Текст книги "Слуги правосудия"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Я знаю эту песню, – сказала она, по-прежнему не отнимая лица от запястий. Я поняла, что если она узнает меня, то только по этой мелодии, и перешла на другую. В одном из регионов Вальскаай пение было благородным времяпрепровождением, а местные хоровые общества – центром общественной деятельности. Та аннексия принесла много красивых песен, которые особенно нравились мне, когда моих голосов было больше одного. Выбрала одну из тех. Сеиварден ее не узнает. Вальскаай был и до, и после нее.

– Она сказала, – ответила наконец Сеиварден, подняв лицо, – что чувства затуманивают восприятие. Что самое четкое зрение – это чистый разум, не искаженный чувством.

– Это неправда.

У меня была целая неделя на этот инструмент и очень мало других занятий. Мне удалось сыграть две строчки сразу же.

– Поначалу это казалось правдой. Сначала было чудесно. Все отступало. Но когда действие заканчивалось, все становилось как прежде. Даже хуже. А потом, через некоторое время, оказалось, что не чувствовать – фигово. Я не знаю. Я не могу этого описать. Но если я принимал больше, это отступало.

– А отходняк становился все более невыносимым. – Я слышала эту историю несколько раз за последние двадцать лет.

– О, милость Амаата!.. – простонала она. – Я хочу умереть.

– Почему бы и нет? – Я перешла на другую песню.

 
Мое сердце – это рыбка,
Скрывается в ежовнике,
В зелени, в зелени…
 

Она посмотрела на меня, будто я была скалой, которая только что заговорила.

– Ты потеряла свой корабль, – сказала я. – Ты была заморожена на тысячу лет. Очнулась, а Радч изменился: никаких вторжений, унизительный договор с Пресгер, твой клан потерял финансовое и социальное положение. Никто тебя не знает и не помнит, всем плевать, жива ли ты. Это не то, к чему ты привыкла, не то, чего ожидала от жизни, так?

Потребовалось три секунды полной растерянности, чтобы факт осел в сознании.

– Ты знаешь, кто я.

– Разумеется, я знаю, кто ты. Ты мне сказала, – солгала я.

Она моргнула, скорее всего мучительно пытаясь вспомнить, было это или нет. Разумеется, у нее имелись провалы в памяти.

– Иди спать, – сказала я и положила пальцы поперек струн, заставив их умолкнуть.

– Я хочу уехать, – возразила она, не трогаясь с места, все так же сидя на скамье, облокотившись на колени. – Почему я не могу уехать?

– У меня здесь дело, – ответила я.

Поджав губы, она усмехнулась. Она, конечно, права: ждать здесь – глупо. После стольких лет планирования и усилий я потерпела неудачу.

Но тем не менее.

– Возвращайся в постель.

Постелью было ложе из подушек и одеял рядом со скамьей, где она сидела. Она посмотрела на меня с прежней полуусмешкой и пренебрежением в глазах, соскользнула на пол и улеглась, натянув одеяло. Заснет она не сразу, я уверена. Она попытается придумать, как бы удрать отсюда, взять надо мной верх или убедить меня сделать то, что она хочет. Все это совершенно бессмысленно, пока она не поймет, чего хочет, конечно же, но я этого не сказала.

Через час ее мышцы расслабились и дыхание замедлилось. Была бы она моим лейтенантом, я бы наверняка знала, спит ли она, знала, в какой фазе сна находится, видит или не видит снов. Сейчас я могла наблюдать только внешние проявления.

Все еще настороже, я сидела на полу, опираясь спиной на другую скамью, а одеяло натянула на ноги. Как всегда здесь, я расстегнула куртку и положила руку на пистолет, откинулась назад и закрыла глаза.

Через два часа меня разбудил слабый звук. Я лежала не двигаясь, рука – по-прежнему на пистолете. Слабый звук повторился, чуть погромче, – это закрылась вторая дверь. Я приоткрыла глаза. Сеиварден лежала на своей постели слишком спокойно – наверняка тоже услышала.

Сквозь ресницы я видела кого-то в уличной одежде. Под два метра ростом, худощавая под массой двухслойной куртки, кожа серо-стальная. Определенно не нильтианка.

Она стояла, наблюдая за мной и Сеиварден семь секунд, а затем тихо шагнула туда, где лежала я, и наклонилась, чтобы подтянуть к себе одной рукой мой рюкзак. В другой руке она держала пистолет, постоянно направленный на меня, хотя, казалось, не знала, что я проснулась.

Замок на несколько мгновений поставил ее в тупик, а затем она вытащила из кармана некий инструмент, который использовала для того, чтобы обойти мой замок, – несколько быстрее, чем я предполагала. Не отводя от меня пистолета и время от времени поглядывая на все еще неподвижную Сеиварден, она опорожнила рюкзак.

Запасная одежда. Боеприпасы, но пистолета нет, поэтому она поймет или заподозрит, что я вооружена. Три завернутых в фольгу пакета с пищевыми концентратами. Приборы для еды и бутылка для воды. Золотой диск пяти сантиметров в диаметре и полутора сантиметров толщиной, над которым она, нахмурившись, поломала голову, а потом отложила в сторону. Коробка, открыв которую она обнаружила деньги и изумленно охнула, осознав, сколько их там, а потом посмотрела на меня. Я не двигалась. Не знаю, что она предполагала там найти, но, казалось, этого она не обнаружила, чем бы оно ни было.

Она взяла диск, который ее озадачил, и села на скамью, откуда хорошо видела и меня, и Сеиварден. Перевернув диск, она нашла защелку. Боковые стороны опустились, раскрывшись, как цветок, и механизм выпустил фигурку, почти обнаженную, не считая коротких штанов и крошечных цветов из драгоценных камней и эмали. Она безмятежно улыбалась. У нее четыре руки. Одна держит шар, вторую обхватывал наруч. В других руках – нож и отрезанная голова, с которой на босые ноги падают капельки крови из драгоценных камней. Голова улыбалась той же улыбкой праведного, абсолютного спокойствия, как и сама фигурка.

Стриган – это, должно быть, Стриган – нахмурилась. Эта икона оказалась неожиданной. Она еще больше возбудила ее любопытство.

Я открыла глаза. Она сжала пистолет сильнее – оружие, с которого я не сводила глаз теперь, когда они были полностью открыты и я могла поворачивать голову вслед за ним.

Держа икону в руке, она вопросительно приподняла серо-стальную бровь.

– Родственник? – спросила она на радчааи.

Я удерживала на лице нейтрально-приятное выражение.

– Не совсем, – ответила я на ее языке.

– Я думала, что знаю, кто ты, когда ты пришла, – сказала она после продолжительного молчания, к счастью перейдя вслед за мной на другой язык. – Я думала, что знаю, что ты здесь делаешь. Теперь я уже не так уверена. – Она бросила взгляд на Сеиварден, которую, судя по всему, нисколько не потревожил наш разговор. – Я думаю, что знаю, кто он такой. Но кто ты? Что ты такое? Не говори мне: Брэк из Джерентэйта. Ты тоже радчааи, как и он. – Она слегка двинула локтем в сторону Сеиварден.

– Я пришла сюда, чтобы кое-что купить, – сказала я, решив не смотреть на пистолет, который она держала. – Он – случайность. – Поскольку мы говорили не на радчааи, мне приходилось принимать в расчет род – язык Стриган требовал этого. В то же время общество, в котором она жила, утверждало, что пол несущественен. Мужчины и женщины одевались, говорили и действовали неотличимо. И тем не менее все, с кем я встречалась, определяли пол друг друга сразу и безошибочно. И их неизменно раздражало, когда я колебалась или угадывала неверно. Я так и не поняла, в чем тут секрет. Я была в доме Стриган, видела ее вещи и тем не менее не испытывала уверенности в том, какие грамматические формы использовать в разговоре с ней.

– Случайность? – с недоверием спросила Стриган. Я ее понимала. Я бы и сама не поверила на ее месте. Она больше ничего не сказала, вероятно поняв, что говорить еще что-нибудь неразумно, если я именно то, чего она опасалась.

– Совпадение, – ответила я, довольная хотя бы тем, что мы говорим не на радчааи, где это слово имело серьезную значимость. – Я нашла его без сознания. Если бы оставила, он умер бы. – (Стриган не поверила и этому, судя по ее взгляду.) – Почему ты здесь?

Она рассмеялась – коротко и с горечью, – то ли потому, что я использовала неверный род для местоимения, то ли отчего-то еще, я была не уверена.

– Я думаю, это я должна задать такой вопрос.

По крайней мере, она не исправила мою грамматику.

– Я пришла, чтобы с тобой поговорить. Купить кое-что. Сеиварден был болен. Тебя здесь не было. Разумеется, я заплачу за все, что мы съели.

Казалось, она нашла это забавным.

– Зачем вы здесь? – спросила она.

– Я одна, – сказала я, отвечая на невысказанный вопрос. – Не считая его. – Я кивнула на Сеиварден. Моя рука все еще лежала на пистолете, и Стриган, вероятно, знала, почему я держу руку под курткой так неподвижно. Сеиварден все еще притворялась, что спит.

Стриган слегка покачала головой с недоверием.

– Я поклялась бы, что ты – трупосолдат. – Она имела в виду – вспомогательный компонент. – Когда ты появилась, я была в этом уверена. – Значит, она пряталась поблизости, ожидая, когда мы уйдем, и все было у нее под наблюдением. Вероятно, она не сомневалась в своем укрытии: если бы я оказалась тем, чего она опасалась, оставаться поблизости было бы крайне глупо. Я бы ее нашла. – Но когда ты увидела, что здесь никого нет, ты заплакала. А он… – Она посмотрела на Сеиварден, вялую и неподвижную на постели, и пожала плечами.

– Сядь, гражданин, – сказала я Сеиварден на радчааи. – Ты никого не вводишь в заблуждение.

– Отвали! – ответила она и натянула одеяло на голову. Затем опять сбросила его, поднялась и, слегка покачиваясь, пошла в гигиеническую комнату.

Я снова повернулась к Стриган.

– А то дело с арендой флаера. Это была ты?

Она безучастно пожала плечами:

– Он сказал мне, что пара радчааи направляются сюда. Либо он сильно тебя недооценил, либо ты еще более опасна, чем я думала.

Что означало: очень опасна.

– Я привыкла к тому, что меня недооценивают. И ты не сказала ей… ему, зачем, по-твоему, я иду.

Ее пистолет не дрогнул.

– Зачем ты здесь?

– Ты знаешь, зачем я здесь. – Выражение ее лица изменилось на долю мгновения. Я продолжила:

– Не для того, чтобы убить тебя. Убийство бы все обессмыслило.

Она приподняла бровь и слегка наклонила голову.

– Неужели?

Словесная пикировка, все эти уловки – для меня сущее мучение.

– Я хочу пистолет.

– Какой пистолет? – Стриган не так глупа, чтобы признать, что вещь существует, что она знает, о каком пистолете я говорю. Но ее лицемерное незнание не убеждало. Она знала. Если у нее есть то, что я думала (и я готова была прозакладывать свою жизнь, что у нее это есть), дальнейшее уточнение не нужно. Она знала.

Отдаст ли она это – уже другой вопрос.

– Я заплачу тебе за него.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Гарседдиане делали все по пять. Пять верных деяний, пять главных грехов, пять зон по пять регионов. Двадцать пять представителей, чтобы капитулировать перед лордом Радча.

На три секунды Стриган замерла. Казалось, она даже перестала дышать. Затем она заговорила:

– Гарседд, так? Какое это имеет отношение ко мне?

– Я бы ни за что не догадалась, если бы ты оставалась на месте.

– Гарседд был тысячу лет назад и очень, очень далеко отсюда.

– Двадцать пять представителей, чтобы капитулировать перед лордом Радча, – повторила я. – И двадцать четыре пистолета, о местонахождении которых известно.

Она моргнула, втянула в себя воздух.

– Кто ты?

– Кто-то удрал. Кто-то бежал из системы до того, как прибыли радчааи. Может быть, он опасался, что пистолеты не будут действовать так, как об этом сообщалось. А может, понимал, что, даже если они действуют, это не поможет.

– А не наоборот? Не в том ли было дело? Никто не бросит вызова Анаандер Мианнаи. – В ее словах прозвучала горечь. – Если хочет жить.

Я промолчала.

Стриган все так же сжимала пистолет. Но безопасности он не гарантировал, реши я причинить ей вред, – думаю, она это понимала.

– Не знаю, почему ты думаешь, что у меня есть этот пистолет. Откуда?

– Ты собирала старинные вещи, диковины. У тебя уже была маленькая коллекция гарседдианских артефактов. Они каким-то образом попали на базу Драс-Анниа. И другие могли попасть туда точно так же. А однажды ты исчезла. Ты приняла меры, чтобы за тобой не проследили.

– Это слишком хилая основа для такого большого допущения.

– Тогда зачем все это? – Я осторожно махнула свободной рукой, другая по-прежнему оставалась под курткой, держа пистолет. – У тебя было прекрасное положение на Драс-Анниа, пациенты, куча денег, связи и репутация. Теперь ты в ледяной дыре, оказываешь первую помощь пастухам бовов.

– Личностный кризис, – сказала она, произнося слова тщательно и медленно.

– Конечно, – согласилась я. – Ты не смогла заставить себя уничтожить его или передать кому-то, кто не понял бы, какую опасность он представляет. Ты же, как только осознала, чем обладаешь, не сомневалась, что, если бы властям Радча даже просто померещилось, что он существует, они бы выследили и убили тебя и любого другого, кто мог его видеть.

В то время как власти Радча желали, чтобы все запомнили, что случилось с гарседдианами, они не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, как именно гарседдианам удалось сделать то, что они сделали, – то, что никому не удавалось осуществить ни за тысячу лет до, ни еще за тысячу лет после этого, – уничтожить радчаайский корабль. Почти никто из живых этого не помнил. Я знала это, так же как и любой из кораблей, которые были там и существуют сейчас. Анаандер Мианнаи, безусловно, знала. И Сеиварден, сама видевшая ту невидимую броню и пистолет, пули которого без усилий пробили радчаайскую броню и тепловой щит ее корабля. А лорд Радча хотела, чтобы никто даже не думал, что такое возможно.

– Я хочу его, – сказала я Стриган. – Я заплачу тебе за него.

– Если бы у меня была такая вещь… если бы! Вполне возможно, что всех денег в мире не хватило бы.

– Все возможно, – согласилась я.

– Ты – радчааи. И ты военнослужащая.

– Была, – исправила я. А когда она усмехнулась, я добавила: – Иначе меня бы здесь не было. Или ты бы уже выдала мне всю нужную информацию и была бы мертва.

– Убирайся отсюда. – Голос Стриган был тихим, но яростным. – И забирай своего бродягу.

– Я не уйду, пока не получу то, за чем пришла. – В этом было бы мало смысла. – Тебе придется отдать его мне или застрелить меня из него.

Я все равно что признала, что у меня еще есть броня. Намекнула, что я – именно тот, кого она опасалась, радчаайский агент, явившийся, чтобы убить ее и забрать пистолет.

Несмотря на страх, который Стриган должна была испытывать, она не удержалась от любопытства:

– Почему ты так сильно его хочешь?

– Я хочу, – ответила я, – убить Анаандер Мианнаи.

– Что? – Пистолет в руке задрожал, слегка пошел в сторону, но затем снова застыл. Она подалась вперед на три миллиметра и наклонила голову, как будто не была уверена, что правильно меня расслышала.

– Я хочу убить Анаандер Мианнаи, – повторила я.

– Анаандер Мианнаи, – сказала она едко, – обладает тысячами тел в сотнях мест. Ты не сможешь убить всех. Точно не сможешь с одним пистолетом.

– Я все-таки хочу попытаться.

– Ты безумна. Да разве это вообще возможно? Разве не у всех радчааи промыты мозги?

Распространенное заблуждение.

– Перевоспитывают только преступников или людей, которые плохо функционируют. Никого на самом деле не заботит, что ты думаешь, пока делаешь то, что требуется.

Она смотрела на меня с сомнением.

– Что значит «плохо функционируют»?

Свободной рукой я сделала неопределенный жест, который должен был обозначать «не моя проблема». Хотя, возможно, это было моей проблемой. Наверное, этот вопрос действительно теперь касался меня в той же мере, как он мог очень даже касаться Сеиварден.

– Я собираюсь вытащить руку из-под куртки, – сказала я. – А потом я собираюсь поспать.

Стриган промолчала, только одна седая бровь дернулась.

– Если я нашла тебя, Анаандер Мианнаи, безусловно, сможет, – заявила я. Мы говорили на языке Стриган. Какой пол она определила лорду Радча? – Пока он этого не сделал – возможно, потому что занят другими вещами. По причинам, которые должны быть тебе ясны, он, скорее всего, не решается передать полномочия в этом вопросе.

– Тогда я в безопасности. – В этом заявлении прозвучало куда больше убежденности, чем она могла испытывать.

Сеиварден с шумом вышла из ванной комнаты и упала обратно на постель, руки дрожали, дыхание было учащенным и неглубоким.

– Я вытаскиваю руку из-под куртки, – сказала я и сделала это. Медленно. Пустую.

Стриган вздохнула и опустила свой пистолет.

– Я, наверное, все равно не смогла бы тебя застрелить.

Потому что она была уверена, что я радчаайская военнослужащая и потому – в броне. Конечно, если бы она застала меня врасплох или выстрелила прежде, чем я развернула броню, она действительно могла бы меня убить.

И конечно, у нее есть тот пистолет. Хотя он мог быть и не под рукой.

– Могу я получить назад свою икону?

Она нахмурилась, а затем вспомнила, что все еще держит ее.

– Твою икону.

– Она принадлежит мне, – прояснила я.

– А сходство есть, – отметила она, вновь посмотрев на нее. – Откуда она?

– Издалека. – Я протянула руку. Она вернула ее, я тронула пальцем той же руки защелку, фигурка опустилась, и основание ушло в золотой диск.

Стриган пристально посмотрела на Сеиварден и нахмурилась.

– Твой бродяга беспокоится.

– Да.

Стриган покачала головой, то ли с досадой, то ли с раздражением, и направилась в свой лазарет. Вернувшись, она подошла к Сеиварден, наклонилась и протянула к ней руку.

Сеиварден вздрогнула, откинулась и схватила Стриган за запястье с явным намерением его сломать. Но Сеиварден уже не та, какой была когда-то. Разгульный образ жизни и, как я подозревала, недостаточное питание сделали свое дело. Оставив руку в тисках ее хватки, Стриган другой рукой выхватила из своих пальцев белый ярлычок и прилепила на лоб Сеиварден.

– Мне не жаль тебя, – произнесла она на радчааи. – Просто я врач. – (Сеиварден смотрела на нее с необъяснимым ужасом.) – Отпусти меня.

– Отпусти ее, Сеиварден, и ляг, – резко сказала я. Она еще две секунды таращилась на Стриган, а затем сделала, как ей велели.

– Я не буду его лечить, – сказала мне Стриган, когда дыхание Сеиварден замедлилось и мышцы обмякли. – Это просто первая помощь. И я не хочу, чтобы он впал в панику и расколотил мои вещи.

– Я иду спать, – ответила я. – Мы можем продолжить разговор утром.

– Уже утро. – Но она больше не спорила.

Она не настолько глупа, чтобы обыскивать меня во сне. Она понимает, как это опасно.

И она не застрелит меня, пока я сплю, хотя это простой и действенный способ избавиться от меня. Во сне я была бы легкой мишенью для пули, если бы не развернула свою броню сейчас и не оставила ее в таком положении.

Но в этом не было необходимости. Стриган не станет в меня стрелять, по крайней мере пока не получит ответы на множество своих вопросов. Даже после этого не станет. Я – слишком хорошая загадка.

Когда я проснулась, Стриган не было в главной комнате, но дверь в ее спальню была закрыта, и я предположила, что она либо спит, либо пожелала уединиться. Сеиварден бодрствовала, уставившись на меня, ерзая, потирая руки и плечи. Неделей раньше мне приходилось силой удерживать ее, чтобы она не расцарапала себя до крови. Ей стало гораздо лучше.

Коробка с деньгами лежала там, где ее оставила Стриган. Я проверила (осталась нетронутой) и убрала ее, а потом защелкнула рюкзак, размышляя о том, что делать дальше.

– Гражданин, – сказала я Сеиварден, отрывисто и властно. – Завтрак.

– Что? – Она так удивилась, что на мгновение перестала шевелиться.

Я приподняла уголок губы, самую малость.

– Попросить доктора проверить твой слух? – Струнный инструмент лежал рядом со мной, там, где я положила его вечером накануне. Я взяла его и прикоснулась к пятой струне. – Завтрак.

– Я не слуга тебе, – возразила она. С возмущением.

Моя презрительная усмешка стала чуть-чуть шире.

– А кто ты?

Она замерла, лицо исказилось от гнева, а затем стало ясно, что она судорожно ищет ответ. Но этот вопрос оказался очень трудным для нее. Ее уверенность в собственном превосходстве, очевидно, получила слишком серьезный удар, чтобы разобраться с этим прямо сейчас. Казалось, она не в состоянии найти ответ.

Я склонилась над инструментом и стала подбирать мелодию. Я ожидала, что она так и будет сидеть на месте, насупившись, пока голод не заставит ее приготовить еду себе. Или может быть, с большой задержкой найдет что мне ответить. Я почти надеялась, что она на меня замахнется, чтобы ответить ей, но, возможно, она все еще была под воздействием того, что Стриган дала ей прошлой ночью, пусть и незначительным.

Дверь спальни Стриган отворилась, и она вошла в главную комнату, остановилась, сложив на груди руки, и приподняла бровь. Сеиварден не обращала на нее внимания. Никто из нас не произнес ни слова, и через пять секунд Стриган повернулась и пошла в кухню, где открыла шкаф.

Он был пуст. О чем я знала еще накануне вечером.

– Ты меня подчистила, Брэк из Джерентэйта, – сказала Стриган без всякого возмущения. Словно это показалось ей почти забавным. Голод нам практически не грозил: здесь даже летом снаружи будто в хорошем холодильнике и в неотапливаемом хранилище полным-полно еды. Нужно было лишь принести что-нибудь и разморозить.

– Сеиварден. – Я говорила небрежно-высокомерным тоном, который слышала от самой Сеиварден в далеком прошлом. – Принеси еды из хранилища.

Она застыла, а затем, пораженная, прищурилась.

– Да кого ты, блин, из себя корчишь?

– Следи за своей речью, гражданин, – осадила ее я. – Могу задать тебе тот же вопрос.

– Ты… ты невежественное ничтожество! – Вспышка ярости едва не заставила ее вновь разрыдаться. – Ты думаешь, что лучше меня? Да тебя едва ли можно считать человеком. – Она сказала это не потому, что я – вспомогательный компонент. Я совершенно уверена, что она еще не поняла. Она сказала это потому, что я не радчааи, и еще потому, что некоторые мои имплантаты, общепринятые кое-где за пределами пространства Радча, в глазах радчааи ставили под сомнение мою принадлежность к людям. – Меня не воспитывали как твоего слугу.

Я могу двигаться очень, очень быстро. Моя рука пролетела половину расстояния, прежде чем я осознала свое намерение тронуться с места. Ничтожная доля секунды, когда я, возможно, могла сдержаться, миновала, и мой кулак врезался в лицо Сеиварден слишком быстро, чтобы на нем успело отразиться удивление.

Она упала спиной на свою постель и лежала без движения, из носа хлынула кровь.

– Он мертв? – спросила Стриган с умеренным любопытством, все еще стоя на кухне.

Я сделала неопределенный жест.

– Ты доктор.

Она подошла к лежащей без сознания, истекающей кровью Сеиварден. Посмотрела на нее.

– Не мертв, – объявила она. – Но мне бы хотелось убедиться, что сотрясение не обернется чем-нибудь похуже.

Я смиренно пожала плечами.

– Как пожелает Амаат, – сказала я, надела куртку и вышла из дома, чтобы принести еды.