Текст книги "Очаг и орел"

Автор книги: Эни Сетон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Эспер кивнула, наблюдая, как он берет свою шляпу с вешалки и завязывает на шее черный шелковый шарф.

– До свидания, дорогой, – произнесла она, и эта маленькая фраза эхом отдалась в ее ушах. Ей стало не по себе. Пытаясь избавиться от зарождающегося страха, она резко повернулась к Генри:

– Поспеши в постель, сынок.

– Что этот грязный мальчик хотел от папы?

– Да это просто посыльный от мистера Джонсона. Ты знаешь, иногда папа отправляется на фабрику ночью, когда там много работы.

Генри был удовлетворен. Он пошел наверх и позволил матери укутать себя одеялом и даже спеть колыбельную – глупое удовольствие, которое он обычно не доставлял ей.

Эспер вернулась в свою спальню. Но ей больше не хотелось спать. Она беспокойно ходила по комнате. Наконец она легла поверх одеяла, еще одетая в домашнее платье. Она зажгла газовый рожок у своей кровати и начала читать. Некоторое время содержание книги лишь поверхностно занимало мозг, а затем она потеряла нить сюжета в растущем беспокойстве. «Это смешно, – подумала она, – снова нервы». Эспер положила книгу на столик, прикрутила газ и закрыла глаза. Вскоре она задремала, и вынырнувшие из подсознания зловещие лица уставились на нее. Они колебались, как темная вода, наблюдая за нею желтыми глазами, исчезая в черноте скал. И затем ей показалось, что из этих скал маслянистой спиралью сочится вода. Поток набирал скорость и увеличивался в объеме, был слышен нарастающий рев, и вода обрушилась на нее, стена злобной черной воды накрыла ее распластанное тело.

Эспер вздрогнула и проснулась. Она дрожала, ладони ее были мокрыми.

Ужас ночного кошмара отступал медленно, хотя Эспер пришлось употребить весь свой здравый смысл. В комнате было слишком тепло, ужин был слишком плотным. Ей следовало раздеться и лечь в постель, как велел Эймос. Он будет сердиться, когда вернется и обнаружит, что она не спит и еще одета.

В спальне не было часов, и Эспер лежала еще несколько минут без движения, совершенно не желая узнавать, который час. Наконец она встала и, подойдя к своему туалетному столику, взяла маленькие часы, покрытые эмалью. Час ночи.

– Ничего страшного, – подумала она вслух, – дела могли задержать его.

Эспер прошла в ванную и вымыла лицо холодной водой, и тут она услышала через стену сонное бормотание Генри. Она вошла в комнату сына, зажгла свечу и укрыла его одеялом. Мальчик зашевелился и приоткрыл глаза. Его комната выходила на восток и была прохладнее, чем их спальня, так как ветер дул с моря. Эспер прошла к окну, собираясь прикрыть его, но, положив ладонь на скользящую раму, остановилась и сдавленно вскрикнула. Подняв раму, она высунулась из окна.

Багряный отблеск освещал восточную часть неба. Напряженные глаза Эспер видели высоко взметнувшийся язык пламени, и в бризе чувствовался слабый, но едкий запах дыма. Эспер оперлась о подоконник, чтобы унять неожиданно сильное сердцебиение, и услышала далекий звон колоколов с колокольни Саут-Черч.

– Что случилось, мама? – позвал Генри. Он вылез из кровати и подошел к Эспер.

– Пожар, – сказала она тихо, едва осознавая присутствие сына. – В деловой части города.

Генри выглянул из окна с живым интересом.

– Около фабрики папы?

– Кажется, ближе, – голос Эспер был сдавленным. Она еще опиралась на подоконник, парализованная растерянностью. Ее тревожило что-то неясное, что-то большее, чем пожар...

– В Марблхеде бывает много пожаров, – сказал Генри удовлетворенно. – Я люблю смотреть Папа пошел в город из-за пожара?

– Нет, – ответила Эспер, – нет.

И она поняла.

Когда Эймос уходил, пожара не было, она бы увидела пламя, когда открывала окно Генри, и Джонсон не послал бы такого посыльного, если бы на фабрике был пожар.

И этого мальчика послал не Джонсон. Его послал Нат.

– О, Боже мой! – прошептала она. – Нат поймал его в ловушку.

И в это мучительное мгновение она поняла, что смалодушничала. Как глуха она была к тому внутреннему голосу, сколькими предупреждениями пренебрегла, на сколько компромиссов пошла ради удобства! Если бы я пошла с Ли в ту ночь или задержала ее здесь... Если бы я не позволяла убаюкивать себя снова и снова, если бы я навестила Ната в пятницу... Я знаю, что видела его в окне... Если бы я остановила Эймоса сегодня вечером...

– Мама, ты куда? – закричал Генри, выбегая вслед за Эспер.

– Вернись, – сказала она. – Оставайся в своей комнате.

Но мальчик видел, что мать не думает о нем. Он метнулся в свою комнату за тапочками, надел их и, одетый только в ночную сорочку, бросился за Эспер вниз по лестнице. Он был немного напуган ее лицом, белым, как мел, и ее глазами, неподвижными и гневными, как у ужасной египетской царицы из Библии, но он все равно хотел быть рядом с нею, и он хотел увидеть пожар.

Генри выскользнул из парадной двери и побежал по подъездной аллее к Плезент-стрит. На более твердой земле улицы шаги Эспер ускорились почти до бега. Генри, тяжело дыша, наконец догнал ее и дернул за руку.

– Я не знал, что ты можешь ходить так быстро, – сказал он жалобно. – Я не знал, что ты вообще можешь много ходить. Ты всегда в постели.

В лунном свете он увидел, как губы матери шевельнулись в горькой улыбке. Эспер на мгновение остановилась:

– Генри, отправляйся домой. Вернись!

Мальчик покачал головой:

– Я хочу пойти с тобой.

– Хорошо, но я не могу следить за тобой, – быстро проговорила Эспер. – Папа в опасности. Тебе придется полагаться только на себя.

Генри принял это как само собой разумеющееся и замолчал.

Они пересекли железнодорожные пути рядом с маленькой станцией Деверо и присоединились к другим спешащим на пожар людям. Эспер тяжело дышала, сердце ее бешено колотилось, но она не чувствовала своего тела. Ее ноги двигались сами по себе, уверенно и быстро.

Когда они приблизились к городу, зарево стало зловещим и воздух наполнился глухим ревом. Церковные колокола звонили непрерывно. За спиной они услышали более резкий звон колоколов и приближающейся грохот лошадиных копыт. Эспер и Генри бросились к обочине дороги вместе с другими людьми, спешащими на пожар.

– Они телеграфировали в Салем! – крикнул мужчина, остановившийся около Эспер. – Должно быть, пожар очень сильный.

Салемские пожарники промчались мимо них, и искры, высекаемые конскими подковами, взлетали вверх, встречаясь с искрами, парящими в воздухе.

Они побежали дальше, но на перекрестке с Вашингтон-стрит их остановил пожарный-доброволец, размахивающий длинным шестом:

– Вам нельзя идти дальше по Плезент-стрит. Поворачивайте назад, – он поливал из старых кожаных ведер углы ближайших домов.

Толпа отхлынула. Отошли все, кроме Эспер. Впереди левая сторона Плезент-стрит была скрыта стеной ревущего огня.

– Какие здания горят? – крикнула Эспер, хватая пожарного за руку. Мужчина попытался стряхнуть ее, затем оглянулся.

– Эспер, это ты? – Она не узнала Вилли Боуэна, помощника капитана с «Цецеры» и старого друга Джонни.

– Какие здания? – крикнула Эспер снова, тряся его руку.

– Марблхед-Отель и продовольственный магазин, и – ты сама видишь – здание пожарной команды Гловера. Правда, они успели вывезти насос, но вода в Брик Понд уже нагрелась и теперь бесполезна.

– А фабрика Портермэна?

– Не знаю. Думаю, пожар начался там, в задней части, но восточный ветер понес его в эту сторону – правда, сейчас ветер меняется.

Эспер оттолкнула пожарного в сторону и побежала по охваченной огнем улице. Генри попытался последовать за матерью, но Вилли Боуэн подставил ему ногу и схватил за ночную сорочку:

– Ну нет, ты останешься здесь. Ты что, хочешь поджариться? Эй, миссис, подержите его, – он толкнул Генри молодой женщине, стоявшей с выпученными от ужаса глазами. Но Генри больше не сопротивлялся. Он замер, пристально глядя вслед своей матери.

Эспер шла, прижимаясь к домам с правой стороны улицы, еще не затронутой пожарами. На противоположной стороне четыре горящих здания испускали жар, как из открытой топки, обжигая горло и глаза.

Эспер задержала дыхание и, зажмурившись, бросилась через самое опасное место к углу Скул-стрит. Здесь толпились пожарные, марблхедские и из Салема. Рукава брандспойтов, извиваясь, тянулись через улицу, мужчины изо всех сил работали на насосах, но, когда Эспер пробиралась мимо них, раздался крик отчаяния: пламя и дым перепрыгнули Плезент-стрит.

Эспер не обратила на это никакого внимания. Она видела только, что Скул-стрит еще не охвачена пламенем, и хотя дым был таким густым, что она едва могла различить очертания, по крайней мере фасад фабрики Эймоса еще не горел.

Эспер пробежала мимо одного из салемских пожарных, поливавшего тонкой струйкой воды дымящийся Речабит-Билдинг. Она была уже у лестницы, ведущей к двери в кабинет Эймоса, когда чья-то грубая рука схватила ее за плечо.

– О Господи, миссис Портермэн! Что вы тут делаете? Фабрика горит!

– Где Эймос? – закричала она. – Вы видели Эймоса?

– Нет! – крикнул ошеломленный управляющий. Разве он не с вами? – Джонсон выплеснул воду из ведра на здание и отчаянно закричал ближайшему пожарному: – Поверните шланги сюда, парни, ради Бога!

Но салемские пожарные, страшно ругаясь, проклинали тоненькие струйки воды и не слышали его.

– Эймос там! – крикнула Эспер, указывая на фабрику. – Я знаю, что он там. Скорее, мы должны спешить! – И она бросилась вверх по лестнице.

– Миссис Портермэн, вернитесь! Вы сошли с ума. Фабрика горит, говорю я вам. Ваш муж не может быть там.

Эспер достигла верха лестницы и, повернув ручку, бросилась плечом на дверь. Дверь не поддалась. Эспер дико оглянулась на озадаченное лицо Джонсона, решившего, видимо, что она сошла с ума, и, подняв голову, завизжала во всю мощь своих легких: «На помощь!»

Салемские пожарные обернулись, увидели ее и побежали. Они оттолкнули Джонсона, пытающегося задержать женщину.

– Ломайте! – крикнула Эспер, показывая на дверь.

Пожарные и Джонсон вместе кинулись на дверь. Она треснула и поддалась. Они ввалились в темную, полную дыма, комнату. Через открытую дверь зарево осветило фигуру человека, лежащего на полу у письменного стола.

– Боже мой, – прошептал Джонсон. – Она оказалась права.

Трое мужчин схватили обмякшее тело и, кашляя и задыхаясь, понесли его вниз по лестнице.

– С ним все будет в порядке, мэм, – сказал один из пожарных, – он дышит. Только наглотался дыма. Пусть полежит немного, но вам лучше поскорее забрать его отсюда. Боже! – сказал он, поворачиваясь к своему товарищу. – Посмотри на крышу вокзала, она тоже загорелась. От этого города ничего не останется!

Оба пожарных бросились к своему брандспойту. Эймос зашевелился и застонал, когда Эспер и Джонсон встали рядом с ним на колени.

– Слава Богу, он приходит в себя! – пробормотал управляющий. – Мы заберем его отсюда, как только я найду кого-нибудь, кто поможет нести его.

Джонсон был настолько ошеломлен, что утратил способность удивляться. Он увидел, что пламя начинает лизать северные окна фабрики. Это швейный цех, подумал он, как раз рядом с новыми коробками модных пуговиц.

– Да, он приходит в себя, – Эспер облегченно вздохнула. – Но он не сможет так идти. У вас есть нож?

– Нож? – рассеянно переспросил Джонсон, отрывая взгляд от горящей фабрики. Он уставился на стоящую на коленях женщину. Ее волосы, отливающие красным, струились по плечам до земли. Ее зеленая накидка была порвана, и левое плечо белело сквозь дыру. Щеки и руки зачернены, как в представлении-пародии на негритянские песни, подумал рассеянно Джонсон.

– У вас есть нож? – крикнула Эспер с силой, выводя его из оцепенения. Джонсон покопался в карманах и достал маленький складной нож.

– Режьте здесь, – сказала она сквозь зубы. Джонсон увидел, что Эспер закатывает брюки Портермэна, и, посмотрев вниз, охнул: «Боже милостивый!»

Лодыжки Эймоса были связаны крепкой сероватой бечевкой, Джонсон разрезал бечевку ножом, и Эспер начала растирать их.

– Теперь запястья, – крикнула она. Увидев упавшую на юбку искру, Эспер нетерпеливо стряхнула ее.

Джонсон, разрезая веревки на запястьях, испуганно бормотал:

– Но кто же сделал это? Кто мог сделать такую ужасную вещь?

Но Эспер молчала, она смотрела на мужа. Эймос снова зашевелился, он застонал и открыл глаза. Эспер просунула руку под его голову и прижала ее к своей груди.

– Все будет в порядке, дорогой, – сказала она тихим ясным голосом, – Эймос, ты слышишь меня? С тобой все будет в порядке.

Его тело передернулось, и голова откинулась назад, болезненно прижав грудь Эспер. Эймос посмотрел на склонившееся над ним лицо жены.

– Хэсси, – прошептал он хрипло, – что ты делаешь здесь? У тебя все лицо грязное.

– Ничего страшного, – сказала она. – Теперь я хочу, чтобы ты встал, посмотрим, сможешь ли ты идти.

Эспер отодвинулась от мужа, неуклюже поднялась на ноги, обретая равновесие, наклонилась, беря его за руку, в то время как Джонсон тянул за другую. Эймос встал, опираясь на плечо жены.

Пока они стояли так, мимо них промчался один из салемских пожарных.

– Как, вы еще здесь? – крикнул он. – Убирайтесь отсюда! Быстро!

Они подчинились, не задумываясь. Эспер и Джонсон тащили Эймоса под руки, их уши заложило от ужасного грохота и треска.

В ста футах от них на Скул-стрит выстрелил гейзер пламени, раскаленных головешек и искр. Северная стена фабрики Портермэна рухнула.

– Моя фабрика? – произнес Эймос тем же удивленным вопросительным тоном, каким он обычно разговаривал с Эспер.

– Горит гораздо больше, чем ваша фабрика, – сказал пожарный. – К нам прибыла пожарная команда из Линна, но и она не поможет, – он снова исчез в дыму.

– Сюда, – сказала Эспер Джонсону. – Голос ее был спокойным. – Помогите мне перевести его через пути к Элм-стрит.

Эймос подчинялся машинально. Он шел, немного хромая, но уже без поддержки. Он еще не вспомнил, что произошло. Грохот и треск обрушивающихся стен за ними, огненное сияние фар, дым, клубящийся вокруг них и снова расступающийся от порывов ветра – все это мелькало в мозгу безумным хаосом, в котором голос Эспер был единственной реальностью.

– Куда вы направляетесь? – спросил Джонсон, когда они переходили пути с уже кое-где дымящимися шпалами.

– Домой, – ответила Эспер.

– Но вы идете не в ту сторону.

– Я имею в виду свой дом.

Они повернули по Сиволл к Элм-стрит. Сюда огонь еще не добрался, хотя с неба сыпались хлопья золы, доносимой поднявшимся западным ветром до самого Барнегата.

Эспер остановилась и, взглянув на Эймоса, остановившегося вместе с нею, тихо сказала Джонсону.

– Теперь я сама доведу его до дома. Я хочу, чтобы вы вернулись по Боуден-стрит, обогнули пожар до его западного края. Найдите Генри и приведите его ко мне.

– Господи! – растерянно прошептал Джонсон. – Неужели ваш сын там?

– Он увязался за мной, но с ним все будет в порядке. Генри разумный мальчик.

Джонсон открыл рот и снова закрыл его. Он с изумлением смотрел на эту бледную, измазанную сажей, растрепанную женщину. У нее есть воля, подумал он, она прекрасно держится. И тут он вспомнил о ее состоянии.

– Но, мэм, у вас не хватит сил пройти весь этот путь до гавани, не говоря уж о том, чтобы заботиться о муже...

Эспер подняла голову, но посмотрела не на Джонсона, а мимо него странным спокойным взглядом.

– Хватит, – решительно сказала она, – у меня вполне достаточно сил. У меня сейчас больше сил, чем когда-либо.

Она повернулась, взяла Эймоса под руку, и они снова пошли. Во всех домах на Элм-стрит и на Бэк-стрит горел свет, из окон доносились крики и рыдания. Охваченные паникой, мужчины, женщины и дети сновали по улицам, вытаскивали свое добро и складывали его у дверей. Они поливали крыши водой, передавая друг другу страшные новости: загорелись все церкви, пожар подбирается к ним по Вашингтон-стрит. Кто-то закричал, что, видимо, горит весь город.

Несмотря на страх, крики и суматоху вокруг, Эспер была внутренне спокойна. Город не погибнет, думала она, Бог не позволит злу зайти так далеко. А если позволит... Где тогда нам искать выход?

И когда, наконец, они с Эймосом в сером рассвете увидели море, раскинувшееся безгранично и спокойно за ее домом, старым, убогим, сгорбленным домом, который столько лет выносил добро и зло, Эспер показалось, что она знает ответ.

Глава семнадцатая

Сьюзэн в ночной рубашке и фланелевом халате была в кухне, она грела воду на маленькой печке для Роджера, которому неожиданно стало хуже.

Услышав шум у задней двери, Сьюзэн подошла к ней со свечой.

– Боже милостивый! – прошептала женщина, узнав дочь и зятя. – Боже мой, что случилось? – она уставилась на растрепанные волосы Эспер, грязные лица и порванную одежду. – Входите, садитесь, я сварю вам кофе. Неужели пожар?

– Да, и очень сильный, – сказала Эспер спокойно. – Вся деловая часть города горит. – Она посмотрела на рухнувшего на скамью Эймоса и очень тихо произнесла: – Фабрика сгорела.

Мать встретила ее взгляд с испугом.

– Это ужасно, – прошептала она. – Что с Эймосом? Он ранен?

Эспер кивнула. Она взяла у матери кофейник, налила чашку и протянула ее мужу.

– Выпей это, дорогой. Тебе станет лучше.

Пока он пил, Эспер сидела рядом с ним на скамье и держала блюдце. Эймос допил кофе и вдруг, откинув голову, уставился на жену.

– Это был Нат, – сказал он озадаченно, – Нат Кабби. Он прятался в моем кабинете, когда я пришел туда. Это не Джонсон послал того мальчика.

– Да, я знаю, – сказала Эспер быстро. – Тебе сейчас лучше помолчать, дорогой.

Эймос посмотрел на свои большие руки и снова перевел взгляд на Эспер, затем продолжил тем же неуверенным тоном:

– Я сильный мужчина, я в два раза сильнее Ната, но он прыгнул на меня так неожиданно, что я упал. Он ударил меня ногой по голове.

Эспер тихо вскрикнула. Только сейчас она увидела огромную синеватую шишку в льняных волосах за правым ухом Эймоса.

– Я принесу арнику, – сказала она.

Эймос нетерпеливо покачал толовой.

– Ничего, это ерунда. Он не хотел бить сильно, он просто оглушил меня, чтобы успеть связать веревкой.

– Господи! – снова прошептала Сьюзэн, глядя на зятя с Изумлением. – Что Нат пытался сделать?

Эймос повернул к ней голову, и глаза его прояснились.

– Нат пытался убить меня, – ответил Эймос более уверенным тоном. – Он поджег фабрику и думал, что я сгорю вместе с ней.

– Но почему? – спросила Сьюзэн. – Почему он хотел сделать это? – она все еще думала, что Эймос в шоке.

– Он сказал, что Ли велела ему сделать это. Он сказал, что Ли была с ним каждую минуту в те шесть месяцев, что он бродил по стране. Но потом она велела ему вернуться в Марблхед и разделаться со мной. Так что в последнее время он к этому готовился. Он прятался на фабрике ночами, пробираясь мимо старого Дэна. Он сделал дубликат ключа к моему сейфу и читал все мои бумаги. Он точно знал, когда нанести удар. Он забрался в тот сарай позади фабрики и проложил керосиновую дорожку к подвалу фабрики. Он был осторожен. Никто даже не догадался бы, что именно он устроил это, если бы я сгорел.

– Ветер, – слабым голосом сказала Эспер, – задержал немного пожар. Огонь прыгнул сначала на отель и продовольственный магазин.

– Вы хотите сказать, что это – правда? – прошептала Сьюзэн, пристально глядя на дочь, склонившую в подтверждение голову. – А куда делся Нат? – старая женщина облизнула губы, голова ее неожиданно затряслась. – Я просто не могу этому поверить.

– Я не знаю, – ответил Эймос. – Он сказал, что пойдет домой к Ли. Он запер меня там, оставил на полу, связанного, как овцу... Я слышал, как трещит пламя.

– Довольно! – воскликнула Эспер. Она встала со скамьи, налила в чашки кофе, затем подошла к раковине и набрала воды в таз. – Вымой лицо, – велела она Эймосу, ставя перед ним таз, – и дай мне взглянуть на эту шишку.

Он покорно подчинился жене, и Сьюзэн следила за ними с новым изумлением, вытеснившим ужас от рассказанного Эймосом. Хэсси – такая сильная и уверенная, и Эймос, опирающийся на нее, как маленький мальчик, позволяющий ей заботиться о нем.

Через минуту холодная вода и кофе прояснили его разум. Шок прошел. Эймос с трудом поднялся на ноги и, глядя на Эспер сверху вниз, пробормотал:

– Боже мой, твое платье прожжено! Хэсси, почему ты не дома? Как я выбрался с фабрики?

– Мне помогли Джонсон и салемские пожарные. Я сразу подумала, что ты должен быть там, внутри.

Эймос на мгновение закрыл глаза. Затем дотронулся до голого плеча Эспер, видневшегося сквозь дыру:

– Тебе надо прилечь, милая. Пожалуйста, пойди и ляг. Где Джонсон сейчас?

– Он вернулся туда, я просила его найти Генри. Мальчик увязался за мной, но я уверена, что с ним все хорошо. Джонсон найдет его. О, не ходи туда, дорогой, – воскликнула Эспер, заметив выражение лица мужа.

– Я должен вернуться, ведь я теперь в полном порядке, – возразил Эймос. – Неужели ты думаешь, что я смогу сидеть здесь?.. Позаботьтесь о ней, – обратился он к Сьюзэн и выбежал в уходящую ночь.

Обе женщины молча сидели на кухне. Свеча оплыла, и Сьюзэн машинально обрезала фитиль.

– Ты думаешь, он ищет Ната? – спросила старая женщина со страхом.

Эспер вдруг с силой сжала руки, ее рот скривился от боли, она застыла в ожидании. Но вот боль утихла, и руки Эспер разжались.

– Я не знаю, – сказала она. – Сначала он найдет Генри. Любовь сильнее ненависти.

Сьюзэн пристально посмотрела на дочь:

– Ты должна отдохнуть, Хэсси. Сейчас я достану простыни, и мы постелем твою старую постель.

Эспер тихо засмеялась.

– Нет, – сказала она. – Нам лучше постелить там, в родильной, – она показала на дверь за камином.

Старая женщина вздрогнула. Она поставила свечу на стол и подошла к дочери:

– Неужели началось? О, моя бедная девочка!

Боже, думала Сьюзэн, это так ужасно! Роджер сильно болен, Эймос и Генри неизвестно где, город горит. Она очень устала, и на ее лице вдруг появились растерянность и испуг.

Эспер, увидев это, положила ладонь на руку матери.

– Не волнуйся, Ма, милая, я справлюсь. Помоги мне постелить. Найди мне ночную сорочку, пока я вымоюсь.

Замешательство Сьюзэн прошло. Она увидела сияние глаз Эспер, ликование на ее бледном, испачканном сажей лице. Да, она готова к этому, подумала Сьюзэн, мы должны верить в Божью помощь. Самообладание вернулось к ней. Она помогла Эспер лечь в постель, и, порвав простыню пополам, привязала ее к деревянным столбам кровати, чтобы дочери было за что держаться во время схваток. Сьюзэн поднялась наверх и оделась, сказав Роджеру только, что Эспер в доме, отдыхает в спальне при кухне. Он слабо улыбнулся, но даже не открыл глаз, и Сьюзэн не была уверена, понял ли он. Пульс Роджера был очень быстрым и слабым. Его губы приобрели синеватый оттенок. Сьюзэн покачала головой и спустилась вниз к постели дочери.

– Как часто схватки, Хэсси?

– Не очень часто – каждые пять минут, я думаю.

– Я хочу выйти поискать доктора. Для твоего отца и для тебя. Постараюсь вернуться побыстрее, думаю, что у тебя еще есть время.

– Да что ты, Ма! Доктор скорее всего на пожаре. Не ходи туда...

– Не бойся, Хэсси. Я вернусь вовремя. Вот кувшин с отваром пижмы. Попей между схватками. Это облегчит их.

Карие глаза Эспер широко открылись, и, к удивлению Сьюзэн, в них сверкнула искра юмора – Эспер подумала об опытной медсестре, докторе Флэге и особом женском докторе, которого Эймос должен был привезти из Бостона. Что бы они подумали об отваре пижмы?

– Я не боюсь, – сказала Эспер. – Ее взгляд блуждал по маленькой комнате с низким потолком. – Этот дом позаботится обо мне так же, как и о многих других, – добавила она слабо, но Сьюзэн уже ее не услышала. Она поспешила прочь, оставив дверь открытой.

Эспер тихо лежала, слушая тиканье часов в кухне и отдаленный плеск моря. Она слышала стоны чаек, круживших над Малой Гаванью, следящих за возвращающимися плоскодонками, полными рыбы. Через маленькое окно она смотрела на серое небо, покрывающееся розовыми штрихами. Прибывающий свет мягко падал на маленький сосновый комод, узкий стул, низкую крепкую кровать, изготовленную Иссаком Ханивудом для первых родов своей жены.

«Я родилась в этой комнате, – думала Эспер, – и папа тоже, и многие другие до него».

Когда пришли схватки, она вцепилась в скрученные простыни, скрежеща зубами и сдерживая дыхание, пот выступал на ее лбу и шее. Когда схватки прошли, она снова затихла, глядя на крепкие темные балки. На одной из балок топор, высекавший ее, оставил метки, похожие на якорь. Эспер пристально смотрела на этот маленький якорь, гадая, видели ли его другие рожавшие женщины рода Ханивудов. Время от времени она поднимала голову и выпивала глоток горького отвара пижмы.

Часы зажужжали, затем пробили пять раз, и, как будто это был сигнал, боль бросилась на Эспер с новой силой. Боль вгрызалась в тело, как тигр, скручивая и сотрясая его в клыкастой пасти. И Эспер слышала свой голос, как далекий крик чаек: «О, Господи! Помоги мне!»

Тигр понемногу отпустил ее, но не уходил. Эспер видела его жестокие желтые глаза. Тяжело дыша и закрывая лицо руками, она пыталась от него спрятаться.

Эспер услышала шаги у кровати, и чей-то голос позвал: «Хэсси!» Но она не открывала глаз, думая, что это – хитрый маневр тигра. А потом почувствовала руку на своем лбу и, посмотрев вверх, увидела отца, наклонившегося над нею. Его губы дрожали, в глазах стояли слезы.

– Па, тебе нельзя вставать, иди в постель, – взмолилась она, и тут тигр прыгнул снова, и Эспер отчаянно вцепилась в худую старческую руку отца.

Она причинила Роджеру боль, но он не почувствовал ее.

– Ну-ну, – шептал он, – ну-ну, детка, все пройдет. Я не оставлю тебя.

– Терпеть, – стонала Эспер сквозь сжатые зубы, – терпеть во что бы то ни стало!

Она не поняла, что цитирует слова, которые много раз слышала от своего отца, давно потерявшего здравую память. Но теперь от сильной боли и растущего страха не было другой защиты. Не помогали ни сочувствие, ни молитва, ни даже любовь.

Роджер не мог ее слышать. Он был слишком болен, чтобы удивляться, почему Эспер оказалась здесь в эту ночь. Но, когда он лежал один наверху, путешествуя в стране теней, ему показалось, что он слышит зовущий голос. Он не мог слышать, но ее голос будто донесся до него с лучом яркого света. Он видел этот свет и, зная его источник, последовал к нему в маленькую комнатку, которая была всегда воротами в тайну.

Роджер подтащил стул к кровати и упал на него, протянув Эспер руки.

– Ну-ну, не надо, дорогая. Все пройдет... – вялые бессмысленные слова. Но, пока Роджер говорил с дочерью, пришли новые слова, и эти слова были прекрасны. Победоносные слова, каких он никогда бы не смог найти, даже если бы искал всю жизнь. Их золотая музыка наполнила маленькую комнату пением птиц, солнечными ветрами и вечной музыкой моря, и Роджеру казалось, что дочь слушает эти слова. Мечущееся на кровати тело немного успокоилось.

Рот Эспер широко открылся, как будто она кричала, но Роджер не услышал ни звука. Она закинула руки за голову, вцепившись в изголовье, и потом вдруг затихла, глядя в его лицо.

– Па, дорогой, – прошептала она, – он родился.

Роджер прочитал это по ее губам, и огромная радость засияла в его глазах. Он помог бы ей сделать то, что нужно было сделать, но ее лицо мерцало и ускользало от него. Роджер вздохнул и, склонившись к кровати, положил голову на руки.

Когда Сьюзэн, Эймос и доктор Флэг вбежали в кухню пять минут спустя, они услышали жалобный плач ребенка. Они бросились в маленькую комнатку и увидели Эспер, спящую в полном изнеможении, и Роджера, который казался тоже спящим. Только он не спал.

Эспер уже десять дней лежала в маленькой спаленке при кухне. Ей не хватало самой малости – той внутренней силы, которая пришла к ней в ночь пожара и рождения ребенка. Так как, кроме глубокой скорби по отцу и сожаления, что она не может проводить его в последний путь, было еще острое беспокойство за Эймоса.

Несколько дней муж пытался скрывать от нее истинное положение дел, уклоняясь от любых вопросов. Когда Эймос входил в ее комнату, он громко восхищался новорожденным – мальчиком с темной кудрявой головкой, тяжелым и сильным, как маленький бульдог, несмотря на то, что родился преждевременно.

Но Эспер больше не хотела, чтобы с ней нянчились. Наутро после похорон Роджера она проснулась с решимостью, рожденной крепнущей физической силой. Эспер приподнялась на локте и заглянула в маленькую сосновую колыбель, стоявшую рядом с ее кроватью. Ребенок еще спал. Эспер слышала, как кто-то возится на кухне, и позвала через полуоткрытую дверь:

– Ма!

Но это была Тамсен Пич, пришедшая помочь Ханивудам, едва услышав новости о рождении и смерти в этом доме.

– Доброе утро, Хэсси, – сказала она, приближаясь к кровати с чашкой горячего кофе и ломтем маисовой лепешки. – Твоя мать еще не спустилась. Она очень устала, бедняжка. Как ты отдохнула? – Тамсен поправила постель Эспер и проверила ребенка, не мокрый ли он.

– Прекрасно, – ответила Эспер. – Миссис Пич, вы так добры к нам!

– Боже милостивый, Хэсси! – в голосе Тамсен было удивление. – Мы все должны помогать друг другу в тяжелую минуту.

«А я не помогала», – подумала Эспер и вспомнила обо всех тех годах, когда избегала эту женщину. Внезапные слезы навернулись на глаза Эспер.

– Ну, ты не должна так горевать по своему отцу, детка, – сказала Тамсен, увидев их, – ты потеряешь молоко. Ты знаешь, что он ушел легко, и на его похороны собрался весь город.

Эспер кивнула. Она знала, что поклониться отцу пришли старые марблхедцы, чьи корни уходили так же глубоко, как его собственные: Семаны, и Пикеты, и Клутмены, и Таккеры, и Орны, и Джерри, и Бримблкамы, и многие другие, и, конечно, Пичи и Доллиберы. И это бы понравилось ему, несмотря на то, что отец сторонился их при жизни.

– Я больше не скорблю, – вздохнула Эспер. – Я знаю, что он был готов уйти.

Она допила кофе и доела лепешку, и Тамсен, взяв проснувшегося голодного ребенка, положила его к ней на руки. Мальчик ел жадно, громко сопя и причмокивая, обе женщины посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Генри еще спит? – спросила Эспер и, когда Тамсен кивнула, добавила после маленькой паузы: – А Эймос?

Старая женщина заколебалась, затем сказала:

– Нет, он ушел очень рано, как только я пришла сюда. Сказал, что вернется поздно. Я думаю, у него много забот из-за пожара.

Она не собиралась это говорить, так как Эймос запретил ей и Сьюзэн тревожить Эспер напоминаниями о пожаре. Тамсен очень жалела мистера Портермэна. За дверями комнаты жены он был очень рассеянным в те последние дни. Эймос отказывался от еды, убегая из дома по каким-то делам. Он даже не был на похоронах своего тестя, но пришел некоторое время спустя усталый и молчаливый, только чтобы закрыться в Желтой комнате наверху, которую временно занимал. Конечно, он потерял свою фабрику, но многие другие фабриканты также потеряли свое имущество, а мистер Портермэн был все же богатым человеком.