Текст книги "Ракета в морг (ЛП)"

Автор книги: Энтони Бучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Я говорю непринуждённо? Конечно, я пытаюсь, но всё ещё каждый раз меня охватывает какое-то тепло.

Маршалл отказлялся.

– Дети спят дома под надзором компетентной девицы. В данный момент они её дети, а мы – просто люди. Пошли, дорогая. Посмотрим этот фантастический зверинец.

В должной двери их встретила Бернис Картер.

– Остин вещает, – мягко проговорила она. – Отложим представления, пока он не закончит.

– Это Маршаллы, – сообщил Мэтт. – Они просто хотят послушать.

– У них будет такая возможность, – сказала Бернис.

В тот вечер зверинец имел скудный ассортимент. В большой гостиной сидели всего пятеро. Высого и худого, разместившегося в тяжёлом кресле у настольной лампы, Маршалл по праву счёл хозяином. Что до остальных, один был несколько пухл и невысок – что-то вроде версии Хилари для бедных, без того почти бессознательного представления о собственной важности, которое даётся только урождённому наследнику Фоулкса. Другой был коренастой личностью серьёзного вида с козлиной бородкой (но без усов). Ещё один, юнец с дружелюбным лицом, мог быть второкурсником в колледже. Четвёртым был невысокий мужчина с острыми чертами лица, чьи глазки выражали странную смесь скуки и полного погружения в тему.

– И в этом, – разглагольствовал Остин Картер, – и состоит проблема с его писаниями. Они слишком галактичны. Научная фантастика интересна до тех пор, пока сохраняешь человеческий взгляд на мир. Конечно, читатель должен подумать: “Бог мой, это чудесно! Космические корабли, бластеры и всё такое!” Но он должен думать и другое: “В конце концов, может, я именно это и чувствовал бы на космическом корабле”. Если ваши концерции станут слишком грандиозными, вы оставляете читателя на тысячу парсеков^[28] позади себя.

– И всё же его вещи продаются, – возразил остролицый. – А фанаты с воем требуют новых.

– Держу пари, долго так не продержится. Только пока удаётся занимать читателя новыми концепциями. В конце концов, он скажет: “Фу-уй!” и вернётся к более привычным банальностям вроде моих или здесь присутствующего Джо, ибо мы скромно полагаем разрушение солнечной системы или даже одной планеты достаточно колоссальным, не требуя налево и направо уничтожения галактик.

Второкурсник открыл рот, задумался и нерешительно проговорил:

– Стэплдон.

– Олаф Стэплдон^[29] – особый случай. С одной стороны, он великий писатель, и почти всем нам не стоит и надеяться с ним сравняться. С другой стороны, он не выходит на журнальный рынок. Но, прежде всего, он обладает удивительнейшей способностью так подводить читателя к своим величественным концепциям, что тот готов принять их за уже знакомые.

– И это, – проговорил козлобородый, – одна из величайших услуг, какие научная фантастика может оказать науке. В этом отношении Стэплдон, несомненно, самый замечательный талант в этой области со времён Фаулера Фоулкса.

Остин Картер нахмурился, услышав имя Мастера. Остролицый фыркнул. Бернис использовала тишину, чтобы вернуться к роли хозяйки дома.

– Эти люди, кажется, слушают с восторгом, но им стоило бы знать, что они слушают. Или кого, если это люди подходящей категории. Мэтт, думаю, ты всех знаешь, и ты, наверное, тоже, Конча. А это, как сообщил мне Мэтт, Маршаллы. Мой муж, Остин Картер, мистер Рансибл, – (пухлый), – мистер Фин, – (остролицый), – мистер Чантрелл, – (козлобородый), – и Джо Хендерсон.

Маршалл и Леона должным образом обменялись со всеми ними приветствиями.

– Они новички, – пояснил Мэтт. – Не ожидай от них должного почтения к великим именам. И я не про тебя, Остин.

– Итак? – Маршалл вопросительно взглянул на версию Хилари для бедных. Рансибл было фамилией если и не прославленной, то, по крайней мере, восхитительно причудливой.

Рансибл покачал головой и неопределённо взмахнул рукой, отказываясь от славы.

– Нет, – рассмеялся Остин Картер. – Рансибл пока фамилия, существующая лишь в подписях посланий издателям. Хотя на будущее можете её запомнить; из фанатов выросли иные личности первого ряда. Но Мэтт был поражён трепетом, впервые услышав здесь имя Джо Хендерсона.

Второкурсник заёрзал и опустил голову.

– Я немного пописываю.

– Под этим, – перевела Бернис Картер, – имеется в виду, что он старейшее имя в научной фантастике из всё ещё пользующихся успехом. Когда он находит время, отвлекшись от возни с капитаном Кометой, то всё ещё выдаёт вещи, кладущие молодых выскочек вроде нас с Остином на обе лопатки. Он уже пятнадцать лет ведущий автор в нашем жанре, но выглядит всё ещё на девятнадцать лет и, приложи я усилия, пугается на них же.

По лицу Джо Хендерсона расплылась улыбка – со скоростью чеширского кота, но куда более тёплая, чем у того.

– Валяй, Беми, – протянул он.

Картер хлопнул его по спине.

– Скромность истинного гения, – объявил он. – И я очень рад, что не претендую ни на одно из этих качеств. Но, как я говорил Джо, когда вы, ребята, вошли…

– Ещё одна минута в роли хозяйки, – прервала Бернис. – А потом можешь продолжать. – Она собрала салфетки, приняла заказы на напитки и испарилась.

– Будет кто-нибудь ещё? – спросил Мэтт. – Хотелось бы мне, чтобы эти невинные овечки увидели ЛОМ в самом разгаре.

– Могут зайти Энсон Макдональд и Лайл Монро^[30], или даже Тони Баучер. Слушай, Мэтт, что ты думаешь о том последнем опусе Тони?

– Чушь. Он это писал с закрытыми глазами и обхватив себя одной рукой со спины. Всё то же старьё. Мятеж на космическом корабле, неизвестный астероид, битком набитый урановой рудой, и марсиане, пытающиеся украсть его при помощи искривления времени. Одно и то же, чёрт подери.

– Невинной овечке, как справедливо именует меня Мэтт, трудно проглотить всё это залпом, – заморгал Маршалл. – Я не могу думать о космических кораблях, уране и марсианах как чём-то уныло обыденном.

– Но так нужно думать, – сказал Остин Картер. – Представьте, что в реальной жизни вы взломали запертую дверь и нашли труп, истекающий кровью из двадцати ран при полном отсутствии оружия. Вы можете решить, что это немного странно. Но фанат детективов скажет…

– Просто ещё одна запертая комната, – поддержала, как фанат детективов, Леона.

– Точно. Так что для нас это просто “ещё один космический корабль”, или “ещё одно искривление времени”, или…

– А что такое, – спросил Маршалл, – искривление времени?

– Обычно, – признал Картер, – это удобная штука. Термин, конечно, связан с теорией пространственно-временного континуума. Искривление этой структуры может привести к любопытнейшим результатам – например, отправить вас не в обычное путешествие во времени, а за пределы этого континуума вообще.

– Мне нравится выражение “обычное путешествие во времени”, – сказала Леона. – Так прозаично.

– С искривлением времени можно весело провести время, – поделился Джо Хендерсон.

– В первый раз, – рассмеялась Конча, – я наткнулась на одно из них в вашем произведении, Джо. Там упоминался персонаж из предыдущей части, который исчез после искривления времени, и его больше никогда не видели. Тогда я решила, что это какой-то особый вид пьянки.

– Искривление времени, – продолжал Картер, – очень удобно. Это часть жаргона, подобно подпространству, и не просите меня его объясняет. Оно позволяет делать самые ужасные вещи научными. Вполне возможно, что они и есть таковы. Спросите Чантрелла; он из Калтеха^[31].

– На мой взгляд, мистер Маршалл, – не без тяжеловесности заметил козлобородый, – свобода писательского воображения имеет большую научную ценность для прогресса человечества, чем девяносто процентов докторских диссертаций.

– И это воображение абсолютно свободно? Тогда и убийство сойдёт с рук.

– Не настолько, – покачал головой Картер. – Или, по крайней мере, не на лучших рынках. Хорошая научная фантастика требует большей последовательности, большего правдоподобия, чем любой реализм, какой только можно представить. Ваш мир будущего не может существовать в чисто фантастическом вакууме. Он должен быть реальным, проработанным и населённым реальными людьми. Со всеми извинениями капитану Комете, Джо, дни историй про устройства и галактических вестернов прошли.

Маршалл благодарно принял от хозяйки дома пиво.

– Похоже, я не совсем улавливаю эти термины.

Картер оглядел собравшихся.

– Боюсь, наличие двух новых жертв вынуждает меня повторить свою знаменитую лекцию по научной фантастике. Рансибл возражать не будет, ведь фанаты ничто так не любят, как слушать, а Фин всегда надеется, что я могу сказать что-нибудь стоящее кражи. Перед остальными я прошу прощения, но хотел бы сказать вот что: научная фантастика – это, по сути, поле для журналов. Помимо Фаулера Фоулкса и Герберта Уэллса, почти что ни один современный писатель с творческим воображением не преуспел коммерчески в издании книг. Так что развитие жанра необходимо изучать по журнальным рассказам. А они в первое время были, пожалуй, не так плохи – для посторонннего, а не фаната. Безусловно, были в них размах и воображение, оригинальность и энергия, мало с чем сравнимые в развлекательной литературе; а это именно те качества, которые особо ценились на этой ниве. Но присутствовала в них и некая холодная бесчеловечность. Важна лишь наука, и чёрт с ними, с людьми вокруг. С одной стороны, то, что я назвал межпланетными вестернами, порой слабыми даже в своей научной стороне. Просто вестерны, перенесённые в космические условия. Вместо того, чтобы сражаться с бандами враждебных краснокожих, вы отбивались от банды враждебных марсиан, и, когда вы вытаскивали свой верный бластер, они один за другим валились в звёздную пыль. Истории об устройствах были куда интереснее. Они часто и честно пытались прогнозировать развитие науки. Атомная энергия, исследование стратосферы, полёты ракет, которыми так увлечён Чантрелл, всё то, что может произвести революцию во второй половине нашего столетия подобно тому, как радио и самолёт изменили эту половину – всё это стало там привычными, рабочими вещами. Но на этом писатели и остановились. Интерес заключался в устройстве как таковом. И научная фантастика зашла в тупик, пока не пришло понимание, что даже научно-фантастическая литература должна оставаться литературой, а литература говорит в основном о людях, а не субатомных бластерах или искривлении времени. Так появилась новая школа, и, полагаю, Дон Грант, редактор “Удивительных”, несёт за неё ответственность, как никто другой. Идея Дона, поистине революционная, была такова: раздайте все гаджета и с этого начните свой рассказ. Другими словами, допустите определённое развитие цивилизации, а затем тщательно продумайте, как оно может затронуть жизнь обычных людей вроде нас с вами. Например, в одном рассказе Рене Лафайета^[32] пьют много виски, а марка его – “Старый косморейнджер”. И одна эта фраза рисует картину цивилизации, в которой межпланетные путешествия стали банальным явлением. Никакие технические описания не сделают факт существования космических кораблей более убедительным. Другими словами, резюмирую всё это словами Дона: “Мне нужен рассказ, который можно опубликовать в журнале двадцать первого века”.

8

После этой лекции разговор приобрёл общий характер. Мэтт и Картеры обсуждали журнал, худощавый Фин время от времени вставлял примечательно коммерческие замечания, а мистер Чантрелл рассказывал о предстоящих испытаниях своей последней ракетной разработки.

Маршалл, откинувшись на спинку кресла, пил пиво. Это был действительно странный – и захватывающий – новый мир. Но он не мог уделить ему всё своё внимание. Разум полицейского возвращался к своим обязанностям, и посреди фраз о клистронах, космических орбитах и позитронных мозговых извилинах роботов Азимова он пытался подытожить для себя этих людей в связи с покушениями на жизнь Хилари Фоулкса.

Это не удавалось. Совсем. Несмотря на цветущую в их беседах фантазию, они были самыми обычными людьми, каких он когда-либо встречал. Или в этом и дело? Не указывают ли именно их самые обычные черты на связь с убийством?

О мотивах он судить пока что не мог, но казалось не слишком невероятным, что кто-либо из присутствующих мог когда-либо столкнуться с Хилари. И, если говорить о мотиве, как могли отреагировать эти личности?

Бернис Картер – хладнокровная хозяйка и собеседник. Может ли то же хладнокровие распространяться на спокойное исполнение необходимого устранения?

Остин Картер, в куда более разумном смысле, столь же самодостаточен и самоуверен, как Хилари. Может ли столкновение двух столь доминирующих характеров привести к фатальному конфликту?

Фин (очевидно, агент, специализирующийся в этой области литературы) проницателен и жаден. Может ли он счесть личную выгоду достаточным поводом для каких-либо действий?

Джо Хендерсон невразумителен и подавлен. Могут ли неприятности, копившиеся слишком долго, вылиться в летальный исход?

Чантрелл…

Но это были случайные догадки, недостойные детектива-лейтенанта даже вне службы. Маршалл дождался удобного момента и сказал:

– Я на днях видел кое-кого способного заинтересовать людей вашего рода деятельности. Хилари Фоулкса – сына великого Фаулера.

– О, – проговорил Остин Картер. – Хилари. – Его голос был абсолютно лишён выражения.

– Вы его знаете?

– Я знаю его шурина, Д. Вэнса Уимпола. Это, сэр, одна из примечательнейших фигур во всей развлекательной литературе, и он справляется с большей частью её областей. Успешен в научной фантастике и превосходен в фэнтези. Но вот что я имею в виду под примечательностью. Как-то вечером мы с Доном Стюартом провожали в Нью-Йорке его в Чикаго. Он болтал и обрисовал сюжет фэнтези-рассказа с начала до самого конца. Дону понравилось, но он сказал: “Проблема в том, что ты никогда его не напишешь. Ты никогда не пишешь то, что уже рассказал”. А Вэнс ответил: “Неужели?” В восемь он уехал на поезде в Чикаго. На следующее утром на столе Дона лежал доставленный срочной авиапочтой рассказ. Не скажу, что это был шедевр, но его вполне можно быть опубликовать, как есть, а отзывы фанатов были неплохими.

– Таков Вэнс, – кивнул Джо Хендерсон.

– А где он сейчас? – спросила Бернис.

– Я получил вчера от него письмо, – сказал Чантрелл. – Из Виктории^[33]. Он возвращается с Аляски и будет здесь где-то через неделю. Откладываю тестовый запуск до его приезда.

– Вы уверены? – потребовал агент. – Я думал…

– Да?

– Ничего.

– Хотел бы я познакомиться с этим вундеркиндом, – сказал Маршалл. – Но…

– О, – продолжал свой рассказ Картер, – Вэнс – это что-то. Он пользуется особой электрической пишущей машинкой, потому что печатает быстрее, чем способна вынести любая обычная машинка. Работает он только шесть месяцев в году, а остальные шесть проводит в охоте на кого угодно – от полярных медведей до блондинок. Он…

Маршалл с неохотой слушал всю невероятную сагу о Д. Вэнсе Уимполе. С темы Хилари ловко свернули, но не раньше, чем он успел заметить резко заблестевшие глазки Фина и облегчение, выразившееся на лице Бернис Картер, когда её муж увёл разговор в сторону.

Около одиннадцати часов Леона прервала увлекательную дискуссию (о возможности создания робота-вурдалака) словами:

– Было весело, но у нас девушка сидит с нашими детьми, и ей нужно успеть вернуться домой.

Скорбь Картеров звучала весьма искренне.

– Ты тоже, Мэтт? – добавил Остин.

– Боюсь, что да. Хочу поработать с утра.

– Тогда подожди минутку. Я хотел показать тебе те фото с “Денверенции”. Совсем забыл.

Когда Картер спустился в нитросинкретическую лабораторию, Маршалл спросил:

– Я всё ещё слишком невинен. Что за “Денверенция”?

– Поклонники научной фантастики хорошо организованы, – объяснила Бернис, – и собираются ежегодно на всемирные конференции. Последняя была в Денвере, поэтому фанаты, неисправимые любители неологизмов, назвали её “Денверенцией”. Следующая будет здесь, в Лос-Анджелесе, и, боюсь, её обзовут “Тихокон”.

Последующие десять минут все рассматривали фотографии неведомых Маршаллу людей. Как он понял, Картер был энтузиастом фотографии, знакомым со всеми известными фотографическими ухищрениями и даже дополнившим их список в нитро-лаборатории, где сам занимался их разработкой и печатью фотографий. Фотографии были хороши, особенно обнажённая, забредшая туда по ошибке. Она напомнила ему Леону до её реформирования. Он сообщил это, после чего остальные мужчины выказали ей определённое уважение, которого не демонстрировали в адрес матери двух замечательных детей.

– А что, – спросил он наконец, – это за странное зрелище?

– Это? Костюмная вечеринка в последний день. Оденьтесь Своим Любимым Персонажем Сай-Фая. Берни хотела пойти как Дейл Арден^[34], но, боюсь, это был слишком амбициозный проект.

– А кто этот тип с бородой и палкой?

– Остин, – сказала Бернис. – Нравится мне это фото.

– Ага. И на чём вы в итоге остановились?

– Злая королева Иксиона из цикла Джо про Космический легион. Вышло забавно.

9

– Было весело, – повторила Леона, когда они спускались по лестнице. – Думаю, отложу на время детективы и попробую эту странную штуку. Выглядит аппетитно. А ты? А ты? – повторила она в наступившей тишине.

– Эм? Ой. Извини, дорогая. – Лейтеннт Маршалл задавался вопросом, стоит ли ему рассказать Хилари Фоулксу, как проницательно он вдруг догадался о личности его столь неуклюжего убийцы.

Третий день: суббота, 1 ноября 1941 года

1

Фотография и знание того, что снимок сделал один из изображённых на нём.

“Этого мало, чтобы двигаться дальше”, – подумал Маршалл, сидя за своим столом и просматривая последние рутинные отчёты по Джонатану Тарбеллу, ничего ему не сообщившие.

И что связывает эти два дела вместе? Номер телефона и чётки.

Любой из его коллег расхохотался бы ему в лицо или, по крайней мере, насмешливо улыбнулся бы. Но Маршалл не мог не поверить, что эти два дела – одно, а его главная обязанность на данный момент не столько раскрыть убийство бродяги Тарбелла, сколько предотвратить убийство Хилари Фоулкса.

– Позволь ему быть убитым, – сонно протестовала Леона, когда они ложились вечером спать. – Тогда это будет крупное дело с заголовками про Наследника Фоулкса, а ты сможешь раскрвыть его и прославиться. И кому какое дело, жив Хилари или умер?

Тогда Маршалл принялся объяснять базовую святость и важность человеческой жизни, жизни любого человека (что было весьма любопытным предметом разъяснений для 1940-х годов), а также значение превентивных мер сравнительно карательных в выполнении полицейским своих обязанностей, пока Леона не сказала, что на дебатах в Оксфорде он был великолепен, но в такое время перебудит детей. И он заснул, но во сне продолжал преследовать и пытаться сорвать планы широкогрудого чернобородого человека, пытавшегося удушить чётками того фаната со странной фамилией, что напоминал Хилари.

Там ещё было что-то про ракету и старый томик “Кто есть кто”, хотя утром он не смог припомнить, к чему они там возникли. (Полная запись этого сна вызвала бы сильнейший интерес Остина Картера или Хьюго Чантрелла, поскольку оба были учениками Дж. У. Данна^[35].)

Сон напомнил ему, что делать. Отложив отчёты по Тарбеллу, Маршалл снял трубку, набрал внутренний номер и распорядился тщательно опросить всех театральных костюмеров, чтобы проследить аренду большой лопатообразной чёрной бороды для роли Дерринджера. Наверное, нет смысла, но попытаться стоит.

Всё ещё держа трубку в руке, он поколебался, затем решительно кивнул самому себе, вызвал внешнюю линию и набрал неуказанный нигде номер Хилари Фоулкса.

“Алло” Вероники Фоулкс было щедро наделено неопределённым эмоциональным подтекстом. Маршалл мог представить, как она заказывает продукты, если вообще предаётся столь плебейскому занятию, с величием Борджа, закупающей месячный запас аква-тофаны^[36].

– Могу я поговорить с мистером Фоулксом?

– Кто это?

– Дьявол с трубкой, – извращенчески выразился Маршалл, заинтересовавшись, не сбросит ли она звонок.

Она этого не сделала. Через мгновение мягкий низкий голос Хилари спросил:

– Да? Да?

– Это Маршалл, мистер Фоулкс.

– О. Подождите минуту. Я переключу на аппарат в своём кабинете. Подождите минутку.

Маршалл ждал и размышлял, почему Хилари всегда всё повторяет. Это походило на заикание или тик и, вероятно, немало бы развлекло психоаналитика.

– Да, – через несколько секунд продолжил Хилари. – Я не хотел тревожить жену, лейтенант. Она ужасно нервничает после того случая с бомбой. Ужасно. А что вы об этом узнали? Что это была за бомба?

– Самая распространённая. Никакого творческого воображения. Любой человек со связями в преступном мире легко может такую раздобыть.

– В преступном мире? Связи? Но, лейтенант… Вы же не имеете в виду, что мне угрожает банда?

– Не спешите с выводами, мистер Фоулкс. У самых неожиданных людей могут быть связи в преступном мире. Особенно с учётом политической обстановки в этом городе. Я полагаю, что даже столь посторонний всему этому человек, как вы, имея ваши средства, мог бы заполучить такую машинку, немножко принюхавшись и умаслив. Наша единственная надежда отследить её – через коробку, и это не слишком вероятно.

– О, – печально проговорил Хилари.

– Но я хотел спросить вот что: вы вспомнили ещё каких-нибудь… так сказать, кандидатов?

– Нет, лейтенант. О Боже, нет. Кроме того, что я говорил…

– Да. Различные люди, кого вы могли задеть как распорядитель прав. Тогда скажите: вы когда-нибудь задевали некоего Остина Картера?

– Картер? Картер? Позвольте… О да. Это тот человек, что хотел цитировать всё подряд из книг моего отца и не платить за это. Я проявил твёрдость; так что он убрал все цитаты, лишь бы мне не платить.

– И всё?

– Да, лейтенант. Да, кроме… Ну, – хихикнул Хилари, – сознаюсь, я мог сыграть некоторую роль в том, что “Метрополис-Пикчерз” отказали мистеру Картеру с его последним романом. Я, естественно, чувствовал, что человек, проявивший столь шокирующую непочтительность к моему отцу, едва ли приемлем на той же студии, что проделала такую прекрасную работу по выпуску фильмов о докторе Дерринджере. Естествннно.

– Естественно, – эхом откликнулся Маршалл, восхищаясясь наивной изобретательностью, с которой Хилари подавал дело.

– Но, лейтенант…

– Да?

– Вы имеете в виду, что вы… что у вас есть какие-то улики против этого мистера Картера?

Маршалл поколебался.

– Вы будете сегодня днём дома?

– Да.

– Хорошо. Давайте встретимся. Я хотел бы задать вам ещё несколько вопросов и дать некоторое представление о том, какие у меня есть доказательства. Там посмотрим, пожелаете ли вы предъявить обвинения.

– Бог мой! – ахнул Хилари. – Такая быстрая работа, лейтенант. Такая быстрая. Я и не ожидал…

Последовало долгое молчание. Маршалл дважды повторил: “Да?” Ответа не последовало. Он громко произнёс: “Мистер Фоулкс!” и услышал стон и что-то вроде грохота. Затем на линии повисла тишина.

Он безрезультатно покачал телефонным аппаратом, затем повесил трубку и вновь набрал номер. Занято – трубка у Фоулкса была всё ещё поднята.

Маршалл набрал внутренний номер, отдал определённые распоряжения, повесил трубу и потянулся за шляпой.

Затем, по некотором размышлении, он набрал номер, найденный у Джонатана Тарбелла.

2

Перед зданием не было никакого ажиотажа. Ни толп, ни патрульной машины.

– Может, тревога и ложная, – сказал Маршалл сержанту Рэгленду. – Но оставайся здесь, перед входом. В это время утра толп не будет. Узнавай имена всех, кто выходит, и причину их пребывания здесь.

Первым делом он поднялся к управляющей. Та сдержанно поприветствовала его.

– Да, я поднималась к Фоулксам. Но миссис Фоулкс сама открыла дверь и заверила меня, что её муж, как обычно, работает в кабинете. Я не могла врываться, не правда ли? И, поскольку вы решили не говорить мне, в чём дело…

– Всё в порядке, – сказал Маршалл. – Спасибо.

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжала она, – что в этом доме не так уж привычны к полиции…

– Простите. Но мы появляемся, когда нужны. Спасибо.

Он поднялся на лифте, почти что испытывая облегчение. Если Вероника Фоулкс, в той же самой квартире, ничем не обеспокоена… Он мысленно запнулся. Если, конечно, не сама миссис Фоулкс…

На звонок в дверь Фоулксов ответила горничная Алиса.

– Я хотел бы поговорить с мистером Фоулксом.

– Он у себя в кабинете, сэр, и, боюсь, он не хотел бы, чтобы его беспокоили.

– Это очень важно.

– Я помню, сэр. Вы из полиции. Но даже ради полиции я не могу отрывать мистера Фоулкса. Он очень привередлив, сэр.

– В чём дело, Алиса? – К горничной подошла Вероника Фоулкс, облачённая в неглиже слишком впечатляющее и пышное, чтобы быть соблазнительным. При виде посетителя её глаза заблестели. – Опять вы!

– Простите, миссис Фоулкс. Но очень важно немедленно поговорить с вашим мужем.

Глядя на служанку, она словно подавила в себе целую коллекцию замечаний.

– Вы говорили с ним по телефону не позднее получаса назад.

– Вы с тех пор его видели?

– Нет. Он всё ещё в кабинете.

– Тогда, боюсь, я должен просить вас впустить меня. Или, – добавил Маршалл, заметив её колебания, – мне потребовать официально?

– Очень хорошо. Проходите, – с покорным жестом сказала Вероника.

Она пересекла гостиную и постучала в дверь кабинете. Постучала второй раз и открыла её.

Когда в гостиную вошёл Маршалл, мягкий голос проговорил:

– Доброе утро, лейтенант.

Маршалл огляделся и вздрогнул. Он был так поражён, увидев в этой квартире сестру Урсулу, что всё ещё не подобрал слов приветствия, кодга по комнате разнёсся пронзительный крик Вероники Фоулкс.

– Он умер! – выдохнула Вероника. В голосе её звучали ужас и искренняя скорбь. Она осталась стоять в дверном проёме, не в силах заставить своё тело двинуться вслед за направлением взгляда на то, что лежало на полу.

Маршалл протиснулся мимо неё и склонился над Хилари Фоулксом. Крови почти не было; но между пухлыми лопатками виднелась лишь резная металлическая рукоять. Сам нож глубоко ушёл в тело. Телефон валялся на полу, такой же инертный и безмолвный, как его владелец.

– Вы! – с нажимом продолжала Вероника. – Пока я не встретила вас, ничего не происходило. Жизнь была в порядке. И что вы делаете? Сперва оскорбляете меня, затем доводите бедного Хилари до бессознательного состояния, потом нападаете на меня, и вот…

Маршалл встал. Напряжение исчезло с его лица.

– Прошу прощения за обман ожиданий, миссис Фоулкс, но ваш муж ещё жив. И медицинская помощь сейчас куда важнее, чем разрушение вашей версии. – Он вновь прошёл мимо неё в гостиную и повернулся к сестре Урсуле. Там же, как он заметил, была и сестра Фелицитас, как обычно спавшая.

– Сестра, – искренне проговорил он, – не знаю, как, во имя вашего любимого святого, вы здесь оказались, но я никогда и никого не был так рад видеть. Я попрошу вас быть полезно. Если бы я был шерифом, то привёл бы вас к присяге как своего заместителя. Наблюдайте за этими женщинами и не позволяйте никому, ни по какому поводу входить в кабинет, пока не придёт врач.

Сестра Урсула кивнула и сказала:

– Конечно.

Горничная вытаращила глаза, а уже знакомая Маршаллу кузина нерешительно застыла в дверях холла, вопросительно глядя на Веронику.

– Мой муж умирает! – восклицала миссис Фоулкс. – И вы запрещаете мне…

– Боюсь, что так.

– И попробуйте остановить меня!

Он попробовал. Как только она рванула к телу Хилари, рука Маршалла сжала её запястье, резким рывком отправив её через всю комнату на диван к монахиням.

– И оставайтесь там! – коротко заключил он.

Маршалл воспользовался телефоном у управляющей внизу. Использование телефона Фоулкса означало бы замену упавшего аппарата, а он хотел его точно сфотографировать. В то время как управляющая с видом вдовствующей герцогини предавалась бормотанию молитв, чтобы название дома не попало в газеты, он запросил скорую помощь, врача, дактилоскописта и фотографа, поблагодарив свою счастливую звезду за предусмотрительность ещё до отъезда из управления, благодаря которой он мог быть уверенным, что такую просьбу мгновенно удовлетворят.

В вестибюле, всё ещё охраняя вход, стоял сержант Рэгленд.

– Никто выйти не пытался, – сказал он.

– Прости, Рэг. Иди наверх. Ты там можешь понадобиться.

– Жмурик, лейтенант? – просиял Рэгленд.

– Не совсем. Скрести-ка пальцы.

Разместив разочарованного сержанта у двери в кабинет, Маршалл выступил перед собравшимися свидетелями. Их было пятеро, и все – женщины. Он застонал, но мысль о присутствии на месте преступления проницательной сестры Урсулы его утешила.

– Итак, – начал он. – В десять тридцать пять я позвонил мистеру Фоулксу. Вы, миссис Фоулкс, ответили на звонок и позвали его к этому телефону. Он хотел поговорить наедине и переключился на дополнительный телефон в кабинете. Я так понимаю, дверь закрыл за собой он?

Вероника кивнула.

– Так. Продолжайте, что было дальше.

– Затем в дверь позвонила управляющая, она хотела увидеть моего мужа, Бог знает зачем. Я сказала ей, что он работает.

– Боюсь, это дело моих рук. Я подумал, что если что-то случилось, она может помочь ему до моего прибытия. А потом?

– Потом, – с убийственной сдержанностью произнесла Вероника Фоулкс, – пришли вы.

– Но это было спустя полчаса, а что было затем, я и сам знаю. Сейчас я хочу прояснить промежуточный участок времени.

– Но миссис Фоулкс совершенно права, – заговорила сестра Урсула. – Насколько нам, находившимся в этой комнате, известно, не произошло ничего – то есть ничего, касающегося мистера Фоулкса – между тем моментом, когда он ответил на ваш звонок, и вашим прибытием сюда.

– Вы находились здесь всё время, сестра?

– Здесь, в этой комнате, с миссис Фоулкс и сестрой Фелицитас.

– А где были вы? – повернулся он к горничной.

– На кухне, сэр, пекла. Поэтому не ответила по телефону, когда вы звонили. Только что закончила, когда вы позвонили в дверь, сэр.

– А вы, мисс…

– Грин, – сказала кузина. – И могу я надеяться, что остальное вы забываете столь же легко, как моё имя?

Маршалл покраснел и ощутил любопытствующий взгляд сестры Урсулы.

– Вы… вы послали за доктором? – нетерпеливо продолжала девушка.

– Конечно, мисс Грин. И пока мы больше ничего не можем сделать для вашего кузена. Всякая любительская попытка сдвинуть его с места или вытащить нож может быть крайне опасна.

– Но он?.. – Её голос слегка дрожал.

– Не думаю, что есть какая-то опасность. И лучший способ помочь ему – это помочь мне предотвратить новое нападение. – Его голос звучал на удивление нежно. Было так необычно приятно наткнуться на кого-то, кто, похоже, всерьёз переживал за Хилари. – Так где вы находились между тридцатью пятью минутами одиннадцатого и моим появлением?

– В своей комнате, перепечатывала письма, которые продиктовал кузен Хилари.

– Так. – Маршалл нахмурился. – Я не очень представляю план этой квартиры.

– Знаю. – Девушка невольно засмеялась, и Маршалл вновь покраснел. – Но это довольно просто, по крайней мере, в той части, что сейчас нужна вам. К востоку от этой гостиной – то есть, с той стороны – только кабинет Хилари и смежная с ним ванная. К западу находится остальная часть квартиры: две спальни, кухня, столовая и комната горничной.