Текст книги "Корабельные новости"

Автор книги: Энни Прул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Я уже говорил по телефону, – сказал Куойл, – что у меня нет опыта в том, что связано с кораблями. – Автомобильные аварии! Его парализовало от одной только мысли о крови и умирающих людях.

– Ну, ты можешь либо объяснить это своим читателям, либо сделать все, что в твоих силах, чтобы всему научиться. Лодки и море у тебя в крови. Поработай над этим. И делай то, что тебе говорит Терт Кард.

Куойл натянуто улыбнулся и встал. Его рука была уже на дверной ручке, когда Джек Баггит снова заговорил:

– Еще одно. Я не люблю шуток, Куойл, и ни при каких обстоятельствах не хочу слышать от тебя острот на тему Ньюфаундленда и его жителей. Помни об этом. Я ненавижу такие шуточки.

***

Куойл вышел из офиса. Автокатастрофы! Он бессмысленно смотрел на потрепанный телефонный справочник.

– Куойл! – прошептал Натбим. – Ты же не ударишься в сантименты, правда? Не сбежишь обратно, в свои Штаты? Мы рассчитываем на тебя, Куойл. Мы надеемся на тебя, Куойл.

Джек Баггит высунул голову в дверь.

– Билли! Элвис уже ощенилась?

– Да, ощенилась. На прошлой неделе. Троих принесла. Все черные с белыми ногами.

– Ну, так я хочу одного из этих щенков. – Дверь снова захлопнулась.

8 Скользящий узел

На борту судна этот узел используется редко, но на небольших лодках, особенно открытых, которые легко переворачиваются, часто бывает необходимость быстро отдать швартовы, и там «скользящий узел» незаменим.

«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»

– Сомневаюсь, что справлюсь с этой работой, – сказал Куойл, проглотивший три пива и съевший пакет несвежего попкорна в Якорной Лапе в раздумьях о том, не совершает ли он ошибку, как пассажир, садящийся на самолет, который быстро взлетает, но потом падает на взлетную полосу.

Тетушка посмотрела на него. Она сидела на круглой софе и вязала какое-то облако из ангоры со скоростью машины. Уоррен затихла возле ее ног, двигались лишь ее обрамленные алым кантом глаза. Банни со следами от слез на лице сидела на стуле с оторванной подушкой. Стул стоял так, что она сидела лицом в угол комнаты. Саншайн подбежала к Куойлу с воплем: «Папа, она меня укусила! Банни укусила меня за ногу!» И она показала ему два полукруглых следа от зубов на своем бедре.

– Она первая начала! – закричала Банни, хмурясь, как Бетховен.

– Ты мерзкая вонючая кусака! – рявкнула во всю глотку Саншайн.

– Ради всего святого, замолчите! – сказала тетушка. – Племянник, мы должны что-то с этим делать. Детям необходимо куда-нибудь выходить. В доме, при определенном навыке укрощения диких животных, мы могли бы их занять прополкой картошки, уборкой, мытьем посуды и окон, вместо того чтобы они царапали и кусали друг друга. А сейчас они сидят здесь взаперти. И Уоррен полумертва от недостатка движения.

– Знаешь что, папа? – сказала Саншайн. – Уоррен вырвало под твоей кроватью.

– Она сама не своя, это ясно, – пробормотала тетушка. – Так что ты сказал о своей работе? – Голос ее дрожал.

– Я сказал, что сомневаюсь, что справлюсь с ней. Эта газета ни на что не похожа. Редактор не в себе. Джек Баггит. Я еще не знаю ни района, ни людей, а он уже хочет, чтобы я писал об автомобильных авариях. Я вообще не могу писать об автомобильных авариях. Ты знаешь почему. Я все время думаю о том, что случилось. Автомобильные аварии. Корабли. И я сомневаюсь, что мы сможем переехать в старый дом. На той дороге «универсал» не проживет дольше недели. Как я буду ездить на работу? Наверное, мы могли бы купить джип с мощной подвеской, но все равно на дорогу уйдет не один час. Давай просто снимем что-нибудь здесь, в Якорной Лапе?

Тетушка яростно стучала спицами. Шерстяная нить мелькала между ее пальцами.

– Разумеется, ты справишься с работой. Мы порой переживаем ужасные события, и если мы не можем их обойти или забыть, нам приходится принять свои воспоминания. Чем быстрее ты преодолеешь это, чем скорее скажешь: «Да, это случилось, и я ничего не могу с этим поделать», тем раньше начнешь жить своей собственной жизнью. Тебе надо растить детей, поэтому ты должен это преодолеть. Когда мы понимаем, что у нас нет выбора, то как-то справляемся, даже с самыми тяжелыми испытаниями.

«Конечно. Преодолеть», – подумал Куойл. Дешевая философия. Она же не знает, что ему пришлось пережить. И что он переживает сейчас.

– Так вот, я провела целую неделю в поисках, таская детей за собой по Якорной Лапе в такси Тома Рокса. Я искала жилье: дом, квартиру, пару комнат. Я должна начинать работать. Я уже говорила об этом, каждый день. Но твой ум занят чем-то другим. – Она сидела и думала, сколько еще он будет убиваться по этой женщине. – Мы должны здесь закрепиться и начинать налаживать свою жизнь.

– Ты права, тетушка. И мне очень жаль, что тебе пришлось самой заниматься поисками. – Он уже был здесь, и у него не было пути назад.

– В общем, я ничего не нашла. Есть маленькая темная комнатка у миссис Спек. Правительство велело ей поменять белье и повесить вывеску о включении завтрака в обслуживание. Там хуже, чем в этой дыре, но дешевле. Но там только одна комната на одного человека. Похоже, в Якорной Лапе плохо с жильем. В этом месте начался настоящий бум. – Ее фразы звучали все быстрее, будто пытаясь угнаться за постукиванием спиц.

– И, как я уже говорила, нам нужна лодка. Бухту можно переплыть за полчаса. Глупо тратить деньги на аренду жилья, когда у нас есть старинный семейный дом, который всего лишь нужно починить. Я разговаривала сегодня с плотником. Деннис Баггит, живет в Якорной Лапе. Ему сейчас особенно нечем заняться. Говорит, что может начать работу в любое время. Его жена завтра присмотрит за девочками, а я поеду показывать Деннису дом. Подсчитаем, сколько все будет стоить, посмотрим, что нужно в первую очередь. Его жена, Бити, подумывает о том, чтобы открыть детский сад на дому. Это самые лучшие новости с того дня, как мы сюда приехали. Эти две особы, – она кивнула в сторону девочек, – могут стать ее первыми и лучшими клиентками.

Банни пнула стену и захныкала.

Куойл расслышал одно лишь слово: «лодка».

– Тетушка, я ничего не знаю о лодках. Они дорогие. Они неудобные. Они опасны. Нам понадобится причал или что-нибудь в этом роде. Я не хочу лодку.

– Точнее сказать, ты ее боишься. Это не страшно. Если ты готов жить здесь, платя по сто с лишним долларов за ночь. Это, кстати, равносильно двум дням работы плотника. – У нее горели глаза.

Куойл стал нажимать кнопки на телевизоре, забыв о том, что тот не работает.

– Папа, он не включается, – всхлипывала Саншайн.

– Ненавижу это место, – сказала Банни, пиная стену поношенными ботинками. – Я хочу плавать на лодке. Я хочу починить тот зеленый дом, где ролилась тетушка и жить в собственной комнате. Я обещаю, что буду подметать пол, только давай поедем туда, папочка. Я все буду делать.

– Давайте пойдем на ужин, – пробормотал Куойл. – Мне сейчас не до этого.

– Столовая сегодня закрыта. Там проходит ужин для чемпионов по керлингу. Они приготовили похлебку из морепродуктов, но нам нужно будет сходить за ней, и есть тут, в комнате.

– Я хочу мяса, – сказала Банни. – Я хочу мясную похлебку.

– Вот незадача, – жестко сказала тетушка. – Его нет в меню. – Про себя же она добавила: «Ешь рыбу или умри».

***

Терт Кард в красной рубашке и белом галстуке разговаривал по телефону. Билли Притти был на другой линии. Билли смеялся, давясь темными речениями, которых Куойл не понимал. Казалось, он говорил на другом языке. Барабанил дождь, рисуя пунктиры на воде. В углу завывала газовая горелка.

Куойл посмотрел на Натбима.

– Человек по имени Деннис Баггит имеет какое-нибудь отношение к Джеку? Плотник? Тетушка договорилась с ним, чтобы он начал ремонт в нашем старом доме. Нам с ним надо что-то делать. Мы не можем больше жить в этом проклятом мотеле. Дорога до мыса отвратительная, а в Якорной Лапе нет жилья внаем. Я не знаю, что нам делать. Я скорее вернусь обратно в Штаты, чем куплю лодку.

Натбим приоткрыл рот и поднял вверх обе руки в жесте притворного ужаса.

– Тебе не нравятся лодки? Знаешь, они бывают иногда даже забавны. И очень практичны для мест, в которых одно сплошное побережье и очень мало дорог. Я именно так тут и оказался. Из-за моей лодки. «Ворогов». Я так ее назвал, потому что она норовиста, самую малость. – Такая была у Натбима манера говорить. Он толкал театрализованные речи, как агитатор перед выборами. Сначала они казались важными, но на следующее утро забывались, и оратору приходится ехать в другое место.

Блокнот Куойла опирался на чайную кружку. В пишущей машинке стояла незаконченная статья о столкновении грузовиков. У всех остальных в офисе были компьютеры.

– Ты получишь компьютер, когда я тебе его дам, – сказал Джек Баггит. Но без злости.

– Деннис – младший сын Джека, – сказал Терт Кард, который все слышал. Он наклонился к ним так, что до них донеслось его зловонное дыхание. – Он не слишком ладит со своим отцом. Раньше старик буквально дрожал над ним, особенно после гибели бедного Джейсона, но теперь все иначе. Никогда не знаешь: Джек может обидеться, если узнает, что Деннис на тебя работает. Хотя, с другой стороны, может и не обидеться. – Раздался телефонный звонок, похожий на игрушечный свисток.

– А вот и он, – сказал Кард, который всегда знал, кто звонит, и поднял трубку.

– «Болтушка»! Ага, ладно. Понял, капитан. – Повесил трубку, взлохматил волосы и посмотрел на рябую поверхность моря. Засмеялся. – Билли! Ну что тут скажешь! Он сидит дома с больными ушами. Говорит, что мы увидим его только завтра или послезавтра.

– А я думал, что на этот раз будет сломанное ребро, – сказал Натбим. – Уши это хорошо. Ушей у нас еще не было.

Снова зазвонил телефон.

– «Болтушка»! Ага, ладно, ладно. Какой у тебя номер? Погоди. Натбим, горит станция Маркуса Ирвинга, в бухте Четырех Рук. Возьмешься?

– А почему ты не хочешь лодку, Куойл? – прокричал Билли из своего угла. На его столе стояли две корзины для грязного белья. Одна из прессованного пластика, другая – из лозы.

Куойл сделал вид, что не расслышал, но не смог ничего сделать с Натбимом, сидевшим за соседним столом, который отодвинул в сторону свое радио и с восторгом посмотрел на Куойла. Его лицо сморщилось, пальцы начали выбивать ритм. Так проявлялись последствия его пребывания в Бахии. Он был очарован всякими afoxes и blocoafros , музыкой барабанов и металлических конусов, блестящих музыкальных тарелочек, которые надевались на пальцы. На Натбима действовала луна. В нем было что-то от оборотня. В полнолуние он фонтанировал, разговаривал до тех пор, пока у него не пересыхало во рту, активно давал себе физическую нагрузку в форме танцев и драк в клубе «Звездный свет», потом медленно погружался в раздумья.

До Бахии Натбим околачивался возле Ресифи, работая на бывшего сотрудника «Лондон Таймс», издававшего газету на четырех страницах на странной смеси из четырех языков, а теперь занимавшегося контрабандой рома.

– Именно там я заразился идеей о покупке лодки, – сказал Натбим, выбирая финик из пакета на столе. – Наверное, я запал на тихую жизнь на побережье, чтобы каждый день видеть лодки и воду. Смотреть на жангада – замечательные маленькие рыбацкие лодочки: это простая платформа из дюжины тонюсеньких бревнышек, что-то вроде спасательного плотика. Бревна там скреплены деревянными шпонками и стянуты лыком. Ее подгоняет ветер, а рыбак управляет ею с помощью весла. Все когда-то делалось с помощью шпонок и лыка, было гибким и податливым. Так и было до того, как в мире воцарилась грубая сила гвоздей и шурупов. Это тебе ни о чем не говорит? Вот смотришь на нее, и издалека кажется, что рыбаки стоят на воде. На самом деле так оно и есть. Вода захлестывает платформу и их ноги. – Он вскочил и заходил из стороны в сторону, поднимая подбородок к потолку.

Билли решил вступить в разговор:

– Так в старину делались коматик, салазки. В них не было ни единого гвоздя. Все держалось на нитях из сухожилий и сыромятной кожи.

Натбим проигнорировал это высказывание.

– Мне нравилось, как выглядели лодки, но я не стал ничего предпринимать. После размолвки с непорядочным бывшим работником «Таймс», который только и занимался тем, что валялся на своем водяном матрасе да пил черный ром, я вылетел в Хьюстон, штат Техас. Только не спрашивай, почему именно туда. Там я купил туристический велосипед. С педалями, а не мотоцикл. И на нем поехал в Лос-Анджелес. Эта была самая жуткая поездка в мире. Эпсли Черри-Гаррард со Скоттом на своем полюсе отдыхают. Мне пришлось пережить песчаные бури, ужасающую, смертельную жару, жажду, ледяные ветры, преследования грузовиков-убийц, поломки, сильнейший северный ветер, проливные ливни и потопы, нападение волков и весельчаков на одномоторных самолетиках, пытающихся сбросить на меня мешок с мукой. И единственной силой, помогавшей мне двигаться вперед, была мысль о маленькой лодке, тихой, спокойной лодочке, скользящей по прохладной воде. Она запала мне в сердце и становилась все сильнее. Я поклялся, что если мне удастся слезть с этого чертового велосипедного сиденья, которое к тому времени приросло к моей заднице, то поеду к морю и останусь там.

Снова зазвонил телефон.

– «Болтушка»! Ага. Ага, Джек, он здесь. Нет, Натбим только что уехал на пожар. Станция Маркуса Ирвинга. Бухта Четырех Рук. Не знаю. Мне просто дали номер. Куойл, это Джек. Тебя.

– Что ты пишешь на этой неделе? – Слова-пули вылетали из трубки прямо в его ухо.

– Э… Авария с грузовиком. Только что закончил.

– Что за авария?

– Слетел прицеп на повороте, по дороге на Пустошь, и перевернулся. Был гружен новыми снегоходами на полозьях. Половина груза упала в воду, и все лодочники в порту помогали вытаскивать его кошками. Водитель выпрыгнул. Жертв нет.

– Не забудь о корабельных историях. – Он отсоединился.

– НАТБИМ! Шел бы ты уже на пожар, пока он не погас, а то не сможешь сделать хороших снимков с пляшущими языками пламени. – Грубоватый сарказм.

– Почему бы тебе не купить славную маленькую родни? – спросил Билли Притти. – Сейчас самое время ее присмотреть. Можешь ловить на крючок бельдюгу по выходным, а туристы будут тебя фотографировать. Ты будешь хорошо смотреться в лодке.

Но Натбим еще не был готов уходить.

– Так вот, Куойл, вернулся я обратно в Лондон. Снова голодал. У меня осталась только коллекция магнитофонных записей. Но я понимал, что мне необходима лодка. Я был в отчаянии. Тебе может показаться, что необходимым условием для приобретения лодки должно быть наличие воды. Так нет, для лодки нужны деньги. А вода совершенно не обязательна. Поэтому ты и видел так много лодок, стоящих на задних дворах. У меня не было денег, и ситуация была безнадежной. Я целый год читал книги о море и лодках. Я стал околачиваться возле лодочных мастерских. Там было одно место, где двое молодых парней строили гребную шлюпку. Они очень много занимались планированием, а я всегда считал, что планирование – занятие очень веселое, и до меня дошло! Вот просто так! Я должен сам построить свою лодку. И переплыть на ней Атлантику.

– НАТБИМ! – проревел Кард.

– А ты лучше скажи, как пишется слово «птеродактиль», – огрызнулся Натбим, на ходу набрасывая свою куртку и надевая шотландский берет. Хлопнула дверь.

– Боже, он все-таки забыл фотоаппарат. Куойл, Джек хотел, чтобы я напомнил тебе о корабельных историях. Сходи к начальнику порта и перепиши список судов. Тебе нужно получить название, дату, страну, где судно было построено. По телефону он не будет тебе этого диктовать. Тебе придется съездить туда лично.

– Я собирался сделать это сегодня после обеда, – сказал Куойл. – Но могу поехать и сейчас. Где находится его контора?

– Рядом со складом морских припасов Пабби, на общественной пристани. Наверху.

Куойл встал и оделся. Во всяком случае, это была не автомобильная авария с битым стеклом, разливающимися жидкостями и врачами «скорой помощи», копошащимися в покореженных ртах жертв.

9 Швартовный узел

Достоинство этого узла заключается в том, что при правильном и аккуратном завязывании он не соскользнет со столба или мачты. Любой рыбак, оказавшийся в полном приливе после тяжелого трудового дня с привязанным к столбу фалинем на четыре или пять футов ниже верхнего уровня воды, почувствует желание научиться вязать этот узел.

«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»

Он пробился сквозь суетившиеся грузоподъемники и передвижные лебедки на дороге возле пристани. Лодки поблескивали дождевым глянцем. Далеко впереди он увидел черный паром с красными поручнями, на который грузили машины, и плавучий госпиталь «Лабрадор». На правительственной пристани виднелся оранжевый бок спасательного катера. Тральщик заходил на завод по переработке рыбы.

Дорога к пристани была вымощена вытертыми голубыми камнями, привезенными издалека в качестве балласта. Чувствовался запах нефти, рыбы и грязной воды. Дальше виднелись кабачки и бары. В одном из окон Куойл заметил огромную пирамиду упаковок с финиками, которые так любил Натбим: «Ююба» с красными верблюдами и падающими звездами на обертке.

К конторе начальника порта вели отшлифованные песком деревянные ступени.

***

Диди Шавел, начальник порта, наблюдал за тем, как Куойл в желтом непромокаемом плаще выбирался из машины, уронив блокнот на мокрую мостовую. Оценил его как сильного и неуклюжего мужчину. Шавел был хорошо известен благодаря своей огромной физической силе. Когда ему было двадцать лет, он организовал любопытное братство под названием «Клуб Пальца». Все семь его членов были способны повиснуть на перекладине винного погреба Эдди Бланта, держась на одном пальце. Настоящие богатыри тех дней. Повзрослев, он сначала дополнил, а потом и вовсе заменил свою физическую силу раскатистым, громоподобным голосом. Теперь он был единственным живым членом «Клуба Пальца». Его мысли часто возвращались к этому факту.

Через минуту Куойл уже открывал дверь. Он засмотрелся на окно более чем в три с половиной метра высотой. Это была настоящая стеклянная стена, выходящая на исчерченный косыми линиями дождя порт, государственные доки и причалы береговой линии, и дальше, на мрачную бухту, прикрытую лохмотьями тумана.

Раздался скрип. Деревянное кресло развернулось, и Куойл оказался лицом к лицу с начальником порта.

– Тебе надо было видеть его во время шторма, когда огромные тучи скатываются с гор. Здесь самые замечательные окна на всем Ньюфаундленде. – Глубокий мощный голос был похож на крик, отраженный стенами пещеры.

– Верю, – сказал Куойл. С него капало прямо на пол. Он нашел крючок для одежды в углу комнаты.

Кожа Диди Лопаты была похожа на асфальт: вся покрыта трещинами и складками. Время и непогода сделали ее жесткой, оставив на ней след прожитых лет. Сквозь кожу пробивалась жесткая щетина. Веки во внешних углах глаз собирались в защитные складки. Ощетинившиеся брови. Увеличенные поры создавали впечатление, что его нос вылеплен из песка. У куртки на плечах расходились швы.

– Я Куойл. Здесь недавно, работаю в «Болтушке». Приехал за списком судов. Буду рад любым предложениям. Относительно корабельных историй. Или чего-нибудь другого.

Начальник порта откашлялся. «Человек имитирует аллигатора», – подумал Куойл. Мужчина встал и, хромая, подошел к столу. Холодный свет из высоких окон падал на картину размером с простыню. На картине по волне несся корабль, а в самой нижней части волны, даже внутри нее, виднелся еще один корабль меньшего размера. Он тонул. По палубе бегали люди с искаженными от ужаса лицами.

Начальник порта вытащил тетрадь с выпадающими листами, пролистал ее большим пальцем, потом протянул Куойлу. На обложке было написано: ПРИБЫТИЕ. Со страниц веяло большими деньгами, заработком и потерями, грузами, пройденными расстояниями и запахом неведомых стран.

Он проследил за взглядом Куойла.

– Хорошая картина! Это «Королева Мария», сталкивающаяся со своим конвоем «Кюрасо». В 1942-м. Это произошло в тридцати семи километрах от побережья Ирландии, при ясной погоде и идеальной видимости. «Королева», водоизмещением восемьдесят одна тысяча тонн, была превращена из пассажирского лайнера в транспортное военное судно, а крейсер был всего-то четыре с половиной тысячи. Перерезало пополам как вареную морковь.

Куойл писал до тех пор, пока у него не заныла рука. Только тогда он обнаружил, что переписывал названия судов, которые зашли в порт несколько недель назад.

– А как я могу узнать, где сейчас эти суда?

Начальник порта вытащил еще одну тетрадь.

У нее была обложка из фанеры, и слово ОТПЛЫТИЕ было выжжено на ней волнистыми линиями.

– Ха-ха, – сказал Куойл. – А я думал, что у вас стоит компьютер. Заполнение этих журналов должно отнимать много сил.

Начальник порта указал на нишу позади стола. Экран компьютера напоминал кипящее молоко. Начальник порта нажал несколько кнопок, и появились огромные голубые буквы, обозначавшие названия судов, тоннаж, имена владельцев, страну приписки, вид груза, даты прихода и отплытия из порта, предпоследний порт захода, следующий порт захода, сколько дней прошло с момента выхода из родного порта, количество членов экипажа, имя капитана, дата его рождения и даже номер социальной страховки. Начальник порта снова застучал по клавиатуре, и тут же загудел принтер, сбрасывая листы бумаги в пластиковую корзину. Он взял листы и вручил их Куойлу. Это были корабельные новости.

Улыбка, открывшая вставные зубы до самых корней, расколола его лицо на две части.

– Теперь ты запомнишь, что мы делаем это двумя разными способами, – сказал он. – Чтобы, когда из-за шторма отключается электричество, ты смог все это посмотреть в старых добрых журналах. Выпей чашку чая. Нет ничего лучше в сырой день.

– Выпью, – сказал Куойл и сел на край стула. Потоки воды струились по оконному стеклу.

– Устраивайся, – сказал начальник порта, сталкивая со стула кота. – Сейчас к нам заходит много разных судов. Залив наполнен глубокой водой почти по самую береговую линию. Правительство два года назад вложило семнадцать миллионов долларов в обустройство этого порта. Перестроило доки, причалы, поставило новый терминал для контейнеров. В этом году шестнадцать круизных теплоходов подали заявки на прибытие. Они не стоят здесь дольше одного дня, но, мальчик мой, как только они ставят ногу на причал, вокруг них начинают крутиться деньги.

– Сколько вы уже этим занимаетесь?

– Смотря что ты понимаешь под «этим». Я вышел в море, когда мне было тринадцать лет, палубным матросом у моего дяди Доннала на шестидесятитонной парусной шхуне. Мы ходили вниз и вверх по побережью. Там я развил свою силу. Да, он кормил меня по-царски, но и работать заставлял будь здоров. Потом я какое-то время рыбачил на шхуне-плоскодонке у берегов острова Белл. Работал на прибрежном пароме, был в торговом флоте. Во время Второй мировой служил лейтенантом в Канадских морских силах. После войны вступил в береговую охрану. В 1963-м переехал в эту контору в качестве начальника порта Якорной Лапы. Прошло уже тридцать лет. В следующем году я выйду на пенсию. Мне всего лишь семьдесят лет, а они уже гонят меня. Вот, хочу научиться играть на банджо. Правда, если струны выдержат. Мне иногда трудно рассчитать собственную силу. А ты? – Он размял пальцы, и суставы затрещали как угли в костре. Показал свой мизинец, похожий на пастернак.

– Я? Я просто работаю в газете.

– Ты выглядишь как человек, родившийся здесь. Но речь у тебя чужая.

– Моя семья родом с мыса Куойлов, но я вырос в Штатах. Так что я в какой-то степени здесь чужой. – Рука Куойла метнулась к подбородку.

Начальник порта посмотрел на него и прищурился.

– Да, – сказал Диди Шавел. – Похоже, мальчик, у тебя за плечами целая история. Как вышло, что ты вырос так далеко от дома? И почему ты вернулся обратно? – Даже сейчас он мог проделывать трюки, достойные внимания.

Куойл постучал чашкой по блюдцу.

– Я был… В общем, это все запутанно. – И его голос сорвался. Он воткнул ручку в страницу блокнота. Надо менять тему.

– Этот корабль, – сказал он, указав в окно. – Что он такое?

Начальник порта нашел под стулом бинокль и стал смотреть на бухту.

– «Полярный Коренной Зуб»? Да, его хорошенько потрепало. Заходит сюда регулярно за рыбой и самками морского ежа для японских гурманов. Рефрижераторное судно, построенное в Копенгагене в «Северных Деликатесах» примерно в году 1970-м или 1971-м. Ты когда-нибудь видел, как они грузят самок морского ежа на заводе?

– Нет, – сказал Куойл, думая о зеленой подушечке для булавок в приливном бассейне.

– Красота! Красота. Роскошные деревянные лотки. Япошки считают это редким деликатесом и платят по сотне долларов за лоток. Они выкладывают их узором, как лоскутное одеяло. «Юми». Они называют их «юми». Едят их сырыми. Их еще подают в суши-барах в Монреале. Я их пробовал. Я все пробовал. Мясо буйвола. Покрытых шоколадом муравьев. И сырых самок морского ежа. У меня луженый желудок.

Куойл потягивал чай. Ему было немного противно.

– Вот. Возьми бинокль и посмотри. У него передняя часть похожа на луковицу. Так было с самого начала, когда его строили. У этого же судовладельца есть еще один корабль, «Полярный Резец». Рефрижератор, четыре шлюза, изолированные отсеки. Посередине корабля рулевая рубка с картой и самыми последними навигационными приборами. Для своего времени он был снаряжен по высшему разряду. После того как он пострадал во время шторма, ему поставили новое навигационное устройство, новые электронные термометры, показания которых выводились на мостик, и все остальное. Когда его строили, в моде была скандинавская мебель. Вот куда пошел весь тик! Помнишь песню «Норвежское дерево»? – И он пропел несколько фраз рычащим басом. – Так вот, этот «Полярный Резец» обставлен мебелью из пропитанного тика. Вместо бассейна там сауна, что гораздо полезнее в этих водах, правда? Роспись на стенах с изображением лыжных гонок, северных оленей, северного сияния и всего такого. Ты, наверное, о нем слышал.

– Нет. Он чем-то знаменит?

– Этот корабль развел в разные стороны отца и сына, Джека и его младшего сына Денниса.

– Я знаю Денниса, – сказал Куойл. – Он будет ремонтировать наш старый дом, на мысе Куойлов.

– Кажется, я бывал в том доме, – сказал Диди Шавел спокойным голосом. – Еще мальчишкой. Давным-давно. А Деннис, он хороший плотник. Из него получился лучший плотник, чем рыбак. И это стало большим облегчением для Джека, особенно после всего, что произошло с Баггитами на море. Джек страшно всего этого боится, хотя проводит в море столько времени, сколько может. Он не хотел, чтобы его сыновья становились рыбаками. Но, конечно, оба пацана обожали море. Джек говорил им, что это тяжелый труд, тяжелая жизнь, а в конце не остается ничего, кроме надорванного здоровья и нищеты. И все шансы утонуть в одиночестве в чертовски холодной воде. Именно это и случилось с его старшим сыном Джейсоном. У него обледенела лодка с полным грузом рыбы возле Мешковатой отмели, и он перевернулся, когда испортилась погода. Прогноз обещал умеренный ветер, но он внезапно превратился в штормовой. Здесь, на берегу, был страшный серебристый иней. Чем он красивее, тем опаснее. Давай-ка еще чайку. – И он подлил жидкости в черную чашку Куойла. У того язык уже был жестким, как у кошки.

– Так вот, Деннис становится подмастерьем у известного в Сент-Джонсе плотника, кажется, его звали Брайан Корки. Учится этому ремеслу, от разметки до полировки. И что он делает дальше? Устраивается на свою первую работу. Судовым плотником на «Полярный Резец»! Судно постоянно в рейсе, в Европу и обратно, дважды было в Японии, в Нью-Йорке. Деннис также обожал свои лодки и море не меньше Джека и Джейсона. Он скорее согласился бы рыбачить, чем заниматься чем-либо другим. Но Джек не хотел ничего слышать. Как он злился! Это было что-то страшное. Он же думал, что. став плотником, Деннис будет на берегу в безопасности. Он боялся, понимаешь, боялся за него. А мы часто злимся на то, чего боимся. И Джек был прав. Понимаешь, он ведь знает, что море метит Баггитов. Тем временем как-то зимой разразился один из штормов. Так получилось, что «Полярный Резец» как раз в него попал. В двух сотнях миль к юго-востоку от Сент-Джонса. Февральские штормы суровы, и этот был таким. Холод, глубина сорок футов, ураганный ветер со скоростью пятьдесят узлов. Ты когда-нибудь был в море во время шторма. Куойл?

– Нет, – сказал Куойл. – И не хочу.

– Он никогда тебя не покидает. После него ты никогда не сможешь слушать ветер, не вспоминая воя сирены, брызг воды, гребней волн, превратившихся в пену, скрипа и скрежета бедного корабля. Это само по себе уже плохо, в любое время, но когда это происходит в разгар зимы, при страшном морозе, обледеневших поручнях и всей оснастке, – пиши пропало. И лед растет до тех пор, пока его вес не оказывается слишком большим. Так вот. Снег тогда валил так густо, что за окном не было видно ничего, кроме белой метели. Даже улицы. Стены домов с северо-запада покрылись тридцатисантиметровым слоем снега, твердого, как сталь.

Чашка Куойла остыла в его руках. Он слушал. Старик ссутулился. Слова прорывались сквозь сжатые зубы. Прошлое бурлило в его горле.

– Корабль пытался дойти до безопасного порта, посылал сигналы бедствия по всей Северной Атлантике, до Европы. Нефтеналивное судно лишилось мостика, вместе с капитаном. Грузовой корабль, груженный железной рудой, пошел ко дну вместе со всем экипажем. Болгарский кормовой траулер разломился на две части, все погибли. Суда в портах цеплялись якорями и бились друг о друга. Плохой шторм. Негде было от него спрятаться. «Полярному Резцу» пришлось туго. Открытое море – не место для прогулок. Капитан держал малую скорость, только чтобы корабль остался управляемым, и держал курс против ветра, надеясь пережить шторм. Э, да ты попроси Денниса рассказать тебе об этом как-нибудь. Кровь в жилах стынет, как подумаешь о том, что довелось испытать кораблю. Вылетели окна рулевой рубки. Вот оно, необъятное море. Всю ночь люди только и думали о том, дотянут ли они до утра? Они продержались эту ужасную ночь. Настал день, и изменилось только то, что теперь они могли видеть чудовищные волны, которые обрушивались на них. Ощущать гнев бушующего моря.

Вскоре после рассвета поднялась волна, огромная высокая стена, в которую могла уместиться половина Атлантики, а потом раздался жуткий взрыв. Деннис говорил, что тогда ему показалось, что корабль врезался в айсберг или что-то взорвалось на борту. Он еще оглох после этого на какое-то время. Но это громыхало море. Стальной корпус корабля треснул посередине от тяжести этой волны. Трещина была толщиной около трех сантиметров, от правого до левого борта. Так вот, забегали они, стали месить бетон, чтобы закрыть им трещину, драли щепу, делали все, чтобы остановить воду. Но она все текла, заполняя шлюзы. Они уже были по пояс в воде.