Текст книги "Корабельные новости"

Автор книги: Энни Прул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Через две недели сельдь исчезла необъяснимым образом, и штат «Болтушки» временно сократился в размерах, пока Билли, Куойл и Деннис помогали Джеку чинить старые ловушки для омаров и плести новые. А Бенни Фадж уехал в бухту Миски, чтобы удалить все свои зубы.

– Вот уж не знаю, получится ли ловить этих омаров: на себя или на всех вас.

– Хотел бы я пойти на омара, – сказал Билли. – На омаре можно хорошо заработать. Только вот мне не получить лицензию. Единственный способ – пойти вместе с Деннисом.

– Я готов, – сказал Деннис.

– В другой раз, – отрезал Джек. Коротко и веско. Он завидовал привилегиям сына и хотел удержать его на берегу. В безопасности. Это был его последний сын.

– Приходи как-нибудь, мы сварим большого омара, ладно? – предложил Билли. – Даже если нам придется купить его у кого-нибудь на Безымянном. Жаль только, что нам нечего вроде праздновать.

– Почему? – сказал Куойл. – В субботу возвращается тетушка, и мы устраиваем в ее честь вечеринку в моем доме. Только вот я сомневаюсь, что там будет омар.

В сарае Джека, в углу, лежали камни. Якоря от ловушек для омаров, пояснил он. Грузила.

38 Мечта погонщика собак

Лямка для большой собаки или ремень сыромятной кожи. Заузьте и выскоблите четыре ремня, сложите петлей короткий конец самого длинного из них и обхватите ею все ремни. Выложите ЧЕТЫРЕХЖИЛЬНЫЙ ПЛЕТЕНЫЙ ЛИНЬ. Зафиксируйте его большим ВЫПУКЛЫМ УЗЛОМ.

Сверху на нем завяжите тонкий КОЖАНЫЙ шнур узлом ТУРЕЦКАЯ ГОЛОВА.

«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»

Когда Элвин Ярк достал из кармана старое, потертое лекало, звякнул бегунок на молнии его свитера. Пора приниматься за работу. За день до этого он напился очищающего отвара, освободил кишечник и теперь был готов к подвигам. Он отметил карандашом места для пазов на киле. Обшивка все еще не была выстругана из выгнутой древесины, стоявшей вдоль стены. Сквозь окно виднелась пустая дорога. Мурлыкая себе под нос или напевая, он подошел к полке, которая тянулась по верху всей стены, он вытянул оттуда деревянные строительные рыбины, выложил их по всему каркасу, от носа до кормы. И получилась лодка.

«Эх. Куойл пропустил самое интересное. Он не видел, как она появилась из ничего».

Ярк снова посмотрел в окно. Там были только апрельские воды, поблескивавшие на снегу, как искристые улыбки света. Будто кружевная скатерть медленно сама по себе разворачивалась во всю длину. Клочья пены покачивались возле свай. За мысом виднелись куски айсбергов, осколки льдин плавали огромными синими фрагментами в беспокойной воде.

Наконец показался разбрасывающий во все стороны комья грязи «универсал» Куойла. Куойл остановился в дверях. Темно-красный свитер зацепился за гвоздь. Нервно потрепал вытянувшуюся петлю, в то время как любой другой на его месте просто дернул бы плечом, чтобы освободиться. Сказал, что не может задержаться надолго, потому что хочет успеть к ужину в честь возвращения тетушки. Они с Уэйви все утро тушили рыбу, так что еды хватило бы для затопления среднего танкера. Элвин и Иви просто обязаны прийти помочь все это съесть.

– Я люблю веселиться, – сказал Ярк. – Тетушка уже приехала или только едет?

Куойл встретил тетушку в полдень у Оленьего Озера. Она хорошо выглядела. В ней бурлили энергия и новые идеи.

Куойл же мечтал. Витал мыслями далеко от этого места. Когда Ярк попросил его подать инструмент, он дал совершенно не то, что надо.

– Столько всего происходит, – пробормотал он.

Его мысли были заняты страницей «Стиль жизни». Неиссякаемый поток писем. Они больше не публиковали описаний птичьих кормушек, а занимались поисками лекарства от тоски по дому. Никто из покинувших родные места не смог найти покоя. «Придет день, и я обязательно вернусь!» – писали они. Но никто не возвращался. Прошлая жизнь была для них слишком тесна и больше им не подходила.

Ярк напевал свою бесконечную песенку: «Эх, „Гусь-нырок”, тебе вода не впрок, она хлещет сквозь щели. Сидеть тебе на мели, „Гусь”, как сидит дружок твой „Брюс”. На всех море одно – и всех ждет его дно». Он пел и переносил разметку на неотесанные доски.

– Можешь забрать свою лодку в следующую субботу. Она будет готова.

«Слава богу! – подумал Куойл. – Человек спасается от пытки бесконечной песней».

Светло-коричневый паук резво побежал по верхней кромке строительной рыбины.

– Погода меняется. Вон пауки как скачут весь день, и колени у меня трещат. Ладно, давай резать заготовки. «Вот „Брюс” сюда лося привез, и лось тут славненько живет».

Куойл посмотрел на свою лодку. Она стала настоящей благодаря дереву, из которого ее собрали. Он ошибся, спутав свершившийся факт с его первопричиной. Эта лодка существовала в уме Ярка вот уже несколько месяцев.

Ярк отпиливал и выравнивал, а Куойл выстраивал части корпуса вдоль стены. Их изгибы напомнили ему о Уэйви с лирообразными бедрами, расширяющимися возле талии, и упругими ногами. Если они с ней поженятся, неужели Петал так и будет третьей в их постели? Или третьим будет Герольд Проуз? Он представил себе, как демонические любовники сплетаются в страсти, кусая друг друга и постанывая, а они с Уэйви корчатся возле изножья кровати, зажмурив глаза и зажав руками уши.

Смеркалось, они тяжело дышали, устанавливая и закрепляя части корпуса.

– Раз проку нет, его не жди, а лучше чай попить иди! – спел Ярк, когда они вышли из сумрака мастерской на улицу.

Море и небо были похожи на два стеклянных полотна, стоящих под углом друг к другу Маяк на мысе чертил горизонт яркими лучами. Окна дома горели ярко-оранжевым цветом.

– Слышал? – спросил Ярк, останавливаясь на тропинке и предостерегающе подняв руки с растопыренными пальцами.

– Что? – Куойл слышал только тихое дыхание моря где-то внизу. Он хотел домой.

– Море. Я слышал большую волну. – Они стояли под янтарным небом и слушали. Темные спутанные ветви кустарника, утес, напоминавший мемориальную стелу.

– Вот! Слышал? – Ярк схватил Куойла за запястье, вытянув его руку туда, куда до этого показывал сам, на северо-восточную часть залива.

В поблескивающей воде светился сгусток голубого света. Луч маяка прорезал воздух над заливом, но не встретил ничего на своем пути. А за ним в сгущающемся сумраке шевелилось, мерцало и перекатывалось нечто темное и неизвестное.

– Это предвестник плохой погоды. Я часто такие видел. Скоро погода изменится.

Однако обманчиво ясное небо не предвещало ничего плохого.

***

Перед домом Верков вдоль дороги стояли легковые машины и пикапы. Сквозь кухонное окно Куойл увидел находящихся там людей. Он открыл дверь и вошел в музыку. Уэйви играла «Джой Лард» на аккордеоне, а Деннис подыгрывал ей на гитаре. А кто это поет? Бити вынула из духовки горячие противни и прокричала какую-то шутку. В ответ раздался взрыв смеха. Мэвис Бэнгз рассказывала тетушке о женщине в Сент-Джонсе, у которой была какая-то болезнь груди. Кен с другом стояли, прислонившись к стене и сложив руки. Они наблюдали за остальными, потому что впервые оказались не на простой кухонной вечеринке, а на званом ужине.

– Пап, – сказала Банни, дергая Куойла за наполовину снятую куртку. – Я так долго ждала, пока ты вернешься домой! Пап, пошли в мою комнату, я покажу тебе, что нам принесла Уэйви. Пойдем, пап. Ну пойдем, пожалуйста.

Она была чем-то возбуждена. Он очень надеялся, что дело было не в ее рисунках. Он боялся увидеть еще одно дерево, похожее на капусту брокколи. Весь холодильник уже был увешан ими.

Куойл позволил ей протащить себя через всю компанию, поймав на ходу взгляд Уэйви и ее улыбку, предназначенную только для него, и вошел в комнату Банни. Пока он шел по ступеням, ему на ум пришла мысль: может быть, любовь была похожа на коробку с конфетами разных сортов, из которой человеку позволялось брать больше, чем один раз? Какие-то конфеты жгли и жалили язык, какие-то пахли духами. В некоторых начинка была горькой, в некоторых – смешанный с медом яд. Что-то быстро проглатывалось, а что-то застревало в горле. И среди обычных мятных и сливочных карамелек попадались по-настоящему редкие, некоторые были смертельно опасны, а некоторые дарили тихое спокойствие и радость. Какую из них выбирает он сейчас?

Герри и Саншайн лежали на полу. Марти пододвинула миску с водой поближе к щенку лайки. Белый мех, свернутый бубликом хвост. Щенок галопом кинулся к Банни, схватил шнурок на ее ботинке и принялся тянуть.

– Это же белая собака, – он с трудом произнес эти слова. Наблюдал за ней краешком глаза.

– Это ездовая собака, пап. Уэйви привезла ее от брата, который выращивает ездовых собак.

– От Кена? Кен выращивает ездовых собак? – Он знал, что это не Кен, но никак не мог понять, что происходит. «Мужчина крайне удивлен, увидев в комнате дочери белую собаку».

– Да нет. Это другой брат, Оскар. Тот, у которого ручной тюлень. Ну помнишь, мы видели ручного тюленя? Нас туда возил Кен. А еще Оскар обещал научить меня дрессировать ее. когда она подрастет. Пап, мы будем участвовать в гонках, если она захочет. А еще я попрошу Шкипера Эла показать мне, как делать коматик. Это такие санки. Мы видели такие у Оскара. Когда я вырасту, то стану гонщицей на собаках.

– И я, – сказала Саншайн.

– Это самое приятное, что я слышал, девочки. Мои гонщицы на собачьих упряжках. Вы уже придумали ей имя?

– Уоррен, – сказала Банни. – Уоррен Вторая.

– Уоррен Вторая, – повторил Герри.

Куойл понял, что его жизнь может пройти в окружении династии собак по имени Уоррен.

– Папа, – прошептала Банни. – У Герри тоже будет собака. Брат Уоррен Второй. Ему подарят ее завтра. Только не говори ему, потому что это секрет.

Куойл спустился вниз, чтобы обнять тетушку и потом Уэйви. Его близость к ней придала ему смелости, и он поцеловал ее. Сильное искреннее объятие. Зажатый между ними аккордеон издал странный звук. Этот демонстративный личный жест публика встретила криками и аплодисментами. Это было уже равносильно объявлению о намерениях. Отец Уэйви сидел за столом. Одна рука лежала на колене, второй он стряхивал пепел сигареты в блюдце. Он кривовато улыбнулся Куойлу. Подмигнул, чтобы выразить одобрение, но не соучастие. Так вот от кого Уэйви научилась подмигивать. Только Джек стоял в темной кладовой и смотрел в окно.

– Джек, – позвала его Бити. – Что это ты там стоишь? Что тебе не дает покоя?

Она вытащила высокий белый торт, покрытый розовым кремом. Выложенные конфетами буквы: «Добро пожаловать, Агнис!» Куойл съел два куска и уже нацелился на третий, но он достался Билли Притти, который приехал поздно. Его голова была покрыта снегом. Он вошел и просто стоял возле плиты. Что-то в его позе говорило о том, что у него были важные новости. Все мужчины в комнате посмотрели на него, хотя он не проронил ни слова.

– Морские прогнозы мало что говорят, но я вам точно скажу: там собирается что-то серьезное. Идет сильный снег. А ветер дует узлов тридцать, не меньше. С востока, и становится все сильнее. Я думаю, идет вьюга. Послушайте. – Когда звук аккордеона затих и совсем смолк, все услышали вой ветра вокруг дома. – Должно быть, это один из полярных низких ветров, который на станциях не видно до тех пор, пока он не подойдет совсем близко. Я, наверное, поздороваюсь со всеми да поеду домой. Не нравится мне все это, – сказал Билли с набитым ртом. Прогноз не понравился и всем остальным.

– Я буду сидеть дома, приятель, – прокричал Джек Куойлу. – Я, знаешь, чувствовал, как она надвигается. Если я не уберу лодку, она разобьет ее в щепки. Мать поедет с Деннисом. – Он показал на жену и на Денниса. Все было понятно.

К девяти часам обеспокоенные гости разъехались, думая о заметенных дорогах и разломанных лодках.

– Похоже, ты привела ее за собой, тетушка.

Они сидели на кухне в окружении тарелок. Тетушка держала в руках свою порцию виски. В раковине лежал скелет из вилок.

– Никогда так не говори. Никогда не говори человеку, что он принес с собой шторм или вьюгу. Это самое плохое, что ты можешь ему сказать. – Но ей было приятно.

***

Часы с маятником, привезенные с экватора в Северное полушарие, будут спешить. Арктические реки сильнее размывают правые берега, а охотники, потерявшиеся в северных лесах, невольно уходят правее выбранного ими маршрута из-за вращения земли под их ногами. На севере самые опасные западные бури часто начинаются с восточного ветра. Все это связано с кориолисовым эффектом вращения Земли, создающего ветры и потоки воздушных масс, обратный поток и вихревые бури.

– Переменчивый ветер, мерзкая погода, – бормотал Билли Притти, боком съезжая с холма. Ветер теперь дул под углом в северном направлении.

Несколько дней назад он видел предвестников этого ветра – ромбовидные светящиеся пятна на мутном небе: почти сразу уловил внутренним чутьем этот ветер, его направление, расчерченное этими ромбами как пометками на старых картах, называемыми «розой ветров». Карта ветров его побережья показывала изменение направления с северо-восточного на юго-западное.

К полуночи ветер уже дул четко на запад, и Билли слышал его стоны и вой, заявляющие о приходе одного из самых страшных известных человеку вихрей. Он был родственником Голубому Северному и холодным Балаасту и Лэндлашу, братом шквалу Бычий Глаз, начинавшемуся с маленького облака с красноватой сердцевиной, отчимом Виндс-Гниру из норвежских саг, дядюшкой Уиллиуоу из Аляски и дикому Доинионну из Ирландии, сводным братом Кошаве. терзающей югославские равнины русской вьюгой, Степпенуинду и жестокому бурану открытых степей Центральной Азии, морозным вьюгам и пурге из Сибири и метели из северной части России, кровным братом Близарду, канадскому завывающему ветру, который часто называют просто Северным ветром, и Питтараку, заставляющему дымиться ледяные просторы Гренландии. Этот безымянный пока ветер вгрызался в скалу своим невидимым, но твердым как сталь телом.

Билли помолился в подушку за бедные души, которые попали во власть волн в этот вечер. Длинные, покрытые пеной, они разнесут в щепки траулеры и танкеры, используют любой недостаток износившегося корпуса.

Потом ему пришлось встать. Электричества не было. Он пробрался в темноте к фонарю, нашел его и посветил в окно. Там не было видно ничего, кроме снега, кружащегося с такой скоростью, что казалось, будто воздух светится.

Билли осторожно открыл дверь, почувствовал, как она рванулась, повинуясь движению ветра, и с огромным усилием закрыл ее снова. На кухонном полу остался снежный веер с отпечатком его босой ноги. В доме дребезжали все окна, а снаружи стояла какофония – грохот ведер, хлопанье веревки и брезента, – вторящая вою ветра. Провода, идущие от его дома к столбу, издавали такие пронзительные звуки, что у Билли зашевелились волосы на голове. Сюда пришел холод прямо с ледников и отсюда отправится дальше, к дымящемуся океану. Он бросил поленья в тлеющие угли, но огонь едва горел. Билли понял, что ветер дул с такой силой и скоростью, что в дымоходе образовалась воздушная пробка. Будто сверху на трубу надели заглушку. Но этого же не может быть!

– Такой ветер может даже с собаки шерсть сдуть, – сказал он. А его собственная собака, Элвис, прижала уши и дернула шкурой на спине.

***

В доме Берков тетушка обратила внимание на рокот моря, низкий звук которого передавался даже ножкам ее кровати. Выше по дороге миссис Баггит узнала в голосе ветра свистящее дыхание своего тонущего сына. Герри, застыв под одеялом, ощущал мощь бури, чувствуя себя крохотным муравьем на открытом пространстве. А в Сент-Джонсе, лежа в своей белой кровати, старик дрожал от радости, что смог вызвать такие силы с помощью своих узлов.

Банни подошла к воющей трубе на крыше, поднялась в воздух и поплыла против ветра через залив, на огромный камень, где стоял привязанный зеленый дом. Она легла на камень и стала смотреть вверх. Сначала приподнялась панель на крыше, потом она оторвалась и улетела. Труба дымохода разлетелась на кирпичи, как карточный домик. Каждый из тросов стонал своим низким голосом. Медь впивалась в скалу, бревна дома вибрировали. Сотрясались стены, выстреливая гвоздями в распахивающиеся двери. Дом рвался к морю.

Раздался треск, свист, и один трос оборвался. Взорвалось стекло. Дом развернулся, пронзительно завыли оставшиеся тросы.

Банни наблюдала за происходящим, лежа на спине и вытянув руки, будто связанный заключенный, который не может двинуться с места. Дом приподнялся, и один его угол оказался над камнем. Потом упал назад и снова приподнялся. Разбилось стекло, оторвался второй трос. Теперь в воздух поднялась вся задняя часть дома и снова упала. Слышался треск бревен, звон стекла; посуда, кровати и шкафы – все металось по полу внутри дома. Ящик с ложками и вилками лежал на боку. Выгибались ступени.

Резкий порыв ветра сдвинул дом на восток. Лопнули последние тросы, и дом одним мощным движением перевернулся набок.

Она закричала. Проснулась, забилась на полу, пытаясь убежать. Завывающий снаружи ветер только подкрепил реальность кошмара. Куойл ворвался в дверь и схватил мечущегося ребенка. Он боялся за свою дочь, которая почти сходила с ума от страха.

Однако минут через десять она уже была спокойна, выпила чашку теплого молока, выслушала логичные объяснения Куойла о том, что шум ветра вызвал у нее плохой сон, сказала, что готова идти спать, если Уоррен Вторая будет спать на ее кровати. Вместе с ней. Когда Куойл осторожно спросил ее о том, что именно ей приснилось, она уже ничего не помнила.

***

В «Болтушке» Куойл открыл новую рубрику: «Разбитое побережье», где разместил фотографии лодок, валяющихся на улице, перевернутых снегоочистителей. Билли Притти усталым голосом сообщил, что у них набралось множество материала для статей и тысячи историй. Пропавшие корабли, более сорока мужчин, три женщины и один ребенок утонули между Великими Берегами и заливом Святого Лаврентия. Разбитые суда, потерянные грузы. Бенни Фадж принес фотографии людей, откапывавших занесенные снегом автомобили.

Гидрометеорологическая служба говорила об ожидающемся резком потеплении.

Оно пришло в понедельник. Жаркий день, земля дымилась от тающего снега, все кругом говорили о глобальном потеплении. Подтаявший айсберг прошел мимо мыса. Куойл в одной рубашке щурясь смотрел вперед. Когда ему удавалось приглушить свое беспокойство о Банни, он чувствовал внезапные волны радости. Казалось, для них не было никакой причины, разве что постепенно удлиняющиеся дни, или внезапное тепло, или ясный, прозрачный воздух. Такой сладкий, что ему казалось, будто он только что научился дышать.

Поздним утром открылась дверь комнаты новостей. Там стояла Уэйви. Которая туда никогда не приходила. Она поманила его к себе и зашептала на ухо. Ее дыхание приятно щекотало щеку. Золотисто-каштановая коса из блестящих волос, которые он видел распущенными. Желтая краска на пальце, легкий запах скипидара.

– Папа говорит, что ты должен заехать к нам сегодня до обеда. Он хочет тебе кое-что показать.

Сказала, что не знает, о чем идет речь. Какой-то мужской разговор. Арчи был известным мастером разделять все события на женские и мужские дела. Пустой буфет и полная тарелка были мужским делом, а полный буфет и пустая тарелка – женским.

Когда Куойл подъехал, он стоял, облокотившись об ограду. Должно быть, он издалека услышал подъезжающую машину, потому что у нее был сорван глушитель. Куойл знал, что ему бы следовало пройти это расстояние и что физическая нагрузка ему не повредит, но на машине он добрался сюда гораздо быстрее. Если завтра погода не изменится, он начнет ходить пешком.

За спиной Арчи был его деревянный зоопарк, в руках старинный бинокль, во рту сигарета. Много лет назад первым, что он увидел в этот бинокль, стали братья Баггиты, подражающие друг дружке, перепрыгивающие на заливе с одной льдины на другую. Он даже рассмотрел их мокрые носы. Целый час ни один из них не оступался. Потом Джейсон упал и зацепился за край льдины, пока брат пытался его вытащить. Арчи выскочил на воду в своей лодке и оказался на месте меньше чем за три минуты. Спас мальчика, выдернув его из воды, покрытой ледяной кашицей. В то время он думал, что им всем повезло только благодаря его биноклю. Но позже он понял, что тот случай был дурным предзнаменованием. Никому еще не удавалось изменить судьбу. Джейсону было суждено утонуть.

Когда Куойл подошел к нему, он поднял бинокль и направил его на дальний берег, на мыс Куойлов, будто там находилась иллюстрация тому, что он хотел сказать.

– Знаешь, кажется, твоего дома больше нет. Посмотри сам. – И протянул бинокль Куойлу.

Куойл стоял на припорошенном снегом камне и медленно смотрел в бинокль, поворачиваясь из стороны в сторону. Еще раз. И еще.

От Арчи сильно пахло сигаретами. Его лицо было испещрено тысячью тонких линий, из ноздрей и ушей росли черные вьющиеся волосы. Пальцы были оранжевого цвета. Он не мог говорить не кашляя.

– Ты не найдешь его, потому что его нет. Я искал его сегодня утром, но дома не оказалось на месте. Правда, можно сходить и посмотреть, может, он просто опрокинулся или его чуть отнесло в сторону. У нас тут был очень сильный, резкий ветер. Сколько лет дом держали эти тросы?

Куойл не знал. Они были еще до тетушки, получалось, шестьдесят четыре года или того больше.

– Ей будет тяжело потерять этот дом, – сказал Арчи. – Особенно после того, как вы столько в него вложили.

Куойл понимал, что его собственная дорога к морю осталась на месте, ему казалось, что он потерял птиц, летающих между стволами елей, место, где он спрыгивал на пляж. Будто он потерял право на тишину. Теперь ему оставался только город. Куойлов снова ожидали перемены.

Он поблагодарил Арчи и пожал ему руку.

– Хорошо, что у меня есть бинокль, – сказав это, Арчи затянулся сигаретным дымом. Что это может для них значить?

***

Бити подтвердила, что Деннис валил лес для своего друга Карла, который до сих пор не мог поднять ничего тяжелее вилки и все время носил огромный воротник вокруг шеи. Да, у него был снегоход. Правда, снег уже начинал подтаивать. Возле шоссе, у голубой разметки, Куойл заметил припаркованный грузовичок. Это было недалеко от того места, где они рубили дрова после Рождества. Туда вела четкая тропа. Он найдет его. Конечно, не заблудится. Деннис был весь покрыт щепками, и Куойлу пришлось перекрикивать работавшую бензопилу. Он рассказал, что его дом пропал. И они поехали в сторону мыса Опрокинутого. Сквозь снег кое-где проглядывал гравий. Они миновали фабрику по пошиву перчаток. Птицы оказались на месте. Запах смолы и выхлопных газов. Капель.

Огромный камень казался голым. В нем виднелись крепления и петля троса. Больше на нем не было ничего. Дом Куойлов исчез, унесенный ветром, изгнанный со скалы в море, в брызгах битого стекла и ледяных кристаллов.

***

– Мы вложили в него столько труда и денег, а он просто исчез? Простоял пустым сорок лет, а потом пропал за одну ночь? Именно тогда, когда мы его починили? – Тетушка была в своей мастерской, сморкалась в платок. Потом замолчала. – А туалет стоит?

Он не мог поверить своим ушам. Они лишились дома, а она спрашивает о сортире!

– Я не обратил внимания, тетушка. Кажется, его тоже не было, правда, не могу сказать, что я его искал. Причал на месте. Мы можем построить какую-нибудь избушку, чтобы приезжать туда по выходным и жить летом. Знаешь, я тут подумываю, не купить ли дом Берков. Хороший дом в удобном месте. В нем восемь комнат, хватит на всех.

– Я переживу, – сказала она. – Ничего, у меня в жизни случались и не такие испытания.

– Я знаю, – сказал он.

– О мальчик мой, ты даже о них не догадываешься, – она качала головой с застывшей улыбкой на лице.

Это начинало раздражать, и Куойл выпалил:

– Я знаю о том, что мой отец сделал с тобой. Когда вы были детьми. Мне об этом рассказал старый Нолан Куойл.

Он все знал. У тетушки перехватило дыхание. Он знал тайну всей ее жизни.

Она не нашлась что сказать, поэтому рассмеялась. Попыталась рассмеяться. Потом начала всхлипывать, прикрыв лицо руками. Племянник успокаивал ее и похлопывал по плечу, будто она была Саншайи или Банни. Потом догадался сделать ей чаю. Зачем он об этом сказал?

Она выпрямилась, снова ожили руки. Она сделала вид, что ничего не было сказано, и уже выдавала идеи чаще, чем Джек Баггит вытаскивал рыбин из воды.

– Мы построим новый дом. Дачу, как ты и сказал. А я буду холодную часть года жить в городе. На самом деле я давно об этом подумывала.

– Нам придется сначала поднакопить денег и только потом строить дом. Я даже не знаю, сколько смогу в него вложить. Я действительно хотел бы купить дом Берков.

– В общем-то у нас есть деньги на постройку нового дома на мысе, – сказала тетушка. – Он же был застрахован.

– Ты застраховала зеленый дом? – недоверчиво переспросил Куойл. Он об этом совсем не думал.

– Разумеется. Это первое, что я сделала, когда мы переехали сюда в прошлом году. От пожара, потопа, ущерба, нанесенного льдом, и событий, классифицируемых как «проявление Божьей воли». А такое исчезновение дома было явно проявлением воли Божьей, если я что-нибудь в этом смыслю. На твоем месте я бы спросила Берков, не продадут ли они вам дом. Он большой и удобный, там хватит места для вас и для детей. Я так понимаю, вы с Уэйви приняли какое-то решение? Правда, вы об этом еще ничего не говорили.

Куойл почти кивнул. Опустил подбородок и задумался, пока тетушка продолжала говорить.

– У меня другие планы, – сказала тетушка, придумывая их на ходу. Теперь она не могла жить с племянником, потому что он обо всем знал. – Я тут присматривалась к зданию, в котором находится моя мастерская. Возможно, я его куплю. За него просят гроши, а мне надо расширяться. Наверху там довольно мило и прекрасный вид на залив. Можно сделать уютную квартиру. И потом, я больше не буду рисковать в одиночестве. Мэвис, ты ведь помнишь Мэвис Бэнгз, так вот, она хочет стать моим компаньоном. Она отложила немного денег и хочет пустить их в дело. Мы проговорили об этом всю зиму. Логично будет, если мы обе будем жить над мастерской. Так что, наверное, я так и сделаю. На самом деле исчезновение дома облегчает нам жизнь.

Как обычно, тетушка уже опережала события.