Текст книги "Звездун"

Автор книги: Эндрю Холмс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

В лифте – наверное, потому, что там не было Расса – Фай слегка оттаяла. Скорее всего между ними что-то произошло. Может, случайный секс на рождественской вечеринке, ставший предметом сплетен среди коллег… Жаль, если так, подумал я, эти двое могли бы быть неплохой парой.

– Повезло мне сегодня, – произнесла девушка, изучая мигающие огоньки на панели лифта. – Четыре Феликса в одной передаче!

– Как вы считаете, я выдержал испытание? – спросил я. -Что?

– Я сказал: «Как вы считаете, я выдержал испытание?» Извините, простыл.

– Простил?

– Нет, я простыл.

– Понятно, потому вы и попросили таблетку, да?

– Именно.

Лифт остановился, и мы вышли.

– Не беспокойтесь, я найду вам что-нибудь, как только улучу минутку.

Я нащупал в кармане бутылочку перцовой водки, ожидая удобного случая, чтобы ее выпить. Но меня снедало беспокойство – всего лишь один шкалик. Хватит ли мне водки, чтобы продержаться весь день? Зеленую комнату вряд ли скоро откроют.

– Превосходно, что у нас здесь?

Режиссера звали Гэвин, и здесь, прямо перед ним, стояли три человека, слегка похожие на Феликса Картера. Мы были на сцене, где, как сообщил нам помощник режиссера, «все и происходит».

Позади нас находились диванчики, там обычно сидели ведущие шоу «Счастливый понедельник» и приглашенные гости. Слева – еще одно возвышение, для музыкантов, которые сейчас настраивали инструменты, и звуки, доносящиеся оттуда, время от времени заглушали разговор.

Гэвин был заметно старше Фай или Расса, однако в остальном выглядел почти также, включая блокнот и кроссовки. На шее у него болтались наушники, а когда он говорил, его взгляд блуждал где-то поверх наших голов, словно он предпочел бы делать что-нибудь другое, например, беседовать с «настоящими» звездами.

Гэвин заглянул в свой блокнот.

– Извините, вы?.. – произнес он, показывая на меня.

– Крис, – ответил я, – Крис Сьюэлл.

– А, вы тот самый парень, которого Расе нашел в мебельном магазине…

– Вообще-то это был магазин канцтоваров.

– А вы?.. – спросил режиссер, кивнув на Феликса, стоящего справа.

– Привет, Гэвин. Я Тим. Мы с вами уже работали. Гэвин оторвался от блокнота, и выражение его лица смягчилось.

– Тим! – воскликнул он, подавшись вперед, чтобы пожать ему руку. Со мной он за руку не здоровался. – М-м… сейчас вспомню… Да, шоу двойников «Звезды в их глазах»!

Тим энергично закивал. Смешно так радоваться тому, что тебя узнали. Хотя разве это можно назвать узнаванием? Не думаю. Судя по тому, как смотрел на Тима Феликс справа от него, он тоже так не считал.

– Ну и ну, – продолжил Гэвин, – а мы было подумали, что тебя ограбили!

Затем режиссер повернулся и крикнул кому-то из съемочной группы:

– Джордж! Смотри, здесь Тим, он был Феликсом в «Звездах». Мы еще думали, что его ограбили, помнишь?

– Точно! – проорал Джордж в ответ. – Чертова Селин Дион…

– Простите Джорджа за грубость, – обратился Гэвин к нам троим, – увлекающаяся натура… Ну, дела-то твои как? Повезло после шоу?

– Да, Гэвин, спасибо. Я теперь выступаю в ночных клубах. Неплохо зарабатываю.

– Отлично, отлично! Ты у нас ветеран телепередач в прямом эфире. Тебя не надо учить, что делать.

Тим засветился от гордости; Феликс справа бросил на него злобный взгляд.

– Замечательно, – сказал Гэвин третьему Феликсу, – а вы, должно быть, Стюарт.

– Точно, – отозвался Стюарт, типичный кокни.

– Вы из шоу двойников, так?

– А га.

– Понятно. Так вы, стало быть, его конкурент? – спросил Гэвин, указав на Тима.

– Да, похоже, – ответил Стюарт, искоса глядя на Тима, который, казалось, вырос на пару сантиметров, хотя он и так был выше нас обоих.

– Ясно, – сказал Гэвин, правильно оценивая возникшую неприязнь, – но сегодня мы все друзья. Ну ладно, давайте-ка посмотрим, что нам предстоит сделать.

Он объяснил суть идеи: Феликс так активно рекламировал новый альбом и фильм, что казалось, находился повсюду, и потому команда шоу «Счастливый понедельник» решила над ним слегка подшутить, вроде как отыграться за то, что он не дал им эксклюзивное интервью.

Один из нас, Тим, должен незаметно проскользнуть в зал во время шоу, и в какой-то миг камеру направят на него. Сигналом послужит фраза: «Смотри, вон там ты!» Услышав ее, Тиму нужно принять вид простого зрителя, правда, зрителя, которому скучно. Никаких улыбок или игры перед камерой. Просто скучающий вид. Легко!

Следующая ключевая фраза – «И вон там тоже ты!». После нее камера показывает Стюарта, он должен стоять за сценой и ковырять в носу. Никакой игры, просто ковырять в носу со скучающим видом. «Можешь даже посмотреть на палец, как будто ты нашел там что-то интересное». Легко!

Наконец третий сигнал. «И даже там тоже ты!» – это для меня. Когда я услышу эти слова, мне нужно будет…

– Сидеть на унитазе.

– Простите? – переспрашиваю я.

– Вы будете сидеть на унитазе, читать газету и…

– Что?

Два других Феликса взглянули на меня, не сумев удержаться от улыбки.

– Да… м-м… – Гэвин выглядел слегка обеспокоенно, словно ему только что пришло в голову, что я могу не захотеть сниматься в туалете. – Разве Расе вам ничего не сказал?

– Что именно? – интересуюсь я.

– Что вы будете сидеть на унитазе со спущенными штанами и…

– С какими штанами?

У Гэвина такой вид, будто ему все надоело, словно его ждет целая куча разных дел, половину из которых нужно делать уже сейчас. В этот список не входило врачевание больного самолюбия чересчур возомнившего о себе гостя, когда вокруг дюжина куда более важных персон, нуждающихся во внимании.

– Послушайте, – со вздохом произнес режиссер, обращаясь ко мне, как к выжившему из ума старику, – шутка в том, что вы сидите на унитазе, да, со спущенными штанами – трусы можете не снимать, – и читаете газету. Тут камера переключается на вас, а вы продолжаете читать, ясно? А потом поднимаете взгляд, вроде как вам помешали, и сердито захлопываете дверь перед носом оператора.

Алкоголь сердито закипел в моих венах.

– Черта с два я буду это делать!

Но мое возмущение потонуло во внезапном всплеске оглушающего шума, донесшемся со стороны музыкантов.

– О Господи! – проревел Гэвин, отнимая ладони от ушей. – Стиво! Потише там, твою мать!

Из микрофона раздался бесплотный голос:

– Ага, ладно, Гэв, прости. Рок-н-ролл, да? Рок-н-ролл. Гэвин с замученным видом повернулся ко мне.

– Крис, – сказал он, – все понятно?

Я попытался найти поддержку в выпитом спиртном, но безуспешно.

– Да, Гэвин, все.

Тут появилась Фай, следом за ней шел какой-то парень.

– Привет, Гэвин. Познакомься, это Тони Симеон. Гэвин обернулся и пожал руку вновь прибывшему, который широко и радушно улыбнулся в ответ.

– Привет, Тони, – произнес Гэвин. – Первый раз на телевидении?

– Ага, – ответил Тони, глядя мимо Гэвина на нас и улыбаясь. Мы чуть помешкали и тоже улыбнулись ему.

– Отлично. Сейчас я расскажу, что от тебя требуется. Фай, пусть помощник режиссера расставит ребят по местам, и начнем. А…

Вошел еще один человек. Я узнал в нем Хьюи, ведущего телешоу, одетого в цветастую гавайскую рубаху, ставшую его фирменным знаком. Как большинство полных людей, он предпочитал мешковатую одежду, чтобы спрятать объемистый живот.

Не обращая ни на кого внимания, Хьюи ткнул пальцем в Тима и сказал:

– Это тебя ограбили на шоу «Звезды в их глазах», да? Тим от гордости залился румянцем.

– Чертова Селин Дион! – громогласно заявил Джордж.

– Чертова Селин Дион! – проревел в ответ Хьюи еще громче, словно стараясь перекричать Джорджа. Когда ведущий набрал в легкие воздух, его огромная грудная клетка стала еще шире. Хьюи не разговаривал с людьми, он их покорял. Мы потерялись на фоне его индивидуальности, такой же яркой, как гавайская рубашка.

Я наблюдал, как он командует съемочной группой,«меряя шагами сцену, засыпая всех вопросами и приказами, перемежая их громкими грубоватыми шутками. Я смотрел, как он создает свой собственный мир, вокруг которого энергично вращаются другие планеты, поменьше, смотрел с благоговением.

Спустя пару минут к нам присоединился другой сотрудник, Том, также вооруженный блокнотом и наушниками, который показал наши места во время репетиции.

– Сейчас найдем вам газету, – сообщил он мне по пути в туалет за сценой.

Позже (как показалось, гораздо позже) мне наконец удалось выпить.

Все это время я просидел на унитазе, обе репетиции. Не снимая штанов и без газеты в первый раз; со спущенными брюками, с газетой в руках и уже в костюме – во второй.

Мой костюм состоял из пары слегка расклешенных брюк в узкую полоску и обтягивающей черной футболки. Я поблагодарил Бога за то, что похудел, подумал, что в этом есть косвенная заслуга Сэм, а затем вспомнил, для чего, собственно, я здесь нахожусь. Меня мучило дурное предчувствие. И чувствовал я себя все хуже и хуже.

Перцовую водку я выпил еще утром, весь день мне пришлось обходиться без спиртного, и мой организм начал восставать. К четырем часам мои глаза слипались, и я несколько раз чуть было не задремал, один раз во время генеральной репетиции, когда предполагалось, что я сижу на унитазе, увлеченный чтением газеты.

Более того, из-за своей роли в шоу я почти никого не видел, только ассистента режиссера, который вызывал меня из гримерной на репетиции, гримершу и оператора – ему предстояло снять, как я захлопываю перед его носом дверь кабинки. А еще я видел спешащих по коридорам людей.

Когда мне не нужно было присутствовать на репетиции, я сидел в гримерной и читал газету «Сан», стараясь ее не мять, так как она служила единственным реквизитом в моей сцене. Я ждал и никак не мог дождаться обещанной гостеприимности. Во-первых, мне требовалось выпить. А во-вторых, я хотел поговорить со Стюартом.

Зеленую комнату открыли сразу же после генеральной репетиции, и там я нашел Стюарта.

Думаю, подсознательно я ожидал, что зеленая комната на самом деле окажется зеленой. Я ошибся. Длинное помещение со стенами кремового цвета, ряд сдвинутых оранжевых диванов на одном конце, стол, нагруженный едой, и человек, наливающий выпивку, – на другом. В углу под потолком – единственный монитор, чтобы, как объяснил Расе, гости могли посмотреть шоу, наслаждаясь всеми радостями гостеприимства.

К тому времени, как я туда попал – а попал я туда очень быстро, – там уже собрался народ. Рок-группа, которая называлась «Гроббелаарс», сидела со своим менеджером. Несмотря на волнение, ребята выглядели вполне довольными. Тони Симеон болтал с девушкой, держащей блокнот; завидев меня, он помахал мне рукой. В уголке сидел Стюарт с «кока-колой» и тарелкой канапе в руках. К счастью, Тима поблизости не было. Я махнул Стюарту, показав знаками, что через пару минут присоединюсь к нему, и направился к бару.

– Водку с тоником, пожалуйста, – обратился я к человеку за стойкой. На нем был галстук-бабочка. Всем своим видом бармен напоминал Дживза*, правда, услужливым его назвать было трудно.

* Дживз – олицетворение идеального слуги (по фамилии безупречного и умного камердинера в комических романах П. Г. Вудхауза). – Примеч. пер.

– У нас только пиво и вино, – ответил он.

Вначале, после некоторых раздумий, я хотел взять пива, но потом все-таки предпочел вино.

– Стакан красного, пожалуйста.

Бармен показал на несколько наполненных бокалов, которые стояли перед ним.

– Берите сами.

Я так и сделал и, игнорируя столик с канапе, направился к Стюарту, по пути прихлебывая вино. Слава Богу, наконец-то я почувствовал, как алкоголь разливается по телу.

– Ну что, костюм подошел? – Пытаясь завязать разговор, я присел рядом со Стюартом. Он окинул меня взглядом с головы до ног. Мы оба были одеты совершенно одинаково. Два не-совсем-Феликса.

В реальной жизни двое одинаково одетых мужчин, сидящих рядышком на оранжевом диване, привлекли бы нездоровое любопытство. Но это происходило на телевидении, до реальной жизни здесь было далеко, и потому я наслаждался всем, кроме одной маленькой детали. Если бы мне удалось чуть-чуть ее подправить…

– Как прошла репетиция? – спросил я, повернувшись к Стюарту.

– Нормально.

Стюарт явно не отличался разговорчивостью, но я не сдавался.

– Волнуешься, да? – продолжил я, невольно копируя его манеру речи.

– В общем-то нет. Не так уж много нужно делать. Честно говоря, я надеялся на большее. Думал, может, что сгодится для моей работы в клубах.

С противоположной стороны комнаты раздался взрыв смеха. Там к Тони Симеону и девушке с блокнотом присоединились музыканты из рок-группы. Веселая компания в одном углу комнаты, я и мрачный Стюарт – в другом. Здорово.

Все же мне показалось, что блеснул лучик надежды.

– Послушай, если хочешь, я могу с тобой поменяться.

Стюарт посмотрел на меня. Хмурый Феликс – на Феликса, питающего надежду. А затем он рассмеялся. Его смех был похож не на громкий хохот, доносящийся с другого конца комнаты, а скорее на тихое ржание. Я не знал, то ли мне радоваться тому, что он наконец повеселел, то ли обидеться за то, что мое предложение показалось ему столь смехотворным.

– Вообще-то, – сказал он, отсмеявшись, – вряд ли это пойдет на пользу моей работе в клубах, как ты считаешь?

– Почему, может и пойти.

– Дружище, я хочу, чтобы люди относились ко мне серьезно. Понимаешь, я этим на жизнь зарабатываю.

– Ну давай, – попросил я, протягивая ему газету, словно это могло как-то на него повлиять.

Стюарт уставился на нее с таким видом, словно я предложил ему пакет с блевотиной.

– Э нет, приятель. Мы уже отрепетировали, и вообще… Лучше я буду делать то, что мне сказали. Так что, спасибо, не надо.

– Давай, – повторил я, осознав, что призывы к его добросердечию тщетны.

– Послушай, друг, без обиды, кто ты мне такой? С чего это я должен с тобой меняться? Мне-то что с того будет?

Я попытался всучить ему газету, но он ее не взял даже после того, как я заманчиво ею потряс.

– А если я дам тебе пятьдесят фунтов?

Он взглянул на меня, потом в другую сторону, словно прикидывая, не рвануть ли в сторону музыкантов.

– Приятель, отстань!

– Сто фунтов?

– Нет.

Я похлопал его по руке газетой.

– Триста фунтов?

Триста фунтов. Цена моего избавления от тюрьмы.

Стюарт сердито посмотрел на руку, на то место, по которому я шлепнул газетой, однако призадумался. Очевидно, при такой значительной сумме упираться дальше было глупо.

– Триста? Только за то, что мы поменяемся?

– Знаешь, я хочу, чтобы моя жена увидела меня в этом шоу. Что-то вроде сюрприза. И мне нужно хорошо выглядеть. Если она увидит меня на толчке, то решит, что я похож на полного придурка.

Этот аргумент Стюарта убедил. Он покачал головой, и я проклял себя за то, что имел неосторожность упомянуть о последствиях появления на национальном телевидении сидящим на унитазе.

– Послушай, – твердо заявил он, – извини, но я не согласен.

– Три гребаных сотни фунтов! – заорал я, одновременно ударив его по плечу газетой.

Стюарт резко отпрянул, в усталых глазах мелькнул страх, вызванный моим громким голосом и внезапной вспышкой ярости.

На другом конце комнаты музыканты рок-группы прекратили весело болтать и уставились в нашу сторону.

Черт. Стюарт выглядел напуганным. Я смущенно улыбнулся. Какое-то время ребята вопрошающе на нас смотрели; затем, будто включился мотор, беседа вернулась в прежнее русло, и мы со Стюартом перестали быть центром внимания.

Я сделал глубокий вдох и подумал: «Держи себя в руках». Медленно, с преувеличенной осторожностью я положил газету рядом с собой на диван. Стюарт наблюдал за мной, как кошка обычно следит за собакой, – со смесью страха и презрения.

– Слушай, – произнес я спокойным и рассудительным голосом. – Сценка с туалетом – шутка. Очень смешная! Я имею в виду, что люди запомнят именно ее. Отличное завершение розыгрыша.

И когда я это сказал, до меня вдруг дошло, что я прав. Люди запомнят именно эту сцену. Раньше мне казалось, что если Сэм во время просмотра передачи увидит меня со спущенными штанами на толчке, то вряд ли придет в восторг. Я вбил себе в голову, что она непременно должна взглянуть на меня в определенном свете, как на двойника Феликса Картера, и, следовательно, как на сексуального бога и харизматическую личность. А не поменять ли точку зрения? Что, если я не предстану перед ней в столь выгодном свете? Все равно именно над сценкой с моим участием люди будут больше всего смеяться, именно эту сценку будут потом вспоминать с улыбкой. И в конце концов, разве не смешное вызывает любовь? Взять, к примеру, Феликса, разве его сексуальность, по крайней мере частично, не основана на том, что он умеет рассмешить противоположный пол? Наверное, я чересчур поспешил с выводами.

Как бы то ни было, надо смириться. С тремя сотнями или без, Стюарт не согласился заменить меня в туалете. Парень явно почувствовал облегчение, когда подошел Тим, с завистью поглядывавший в сторону «Гроббелаарс» и компании. Несколько минут все три Феликса сидели рядом, наблюдая за чужим весельем, потом я предложил сходить за выпивкой и направился через комнату к бару, радуясь перемене сцены.

Позже я вновь очутился в зеленой комнате. Народу было уже гораздо больше. Передача закончилась, начался междусобойчик, и все – команда телешоу и гости – выглядели довольными и счастливыми. Еще один удачный эфир!

Только три человека не были счастливы и довольны. Три Феликса – воссоединившиеся к тому времени в зале для приемов – из-за нехватки времени лишились своего мига славы, во многом благодаря Симеону.

Лично я провел половину шоу – с момента начала интервью с Картером и до его окончания, – сидя со спущенными брюками на унитазе за сценой.

Вино, которое я выпил в зеленой комнате, сняло напряжение, однако мне страшно хотелось в туалет. Мой зад сообщал мозгу, что сидит на толчке, а мозг передавал эту информацию дальше, мочевому пузырю.

– Извините, – обратился я к оператору, который стоял передо мной. Оператор – то ли Крэм, то ли Грэм – должен был дать мне сигнал перед тем, как начать съемку.

На счет «три, два… один!» мне нужно было бросить сердитый взгляд из-за газеты (я долго практиковался перед зеркалом гримерной), затем дотянуться до двери и захлопнуть ее прямо перед камерой.

– Извините, – повторил я. – Я успею сходить в туалет?

Крэм, явно недовольный тем, что для съемок небольшой сценки ему приходится торчать в туалете за сценой, вздохнул.

– Потерпеть не можешь? Сейчас уже начнется.

– Ладно, – пробормотал я, посылая мочевому пузырю сигналы «Стоп!». Вино придало мне храбрости, все происходящее казалось нереальным, и потому я не испытывал ни малейшего волнения, сидя на унитазе, только легкий дискомфорт из-за того, что мне требовалось отлить. И я ждал, наблюдая за Крэмом, который был слишком занят доносящимися из наушников звуками, чтобы поддерживать разговор. Я ощущал себя где-то далеко от шоу, которое шло вживую всего лишь в нескольких метрах от меня.

А потом стало ясно, что там, на сцене, происходит нечто непредвиденное.

– Феликса уже представили зрителям, – произнес Крэм, и мы оба приготовились к тому, чтобы начать наш эпизод.

Затем:

– Что-то он долго добирается до сцены. Наверное, решил отклониться от сценария. Вполне в его духе.

Я развернул перед собой газету, пытаясь представить разворачивающееся зрелище – Хьюи стоит с вытянутой рукой, а Феликс пробирается к сцене. Интересно, что он сейчас делает? Наверное, общается со зрительным залом, пожимает руки поклонникам и целует поклонниц.

– Он все еще не дошел до сцены, – произнес Крэм, нахмурившись. – Погоди-ка, опять пошел назад… Ага, с ним тот парень.

– Какой парень? – спросил я.

– Тони Симеон. Парень с наушниками.

– Что он делает?

– Не знаю, – рассеянно отозвался оператор, – сейчас не его эпизод. Билл, что там происходит?

Крэм выслушал ответ. Я сидел, пытаясь не обращать внимания на позывы мочевого пузыря.

– Да, похоже, Феликс вытащил на сцену Тони Симеона и усадил рядом, – сказал наконец Крэм. – Это не по сценарию. Не знаю, что там творится. Режиссер рвет и мечет.

Мы подождали еще несколько минут.

– Понятно… Похоже, нас выкинули.

– Да?

– Ага, но нам придется торчать здесь до конца программы – на всякий случай. Прости, дружище. Зато потом ты пойдешь со всеми в зеленую комнату, ну, хорошо?

– Хорошо.

Я смотрел на свои спущенные брюки и старался не думать о жене, о том, как она сидит перед телевизором и пытается понять, что же ей нужно было увидеть. Горькое разочарование постепенно охватило меня. Последние несколько дней я прилагал столько усилий в ожидании этой минуты славы! А у меня ее отобрали – так легко и просто.

Оператор снова внимал бормотанию в наушниках, а я сидел как оглушенный и не мог ни помочиться, ни натянуть штаны, ни пойти и найти этого Симеона, затащить его в пустую комнату и избить там до полусмерти. Я сидел в полной прострации до тех пор, пока ко мне не обратился Крэм.

– Хорошо, – сказал он. – Можешь встать. Мы закончили. По крайней мере тебе не придется искать туалет. Приятно облегчиться.

– Вообще-то, – заметил я, – мне нужно всего лишь отлить.

Но оператор не ответил. Он уже повернулся ко мне спиной и уходил, унося свою камеру.

Через пару минут в зале для приема гостей я присоединился к двум другим Феликсам, которые выглядели разочарованными не меньше меня. Мы сидели и ждали, пока все закончится, чтобы можно было пойти домой.

Не знаю, как они, но для себя я решил, что черт с ней, бесплатной выпивкой, мне нужно домой. Хотелось оказаться как можно дальше от этого места. Я размышлял обо всех своих мечтаниях, о душевных силах, которые я вложил в то, чтобы сюда попасть, и чувствовал, что меня использовали и унизили, как проститутку. Хуже того, казалось, что другие люди в зеленой комнате смеются над нами, тремя расстроенными Феликсами, сидящими на диване посреди толпы.

А потом мне удалось поймать Фай и попросить ее найти машину, и она пообещала, сказав, что, если я подожду в приемной, автомобиль подъедет через пару минут. Но машины все не было, и я опять отправился на поиски Фай, а когда нашел ее, она была поглощена тихой, но весьма оживленной беседой с Рассом, которую я не стал прерывать. Поэтому я вернулся в приемную, однако машина так и не приехала.

А затем в холл вышел Феликс.

– Смотрите-ка, это я! – заявил он и устремился в мою сторону.