Текст книги "Очаг и орел"
Автор книги: Эни Сетон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Как бы там ни было, Тони сразу перестал представлять собой угрозу, так как он уехал на Запад и не появлялся в Марблхеде эти два года. И Карла, казалось, быстро пришла в себя, как ипредполагали ее родители. Она закончила в Бостоне частную школу мисс Принн. Девочка танцевала и флиртовала с молодыми людьми, прекрасно и, очевидно, весело проведя два летних сезона в Ньюпорте. Во время ее коротких визитов в «Очаг и Орел» на День Благодарения и Пасху она никогда не упоминала имени Тони.
Эспер, зная график движения послеполуденного поезда, точно спланировала свои приготовления и, едва заслышав снаружи звук колес, развела огонь в большом очаге, открыла для Карлы заднюю дверь и в ожидании встала на пороге. В походке девушки была необычная нерешительность, Карла вошла молча. Она мягко поцеловала бабушку, затем бросила на пол свою маленькую дорожную сумку, подошла и встала у очага с задумчивой улыбкой, радуясь огню и тому, что находится в этой вечно неизменной старой кухне.
– Рада видеть тебя, дорогая, – ласково сказала Эспер, глядя на изящную фигурку внучки. Карла выглядела слегка вызывающе и в то же время мило. Она была в синем, под цвет ее глаз, велюровом костюме, крепдешиновой блузе цвета слоновой кости и с короткой ниткой великолепного жемчуга, подаренного ей Генри по случаю окончания школы. Ее темные волосы были высоко взбиты по последней моде, это затейливое сооружение венчала шляпка без полей из синего бархата, а розовая губная помада подчеркивала решительный маленький рот. Помады Эспер не одобряла, но она держала свое мнение при себе. Девушки из окружения Карлы теперь пользовались макияжем. А Карла не была легкомысленной кокеткой.
– Ты собираешься поговорить со мной сейчас? – спустя минуту спросила внучку Эспер. – Или мы начнем ужинать? Дяди Уолта нет дома Я надеялась, что он принесет омаров, но теперь думаю, что мы их не дождемся.
Карла сделала рассеянный жест рукой.
– Нет, присядь, Марни, пожалуйста, – она указала на кресло-качалку, и Эспер подчинилась. Карла бросила свою шляпку на скамью-ларь, вытащила трехногую табуретку из-за очага и, сев рядом с бабушкой, прислонилась к ее колену. – Я удрала, – сказала она, уставившись на огонь. – Мама думает, что я поехала в гости к Бетти Уолтон в Хинген. Но я должна была приехать сюда, к тебе и к этому дому. Здесь все выглядит яснее, и, кроме того... я знаю, существует честь, и самоуважение, и все это... Но ты должна понять меня, Марни...
Эспер положила свои руки на мягкие волосы девушки.
– Я определенно ничего не понимаю! О чем ты говоришь?
Карла выпрямилась и, повернув голову, взглянула в ласковые глаза своей бабушки.
– Я говорю о Тони.
Эспер окаменела, и улыбка исчезла с ее лица; она почувствовала страх из-за того тона, которым Карла сказала об этом. Тон был резким и непримиримым.
– А что Тони? Он ведь в колледже, на Западе.
– Нет, – сказала Карла. – Он уже вернулся в Марблхед.
– Значит, ты получила от него сообщение? Он нарушил свое обещание!
– Обещание! – горько усмехнулась Карла. – Ему не нужно было никаких обещаний, он не хотел больше видеть меня после той ночи. Какой стыд! Мама и папа говорили ужасные вещи. Говорили ему, что он охотится за моими проклятыми деньгами. Они думали, что он такой, и ты, Марни, стала с моими родителями заодно. Это ужасно обидело меня. Мы ничего не делали в ту ночь в Касл-Роке, когда мама нашла нас. Мы даже не целовались. Тони не позволил бы себе этого. Он любил меня. А они действовали, как если бы он...
– О, моя дорогая девочка! – воскликнула Эспер, задохнувшись от сострадания к этому юному существу, – они все думали, что Карла была слишком молода, чтобы что-нибудь понимать. – Поверь мне, никто не хотел причинить тебе зла... Ты должна быть справедливой, милая. Ты была маленькой четырнадцатилетней девочкой, а Тони – двадцатилетним парнем. Твои родители намеревались защитить тебя, к тому же они обнаружили, что ты встречаешься с ним тайком.
– Но мне это было необходимо. Тони не знал о том, как они к нему относятся. Тем не менее он достойно выдержал это испытание. Мама и папа вели себя отвратительно. Ужасно. А я была так напугана и сбита с толку в ту ночь, что я согласилась с ними. Когда я пыталась найти его на следующий день, он уже уехал.
– Ты больше его не видела?
Карла покачала головой:
– Я написала ему одно письмо. Я пыталась выразить, как люблю его, и если бы он только подождал, когда я стану старше! О, это ужасно, быть такой молодой! Ни один из вас не поверил бы в мои чувства. И Тони не поверил. Он так и не ответил на это письмо. Я ждала и молилась, и снова ждала неделями, месяцами.
Поднявшись с табуретки, Карла прошла назад, к очагу. Она взяла кочергу и поправила прогоревшие поленья. Во всех ее действиях чувствовалась уверенность взрослого человека.
– Откуда ты знаешь, что сейчас он в Марблхеде? – мягко спросила Эспер.
– В субботу в Йеле я встретила Сэма Джерри и спросила его, слышал ли он что-нибудь о Тони. Он сказал, что Тони недавно вернулся после окончания технического колледжа в Калифорнии и этой осенью собирается поступить в технологический институт в Массачусетсе.
Эспер слышала, что Тони поступил в колледж на Западе, чтобы выучиться на инженера. Хотя он и так зарабатывал хорошие деньги, помогая своему отцу на авиазаводе в Берджесе в течение нескольких лет после окончания средней школы. Эта неприятность с Карлой, возможно, пошла парню на пользу, побудив его сделать все необходимое, чтобы занять свое место в жизни, подумала Эспер. Этот молодой человек всегда нравился ей. Но сейчас она боялась услышать ответ, который могла бы дать Карла на ее следующий вопрос.
– И что же ты собираешься делать, Карла?
Девушка прислонила кочергу к кирпичам внутри очага; она с достоинством повернулась, и только ее рука, крепко зажавшая складку на юбке, выдавала ее волнение:
– Я хочу увидеться с ним снова. О, я знаю, что могу теперь ничего не значить для него! Но я хочу увидеться с ним, и тогда мне все станет ясно. Я хочу, чтобы ты пригласила его сюда, Марни. Не говори ему, зачем – ведь у меня тоже есть гордость. Если мы встретимся здесь, в этом не будет ничего особенного – это могло бы показаться случайной встречей.
– Но, моя дорогая, ты уверена, что хочешь встретиться с ним снова? Ты прекрасно обходилась без него. То, что ты затеваешь, похоже на большую глупость.
Самообладание Карлы иссякло. Ее лицо исказилось, и в синих глазах, обращенных к Эспер, появились слезы.
– Я не могла обходиться без него! О, я была на стольких вечеринках! Я веселилась с другими молодыми людьми, но мне всегда хотелось, чтобы рядом был Тони! За эти два года не было ни одной ночи и ни одного дня, когда бы я не думала о нем.
«Боже! – подумала Эспер. – Это настоящее».
Когда-то давно в этой самой комнате она обрела такую же уверенность в своих чувствах. Но теперь она была старой и уставшей от улаживания проблем, связанных с душевными переживаниями других людей. Слишком уставшей, чтобы видеть Надрывающие сердце переживания Карлы.
«Я сама испытывала их на протяжении своей жизни, почему я должна разделять переживания этого ребенка?» – с болью в сердце думала Эспер.
– Марни, – нежно прошептала девушка, – прости. Не смотри на меня так. Я смогу выдержать это, ты знаешь. У меня есть сила и мужество.
Эспер вздрогнула, внимательно посмотрев на лицо внучки, приблизившееся к ее лицу. Оно утратило детскую наивность и доверчивость. Это было лицо женщины, переживающей душевную муку.
Губы Эспер тронула грустная улыбка. Она встала с кресла-качалки и прошла к телефону. Пусть Бог простит меня, старую дуру, вмешивающуюся не в свои дела, подумала она в то время, пока вертела ручку и просила центральную станцию соединить ее с Гатчеллами. Бог и Элеонора тоже, добавила Эспер с усмешкой.
Тони снял трубку сам. Он был удивлен, услышав голос миссис Портермэн, но сказал, что придет сразу после ужина. В его ожидании женщины выпили кофе, затем Карла поднялась в свою комнату и вновь спустилась вниз в простом сером шерстяном платье; Эспер увидела, что она сняла с себя жемчуг. Девушка была очень бледной, и ее синие глаза смотрели напряженно. Но вот они услышали шаги, приближающиеся по дорожке к дому, и лицо девушки внезапно постарело и осунулось.
– Встреть его, пожалуйста, – попросила Карла Эспер и отошла к очагу. Присев на скамью, она оказалась в тени.
Эспер открыла дверь.
– Добрый вечер, Тони, – поприветствовала она молодого человека. – С твоей стороны очень любезно, что ты пришел, – и она пристально посмотрела на него.
Тони был хорош собой – стройный, с вьющимися светло-каштановыми волосами, узким, загорелым лицом и серыми глазами. Его волевой подбородок и гордая посадка головы свидетельствовали о наличии чувства собственного достоинства.
– Рад, что вы пригласили меня, – невозмутимо произнес он. – Я не ожидал радушного приема в доме Портермэнов. Отец передает вам свой привет.
Сердце Эспер упало. Сквозь вежливый тон молодого человека угадывалась затаенная обида: «Что понадобилось от меня вашим родственникам? Давайте сразу приступим к делу».
Эспер молча провела его в большую кухню. Она отступила в сторону, и Тони, нахмурившись, оглядел слабо освещенное помещение. Наконец он увидел Карлу, сидящую на скамье.
– Привет, – сказала девушка нарочито небрежным тоном. Она слегка подалась вперед – Привет, Тони.
Эспер не могла видеть лица молодого человека. Она лишь увидела, как окаменела его спина. Тони стоял, не двигаясь, пристально глядя на Карлу.
Эспер задержала дыхание. Комната, казалось, начала сжиматься в повисшем напряженном безмолвии вокруг тихо гудящего огня в большом очаге.
Но вот в лице Карлы произошла перемена. Напряженная улыбка исчезла с ее губ. Девушка слегка вздохнула и, медленно поднявшись со скамьи, двинулась навстречу Тони с простертыми вперед руками Какую-то секунду молодой человек колебался, потом резким, прерывающимся голосом сказал: «Привет, малышка», – и заключил ее в свои объятия.
Эспер тихо повернулась и вышла из кухни, освещенной теперь не только огнем очага, но и особым светом первой юношеской любви. В глазах ее стояли слезы, но сердце ликовало; Эспер слепо прошла через гостиную и, подойдя к окну, устремила свой взгляд на море.
Последующие несколько дней сила любви Карлы привела всех в движение. Вновь обретя друг друга, двое молодых людей просидели в старой кухне далеко за полночь и решили множество вопросов. На следующий день Карла позвонила своему отцу в его офис, и Генри приехал в Марблхед послеполуденным поездом.
Они провели совещание втроем – Карла, Эспер и Генри. Отец и бабушка мрачно выслушали свое чадо. Когда Карла закончила, Генри повернулся к Эспер.
– Что ты думаешь об этом, мама?
– Я думаю, они любят друг друга и, поскольку они любят друг друга и поскольку они не считают, что бракосочетание должно состояться немедленно, советую тебе и Элеоноре быть тоже благоразумными и воспользоваться возможностью ближе узнать Тони.
Генри оставался серьезен, несмотря на то, что взгляд его смягчился, остановившись на одухотворенном, светящемся лице дочери.
– Но это будет тяжелым ударом для Элеоноры, – вздохнул он.
– Я не вижу причин для этого! – вскричала Карла. – Тони великолепно проявил себя в колледже. На будущий год он закончит обучение и будет в состоянии получить инженерную работу где угодно. А что касается того, что он является жителем Марблхеда, то ты и сам им был, отец!
Генри слабо улыбнулся.
– Был, но меня волнует; как твоя мать отреагирует на происходящее. Хорошо, мне, видимо, надо поговорить с этим молодым человеком. К сожалению, два года назад мы все поступили неправильно, а после того, как я увидел его... Не волнуйся, Карла. Я сам сообщу эту новость твоей матери. Но может быть, тебе лучше ненадолго остаться здесь, пока она не успокоится?
Карла засмеялась и поцеловала отца. Ее счастливый смех эхом отозвался в старых комнатах и взволновал даже Уолта. Он прекратил пить, вымылся, побрился, стал чаще бывать дома и оберегать свою племянницу от собственного цинизма, обычно вызываемого видом молодой влюбленной пары.
Карла съездила на пару дней в Бруклин. Вернувшись, она сообщила, что Элеонора все еще злится, но уже понемногу приходит в себя. Тони должен был провести часть рождественских каникул в Бруклине, на это он согласился только ради Карлы. В настоящее время он постоянно ездил на занятия в Бостон, однако продолжал видеться с Карлой по вечерам в гостиной – вполне подходящем месте для влюбленных, так как погода стала слишком холодной для традиционных свиданий вне дома. И вскоре радость Карлы и ее бьющая через край энергия потребовали своего выхода. Карла захотела устроить предрождественскую вечеринку.
– Соглашайся, Марни! В доме веселья не было уже давно. Это будет замечательно! Я все организую. Я не хочу, чтобы ты уставала и беспокоилась об этом.
Эспер и в самом деле чувствовала себя усталой; тупая боль в левом плече и груди уже подолгу не отпускала ее. Возможно, это из-за угнетенного состояния и усталости с такой неохотой она согласилась представить Карле возможность осуществить ее вполне естественное желание. Может быть, это было также из-за того, что Карла хотела устроить костюмированный вечер, чтобы там были представлены костюмы тех времен, которые пережил этот дом. Но чемоданы и сундуки на чердаке были заполнены старинной одеждой. А Карла была достаточно энергичной и умелой, чтобы сделать всё необходимое. Так обоснованных причин для отказа не было, и Эспер, конечно, дала согласие, несмотря на возникшие дурные предчувствия.
Вечеринку назначили на восемнадцатое декабря. Приглашенных было немного, так как Карла знала только нескольких молодых людей в Марблхеде, а гостями из Нека была молодежь из двух семей, открывших свои дома на рождественские праздники.
Однако все эти люди ничего не значили для Карлы, поскольку здесь был Тони. Ей неудержимо хотелось наполнить старый дом весельем, светом и музыкой и воспроизвести при этом дни его наибольшей славы.
Она провела день в Салеме, покупая дюжины ароматизированных свечей, красные ленты серпантина и продукты. Она заказала в Бостоне венки, гирлянды и ветки омелы. Она побывала в библиотеке «Эббот-Холл» и просмотрела книги о прошлом Америки. Карла неохотно отказалась от мысли иметь на столе сбитые сливки с вином и сахаром и горячий напиток из подслащенного пива со спиртом, яичными желтками и специями, но зато купила огромную индейку, которую следовало нафаршировать каштанами и устрицами и зажарить на вертеле старым способом прямо во время вечеринки, а кирпичная плита, долгое время бездействовавшая, должна была быть снова затоплена – на ней будут печься бобы. Карла разыскала рецепты Зильпы Ханивуд. Приготовлением рождественских кексов и рубленого мяса в коньяке она решила заняться сама, хотя предусмотренная старинными рецептами выдержка не могла быть достигнута.
За несколько дней до вечеринки Карла и Эспер поднялись на чердак взглянуть на костюмы, которые были не просто костюмами, но одеждой нескольких поколений Ханивудов.
На чердаке было по-настоящему тепло – он обогревался большой каменной трубой, потревоженные осы слабо жужжали среди балок и стропил. Большие, тесанные вручную стропила были покрыты пылью, как мехом, гигантские паутины дрожали между забытыми, покачивающимися под потолком связками высушенного розмарина и укропа.
– Господи, благослови! – сказала Эспер, улыбаясь. – Она принялась сметать ближайшую паутину старой метлой, подобранной в углу. – У моей матери случился бы удар, если бы она увидела это. Боюсь, я никогда не была хорошей американской домохозяйкой.
– На самом деле ты являешься ею, – смеясь, ответила Карла. – К тому же ты прекрасный повар.
– О, это сущие пустяки! Добавь чуточку этого и кусочек того. Это всего-навсего сноровка, ты немного потренируешься и тоже все сумеешь.
– Ты помнишь, – задумчиво сказала Карла, легко прокручивая скрипящую спиннинговую катушку, – как мы обычно обходили весь дом, когда я была маленькой? Ты рассказывала мне истории о Ханивудах, и мне казалось, что все так и было. Конечно, это было в действительности. Как я гордилась собственными предками!
Карла прошла в восточный угол и коснулась чехла на большой, гораздо больше обычного размера, колыбели.
– Качалка Сары, – сказала она со смехом. – Ты действительно укачивала в ней свою бабушку, когда была маленькой?
Эспер кивнула головой, опершись на ручку метлы. Боль пронзила ее грудь и руку до локтя. Мне нужно быть более осторожной, подумала Эспер. Как только закончится вечеринка...
– Да, я укачивала Сару, – ответила она на вопрос девушки. – Тогда это меня пугало, даже казалось сумасшествием. Но сейчас я в этом не уверена. Когда ты стареешь, Карли, то все, чего тебе хочется, – это старые, давно знакомые вещи и покой.
– Да, я могу это понять, – задумчиво произнесла девушка. – Я здесь всегда чувствовала себя в полной безопасности, действительно дома. – Открыв крышку чемодана, она воскликнула. – Вот так так! – Из чемодана поднималась волна камфарного запаха. Карла начала перебирать кучи стеганых корсажей и домотканых нижних юбок. Она искала богатые парчовые и кружевные одежды времен Мозеса Ханивуда. Эти же, домотканые – были из более ранних, может быть, их носили во времена Фиб. Опуская крышку, Карла посмотрела на Эспер. – Я иногда думаю о Фиб. Кажется странным, что сохранились ее вещи – ведь она умерла сотни лет назад Где письмо леди Арбеллы, Марни?
Эспер мгновение раздумывала.
– Я полагаю, оно в том деревянном сундуке с железными петлями, там, около печной трубы. Я уже давно туда не заглядывала. Все собиралась положить его в более безопасное место, но я не знаю, где может быть безопаснее. Посмотри, оно там?
Карла подняла массивную, тяжелую крышку после того, как подтащила сундук поближе к окну. Она кивнула головой, вытаскивая длинный, желтоватый конверт, исписанный неразборчивым почерком Роджера. Фрагмент письма, написанного в 1630 году леди Арбеллой Джонсон своей сестре леди Сьюзэн Хэмфри касательно моей четвертой прабабушки, миссис Фиб Ханивуд Письмо, по-видимому, написано в Салеме.
– Отлично, читай его вслух, если ты сможешь вынуть его из конверта, – велела Эспер, присаживаясь на чемодан и прислоняясь головой к стене.
Девушка низко склонилась над письмом, хмурясь при виде выцветших коричневатых чернил и букв, начертанных в старинном стиле. Она читала медленно, почти угадывая некоторые слова.
«... Никаких новостей из дома нет, поэтому я пишу тебе снова... через капитана корабля «Лев». Я стараюсь мысленно не возвращаться к прошлому, однако... я не могу, к моему стыду здесь многие храбрее меня. В этих местах появилась страшная болезнь, и я молюсь о ребенке, которого ношу... и стараюсь укрепить мою веру в Бога, который привел нас сюда. Он ... соизволила быть мне другом. Это некая Фиб Ханивуд, вышедшая замуж за одного из искателей приключений, дочь простого мелкого землевладельца, очень храбрая и добрая девушка ... возвышенная, нежная душа, и Бог к ней ближе, чем она об этом думает Эта молодая женщина, почти еще девочка, является для меня источником вдохновения: обладающая высшей степенью выносливости, она, преодолевая любые беды, повсюду следует за своим мужем, в надежде обрести постоянный, прочный дом.
О моя дорогая сестра! Только такие, как она, смогут все вынести ... претворить в жизнь нашу мечту о новой, свободной земле, такие, как она, смогут произвести на свет детей, способных дать начало новому народу, – в то время, как я ... слишком слаба и малодушна...»
– Это все, – мягко сказала Карла. Ее глаза подозрительно блестели, она сложила письмо и вновь спрятала его в конверт Роджера. – Арбелла вскоре умерла, не так ли?
– Да, – ответила Эспер.
Девушка помолчала немного, затем взорвалась:
– Но почему? Это несправедливо! Ведь видно же – она была замечательным человеком! Почему она не смогла тоже стать счастливой? Почему мы все не можем быть и оставаться счастливыми?
«Ах, я забываю, как она молода! – подумала Эспер, глядя на внучку. – Почему нам всем приходится начинать с бунта и неистовой борьбы? Как много требуется времени, чтобы избавиться от сентиментальных заблуждений в отношении справедливости!»
– Я не знаю, Карли, – сказала она, – но мы не можем. Ты нашла одежду, которую искала?
Девушка покачала головой; она внимательно и с каким-то непонятным волнением рассматривала неровные пыльные половые доски.
– Марни, Тони считает, что Америка скоро вступит в войну. Он сказал мне об этом вчера вечером. И еще... Он хочет выучиться на авиатора и отправиться на фронт.
Эспер осела на своем чемодане. Вот оно! Все начинается сначала! Воспоминания о прошлом завертелись у нее в голове, и внезапно резко она увидела Джонни в его новенькой униформе, стоящего на платформе станции с сотнями других уходящих на войну парней, и своей бранью доводящего ее до слез. Но несмотря на то что он не вернулся, многие другие вернулись. И хотя ход событий повторяется, их внутренние связи никогда не бывают одними и теми же.
– Хорошо, – сказала Эспер с преднамеренной резкостью, – если будет война, он, несомненно, примет в ней участие. Если есть повод подраться, мужчина дерется.
– Но мы только что нашли друг друга. Я не смогу вынести...
– Вздор, Карла. У тебя от природы столько же выдержки, сколько у любого другого. Да, здесь, в этом доме, начиная со времен Фиб и вплоть до наших дней, было полно людей, которым выпало в жизни испытать все. И это помогает думать о других, потому что мы никогда в действительности не оказываемся одинокими: мы являемся частью тех, кто был до нас, а также тех, кто сейчас здесь, с нами, и тех, кто будет после нас. Мне кажется, что ты это поймешь быстрее, чем я в свое время, так как у тебя больше здравого смысла, чем было у меня в твои годы.
– Марни! – Карла нервно рассмеялась. Их взгляды на секунду встретились с той вспышкой взаимопонимания, которая преодолевает барьеры, имеющиеся между человеческими существами; тогда они одновременно обернулись и посмотрели на еще не обследованные ящики, стоящие по углам чердака.
– Хотела бы я знать, находится ли то розовое парчовое платье в большом чемодане из воловьей кожи, который стоит вон там, – сказала Карла и, сделав несколько шагов, встала на колени, чтобы обследовать содержимое чемодана.
Всю субботу дом был охвачен волнением, так как Карла и ее помощники готовились к приему, намеченному на тот же вечер. Дилли, приехавшая из Клифтона, привезла с собой сестру, тут же был и Уолт, которого, несмотря на его нежелание, привлекли к организации праздника. Карла, обратив внимание, насколько бледной и измученной выглядела ее бабушка, настояла на том, чтобы Эспер удалилась в свою комнату и отдохнула. Но отдых старой женщины прерывался каждые несколько минут – требовались консультации. Использовались ли в прежние времена живые цветы в качестве декораций? Определенно не в декабре, ответила Эспер. Что нужно сделать с жиром и соком, капающими с индейки при ее жарении на вертеле? Собирать ли их в какую-нибудь посуду, находящуюся в изобилии на большой кухне? Дядя Уолт забыл развести огонь в кирпичной плите, как обещал. Не слишком ли поздно сейчас закладывать бобы? Нет, ответила Эспер, к полуночи они будут готовы.
Через приоткрытую дверь она слышала, как Карла передает ее слова Уолту, и угрюмый бас сына, недовольно ворчавшего в ответ.
– Ради чего ты так суетишься? Нельзя ли приготовить что-нибудь другое? В этой проклятой печи имеется трещина.
– О, пожалуйста, дядя Уолт! Жареные бобы очень вкусные, а я обещала Тони, что они будут прямо из печки.
– Тони! – повторил Уолт с отвращением. Его благодушие пошло на убыль, и нежность по отношению к племяннице уравновешивалась воздействием рома, выпитого им с начала вечера.
– Уолт! – властно позвала Эспер.
Он вразвалку подошел к двери и встал, нахмурясь, на пороге.
– Ты знаешь, как нужно закрепить эти кирпичи. Ты отлично делаешь это для меня. Значит, ты сможешь сделать это и для Карлы. Она вложила все свои силы в устроение этого праздника, который мне напоминает давно прошедшие дни.
– Как же! – пробормотал Уолт. – Она хочет приготовить тушеное мясо, чтобы отправить своих гостей в уборную, как в старые добрые времена.
– Делай, как я говорю, – резко сказала Эспер. – Я тебя слишком редко прошу сделать здесь что-нибудь.
Уолт ссутулился, посмотрел на мать рассеянным и пустым взглядом. Уходя, он споткнулся. Эспер посмотрела ему вслед с тихой жалостью, понимая, каким болезненным для него должен казаться контраст между теми двумя людьми, которых он семь лет назад выловил из воды. Счастье Карлы с Тони должно усилить горечь его неудачи с Марией. Позднее она видела, как сын, покачиваясь, нес дрова из сарая. Предчувствие неприятностей довольно часто проявляется у людей со слабым сердцем, как утверждают доктора, и никаких более зловещих причин для предвидения в этом случае не наблюдается. Но как знать?! Невеселые мысли одолевали Эспер, пока наконец усталость и преклонный возраст не погрузили ее в короткий старческий сон. Проснувшись, Эспер почувствовала, что силы ее восстановились.
Гости прибыли к шести часам. И старый дом Ханивудов, чистый и по-праздничному нарядный, весело их приветствовал. Уютно выглядели горящие свечи и огонь в очаге. Двери были украшены гирляндами и венками, а в комнатах витал хвойный аромат. Желая воссоздать атмосферу старины, Карла не обратила внимания на то, что елки стали появляться на рождественских праздниках только после Мировой войны, и в гостиной стояла роскошная семифутовая елка, сверкающая золотыми и серебряными шарами, ее темная зелень была украшена многочисленными игрушками, лентами серпантина и усыпана пушистыми белыми хлопьями воздушной кукурузы. На конце каждой ветки была закреплена маленькая свечка.
Весь дом освещался свечами, аромат которых смешивался с хвойным ароматом кедровых поленьев, горевших в очаге, а также запахами жарившихся бобов и индейки. Золотисто-коричневая, ароматная, она все еще медленно вращалась на вертеле, приводимом в действие старым часовым механизмом, который по просьбе Карлы наладил и запустил Уолт.
Дом приветствовал гостей нежной рождественской музыкой, но не пискляво-скрипучей скрипки и не растрескавшихся старых клавикордов – уважение Карлы к старине не зашло так далеко. Она взяла напрокат небольшое пианино и пригласила пианиста из Линна. Пианино поставили в пивном зале, освобожденном от столов для танцев.
Около дюжины молодых людей из Нека прибыли с первыми гостями. Карла предоставила девушкам одежду, взятую из сундуков и чемоданов ее прабабушек, и они с энтузиазмом принялись примерять на себя украшенные вышивкой стеганые юбки, парчовые корсеты, сережки, заколки и гребни для волос. Результат этого переодевания превзошел все ожидания Карлы: юные дамы выглядели на редкость живописно и неизъяснимо привлекательно.
Приехавшие из города Клутмэны, Бовены и Пичи прихватили для своих девушек свадебные наряды матерей.
Потом появились школьные друзья Тони, которых он сразу поручил заботам Карлы и ее друзей, с тем чтобы те помогли ребятам чувствовать себя уверенно в такой пестрой компании.
Эспер сидела на софе в гостиной рядом с Чарити Треверкомб, и они вместе смотрели, как прибывают молодые гости. По мере того как к ним подходила молодежь из Марблхеда, чтобы поздороваться, Эспер негромко отвечала на приветствия. Она не видела вежливые лица молодых людей, кланяющихся ей при приближении, она замечала только тяжелые кожаные брюки, серые фланелевые рубашки, черные шелковые шарфы – лучшую воскресную одежду потомственных рыболовов Марблхеда.
– Чарити, ты помнишь? – прошептала она.
Чарити кивнула:
– Да, это зрелище отбрасывает любого далеко в прошлое! – и она положила свою ладонь на руку Эспер. Это было необычным жестом признательности со стороны Чарити, чья философия не позволяла упоминать о возрасте. Чарити еще больше располнела, но по-прежнему руководствовалась собственными принципами в выборе одежды и отдавала предпочтение ярким молодежным цветам. Она пользовалась румянами для щек и краской для волос и добилась того, что ее седые волосы стали соломенного цвета. Тепло разделенной памяти заставило слегка улыбнуться. Она почувствовала неожиданный приступ ностальгии.
Эспер вспомнила ту, другую вечеринку, когда в их дом пришел охотник за беглыми рабами, а также ночь перед отплытием Джонни и других молодых моряков на войну.
– Пятьдесят восемь лет назад, Чарити, – вздохнула Эспер, – нам было по шестнадцать.
Однако Чарити не была готова заглядывать так далеко назад.
– В вечной жизни нет счета времени, Эспер, – строго сказала она. – Мы не старше наших мыслей.
Эспер улыбнулась, глядя на веселящуюся молодежь. Карла прекрасно выглядела в платье ее четвертой прабабушки Зильпы Ханивуд – доставленном из Лондона, сшитом из дорогой розовой парчи, отделанном кружевными гофрированными манжетами. Девушка напудрила высоко взбитые волосы, спускавшиеся на шею двумя небольшими локонами. Она имела такой величественный вид и вместе с тем выглядела такой хрупкой в этом одеянии, что было удивительно, как это небесное создание могло съесть так много индейки с бобами. Было так же удивительно, что позднее, когда она танцевала с Тони, грубая одежда рыбака не казалась неуместной рядом с парчовым платьем. Эта одежда шла молодому человеку, или, скорее, индивидуальность Тони затмевала все остальное. Сейчас, когда любовь пришла на смену резкости, проявлявшейся в нем ранее, его умное лицо стало очень привлекательным. Он был человеком дела, а не мечтателем, его чувство юмора всегда сглаживало опрометчивость его поступков и проявление его упрямой гордости. Эспер наблюдала, как он вел в танце Карлу, видела нежность их быстрых поцелуев, которыми они обменивались, и ощущала в своем сердце тепло и радость.
Чарити продолжала с наслаждением есть бисквитный черный кекс и маленькие мятные конфетки, но Эспер наблюдала за молодыми людьми, танцующими в пивном зале; время от времени они выходили в гостиную, чтобы перевести дух в перерывах между танцами, и Эспер слышала обрывки их разговоров. Парни из Нека обсуждали гонки под парусом, в которых они вышли победителями этим летом, они говорили о яхт-клубах, а также о своих маленьких лодках, названных «Жестокие звери» – особом классе спортивных лодок марблхедцев. Они говорили о футбольных матчах, об учебе в колледже и, между прочим, об этом старом доме. Наконец, поддерживаемые Карлой, молодые люди из Нека, воспитанные в духе уважения к семейной родословной и подпавшие под модное увлечение предметами старины, попросили показать им весь дом. Гости из Марблхеда, у большинства из которых тоже были старые дома, не очень заинтересовались этим, пока Карла, к замешательству Эспер, не рассказала историю об участии ее бабушки в освобождении черной рабыни.
