Текст книги "Слуги правосудия"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Я сидела на койке в ожидании разрешения покинуть корабль во Дворце Омо, мой рюкзак лежал у ног, Сеиварден, снедаемая скукой, беспечно откинулась на стену напротив меня.

– Тебя что-то беспокоит, – заметила мимоходом она. Я не ответила, и она продолжила: – Ты всегда напеваешь эту мелодию, когда чем-то озабочена.

Мое сердце – это рыбка, скрывается в ежовнике. Я размышляла о том, что все может не заладиться с самого начала, с той минуты, как я сойду с корабля и столкнусь с инспекторами порта. Или со службой безопасности базы. Или еще что похуже. Думала о том, что меня арестуют прямо в порту и все, что я сделала, окажется напрасным.

И я думала о лейтенанте Оун.

– Я так предсказуема? – Я заставила себя улыбнуться, словно меня это позабавило.

– Не предсказуема. Не совсем так. Просто… – Она помедлила. Слегка нахмурилась, будто внезапно пожалела, что заговорила. – У тебя есть несколько привычек, которые я заметил, вот и все. – Она вздохнула. – Портовые инспектора вкушают чай? Или ожидают, пока мы созреем? – Мы не могли оставить корабль без разрешения Инспекторского управления. Инспектор, вероятно, получил наши документы, когда корабль запросил разрешение пристыковаться, и у него было много времени просмотреть их и решить, что делать, когда мы прибудем.

Все так же опираясь спиной на судовую переборку, Сеиварден закрыла глаза и стала мурлыкать себе под нос. Ее голос подрагивал, звучал то тише, то громче, и она перевирала интервалы. Но тем не менее это было узнаваемо. Мое сердце – это рыбка.

– Буфера Аатр! – выругалась она, пропев полтора куплета, по-прежнему не открывая глаз. – Ты и меня заразила.

Прозвучал дверной колокольчик.

– Войдите, – сказала я.

Сеиварден открыла глаза и села прямо. Собранная. Я заподозрила, что ее скука была притворством.

За скользнувшей в сторону дверью оказалась особа в темно-синем пиджаке, перчатках и брюках инспектора порта. Стройная и молодая; возможно, двадцати трех или двадцати четырех лет. В ней было что-то знакомое, хотя я не могла понять, кого она мне напоминает. Об этом могла бы сообщить мне более редкая, чем обычно, россыпь драгоценностей и памятных брошек, если бы я присмотрелась к ним поближе, чтобы прочесть имена, что было бы неприлично. Напротив меня Сеиварден спрятала голые руки за спину.

– Уважаемая Брэк, – сказала помощник инспектора с легким поклоном. Казалось, ее совершенно не беспокоят мои обнаженные руки. Привыкла общаться с иноземцами, предположила я. – Гражданин Сеиварден. Прошу вас пройти со мной в кабинет старшего инспектора.

Никакой необходимости встречаться с самой старшим инспектором у нас не было. Эта помощница инспектора могла своей властью выпустить нас на базу. Или приказать арестовать нас.

Мы последовали за ней через переходной шлюз на погрузочную площадку, затем через другой шлюз – в коридор, полный людей: портовых инспекторов в темно-синем; сотрудников службы безопасности базы в светло-коричневом; то тут, то там мелькала темно-коричневая форма солдат; попадались и пятна более ярких цветов – горстка граждан без формы. Этот коридор вел в широкий зал, вдоль стен которого стояла дюжина богов, чтобы присматривать за путешественниками и торговцами, в одном конце – вход на саму базу, а напротив – дверь в кабинет инспектора.

Помощник инспектора проводила нас через крайний кабинет, где девять младших помощников в синей форме разбирались с предъявившими претензии капитанами кораблей, а за ними располагались кабинеты для дюжины старших помощников и их подручных. Пройдя мимо них, мы оказались во внутреннем кабинете с четырьмя стульями, маленьким столом и дверью в дальней части, закрытой.

– Мне жаль, гр… уважаемая и гражданин, – сказала помощник, которая привела нас сюда, ее пальцы шевелились – она с кем-то общалась, вероятно с ИИ базы или самой старшим инспектором. – Старший инспектор была доступна, но возникло некое обстоятельство. Я уверена, что это займет не более нескольких минут. Прошу вас присесть. Не желаете чаю?

Значит, предстоит довольно продолжительное ожидание. А учтивое предложение чая подразумевает, что это не арест. Никто не обнаружил, что мои документы фальшивые. Здесь все, включая Базу, верят, что я именно та, за кого себя выдаю, чужеземная путешественница. И может быть, у меня появится возможность выяснить, кого же напоминает мне эта молодая помощник инспектора. Откуда она?

– Да, благодарю вас, – ответила я.

Сеиварден не ответила на предложение чая тотчас же. Скрестив руки на груди, она спрятала обнаженные кисти под локти. Вероятно, ей хотелось чаю, но ее смущали собственные руки без перчаток, которые не удалось бы скрыть, держа чашку. Так я думала, пока она не произнесла:

– Не могу понять ни слова из того, что она говорит.

Произношение Сеиварден и ее манера речи, вероятно, были знакомы большинству образованных радчааи – из старых развлекательных зрелищ и широко распространенного подражания речи Анаандер Мианнаи представителями уважаемых – или надеющихся стать таковыми – семейств. Мне не казалось, что изменения в произношении и лексическом составе языка были настолько значительными. Но они происходили в течение всей моей жизни, а Сеиварден никогда не отличалась особой чуткостью к восприятию языка.

– Она предлагает чаю.

– О! – Сеиварден бросила взгляд на свои сложенные на груди руки. – Нет.

Я взяла чай, который помощник инспектора налила из термоса на столе, поблагодарила и села. Кабинет выкрашен в бледно-зеленый цвет, пол выложен плиткой, которая, вероятно, должна походить на деревянную и походила бы, если бы дизайнер видел что-нибудь помимо подражаний имитациям. В стенной нише позади молодой помощника инспектора были икона Амаата и маленькая ваза ярко-оранжевых, с кружевными лепестками, цветов. А помимо этого, крошечная медная копия отвесной скалы в храме Иккт. Их можно было купить, я помнила это, у продавцов на площади перед Преддверием Храма во время сезона паломничества.

Я снова посмотрела на помощника. Кто она? Я ее знала? Родственница человека, с которым я была знакома?

– Ты снова напеваешь, – вполголоса заметила Сеиварден.

– Простите меня. – Я отпила чаю. – Это привычка. Я извиняюсь.

– Не стоит, – сказала помощник и села в свое кресло за столом. Очевидно, это ее собственный кабинет, и, таким образом, она – непосредственный помощник старшего инспектора, необычная должность для столь молодой особы. – Я не слышала этой песни с детства.

Сеиварден моргнула, ничего не поняв. Если бы она поняла, то, наверное, улыбнулась бы. Радчааи мог жить почти двести лет. Эта помощник инспектора, совершеннолетняя с юридической точки зрения уже с десяток лет, была все еще невероятно молода.

– Я знавала кое-кого, кто все время пел, – продолжила помощник.

Я ее знала. Возможно, покупала у нее песни. Ей было, может, четыре, а может, пять лет, когда я покинула Орс. Может, чуть больше, если она помнила меня довольно четко.

Старший инспектор за той дверью – человек, который побывал на Шиз’урне или, наиболее вероятно, – в самом Орсе. Что я знала о лейтенанте, которая заменила там лейтенанта Оун в качестве администратора? Насколько вероятно, что она вышла в отставку со своей военной должности и получила назначение на пост инспектора порта? Такое случалось.

Кем бы ни была этот старший инспектор, она обладала деньгами и достаточным влиянием, чтобы привезти сюда помощницу из Орса. Мне хотелось спросить у девушки имя ее руководителя, но это было бы невообразимо неучтивым поступком.

– Я слышала, – сказала я, рассчитывая, что это будет выглядеть проявлением праздного любопытства, и слегка подчеркивая свой джерентэйтский акцент, – что драгоценности, которые вы, радчааи, носите, имеют некую значимость.

Сеиварден бросила на меня озадаченный взгляд. Помощник инспектора лишь улыбнулась.

– Некоторые из них. – Ее орсианский акцент – теперь я его опознала – был явственным, очевидным. – Например, вот это. – Она слегка отвела пальцем в перчатке подвеску, приколотую возле левого плеча. – Это – памятная.

– Могу я взглянуть поближе? – спросила я и, получив разрешение, пододвинула свое кресло и наклонилась, чтобы прочесть выгравированное на простом металле имя на радчааи, которое я не узнала. Вряд ли это была памятная брошь в честь орсианина – я не могла представить, чтобы кто-либо в нижнем городе перенял радчаайские похоронные обычаи, или, по крайней мере, кто-то из жителей, старых достаточно, чтобы умереть с тех пор, как я видела их в последний раз.

Возле этой памятной броши, на воротнике, приколота маленькая брошка в виде цветка, на каждом лепестке по эмалевому символу Эманации. В центре цветка выгравирована дата. Эта уверенная в себе молодая женщина была крошечным, перепуганным цветоносом, когда Анаандер Мианнаи исполнила роль жреца в доме лейтенанта Оун двадцать лет назад.

Совпадений не существует – не для радчааи. Теперь я совершенно уверена, что, когда мы окажемся перед старшим инспектором, я увижу ту, что заменила лейтенанта Оун в Орсе. Эта помощник инспектора, наверное, ее клиент.

– Их делают для похорон, – сказала помощник, продолжая разговор о памятных брошах. – Носят их члены семьи и близкие друзья.

И по стилю и стоимости вещи можно определить положение усопшего в радчаайском обществе, а косвенно – и положение того, кто ее носит. Но помощник, которую зовут, как я поняла, Даос Сит, об этом не упомянула.

Тогда я подумала: интересно, а как Сеиварден воспринимает – восприняла – изменения в моде после Гарседда, то, как изменились эти сигналы – или не изменились. Люди по-прежнему носят унаследованные памятные подарки и памятные броши, свидетельства социальных связей и ценностей нескольких поколений своих предков. И по большей части все так же, за исключением того, что «несколько поколений назад» был Гарседд. Некоторые памятные подарки были не важны тогда, но ценились теперь, а часть тех, что были бесценны, теперь стали бессмысленными. А о цветах и значениях модных драгоценных камней за последние сто с лишним лет Сеиварден вообще ничего не знает.

У помощника инспектора Сит три близких друга, и у всех трех доходы и посты – такие же, как у нее, судя по дарам, которыми они обменялись с ней. Две возлюбленные, достаточно близкие, чтобы обменяться с ними подарками, но не такие, чтобы считаться очень серьезными. Никаких бус из драгоценных камней, никаких браслетов – хотя, конечно, если она на самом деле производила осмотр грузов или корабельных систем, такие вещи могли ей попадаться, – и никаких колец поверх перчаток.

А там, на другом плече, где я теперь могла видеть его явственно и смотреть прямо на него, не выглядя при этом чрезмерно неучтивой, был памятный подарок, который я искала. С первого взгляда я посчитала его невыразительным, приняла платину за серебро, свисающую жемчужину – за стекло, признаки дара от брата или сестры, – нынешняя мода ввела меня в заблуждение. В нем не было ничего дешевого, ничего легкомысленного. Но это не памятный клиентский знак, хотя и металл и жемчужина предполагали ассоциацию с конкретным кланом. Ассоциацию с семейством достаточно старым, чтобы Сеиварден могла опознать его сразу же. Возможно, уже опознала.

Помощник инспектора Сит встала.

– Старший инспектор освободилась, – сообщила она. – Извините за то, что вам пришлось ждать. – Она открыла внутреннюю дверь и жестом пригласила нас войти.

В дальнем кабинете, стоя, приветствовала нас та, кто подарил брошку, – на двадцать лет старше и чуть потяжелевшая по сравнению с тем, когда я видела ее в последний раз, лейтенант – нет, старший инспектор Скаайат Оэр.

ГЛАВА 18

Лейтенант Скаайат не может меня узнать. Она поклонилась, ни о чем не подозревая. Странно было видеть ее в темно-синем, более степенную и серьезную, чем тогда, в Орсе.

Старший инспектор на столь оживленной базе, как эта, вероятно, никогда не заходит на корабли, которые проверяют ее подчиненные, но старший инспектор Скаайат носила почти так же мало драгоценностей, как и ее помощник. Длинная нить зеленых и синих драгоценных камней извивалась от плеча к противоположному бедру, и с одного уха свисал красный камень, а так ее форменный пиджак украшала подобная (хотя явно более дорогая) россыпь брошей – с друзьями, возлюбленными и мертвыми родственниками. На манжете ее правого рукава, рядом с краем перчатки, висел простой золотой памятный знак, и его расположение говорило о том, что ей хотелось, чтобы он напоминал о чем-то и был виден как ей, так и любому другому со стороны. Он выглядел дешево, машинная штамповка. Не ее уровня вещь.

Она поклонилась:

– Гражданин Сеиварден. Уважаемая Брэк. Садитесь, прошу вас. Не желаете чаю? – По-прежнему непринужденно изящная, даже через двадцать лет.

– Ваша помощник уже предлагала нам чаю, благодарю вас, старший инспектор, – ответила я. Старший инспектор Скаайат тут же с некоторым удивлением, как мне показалось, бросила взгляд на меня, а затем на Сеиварден. Она обращалась главным образом к Сеиварден, думая о ней как о главной из нас двоих. Я села. Сеиварден, помедлив немного, села на стул рядом со мной, все так же пряча кисти.

– Я сама хотела встретить вас, гражданин, – сообщила старший инспектор Скаайат, заняв свое место. – Преимущество должности. Не каждый день знакомишься с кем-то тысячи лет от роду.

Сеиварден улыбнулась, но улыбка вышла мимолетной и напряженной.

– Разумеется, нет, – согласилась она.

– И я чувствовала, что было бы неуместно, если бы служба безопасности арестовала вас на причале. Однако… – Старший инспектор Скаайат умиротворяюще махнула рукой, и значок на ее манжете сверкнул. – У вас есть некие проблемы с законом, гражданин.

Сеиварден расслабилась, совсем чуть-чуть, плечи опустились, разжались стиснутые челюсти. Почти незаметно, если ее не знать. Повлияли произношение Скаайат и ее почтительный тон.

– Да, – признала Сеиварден. – Я намереваюсь подать прошение.

– Могу задать вам вопрос о его предмете. – Высокопарно. Официально. Вопрос, который не был вопросом. Но ответа не последовало. – Я могу сама отвести вас в административную часть дворца, чтобы избежать затруднений со службой безопасности.

Разумеется, она может. Она уже обсудила это с руководителем службы безопасности.

– Было бы очень любезно с вашей стороны. – Сейчас Сеиварден была больше похожа на прежнюю себя, чем за весь последний год. – Стоит ли просить вас посодействовать мне в установлении контакта с лордом Гейр? – Гейр мог предположительно нести некую ответственность за последнего представителя клана, который он взял под контроль. Ненавистный Гейр, который поглотил своего врага – Вендааи, клан Сеиварден. Отношение Вендааи с Оэр были не лучше, чем с Гейр, но мне сдается, что эта просьба показывала, насколько отчаявшейся и одинокой была Сеиварден.

– А! – Старший инспектор Скаайат слегка поморщилась. – Оэр и Гейр не так близки, как прежде, гражданин. Около двухсот лет назад состоялся обмен наследниками. Наследница Гейра убила себя. – Глагол, который употребила старший инспектор Скаайат, подразумевал, что это было не санкционированное самоубийство при посредничестве врача, но нечто беззаконное и безнравственное. – А наследник Оэра сошел с ума и удрал, чтобы присоединиться к какому-то культу.

Сеиварден хрипло хмыкнула.

– Так типично.

Старший инспектор Скаайат приподняла бровь, но лишь сдержанно произнесла:

– Это оставило дурные воспоминания с обеих сторон. Поэтому мои связи с Гейр не таковы, какими могли бы быть, и я не уверена, что сумею быть вам полезной. А их ответственность перед вами может… оказаться сложно определить, хотя, возможно, вы найдете это полезным в вашем обращении.

Сеиварден, не разнимая рук, приподняла один локоть, показывая, что отказывается от своей просьбы.

– Похоже, не стоит и пытаться.

Старший инспектор Скаайат жестом дала понять, что не уверена в этом.

– Как бы то ни было, вам, гражданин, будут предоставлены здесь еда и кров. – Она повернулась ко мне. – А вы, уважаемая? Вы здесь как турист?

– Да. – Я улыбнулась, надеясь, что здорово похожу при этом на туриста из Джерентэйта.

– Далеко вы забрались от дома. – Старший инспектор Скаайат улыбнулась вежливо, будто высказав праздное замечание.

– Я уже долго путешествую. – Несомненно, она – и, соответственно, остальные – испытывает ко мне интерес. Я прибыла вместе с Сеиварден. Большинство людей здесь не знают ее имени, но тех, кому оно известно, привлечет то, сколь ничтожна была вероятность найти ее через тысячу лет, и связь с таким знаменитым событием, как Гарседд.

По-прежнему любезно улыбаясь, старший инспектор Скаайат спросила:

– Чего-то ищете? От чего-то уклоняетесь? Просто любите путешествовать?

Я неопределенно развела руками.

– Наверное, люблю путешествовать.

То, как я это произнесла, заставило старшего инспектора Скаайат слегка прищуриться, мышцы вокруг рта едва заметно напряглись. Казалось, она подумала, что я что-то скрываю, и теперь в ней пробудились интерес и любопытство.

Я и сама задумалась, почему так ответила. И осознала, как опасна встреча со Скаайат, – не потому, что она может узнать меня, но потому, что я узнала ее. Потому что она осталась в живых, а лейтенант Оун – нет. Потому что все, кто был равен ей по положению, подвели лейтенанта Оун (я подвела лейтенанта Оун), и, несомненно, если бы тогдашняя лейтенант Скаайат подверглась тому испытанию, она бы тоже подвела. Сама лейтенант Оун знала это.

Я в опасности, потому что чувства влияют на мое поведение. Уже повлияли, и всегда влияют. Но я до сих пор никогда не сталкивалась лицом к лицу со Скаайат Оэр.

– Мой ответ неоднозначен, я понимаю, – сказала я, примирительно махнув рукой, как это делала уже старший инспектор Скаайат. – Я никогда не задавалась вопросом, почему мне хочется путешествовать. Когда я была ребенком, моя бабушка сказала, что, судя по моим первым шагам, я рождена для странствий. Она не раз повторяла это. Думаю, я просто всегда этому верила.

Старший инспектор Скаайат движением руки выразила понимание.

– Так или иначе, стыдно было бы разочаровать вашу бабушку. Ваш радчааи очень хорош.

– Моя бабушка всегда говорила, что мне стоит заняться изучением языков.

Старший инспектор Скаайат рассмеялась. Почти такая же, какой я запомнила ее в Орсе, но с отпечатком серьезности.

– Простите меня, уважаемая, но есть ли у вас перчатки?

– Я собиралась купить, прежде чем мы поднялись на борт, но решила обождать и купить те, что надо. Я надеялась, что по прибытии мне простят голые руки как нецивилизованной иноземке.

– Можно привести аргументы в пользу любого подхода, – заметила Скаайат, все еще улыбаясь. Чуть более расслабленная, чем несколькими минутами раньше. – Однако, – (серьезное начало), – говорите вы очень хорошо, но я не знаю, насколько вы понимаете другое.

Я приподняла бровь.

– Что именно?

– Не хочу показаться бестактной, уважаемая. Но гражданин Сеиварден, кажется, совершенно не имеет денег. – Сидящая рядом Сеиварден снова напряглась, стиснула челюсти и едва удержалась, чтобы не выпалить что-то. – Родители, – продолжала старший инспектор Скаайат, – покупают одежду своим детям. Храм дает перчатки обслуживающему персоналу: приносящим цветы, и водоносам, и так далее. Это нормально, потому что каждый должен быть предан господу. И я знаю из вашего заявления на въезд, что вы наняли гражданина Сеиварден в качестве слуги, но…

– А! – Я поняла ее. – Если я куплю перчатки гражданину Сеиварден – в чем она явно нуждается, – это будет выглядеть, будто я предложила ей стать моим клиентом.

– Именно так, – согласилась старший инспектор Скаайат. – Что было бы прекрасно, если бы соответствовало вашим намерениям. Но я не думаю, что на Джерентэйте это работает таким образом. И честно говоря… – Она помедлила, явно затронув щекотливую тему.

– И честно говоря, – закончила я за нее, – она находится в затруднительном положении с точки зрения закона, чему никак не поможет связь с иноземкой. – Обычно я не слишком эмоциональна. Я легко могу сдерживать свою ярость, не давая ей проявиться в голосе. Я могла говорить со старшим инспектором Скаайат так, словно она никоим образом не была связана с лейтенантом Оун, будто у лейтенанта Оун не было никаких опасений, надежд или страхов по поводу покровительства с ее стороны в будущем. – Даже с богатой.

– Не уверена, что выразила бы это именно так, – начала Скаайат.

– Я просто дам ей сейчас денег, – сказала я. – И вопрос будет решен.

– Нет. – Голос Сеиварден прозвучал резко. Зло. – Мне не нужны деньги. Каждый гражданин должен получать предметы первой необходимости, и одежда относится к предметам первой необходимости. У меня будет все, в чем я нуждаюсь. – Под удивленным, вопрошающим взглядом старшего инспектора Скаайат Сеиварден закончила: – У Брэк были серьезные основания не давать мне денег.

Старший инспектор Скаайат должна была знать, что это, вероятно, означало.

– Гражданин, я не намерена читать нотации, – заявила она. – Но если таковы обстоятельства, почему не позволить службе безопасности отправить вас к врачам? Я понимаю, что вам этого совершенно не хочется. – Перевоспитание не относится к числу того, о чем можно упомянуть непринужденно и вежливо. – Но право же, это может все изменить для вас к лучшему. Так часто бывает.

Год назад, думаю, Сеиварден вышла бы из себя от такого предложения. Но что-то в ней изменилось. Она лишь сказала с легким раздражением:

– Нет.

Скаайат посмотрела на меня. Я приподняла одну бровь и плечо, словно говоря: такая уж она есть.

– Брэк была очень терпеливой со мной, – проговорила Сеиварден, чем крайне меня удивила. – И очень щедрой. – Она взглянула на меня. – Мне не нужны деньги.

– Как хочешь, – ответила я.

Старший инспектор Скаайат пристально наблюдала за этой перепалкой, слегка нахмурившись. Я подумала, что ей любопытно не только кто я и что я, но и кто я для Сеиварден.

– Что ж, – сказала она, – позвольте мне отвести вас во дворец. Уважаемая Брэк Гхайад, я пришлю вам ваши вещи туда, где вы остановитесь. – Она поднялась.

Я тоже встала, Сеиварден – рядом со мной. Мы последовали за Скаайат в примыкающий кабинет, который оказался пустым, Даос Сит (помощник инспектора Сит, нужно будет запомнить), вероятно, уже ушла, принимая во внимание время дня. Вместо того чтобы провести нас перед кабинетами, Скаайат повела нас задним коридором, через дверь, которая открылась без всякого заметного сигнала с ее стороны, – База, то есть ИИ, который управлял этим местом, был этим местом, уделял пристальное внимание старшему инспектору своего порта.

– С тобой все в порядке, Брэк? – спросила Сеиварден, глядя на меня с замешательством и озабоченностью.

– Прекрасно, – солгала я. – Просто немного устала. Это был долгий день. – Я была уверена, что выражение моего лица не изменилось, но Сеиварден что-то заметила.

За дверью оказались другой коридор и ряд лифтов, один из которых открылся для нас, затем закрылся и тронулся с места без всяких сигналов. База знала, куда хочет отправиться старший инспектор Скаайат. Это оказалось главной площадью.

Двери лифта открылись, и нашим взорам предстало ослепительное зрелище: проспект, который был выложен черным камнем, испещренным белыми прожилками, длиной семьсот метров и шириной двадцать пять, крыша высилась в шестидесяти метрах над головами. Прямо перед нами стоял храм. Ведущие к нему ступени – не лестница, а лишь площадка, выделенная на мостовой красными, зелеными и синими камнями; действия, совершенные на ступенях храма, вероятно, имеют юридическую значимость. Сам вход, сорока метров в высоту и восемь в ширину, обрамлен многоцветными, поражающими буйством красок изображениями сотен богов, многие из которых, но не все, – человекообразные. Сразу при входе – чаша для омовения рук верующими, а за ней – сосуды со срезанными цветами, полосы желтого, оранжевого и красного и корзины с фимиамом для приобретения в качестве подношений. По обе стороны от главного перекрестка – магазины, конторы, балконы, увитые лозами с цветами. И даже в этот час, когда большинство радчааи сидят за ужином, сотни граждан расхаживали или стояли разговаривая, кто-то – в форменной одежде: белой – для Департамента переводчиков, светло-коричневой – для Службы безопасности базы, темно-коричневой – для военнослужащих, зеленой – для Садоводства, голубой – для Администрации, кто-то – нет, все – сверкающие драгоценностями, все – совершенно цивилизованные. Я заметила вспомогательного компонента, который проследовал за своим капитаном в переполненную чайную, и задумалась, с какого они корабля, что за корабли находятся здесь. Но спросить я не могла, ведь это вряд ли может интересовать Брэк из Джерентэйта.

И вдруг, на мгновение, я увидела их всех глазами не-радчааи, эту клубящуюся толпу людей раздражающе неопределенной половой принадлежности. Я увидела все те признаки, которые обозначают пол для не-радчааи, – они всегда, к моей досаде и неудобству, сильно отличаются в разных местах. Короткие или длинные волосы, распущенные (волной по спине или обрамляющие лицо кудрявым нимбом) либо прибранные (заплетенные в косы, подколотые, стянутые в пучок). Полные или худые торсы, лица с тонкими или грубыми чертами, с косметикой или без нее. Изобилие расцветок одежды, которые в других местах носили люди определенного пола. Все это совершенно произвольно соотносится с телами, округлыми в груди и бедрах или плоскими и ровными, телами, которые, с точки зрения не-радчааи, двигаются то по-женски, то по-мужски. Двадцатилетняя привычка взяла свое, и на минуту я впала в отчаяние, пытаясь подобрать верные местоимения, правильные формы обращения. Но здесь мне не нужно этого делать. Можно сбросить с плеч эту небольшую, но вызывающую раздражение ношу, что я несла все это время. Я – дома.

Это – дом, который никогда не был для меня домом. Я провела свою жизнь в аннексиях и на базах, которым только предстояло стать такими, как эта, когда я покидала их, чтобы начать все с самого начала где-то еще. С таких баз мои офицеры прибывали, а потом возвращались туда. На таких базах я никогда не бывала, и тем не менее она совершенно мне знакома. Такие места, с одной из возможных точек зрения, были основной причиной моего существования.

– Этим путем – несколько дольше, – сказала старший инспектор Скаайат, – но зато отсюда потрясающий вид.

– Да, – согласилась я.

– К чему все эти пиджаки? – спросила Сеиварден. – Это меня и в прошлый раз донимало. Хотя в последнем месте все носили пальто длиной по колено. Здесь или пиджаки, или пальто в пол. А воротники просто никуда не годятся.

– Мода тебя не беспокоила в других местах, где мы побывали, – заметила я.

– Другие места были чужими, – ответила Сеиварден раздраженно. – Там и речи не шло о доме.

Старший инспектор Скаайат улыбнулась.

– Полагаю, вы в конце концов привыкнете. Дворец – в эту сторону.

Мы пересекли главную площадь, мои и Сеиварден варварские одеяния и обнаженные руки привлекли немало взглядов – в некоторых было любопытство, в других отвращение, и подошли к входу, обозначенному просто черным бруском над дверным проемом.

– Со мной все будет прекрасно, – заявила Сеиварден, будто бы я что-то сказала. – Я догоню тебя, когда закончу.

– Я подожду.

Старший инспектор Скаайат проводила взглядом вошедшую во дворец Сеиварден, а затем сказала:

– Уважаемая Брэк, прошу вас на два слова.

Я показала движением руки, что готова выслушать, и она начала:

– Вы очень беспокоитесь о гражданине Сеиварден. Я это понимаю, и это характеризует вас с лучшей стороны. Но нет никаких причин тревожиться о ее безопасности. Радч заботится о своих гражданах.

– Скажите мне, старший инспектор, если бы Сеиварден была незначительной особой из никому неизвестного семейства, которая покинула Радч без разрешения, и что еще там она наделала – честно говоря, не знаю, что там было, – если бы вы о ней никогда не слыхали, а имя ее клана вам ничего не сказало, встретили бы ее так любезно в порту, предложили бы чаю, а потом проводили бы во дворец для подачи обращения?

Ее правая рука приподнялась на какой-то миллиметр, и тот маленький, неуместный золотой брелок сверкнул.

– Она больше не в таком положении. Она фактически бездомна и без гроша. – (Я ничего не ответила, просто смотрела на нее.) – Нет, в том, что вы сказали, что-то есть. Если бы я не знала, кто она такая, я бы и не подумала что-нибудь для нее делать. Но наверняка даже в Джерентэйте все происходит именно так.

Я заставила себя слегка улыбнуться, надеясь произвести более приятное впечатление.

– Да.

Скаайат помолчала немного, наблюдая за мной и о чем-то думая, но я не могла догадаться, о чем именно. Пока она не сказала:

– Вы намереваетесь предложить ей стать клиентом?

Это было бы неописуемо грубым вопросом, если бы я была радчааи. Но когда я знала ее, Скаайат Оэр часто говорила такое, о чем многие умолчали бы.

– Как я могу? Я не радчааи. И мы не заключаем такого рода контракты в Джерентэйте.

– Нет, вы не можете, – подтвердила старший инспектор Скаайат. Резко. – Не могу себе представить, каково это – внезапно пробудиться через тысячу лет, потеряв свой корабль в печально известном событии, и обнаружить, что все твои друзья умерли, а твой клан исчез. Я тоже могла бы убежать куда глаза глядят. Сеиварден нужно найти способ стать частью чего-нибудь. На взгляд радчааи, похоже, что именно это вы ей и предлагаете.

– Вас беспокоит, что я даю Сеиварден ложные надежды? – Я подумала о Даос Сит в приемной и о той красивой, очень дорогой, платиновой с жемчугом, броши, которая не была символом клиентских отношений.

– Я не знаю, какие надежды питает гражданин Сеиварден. Просто… вы поступаете так, словно несете за нее ответственность. По мне, так это неправильно.

– Если бы я была радчааи, это, по-вашему, также выглядело бы неправильным?

– Если бы вы были радчааи, вы бы вели себя по-другому. – Судя по ее стиснутым челюстям, она раздражена, но пытается это скрыть.

– А чье имя на той брошке? – Вопрос непреднамеренно прозвучал резче, чем позволяла вежливость.

– Что? – Озадаченная, она нахмурилась.

– Та брошка на вашем правом рукаве. Она отличается от всего остального, что вы носите.

«Чье имя на ней? – хотела спросить я снова. И еще: – Что вы сделали для сестры лейтенанта Оун?»

Старший инспектор Скаайат моргнула и слегка подалась назад, как будто я ее ударила.

– Это память об умершем друге.

– И вы думаете о ней сейчас. Вы все время двигаете запястьем, поворачивая его к себе. Вы делали это в течение нескольких последних минут.

– Я часто думаю о ней. – Она сделала вдох, выдохнула. Вдохнула снова. – Может, я несправедлива к вам, Брэк Гхайад.