Текст книги "Маньяки (ЛП)"

Автор книги: Энн Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

19

Чем глубже мы заходим в особняк, тем больше находим того, что уцелело после полыхающего пожара. В подземном гараже остались нетронутыми автомобили, полностью укомплектованная кухня, спальни и жилые комнаты. Если бы этот особняк был меньше, возможно, он не дожил бы до наших дней, но сейчас у нас достаточно места, чтобы залечь на дно и составить план уничтожения Джованни ДеАнджелиса… и, черт возьми, если этот план затронет и Джию, то я не буду против.

Естественно, с электричеством в особняке все так же хреново, как и с Джованни, но пока у нас есть еда и вода, мы будем в полном порядке. Хотя, не буду врать, полностью заряженный арсенал, переживший пожар, – тоже бонус.

Мы сидим в темной гостиной, у меня на коленях одеяло, и я прижимаюсь к Маркусу на диване. Леви исчез на единственной уцелевшей кухне десять минут назад, а Роман обыскивает особняк в поисках какой-нибудь зажигалки или спичек, чтобы разжечь огонь перед нами.

Ночь холодная, и хотя мы могли бы разойтись по отдельным спальням, которые выглядят так, будто в них никогда не жили, мысль о разлуке сейчас мне не по душе. Несмотря на то что последние несколько дней мы практически жили друг на друге, я все еще не могу выпустить их из виду. Итак, пижамная вечеринка на диване в гостиной.

Маркус опускается на огромный диван, натягивая на колени толстое одеяло, а его пальцы рисуют маленькие круги на моем плече.

– Ты в порядке? – шепчет он, поворачивая ко мне лицо и прижимаясь губами к моей голове в долгом поцелуе.

Я сжимаю губы в тонкую линию и сильнее прижимаюсь к нему. Прошел всего час с тех пор, как мы вчетвером стояли в обугленном фойе, и я выплеснула свой глубочайший стыд, и с тех пор мальчики ни на секунду не оставляли меня одну. Один из них всегда рядом со мной: поддерживает меня, наблюдает за мной, проверяет, что я не сломалась.

– Я в порядке, – пробормотала я, переводя взгляд на массивный камин прямо перед нами, обнаружив, что в этой темноте мне легче расслабиться.

– Я просто… я бы хотела, чтобы вы, ребята, не знали обо всем этом. Это заставляет меня чувствовать себя… не знаю… немного грязной.

Его тело напрягается рядом с моим, и Маркус без колебаний хватает меня и усаживает на свои мощные бедра, чтобы смотреть прямо мне в глаза.

– Послушай меня, Шейн Мариано, – требует он, беря меня за подбородок и удерживая мой взгляд, пока мои руки опускаются к его талии, запутываясь в мягкой ткани его футболки. – В тебе много чего есть. Когда мы впервые схватили тебя, ты была невинна…

– Невинна? – Я усмехаюсь, обрывая его. – Вряд ли я была невинна. Я позволила тебе заковать меня в цепи и трахнуть рукояткой ножа, и, если я правильно помню, я умоляла о большем. Вряд ли это кричит о невинности.

Маркус ухмыляется.

– Нет, ты права. Ты определенно не была невинной, но ты точно была другой, более мягкой версией той женщины, которой ты являешься сейчас. Ты прошла через ад, и да, кое-что из этого было нашей виной. У тебя есть шрамы, которые не должна носить ни одна женщина, и такие кошмары, которые напугали бы даже самого дьявола. Ты свирепая, преданная, разрушительная и чертовски великолепная во всех отношениях. Мне и моим братьям еще никогда так не везло, до того как мы встретили тебя. Ты снова сделала нас целыми и дала нам цель, когда мы были на грани того, чтобы сдаться. Ты много кто, но грязная – не входит в это число.

Я отвожу взгляд: его слова в равной степени распространяют тепло по мне, но в то же время заставляют меня чувствовать холод и опустошенность.

– Да, – настаиваю я, беря его руку и кладя ее себе на бедро. – Но когда ты касаешься меня здесь, я представляю только его руку. Когда ты наклоняешься ко мне, я вспоминаю, как он прижимался к моему телу. Мне так страшно, что когда я наконец снова почувствую тебя внутри себя, я точно знаю, что пронесется у меня в голове, и ничто не сможет избавить меня от этого грязного чувства. Я знаю, что ты не видишь меня такой, никто из вас не видит, но я не могу не чувствовать этого. Когда я с вами, ребята, я добровольно отдаю свое тело, но с ним… он украл его и надругался над ним, как будто имел на это полное право, и тело, которое я получила обратно, не ощущается как мое собственное… больше нет.

Маркус проводит пальцами по моему лицу, откидывая волосы назад, и я откликаюсь на его прикосновение, желая, чтобы он избавил меня от этой боли.

Слезы угрожают пролиться, когда я поднимаю взгляд и снова встречаюсь с его взглядом.

– Я не знаю, как я смогу снова отдаться вам, ребята, не чувствуя… этого.

Рука Маркуса скользит по моему лицу, а затем обвивается вокруг моей шеи сзади и притягивает меня к себе. Он нежен и дает мне возможность отстраниться, если мне это нужно. Но я соглашаюсь, потому что близость с ним, как и с любым из них, – единственное, что не дает мне рассыпаться на части.

Я принимаю руки к его сильной груди, а мой лоб опускается на его.

– Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? – спрашивает он. – Ты – весь мой гребаный мир. Нет такой чертовой вещи, которую я бы не сделал, чтобы сделать тебя счастливой. Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе снова почувствовать себя комфортно в твоем собственном теле. Если это означает не прикасаться к тебе или спать в разных кроватях – тогда я сделаю это. Только скажи, детка. Я не собираюсь давить на тебя, и ты должна знать, что Роман и Леви тоже не будут. Мяч на твоей стороне, и мы не хотим, чтобы ты боялась говорить о том, что тебе нужно, потому что ты слишком озабочена тем, чего хотим мы. Ты понимаешь меня, Шейн? Все, чего мы хотим во всем этом гребаном мире, – это увидеть, как ты восстанешь, как феникс, и получишь все, чего заслуживаешь, и даже больше.

У меня вырывается тихий вздох, и я чуть приподнимаю подбородок, чтобы почувствовать, как мои губы прижимаются к его губам. Я нежно целую его, его слова значат для меня больше, чем он когда-либо сможет понять.

– Я тоже люблю тебя, – шепчу я, прижимаясь к его губам.

Между нами наступает тишина, каждый из нас просто живет моментом нахождения в объятиях друг друга, пока я наконец не возвращаюсь на его бедра. Я не отрываю от него глаз, когда Роман возвращается в комнату, направляясь прямо к камину и давая нам возможность побыть вдвоем. – А как насчет тебя? – Я спрашиваю его. – Мы сегодня много перемещались. Тот спринт по лестнице и к складу не мог быть легким для тебя.

Маркус пожимает плечами, его рука все еще лежит на моем бедре, и он проводит большим пальцем туда-сюда.

– Я в порядке, детка. Ничего такого, что не исправили бы несколько дней, проведенных с тобой в моих объятиях.

Улыбка расползается по моему лицу, и я быстро качаю головой.

– Даже не пытайся умаслить меня этим дерьмом, Маркус ДеАнджелис. Я провела три дня, запертая с тобой в бункере. Я знаю, когда ты пытаешься отвлечь меня. – Его глаза немного темнеют, и я приподнимаю бровь. – Что случилось?

Он вздыхает и неохотно задирает футболку, показывая мне яростную красноту, расползающуюся вокруг его раны, и засохшую кровь там, где он порвал швы во время нашей безумной пробежки.

– Черт, – выдыхаю я, пока Роман возится с камином позади меня. Я опускаю пальцы к припухлости и осторожно надавливаю на нее, ненавидя то, как Маркус шипит под давлением. – Почему ты ничего не сказал?

Марк бросает на меня взгляд, который говорит о том, что я должна сама догадаться, но я просто смотрю в ответ, заставляя его произнести слова вслух, чтобы услышать, как нелепо они звучат.

Он вздыхает и опускает взгляд на рану.

– Что я могу сказать, детка? Ты всегда будешь на первом месте.

Закатив глаза, я тяжело вздыхаю и смотрю в сторону входа в огромную гостиную, но никаких признаков Леви не вижу, поэтому оборачиваюсь и смотрю на Романа, который неуклонно разводит теплый огонь.

– Ты видел Леви? – Спрашиваю я. – Марк…

– Маркусу больше не нужно, чтобы этот мудак тыкал в него пальцем, – вклинивается Марк. – Просто заклейте это пластырем, и все будет в порядке. Клянусь, – добавляет он, видя выражение моего лица. – Я не сдвинусь с места всю ночь и утром буду как новенький.

Раздраженно вздыхая, я слезаю с его колен и пересекаю комнату к коробке с лекарствами и принадлежностями для оказания первой помощи, которую дал нам Мик. Мгновение спустя я возвращаюсь к нему со всем, что ему нужно, и, не колеблясь, забираюсь обратно к нему на колени. Стягивая его футболку прямо через голову, я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ране, а не на шедевре подо мной.

Приступая сразу к работе, я намазываю его рану антисептическим кремом, медленно втирая его, прежде чем перевязать, понимая, что с наложением швов покончено. Их достаточно, чтобы затянуть рану, и нужно еще несколько дней, чтобы она зажила, и он будет как новенький. Я ничего не знаю о внутренних ранах, но Леви заверил меня, что, если все они будут соблюдать покой, мы выйдем на финишную прямую.

Схватив бутылку с водой, стоящую сбоку от дивана, я запихиваю лекарство в рот Маркусу, ухмыляясь, когда он морщит лицо.

– В чем дело? Не хватает практики запихивания чего-то в глотку? Я могла бы дать тебе несколько советов, – смеюсь я, когда Леви возвращается в комнату с полными руками еды, хотя, насколько я могу судить в темноте, в ней нет ничего питательного, но, вероятно, это лучшее, что у нас есть.

Маркус улыбается мне в ответ, и по моей груди разливается невероятное тепло. Я ненавижу, что мои проблемы мешают ему обладать мной так, как он действительно хочет и в чем нуждается, но он будет держать свои руки подальше любой ценой, потому что он просто потрясающий парень. Это не меняет того факта, что я хочу этого… я просто не знаю, как это получится. Ради них и себя я обязана хотя бы попытаться.

Мой язык скользит по нижней губе, а нервы поселяются в животе.

– Что случилось? – Спрашивает он, садясь немного прямее, чувствуя перемену во мне. Его вопрос мгновенно привлекает внимание Романа и Леви, и все трое смотрят на меня так, словно я вот-вот снова сломаюсь.

Быстро качая головой, чтобы развеять их беспокойство, я протягиваю руку вперед, нервно прикусывая нижнюю губу, прежде чем с трудом сглотнуть.

– Я хочу кое-что попробовать, – бормочу я, наклоняясь все ближе и ближе. Он нахмуривает брови, совершенно не понимая, к чему я клоню, но, тем не менее, желая этого. – Я хочу поцеловать тебя, – говорю я ему. – По-настоящему поцеловать тебя, но ты должен пообещать, что позволишь мне все контролировать. Ты не можешь потянуться ко мне, не можешь схватить меня или углубить поцелуй сверх того, что я уже делаю. Даже не стони, Марк. Я знаю, тебе трудно передать контроль, но мне… мне нужно знать.

Он кивает, его глаза фокусируются на моих, и на мгновение, клянусь, он выглядит таким же нервным, как и я, чего я никогда раньше в нем не замечала.

– Я не причиню тебе боль, – шепчет он, оставаясь неподвижным, как статуя, позволяя мне медленно наклоняться к нему. – У меня есть ты, детка. Я сделаю все, что тебе нужно.

Страх и тревога нарастают в моем животе, и чем ближе я оказываюсь, тем сложнее преодолеть их, но я доверяю Маркусу всем, что у меня есть. Если мне нужно будет остановиться, он не станет раздумывать или расстраиваться из-за того, что не получает от меня то, что ему нужно. Он ни на секунду не обидится на меня.

Мое дыхание становится прерывистым, когда я прижимаю руку к его груди, чтобы удержаться. Его руки убираются с моего тела, заставляя меня все время осознавать их присутствие.

Моя рука дрожит на его груди, но я не смею остановиться, решив увидеть, чего именно мне стоил Джованни.

Я с трудом сглатываю комок в горле, и тут же разрыв сокращается, и мои губы прижимаются к его губам. Пока все хорошо. Это не то, что я еще не исследовала с ними, поэтому я закрываю глаза и позволяю себе погрузиться в него, слегка углубив поцелуй.

Я чувствую на себе любопытные взгляды Романа и Леви, каждый из которых готов оттащить меня, если Марк хотя бы попытается потерять контроль и переступить мои границы. Но проходит секунда, и, когда мой язык проникает в его рот, а я растворяюсь в нем, а страх исчезает.

Я жадно целую его, забирая у него все, чего мне не хватало за последние несколько дней. Он утоляет мой голод, но не осмеливается подтолкнуть меня дальше того, что я готова дать. Его руки остаются там, где они есть, пока я физически не тянусь к ним и не кладу его руки на свое тело. Он притягивает меня ближе, но не прижимает вплотную к себе, как, я знаю, ему до смерти хочется сделать, давая мне пространство отстраниться, если и когда придет время.

Видя, что я в полном порядке, Леви и Роман возвращаются к своим делам, оставляя меня целовать Маркуса. С тех пор как я нашла их в камере, я не осмеливалась поцеловать никого из них больше, чем просто чмокнуть, и я не сомневаюсь, что ревность снедает Романа и Леви, но они также очень терпеливые мужчины… но не Маркус. Он другой породы.

Мое тело тает в его объятиях, и я целую его еще мгновение, пока тихий стон не вырывается из моего горла. Я не собираюсь расширять свои границы, а лишь исследую, где они находятся, поэтому осторожно отстраняюсь от него, а мое дыхание становится тяжелым и быстрым.

Марк держит меня прямо перед собой, наши глаза встречаются в темноте.

– Ты в порядке? – бормочет он, его пальцы касаются моей щеки, откидывая назад ту же прядь волос, которую он убрал всего несколько минут назад. Нервозность все еще светится в его глазах, и он выглядит неуверенным, правильно ли поступил.

Тяжело сглотнув, я киваю, чувствуя, как тепло взрывается во мне, растекается по венам и укрепляет то, чего, как я думала, у меня больше нет.

– Никогда не было лучше, – шепчу я, и на моих губах играет улыбка. – Спасибо.

– Вау, – говорит он, его нервозность исчезает. – Не могу сказать, что меня когда-либо раньше кто-то благодарил.

Леви усмехается, отправляя в рот хрустящий чипс.

– Вероятно, потому, что ты никогда раньше не прислушивался к тому, чего хочет женщина, – говорит он, прежде чем добавить с озорной ухмылкой. – А может, потому, что наша девочка не знала, что ты способен удовлетворить ее без помощи члена.

Маркус хватает бутылку с водой, стоящую сбоку от дивана, и запускает ею в голову Леви, его прицел, как всегда, идеален. Я смеюсь и соскальзываю с колен Маркуса, возвращаюсь к нему и сворачиваюсь калачиком у него под боком, чувствуя себя в миллион раз лучше. Это был всего лишь поцелуй, чертовски хороший, но я не сомневаюсь, что на этом мои проблемы не заканчиваются. Есть еще одно важное испытание, но я к нему не готова, пока нет.

Огонь потрескивает и освещает комнату мягким оранжевым свечением, которое каким-то образом помогает мне расслабиться. Мальчики опускаются на свои диваны, откидываясь на спинки и наслаждаясь тишиной, каждый из нас погружен в свои мысли. Мои веки тяжелеют, и как раз в тот момент, когда я собираюсь провалиться в глубокий сон на коленях Маркуса, я слышу тихое бормотание Леви на другом конце комнаты.

– Это наш последний шанс, – бормочет он, не сводя глаз с пылающего огня. – Что бы мы ни решили сделать, мы должны учитывать это. Мы не можем потерпеть неудачу, потому что альтернатива… он победит и снова заберет Шейн. Я этого не приму. Мы сделаем это или умрем, блядь, пытаясь.

Роман кивает.

– Хватит валять дурака.

– Итак, какой у нас план? – Я бормочу, зевая. – Найти ребенка, убить Джованни, уничтожить то, что осталось от семьи ДеАнджелис, и занять его место?

Леви усмехается.

– Близко, но нет. Мы больше не можем забрать этого ребенка.

Я поднимаюсь с колен Маркуса, и хмурюсь в замешательстве.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – Спрашиваю я, глядя на Романа в поисках какой-нибудь поддержки, но ничего не получаю. – Мы спасем этого ребенка, несмотря ни на что. Мы говорим о твоем брате.

Губы Леви сжимаются в жесткую линию, и на мгновение он выглядит несчастным от того, что собирается сказать, но преодолевает это.

– Нет, Шейн. Я знаю, у тебя доброе сердце, но раньше мы думали, что этот ребенок – сын Романа, наш племянник, но это не так. Поскольку выяснилось, что ребенок биологически принадлежит моему отцу, это уже не спасение – это похищение.

Я усмехаюсь.

– С каких это пор вы, ублюдки, испытываете отвращение к похищению людей?

Леви смотрит на Романа, который наклоняется вперед, упираясь локтями в колени и опуская подбородок на руки.

– Я не знаю, императрица. Думаю, сначала нам нужно сосредоточиться на том, чтобы уничтожить Джованни. Остальное приложится. Идти за ребенком – слишком рискованно.

Я встаю и качаю головой.

– Ни в коем случае. Подумай о своем детстве. Этот человек собирается устроить такой же ад и твоему брату, твоей крови. Вы трое нужны ему больше, чем когда-либо. Я дала обещание Фелисити, когда она умирала у меня на руках. Я сказала ей, что буду защищать ее сына, что я спасу его, и пока он остается на попечении Джованни, у меня ничего не получится. Мы будем искать этого ребенка, чего бы это ни стоило. Даже если мне придется делать это в одиночку.

Я пристально смотрю на парней, давая им понять, насколько я серьезна.

– Итак, что мы будем делать? Вы со мной или против меня?

Роман сжимает челюсти.

– Этот ребенок родился в результате обмана и предательства.

– Да, – усмехаюсь я, гнев закипает глубоко внутри меня. – Это так. Женщиной, которую ты любил, на которой хотел жениться, манипулировал и насиловал снова и снова, а вы все трое не знали этого, как и мы все не знали того, что ее держали в пустынных камерах Джованни. Возможно, она лгала тебе, чтобы защитить себя, но она также любила этого ребенка, и поэтому мы обязаны спасти ее ребенка – твоего брата. Я знаю, что тебе больно. Я знаю, что ты надеялся, что этот ребенок станет твоим сыном, но тебе нужно отложить это в сторону, чтобы понять, что важно в жизни. У тебя есть шанс изменить жизнь к лучшему, и, черт возьми, Роман, если ты этого не сделаешь, я не думаю, что когда-нибудь смогу смотреть на тебя так же.

Затем, я разворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты, оставляя парней размышлять над этим, прекрасно зная, что в конце концов они поступят правильно..

20

Холодок проносится по большой гостиной, и я поднимаю голову с груди Маркуса, щурясь в ночь. Огонь едва держится, и я издаю тихий стон, откидывая одеяла и отрываясь от тепла дивана и широкой груди Маркуса.

Сейчас, наверное, около четырех утра. Я действительно не знаю, но что я точно знаю, так это то, что трое парней практически мертвы для этого мира. Несмотря на то, что они не были в комфорте собственного дома с собственными кроватями, им давно пора было хорошенько выспаться ночью, где они могли бы по-настоящему расслабиться.

Крадучись пересекаю большую гостиную, сажусь на корточки перед угасающим камином и тянусь за несколькими поленьями, чтобы подбросить дров в пламя, надеясь не разбудить ребят.

Посидев некоторое время, я наблюдаю, как загораются новые дрова и пламя становится больше, уже начиная заново обогревать комнату. Незаслуженная гордость теплится в моей груди, и я улыбаюсь про себя, когда встаю и возвращаюсь к дивану.

В то время как у мальчиков дела идут намного лучше, и они практически могут противостоять всему, что бросает на них этот гребаный мир, я не могу представить, насколько ужасным было бы добавить мужской грипп к нашему списку дел, которые нужно преодолеть. Черт, трое одновременно болеют “мужским” гриппом…

Дрожь пробегает по моей спине.

Черт возьми, – "нет".

Быстро осмотрев парней, я убеждаюсь, что они все еще спят, и тихонько вздыхаю. Неделя без них была сущим адом, особенно первые три четверти, когда я думала, что они мертвы. Но видеть, как разглаживаются морщинки на их обеспокоенных лицах, когда они спят, раскинувшись на диванах и полностью расслабившись, – это то чувство, от которого я никогда не устану.

С ними все в порядке. Они в безопасности. Они поправляются.

С нами все будет в порядке.

Возвращаясь к Маркусу, я протягиваю руку к кофейному столику и беру еще немного обезболивающего и антисептический крем. Взявшись за одеяло, я стягиваю его ровно настолько, чтобы не потревожить его, прежде чем хватаюсь за подол его футболки.

Почему это всегда должен быть Маркус? Не так давно он оправлялся от огнестрельного ранения. Не поймите меня неправильно, я буду бодрствовать день и ночь, чтобы помочь ему выздороветь, но мое сердце разрывается, когда я вижу его раненым.

Когда я снимаю старую повязку с его раны, мои пальцы слегка касаются его кожи. Его глаза трепещут, и он накрывает мою руку своей.

– Ты в порядке, детка? – бормочет он, слишком уставший, чтобы открыть глаза.

– Да, – шепчу я, поднося обезболивающее к его рту и вслед за ним бутылку воды к его пересохшим губам. – Прими это и засыпай.

Ему не нужно повторять дважды.

Маркус проглатывает таблетки и позволяет мне ощупывать его рану, медленно втирая в нее еще немного крема, прежде чем я быстро перевязываю все заново, желая беспокоить его как можно меньше. Он держит глаза закрытыми, и хотя у него такой вид, будто он спит, я знаю что это не так.

Как только я заканчиваю, я поднимаю вгляд на его лицо, и тянусь к нему, проводя пальцами по мягкой коже его лба, а мое сердце колотится от переполняющих меня эмоций.

– Ты знаешь, что я бы сжег дотла деревни, только чтобы иметь возможность провести с тобой еще один день? – бормочет он в ночь, его голос такой тихий, что я едва могу разобрать слова.

На моих губах появляется ухмылка, и я расслабляюсь, прижимаясь к его груди.

– Знаешь, когда мужчина делает подобные заявления, большинство женщин закатили бы глаза на мрачные обещания, которые, как они знают, их мужчина никогда бы на самом деле не выполнил, но ты… ты сделал бы это, даже не подумав дважды, и это то, что меня пугает.

Хриплый смех срывается с его губ, мягко вибрируя в груди.

– Никто никогда не говорил, что любовь – это не сложно, – говорит он мне, не стыдясь своего заявления о хладнокровном убийстве, пока его большой палец проводит взад-вперед по моей талии.

– Сделай мне одолжение, – бормочу я, поднимая голову с его груди, чтобы посмотреть на него. Он смотрит на меня усталыми глазами, на его мягких губах играет едва заметная ухмылка, он терпеливо ждет. – Не сжигай дотла ни одной деревни.

– Не могу ничего обещать, – говорит он, подмигивая.

Закатывая глаза, я снова падаю ему на грудь, тепло его тела передается моему, и я хватаюсь за одеяло, натягивая его до плеч, более чем готовая погрузиться в глубокий сон. По крайней мере, я бы так и сделала, если бы Дилл не вскочил на лапы, насторожив уши.

Я наблюдаю за ним, моя спина напрягается, а Маркус снова медленно засыпает.

– В чем дело? – Спрашиваю я, приподнимаясь и наблюдая, как Дилл пересекает большую гостиную к окну, низко опустив хвост, посылая этим волну беспокойства, пульсирующую по моему телу.

Тихое рычание вырывается из его груди, и через мгновение Доу присоединяется к нему, становясь рядом – их острые взгляды устремлены в окно. Я опускаю руку на бедро Марка, и я грубо встряхиваю его.

– Что-то не так, – говорю я, поднимаясь с дивана и пересекаю комнату, присоединяясь к волкам у окна.

– Что случилось? – Спрашивает Маркус, его резкий тон заставляет Романа и Леви очнуться от глубокого сна, все трое поворачивают головы в мою сторону, их лазерно – сфокусированные взгляды устремлены мне в спину.

Я качаю головой, не имея ни малейшего гребаного представления, пока смотрю в окно, неспособная увидеть или ощутить то, что привлекло внимание волков.

– Я не знаю, слишком темно. Я ничего не могу разобрать, но что-то есть… я не знаю, но что-то заставляет волков быть готовыми к нападению.

Сильные руки прижимаются к моим бедрам, и я удивленно ахаю, когда твердая грудь прижимается к моей спине. Я не слышала, чтобы кто-нибудь из них вставал, но к этому моменту я уже не должна удивляться. Роман нависает надо мной, пристально глядя в окно. Тишина наполняет гостиную, и единственный шум, который я слышу, – это тяжелый стук моего пульса в ушах.

– Блядь, – бурчит Роман за мгновение до того, как я вижу это – темную тень, пересекающую ухоженный газон. Но дело не только в этом. Мои глаза привыкают к темноте, и я, наконец, могу разглядеть это: повсюду люди – тени, движущиеся по территории, окружающие нас со всех сторон.

Роман хватает меня за локоть и тянет назад.

– Держись подальше от окон, – торопливо произносит он, и прежде, чем я успеваю ответить, он уходит, уже пересекая комнату со своими братьями, роясь в куче оружия, которое они притащили из оружейной именно по этой причине.

– Сколько? – Спрашивает Леви, готовясь к гребаной битве, выдержать которую они недостаточно сильны – пока нет. Они все еще выздоравливают, особенно Маркус.

Роман качает головой. – Невозможно сказать. Слишком темно. Они окружили нас.

Страх пронзает меня, и я направляюсь к мальчикам.

– Нет, – говорю я им. – Еще слишком рано. Мы к этому не готовы.

Роман оглядывается на меня, проверяя свой пистолет.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, императрица? Должен ли я сбегать туда и попросить их вернуться в более удобное время? Они здесь, готовы мы или нет, и у нас нет другого выбора, кроме как пойти туда и встретиться с ними лицом к лицу.

– Я знаю это, – выплевываю я в ответ, разочарование быстро овладевает мной. – Я просто… я не могу потерять вас, парни, снова.

Роман вздыхает и отходит от своих братьев, беря меня за руку.

– Ты не потеряешь нас, – говорит он мне, притягивая меня к своей груди и целуя в висок. – Мы пройдем через это так же, как прошли через все остальное. А теперь приготовься. Я не хочу, чтобы ты была не в состоянии защитить себя.

Я с трудом сглатываю и киваю, прежде чем высвободиться из его объятий и встать между Леви и Марком. Я хватаю все свои любимые игрушки: пристегиваю ножи к бедрам и проверяю, полностью ли заряжены мои пистолеты. Сколько раз девушка должна это делать? Почему мне так трудно удержать свое счастье?

Леви перепроверяет все, что я делаю, и это действует мне на нервы, но я знаю, что он делает это только потому, что непреклонен в стремлении обеспечить мою безопасность, а не потому, что не доверяет мне.

Марк неторопливо подходит к большому окну, зорко наблюдая за фасадом, его снайперская винтовка перекинута через плечо. Он смотрит вниз, на больших волков, и они наблюдают за ним, ожидая какой-то команды. Глаза Марка блестят от возбуждения, сама мысль о пролитии крови заставляет его собственную быстрее течь по венам.

– Хотите поохотиться?

Дилл издает странный звук, похожий на хмыканья, и, не оглядываясь, два волка выбегают из гостиной – любимая их игра вот-вот разыграется в эпических масштабах. Марк оборачивается и встречает мой взгляд, прежде чем посмотреть на своих братьев.

– Я поднимусь наверх, чтобы занять лучшую точку обзора, – объясняет он. – Он хочет ее. Он здесь не ради нас. Вы ведь понимаете это, верно? – добавляет он, отчего по моему телу пробегают мурашки. – Если с ней что-нибудь случится, пока меня не будет, я вырву ваши органы прямо через рот. Это понятно?

– Понял, брат, – огрызается Леви, почти оскорбленный тем, что Марк предположил, что я не буду в полной безопасности с Романом и Леви… хотя, учитывая то, что произошло в прошлый раз, могу ли я действительно винить его?

Маркус бросает на меня последний долгий взгляд и, даже не поцеловав на прощание, выбегает из комнаты, полный решимости довести дело до конца. Роман и Леви выходят следующими – рука Леви ложится мне на поясницу и ведет меня через особняк, обратно через обугленные руины, по которым мы с трудом пробирались всего несколько коротких часов назад.

Роман качает головой.

– Он не должен был найти нас так быстро.

– Он мог наблюдать за домом, – говорит Леви.

Роман усмехается.

– Или, что еще хуже, он мог добраться до Мика.

Леви чертыхается, когда мы входим в огромное, обугленное фойе, которое раньше было таким впечатляющим, но теперь представляет собой не что иное, как копоть и руины. Роман подходит к окну, смотрит на лужайку, нахмурив брови.

– Что случилось? – Спрашивает Леви.

– Я не узнаю никого из этих охранников.

Я подхожу к Роману, выглядывая наружу, чтобы получше разглядеть то, с чем нам предстоит столкнуться.

– У отца было почти две недели, чтобы пополнить свою охрану после последнего покушения на нас. Просто будь готов. Кто знает, из какой ямы он выкопал этих ублюдков, – заявляет Леви.

Я хмурю брови, наблюдая, как темные тени на лужайке медленно подходят ближе. Они так официальны, так синхронны.

– Они не охранники вашего отца, – говорю я им. – Они Джии.

– Откуда ты это знаешь? – Спрашивает Роман. – Ты узнаешь их?

Я качаю головой.

– Нет, но посмотри, как они двигаются. Они хорошо обучены и уже некоторое время работают вместе. Охранники вашего отца всегда были неряшливы и не умели работать в команде. Плюс, посмотри на их форму. Они все совершенно одинаковые, как оловянные солдатики, движущиеся под одним командованием.

Словно в подтверждение моей теории, Джиа Моретти, сука, известная также как моя мать, выходит из темноты в сопровождении Зика, и сквозь мою жесткую внешность прорывается до хрена нервов.

– Черт, – вздыхает Роман, его взгляд возвращается ко мне. – Я могу только догадываться, чего она хочет.

Тяжело сглатывая, я встречаю его тяжелый взгляд.

– Я не пойду с ней, несмотря ни на что, – говорю я им. – Она обучала меня убить вашего отца, а затем собиралась убить меня, как только я закончу за нее грязную работу. Она не хотела, чтобы я унаследовала ее империю. Эта сучка даже не больна.

Леви тяжело вздыхает, и я понимаю, что была идиоткой, не сказав об этом до сих пор. Я должна была рассказать им все это, как только нашла их, но единственное, что имело для меня значение, – это спасти их.

– Я знал, что ее “болезнь” была выдумкой.

Переводя взгляд с одного брата на другого, я пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

– Итак, каков наш план?

Роман качает головой.

– Мы пойдем туда и выясним, какого хрена ей нужно, – говорит он, как будто это так просто. – Позволь ей раскрыть свои карты и мы используем их против нее. Важно только то, что ты все еще нужна ей живой, по крайней мере, сейчас.

Мои губы сжимаются в жесткую линию.

– Нет, если только она не предположит, что ты собираешься убить своего отца. Тогда технически я ей ни к чему.

– БЛЯДЬ, – рычит Леви, хватаясь руками за голову. – Почему каждый ублюдок, которого мы встречаем, хочет увидеть тебя в чертовой могиле?

– Это ты мне говоришь, – усмехаюсь я, прежде чем направиться к двери. – Давайте просто покончим с этим. Надеюсь, мы сможем заставить ее отвалить к чертовой матери без необходимости пускать кому-то пулю в лоб.

– Маркусу это не понравится, – говорит Леви себе под нос, тяжело вздыхая, прежде чем потянуться к двери и натянуто улыбнуться мне. – Что нам терять?