Текст книги "Ликвидатор"

Автор книги: Эндрю Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Послушайте, мне ужасно неловко вот так возникать из тьмы, – сказал Уайлд, – но моя машина высохла.

– Боюсь, мы не сможем одолжить вам бензин, сэр, – ответил молодой человек.

– У меня полным-полно бензина, дорогой мой приятель. Я имею в виду воду. Из старушки валит пар, как из паровоза. Я знал, что к этому идет, понимаете ли, потому что она у меня довольно древняя. Но думал, что все же сумею добраться до Дорчестера.

Молодой человек почесал ухо.

– Вода-то ведь у вас здесь есть?

– Да, сэр. Но видите ли…

– Снаружи, во всяком случае, воды более чем достаточно, – сказал Уайлд и прошел мимо парня в дом. – Послушайте, а это что за крендель?

Молодой человек закрыл дверь.

– Это прадедушка сэра Реджинальда, сэр. Это все портреты предков сэра Реджинальда. Коллекция живописи находится в Длинной галерее.

– Рад это слышать, – сказал Уайлд. – Значит, сэр Реджинальд в резиденции?

– Нет, сэр, мы ожидаем его только на следующей неделе.

– Холлиуэл! Кто этот джентльмен?

Уайлд обернулся. Из маленькой двери в конце холла вышел дворецкий.

– Меня зовут Хоуп, – объяснил Уайлд. – Гарри Хоуп. Я коммивояжер, знаете ли. Я просто проезжал мимо и…

– В радиаторе джентльмена кончилась вода, мистер Парсонс.

– И где же находится… э-э-э… машина, мистер Хоуп?

– На дороге.

– Да. Хорошо, Холлиуэл, полагаю, мы можем одолжить джентльмену немного воды. Проводите мистера Хоупа в большой зал.

Большой зал был действительно большой комнатой, но с низким потолком, в которой властвовал колоссальный обеденный стол. В дальнем конце холла находился подиум, где располагался стол меньшего размера. Уайлд сделал вывод, что комната должна была иллюстрировать собой жилые стандарты тюдоровского столетия. Стол и буфеты, сделанные из цельного дуба, были вполне в состоянии накормить буйную компанию сторонников Ланкастеров; стулья были тоже старинными, но стенные панели, изысканно украшенные арабесками из переплетавшихся средиземноморских листьев, служили подтверждением, что какой-то из елизаветинских Керли добрался-таки до теплой Европы, а потолок, украшенный лепниной, и громадный кирпичный камин доказывали, что семья шла в ногу с меняющимися вкусами. К сожалению, стенные панели по большей части скрывали картины с изображением оленей.

– Большой зал, сэр, – произнес Холлиуэл почтительным шепотом. – Здесь в ночь на 16 февраля 1556 года, в разгар бушевавшей вьюги, когда озеро покрылось толстым слоем льда, сэр Арчибальд Керли предложил королеве Марии Кровавой стать его женой, сэр. Сэр Арчибальд впоследствии был казнен.

– Это меня ничуть не удивляет. Мне кажется, что леди уже была замужем.

– В самом деле, сэр? Если позволите, я принесу вам воду.

Уайлд уже успел удостовериться, что от главной лестницы его

отделяла только ширма. Он дал Холлиуэлу время дойти до кухни и направился к лестнице. Дом не был совершенно безмолвен. Пол над его головой скрипел. Он рассчитал, что у него есть по крайней мере пятнадцать минут; либо Холлиуэл, либо Парсонс сейчас уже на пути к дороге, чтобы убедиться, действительно ли там стоит машина и кончилась ли вода в радиаторе.

В шесть скачков он преодолел лестницу и оказался в зале, который наверняка носил название главного и до сих пор оставался таковым. Мебель здесь была из орехового дерева, и Уайлд заподозрил, что нынешний владелец дома мальчиком мог наблюдать, как ткались гобелены, украшавшие древние стены. Но одинокие маленькие клавикорды выглядели и в самом деле старинными. Он нажал на клавишу и не услышал ничего; взглянув под крышку, он убедился, что большинство перышек отсутствовало.

– А вы наглец! – В арочном проеме над лестницей стояла женщина. Она была невысока, ее строгое черное платье спускалось от плеч до колен чередой горных цепей. Волосы у нее были алые, но краску следовало обновить. Голова имела абсолютно круглую форму, как футбольный мяч, а цвет лица представлял собой смешение белого с розовым. Голос звучал резко. Уайлд подумал, что жизнь становится все труднее с каждым днем, но она была несравненно лучшим вариантом, чем Холлиуэл. Глаза у женщины были зеленые и счастливые, а губы привыкли к улыбке.

– Старинные вещи завораживают меня, – сказал он. – Вы, должно быть, леди Керли.

– Ну вы и штучка. – Женщина, вздрогнув, захихикала и стала смотреть, как он приближается. – Сэр Реджинальд не женат.

– Глупец. Меня зовут Хоуп. Гарри Хоуп. Миссис?..

– Наглец!

Уайлд протянул руку:

– Подождите. Дайте подумать… Нет, не говорите. Беатрис? Мэри? Нет, не говорите. Максин? Не Тэда?

Женщина хихикнула:

– Рода. Рода Гудерич. Ну, вы штучка. Вас здесь вовсе не должно быть. А уж трогать пианино…

– Рода. Я должен был догадаться. В вашем лице есть то особенное качество, которое неизбежно означает особенное имя.

– Ах вы чертовский наглец. Я могла бы сказать это, когда вы еще только шли по аллее. У нас бывает немного посетителей, совсем немного. И в дождь тоже.

– Мне нужна вода для машины. По крайней мере, так я сказал. Договорился внизу со старым хрычом. Напомните, как его зовут?

– Мистер Парсонс, вы имеете в виду? О, он что-то отдельное, это точно. За ним стоит понаблюдать.

Уайлд сжал ее руку.

– Воспользовался случаем. Я коммивояжер, знаете ли. Впервые на этом участке южного побережья. И малый, от которого он мне достался, сказал, что здесь поместье сэра Реджинальда, стоит попасть внутрь… ну, знаете.

– Ну вы и штучка.

– Но думаю, что мог бы осмотреть…

– Я не пойду туда ни с одним мужчиной.

– Даже со мной? – Он подтолкнул ее по коридору к голубым бархатным занавесям. Его рука обвилась вокруг ее талии, и она снова вздрогнула. Под вздымающейся плотью не было даже намека на кости.

– Уф, – выдохнула Рода. – Что скажет мистер Парсонс…

– Он наливает воду.

Уайлд раздвинул занавеси. Длинная галерея занимала всю западную половину первого этажа. Ее пол, покрытый темно-синим ковром, поглощал звук шагов. Столы были из дуба. Он прошел в центр галереи, плотно увешанной картинами, переводя глаза с одной на другую. Коллекция «ню» Керли была всемирно известна. Но очень мало ее экспонатов были подлинными.

– Ого! – воскликнул Уайлд. – Старый дьявол. Но вкус у него есть, а? Вот было времечко. Должен сказать, люблю, когда у женщин есть за что подержаться. А странно, как меняются вкусы. Пару сотен лет назад, Рода, вы считались бы Мисс Вселенной. Я просто вижу вас вон в той позе.

Рода рискнула взглянуть:

– Уф, мистер Хоуп, я хочу сказать, когда ноги у них сдвинуты вместе, они не так плохи, но…

– Неудивительно, что у молодого Холлиуэла испуганный вид. – Уайлд ущипнул Роду. – Меня зовут Гарри, знаете ли. Скажите, милая, в добавление к тому, что он старый развратник, у вашего сэра Реджа, похоже, имеются и рабовладельческие замашки. Вас только трое на всю эту громадину и земли вокруг?

– Да это просто преступно! Видели бы вы, как отчаянно мне приходится бороться с одной только пылью! Конечно, сэр Реджинальд приезжает сюда раза два или три в год – это у него вроде как коттедж для отдыха в выходные, – но он всегда привозит гостей. На следующей неделе привезет каких-то американских джентльменов. Деловая конференция, понимаете, и они хотят, чтобы все было в секретности.

– Могу себе представить.

Они услышали, как снизу зовет Холлиуэл.

– Уф, – сказала Рода. – Теперь вам уж точно надо идти. На самом деле я не должна была вас пускать. Сэр Редж разрешает сюда заходить только своим лучшим друзьям.

– И американцам, – подмигнул ей Уайлд. – А как насчет взломщиков, а? Готов поспорить, каждый любитель чужих домов на юге пробовал сюда забраться.

– Их приняли бы с радостью, – сказала Рода. – Он стыдится их, сэр Реджинальд. Они принадлежали его папаше, знаете ли. Его папаша, он же весь дом устроил как чертов музей, а в завещании написал, чтобы ничего тут не трогали и не меняли. Говорят, сэр Реджинальд был в бешенстве.

– И стало быть, решил, что пусть все тут и сгниет, – задумчиво проговорил Уайлд. – Вы хотите сказать, что в доме охранной сигнализации нет?

– Ну, вообще-то она у нас есть. Для страховки, понимаете. Но шесть дней из семи ее не включают. Сэр Генри установил ее еще в 1921-м. Когда канализацию с водопроводом делали. Ох, это что-то отдельное. Проволочки есть даже на дверях главной спальни.

– Могу представить, какая это морока, – сказал Уайлд. – Для прислуги, я имею в виду. Я бы чокнулся, сидя здесь взаперти. Вам нужно чаще выходить куда-нибудь развлечься. Я вам вот что скажу. На выходные я буду в Дорчестере. Не хотите сегодня вечерком составить мне компанию и выпить?

– Говорите.

– Вообще-то довольно одиноко здесь болтаться. Я не овод. Полпинты мирного горького пивка, и вечер удался. Но в субботний вечер я бы очень оценил приятное общество.

– Ну вы даете. – Рода снова задрожала. – Собственно говоря, я как раз подумывала сегодня вечером съездить в город на автобусе.

– В автобусах всегда сквозняки. Я подъеду за вами на машине. Около семи, а?

– Ну… Думаю, большой беды не будет. Только не надо сюда заходить, Гарри. Я сама к вам выйду.

– Отлично. Не забудьте.

Он сбежал вниз по лестнице.

– Великолепные картины, Холлиуэл. Если бы я здесь жил, то совершенно спятил бы, глядя на них целыми днями.

– Думаю, они ужасны, – ответил лакей.

Уайлд поехал в Веймут и купил билет на понедельник на вечерний почтовый пароход до Гернси, потом нашел комнату в отеле и лег спать. В семь его машина стояла у поворота к подъездной аллее. Было уже очень темно, на дороге никого не было. Завывал ветер, раскачивая деревья. Уайлд выкурил сигарету и решил, что погода идеальная. Лишь бы она продержалась подольше.

Он наблюдал, как к нему идет Рода Гудерич. Ее вид напомнил ему довольно древний океанский лайнер, плывущий на всех парах. Ветер трепал ее твидовое пальто и раздувал шерстяную юбку над тугими нейлоновыми чулками. Лицо, видневшееся из-под платка, словно полная луна из-под облака, блестело. Она двигалась очень уверенно. Он открыл дверцу, и она села, заполнив собой машину.

– Здесь мило. – Рода приняла от него сигарету.

– Давайте проскочим Дорчестер. Я знаю одно славное маленькое местечко в Веймуте. – Он хотел попробовать дорогу ночью; за двадцать четыре минуты он покрыл расстояние в двадцать миль. Рода повизгивала, словно девчонка. Он купил ей большой бокал джина с лаймом, усадил в уголке и начал слушать.

– Этот Гудерич был сущий ублюдок. Вообще-то, наверное, мне не стоит так говорить. Вы не поверите, Гарри, но, когда мы поженились в самом конце сорок четвертого, я была тоненькая как тростиночка. Семнадцать лет, а не весила и восьми фунтов. Но какого черта. Девушке надо есть.

– Где он сейчас? Гудерич?

– В Австралии. Он всегда хотел туда попасть. Овцы, вот до чего ему на самом-то деле хотелось добраться. Один раз он ко мне приходит, а я как раз ела конфеты, и говорит: «Рода, или я, или эти шоколадки. Выбирай». Ну, может быть, не совсем слово в слово так. Но сказать он хотел именно это. Ну, я прямо удивилась. Не то чтобы я разозлилась на него. Знаете, Гарри, пока он не бросил меня, я ни разу даже не взглянула на другого мужчину. Но после ужина я люблю съесть шоколадку. И до сих пор люблю. Ну и я никакому мужчине не позволила бы так со мной разговаривать, а уж тем более собственному мужу. Заметьте, я очень удивилась, когда он ушел.

– И теперь он разводит овец?

Рода захихикала:

– Только не он. Он хотел бы их разводить. А сейчас он уборщик. Я возьму еще кусочек.

Он привел ее поужинать в тихий ресторанчик и взял для нее четыре бокала джина с лаймом и бутылку дешевого «сотерна». Они выпили на брудершафт. Ее цвет, решил он, увядающая лаванда. Еще он купил для нее коробку шоколадных конфет с ликером и очень медленно отвез домой. В «триумфе», к сожалению, не самые удобные сиденья, но, когда он наклонился и сжал ее руку, она ответила.

– Все было очень мило, – сказала она.

Он затормозил на повороте, вынул изо рта сигарету и вложил ей в губы.

– Ох, Гарри, – сказала она. – У вас и в самом деле вест-эндские замашки.

Он поцеловал ее в ухо.

– И к тому же вы наглец.

– Как насчет завтра? Я целый день свободен по воскресеньям.

– Ох, Гарри, ну вы и штучка. Когда вы такой интересный мужчина, а вокруг столько молодых девушек…

– Они меня пугают, – признался Уайлд. – Все в кожаных куртках и коротких юбочках.

– Ну…. если вы так хотите. Я освобожусь около двенадцати.

– Мы устроим пикник.

Она подала ему руку, и Уайлд поднес ее к губам. Рода задрожала.

На следующее утро он поехал с ней в Портленд-Билл. Они взяли с собой пиво, сандвичи, яйца вкрутую и шоколадные конфеты и любовались зрелищем волн Атлантики, набегавших из тумана, чтобы разбиться о гранитные скалы.

– У меня от них прямо мороз по коже, ей-богу, – сказала Рода.

– Ходили когда-нибудь под парусом?

– Ни за что в жизни. Меня бы все время тошнило.

– Я сыт.

Уайлд смял салфетку в шарик. Взял лицо Роды обеими руками и поцеловал. Ее губы были жадными. От нее пахло пивом, горчицей и застоявшимся табаком. Она сбросила туфли и прижалась к нему, юбка задралась до самых бедер. Он гладил ее нейлоновые ноги, но, услышав, как она тяжело задышала, остановился.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, продолжай, Гарри.

– Там какой-то мужик. Вон там.

Она поправила юбку.

– Я никого не вижу.

– Он был там. Смотрел на нас.

– Что тебе стоило бы сделать, так это пойти и треснуть ему как следует, – предложила Рода. – Чертов любитель подсматривать.

– С виду он крупнее меня, – сказал Уайлд. – Эх, а я как раз собирался…

– Да! – выдохнула она. – Но Гарри… Мы могли бы вернуться в дом.

– Э-э-э?

– Старый хрыч у нас дьяконом служит. Он будет в часовне до половины восьмого. А Холлиуэл уехал навестить мамочку. – Она толкнула его в ребро массивным локтем. – Сможешь еще раз полюбоваться этими красотками.

– Я бы с удовольствием. Только как быть с моими отчетами?

– С чем?

– Я по воскресеньям должен отсылать отчеты. По почте. До вечера воскресенья, а то придется чертовски много платить.

Рода отодвинулась:

– Ну хорошо, если ты предпочитаешь возиться со своей бухгалтерией и всякое такое, отвези меня домой прямо сейчас. Тогда у тебя будет больше времени.

Он поймал ее руку.

– Это только сегодня, глупышка. Я не уеду отсюда до среды. Как насчет завтра?

– Ты что, тупой? Когда приедут эти янки? Я буду крутиться с утра до ночи как белка в колесе, приносить да подавать.

– Боже милостивый, – уныло протянул Уайлд.

Рода хихикнула:

– На самом-то деле я не против. Хоть какое-то развлечение, когда в доме гости. Он такой большой, что все время мороз по коже продирает, когда никого нет.

– Ох, черт побери, – вздохнул Уайлд. – А ты мне на самом деле так понравилась, Рода. Слушай. Я просто должен сделать эти отчеты, но я постараюсь закончить часам к девяти или около того. Что ты скажешь, если я подъеду?

– Должно быть, ты шутишь. Они оба уже вернутся.

– Они пойдут спать.

– Хорошо.

– Я оставлю машину в каком-нибудь безопасном месте и прокрадусь по подъездной аллее в полночь. А ты откроешь мне входную дверь. И не забудь отключить сигнализацию.

– Черт, нахальства тебе не занимать. А когда ты войдешь, кто тебя выведет обратно?

Уайлд подмигнул:

– Иди, иди. Кому это будет нужно?

Глава 6

В двух милях от въезда на дорогу к замку Корф Уайлд нашел колею. Он проехал по ней четверть мили, развернул «триумф» к дороге и выключил зажигание. Было без двенадцати минут семь.

Погода опять испортилась. Ветер выл в деревьях справа от него, ударяя по маленькому автомобилю; через каждые несколько минут шквал дождя обрушивался на окна и плескал по брезентовой крыше. Уайлд пожалел, что буря так яростна; она изживет себя задолго до наступления завтрашней ночи.

Он достал из внутреннего нагрудного кармана жестяную коробочку, включил электрический фонарик-карандаш и вытряхнул на ладонь пять таблеток. Каждая из них представляла собой лекарство, изготовленное Балвером, и содержала двадцать миллиграммов фосфата кодеина. Из-под панели он вытащил термос и отвернул крышку. Фляжку с пробкой он хранил в кармане пальто. Он растворил пять таблеток в чашке, тщательно размяв каждую в мельчайший порошок, потом поместил чашку в нагрудный карман пиджака; плотно схваченная растянувшейся тканью, она не сможет опрокинуться.

Он откинулся на сиденье, закурил сигарету и закрыл глаза. Он думал о том, как ему не хочется делать Роде больно. То, что началось как неприятная обязанность, превратилось в забавный и интересный эпизод. Он не сомневался, что, выпив или пребывая в дурном настроении, она могла быть злобной и агрессивной, но за прошедшие сорок восемь часов ее энергия и постоянное искрящееся хорошее настроение приводили его в восхищение. Он подумал, что десять или пятнадцать лет назад она, должно быть, была совершенно потрясающей девчонкой. Гудерич был глупцом. Но ему придется причинить ей боль. В самом лучшем случае из-за него она лишится работы. Он подумал, что это нехорошее дело. Но может быть, тогда она решит эмигрировать и воссоединится с мужем. Ему казалось, что в глубине души именно этого она и хочет. Он затушил сигарету и задремал.

Было без десяти девять. Уайлд выпрямился, достал из бокового кармана пиджака револьвер и прокрутил барабан. Он откладывал это решение. С оружием всегда можно убить, даже с расстояния. Но в нем была и определенная слабость. Оно искушало воспользоваться им. Застрелить Сталица было бы признанием поражения, оно подписало бы его собственный смертный приговор. Застрелить одного из телохранителей Сталица, пытаясь ускользнуть, было бы преступлением. Уайлд положил револьвер в сумку с инструментами и спрятал ее под сиденье.

Он снова расслабился, на этот раз его мысли были о Марите. Собственное оружие напомнило ему, как он глядел в дуло пистолета в последний раз, и о том, кто стоял за ним на коленях. Теперь с его памятью все было в полном порядке. Он изумился, почувствовав приятное возбуждение оттого, что через тридцать шесть часов снова окажется на Гернси. В течение уже нескольких лет ни одна женщина не вызывала у него чувства приятного предвкушения. Даже с Джоселин путь в постель был скорее привычкой, поддержанием симпатии и техники, к которым эта девочка относилась как к неотъемлемой части своего вооружения. Потом появилось чувство принадлежности. Марита вернула его на много лет назад, к воспоминаниям об очень многих опытах. Он предполагал, что это происходит в основном из-за их соперничества, из-за того, что она лучше информирована. Он решил, что узнать о Марите больше во всех смыслах будет увлекательным занятием.

Было половина двенадцатого. На короткое время дождь прекратился. Уайлд закрыл дверцу машины, но не запер ее; когда он вернется, ему будет некогда возиться с ключами. Он поднял воротник пальто, защищаясь от октябрьского ветра, прошел по полю и углубился в лес. Земля была мокрой, вода забрызгивала ботинки и носки. Она лилась ему на голову и плечи с раскачивавшихся ветвей. Ветер наполнил лес звуками, и все же хлюпанье собственных ног казалось неестественно громким. Ухнула сова и, захлопав крыльями, полетела в ночь. Луны не было видно, и под деревьями было совершенно темно. Светящийся циферблат наручного компаса сиял впереди, словно указующий знак. Понадобилось двадцать минут, чтобы пересечь лес, и Уайлд прикинул, что расстояние составляет примерно милю и три четверти. При необходимости он покроет его за десять минут.

Уайлд стоял под последним деревом и смотрел на мрачный сад перед домом. Светились только чердачные окна. Парсонс, Холлиуэл и Рода готовились ко сну. Ему было интересно, какой она будет в постели, если это окажется необходимо. Он вспомнил ее жадные губы.

Он потопал, чтобы согреться, и стал думать о завтрашней ночи. Кэннинг всегда особенно тщательно заботился о том, чтобы держать его подальше от Центрального разведывательного управления. Но он видел достаточно доказательств мастерства и эффективности американцев. Как все их соотечественники, они все делали по-крупному, не полагаясь на тонкость расчета, но встречая противника мощной силой, на которую нечем ответить. Он подумал, что за Сталицем присматривали по меньшей мере восемь человек. И двое из них находились снаружи с собакой. Возможно, с двумя собаками.

Полночь, и у двери появился лучик света. Уайлд низко наклонился и перебежал через аллею к ступенькам. Рода была в бледно-голубом халате с нейлоновой оборкой у шеи и на рукавах и в тапочках с громадными помпонами. Ее кожа на ветру покрылась пупырышками.

– Скорее давай, – задохнувшись, прошептала она.

Он обнял ее и поцеловал. Нейлон зашуршал. На ней не было ночной рубашки. Входная дверь вырвалась из их рук, и они вместе схватили ее, а потом закрыли с бесконечной осторожностью, и Рода закрыла задвижку.

– Должно быть, я рехнулась, – выдохнула она.

Гарри Хоуп все еще обнимал ее. Он был нетерпелив, и ему нужно было немедленно уложить пышнотелую красотку в постель.

– Пошли наверх, – прошептал он.

– Ну ты наглец. Всем вам, коммивояжерам, только одно и нужно. Я это с самого начала знала.

Рода шлепнула Уайлда по руке и повела к маленькой лестнице сбоку от двери в зимнюю гостиную.

– Полсекунды, – прошептала она. – Мне нужно опять включить охрану.

– А где она расположена?

– Вот здесь. Здесь раньше была маслобойня.

Он наблюдал за ней. Система на самом деле была старая.

– Знаешь, тебе не обязательно это делать. Ты все равно всю ночь глаз не сомкнешь.

– Ах, ты! – Рода стояла около него, но на этот раз он не стал распускать руки. – Я думала, ты захочешь выпить?

– Я принес с собой. – Он похлопал по карману. – Что-то особенное. – Он обнял ее за талию и легко поставил на ступеньку.

– Ш-ш-ш, – прошипела она, когда они поднялись на первый этаж.

Уайлд открыл дверь справа от себя, зазвенел колокольчик.

– Бога ради, – захлебнулась Рода. – Это комната сэра Реджинальда.

– Кто там? – раздался сверху голос Парсонса.

Уайлд прижался к стене. Рода сделал глубокий вдох.

– Всего лишь я, Билл. Дверь его сиятельства была открыта. – Говорила она уверенно. Чувство облегчения поползло по телу Уайлда от щиколоток вверх. Она делала это не впервые.

– Постарайся поменьше шуметь. Завтра у нас трудный день.

Рода провела Уайлда по лестнице на чердачный этаж и втолкнула в комнату. Он прижался и поцеловал ее, одновременно поворачивая ключ в замке. Маленькая комната казалась еще меньше из-за ската крыши. Никаких старинных вещей здесь не было; кровать выглядела вполне удобной, а в углу за дверью стоял большой гардероб.

– Не шевелись. – Уайлд внимательно посмотрел на Роду и отвернулся.

Она сложила руки перед собой.

– Когда ты так смотришь на меня, по мне мурашки пробегают, – прошептала она.

– Пытаюсь навеки сохранить твой образ в памяти.

– У-у-уф. Зачем такие слова?! Просто какой-то настоящий вест-эндский шик.

Она взглянула на кровать; одеяло было откинуто.

– Тост! – Уайлд резко развернулся и взмахнул фляжкой. – Бренди.

– У-у-уф, сто лет такого не пила. Вон там есть бокал.

– Мы воспользуемся моей чашкой. – Уайлд осторожно вынул чашку из кармана, заполнил до половины и подержал в руках, легонько встряхивая. – В совершенстве раскрывает букет. – Затем протянул чашку Роде. – Выпей это, милая моя, и мы с тобой вместе исполним музыку.

– У-у-уф, ты просто что-то. – Она поднесла чашку к губам. – Крепкое.

– До самой последней капли, – настаивал Уайлд. – Тогда наша любовь никогда не умрет.

Шея у горничной побагровела, но она вернула чашку пустой. Уайлд взглянул внутрь; порошка не было видно. Он снова налил и выпил.

– За тебя, моя милая. А теперь, если ты расположишься в центре этой кровати…

– Тогда поцелуй еще раз. – Рода с жадностью накинулась на него; от нее пахло бренди, пальцы вцепились в его одежду. Потом она оттолкнула его, бросила халат на кресло и легла поперек кровати. – Не заставляй меня ждать, Гарри. Иди ко мне.

Уайлд медленно разделся. Одна нога Роды была поднята. Ему пришло в голову, что выбранный Джоселин подарок на день рождения, вероятно, выглядел примерно так и вряд ли подойдет для спальни.

Рода зевнула:

– У-упс. Должно быть, бренди. Знаешь, когда я последний раз пила бренди? В ту ночь, когда Томми уехал в Австралию. Я познакомилась с тем малым…

Уайлд сел рядом с ней.

– А теперь, самая дорогая…

Но она уже спала.

Уайлд проснулся в шесть. Не шевелясь, лежал на спине с краю узкой постели и слушал. Огромный дом спал. Ветер тоже стих, не было слышно ни звука. Какая жалость, подумал он. Рода лежала рядом с ним, губы слегка приоткрыты, щеки раскраснелись. Если ее не трогать, она проспит до полудня.

Он задремал, отдыхая телом и душой. Его беспокойство ушло. Он был внутри дома и намеревался провести здесь следующие пятнадцать часов. Чтобы сделать это, ему потребуется неприятная личность Гарри Хоупа. Время старта пока не определено и будет зависеть от того, какие представятся возможности. Завтра.

На лестнице послышались торопливые шаги. Семь пятьдесят. Стук в дверь. И еще раз.

– Рода! – Это был Холлиуэл.

Уайлд склонился над горничной и немножко подул ей на веки.

– Рода? Что с тобой стряслось?

Рода открыла глаза, потом рот. Она узнала Уайлда, и он, прижав палец к губам, указал на дверь.

– Рода!

Она глубоко вздохнула:

– У-у-уф. Ты испугал меня, Берт. В чем дело?

– Девятый час, вот в чем дело. Мистер Парсонс только что понял, что ты еще не вставала. Пошевеливайся. – Холлиуэл поспешно сбежал вниз.

Рода выбралась из кровати, раскидав простыни. Оперлась о туалетный столик. Казалось, ее переполняло тепло, тело было розовым от жара.

– Что случилось? – задыхаясь, спросила она.

Уайлд на цыпочках пересек комнату и обнял ее.

– Должно быть, мы проспали.

– Но… ох, боже мой…

Он взял ее за плечи и нежно встрянул. Она все еще была так расслаблена, что каждая конечность, каждая мышца, казалось, двигались сами по себе, независимо от остальных.

– Никакой истерики, милая моя. Первым делом надо одеться. Пока – ни слова. Просто одевайся.

Она не сводила с него глаз.

– Думаю, такое с тобой и раньше случалось. – Уайлд улыбнулся. – Быть может, тут тебе повезло.

Рода вздохнула.

– Я какая-то окосевшая. Комната перед глазами ходит кругами. Должно быть, это бренди. Я не пила ничего подобного целую вечность. – Она потерла глаза. – Знаешь… Ничего не могу вспомнить, кроме того, что мы пришли сюда.

– Может быть, это и неплохо.

– Гарри… ты не… не тогда, когда я спала?

Он поцеловал ее в кончик носа.

– По тебе было совсем не похоже, что ты спишь, милая моя. Сопротивляться тебе было невозможно.

Рода уставилась на него, открыв рот. Потом пожала плечами. Она была в высшей степени довольна.

– Ну ты и штучка!

На подъездной аллее послышалось рычание мотора. Уайлд стоял у окна. Комната Роды выходила на север с видом на лес, но ему были видны ступеньки, на которых с елейным видом стоял Парсонс. Двое прибывших были в дождевиках и мягких шляпах. Один из них вел на поводке немецкую овчарку, черную, с рыжеватым отливом. Уайлд подумал, что ее, вероятно, не кормили неделю.

– Кто это? – Рода в отчаянии пыталась застегнуть чулок.

Уайлд встал на колени у постели, чтобы помочь ей.

– Бог его знает. Два типа с чертовски огромной собакой.

– О господи. Гарри…

Он поцеловал ее колени.

– В чем, собственно, дело?

– Ох… ну… на самом деле это не совсем конференция, понимаешь? Малый, который должен приехать сюда, какая-то иностранная шишка. Эти типы внизу – его телохранители. Они никого не впустят и не выпустят из дома, пока он будет здесь.

– Черт, – сказал Уайлд. – Вот это номер. Ты могла бы предупредить меня.

– Но я. не думала, что мы проспим, Гарри. О господи! Что же нам теперь делать?

– Одеваться.

Он обогнал ее и уже повязывал галстук, когда она только достала из гардероба черное платье. В коридоре послышались шаги.

– На этом этаже расположены комнаты прислуги. – Парсонс говорил словно гид, ведущий экскурсию.

– Но на дежурстве вас всего трое?

Уайлд распознал нью-йоркский выговор.

– Совершенно верно, мистер Беннет. Я, мужчина по фамилии Холлиуэл, вы видели его внизу, и женщина по фамилии Гудерич.

– И она сейчас здесь, вы говорите?

– Ах да, мистер Беннет. Но боюсь, что… э-э-э… похоже, молодая женщина сегодня проспала. – Парсонс постучал. – Рода?

Рода уставилась на дверь с открытым ртом, держа впереди себя платье, словно щит. Уайлд махнул ей, взял фляжку и плащ, оглядел комнату и зашел внутрь гардероба. Рода заперла его на ключ, и он укрылся за кучей платьев. Ноги запутались в горе дешевых журналов. Застоявшийся запах духов «Вечер в Париже» обволакивал, словно облако. Он прислушался.

– Рода? Откройте. Этот джентльмен желает познакомиться с вами.

– Одну минуту.

Дверь открылась.

– Вы, значит, миссис Гудерич? – спросил Беннет.

– Да. – Рода шумно вздохнула. – Извините, Билл, за сегодняшнее утро. Я… я проспала.

– Обсудим это позже.

Было слышно, как ноги Беннета тяжело ступали по линолеуму.

– Вы работаете здесь семь лет, миссис Гудерич?

– Да, сэр.

Бутылочки зазвенели, когда визитер осматривал туалетный столик.

– Гоняете девочек, а?

– Каких девочек? – кисло спросила Рода.

– Думаю, вы чисты. – Голос был теперь очень близко. – А здесь одежда? – Рука хлопнула по гардеробу, в нескольких дюймах от головы Уайлда.

– О да, сэр, – пискнула Рода.

– Рода, э? Теперь послушай меня внимательно, Рода. Я и мои друзья собираемся пару дней погостить здесь. Ты остаешься дома, э? Мои друзья ненавидят посетителей. Они их так сильно ненавидят, что мой напарник собирается проводить время в саду вместе с собакой, и на этом свете есть только два человека, на которых эта собака не станет бросаться, – это я и мой напарник.

– Да, сэр. – Голос Роды снова задрожал.

– Хорошая девочка.

– Буду вам очень обязан, Рода, если вы поскорее спуститесь вниз, – сказал Парсонс.

– Ох да, Билл. Сейчас же. Как только причешусь.

– Сразу видно женщину с большими достоинствами, – сказал Беннет. – У вас их тут делают основательно. А значит, Парсонс, старина, мне просто необходимо глянуть на эту вашу Длинную галерею.

96

Рода никак не могла вставить ключ в замочную скважину, наконец ей удалось его повернуть. Уайлд выбрался из-под платьев.

– Что нам теперь делать? – Она смотрела ему в лицо, прижавшись спиной к стене.

– Мне не нравится голос этой собаки. И ее хозяина тоже. Похоже, что мне лучше остаться у тебя, пока перспектива не прояснится.

– Ты не можешь этого сделать.

– Тогда позови обратно мистера Парсонса.

– О господи… Он… Я не знаю, что он сделает. Для начала даст хорошего пинка.

– А на меня спустит этого проклятого пса.

– Но ты слышал, что он сказал. На пару дней. Ох, боже всемогущий. Надо же было случиться именно такому.

Уайлд обнял Роду за плечи.

– Послушай. Спать-то они так и так лягут, правильно? Я уйду, как пришел, пусть только к ночи все успокоится.