Текст книги "Ракета в морг (ЛП)"

Автор книги: Энтони Бучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Маршалл переварил это описание.

– Так. Тогда любой – скажем, вы или Алиса – идущий из остальной части квартиры в кабинет неизбежно проходит через эту комнату?

– Да. Или, само собой, можно пройти холлом. У кабинета отделньый вход.

– Хорошо, – кивнул Маршалл. – Сестра, во сколько вы приехали?

– Вскоре после десяти, лейтенант.

– Вы были в этой комнате, когда мистер Фоулкс ответил на мой звонок?

– Да. Он заканчивал завтракать в столовой. Пришёл сюда (должна сказать, что он выглядел несколько удивлённо, увидив нас с сестрой Фелицитас) и ушёл в кабинет.

– А вы оставались здесь?..

– Всё время вплоть до вашего прибытия. И позвольте предвосхитить ваш следующий вопрос: после мистера Фоулкса через эту дверь никто в кабинет не входил.

– И не выходил?

– Нет.

– И миссис Фоулкс всё время была с вами?

– Это уж слишком! – взорвалась Вероника. – Вы не только задаёте моим гостям и слугам все те вопросы, которые по праву должны задавать мне, но теперь даже намекаете…

– Прошу вас, миссис Фоулкс, – мягко вставила сестра Урсула. – Лейтенант лишь выполняет свои обязанности. Надеюсь на это, – добавила она с жестом, который у любого другого человека выглядел бы подмигиванием.

– Благодарю вас, сестра. И миссис Фоулкс была с вами?

– Да.

– Вы слышали какой-либо шум из кабинета?

– Признаюсь, что нет. А вы, миссис Фоулкс?

– Нет. – Вероника старалась отвечать монахине, а не полицейскому.

– Но потом мы с ней глубоко погрузились в беседу, а сестра Фелицитас, как вам известно, глуховата. Думаю, чтобы мы услышали, должна была бы произойти серьёзная борьба.

– Так. Тогда ясно, что нападавший на мистера Фоулкса вошёл в кабинет через дверь в холл и бесшумно, без всякой драки, обрушил его на пол ударом ножа. Хорошо. Думаю, это всё, что мне нужно спросить у вас на данный момент. Впрочем, прошу вас остаться здесь, пока я не поговорю с доктором, который будет с минуты на минуту. – Он встал, слегка поклонился и прошёл в кабинет.

Хилари недостойно растянулся в одной рубашке с коротким рукавом. (Сегодняшная была нежно-лиловой.) Великолепный красно-золотой халат висел на стуле в другом конце комнаты. Он был всё ещё без сознания. И хорошо. Любое движение до прибытия врача и скорой помощи лишь влечёт за собой ненужную боль и опасность. Маршалл рассмотрел рукоять и угол наклона и прикинул, что даже худшие возможные последствия окажутся не столь уж значительны. Как он надеялся.

Он порылся в кармане, извлёк кусок мела, нагнулся и обрисовал положение тела, не слишком беспокоясь о следах от мела на персидском ковре. Леона, он знал, просто разбушуется.

– Лейтенант!

Он поднял взгляд.

– Сестра! Как вы сюда вошли? Рэгленд!

Сержант выглядел смущённым.

– Сразу после вас, лейтенант. Я думал, она с вами.

– Хорошо. Итак, сестра, раз вы здесь?..

Сестра Урсула стояла у двери в холл.

– Посмотрите.

Маршалл посмотрел. Мало того, что была нажата кнопка, указывающая, что дверь заперта. Её можно легко захлопнуть за собой. Но изнутри была накинута и цепочка.

Он не проронил ни слова. Аккуратно обернув руку носовым платком, он взялся за ручку, повернул её, чтобы освободить замок, и открыл дверь. С надетой цепочкой она приоткрылась примерно на дюйм. Недостаточно далеко, чтобы протянуть руку и накинуть цепочку.

Упрямая досада застыла на его лице.

– Кто-то защёлкнул её потом.

– Кто? Когда? Вспомните, лейтенант, что до вашего приезда в комнату не входил никто, кроме мистера Фоулкса. Потом миссис Фоулкс не заходила дальше порога. Когда она попыталась продвинуться вперёд, вы её отбросили. Когда вы ушли, я, следуя вашим инструкциям, наблюдала, чтобы никто не входил. А затем там встал сержант Рэгленд.

– И?

– И… Прошу вас, не сдерживайтесь из-за моего присутствия, лейтенант. Выражайтесь свободно, если хотите. Но, боюсь, вы вновь столкнулись с тем, что Леона называет проблемой запертой комнаты.

3

Доктор закончил осмотр и встал.

– Отвратительно, – заметил он. – Но я-то его вытащу. Окей, мальчики! – Он махнул санитарам с носилками.

– Вы не можете подождать до приезда фотографа? – запротестовал Маршалл.

– Прошу прощения, мальчик мой. – Он был моложе Маршалла, но эта фраза казалась частью его профессионального снаряжения. – Что вы предпочитаете: фотографию трупа или беседу со здоровой жертвой? Так что смиритесь.

– Подождите. Нам понадобятся его отпечатки, если мы хотим что-нибудь узнать из этой комнаты. Если этот стол послужит площадкой… – Стол послужил, и Маршалл занялся безвольными руками Хилари. – Когда я смогу с ним побеседовать? – спросил он, покончив с этим.

– А я знаю? Может быть, днём. Приходите попозже – и посмотрим. Хотя, возможно, придётся посадить его на опиаты. А ведь почти попал. Судя по тому, где вошёл нож, ждёшь, что он заденет сердце. Но удар был направлен вправо. Странно.

Маршалл отложил лист с отпечатками.

– Теперь можете забирать его. Будете осторожны с рукояткой, когда станете вынимать нож?

– Отпечатки? Я знаю своё дело, мальчик мой, и если убийца знал своё, это всё равно неважно. Увидимся вечером.

– Подождите, – вмешалась сестра Урсула.

– Да, сестра?

– Могла ли быть эта рана нанесена самому себе?

Доктор высокомерно фыркнул.

– Смотрите. – Он схватил лейтенанта, развернул его и ткнул длинным пальцем в точку между позвоночником и левой ключицей. – Попробуйте заколоть себя туда. Просто попробуйте.

– Боюсь, я к этому непривычна. – Сестра Урсула попыталась. – Но, мне кажется, если бы не мешали рукава, я бы могла дотянуться туда.

– Дотянетесь, конечно. – Доктор продемонстрировал. – Плечевые мускулы придётся поднапрячь, но дотянуться можно. И даже ударить, пожалуй, можно. Но снизу. Так что, даже если бы вы нанесли удар с достаточной силой, чтобы проникнуть внутрь, в чём я сомневаюсь, удар был бы направлен вверх. А у этой раны – вниз.

– Этого нельзя добиться иным путём? – спросил Маршалл. – Сверху?

– Физическая невозможность, – догматически отрезал доктор.

Носильщики прошли в соседнюю комнату. Вероника Фоулкса принялась нечленораздельно и коротко стонать, когда её лежавшего без сознания мужа понесли мимо неё.

– Тогда он, определённо, подвергся нападению, – сказал Маршалл.

Доктор ещё раз фыркнул и безмолвно удалился, пригнувшись в манере Граучо Маркса^[37].

– Так, – присвистнул Маршалл. – Спасибо, что прояснили этот пункт, сестра. Я считал это само собой разумеющимся – а так думать всегда плохо. Но теперь мы уверены, и куда это нас приводит? – Он открыл дверь ванной. Там было одно оконце. Карлик, вероятно, протиснулся бы через него, но даже карлик нарушил бы аккуратный ряд бритвенных принадлежностей, расставленных на подоконнике. (Среди них, как заметил Маршалл, не было талька, прорекламированного Хилари Сент-Джоном Фоулксом в общенациональном масштабе.)

Он отдёрнул занавеску душа. Кабинка была пуста.

Он вернулся в кабинет. Одно из больших окон было открыто. Оба прикрывали изнутри экраны. Он отвернул экран и высунулся. Стена была абсолютно голой, если не считать окон. Никаких карнизов, ничего, кроме подоконников, на добрых пятнадцать футов в любом направлении. Тремя этажами ниже – голая цементная площадка.

Он обернулся.

– Проблема, – заметил он, – не в том, чтобы попасть внутрь. Нет ничего опровергающего версию, что нападавший мог дожидаться здесь, возможно, спрятавшись в ванной, когда Хилари зашёл ответить на мой звонок. Но что касается выхода… Сестра, я могу вам дать три возможных описания этого потенциального убийцы.

– Да, лейтенант?

– Итак. А) Он Человек-невидимка собственной персоной и прошёл там прямо мимо вас. Б) У него на ногах присоски, как у геккона, и он цеплялся там за стену, пока с помощью какого-нибудь трюка с верёвкой закреплял экраны, а затем, всё ещё карабкаясь на присосках, сполз на землю или на крышу. В) У него псевдоподиальный^[38] палец, который он просунул в дюймовую щель в двери, чтобы навесить цепочку. Итак, выбирайте.

– Мне больше всего нравится первая, – серьёзно сказала сестра Урсула. – Человек-невидимка.

– А почему?

– Вспомните, лейтенант, что это заголовок не только романа Уэллса, но и рассказа Честертона. И, как католичка, я, естественно, предпочитаю второй.

Лейтенант Маршалл смиренно пожал плечами. Но, прежде чем он успел воспользоваться столь загадочным намёком, явились фотограф и дактилоскопист. Следующие двадцать минут выдались бурными.

Когда эксперты закончили, терпение Маршалла почти истощилось, а знал он не больше, чем до их прихода. Почти все отпечатки в комнате принадлежали Хилари или горничной, с отдельными случайными и правдоподобными отпечатками мисс Грин или миссис Фоулкс (а снятие отпечатков пальцев последней было одним из величайших кошмаров в жизни эксперта). На двери в холл были только отпечатки Хилари на обеих ручках изнутри и снаружи – и никаких следов перчаток. На телефоне тоже только его отпечатки.

Маршалл лично улёгся ради фотографа в начертанный мелом контур. То есть, он поместился в него настолько успешно, насколько его шесть футов два дюйма вписывались в очертания от пяти футов девяти дюймов Хилари. Затем он поэкспериментировал с падениями из разных положений и пришёл к выводу, что Хилари должен был (как, естественно, и выглядело очевидным с самого начала) упасть от удара ножом, когда сидел за столом и говорил по телефону. Сестра Урсула проверила, что в соседней комнате, если там разговаривают, звуки падения даже более тяжёлого тела Маршалла слышны, но не бросаются в глаза. Их слышно, только если прислушиваться.

Наконец, лейтенант вновь обратился к женщинам в гостиной.

– Я сделал здесь всё, что мог, – проговорил он, – и мне больше не о чем вас спрашивать, пока я не поговорю с мистером Фоулксом. Вы сделаете одолжение полиции, если не будете приставать к больнице, пытаясь с ним увидеться, пока я не сообщу вам, что это возможно. Тем временем все вы можете попытаться вспомнить любые события сегодняшнего утра или за более ранний промежуток времени, которые могли бы пролить свет на это дело и, особенно, на тех, кто, по вашему мнению, мог предпринять такую попытку. Конечно, мистер Фоулкс может сообщить нам личность нападавшего и, мы верим, что он без проблем это сделает. Но надо быть готовыми на тот случай, если ему это не удастся. Сестра, вас отвезти?

– Конечно, лейтенант. И у вас найдётся место для сестры Фелицитас?

Он совершенно забыл про вторую монахиню. Как всегда.

4

Сестра Урсула вместе с лейтенантом разместилась на передних сиденьях седана. Сержант Рэгленд забрался вместе с сестрой Фелицитас на заднее и чувствовал себя смущённым сочетанием заднего сиденья и монашек, пока не решил, что может тоже немного вздремнуть.

– Ладно, – наконец, проговорил Маршалл. – А теперь расскажите мне, почему вы там были.

Сестра Урсула, не колеблясь, ответила:

– Помните, я рассказывала вам о сестре Пациенции и её наборе шрифтом Брайля “Под бездной”?

– Да.

– Ну, она очень хотела, чтобы эта книга попала в руки слепых читателей, а отказ мистера Фоулкса стал ужасным юридическим препятствием. Она подумала, что если обратится к нему лично, он, возможно, смягчится. Но она совсем не привыкла иметь дело с посторонними; она живёт почти что так, словно состоит в ордене с закрытым образом жизни. И, поскольку именно меня преподобная матушка всегда использует для того, что можно назвать связями с общественностью…

– Это была идея самой сестры Пациенции?

– Ну… Возможно, я намекнула ей, что личный подход часто помогает…

– А как вы узнали, где живёт Хилари?

– Позвонила редактору колонки сплетен в “Таймс”.

– Так. И всё это потому, что я работаю над делом об убицстве, в котором каким-то образом замешаны чётки первой миссис Фоулкс.

– Лейтенант! – нахмурилась сестра Урсула, но в голосе её таилась улыбка. – Как вы можете обвинять меня в подобном? Вы… вы не сердитесь на меня, не так ли?

– Сержусь? – ухмыльнулся Маршалл. – Сестра, когда я пришёл к вам вчера, то больше всего боялся, что дело Тарбелла слишком скучно, чтобы соблазнить вас. Теперь всё переменилось. Если и было когда-либо дело, требовавшее вашей особенной проницательности, то это оно. И вам больше нет нужды тревожиться об искушениях. Вы прямо в центре его. И вы услышите всё, что мне о нём известно. – И он рассказал ей всё, начиная от Джонатана Тарбелла до покушений на жизнь Хилари и проведённого с фантастами вечера.

Когда он закончил, она кивнула.

– И вы подозреваете этого Остина Картера?

– Что делать? У него первоклассный мотив отомстить, если Хилари сорвал ему экранизацию. В его фотолаборатории должен быть какой-нибудь цианистый препарат, вроде того, что использовали при попытке отравить шоколадками, и у него есть костюм доктора Дерринджера, фигурировавший при попытке послать бомбу.

– А есть у него, – мягко спросила сестра Урсула, – ноги как у геккона или псевдоподиальный палец?

– А кого есть? Пока мы не разгадаем метод совершения этого покушения, лучше всего игнорировать его и ссоредоточиться на остальных. Мы уже однажды видели – или, точнее, вы видели, как абсолютно невозможная ситуация может иметь совершенно простое решение. А теперь расскажите, что произошло, когда вы приехали по просьбе сестры Пациенции. Вы видели Хилари?

– Он только что встал, когда мы пришли. Я сказала, что мы подождём. А потом, представьте, как я была поражена, когда развлечь нас явилась хозяйка!

– Не столь поражены, – усмехнулся Маршалл, – как она, когда увидела меня у тела её мужа с тикающей позади бомбой. Но что она вообще хотела от вас в тот день в монастыре?

– Думаю, того, что хочет порой каждый человек: тишины и покоя, утешения и уединения. О, я знаю, что она нелепая, шумная, мелодраматичная женщина, быть может, и не слишком умная. Но это только убеждает меня в её искренности. Всё её поведение бессмысленно, бесцельно. У неё нет основания, не за что зацепиться. И она пришла туда в поисках чего-то твёрдого.

– Она замужем. Это вполне достаточное основание для Леоны и меня.

– Она не Леона. А вы не Хилари. Собственно, говоря, у миссис Фоулкс была, по-видимому, некая романтическая идея расторгнуть этот брак и стать монахиней. “Отказ от плотского брачного ложа ради духовного”, – так она это называла, и я заверила её, что едва ли такая интерпретация восприятия Церковью брака верна.

– Так. И, вы полагаете, есть опасность, что она это сделает?

– Только при самых необычных обстоятельствах, например, длительнейшем исчезновении или безнадёжном помешательстве мужа, существует хотя бы малейшая возможность, что монастырь примет замужнюю женщину.

– Никого, кроме девственниц?

– По крайней мере, старых дев. И, конечно, вдов.

– Вдовы! – вскинул голову Маршалл. – Отличная идея. Как вы думаете… Чёрт возьми, это безумие, но когда религия доходит до фанатизма, невозможных мотивов не бывает. Как вы думаете, могла она настолько воодушевиться своей идеей Невесты Христовой, чтобы попытаться сделать себя вдовой?

– Прекрасно, лейтенант, – улыбнулась сестра Урсула. – Поздравляю вас с самым восхитительно извращённым мотивом убийства, о каком я когда-либо слышала. Но, боюсь, здесь это не подходит. Миссис Фоулкс скорее потакает своим эмоциям, чем фанатична. Не могу себе представить, чтобы у неё было столь сильное, столь (если я могу использовать здесь это слово со всей его серьёзностью) проклятое заблуждение, чтобы взять такой курс. И, кроме того, думаю, что я излечила её от желания вступить в наш орден.

– Как?

– Просто показав ей, что мы делаем. Вы знаете, почему мы зовёмся Сёстрами Марфы Вифанской. Наша основательница, блаженная матушка Ла Рош, была готова признать, что Мария избрала лучшую долю, только потому, что так сказал Господь; но она думала, что есть что сказать и о Марфе, которая делала всю работу по дому, пока её сестра предавалась духовной жизни. Так и наш орден делает грязную работу. Некоторые из нас ухаживают за больными, другие работают со слепыми, многие просто выполняют чёрную работу за бедных матерей-инвалидов. Мы собираем одежду, помогаем создать общежития для молодёжи и тех, кого вы называете бродягами… О, мы заняты, лейтенант. Мы прославляем Бога, делая братьям нашим меньшим то добро, какое способны. И, боюсь, видение монашеской жизни миссис Фоулкс состояло исключительно из песнопений, благовоний и прекрасных белых одеяний.

– Думаю, это удержит её, – ухмыльнулся Маршалл. – И о чём вы говорили сегодня утром?

– Главным образом, всё о том же. Хотя она и не говорила этого, но хотела знать, существуют ли какие-нибудь религиозные ордена, в которых можно быть экстатически святой, ничего не делая.

– А этот религиозный тет-а-тет затрагивал, например, тему чёток?

– Как ни странно, да. Но не думаю, что я что-то узнала. Она сама подняла этот вопрос. Сказала, что читала благочестивые воспоминания первой жены своего свёкра, где та упоминала необычное поклонение Крестному Пути, и ей стало интересно, не такие ли чётки она видела у меня в руках. Я это подтвердила, и она захотела узнать, откуда они; но мне удалось уйти от вопроса. Я спросила ей, нет ли, возможно, таких чёток в качестве фамильной реликвии у её мужа, но тут уклонилась и она, сравняв счёт.

– Очаровательно. Истинно христианский итог. И, похоже, всё это ведёт в тупик…

– Так мило было с вашей стороны отвезти нас домой, – сказала сестра Урсула, когда машина остановилась у монастыря, и она разбудила сестру Фелицитас. – Куда вы дальше?

– Узнать, где был в десять тридцать сегодняшнего утра Остин Картер.

– Удачи. И, – добавила она, – присматривайте за этим псевдоподом.

5

За дверью нитросинкретической лаборатории слышался быстрый стук клавиш. Маршалл постучал.

– Идите к чёрту! – послышалось из-за стука клавиш привычное для говорившего.

Маршалл открыл дверь.

Половина комнаты была заполнена таинственными аппаратами, которые он отнёс к проявлению и печати снимков. Остальную часть комнаты занимали диван, письменный стол и книжные шкафы, заполненные, в основном, дешёвыми журналами с развлекательной литературой. На одной из стен висело впечатляющее изображение космического корабля, поглощаемого чем-то, напоминавшим космического осьминога. На дальней стене, слишком далеко, чтобы её можно было разобрать, помещалась составленная от руки хронологическая таблица.

Остин Картер, не поднимая глаз, набрал три строчки. Затем он выдернул лист из машины, положил ег сверху на стопку и проговорил:

– Если бы у меня была совесть, Маршалл, я бы твёрдо послал тебя к чёрту – и подольше. Но я добрался до места, где неплохо остановиться, и могу немного передохнуть и выпить пива. Присоединитесь?

– Спасибо. – Маршалл присел на диван. – После столь замечательной вывески комната разочаровывает.

Картер подошёл к маленькому холодильнику, в каких обычно держат детское питание, достал две банки пива, проткнул их и протянул одну гостю.

– Ваше здоровье, сэр!

Он был высок, этот Картер, даже чуть выше лейтенанта, и столь же строен от плеч до бёдер. Держал он крайне собранно, а двигался с рассчитанной точностью. Маршалл попытался нащупать в своём сознании, кого же напоминает ему этот человек, и решил, наконец, что это Филеас Фогг, объехавший мир за восемьдесят дней.

– Я интересно провёл прошлый вечер, – сказал он. – Боюсь, Мэтт соблазнил меня новым источником наслаждений.

– Хорошо. Всегда рад новообращённым. Читали что-нибудь у Мэтта?

– Пока нет.

– Он новичок. Немного слаб по части науки, но превосходен в фантастике.

Маршалл покосился на пишущую машинку.

– И посередине чего я вломился?

– Это? Думаю, выйдет забавно. Знаете, что-то типа развилки “Если”.

– Боюсь, не знаю. Помните, я невинен.

– Ну, это… Вы знакомы как-нибудь с современной теорией времени? Дж. У. Данн или, может быть, популяризация его трудов Пристли? Но нам нет нужды вдаваться в подробности. Проще говоря, предположим, что каждая альтернатива подразумевает своё собственное будущее. Другими словами, всякий раз, когда что-либо могло произойти или не произойти, оно и происходит, и не происходит, и отсюда идут две разные линии развития мира.

Маршалл немного подумал.

– Вы имеете в виду, что, скажем, на данном этапе истории возникнет один мир, если Гитлер будет действовать бесконтрольно, и другой, если он потерпит поражение?

– Не совсем. Это старо и очевидно. Я имею в виду, что будет один мир, в котором он будет действовать бесконтрольно, и другой, в котором он потерпит поражение. Каждый мир существует так же полноценно, как и другой. Так и в прошлом. Мы находимся в мире, в котором американская революция победила. Есть мир, где она потерпела поражение. Возьмём, для примера, этот рассказ: я пишу о мире, в котором Эптон Синклер выиграл здесь, в Калифорнии, кампанию “Покончим с бедностью”, но Лэндон победил Рузвельта в 1936 году^[39]. В результате Калифорния всё больше смещается влево, а нация – на крайне правые позиции, пока не происходит гражданская война, итогом которой становится установление на западном побережье первой англоязычной социалистической республики. С этого момента… но я пока ещё сам не уверен в деталях. Лучше подождите, прочитаете сами.

Маршалл присвистнул.

– О чём вы только думаете, ребята.

– О, эту идею вовсе не я придумал. Только приложил к определённому материалу. Думаю, первым был Стэнли Вейнбаум, серьёзно ей занявшийся в своих “Мирах “Если”” в старых “Удивительных историях”^[40]. Потом были блестящие “Развилки “Если”” де Камп^[41], бродвейский хит “Если бы Бут промахнулся”^[42] и превосходный рассказ Стивена Винсента Бене^[43], что было бы, родись Наполеон на двадцать лет раньше. И, конечно, это “Если, или Переписанная история” Беллока, Честертона, Гедаллы и десятка других авторов^[44] – выдающаяся книга! – и, в менее космическом плане, говоря о “если” человеческой жизни, есть пьеса Дансени “Если” или блестящий интеллектуальный триллер Пристли “Опасный поворот”. – Всю эту содержательную библиографию он изложил так же спокойно, как потягивал пиво.

– Попробую что-нибудь из этого, – сказал Маршалл.

– Лучшее из эссе того сборника “Если” – это “Если бы Ли проиграл при Геттисберге”. Вы читаете это название, дважды задумываетесь и говорите: “Но он действительно проиграл”. А потом читаете эссе и понимаете, что оно написано как бы профессором, живущим в мире, где Геттисберг стал грандиозной победой южан, и рассуждающим о возможностях “если”-мира, где они потерпели поражение (то есть, естественно, нашего мира), тем самым раскрывая природу своего собственного. Великолепная работа, и знаете, кто её написал? Уинстон Черчилль, вот так. Есть определённое удовлетворение в том, чтобы называть его братом авторов фэнтези.

– Я лучше дождусь той вашей истории, – сказал Маршалл, и всерьёз. – Как она называется?

– “ЭПИК”^[45]. Дон Стюарт любит односложные заголовки, а тут получается хорошая двусмысленность. Только она будет не под моим именем, а Роберта Хэдли.

– Почему?

– Потому что все рассказы Остина Картера должны соответствовать этой таблице. Все они взаимозависимы – переходящие персонажи и непротиворечивая схема будущего. То есть, события истории А – часть прошлого истории N, происходящей на тысячу лет позже. Этакая миллениальная и галактическая comedie humaine^[46], за которой чертовски трудно следить без этой таблицы. Да и с ней тоже. Так что всё помимо серии – это Роберт Хэдли, то есть то, что продаётся по центу за слово и дороже. Я не хочу наносить ущерб коммерческой ценности этих имён, так что всякий раз, когда я продаю брак дешевле цента, это Клайд Саммерс.

Маршалл был почти против своей воли очарован. Возможно, Остин Картер слишком любил слушать самого себя, но говорил он хорошо. Болтовня другого человека, если тот умён, самое интересное, что можно слушать; а данный образец болтовни был интересен в высшей степени.

Тем не менее, лейтенант был при исполнении.

– Каковы ваши рабочие часы? – спросил он.

– Я, как правило, встаю где-то в половине девятого, а к половине десятого уже стучу здесь. Перекусываю, когда можно приостановиться, а потом, если получится, работаю до трёх-четырёх. Знаю, некоторым лучше работается по ночам, но я предпочитаю дневное время, разве что не укладываюсь в срок.

– И вы работали над этим весь день?

– Да, не считая сандвича совсем недавно, и весьма приличного. Сегодня работа пошла.

– И в одиночестве, конечно? – Картер странно посмотрел на него, и Маршалл поправился: – В смысле, боюсь, у вас много помех вроде меня?

– Нет, и, честно говоря, я бы добавил “Слава Богу”, если бы вы не появились меня потревожить как раз в тот момент, когда я рад был отвлечься. Ещё пива?

– Спасибо, полагаю, что стоит. Скажите, Картер. У вас хороший теоретический ум. Вы когда-нибудь пробовали применить его к иным проблемам, помимо науки и фантастики?

Остин Картер протянул ему пиво.

– Вы имеете в виду убийство?

– А почему вы спросили?

– Припомнил, что ваша жена – фанат. Подумал, может, она вам создала какие-то проблемы.

– Собственно говоря, так и есть. Она пробует свои силы в детективном романе и творчески заперла сама себя в запертой комнате, из которой теперь не может выбраться. Подумал, может, вы захотите развлечься.

– Продолжайте, – кивнул Картер. – Попробую. Иногда достаточно подбросить идею, и что-то да выгорит.

– Итак: у вас есть человек с ножом, вонзённым в спину под таким углом, что доктор клянётся – эту рану нельзя нанести себе самому. Он в кабинете своей квартиры, комнате с тремя дверьми. Одна из них ведёт в ванную в тупик. Перед другой три абсолютно надёжных свидетеля, которые заверяют, что её не использовали. Третья на цепочке изнутри и открывается только на дюйм, так что ни одна рука не могла бы накинуть эту цепочку снаружи. Оконные экраны закрепляются изнутри, а стена снаружи окон, находящихся в трёх этажах над землёй, совершенно отвесная. Она пыталась создать самую запертую в мире комнату и, боюсь, перестаралась.

Говоря всё это, Маршалл внимательно наблюдал за хозяином дома, но не заметил ни малейшего проблеска чувства сины. Вместо этого худое лицо Картера расцвело весёлой улыбкой. Он сделал большой глоток и объявил:

– Сама простота, мой дорогой Ватсон.

– Мило, – сухо заметил Маршалл. – Так как убийца вышел?

– Ну, я могу придумать три возможных способа. А) Он не выходил, потому что его там никогда и не было. Кинжал телепортировался сквозь пространство в сердце жертвы. Вспомните Чарльза Форта^[47] и не смейтесь сразу. Если в запертой комнате с потолка могут падать камни, если люди могут сгореть на нетронутых огнём кроватях, то телепортировать кинжал просто. Не то чтобы я уверен в угле направления удара при телепортации; но, в общем, вам нравится?

– Продолжайте.

– Б) Убийца разобрал составляющие его атомы с одной стороны стены, профильтровал их осмосом^[48] и вновь собрал на другой стороне. Не то чтобы я много думал об этом. Склонен полагать, что сознательная или подсознательная перегруппировка атомов тела объясняет превращения вурдалака и способность вампира проходить сквозь запертые двери; но сомневаюсь, овладело ли этой силой какое-либо нормальное, не сверхъестественное существо.

Маршалл проникся духом происходящего.

– А есть какая-то гарантия, что убийца нормальный, а не сверхъестественный?

– В детективе – да. Правила игры. В жизни, конечно, нельзя быть столь уверенным, не так ли? Но куда более вероятно: В) Убийца просто вошёл и вышел сквозь четвёртое измерение пространства. Вспомните, что для обитателя двумерного пространства проблема того, как войти в квадрат, очерченный со всех четырёх сторон, фантастична и неразрешима. Для нас в этом нет ничего сложного; мы просто проходим сквозь третье измерение. Например… – Его ловкие пальцы выложили на столе квадрат из четырёх спичек. – Наш друг Игнатиус К. Флатман, – (являвший собой скрепку), – хочет туда попасть. Он пробует каждую стену квадрата, и это невозможно. Но я могу просто поднять Игнатиуса… вот так… и поместить его прямо посередине его невозможной ситуации. Так и ваш убийца мог покинуть запертую комнату посредством иного измерения, перпендикулярного всем трём, известным нам. Или вот, ещё красивее: возможно, Нечто подняло его из той комнаты, как я сейчас поднимаю Игнатиуса, и, возможно, Нечто постепенно, в шутливом расположении духа, переместит его… вот так… прямо в ваши руки.

Маршалл поднял Игнатиуса К. Флатмана и принялся его жестоко крутить.

– И это всё?

– Я назвал три варианта? Ну, вот четвёртый, и он мне нравится больше всего. Г) Убийца вошёл в комнату совершенно обычным способом и столь же обычным способом из неё вышел, возможно, через дверь гостиной.

– Но показания…

– Знаю. Только, видите ли, убийца сделал это в… Когда произошло убийство?

– Между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.

– Тогда убийца ушёл примерно в девять утра.

– До убийства?

– Конечно. Он совершил убийство, перевёл циферблаты своей верной машины времени примерно на час назад и вышел из комнаты. Он мог запереть каждый мыслимый выход изнутри, а затем спокойно вернуться и уйти через один из этих выходов до того, как его запер. И, что ещё лучше, к Невозможной ситуации он мог добавить Безупречное Алиби. Он мог затем позвонить детективу, ведущему дело, и навестить его в тот самый момент, когда было совершено убийство.

– Я как пьяный, – проговорил Маршалл.

– Теперь понимаете, почему в научной фантастике не бывает детективов? Это единственная форма, невозможная для гипотетического журнала Дона из двадцать пятого века. Логически возможно столько манёвров, что исключить чью-либо вину никогда не удастся. Итак, теперь вы понимаете, как по-детски проста ваша запертая комната для научного фантаста?

– Понимаю. – Голос Маршалла помрачнел.

– А теперь, лейтенант, может быть, вы будете столь любезны рассказать мне, есть ли у вас какие-то соображения, кто убил Хилари?

Маршалл пил пиво, когда в него столь легко швырнули эту гранату. Брызги не пошли на пользу костюму, а ведь он только что вернулся из чистки. Теперь он стоял, возвышаясь над сидящим Картером.

– Если только, – медленно проговорил он, – вы не представите убедительного объяснения этим словам, то совершите небольшое путешествие в центр города.

– Полагаю, в этот момент я должен небрежно зажечь сигарету? Очень хорошо, я так и поступлю. – Пламя спички в его руке не шелохнулось. – Конечно, я знал, кто вы, лейтенант. Нет, Мэтт не предавал вас; но я вспомнил ваше имя из отчётов по делам Рима и Харригана, и я знал, что Конча Дункан – Харриган. Так что когда вы, детектив из отдела убийств, предположительно при исполнении, приходите сюда и услужливо выслушиваете мой бред, пока не появится возможность спросить, где я был утром, то я начинаю что-то подозревать. Затем вы детально излагаете “гипотетическое” убийство, якобы описанное вашей женой. Это уже слишком, лейтенант. Моя жена, конечно, пишет, и, кстати говоря, очень недурно, но сомневаюсь, смогла ли бы она это делать с двумя детьми на руках. Нет, вы так жестоко ошиблись, приплетя жену, что я стал абсолютно уверен – меня допрашивают, чтобы я Осознал Свою Вину в настоящем убийстве.