Текст книги "Ракета в морг (ЛП)"

Автор книги: Энтони Бучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Ещё гречневые оладьи! – закукарекал Терри.

2

– Доброе утро, лейтенант, – дружелюбно приветствовала Маршалла Дженни Грин.

– И вам, мисс Грин.

– Вероника в больнице, – пояснила она.

Маршалл подавил вздох облегчения.

– В любом случае, я хотел видеть вас. Вас и ту комнату.

– Меня? Как я могу помочь вам? Но буду рада, если смогу.

– Вы были секретаршей мистера Фоулкса, не так ли?

– Пожалуйста, не говорите в прошедшем времени, лейтенант, – вздрогнула девушка. – Это звучит, как будто – как будто тот, кто это был, преуспел.

– Простите. Это, должно быть, профессиональное. Ситуация с живым трупом несколько необычна. Итак, вы?..

– Да.

– Тогда могу я просить вас просмотреть ваши папки и составить для меня список всех, с кем у мистера Фоулкса когда-либо были серьёзные финансовые или литературные разногласия?

– Боюсь, это займёт немало времени, – слегка улыбнулась она.

– Не удивлён. А я, тем временем, попробую вытянуть какие-нибудь тайны из этого дьявольского кабинета.

Маршаллу, по мере созерцания не дававших ответа стен, подумалось, что есть проверенное временем изречение: чем сложнее ситуация, тем проще её решить. Просто задуманное преступление – головоломка. И это, вне всякого сомнения, вполне верно. Большинство сложностей распутываются мгновенно, как только потянешь за нужную ниточку. Но когда ниточек нет…

Для любой запертой комнаты должна быть причина. Преступники не создают запертых комнат по чистой прихоти. Простейшая причина – сделать смерть похожей на самоубийство; но, будь так, Хилари был бы заколот спереди или сбоку. Не годится. Не подходит и постановка несчастного случая.

Причина может состоять в том, чтобы создать преступнику алиби. Как в тот деле Харригана. Но до сих пор у всех возможных подозреваемых были алиби столь безупречные, что в них и усомниться нельзя. Быть может, в папках мисс Грин…

Кроме того, бывают беспричинные запертые комнаты. Созданные по случайности, вовсе не запланированные преступником. Какая-то мелочь могла почему-то пойти не так, вызвав эффект мнимой невозможности.

“…если не останется ничего, какая-то часть “невозможного” должна быть возможной…”

Маршалл раздражённо заклохтал, вышел из кабинета и проследовал на звук пишущей машинки. Он обнаружил, что Дженни Грин методично рылась в бумагах и выписывала имена, оставляя строку-две, чтобы в каждом случае указать причину проблемы. Подняв глаза, она спросила:

– Да, лейтенант?

– Вы когда-нибудь, мисс Грин, хватали палку не за тот конец, чтобы потом обнаружить, что конца там и нет?

– Я должна ответить?

– Вопрос риторический. Именно это я и сделал. Хватаюсь за факты и ничего не знаю о самих людях. Не поможете ли в этом?

Дженни махнула рукой в сторону пишушей машинки.

– Но я ничего не знаю об этих людях. Для меня это просто имена, которые надо печатать с заглавной буквы.

– Я не имею в виду именно этих людей. Я имею в виду мистера Фоулкса, его жену, его шурина… вас.

– Лейтенант, неужели вы…

– Я пока никого не подозреваю. И никого не освобождаю от подозрений. Но всё дело фокусируется на Хилари Фоулксе, и мне надо представлять этот… этот фокус на Фоулкса. Фоулкслор, с вашего позволения.

– Попробую. В смысле, попробую рассказать вам; не думаю, что я могу такое вам позволить. Но садитесь. И можете курить трубку, если хотите.

Единственная мебель помимо стула у стола для печати состояла из кровати и низкого будуарного кресла, обитого ситцем в светочек. Маршалл выбрал последнее и не чувствовал себя столь неуместно, как ожидал; оно было почти идентичным креслу, в котором он кормил из бутылочки Урсулу.

– Я смогла представить, – медленно начала Дженни Грин, – что люди испытывают к кузену Хилари. Порой я их даже немного понимаю. Мой отец погиб на войне ещё до моего рождения. Мать вернулась к деду, и я выросла в доме священника. Мать после случившегося чувствовала себя нехорошо, а когда дед умер… О, я не буду рассказывать вам всё в подробностях, но, прежде чем Хилари приехал в Англию и решил разыскать своих заокеанских родственников, бывали дни, когда мы не ели. Так что я испытываю должную благодарностью, но не только её. Хилари… ну, он мне симпатичен. Помимо того, что он был добр ко мне, если вы понимаете, о чём я.

– Думаю, что да.

– Но помочь вам представить его… Вам придётся вернуться в прошлое. Встретить Фаулера Фоулкса. Да, и Даррела Уимпола тоже. Я их никогда не знала, но из их книг и из услышанных в детстве разговоров… Вам стоит прочесть эти книги, лейтенант. Автобиографию Фоулкса и воспоминания Уимпола. Они могут помочь.

– Постараюсь. Но если вы пока что?..

– Фаулер Фоулкс… ну, он был очень похож на доктора Дерринджера, не считая внешнего вида. В этом Хилари его копия; но, полагаю, вы помните его фотографии?

– Да.

– И он вёл себя так, словно у него действительно были бычья грудь, чёрная широкая борода и трость с серебряным набалдашником. Он гремел, доминровал и поражал людей остротой ума. Это была не поза. Он и был таким – крупной личностью. А Даррел Уимпол…

– Это отец миссис Фоулкс?

– Да. Он был… он был таким же, но что-то пошло не так. Крупной личностью, которая не задалась. Он начал с безумных успехов в создании какой-то странной математической теории, великолепно выглядевшей и позднее опровергнутой. Немного писал и всё время ходил по грани успеха. Умел господствовать в салонах, пока не появлялся кто-то поинтереснее. А встретив Фоулкса, он всё поменял и стал его спутником босуэллианского типа. Понимаете? Поскольку ему не удалось стать тем, кем он хотел, он описывал совершенство Фоулкса, сам будучи просто неудачной его версией. Не знаю, есть ли какой-то смысл в моих словах.

– Думаю, что да. А их дети?

– Видите ли, там было столько жизненной энергии, столько совершенство; отец и сын обычно их делят. Отец Хилари, так сказать, всё забрал себе.

– Итак, Хилари живёт лишь энергией своего отца и ничего из себя не представляет?

– Я не собиралась выражаться так жёстко, лейтенант; но именно это и имела в виду.

– А сын Уимпола? Как его зовут… Вэнс?

– Вэнс… – Дженни Грин откинулась назад и обхватила руками колени. Её взгляд утратил обычную настороженность. – Да, Вэнс…

В этот момент раздался звонок в дверь.

– А Алиса ещё не вернулась с рынка. – Она вскочила на ноги. – Закончим позже, лейтенант.

Маршалл посмотрел на лист в пишущей машинке. Куча имён, многие из них незнакомы. Уэбб Марлоу, Клив Картмилл^[54]… Остин Картер, но это он и так знает… И, конечно, Мэтт.

Прислушавшись, Маршалл различил неуверенное “Да?” мисс Грин, обращённое, очевидно, к совершенно незнакомому ей человеку. Затем голос, слегка ему знакомый, проговорил:

– Я хотел бы поговорить с управляющим делами мистера Фоулкса.

– Боюсь, мистер Фоулкс занимается этим сам.

“И, Бог свидетель, это правда”, – подумал Маршалл, пытаясь узнать этот не совсем незнакомый голос. И тут тот раскрылся сам.

– Меня зовут Фин. М. Хэлстед Фин.

Девушка, судя по тому, как изменился её голос, улыбнулась.

– О да. Вспоминаю, что печатала письма к вам. Собственно говоря, я как раз занималась той папкой.

Так и у маленького агента, выходит, были свои неприятности с Хилари. Неудивительно. Но, пожалуй, стоит этим заняться.

Маршалл вернулся в гостиную. В дверях стояли двое мужчин. Вторым был тот обманчиво молодой и незрелый на вид индивидуум, что непревзойдён, по сообщению Мэтта, как в халтуре, так и в творческой фантазии. Хендерсон, так его звали.

Фин выразил удивление.

– Мистер Маршалл! – воскликнул он.

– Боюсь, мы виделись под ложным предлогом, Фин. Я лейтенант. Из отдела убийств. Мисс Грин, вы не возражаете, если я попрошу этих джентльменов войти?

– Естественно, лейтенант. Закончу для вас тот список.

– Спасибо. Прошу вас, входите, джентльмены.

Фин беспокойно протиснулся внутрь. Хендерсон, по-видимому, никак не встревоженный статусом лейтенанта, всё же выражал своим видом некоторое благоговение перед квартирой.

– Мне бы хотелось, – пояснил Маршалл, – задать вам, ребята, несколько вопросов. Для начала разберёмся с именами. Что кроме Фина?

– М. Хэлстед. И пишется через “Ph”.

– А “М.” значит?..

Фин заколебался, и Хендерсон лаконично добавил:

– Майкл.

– И, уверен, Фин писался через “F” и с двумя “n” на конце. Не осуждаю вас за переделку. Микки Финн – не слишком подходящее имя для человека на доверии, например, агента.

– А кто-нибудь доверяет агенту? – печально спросил Фин.

– Не могу сказать. Но я готов попробовать это сделать. Расскажите, зачем вы избрали это ясное утро для визита на место преступления?

Фин мудро решил не отвечать на подтекст.

– Не знаю, насколько вы разбираетесь в литературном бизнесе, лейтенант…

– Одно вымогательство, – сказал Джо Хендерсон.

– Немного, Фин. А к тому времени, когда покончу с этим делом, надеюсь стать авторитетом в этой области. Но что именно я должен знать, чтобы понимать ваш визит?

– Вы, по крайней мере, знаете о положении дел с книгами о докторе Дерринджере? Вот. И, видите ли…

В этот момент Вероника Фоулкс, распахнув дверь холла, радостно пропела:

– Посмотрите, кто пришёл!

Увидев лейтенанта, она понизила голос и повторила совсем другим тоном:

– Только посмотрите, кто пришёл…

Но её реакция запоздала. Над происходящим взял власть бледный и жилистый мужчина, стоявший позади неё. Дженни Грин бросила машинку и явилась на зов Вероники. А теперь она нетерпеливо бросилась в объятия худощавого мужчины и очень просто и радостно промолвила: “Вэнс”. А Д. Вэнс Уимпол целовал её, приветствовал Фина и Хендерсона, знакомился с Маршаллом и требовал неограниченного количества выпивки немедленно.

Следующие полчаса стали для Маршалла кошмаром. Он хотел поговорить с этим шурином, как минимум, по двум причинам: во-первых, потому что он мог знать, будучи у них в деле, о взаимоотношениях Хилари с фантастами, а будучи членом семьи, о взаимоотношениях Хилари с женой и кузиной (рассказ мисс Грин о семейных делах, ясный и наводящий на размышления, всё-таки стоит проверить по другому источнику); а во-вторых, потому что Маршалла чрезвычайно интересовало, где, чёрт возьми, пропадал все последние недели сам Уимпол.

Но возможности для связных расспросов не было. Уимпол приветствовал Маршалла весьма горячо (”…рад встретить человека, планирующего взломать запертую комнату Хилари… со стороны убийцы дурной вкус так всё усложнять, не правда ли?”), но затем перешёл к повествованию о своих странствиях или деловой болтовне с агентом и вторым писателем, чьё присутствие здесь, в квартире Фоулксов, он, похоже, принял с бесконечной терпимостью.

А между повествованием и деловым трёпом помещались братские поцелуи Вероники, жениховские поцелуи Дженни и тщательный контроль за наполнением стаканов, что указывало – Уимпол здесь скорее хозяин, чем гость.

На один не заданный вопрос он в каком-то смысле ответил.

– …и я справился с этим белым медведем. Будет у тебя чудесный ковёр, Рон. Или приберечь его, пока не станем обзаводиться домом мы с Дженни? Кстати, Джо. Меня осенила отличная идея. Что произойдёт, если использовать как коврик шкуру волка-оборотня? Он постоянно меняется, так что время от времени, смотря вниз, будешь чувствовать, что ступаешь по человеческой коже? Не думай, что я это использую. Слишком занят. Можешь забрать, если хочешь.

– Жуть! – вздрогнула Вероника.

– Не правда ли? Но не хуже, родная моя, чем запереть комнату и заколоть в ней моего брата. То есть зятя, конечно, но это неважно. Кстати, лейтенант, какое место мне отводится в списке подозреваемых?

– Высокое, – сказал Маршалл. В присутствии Вэнса Уимпола всякий приобретал лаконичность Джо Хендерсона.

– Я так и думал. Слышал, что вы хитрец. Нетрудно заметить, какой у меня прекрасный мотив. Финансовый, собственно говоря. Инцестуальную сторону можете игнорировать. Так вот. Это мне оставили от билета. Доказывает, что я вчера был в Сан-Франциско. Просто подумал, что вам может быть интересно. Сохраните, если хотите. Хоть пляшите на нём. А я писал тебе, Рон, о той удивительной секте христиан-вудуистов, с которой столкнулся в Санто-Доминго?

Маршалл убрал корешки билетов обратно в конверт и сунул их в свой бумажник. Конечно, он их проверит, но и без того достаточно представляет их истинную ценность. Рассказ, каким бы красочно-невероятным тот ни был, он слушал в пол-уха, рассматривая тем временем других слушателей.

К звучавшим словам не были слишком внимательны и они; но, за одним исключением, все они впились глазами в говорившего. Дженни Грин была искренне рада воссоединению, что и следовало ожидать. Меньше следовало ожидать, что и сестра Уимпола смотрела на него столь же преданно, столь же – чёрт возьми, можно сказать “влюблённо”, как его невеста. Интерес Фина было понять труднее; Д. Вэнса Уимпола он рассматривал почти так же, как неожиданно выгодный контракт, и словно изучал его, придумывая своим проницательным умом должный подход для извлечения прибыли до последней капли. Но почему? Был это всего лишь какой-то аспект трудов агента, или он как-то связан с положением дел у Фоулксов?

Единственным исключением был Джо Хендерсон. Маршалл ни разу до тех пор не видел, чтобы он обращал на женщину внимание – как на женщину. На мисс Грин, миссис Картер, Кончу, даже на Леону он едва взглянул. А теперь его взгляд был прикован к Веронике Фоулкс.

Маршаллу хотелось остаться. За пару заходов в разговор можно было бы развить кое-какие возможности. Но присутствие полицейского действовало как нечто противоположное катализатору, и, чёрт возьми, он начал думать на квазинаучном жаргоне этих ребят. Кроме того, в управлении его ждала куча рутины как по Фоулксу, так и по Тарбеллу.

В разгар повествования Уимпола о том, как христиане-вудуисты раскололись по вопросу допустимости крещения зомби, Маршалл встал.

– У меня есть ещё дела, – с сожалением проговорил он. – Но хотелось бы увидеться с вами позже, мистер Уимпол. Где вы остановились?

– Здесь, естественно, – ответила Вероника Фоулкс.

– Буду спать в кабинете, – пояснил Уимпол. – Дам вам знать, лейтенант, если раздастся: “Вот мы и заперты на ночь вместе”.

– Тогда я позвоню вам. А когда ваш муж планирует вернуться из больницы, миссис Фоулкс?

– Завтра или послезавтра. Говорят, он быстро оправляется.

– Великолепно! – вскричал Уимпол. – Устроим вечеринку по случаю выздоровления. И всё здорово сходится. Чантрелл – ну, мой безумный дружок из Калтеха…

– У тебя везде безумные друзья, – пробормотала Дженни.

– Ну да. Разве тебе не весело стать для них хозяйкой? Но модель Чантрелла уже готова к демонстрации. Он ждал моего приезда. Ну так как? Устроим вечеринку в честь Спасения-Хилари-Из-Лап-Смерти. Джо, Фин, вы, конечно, приходите. Позову ещё кое-каких ребят-фантастов, Картеров, Баучеров и – как там зовут того яркого нового остиновского протеже? Мэтт Дункан. Знаю, – злорадно добавил он, – им понравится отметить доброе здравие Хилари. И, конечно же, вы, лейтенант. – Он просиял всем своим бледным лицом и опустошил стакан. – Если бы только мы могли довести вечеринку до совершенства! Позвать убийцу. Но это, наверное, можно будет устроить.

Так и произошло.

3

Сестра Урсула не вспоминала о деле Фоулкса на протяжении всех дневных служб и своего обязательного в День всех святых посещения кладбища на Лонг-Бич, где покоился её отец, тот самый стойкий капитан полиции Айовы. Но теперь, когда она читала перед сном вечерние молитвы, это дело вновь стало мучить её.

Как ни странно, на эти мысли её навёл именно “Живущий под кровом Всевышнего”, девяностый псалом^[55].

Этот благородный гимн упованию на Господа так странно соотносился с упованием, и явно заслуженным, Хилари Фоулкса на что-то его защищавшее. Scapulis suis obumbrabit tibi…

Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень.

И ведь нападение было почти в полдень, не так ли? Разве это объяснение не столь же разумно, как любое другое?

Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится…

Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе…

“Излюбленная фраза дьявола”, – улыбнулась про себя сестра Урсула. Он процитировал её Христу на вершине храма и получил в ответ блестяще избранную цитату, показавшую, кто истинный знаток Писания^[56]. Но случайно ли Искуситель избрал именно её? Нет ли чего-то опасного в определённом уповании?

Было здесь что-то, в этой путаной смеси размышлений о псалмах, и ангелах, и чертях, и Хилари, и вере… Сестра Урсула приостановилась и попробовала нащупать смысл, но он насмешливо ускользнул. Наконец, она вернулась к своему требнику и перешла к “Ныне отпущаеши”^[57].

4

Лейтенант Маршалл проверял отчёты по аренде и продаже бород. Ни одна борода типа доктора Дерринджеса не была сдана в аренду на момент происшествия с бомбой, а из восьми продаж за последний год только одна была сделана частному лицу, Бернис Картер. Остальные – любительским театральным труппам.

Самое ужасное заключалось в том, что даже это не сужало круг до Картеров. Отправитель бомбы мог уже много лет иметь такую бороду. Мог её купить или арендовать в другом городе. Мог даже сам её изготовить.

С цианидом повезло не больше. Регистрация ядов была бы прекрасным и ценным мероприятием, если бы существовала хоть какая-то уверенность в том, что расписывавшиеся не просто выдумывали имена и цели от ветра своей головы. Если у вас есть подозреваемый, и против него уже складывается солидное дело, то можно заманить его в ловушку, доказав подделку подписи с помощью эксперта по почеркам (против которого защита, само собой, представит столь же выдающегося конкурента), но как источник столь необходимых зацепок эта система безнадежна.

Маршалл лично с угрюмым беспокойством проверил пару реестров и притомился от количества людей в Лос-Анджелесе, которых тревожат крысы, так что им нужен мышьяк. Однако ему понравилась запись, подписанная “Джордж Спелвин” и упоминавшая не крыс, а “мышек”. Он недоумевал, какой артист со столь жестоким чувством юмора решил избавиться от своих лишних девочек, и даже понадеялся, что столь пикантное дело ещё выпадет на его долю Но нигде не было и следа имён, как-либо связанных с Хилари Фоулксом, не считая, само собой, картеровского цианида. (Его тоже приобрела Бернис, по-видимому, эффективно охранявшая мужа от таких отвлекающих мелочей, как поход по магазинам.)

Когда зазвонил телефон, Маршалл уже рычал, зарывшись в собственную несуществующую бороду.

– Это Бориджян, – услышал он, подняв трубку. – Думаю, у меня есть наводка на ту вашу бомбу. Не можете сейчас зайти в тюрьму?

– Буду, – пообещал Маршалл. Любая свежая зацепка радовала. И ему нужно было проветрить голову.

– Я тут подумал, – пояснил Бориджян, поприветствовав его, – и мне показалось, что тот, кто эту бомбу делал, как-то очень знакомо закреплял запал. А вчера вечером я пил пиво в “Удачном уголке”, там наяривало буги-вуги, и я вдруг дотумкал. Луи Шалк. Помните дело Аустерлица?

Маршалл кивнул.

– Эта бомба вышла из рук Луи, хотя остроумный стабилизатор и сбил меня с толку. И у неё предохранители закреплены как раз в его духе. Так что я решил побеседовать с мистером Шалком.

– Как вы его разговорили?

– В последнее время разошёлся наш Луи. Он хороший химик, и есть немало улик, что он подделывал чернила. Так что мы заграбастали его и пообещали, что передадим федералам, если он не сознается.

– И он сознался?

– Не знаю, – нахмурился Бориджян. – Поговорите сами, лейтенант.

Получасом позже Маршалл не узнал ничего нового, кроме интересных данных о том, как пристрастие к дешёвому вину может превратить многообещающего химика в гнусного преступника. Луи Шалк был невысок, худ и сед. В его бледно-голубых глаза почти не мелькал ум, но искусные руки принадлежали хорошему ремесленнику.

– Честное слово, лейтенант, – в седьмой раз повторял он, – это всё, что я знаю.

– В письме не было ничего, кроме стодолларовой купюры и инструкций?

– Да.

– Ещё раз повторите их.

– Я должен был положить готовую бомбу и указания по её установке в почтовый ящик на углу Седьмой и Главного. И послать ключ до востребования. Потом получить ещё сотню. Я так и сделал.

– Подписи в письме не было?

– Нет.

– А шрифт помните?

– Зачем? Пишущая машинка есть пишущая машинка, не так ли?

Маршалл безнадежно пожал плечамо.

– И вы согласились на эти условия?

– А что? Много кому нужны бомбы, но они не хотят, чтобы вы знали, кто они, верно?

– И часто вы получаете такие заказы?

Тонкие губы Шалка сжались.

– Вы взяли меня только по этому обвинением.

– Ладно. Я так понимаю, что это означает “Да”, но у вас есть конституционные права. Так. И как люди узнают про вашу… профессию?

Шалк хранил молчание.

– Эй, лейтенант, – вставил сержант Бориджян, – про Луи все знают.

– Да, но не в тех кругах, которые меня интересуют. Так, ещё одна попытка. Скажите, Шальк: на чьё имя был послан ключ?

Бориджян неодобрительно хмыкнул.

– Вы же не думаете, что он назвал бы своё настоящее имя?

– Нет. Но фальшивка, которую выбирает человека, может быть не менее показательна, чем его настоящее имя. Как оно звучало, Шалк?

Луи Шалк нахмурился, пытаясь вспомнить.

– Точно, – наконец, проговорил он. – Доктор Гарт Дерринджер.

Пока Маршалл ругался, его глаза остановились на адресе, по которому взяли Шалка. Внезапно он прекратил самовыражаться, а лицо его выразило едва ли не удовольствие. Вот и зацепка. Что-то совпало.

Место проживания: Отель “Элитный”

В этом отеле умер Джонатан Тарбелл.

5

Принцесса Зурилла прижалась к усыпанной драгоценными камнями стене, но её золотые локоны сияли ярче этих драгоценностей. Чангуль, первосвященник Ксанатопсиса, подошёл ещё ближе и протянул тощую руку, все семь костлявых пальцев на которой жадно подёргивались.

– Из этого потайного космопорта, – торжествующе гудел его резкий голос, – наши корабли отправлялись в Атлантиду ещё в те славные дни, когда Терра была лишь частью нашей колониальной империи. За тысячелетия мы не утратили своей хитрости, а Терра близится к своему краху.

Бесплотная рука сжала гладкую руку принцессы. Твёрдая тёплая плоть Зуриллы задрожала.

– И ты увидишь всё это со мной, моя дорогая. Ты будешь царствовать со мной… – Он прервался и прохрипел по-ксанатопиански команду трёхрукому ригелианскому слуге, стоявшему рядом.

– Нет! – умоляла принцесса Зурилла. – Позволь мне уйти! Позволь мне вернуться к своему народу!

– К своему любовнику, ты имеешь в виду, – прорычал первосвященник. – К этому слишком умному капитану Комете, который ещё узнает, что нашёл во мне достойного соперника. Нет, ты не уйдёшь! Ты будешь моей на протяжении всех бесчисленных эонов триумфа Ксанатопсиса!

Крик муки вырвался из горла Зуриллы.

– И спасения нет? – простонала она. – Никто меня не спасёт?

Слюнявые губы безумного первосвященника приблизились к её губам – и тут принцесса Зурилла увидела нечто странное. Третья рука ригелианского слуги упала на пол.

Чья-то рука оторвала рог с его лба…

– Капитан Комета! – радостно воскликнула она и больше ничего уже не помнила.

* * *

– Вот это я называю точным расчётом времени, – заметил Джо Хендерсон. – Люди стучат как раз тогда, когда я дохожу до конца страницы.

– Я открою, – сказал М. Хэлстед Фин и нетерпеливо вскочил с дивана. Он открыл дверь, увидел посетителей и ухмыльнулся, как кот, выпущенный на волю на рыбоконсервном заводе.

– Мы едем забирать Хилари, – объявил Вэнс Уимпол, как только они с сестрой вошли. – Подумал, что заглянем напомнить тебе о ракетной вечеринке Чантрелла. В эту пятницу.

– Неплохо, – сказал Джо Хендерсон.

– Ты чёрт-те кто, Джо. Я ещё ни разу не видел, чтобы ты пропускал вечеринки, и, думаю, тебе они нравятся, но ты там не говоришь ни слова и выпиваешь в лучшем случае пару стаканов пива.

– Развлекаюсь как умею, – сказал Джо.

– Тебе виднее. Как поживает космический капитан?

– Отлично.

– У вас есть минутка, Уимпол? – нарушил повисшую тишину Фин. – Потому что, если…

– Да. Давно хотел поговорить о том дельце, которое вы упоминали. Есть здесь другая комната?

– Можно пойти на кухню.

– Окей. Рон, развлечёшь Джо?

Вероника Фоулкс до сих пор не проронила ни слова. Присутствие брата словно подавляло её. Но теперь, когда он исчез с Фином, она вновь ожила. Скрестила ноги (зная, что они хороши) и наклонилась вперёд (зная, что ещё кое-что не хуже).

– Вам не кажется, что Вэнс действует стимулирующе, мистер Хендерсон? Делает жизнь намного ярче, намного реальнее.

– Он хороший парень, – сказал Джо.

– С ним так весело, и в то же время он столько работает. Мне нравится мужчина, который что-то делает, который действительно является кем-то, а не… не просто сыновним призраком. Мужчина вроде Вэнса, который зарабатывает только на тех книгах, которые на самом деле пишет сам… Ведь вы тоже пишете, мистер Хендерсон?

– Немного. – Джо Хендерсон казался ещё косноязычнее обычного, и ему было трудно вежливо удерживать взгляд.

– Писатели такие понимающие. Они знают людей. Они понимают, что чувствует такая женщина, как я. Думаю, вы понимаете, не так ли?

– Эм-м… – сочувственно сказал Джо Хендерсон.

– Я знала это. Вы видите, как я одинока – была одинока, пока не приехал Вэнс. И скоро он снова уедет Бог знает куда, а я… Не зайдёте ли как-нибудь выпить со мной чаю, мистер Хендерсон? Только вы, я и Питти-Синг?

– Был бы очень рад, миссис Фоулкс. – За строго формальной фразой Джо скрывалось рвение.

– Миссис Фоулкс! Но зовите меня просто… Нет, меня все зовут Рон. Вы… вы можете звать меня Никки… Джо.

– Никки, – сказал Джо Хендерсон. Его голос звучал по-иному.

И тут комнату наполнил Д. Вэнс Уимпол. Он взглянул на рукопись Джо, улыбнулся и кивнул, допил выпивку, которую всё ещё держал в руке, обменялся рукопожатием с Фином, похлопал товарища по писательству по спине, нежно взял сестру за руку и вывел её за дверь, всё это время рассказывая анекдот о привычках галапагосской черепахи, в равной степени неправдоподобный и неприличный.

Когда вновь воцарилась тишина, Фин протянул Хендерсону руку.

– Поздравь меня, Джоуи. С этого момента М. Хэлстед Фин получает десять процентов с каждого чека Д. Вэнса Уимпола, включая Скандинава и ещё пять псевдонимов.

Поразительное заявление пришлось повторить, прежде чем Хендерсон уразумел его. Сделав это, он присвистнул.

– Недурно. Как ты это проделал? Знаешь, где собака зарыта?

– Вроде того, – самодовольно проговорил Фин.

6

– Кузен Хилари спит, – сказала Дженни Грин. – Я знаю, он очень хочет вас видеть, лейтенант, но доктор был очень строг насчёт условий выздоровления.

– Похвально. А миссис Фоулкс?

– Они с Вэнсом гуляют.

“Бедное дитя”, – подумал Маршалл. – “Твой жених бродит со своей сестрой, а ты остаёшься дома возиться с перепиской Хилари. Но такой человек, как Вэнс Уимпол, должен казаться непреодолимо привлекателен после дома священника и бедности…”

– Что ж, – вслух проговорил он, – это к лучшему, мисс Грин. Мы можем возобновить разговор, прерванный на днях. Если только вы не слишком заняты?

– Я должна наверстать упущенное – но, полагаю, это тоже работа на благо Хилари, не так ли? Хорошо, лейтенант. Садитесь и располагайтесь поудобнее.

Последнее распоряжение Маршалл нашёл невозможным исполнить в этой комнате, но закурил трубку и стал слушать.

– Итак… Что я вам уже рассказала, когда нас прервали те сочинители? Этот мистер Хендерсон какой-то странный, не правда ли? Но он кажется… не знаю, довольно милым.

Маршалл рассмеялся.

– Мужчине трудно понять, как это прилагательное применимо к другому мужчине, но вы, должно быть, правы. Что ж, вы рассказывали мне об Уимполе и Фоулксе, и как они повлияли на своих детей.

– О да. Я, кажется, кое-что не упомянула о мистере Уимполе: он был атеистом. Я не имею в виду обычный атеизм, каков свойственен многим людям – или они так о себе думают. Он был ярым атеистом, сделавшим это своей религией. Вечно цитировал Тома Пейна^[58] и Боба Ингерсолла^[59], хотя, насколько я могу судить, от Ингерсолла в нём было много больше, чем от Пейна. И это появлияло на его детей, хоть и по-разному. Вэнса это наделило независимостью, той его блистательной рациональной уверенностью в себе. Он нашёл то, что ему нужно, в самом себе. С Рон всё иначе. Она из тех людей, кому нужно что-то ещё, потому что она… прошу вас, не сочтите это за ехидством, но потому, что сама по себе она ничего не представляет. Поэтому она ищет, шарит и реагирует на происходящее так, как мог бы, по её мнению, отреагировать кто-то другой, только она, на самом деле, не кто-то другой. Я понятно выражаюсь?

– В какой-то степени. Скажем так, всем нам, даже если мы не можем принять Бога с большой буквы, нужен какой-то бог с маленький. Мистер Фоулкс нашёл его в своём отце, а мистер Уимпол в себе самом, но миссис Фоулкс всё ещё в поисках. Или она – разве не нашла она его в какой-то степени в своём брате?

– Да… – замялась Дженни Грин. – Возможно, немного. Но Вэнс… Такому богу трудно поклоняться. Он не хочет стоять в алтаре. С ним никогда не знаешь, где ты. Он может дать волнение, но не покой. Бог для менады, а не для монахини, так сказать.

– А мистер Фоулкс?

– Что насчёт него?

– Как бог низшего разряда для жены.

Дженни нахмурилась.

– Не думаю, что Рон понимает кузена Хилари. Не думаю, что они друг друга понимаю.

– Скажите, раз уж об этом зашла речь: они кажутся странной парой. Как?..

– Думаю, кузен Хилари женился на Рон, потому что она была дочерью своего отца. Насколько я понимаю, в молодости она была больше похожа на Даррела Уимпола. Тогда ей хватало его атеизма, и она испытывала – или казалось, что испытывала – к Фаулеру Фоулксу те же чувства, что и он. Думаю, Хилари искал… ну, можно ли назвать это верховной жрицей его религии?

– И она подвела его?

– Можно устать от чего угодно, лейтенант. Теперь Рон говорит, что всё, что ей нужно в качестве ада – это мир, где все книги написаны Фаулером Фоулксом, а все фильмы сняты о докторе Дерринджере.

Маршалл медленно выпустил из трубки клуб дыма. Столь извращённое использование доктора Дерринджера в качестве смертоносного отправителя бомбы… нет ли здесь схожего негодования? Использовать символ, чтобы разрушить реальность…

– Я сказала больше, чем следовало, – промолвила Дженни Грин. – Пожалуй, больше, чем когда-либо. Но вы видите, как это для меня важно? Если хоть одно сказанное мной слово может помешать какому-то дьяволу убить кузена Хилари… Сказала я что-нибудь полезное?

– Будь я проклят, – проговорил Маршалл, – если знаю.

7

– Эта мисс Грин, – сказал Маршалл, – находит вас милым.

Джо Хендерсон сидел, скрестив ноги, на подушке перед каменным камином.

– Мисс Грин? – Он невинно поднял глаза.