Текст книги "Корабельные новости"

Автор книги: Энни Прул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

32 Лохматый дьявол

Для того чтобы распутать сбившуюся веревку, расслабьте все узлы и плетения, чтобы в них появился просвет и из клубка высвободился длинный конец веревки. Затем пропустите этот конец через открывшиеся пространства, скатывая его, как чулок. Следите за тем, чтобы сбившийся клубок все это время оставался рыхлым, и не тяните за конец веревки, позволяя ему распутаться самостоятельно.

«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»

За ночь поток теплого, ароматного воздуха с материка опустился на начавший застывать лед. Растаял ноябрьский снег. В полдень пятницы Терт Кард, ошалевший от нежданной весны, ввалился в редакцию, стал всех разыгрывать, отвечал на телефон фальцетом и все время бегал в туалет. От него пахло ромом. Возбуждение Натбима проявлялось только в громком голосе. Его отъезд совпал с нарастающей луной.

– Я поехал за Банни. Отвезу ее к Бити и вернусь, – сказал Куойл.

На кухне Бити он быстро выпил чашку чаю.

– Бити, Натбим сегодня устраивает вечеринку. Я поеду помогу ему все приготовить, заодно посмотрю трейлер. Боже мой, ты печешь самый лучший в мире хлеб. – Он запихивал в рот огромные куски.

– Может быть, мне больше не понадобится его печь, если Элли Марвел откроет этой весной собственную пекарню. Хлеб держит хозяйку дома, а мне хотелось бы кое-чем заняться. Если, конечно, Деннис мне это позволит, – прошептала она.

– Папа, – сказала Банни. – Я тоже хочу на вечеринку.

– Нет, на эту тебе идти не надо. Это будет мужская вечеринка. Тебе там будет неинтересно.

– Слушай, Куойл, – сказал Деннис из-за телевизора. – Я так понимаю, что сегодня ты сюда уже не вернешься.

– Почему, вернусь, – сказал Куойл, которому в ожидании переезда в трейлер приходилось ночевать на переносной койке в подвальчике, служившем мастерской. – Завтра мне предстоит много дел, раз уж дороги стали почище. Утром надо будет кое-что забрать из дома на мысе, потом ехать помогать Элвину с лодкой.

– Если у девочек есть запасные варежки, привези их сюда, – сказала Бити. – Саншайн, покажи папе, что случилось с твоими варежками.

Девочка принесла что-то жесткое и обуглившееся.

– Она принесла пару поленьев, и одна варежка зацепилась за щепу. Она не заметила этого, и когда Деннис бросил полено в печь, мы почувствовали запах. Знаешь, запах паленой шерсти всегда привлекает внимание. Мы ее вытащили, но было уже поздно. Я сегодня свяжу ей еще одну, но ты понимаешь, что лишние варежки детям не помешают.

Саншайн подбежала к Куойлу, прижала губы к его уху и громко, щекотно зашептала:

– Папа, Бити учит меня вязать. Я вяжу для тебя подарок на Рождество. Это очень трудно.

– Боже мой! – сказал потрясенный Куойл. – Тебе же всего четыре года!

– Это такой фокус, пап. Из длинной-предлинной толстой нитки получается шарф. Только я не могу тебе это показать.

– Ты рассказываешь папе о нашем секрете?

– Да, – ответила Саншайн, светясь от счастья.

– До свиданья, – сказал Куойл.

– До скорого! – азартно отозвался Деннис.

***

На то, чтобы добраться до трейлера, ушло полтора часа. Куойл и Натбим надолго останавливались возле ликерных магазинчиков, нагружая багажник машины Куойла ящиками пива и рома, пока его задняя часть не просела. Пространство на задних сиденьях было забито расфасованными и нарезанными продуктами: ветчина, индейка, копчености и оливки из единственного в городке супермаркета. Затем они отправились на рыбоперерабатывающий завод за ящиком льда, который Натбим ухитрился водрузить сверху. Рано стемнело. До зимнего солнцестояния осталось несколько недель.

– А это не будет лишним? – спросил Куойл. – Тут всего очень много.

– Ты забываешь о сотрудниках газеты и рекламных агентах, и двух разборчивых гастрономических критиках. Бенни Фадж и Адонис Коллард, у них своя колонка. Ты читал их последний шедевр? Что-то вроде «Ньюфаундлендского путеводителя по местам, где жарят колбасу». Потом будет твой знакомый, старик из порта. Придет одна дама из судейских, которая передает нам новости из зала суда. У нас будет поздняя гулянка, начнем в полночь. Ожидается около пятидесяти любопытных персонажей. Ты увидишь, что и в Якорной Лапе можно погулять. Как не погулять, у меня тут почти двадцать три литра одного самогона!

– Вообще-то жареная болонская колбаса тоже вещь хорошая, – сказал Куойл.

– Ты, похоже, уже ассимилировался.

Они поехали в южную часть города, из которой узкий мост с односторонним движением вел к трейлеру, стоящему позади группки домов. Пастельный розовый цвет с канвой, который лучше бы смотрелся на девушках с зонтиками; низкий частокол. Видавший виды велосипед стоял возле ступеней.

– Сами Гудлэды живут в хороших домах, – сказал Натбим. – Они из рыбаков. Лэмби, Джон и их мать в зеленом доме. Есть еще два младших сына: Рей – в белом с красным доме, а Сэмми – в синем. Самый старший сын занимается ихтиологией, он биолог, работает в Сент-Джонсе. Это его трейлер. Прошлым летом он как-то приезжал, но через два дня уехал обратно. Сейчас он в Новой Зеландии, изучает какого-то экзотического краба Южного полушария, – Сам Натбим интересовался крабами только с гастрономической точки зрения, и то лишь в умеренных количествах. Иначе у него появлялась крапивница на запястьях. – Заходи, – сказал он и открыл дверь.

Куойл вошел и увидел типичный трейлер, с синтетическим ковром, уютными спаленками, гостиной, как на фотографиях семидесятых годов. Единственным непривычным фрагментом обстановки были огромные коричневые динамики, застывшие в углах комнаты как телохранители. Кухня была размером не больше шкафа, а в раковину Куойл не смог бы окунуть обе руки одновременно. В ванной он нашел странное сооружение: на ковре лежал желтый шланг с аэратором, свернутый в форме охотничьего рога, а в кабинке душа – половина пластмассового бочонка.

– А что это? – спросил он у Натбима.

– Мне очень не хватало ванной, то есть до сих пор не хватает. Это хоть как-то ее напоминает. На кораблях полно таких бочек, в них переправляют мелассу, черную патоку. Так вот, я распилил его и поставил в этот угол. Я даже могу в нем сесть. Не очень удобно, конечно, но все же лучше, чем налипшая на торс полиэтиленовая занавеска.

Выйдя в гостиную, Натбим сказал: «Вот послушай!» – и включил целую башню из звуковоспроизводящих приспособлений. Засветились красные и зеленые огоньки, цифровые дисплеи, запульсировали датчики и оранжевые эквалайзеры. Динамики гудели и грохотали, как живые легкие великана. Натбим вставил серебристый диск в проигрыватель, и воздух завибрировал низкими частотами. Музыка была такой громкой, что Куойл был не в состоянии различить звучащие инструменты. Пульсирующий сгусток энергии пронизывал его насквозь, заставляя вибрировать в такт его ритму.

Куойл воткнул бутылки с пивом в лед и помог Натбиму придвинуть стол к стене. Пластик, которым была затянута одноразовая посуда с нарезанной колбасой и сыром, заметно подрагивал.

– Когда приедет первый гость, мы откроем упаковки, – сказал Натбим.

Они поискали по шкафам большую миску, в которую уместилось бы тридцать пакетов чипсов, но так ничего и не нашли.

– Давай возьмем твою бочку из душа, – прокричал сквозь грохот Куойл. – Только на один вечер. Она довольно вместительная.

– Точно! И выпей пива. Прощальная вечеринка Натбима объявляется официально открытой! – Пока Куойл высыпал чипсы в пахнущий мылом бочонок, Натбим издал боевой клич, подхваченный ночью.

В окно, в картинной раме нежно-розового цвета, они увидели приближающиеся к мосту огни автомобиля. Пиво в руке Куойла дрожало от грохота музыки. Натбим что-то говорил, но его слова было невозможно разобрать.

Первым приехал Терт Кард. Он споткнулся и налетел на столик с тарелками. У него в руках была бутылка рома, а на голове большая туристическая кепка, которая делала его голову похожей на муравьиную. Он сорвал упаковочную пленку, схватил полную горсть ветчины и запихал ее в рот. Вопя и шатаясь, вошла целая толпа мужчин и принялась поглощать мясо и сыр с тарелок так, будто бы пришли на национальный конкурс по обжорству. Они ели чипсы, будто фаршировали дичь, перед тем как положить ее в печь.

Трейлер закачался на опорах. Внезапно комната настолько наполнилась людьми, что бутылки приходилось передавать друг другу над головами.

Рядом с Куойлом оказался Кард.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – прокричал он, протянув ему широкий бокал со сколотой кромкой. Потом, не договорив, исчез.

Куойл начал испытывать непривычное, дикое удовольствие. Бремя отцовства отпустило его, а мысли о Петал и Уэйви отступили. За всю свою жизнь он был только на двух или трех вечеринках и ни разу не был на мальчишнике. Он привык считать, что вечеринки устраивают ради сексуальных и социальных игрищ, но этот вечер был ни на что не похож. Там царило грубое возбуждение, которое больше подошло бы стоянке возле портового бара, чем дружественному вечеру прощания с Натбимом. Густой запах табака, рома и немытых волос. Кепка Терта Карда показалась и снова исчезла из виду, будто он плясал вприсядку. Он тер брови тыльной стороной руки.

– Меня все спрашивают о лохматом дьяволе, – прокричал Терт Кард. – Тебе я расскажу о нем.

Куойл едва разбирал слова монолога, который грозил стать бесконечным.

– В молодости мой отец жил на Лабрадоре… Тогда его звали Кард Левша, потому что он все делал левой рукой, все над ним смеялись. Так вот, он рассказывал, что однажды почувствовал рядом с собой под снегом ДЫРУ. Надо было ступать осторожно… или ты мог кубарем провалиться туда. Он шел очень осторожно… было так страшно. Однажды он встречается со своим дружком, Альфонсом, и они отправляются в охотничий домик. Альфонс говорит, мол, плохо дело, не нравится мне тут, я возвращаюсь домой. А отец его все уговаривает остаться. Погоди, говорит, пока развиднеется, и ложится спать. Встает утром, а Альфонса уже нет. Ушел, значит. Отец вышел и видит: его следы уходят прямо, вперед. Идут, идут, а потом просто исчезают. И все. Вокруг только чистый снег.

К Куойлу протиснулся мужчина с мясистым лицом, напоминавшим формой знатный кусок ветчины. Мужчина кричал, но его голос доносился откуда-то издалека.

– Привет, Куойл. Я Адонис Коллард, пишу для гастрономической колонки. Подошел поздороваться. Я не часто бываю в Якорной Лапе. Мы больше бываем в заливе Миски, сам понимаешь. Там почти все рестораны.

Толпа качнулась, и Куойл оказался возле бочонка с пивом. Аудиосистема Натбима пронизывала воздух ужасающе низкими звуками, похожими на храп и визг пилы одновременно. Потом снова появился Терт Кард с торчащим изо рта куском ветчины.

– Так вот, отец взял ШЕСТ. И стал прощупывать снег там, где обрывались следы. Вдруг раздается ТРЕСК… и открывается глубокий голубой колодец… такой полированный стальной ЦИЛИНДР. Отец бросил в него шест, а оттуда свист!

Между ними кто-то протиснулся, и Куойл попытался пробраться к выходу, работая локтями как веслами. Но Кард снова оказался перед ним.

– Тут вдруг что-то как прыгнет позади него! ЛОХМАТЫЙ ДЬЯВОЛ прыгнул в эту дыру, как хоккейная шайба… такой, с КРАСНЫМИ ГЛАЗАМИ. И говорит моему отцу: «Я ВЕРНУСЬ за тобой… вот только вымою свои кастрюли». Так мой отец пробежал больше пятидесяти километров.

– А у меня жена умерла, – выдал Куойл.

– А, я знаю, – сказал Терт Кард. – Это уже не новости.

К десяти часам Куойл был пьян. Народу набралось тьма. В трейлере было так тесно, что Натбим не мог пробиться к туалету и не придумал ничего другого, как помочиться на остатки картофельных чипсов в голубой бочке. Этот пример был принят на ура. Оглушающая музыка, казалось, сеяла безумие. Во дворе произошло две драки, и обагренный Диди Шавел выбросил велосипед Натбима в залив. Силач оглянулся в поисках балки, на которой мог бы подтянуться на пальце. Появился Деннис, ругаясь и пошатываясь, с бутылкой рома в руках. Человек с угрюмым лицом, которого Куойл никогда не видел, скинул штаны и принялся танцевать в грязи. Рывок и двадцать распевающих мужчин приподняли край трейлера и отбросили в сторону подпорки. Джек, обнявший Денниса и пьющий с ним из одной бутылки. Грузовик случайно бьет другую машину. По земле разлетаются осколки стекла. Билли Притти лежит на ступенях, горланя беззвучные песни и мешая всем пройти. Шатание, крики и ругань, смешивающиеся с рокочущим ритмом, зловещие хрипы и ярость. Акцент становился все сильнее, пока спорящие не перешли на чистейшее местное наречие, и Куойл перестал их понимать.

Худощавый черноволосый мужчина, на тридцать сантиметров выше местных жителей, которые внешне были похожи друг на друга: огромные челюсти, отсутствие шеи, светлые волосы и бочкообразная грудь, забрался на крыльцо.

– Ага! – заорал он. – Он хочет бросить нас и уехать, да? А мы оставим его здесь. Пошли, ребята, разобьем его лодку! У тебя пила с собой, Ниди?

Натбим завопил:

– Нет! Нет! Мать вашу, не трогайте ее! Не троньте, чтоб вас всех!

С возбужденными криками и рычанием дюжина человек последовала за черноволосым. Куойл не понимал, что происходит. Он только увидел, что его бросили, забыли. Все веселье переместилось в какое-то другое место, но без него. Так было всегда. Куойла никуда не брали. Ничего не изменилось. В порыве обиды он побрел в сторону дороги. Зачем? Надо же было что-то делать.

– Куойл, сукин ты сын, вернись и помоги мне ее спасти! – Но вопль Натбима растворился в какофонии звуков.

***

Вечеринка переместилась к причалу, возле которого стоял пришвартованный «Ворогов». Кто-то из гостей прихватил из багажников своих пикапов бензопилы, а кто-то просто взял в руки камни и палки. Черноволосый мужчина шел впереди и вопил: «Мы любим сукина сына Натбима!»

Скромная лодка, починенная и готовая к отплытию, укомплектованная провиантом и с заполненными баками пресной воды, с новенькими линями и полированными частями обшивки, спокойно стояла у причала. Натбим метался вдоль дороги, плача и смеясь, пока дикая толпа крушила его лодку. Черноволосый мужчина поднял топор и обрушил его на палубу. Бензопила вонзалась в ее корпус. Раздавались жуткие звуки разрушения и всплески воды, когда части «Борогова» падали за борт. Черноволосый быстро прорубил палубу и за считанные минуты – днище.

– Каждый сам за себя, – проорал он и спрыгнул на пристань.

Через десять минут лодка Натбима была под водой. В воздухе осталась лишь крыша каюты, как затопленный спасательный плот.

***

Куойл не помнил, как ушел из эпицентра событий. В одну минуту он был там, потом как-то оказался руками и ногами в канаве, по другую сторону моста. Во рту все горело, и воздух казался густым, как вода. Или он все-таки упал в воду и теперь барахтался в ней под покровом ночи? Он встал, пошатываясь, оглянулся на трейлер. В темноте светящиеся окна накренившегося трейлера напоминали тонущий пассажирский корабль. Он еще подумал, что музыка из динамиков Натбима должна быть слышна на судах в радиусе пяти миль. К этому грохоту примешивалось завывание толпы.

Он пошел вдоль дороги нетвердыми шагами, углубляясь в тишину. Черт бы побрал этого Натбима. У него есть свои дела. Куойл прошел мимо домов на крутых улицах Якорной Лапы. В голове у него постепенно прояснялось. Он не знал, куда направляется, но продолжал подниматься все выше. Вот он на холме, возвышавшемся над городом. По этой дороге он каждый день ездил на работу. Внизу он видел портовые огни и медленно приближающийся большой корабль. Луч света с маяка мазнул по поверхности моря. Куойл пошел дальше. Ему казалось, что он может дойти хоть до Австралии. Вниз по склону холма, мимо темных окон «Болтушки». В доме Баггитов смотрели телевизор. Миссис Баггит была одна в окружении белоснежных салфеточек. Посмотрел в сторону противоположного берега, где в густой ночи угадывались очертания мыса Куойлов. Лунный свет сделал очертания земли четче, бросил сверкающую полосу на воду.

Он стоял у окна ее кухни. Изнутри доносились искаженные звуки музыки. Он встал на колени возле окна. Жесткий неоновый свет от круглой люстры на потолке. Звон и топот. Он смотрел на Уэйви, сидящую на кухонном стуле, с широко расставленными ногами, держащую на подоле юбки, как на гамаке, красный аккордеон. Ее ступня двигалась вверх и вниз, когда она отбивала ритм, который казался каким-то грустным из-за своей четкой размеренности. На пустой сцене, покрытой линолеумом, прямо перед плитой, танцевал Герри. Он прыгал, старательно вытанцовывая джигу. На его пухлом лице была напряженная улыбка человека, полностью погруженного в свое занятие.

Куойл снова выбрался на дорогу. Отражение луны врезалось в ровную поверхность воды, образовав в ней отверстие, напоминающее ледяной колодец, в котором лохматый дьявол отца Терта Карда мыл свои кастрюли. Со двора отца Уэйви на него внимательно смотрели разноцветные деревянные собаки. Свет мерцал на их пробочных ошейниках, будто они проглотили кусочек луны. Куойл пошел обратно в Якорную Лапу. В гостиницу, где снимет комнату. Он уже забыл о доме Бити и Денниса и о своей койке в подвале.

33 Кузен

Волшебные сети, петли в некоторых случаях использовались и до сих пор используются в качестве смертоносного оружия.

«КОЛДОВСКИЕ УЗЛЫ»

В десять утра в номер Куойла постучалась горничная. Потом она приоткрыла дверь, просунула в нее голову и сказала:

– Я иду прибрать в комнате, дорогой!

– Подождите, – сказал Куойл. – Еще полчаса. – Выцветший, полуживой голос.

– Похоже, ты был на той вечеринке, где утопили лодку! Гарриет говорит, что на кухне уже готовы сворачиваться с завтраком, чтобы подготовиться к обеду. Сказать ей, чтобы оставила тебе порцию яиц с чаем?

Куойл стоял на коленях перед туалетом, тужась в попытке вызвать рвоту. Его тошнило, ему было плохо. Он ненавидел себя. Ее голос казался ему докучливым жужжанием осы, попавшей в банку. В конце концов ему удалось включить душ и встать под его горячие колючие струи, лицом прямо напротив распылителя. Головная боль немного отступила. Болели ноги.

Воздух в спальне после горячего душа показался ему ледяным. Когда он натягивал одежду, она царапала его, будто была сделана из железа. Когда он наклонился, чтобы завязать шнурки на ботинках, головная боль вернулась, заболели глаза и судорожно сжался желудок.

Грязно-серое небо за окном, ветер кружил песок по улицам. Мимо проехало несколько грузовиков. Выхлопные газы поднимались вверх спиралевидными нитями. Холодно. Рукав куртки оказался изорванным от плеча до манжеты.

Внизу Гарриет ухмыльнулась, увидев Куойла.

– Говорят, вечеринка удалась, – сказала она.

Куойл кивнул.

– Тебе надо бы выпить чашку чаю. Хорошего, крепкого горячего чаю.

– Я дома попью, – сказал он. – Мне сегодня надо съездить на мыс, кое-что забрать. – Кое-что – это ботинки Саншайн, детские варежки, его рубашки, библиотечные книги, которые он должен был сдать несколько недель назад, инструменты. После обеда он должен быть у Элвина Ярка. У него остались смутные воспоминания о разгромленном трейлере Натбима. Выходит, они не смогут в нем жить? Он попытался позвонить Натбиму опустив несколько монет в прорезь телефона-автомата. Никто не ответил.

– Говорят, сегодня вечером будет снег, – сказала Гарриет и зашелестела бумагами. – Что слышно от Агнис? Ей нравится в Сент-Джонсе? Я знаю, что Доун в восторге от Сент-Джонса. Она моя кузина, самая младшая из детей Арки. По-моему, она считает, что сбылась ее мечта. Она говорит, что сюда больше не вернется.

– Наверное, у нее все в порядке, – сказал Куойл. Его трясло.

Он вышел на улицу и не смог найти свою машину. Он силился вспомнить о том, что происходило перед вечеринкой и во время ее, но его сознание вернуло его в тот момент, когда он шел к дому Уэйви. Чтобы посмотреть в ее окно. Должно быть, машина все еще стоит возле трейлера Натбима. Или он разбил ее, съехав с дороги либо свалившись в море? Он не знал. Ему пришлось дойти до портовой конторы такси, чтобы нанять машину. Он попросил отвезти его к трейлеру. Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться к этому месту.

– Так вот, оказывается, где было веселье, – сказал водитель. – Я и не знал. Правда, я видал гулянки на два, три дня. Сейчас так не гуляют. Эх, прошли хорошие времена. – И с этими словами он уехал.

Его «универсал» стоял перед трейлером. На двери машины была вмятина. На заднем сиденье валялось семь или восемь банок пива. К крылу приклеились съежившиеся кружочки ветчины. Трейлер накренился на одну сторону. Вся земля вокруг была усыпана осколками бутылочного стекла. Ни Натбима, ни его велосипеда не было видно. Лодки на пристани тоже не было. Неужели он уплыл вдребезги пьяный, даже не попрощавшись? Должно быть, он сейчас где-то в открытом океане мучается от головной боли.

Куойл подумал о бочонке с мочой и остатками чипсов, о крохотных алюминиевых комнатках. Ему почему-то не хотелось жить в этом трейлере.

***

Бити встретила его холодным взглядом и чашкой горячего чая.

– Я ночевал в гостинице, – сказал он. – Как вы, наверное, догадались.

– А по тебе не скажешь. Ты выглядишь так, будто спал в собачьей конуре. Я не думала, что ты на это способен.

– Я тоже, – сказал он. Обжигающий чай с двоиной порцией сахара и молока постепенно возвращал ему силы. – Деннис уже встал?

– Да. Можно сказать, что он и не ложился. Пришел уже засветло с беднягой Натбимом взять какие-то инструменты. Сейчас он ищет всех остальных, кто топил лодку. Бедный, бедный мистер Натбим.

– Топили лодку? Я этого не видел. Похоже, я ушел до этого момента. Ничего не видел. Сейчас там ничего и никого нет. Совсем.

– Они уехали за краном. Деннис говорит, что вчера они все разошлись. Вот и решили подшутить: оставить бедного Натбима на берегу, разбив его лодку. А теперь они должны будут ее починить.

– Боже мой, – сказал Куойл. – А я думал, что Натбим отплыл вчера вечером.

– Да он бы и дорогу перейти не смог.

– Пап, знаешь что? Пап, я заболела. И Банни тоже заболела. И Марти.

– В дверях стояла Саншайн в мятой пижаме. У нее текли сопли. Она держала в руках лист бумаги.

– Бедная девочка, – сказал Куойл, поднимая ее на руки и окуная в чай кусочек тоста для нее.

– Они все простудились, – сказала Бити.

– А я собирался взять их с собой в дом. Они были с тобой всю неделю, Бити. Тебе обязательно нужно передохнуть.

– Они для меня как родные, – ответила она. – Но, может быть, ты присмотришь за ними завтра после полудня? Здесь будет Винни, но мне бы хотелось, чтобы в доме все-таки был взрослый. Мы с Деннисом хотим навестить его мать и отца. Они пригласили нас на вечернюю службу и ужин. Мы бы взяли с собой детей, но они все чихают и кашляют.

– Я с удовольствием присмотрю за ними, Бити. Ты и так нам очень помогаешь. Вчера я видел Джека и Денниса вместе. У них обоих был очень довольный вид. Так что, я думаю, отношения налаживаются.

– Да это все сплетни. Они никогда не портились. Ну, были натянутыми какое-то время, иногда они ругались, но это уже давно позади. А раздули из этого целую историю.

Саншайн показалась Куойлу горячей. Он посмотрел на ее рисунок. Фигура с ушами, похожими на кактус, и спиралевидным хвостом. Ноги тянулись до самого края листа.

– Это обезьяна с длинными ногами, – сказала Саншайн.

Куойл поцеловал горячий висок, снова вспомнив о тайных силах, заставлявших ее рисовать деревья из брокколи с коричневыми стволами.

– Трейлер Натбима сегодня выглядел плачевно. Его сняли с подпорок с одной стороны. Я думаю, что лучше будет, если я перевезу детей не в трейлер, а в настоящий дом. Если смогу найти что-нибудь подходящее. Ты не знаешь, кто согласился бы сдавать жилье на короткое время?

– А ты не говорил с Берками? Они сейчас во Флориде. У них хороший дом. Раньше они хотели его продать, но сейчас, может быть, согласятся сдавать его. Говорят, они ни в какую не хотели его сдавать, но за все это время у них не нашлось подходящего покупателя. Дом стоит по дороге в бухту Мучной Мешок. Ты проезжаешь его по два раза на день. Такой серый, с надписью «Продается» на фасаде.

– Вокруг него такая черно-белая ограда?

– Точно, это он.

Он видел этот дом. Аккуратный дом с голубой отделкой. Высокий. Настоящий идеал жены моряка.

– Попробую разузнать об этом в понедельник. Может быть, он окажется как раз тем, что нам нужно. Только я не могу его купить. Я вложил слишком много денег в тот старый дом на мысе. Осталось всего ничего. А деньги девочек отложены на потом, для их собственных нужд. Ладно, вот какой у нас будет план, – сказал он одновременно и для Бити, и для Саншайн. – Я сейчас поеду в зеленый дом, чтобы забрать наши вещи. Потом заеду к Элвину Ярку, чтобы помочь ему с лодкой. Потом я загляну к Натбиму, узнаю, что случилось с его лодкой. Если они достанут ее, смогут починить. Если Деннис решит на денек передохнуть от работы, я привезу пиццу и фильм из проката. Как ты к этому отнесешься, Бити? Тебе какие фильмы нравятся? Про любовь?

– Да ну! Брось ты эти глупости! Давай лучше посмотрим комедию. Та, австралийская, которую ты прошлый раз привозил, была довольно приличная.

Куойл подумал, что историю про австралийских вампирш-лесбиянок тоже уже могли превратить в кинофильм.

***

Гравийная дорога на мыс Куойлов с осколками льда в рытвинах и канавах никогда раньше не казалась ему такой убогой. Ветра не было, и густого цвета небо нижним краем упиралось прямо в море. Было тихо. Мертвенно тихо и спокойно. «Ни звука», – сказал бы Билли. Шум мотора казался неестественно громким. Банки с пивом катались по полу. Он свернул к бухте Опрокинутой, увидел дымок, вьющийся над домами, проехал фабрику по пошиву перчаток и подъехал к мрачному дому на скале.

Там царила тишина запустения. Спертый воздух. Все, как в первый раз. Будто они никогда в нем не жили. Голос и энергия тетушки не оставили на нем следа.

Дом принимал его тяжело. Прошлое наполняло комнаты, как бесцветный газ. Далеко внизу дышало море. Этот дом много значил для тетушки. Достаточно ли этого было для того, чтобы привязать к нему и Куойла? Ему очень нравился берег возле дома, но сам дом был каким-то неправильным. Он всегда был таким. Его тащили по льду долгие мили, упираясь, дергая за веревки, крича проклятия и ругательства в адрес боголюбивой толпы. Поднимали на эту скалу. Он стонал, как связанный заключенный, стремящийся обрести свободу. Гудели кабели, их вибрация передавалась дому, делала его живым. В этом и было все дело: находясь в этом доме, он чувствовал себя внутри связанного животного. Не разумного, но остро чувствующего. Казалось, его проглатывало само прошлое.

Он поднялся по лестнице. Кто-то положил куски завязанной странными узлами бечевы на порог каждой комнаты. Грязные обрывки при входе в комнату, где спали его дети! Куойл почувствовал ярость и стал хлопать дверями.

Он подумал о дыме, который видел, подъезжая к бухте Опрокинутой, и о том, что Билли Притти рассказывал о его кузене, живущем где-то в тех местах. Так вот кто завязывал эти чертовы узлы! Куойл сорвал свои рубашки с вешалок, висевших на двери, нашел ботинки Банни. У детей не оказалось запасных варежек. Он выскочил из дома, запихивая на ходу в карман куски веревки с узлами.

***

Он остановился на дороге в Опрокинутую. Он должен прекратить эти безобразия. Дорогу давно не ремонтировали. В замерзшей грязи он увидел собачьи следы. Он нашел палку и взял ее с собой, готовясь отбиваться от рычащей твари. Или угрожать любителю узлов. Появилась брошенная деревня. Из-за крутого склона казалось, что дома стоят друг на друге. На самом деле от домов остались только остовы: обшивки и стен на них не было. Голубой фасад, торчащие ребра балок, поддерживающих воздух. Гниющие доски в воде.

Из трубы хижины, стоящей ближе всего к берегу, шел дым. Куойл оглянулся в поисках собаки и заметил вытащенную на берег лодку, покрытую мешковиной. Она была привалена камнями. Сети и поплавки, ведро и дорожка, ведущая от дома к строению, которое служило туалетом. Чешуя трески, подставки для кальмаров. Три овцы в загоне не больше носового платка. Поленница с дровами, красная морская звезда из полиэтиленового мешка, вымытого на берег волной.

Когда Куойл подошел ближе, овцы метнулись от него, звеня колокольчиками. Собаки не было видно. Он постучал. Ему не ответили. Но он знал, что старый кузен был дома.

Он позвал его: «Мистер Куойл, мистер Куойл», и ему показалось, что он зовет самого себя. Ему по-прежнему не отвечали.

Он толкнул дверь и вошел. Куча поленьев и мусора, сильная вонь. Зарычала собака. Он увидел ее в углу, возле печки: белая собака с матовыми глазами. Лежавшая в другом углу куча тряпья зашевелилась, и из нее показался человек.

Даже при тусклом освещении, несмотря на древний возраст этого человека, Куойл узнал в нем знакомые черты. Непослушные тетушкины волосы, безгубый рот отца, фамильные глубоко посаженные глаза, жесткие брови, посадка головы брата. И его, Куойла, чудовищный подбородок, теперь кажущийся каким-то маленьким, напоминающий костяной клиф, покрытый белым мхом.

В этом домишке, в нищете и вековой дряхлости Куойл увидел тень своего прародителя. Этот человек был безумен. Ясность ума давно покинула его, и вся его жизнь переместилась из огромного мира в маленькое пространство его головы. Он сошел с ума от одиночества, или отсутствия любви, или из-за какого-то генетического дефекта. Или от ощущения, что его предали, неизбежного спутника всех затворников. Под его ногами лежали мотки лесы, спутанные клубки, спрессованные до камней, древесная труха, песок, морская сырость, грязь, трава и водоросли, клочья шерсти, обглоданные бараньи ребра, хвоя, рыбья чешуя и кости, плавательные пузыри, потроха тюленей, хрящи кальмаров, битое стекло, рваная одежда, собачья шерсть, обломки ногтей, кожа и кровь.

Куойл вытащил из кармана завязанные узлами веревки и бросил их на пол. Странный человек метнулся вперед, схватил их негнущимися пальцами и бросил в печь.

– Все, теперь узлы не развязать! Их взял огонь.

Куойл не мог на него кричать, даже за колдовские узлы на пороге комнаты его детей и за белую собаку, которая так напугала Банни. Он только сказал: «Вам не нужно этого делать». Что это означало, он и сам не знал. Потом он ушел.

***

На обратном пути по разбитой дороге он думал о старом Куойле и его убогом волшебстве, держащемся на останках животных и веревках. У него не было сомнений в том, что старик жил, подчиняясь лунному циклу, оставляя магические знаки на деревьях, видя кровавые дожди и черный снег и веря в то, что гуси улетают на зиму на болота Манитобы, где вмерзают в лед до наступления весны. Его последней жалкой попыткой защититься от вторжения воображаемых врагов стали узлы на кусочках веревки.

***

Куойл ввалился в мастерскую. Элвин Ярк в полумраке работал над изогнутым куском древесины с помощью криволинейного струга.