Текст книги "Лабиринты лжи"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 13
Эммет успел подхватить ее, прежде чем она упала. Почувствовав у себя на лице знакомое тепло, запах горячего тропического ливня, исходящего от его рубашки, она крепко вцепилась пальцами ему в плечи. Его тихий и ласковый голос, слегка дразня ее, зашептал ей в ухо:
– Ты правда чуть не упала в обморок, детка? Я и не думал, что ты такая неженка.
Она кивнула и обняла его за шею.
– Ты меня испугал. Я не слышала, как ты вошел.
– Правильно, я ведь не стадо слонов, чтобы меня слышать при этаком грохоте. – Словно в подтверждение его слов раздался новый раскат грома. Рейчел невольно вздрогнула. – Все хорошо, Рейчел, – его горячее и влажное дыхание щекотало ей ухо, – все хорошо.
Она неподвижно замерла в его объятиях, боясь пошевелиться, боясь даже дышать. Одна рука сжимала ее затылок, большим пальцем поглаживая нежную кожу на шее, а вторая лежала на талии, прижимая ее стройное трепетное тело к его сильному и мощному торсу. Их сердца бились одинаково стремительно, его дыхание ворошило ей волосы. С удивительной нежностью его рука с затылка скользнула вперед и приподняла ее голову за подбородок, заставив взглянуть ему в лицо. Это замкнутое, непроницаемое выражение, вечно застилавшее его карие глаза, исчезло. Теперь его глаза горели откровенным, раскаленным добела желанием, без намека на смущение или сомнение.
– Рейчел, – прошептал он, – что ты со мной делаешь?
Она смотрела на него круглыми виноватыми глазами. Ни отвращения, ни ужаса не было в ее взгляде. Даже этого не было. Она стояла в западне его сильных рук и своей слабости, а он жадно пожирал ее похотливым взором. Затем его голова упала, его циничный рот потянулся к ее губам, а она застыла и как завороженная ждала их соединения.
Удар молнии, точно гнев Божий, взорвался на кухне. Рейчел рванулась прочь, отвергая сомнительную защиту его рук, и пронзительно вскрикнула, почувствовав, как ее захлестывает паническое отчаяние. Едва касаясь пола, ее босые ноги промчались до двери ее спальни.
Она захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, тяжело дыша от страха и смущения. Не было смысла продолжать отрицать очевидное – она влюблена в Эммета, отчаянно, откровенно влюблена, и желает его, как никого не желала в своей жизни. И волею судьбы он тоже хочет ее, не важно, что это грех и преступление.
Долго же она тянула время, играя с огнем, и теперь оказалась в смертельной опасности гореть в вечном пламени. Нужно уезжать – немедленно, сейчас же, пока не случилось непоправимое. Ей была чужда роль Антигоны при своем брате.
Несмотря на непогоду, темноту и пульсирующую боль в порезанной руке, она стала торопливо швырять вещи в чемодан, который бросила на кровать. Некоторые не помещались, и она оставила их валяться на полу своей неосвещенной комнаты. Ни звука не доносилось из соседней комнаты. Она надеялась, что Эммет, поняв всю опасность происходящего, затаился и сидит тихо. Может быть, он тоже в ужасе. Только бы добраться до машины, не встретив его. Дядя Харрис устроил бы ей кровать на ночь, или отец Фрэнк нашел бы ей убежище. А завтра первый же самолет унесет ее далеко-далеко отсюда.
Схватив чемодан и не обращая внимания на боль в руке, она распахнула дверь и побежала на крыльцо. Гостиная была освещена мягким светом керосиновой лампы. Эммет стоял на кухне и смотрел на нее насупившись.
– Куда это ты собралась? – Он снова заговорил холодным, насмешливым тоном.
– Уезжаю. – Она остановилась.
– Не валяй дурака! Что я такого сделал, что ты бежишь от меня как укушенная?
– Ничего, – ответила она, – ты ничего не сделал. – Она подняла к нему полные слез глаза, не пряча больше горя и любви, которые так успешно скрывала до сих пор, – Неужели ты не понимаешь? Это я, не ты. Это я должна уехать. – И она рванулась к выходу.
Но он настиг ее и захлопнул дверь, которую она успела распахнуть, с такой силой, что едва не посыпались стекла.
– Ты никуда не пойдешь. – Она оказалась припертой к шершавой стене, зажатой меж двух его рук, раскинутых по сторонам ее тела. – Ты, может быть, не заметила, что на улице страшный ветер и дождь. А у «лендровера» нет крыши. Не говоря уж о том, что дороги размыло. Ты останешься здесь, и мы все обговорим.
– Нет, – застонала она, – я пойду пешком, если надо. Пусти меня, Эммет.
Он оторвал от стены одну руку и с отчаянием запустил ее в свои мокрые волосы.
– Рейчел, не сходи с ума…
Воспользовавшись открывшимся проходом, она снова рванулась к двери, но он схватил ее железной хваткой и резко дернул к себе, прижав к своему напряженному разгоряченному телу. И сразу все перестало иметь значение.
Он наклонил голову, и его рот овладел ее губами в поцелуе, пылающем сдерживаемой тысячу лет страстью. Его твердые и жадные губы беспощадно подавили ее слабое сопротивление. Когда он на миг прервался и заглянул в ее полные отчаяния глаза, в его взгляде не было ни тени жалости.
– Открой рот, Рейчел, – приказал он.
И она подчинилась и обняла его своими беспомощными руками. Только раз, сказала она себе, один разочек. И отдалась во власть его настойчивого, требовательного поцелуя.
Получив ее согласие, он больше не торопился. Его язык медленно и нежно ласкал мягкую чувствительную плоть на внутренней стороне губ, затем, с легкостью преодолев преграду маленьких зубов, вторгся в жаркие внутренности ее рта. И когда их языки сплелись, ритм поцелуя изменился. Его страсть и напор потребовали от нее ответа и получили. Жгучие стрелы желания пронзили ее. Она со стоном вцепилась пальцами в его широкую спину. Его руки скользнули вниз, обхватили ее ягодицы и приподняли ее, прижимая ее трепещущие бедра к его пышущей жаром плоти. Губы, оторвавшись от губ, проложили дорожку горячих и влажных поцелуев к уху, лишив ее остатков воли. Ей захотелось упасть на пол, увлекая за собой, на себя, его тяжелое грубое тело. Она хотела его, всего его целиком, сейчас и навсегда.
Внезапно она запаниковала. Он удивился: только что она была сама покорность, трепетная и податливая в его руках, а тут вдруг отталкивает его, так что он чуть не свалился с ног. Он отступил – но лишь для того, чтобы взглянуть ей в лицо. Она стояла, тяжело дыша и глядя на него круглыми от страха, безумными глазами, точно загнанное животное.
– Нет, Эммет… Ради бога, не надо, ведь ты мне брат… – пробормотала Рейчел.
И не успел он остановить ее, она повернулась и выбежала в ночь, где бушевали дождь и ветер.
Как обычно, она надела не те туфли. Высокие каблуки тут же утонули в песке, ноги подогнулись, и она упала. Но времени, чтобы разуться, не было. Она снова вскочила и побежала к машине. Дождь, хлещущий в лицо, моментально вымочил ее до нитки. На черном небе беспрестанно сверкали молнии. Но гнев сил природы был ей милее, чем сладкие объятия Эммета.
Рука, схватившая ее запястье, была точно из стали. Он резко дернул ее, поворачивая к себе лицом. В неверном свете молний, под дождем, вид у него был устрашающий. Последняя тонкая нить самообладания не выдержала и порвалась. Она стала бешено вырываться, как дикое животное, бить его ногами и кусать, крича:
– Нет, Эммет, нет, нет, нет!
Он схватил ее за другое запястье, впиваясь жестокими пальцами в ее нежную кожу, и затряс, так что загремели все ее кости.
– Перестань, Рейчел! – рявкнул он, стараясь перекрыть шум непогоды.
Она не обращала внимания, лишь сильнее прежнего рвалась из его рук.
– Перестань! – крикнул он снова. – Я не твой брат!
Не сразу до нее дошел смысл его слов. Не сразу она перестала пинать его и кусать. Но потом замерла, подняла голову, глядя на него с ужасом и изумлением в глазах, и переспросила:
– Что? Что ты сказал?
– Я сказал, что я не твой брат, – без тени волнения повторил он.
Он отпустил ее руки, безвольно упавшие по бокам. «Синяки, наверное, останутся», – почему-то промелькнуло у нее в голове. Она смотрела на него сквозь пелену дождя.
– А кто же ты тогда?
«Одной ложью меньше, одной больше – какая разница?» – устало подумал он и сказал:
– Меня зовут Джек Аддамс.
– Дядя Харрис знает? – Не дав ему ответить, она продолжила: – Конечно, знает. Наверняка это все его идея.
Все чувства оставили ее. Она стояла – пустая холодная раковина – и смотрела на человека с равнодушными непроницаемыми глазами, который так долго обманывал ее. Теперь она понимала, откуда бралась та настороженность, постоянно мелькавшая на его лице.
– Идем в дом, – позвал он и хотел взять ее за руку, но, увидев ее презрительную гримасу, не стал. – Ты поранилась… надо перевязать. Обещаю, что пальцем тебя не трону.
Она рассеянно взглянула вниз, на свою руку: из раны продолжала сочиться кровь, стекавшая вместе со струями дождя на песок.
– Я тебя убью, если ты только посмеешь.
Она сняла свои босоножки на высоких каблуках и медленно побрела обратно, держась на расстоянии от человека, выдававшего себя за Эммета. Единственной реальностью для нее был песок, сырой рыхлый песок под ногами. Ничего другого ощущать она не хотела.
Войдя, она остановилась посреди гостиной, в своем мокром, облепившем ее тело сарафане, и огляделась вокруг, будто в первый раз сюда попала. Человек, которого она считала Эмметом, куда-то исчез, после того как за ними закрылась дверь, но через минуту вернулся, неся бинты и йод.
– Садись на диван, – приглушенно сказал он.
Она помедлила, смерила его холодным, равнодушным взглядом и затем сделала, как он ей велел. Саднили ободранные о песок колени, сквозь тонкую мокрую ткань сарафана явно проступали вставшие соски. Она заметила, как его взгляд скользнул по ее груди. Ей хотелось надеяться, что ее грудь волнует его не больше, чем ее.
– Как ты порезала руку? – спросил он, опускаясь перед ней на колени, чтобы промокнуть кровь. Порез был всего один – глубокая рана на кончике пальца, которая все кровоточила.
– Ножом в ящике на кухне. – Его манипуляции причиняли ей боль, но виду она не подавала.
– Я тебя предупреждал. Острые ножи нельзя хранить в ящиках, их нужно ставить на подставку.
– Мне плевать, где ты хранишь свои ножи, – отрезала Рейчел. – Мне интересно, что случилось с настоящим Эмметом. Он умер?
Он отпустил ее руку и сел на корточки.
– Не думаю.
– Не думаешь? – саркастически усмехнулась Рейчел. – А тебе не приходило в голову, что он может объявиться? И тогда ваша с дядей Харрисом афера накроется медным тазом.
– Веришь ли, мы это предусмотрели. Поэтому мы выбрали Кауай. Здесь его видели в прошлый раз. Более того, последние несколько месяцев ходят слухи, что он до сих пор здесь.
– Ах, значит, вы все это затеяли по доброте душевной? Дабы выманить Эммета и уговорить его получить наследство? Кем-кем, а филантропом я бы тебя не назвала.
– А как бы ты меня назвала? – холодно поинтересовался он.
Она открыла было рот, но снова закрыла, ничего не сказав. Блаженная бесчувственность, охватившая ее при его заявлении, постепенно уступала место гневу, нараставшему с такой скоростью, что она испугалась, как бы дело не кончилось истерикой.
– Мне бы не хотелось произносить подобные слова, мистер… Аддамс. В устах вашей младшей сестренки они прозвучали бы не слишком приятно. – Она наклонилась и стряхнула песок с коленей. Несмотря на острую боль, она даже не поморщилась. – Здесь я сама. – Она протянула руку за йодом и затем стала увлеченно покрывать ссадины бурой жидкостью, жгучей как огонь, чему она даже была рада. – И что же ты собираешься делать, когда появится мой брат? Вежливо с ним раскланяться? А если он так и не появится? Я просто уверена, что человек твоих благородных принципов ни на секунду не соблазнится миллионами, которые должен унаследовать Эммет Чандлер. А между тем сойти за Эммета Чандлера тебе не составило бы труда – поскольку главный распорядитель наследства согласен был поклясться, что ты и есть его блудный племянник, а его сестра готова была подтвердить, что ты ее брат. Или ты чужд подобных меркантильных соображений?
– Ну почему же, – хмыкнул он, – вовсе нет.
Он по-прежнему сидел перед ней на корточках и смотрел на нее глазами хмурыми, как штормовой Тихий океан.
Рейчел откинулась на спинку дивана, не обращая внимания на дрожь, пробежавшую по всему телу. Он заметил это, но ему хватило ума не предложить свою помощь. Рейчел была на взводе, точно тугая пружина, и, если бы он коснулся ее, она могла бы разлететься на миллион кусков.
– Скажите мне, Джек Аддамс, как вы дошли до жизни такой? Чем вы занимались последние годы?
Этот вопрос положил конец его усилиям лгать во спасение. Она узнала воинственный огонек, вспыхнувший в его глазах, и даже обрадовалась. Она не нуждалась в его доброте или жалости – в гневе он был менее опасен.
– Я провел шесть месяцев в тюрьме, – сквозь зубы отвечал он, – а до того я много мотался по миру. – И все это было правдой, поскольку он решил следовать простому правилу: чем меньше врешь, тем меньше риск проколоться.
– Замечательно, – фыркнула она. – И каков же был уговор с Харрисом? Что он обещал тебе за твою роль? Помимо сестры Эммета Чандлера, конечно.
– Не забывай, что ты свалилась мне как снег на голову, – возмутился он. – Сколько раз я пытался тебя выпроводить? Не помнишь? Так что не надо делать вид, будто тебя обманули и предали.
– Вот как? – Боль в ее голосе ножом резанула его по сердцу. – И что ты получишь от дяди Харриса?
– Двести пятьдесят тысяч, в случае если Эммет найдется.
– А если нет?
– Миллион – если я смогу продержаться в роли Эммета год, чтобы родня ничего не заподозрила, а потом убедительно разыграть несчастный случай. – Говоря это, он стойко выдерживал ее взгляд.
– Обалдеть! Вот так удача для бродяги и уголовника. Обидно все-таки будет, если Эммет найдется, не так ли?
– Нет, не совсем так. Четверть миллиона мне полагается в любом случае. То есть полагалось, пока ты не приехала, – проворчал он. – Я всегда предпочту синицу в руках журавлю в небе.
– Раз уж ты заговорил пословицами, то как насчет еще одной: пошли вора поймать вора? – Ее мокрое тело снова пробила зябкая дрожь, и она выпрямилась. – Понимаешь, Джек Аддамс?
– То есть?
– Я тебе не верю. Дядя Харрис, может быть, верит, а я ни на грош. Если ты ввязался в это дело всего лишь ради того, чтобы набить карман, то я и вправду твоя младшая сестра. – Она снова откинулась на спинку. Торжествующий тон не вязался с потерянностью и одиночеством в ее глазах.
– Не веришь? Что ж, я тебя не виню.
Он встал и потянулся. Мышцы забугрились под влажной теснотой джинсов и рубашки цвета хаки. Глядя на линии его тела, резко обозначившиеся в свете керосиновой лампы, она поняла, что по-прежнему к нему неравнодушна. «Вариться тебе в котле с кипящим маслом, – попробовала она мысленно себя припугнуть, но впустую. – Сама решай, что правда, а что нет».
Он явно знал о ее сомнениях и нарочно искушал ее, желая напомнить о прошлом. Ей стало противно. Никогда больше.
Издалека донесся шум двигателя. Они оба замерли и прислушались: к коттеджу подъехала машина. Затем хлопнула дверца, по крыльцу застучали шаги, и промокший и грязный Харрис ввалился в гостиную, дрожа и отряхиваясь, как большой мокрый пес. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, но трезвости, чтобы оценить напряженную обстановку, ему явно не хватало.
– Ну и погодка! – заявил он. – Я подумал, что надо проведать моих любимых племянников, а то как бы их не смыло в океан. Какая досада, что у тебя нет телефона, Эммет, а не то я бы…
– Не называй его так.
Харрис повернулся к своей мокрой племяннице, пьяно удивляясь:
– Что-что, Рейчел?
– Я сказала: не называй его Эмметом.
Брови Харриса полезли на лоб.
– Что она болтает, малыш? – обратился он к бывшему Эммету. – Она не заболела? Дождь, холод…
– Не заболела, – коротко ответил Джек Аддамс, – она знает.
– Знает что? – вилял Харрис, пытаясь выиграть время.
– Знает, чем мы с тобой занимались последние три недели. Знает, что я ей не брат.
– Мой милый мальчик, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Она знает, потому что я ей все рассказал. При этих словах лицо у Харриса Чандлера моментально осунулось.
– Черт возьми, парень, зачем ты это сделал? – спросил он, помолчав. Он стрельнул взглядом в сторону племянницы, сидевшей с каменным выражением, и снова обратился к бывшему Эммету: – Это ты зря.
– Нет, не зря, – горько улыбнулся тот. – Хочешь выпить? Глупый вопрос. Конечно, хочешь. Я бы тоже не отказался. А ты, Рейчел?
– Нет! – Она решила, что ничего не примет из его рук.
– Напрасно ты отказываешься, – пожурил ее Харрис, – ты рискуешь простудиться и умереть.
– Потрясающая заботливость. Я растрогана, – процедила она сквозь зубы. – Ты пробовал найти настоящего Эммета?
Харрис побледнел, испугавшись ее внезапного выпада.
– Мы пытались, верно, малыш? – начал оправдываться он. – Мы ездили к твоему священнику и вчера и сегодня, но его чертовски трудно застать дома.
– К моему священнику?
– К отцу Мерфи. Ходят слухи, что он разговаривал с твоим братом в последние месяцы. Мы хотим выяснить, правда ли это.
– Я сама у него спрошу. – Она поднялась, едва сдерживая дрожь, пробирающую ее до печенок.
– Э-э-э-э… Рейчел, – нервно пролепетал Харрис, – какие у тебя планы?
– В отношении чего?
– В отношении меня. Нас. Ты собираешься нас разоблачить?
Джек Аддамс задержался у двери и посмотрел на нее с любопытством, но без тени беспокойства, будто его будущее совершенно не зависело от ее ответа.
Рейчел холодно улыбнулась:
– Пока не знаю. Утро вечера мудренее.
– Э-э-э… подвезти тебя в гостиницу? Я нашел бы для тебя свободный номер.
– Не нужно, дядя Харрис. Я никуда не поеду. Я останусь здесь.
Она направилась к себе в спальню, подобрав по пути брошенный чемодан. И не без удовлетворения заметила, что ей удалось вытрясти эмоции из замкнутого лица Джека Аддамса, удалившегося, наконец, на кухню, хотя оставалось неясным, какие именно.
– Здесь? – сдавленным голосом переспросил Харрис.
– Естественно. Если Эммет появится – а я ожидаю, что это произойдет через несколько дней, то я не должна глаз с вас спускать, чтобы вы тайком не облапошили его. Если мой брат находится на острове, я не хочу упустить случая увидеться с ним, прежде чем он снова растворится в тумане.
– Рейчел! – воскликнул потрясенный Харрис. – Мы не желаем Эммету зла! Ради бога, детка, что ты болтаешь?
Она резко и неприятно расхохоталась, задыхаясь от слез, и скрылась у себя в комнате. Джек Аддамс стоял на кухне и исподтишка наблюдал за ней через распахнутые двери. Когда дверь ее спальни закрылась, он повернулся, плеснул себе чистого рома, взял бокал и, ни слова не сказав сообщнику, вышел на крыльцо, в штормовую ночь. Там он стоял и невозмутимо смотрел на океан.
Глава 14
«Одно дело – эффектно покинуть сцену, – с досадой думала Рейчел, стоя с другой стороны двери, – а другое – вернуться туда, если в спешке что-нибудь забудешь». Она ждала, пока глаза привыкнут к кромешной тьме, и страшно жалела, что не сообразила захватить керосиновую лампу. Пусть бы эти два злодея посидели без света! Но было уже поздно – теперь она ни за что не могла вернуться. На сегодня с нее было более чем достаточно. Циничное, враждебное лицо Джека Аддамса довело ее почти до предела, и, увидь она его еще раз, она бы потеряла контроль над собой и…
«Что? – тут же одернула она себя, криво усмехаясь, – биться в истерике на полу? Орать на Эммета-Джека, пытаясь выдавить из него хоть каплю чувства?»
Как бы привлекательно это ни звучало, она не могла себе этого позволить. Как бы сильна она ни была, он выступал в другой весовой категории. Она быстро оказалась бы в побежденных, сделав себе еще хуже. Она уже заранее чувствовала свою слабость и уязвимость перед ним.
Бросив чемодан на стул, Рейчел шагнула к кровати. Силы вдруг оставили ее, и она рухнула на свою смятую постель. Она понятия не имела, который уже час – наверное, что-то около четырех часов утра. Она забыла взглянуть на часы, когда уходила из гостиной. Вздохнув, она, усевшись, сунула себе за спину подушки и пристроила голову на железную спинку, заранее смирившись с тем, что уснуть удастся нескоро. А тем временем можно было в полной мере насладиться болью в ободранных коленях, порезанной руке и раненном предательством сердце.
Из соседней комнаты не доносилось ни звука, ни шороха, ни шепота заговорщиков, хотя, наверное, шум снаружи не позволял ей ничего расслышать. Погода – как по заказу – благоприятствовала нечистым на руку дельцам. Наверняка они задумали сбросить ее со скал Непали или еще что-то в этом роде. Может быть, они уже отыскали Эммета, нашли способ заткнуть ему рот и…
Нет, снова одернула она себя. Человек, называющий себя Джек Аддамс, может быть аморальным, равнодушным вором, но на убийцу он не похож. А может быть, он и не такой уж равнодушный, подумала она, проводя рукой по губам. Он мог бы ничего ей не говорить, пусть бы она продолжала мучиться, думая, что отчаянно влюблена в родного брата. Но почему он сказал ей правду?
Если это была правда. Во всем этом деле был только один хороший момент, принесший ей долгожданное облегчение: в тот миг, когда он признался, ее безумная страсть прошла так же быстро, как и возникла. «Вот такая вечная любовь». – Она передернула плечами. Стоило ему произнести «я не твой брат», как пламя, угрожавшее пожрать ее, разом прогорело и остался лишь холодный мокрый пепел, оцепенение от боли и предательства.
К сожалению, ее бесчувственность продлилась недолго. Она сменилась раскаленным бешенством, которое застилало ей разум, не давало ясно мыслить, мешало выбраться из лабиринтов лжи и полуправды, понять, чему стоит верить, а чему нет. Ей необходимо было срочно взять себя в руки, чтобы снова не угодить в их ловушки и найти своего настоящего брата. Кажется, это начинало получаться.
Она нагнулась и подтянула колени к подбородку – ссадины тут же отозвались резкой болью. Развернув одеяло, лежавшее в ногах, она обернула им свои озябшие плечи и снова откинулась на подушки. Что же было правдой? Только не то, что сказал ей этот человек. В этом она ни минуты не сомневалась. Не деньги были его главным мотивом. Иначе он ни за что не позволил бы ей остаться и не признался бы так скоро в том, в чем признался. В отношении него у нее начало запоздало созревать нечто вроде шестого чувства. Не верилось, что он назвал ей свое подлинное имя. Он был такой же Джек Аддамс, как она Мей Уэст. История с тюрьмой тоже казалась неправдоподобной. Хотя, возможно, ей просто хотелось, чтобы она была неправдой.
«Ты ищешь ему оправданий, Рейчел? – спросила она себя. – Что с того, что он не выглядит прожженным уголовником, недавно вышедшим из тюрьмы? Внешность, как известно, обманчива. Умение обманывать простофиль вроде тебя – это часть его профессии».
Не совершает ли она ошибку, оставаясь в коттедже? Ягненок в логове матерых волков, которые сожрут ее без раздумий, поскольку она встала у них на пути. Дядя Харрис всегда был очаровательным пройдохой. Джек-Эммет, хотя и спас ее от блужданий под штормовым ливнем… но что будет дальше?
Окна затрещали от удара ветра, вспышка молнии, сопровождаемая неминуемым раскатом грома, осветила комнату. Рейчел немного сползла, положив голову на подушки, и плотнее закуталась в одеяло. Где же Эммет? Неужели он наблюдает за ними со стороны и смеется над их нелепыми выходками? Она бы этому не удивилась – интерес к абсурду Эммет унаследовал от дедушки.
Но если он жив, если он на острове, она его разыщет – не важно, с помощью этих двух мерзавцев или нет. Также она обязательно выяснит, кто этот человек, с которым ей приходится делить коттедж, а иногда даже кровать. Что она станет делать потом – она решит позже.
«Какое же это облегчение, – думала она, кутаясь в теплое одеяло, – не хотеть его. Какое блаженство – не испытывать больше этой болезненной до безумия, жгучей похоти». Никогда больше она не подчинится ему, не затрепещет от желания при взгляде его непроницаемых карих глаз. Слава богу, что все закончилось. Она сонно провела рукой по растерзанным губам. Даже воспоминания о том, как он целовал ее, его требовательный натиск испарились из памяти. Она больше не ощущала давления его тела, прижимающего ее к стене.
Ее чувствами владел шторм, бушевавший за стеной, пополам с сонливостью от эмоционального истощения. Напоследок внутри затеплился, забился огонек, когда, вопреки строгим приказам разума, она снова представила его сумасшедшее объятие. И потом она уснула.
Когда Рейчел проснулась, было тихо. Она даже не сразу поняла, что изменилось, – лежала, обернувшись одеялом, и вспоминала.
Перемены были приятные: шторм закончился, лишь мирно шелестели пальмы, кричали птицы, вдалеке плескался прибой. Час был ранний – солнце, бившее в окно, едва поднялось над горизонтом. Ей захотелось снова безмятежно забыться, но тут вторая волна памяти окатила ее. И она окончательно проснулась.
Горячий душ, чашка хорошего кофе и тысячи проблем, которые принесет день. Она решила, что, пока не почувствует себя человеком, не станет заниматься проблемами, но Джеку Аддамсу несдобровать, попадись он ей прежде, чем она будет готова его видеть.
Напрасно она волновалась. Впервые за все время дверь его спальни была плотно закрыта. Он не сидел, развалясь, на крыльце, попивая ужасную бурду, которую называл кофе. Ночью включили электричество. Двигаясь как в тумане, Рейчел поставила на плиту кофейник и пошла в ванную.
Это был самый долгий душ в ее жизни. Он был ей необходим, чтобы смыть весь мусор вчерашнего дня.
Когда она вышла на крыльцо с чашкой кофе в руке, его по-прежнему нигде не было. Шторм принес прохладу, но она нарочно надела самые короткие шорты, выставляющие напоказ ее длинные ноги и плотно облегающие ее сзади, и короткую майку. Загорать нужно с утра. И еще – пусть пострадает.
Тряхнув мокрыми волосами, она уселась на нижнюю ступеньку крыльца, с удовольствием сделала большой глоток ароматного кофе и посмотрела вокруг.
Утро было поистине прекрасным. Яркое солнце поднималось в синее небо. Его сияющие лучи превратили мокрый песок в поле алмазов. Вокруг коттеджа влажно поблескивали заросли, усыпанные мокрыми кристаллами, сверкающими на каждом листе. Из ночной бури родился свежий новый мир, и даже птицы, кружившие в небе, казались счастливее, моложе и красивее.
Вытянув свои длинные ноги, Рейчел оперлась локтями на ступеньку выше и взяла чашку в обе руки. У нее были маленькие руки, как у всех Чандлеров. Как она сразу не догадалась, когда увидела его большие красивые руки? Среди Чандлеров таких не водилось.
«Об этом лучше не думать, – строго сказала она себе, невзирая на теплое чувство, возникшее под ложечкой при мысли о его руках. – Не думай о его теле, думай о его лжи».
Но сказать проще, чем сделать, особенно когда в пояснице отдаются его шаги. Когда позади открылась дверь, она не обернулась, а продолжала смотреть вдаль, желая продемонстрировать ему свое равнодушие.
Однако она не ожидала, что он ответит ей тем же. Не глядя на нее, он сбежал по ступенькам и пошел к океану – в своих выгоревших обрезанных джинсах, которые, похоже, надел нарочно для нее. Она думала об этом с раздражением, не в силах оторвать взгляда от его широкой спины и мускулистых ног, поросших золотистыми волосами. Он вошел в воду, нырнул под волну и сосредоточенно поплыл к горизонту. Видя, как работают мощные мышцы на его плечах, пока он бороздит волны, она содрогнулась, будто от холода. Так, по крайней мере, ей хотелось. Глотнув быстро остывающий кофе, она снова стала наблюдать за ним с откровенным голодом в глазах, который надлежало тотчас скрыть за безразличием, едва он выйдет на берег.
Если он вообще когда-нибудь собирался выйти. Он плыл все дальше и дальше от берега, и Рейчел забеспокоилась. Когда он исчез за гребнем волны, она, с пересохшим вдруг ртом, вцепилась руками в чашку. О чем он там думает, заплывая так далеко, когда океан еще не успокоился после шторма? Если он надеется, что она его спасет, то напрасно: плавает она плохо и вовсе не тем олимпийским стилем, каким он отмахал уже больше мили. Может быть, это месть с его стороны? Неужто он собрался выйти на берег где-нибудь в другом месте и навсегда скрыться в прибрежных джунглях? Или ему хочется глупо утонуть на ее глазах? Проклятье, почему он не поворачивает обратно?
Он был уже в двадцати футах от берега, когда она снова увидела его. Облегчение ее было велико – слишком велико, чтобы притворяться равнодушной. Она приняла это стойко. Может быть, не так уж она была равнодушна. Как бы там ни было, ей не хотелось, чтобы кто-то утонул у нее на глазах. Обыкновенное человеческое участие. Жаль, что она не успела налить себе еще кофе, пока он плавал. Ей было бы чем заняться, пока он шел по пляжу прямо к ней. Но она слишком боялась, что он исчезнет, и не могла сбегать за кофе. Теперь приходилось смотреть на него, щурясь от солнца, и это ее злило.
Он двигался великолепно. Все мышцы были в отличной форме. Пусть в его теле не было лоска калифорнийских хлыщей, который она привыкла видеть на пляжах Калифорнии, но зато была упругая, мощная грация, уместная в его сорок лет. А сорок ли ему лет? – запоздало подумала она.
Взглянув ему в лицо, она на мгновение растерялась. Он выглядел ужасно – красные глаза, щетина на подбородке, лоб, изрезанный морщинами головной боли. Взгляд у него был тусклый, выражение лица – холодное и безразличное. Он остановился на расстоянии примерно в фут и молча глядел на нее. Его мокрое тело блестело и переливалось на солнце. У нее возникло нелепое желание обнять его и сказать ему, что все будет хорошо. Какая глупость. Ему было плевать на все ее желания.
– Кофе – на кухне, – наконец проговорила она.
– Я видел. Но я испугался, что ты насыпала туда крысиного яду, – устало и покорно откликнулся он.
Она покачала головой:
– Это было бы слишком быстро. А я хочу, чтобы ты помучился.
– Я так и подумал. – Он окинул взглядом ее полуобнаженное тело. – Еще кофе?
Слова отказа готовы были слететь с ее губ, но она промолчала. Если она собирается прожить тут еще несколько дней, то надо как-то договариваться. А она не уедет, пока не узнает все и пока не найдет Эммета. Лучшее решение – держаться холодно, но вежливо. Она протянула ему чашку:
– Да, пожалуйста.
Она надеялась одурачить его, но ее постигло разочарование. В его глазах зажегся веселый насмешливый огонек.
– Значит, перемирие?
– Временное. Для обмена информацией.
– Звучит многообещающе. А что у тебя есть на обмен?
Рейчел облокотилась на ступеньки и откинула все еще влажную гриву волос. Хорошо было иметь хоть небольшое преимущество перед этим человеком.
– Принеси кофе, – лениво сказала она, – а потом я тебе расскажу.
Она питала слабую надежду, что он додумается переодеться, когда пойдет за кофе, но надежда оказалась напрасной. Вместо того чтобы, как обычно, сесть у перил на крыльце, он уселся рядом, на противоположном конце ступеньки. Она не могла хранить внутреннее спокойствие, когда он был так близко. Он успел обсохнуть на утреннем солнце, лишь несколько случайных капель задержались в густой поросли песочных волос на груди. Рейчел думала только о том, чтобы не пялиться на эти капли. Ее смущала близость его тела, его длинных ног, вытянутых рядом с ее ногами. Наверное, зря она надела такие шорты. Сидеть рядом на солнышке почти голышом было, мягко говоря, неловко. По крайней мере ей.
