанат… И на его месте так легко мог бы оказаться я, лежащий на дне той траншеи, раздавленный, искалеченный и растерзанный. Так легко…

Он торопливо осушил стакан и уставился на свою пухлую белую руку. Та всё ещё слегка дрожала.

Вероника повернулась к настенному зеркалу и поправила шляпку.

– Очень надеюсь, – язвительно заметила она, – что застану тебя в сознании, вернувшись домой. Подумать только, как поздно я узнаю, что вышла за пьяницу!

– Выпить вина, – серьёзно проговорил Хилари, – невесть какая вина. Бог мой! Да это же каламбур? – Он казался поражённым.

– Избавь меня от своего пьяного остроумия.

– Я не хотел. Так получилось. Оно просто подошло, как… как… – Отрыжка положила конец его поискам, и он улыбнулся. – Вот так. Но, серьёзно, Вероника, ты не можешь назвать это привычкой. В конце концов, не каждый день избегаешь убийства.

– В твоём случае почти что каждый.