Текст книги "Звездун"

Автор книги: Эндрю Холмс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Глава 32

Вы не замерзли?.. Здесь иногда бывает прохладно. Не уверен, что смогу решить эту проблему раз и навсегда – отопление неподвластно даже мне, но можно попросить, чтобы вам принесли что-нибудь накинуть.

Ничего страшного, все в порядке.

Хорошо. Итак, на чем я остановился?

Вы избавляетесь от улик. От тех вещей, которые, по вашему мнению, могут навести на след.

Да, точно. Водке не удается завладеть мной, я сам ее использую. Я использую ее, чтобы обострить восприятие, ощутить себя на грани.

Кроме того, я загоняю страх и вину в дальний чулан. Я слышу, как они колотятся в дверь, пытаясь выбраться наружу, и отключаю звук. Необходимая мера, иначе мне не удастся сосредоточиться.

Первым делом нужно выбросить газету. Небрежно роняю ее в попавшуюся на пути урну – добропорядочный гражданин закончил чтение, ничего особенного. Следующий этап – изменить стрижку, чтобы волосы не сигналили ярким неоновым светом о моей вине. Только вначале необходимо отделаться от улик.

Сперва я собирался просто выкинуть весь рюкзак в урну, но этот план больше не подходит – теперь, когда ставки подняты. Я уже не человек, совершивший акт возмездия (пусть и грубого) над известным преступником, я «омерзительный вандал», к тому же «психически нездоров». В первом случае полиция, возможно, сделала бы вид, что ничего не произошло, как в фильме «Жажда мести»; сейчас они наверняка изобьют меня до полусмерти за омерзительное преступление. Да, ставки взлетели, но я не собираюсь пасовать.

Начнем с очков без стекол. Я избавляюсь от них прямо у входа в метро, зашвырнув подальше в кусты. Наибольшую опасность, по моему мнению, представляют собой перчатки и туфли. Полиция наверняка сняла отпечатки следов на кухне и сейчас ищет человека, у которого ноги на два размера меньше моих. Если обнаружат, что эти башмаки принадлежат мне, я пропал.

Из-за перчаток я волнуюсь не так сильно. Можно ли идентифицировать перчатки по их отпечаткам? Можно ли вообще снять отпечатки перчаток? Не уверен, хотя, кажется, видел по телевизору, как это делается. Чем быстрее я выброшу их, тем лучше.

Планшет я оставляю в вагоне метро, запихиваю его за сиденье, перед тем как выйти на станции «Оксфорд-Серкус». Я избавился от планшета только после того, как сделал пересадку на «Финсбери-Парк». Теперь будут думать, что планшет засунул за сиденье тот, кто часто ездит по той ветке. Все же это не главная улика, мысленно напоминаю я себе и еще раз проверяю, не прокололся ли я на чем-либо. Пока нет.

Выхожу на «Оксфорд-Серкус» и лезу в рюкзак за бутербродами (воображаемыми, но для стороннего наблюдателя я всего лишь человек, который хочет достать бутерброды), вытаскиваю, решаю, что они испортились, и небрежно бросаю их в урну. Конечно, никаких бутербродов у меня нет, я выкидываю одну из туфель.

Другая отправляется в урну на Риджент-стрит, когда я лезу за бутербродами во второй раз.

Жаль, что я не работаю в школе, на фабрике или в каком-нибудь еще месте, где в пугающем безлюдном подвале есть огромные печи, я бы тогда смог сжечь весь рюкзак сразу. Потому что к тому времени, когда я наконец избавляюсь от его содержимого, мне пришлось доставать воображаемые сандвичи на Лестер-сквер, Тоттнем-Корт и в Сохо. Сам рюкзак я заталкиваю в мусорку на Грейт-Титчфилд-стрит.

С облегчением вздыхаю, смотрю на дорогу, и перед моим мысленным радаром предстают все улики, разбросанные по центральному Лондону на территории не менее трех квадратных миль. Замечательно. Мусор вывозят разные люди, и вскоре вещи, которые могут указать на мою причастность к преступлению, окажутся еще дальше друг от друга. А если какой-нибудь бездомный обнаружит в урне пальто и решит, что оно ему пригодится на случай плохой погоды, ну что ж, тем лучше.

Словно гора с плеч свалилась! Теперь надо купить водки, а потом найти недорогую парикмахерскую, чтобы коротко подстричься. Насчет загара мы решим позже, а сейчас я слышу, как вновь пробуждаются мои демоны, и тороплюсь в винный магазин «Оддбинз».

Выйдя из магазина, наугад достаю одну из бутылочек. Чтобы было веселее, решаю отгадать, с каким вкусом водка мне попалась, не глядя на этикетку. Втайне надеюсь, что со смородиновым. В деле опрокидывания шкаликов мне уже практически нет равных, я вроде тех старых зэков, которые в состоянии свернуть сигарету одной рукой. Распечатываю коробку, беру бутылочку и обхватываю ее ладонью. Затем прячу пузырь в рукав так, что виднеется одно крохотное горлышко. Действую с ловкостью фокусника, как Спайдермен, только в руке скрывается не паутинная железа, а водка.

Когда открываешь шкалики с обычной водкой, требуется две руки, по крайней мере мне – одной держишь емкость, другой отворачиваешь крышечку. А вот маленькие бутылочки «Абсолюта» поддаются открыванию одной рукой. Используя свой метод, я могу зажать бутылочку в кулаке и открыть ее, не выставляя на всеобщее обозрение. Когда это проделано, у меня, буквально выражаясь, в рукаве спрятана готовая к употреблению бутылка водки.

Теперь, когда она успешно открыта и надежно прячется от людских глаз, ее можно употребить несколькими способами. Самый любимый трюк – театральный зевок с откинутой назад головой: рука прикрывает рот, водка льется прямо в глотку, и – жди, кровеносная система, горючее уже на подходе.

Другой способ – закашляться. Это небезопасно; если неправильно рассчитаешь время, можно поперхнуться и выплюнуть драгоценный напиток, рискуя привлечь к себе нежелательное внимание. Иногда я даже делал вид, что чешу ухо, одновременно держа в руке сигарету, но тогда необходимо убедится, что никто не стоит сбоку. Сейчас я останавливаюсь на фокусе с зевком – специально не смотрю на этикетку, итак, мне досталась… смородиновая! Ура! Похоже, жизнь налаживается.

Где-то в самой глубине моего сознания Страх утихомиривается, зато Вина буянит за двоих, кричит, чтобы ее выпустили наружу. К счастью, водка заставляет ее замолчать.

Я сижу в пабе, когда мне в голову неожиданно приходит мысль: следует купить что-нибудь из одежды, чтобы на съемках передачи больше походить на Феликса.

Не знаю, почему я со всеми своими великими идеями насчет рекламы и презентации не додумался до этого раньше. Раз уж мне пришлось коротко подстричься, почему бы не пойти дальше?

Это только первая из причин, чтобы обновить гардероб. Вторая в том, что мне действительно необходима новая одежда.

Я сижу у стойки и думаю, как было бы здорово, если бы какая-нибудь женщина подсела ко мне и завязала разговор. Конечно, она зашла бы в паб в обеденный перерыв – не уверен, что я с удовольствием буду болтать с девицей, которая день-деньской околачивается по пивнушкам. Хотелось бы, чтобы в руках у женщины была книжка в мягком переплете, которую она читает, едва сумеет улучить несколько свободных минут. Я представляю ее блондинкой, хорошо, но не чересчур роскошно одетой. Ей около сорока или чуть больше, хорошенькая, но умудренная жизнью, и от нее пахнет духами или лаком для волос, и этот аромат смешивается с запахом сигарет. Какое-то время женщина сидела бы, потягивая, к примеру, джин с тоником или белое вино с содовой, а через пару минут попросила бы меня передать ей маленькую вазочку с орехами, стоящую перед нами на стойке.

Жаль, что передо мной нет вазочки с орехами.

Хорошо, она спросила бы, не найдется ли у меня огонька, а до того долго копалась быв своей сумке в поисках зажигалки. Она искала бы ее, позвякивая разными вещами, которые женщины обычно таскают в сумочках – мобильник, помады, духи, компакт-диски, ручки, чековые книжки. Она шарила бы в сумке так долго, что на нее стали бы обращать внимание, и тогда незнакомка подняла бы на меня взгляд и спросила:

– Извините, у вас огонька не найдется?

И я бы зажег вначале ее сигарету, затем свою, как это обычно происходит в кино. И мы бы стали беседовать. Я купил бы ей выпить, она бы меня тоже угостила, затем посмотрела бы на часы и поняла, что опаздывает на работу, но ей было бы все равно. Где-то через час она бы почувствовала мою уязвимость, и когда я в очередной раз поднес бы к губам стакан, она мягко положила бы руку мне на плечо и произнесла еще мягче:

– Знаете, вам не следует больше пить. Я помогу…

Увы, этого никогда не случится, и, главным образом, потому, что я плохо одет. Женщины не заговаривают с неряшливыми незнакомцами в пабе, ведь плохо одетый человек в пабе днем, совершенно один, скорее всего алкоголик. А кто захочет провести послеобеденные часы, болтая с убогим алкоголиком? Конечно, не такая женщина, которая пожалеет его настолько, чтобы попросить бросить пить…

Поэтому я опорожняю свой стакан и покидаю заведение, никакой спасительницы не предвидится. Ноги подкашиваются, и я едва не теряю равновесие, когда пытаюсь встать со стула, – наверное, я их отсидел.

Глава 33

«Вообще-то все было не так уж плохо. У меня с собой была интересная книга и запасные батарейки для плеера».

Фотография Тони Симеона, его плеера и хорошей книги появилась в газете в пятницу утром. Тем же самым утром в офисе компании «Боттом дроуэр продакшнз» свежий номер «Сан» лежал среди других газет, разбросанных по столу перед производственной командой передачи «Счастливый понедельник». Сама команда находилась в разгаре «мозгового штурма».

Собственно, это был тот еще «мозговой штурм». Обычная планерка творческих личностей из масс-медии, которые покупают кофе в дорогой кофейне «Старбакс», а потом усаживаются тесной компанией и выдают одну идею за другой в надежде придумать что-нибудь действительно неординарное. Работники «Счастливого понедельника» обозвали свои собрания «мозговым штурмом», потому что такова уж была их манера: им хотелось, чтобы все, что они делают – от готовых к показу программ до производственных летучек, – производило сильное впечатление.

Взять, к примеру, интервью с Феликсом Картером. Большинство программ удовлетворилось бы тем, что пригласили в студию Феликса, задали бы ему несколько вопросов, показали бы клип или отрывок из фильма, дали бы певцу возможность прорекламировать свой новый альбом и, возможно, попросили бы спеть из него песню. Большинство, но не «Счастливый понедельник». Команда разыскала трех человек, похожих на артиста – двоих из шоу двойников, а одного нашел Расе в магазине канцтоваров, – и решила задействовать их в передаче. Смысл шутки заключался в том, что сейчас куда ни кинь – всюду Картер. Ведущий упомянул бы об этом, а потом обратился бы к Феликсу: «Смотри, ты сейчас здесь, а вон там, в зрительном зале, тоже ты». И камера показала бы, как двойник певца без всякой помпы проскальзывает в зрительный зал и машет рукой.

Затем камера вновь вернулась бы к Феликсу, и ведущий продолжил бы: «А вон там ты ковыряешь в носу» – и в кадре появился бы второй двойник, занятый исследованием недр своего носа, словно не замечая направленную на него камеру.

А напоследок ведущий произнес бы: «Даже в туалете ты!» И все увидели бы изображение третьего, удобно устроившегося в туалете с газетой. В общем, Майкл Паркинсон* отдыхает.

Сегодняшний «мозговой штурм» проводился для того, чтобы наметить план шоу на следующий понедельник. Основу программы – интервью, музыкальные клипы, репортажи – подготовили довольно давно. А на летучке нужно было решить, какую изюминку добавить.

* Майкл Паркинсон, популярный британский тележурналист по прозвищу Парки, получивший известность благодаря оригинальной манере подачи материала. – Примеч. пер.

Это собрание шло совсем не так гладко, как обычно, в основном из-за поведения двух ассистентов.

Сидящий во главе стола продюсер, Грант, размышлял о том, что вначале Фай и Расе ладили уж слишком хорошо. Даже ходили слухи, что между ними завязался роман, по крайней мере на церемонии награждения и на последовавшем за ней банкете они были не разлей вода. Однако в последнее время эти двое, похоже, готовы вцепиться друг другу в глотку. Грант не имел ничего против здоровой конкуренции среди своих сотрудников, но отношения этой парочки здоровыми назвать было трудно.

И сейчас молодые люди переругивались через стол, отпуская ехидные замечания и обмениваясь исполненными ненависти взглядами. Расе только что напомнил команде – точнее, Фай, – что идея привлечь к участию в телешоу двойников Феликса принадлежала ему и чуть позже именно он обнаружил третьего Картера в магазине канцтоваров, а интересно, какой вклад в программу внесла Фай?

Ссора разгорелась не на шутку. Шоу, подобные «Счастливому понедельнику», рождались благодаря свежим мыслям и угасали из-за их недостатка. Недаром на стене над головой продюсера висела надпись: «Мысли есть всегда»; эту фразу вполне можно было считать девизом программы. Правда, порой ее использовали как аргумент в споре, и если что-то называли бессмысленным, какой-нибудь умник обязательно произносил эту фразу назидательным тоном. Шоу держалось на свежих идеях, люди, которые его создавали, – тоже. Судя по тому, что Расе обвинил Фай именно в отсутствии творческих мыслей, он жаждал ее крови.

Грант не имел ни малейшего представления о причинах происходящего, но ему очень хотелось, чтобы под рукой была такая особая кнопка: нажал – и сбросил воюющих младших сотрудников в бассейн с пираньями. Вот вам и новая задумка, мысленно отметил он.

Но идея Фай оказалась лучше.

– Хорошо, – произнесла она, подвигаясь ближе к столу и окидывая взором всех участников летучки. – А если мы сделаем так?..

То, что придумала Фай, понравилось всем, кроме Расса. Очень оригинально. Идея заключалась в следующем: на протяжении всего шоу повторяется сценка, сперва в самом начале, затем – перед каждой рекламной паузой. Крупный план этого парня, Тони Симеона, который сидит на диванчике где-нибудь в студии, с включенным плеером, и читает книгу, одновременно покачивая головой в такт музыке.

Тут вбежит кто-нибудь из ассистентов, взволнованный и напуганный, и задыхаясь выпалит:

– О Боже! Тони, студию заливает! Или:

– О Боже! Тони, Феликс еще не пришел!

Или:

– О Боже! Тони, в баре закончилась выпивка!

И каждый раз, что бы ни случилось, Тони Симеон просто поднимает голову и небрежно так говорит:

– Все нормально. У меня с собой интересная книжка и запасные батарейки для плеера.

Гениально!

Команда, за исключением несчастного Расса, была в восторге. Идея Фай оказалась классной, смешной и, главное, злободневной. Тони Симеон, симпатичный молодой человек, выглядел очень телегенично и прекрасно соответствовал образу зрителя «Счастливого понедельника». Найти парня не составит особого труда – газета «Сан» наверняка охотно поделится информацией о его местонахождении в обмен на возможность прорекламировать свою награду «Так держать!». Скорее всего Симеону и самому очень хочется попасть в телешоу. В конце концов, если он подошел на роль талисмана газеты «Сан», он просто обязан хотеть появиться на экране.

Была только одна небольшая проблемка, буквально крохотная. Передачи, которые идут в прямом эфире, обычно состоят из нескольких блоков, и после того, как добавили сюжет с Тони Симеоном, их оказалось слишком много.

Ситуация на самом деле заурядная. Как правило, на случай непредвиденных ситуаций сотрудники старались подобрать как можно больше материала, и какие именно сюжеты войдут в шоу, определялось непосредственно перед эфиром и даже во время трансляции. Поэтому решили отрепетировать все, а потом, когда передача пойдет вживую, что-нибудь убрать. Скорее всего придется пожертвовать сценкой с участием двойников Феликса; в конце концов, в ней нет ничего такого особенного.

– Ну что, слышал? – прошипела Фай Рассу, когда они выходили из комнаты. – Твоя идея с двойниками Картера – полный отстой.

– Ты мне должна за игровую приставку, – огрызнулся он в ответ, думая про себя: «Чертов Тони Симеон!»

Глава 34

Вы когда-нибудь пробовали изменить свой образ? Ну пожалуй.

Пробовали принять облик какой-нибудь известной личности?

М-м… для костюмированных вечеринок и прочих подобных мероприятий?

Я о другом. Я имею в виду, вы когда-нибудь встречали знаменитость, на которую вам хотелось бы стать похожей? Нет.

Мы из разных слоев общества. Вы вращаетесь в одних кругах с известными людьми. Так что вам, наверное, этого не понять.

Чего мне не понять?

Ну… Ну, ты видишь какую-нибудь знаменитость, и этот человек такой же, как ты. Ты можешь быть на него похож – и тогда люди говорят: «Эй, а ты ведь смахиваешь на такого-то!» У вас даже могут быть общие черты характера, и все же… Например, я был похож на Феликса, и у нас обоих были проблемы с алкоголем. Но он – это он, а я – это я. Понимаете? У него было все, что только можно пожелать, у меня же не было ничего. Об этом я и думаю, когда возвращаюсь из похода по магазинам, надеваю свою новую одежду и смотрюсь в зеркало.

Я думаю: «Парень, который смотрит на меня из зеркала, похож на Феликса Картера. Похож, но не он». От подобных мыслей на душе становится скверно.

С другой, положительной стороны, может, я и не Феликс, но по крайней мере очень постарался, чтобы в телешоу выглядеть как он. У меня короткая стрижка, как у него, и я одет в его стиле, во всяком случае, так он был одет на фотографиях в журнале «Фоник». Мешковатые широкие джинсы, темная футболка, джинсовая куртка – вот я и в теме. Долго пытался угадать, какие кроссовки он носит; пришлось удовольствоваться самыми дорогими. По заверениям продавца, они хорошо сочетались с остальной экипировкой, хотя наверняка Феликс и близко не подошел бы к этому дешевому магазину спорттоваров.

Что же касается загара, то с ним ничего не вышло. Едва я зашел в солярий и увидел в приемной девушку – в белом обтягивающем халате, с идеальным макияжем, – так сразу понял, что еще не готов вступить в ее мир. Кроме того, я почувствовал начало эрекции и потому счел необходимым поскорее удалиться. Если бы на следующий день удалось выкроить немного времени, я бы переоделся в новую одежду и вернулся бы сюда. Однако свободного времени не будет – как вчера объяснил Расе, в восемь утра за мной заедет машина, мне нужно на репетицию.

Я говорю себе, стоя перед зеркалом в спальне:

– Моя машина придет в восемь. Мне нужно на репетицию.

Звучит внушительно, мне нравится, как звуки скатываются с языка. Мне нравится то, что предполагает эта фраза: дверь в другой мир, намного лучше моего. В мир, где за тобой посылают автомобиль с шофером.

Я произношу снова, теперь посреди фразы вздыхая:

– Да, моя машина придет в восемь. (Вздох.) Мне нужно на репетицию.

Затем небрежно:

– Н-да-а-а, знаете ли, мне нужно на репетицию. (Зевок.) Машина придет за мной в восемь.

Я повторяю эти слова снова и снова, когда раздается звонок телефона. Так как я полностью поглощен фантазиями, мне требуется какое-то время, чтобы понять, откуда доносится этот звук. Когда наконец до меня доходит, телефон успевает прозвонить три раза.

Автоответчик установлен так, чтобы включаться после седьмого звонка, поэтому я бросаюсь в гостиную и уже почти хватаю трубку, как вдруг мне приходит в голову, что это Сэм. Я дотягиваюсь до музыкального центра, на нем стоит диск с новым альбомом Феликса, нахожу третью композицию – «Люблю тебя (в N-ной степени)» и, прежде чем ответить на звонок, включаю ее.

– Алло? – задыхаясь, выпаливаю в трубку. Музыка гремит во всю мощь. Слишком громко. Второпях я повернул регулятор громкости почти до упора. И все же из телефона, несомненно, доносится голос Сэм.

– Алло, это Крис?

– Извини, – говорю я. – Подожди секунду.

Кладу трубку у динамика, чуть отодвигаюсь назад и жду, пока Феликс не пропоет: «Я люблю-у-у тебя…», затем делаю звук тише.

– Прости.

– Ничего страшного. Вы Крис Сьюэлл? Это не Сэм.

– Да.

– Отлично. Меня зовут Бетти. Я ассистент художника по костюмам телекомпании «Боттом дроуэр».

– Ясно.

(«Н-да-а-а.-Вздох. – Звонят из студийной костюмерной».)

– Мне нужны ваши размеры. Для завтрашней передачи.

– Что, для костюма?

Тут язык у меня слегка заплетается, и выходит «коссю-ма»; впрочем, сейчас меня больше волнует концепция самого костюма, а не то, как это слово произносится.

– К-кой коссюм? – Неожиданно я представляю себя, обряженного в нелепый балахон, как в юмористическом шоу «Вот это нокаут!». Образ довершает ведро в руках.

– Нужно подобрать тебе одежду, милый. Ничего себе, думаю я, она называет меня «милым».

– Ну, я сегодня уже купил кое-что…

– И слава Богу, лапочка, но вообще-то мог бы ничего не покупать. Мы тебя с ног до головы оденем, когда сюда приедешь.

– Еще я подстригся…

– Мы бы сами тебя подстригли. В гримерной. Похоже, юный Расе снова напортачил. Он не предупреждал, что я позвоню?

– По-моему, нет.

Провалы в памяти. Проклятие всех любителей хорошо поддать.

– Весьма на него похоже. Ну ладно, размеры своей одежды знаешь?

Если бы она спросила меня чуть раньше, вряд ли бы я смог дать вразумительный ответ. Обычно подобными делами занимается Сэм. Я переложил на нее все обязанности по приобретению тряпок и запоминанию их размеров. К счастью, сегодня я полдня провел в примерочных, поэтому все мои размеры мне известны, и я, как нормальный человек, могу сообщить их костюмерше.

– Спасибо, – говорит под конец она, явно под впечатлением. – Когда мы закончим, будешь выглядеть как его близнец.

Класс, думаю я, возвращая на место телефонную трубку. Звонят из костюмерной, а еще гримеры – и все для меня. Да, жизнь определенно налаживается. Теперь, когда я знаю, что обо всем позаботятся, можно сосредоточиться на том, как вновь завоевать Сэм.

Полагаю, все будет хорошо. Только сперва кое-что надо сделать.

Что именно? Изгнать демонов.

А для этого нужно навестить Колетт Кару.

Иду в спальню, снимаю свой «феликсовский» наряд и аккуратно кладу его на кровать – я не спал на ней с того самого дня, как ушла Сэм. Из шкафа достаю костюм для особых случаев, который надевал всего пару раз за последние два года: один раз па свадьбу подружки Сэм (я еще там напился, опрокинул торт, назвал невесту толстой сукой и т. д., и т. п.). А еще я был в том костюме на похоронах отца. Пока я принимаю ванну и бреюсь, глядя в диск Мэрайи Кэри, костюм лежит на кровати. В ванной напоминаю себе, что нужно будет еще разок взглянуть в зеркало в спальне, чтобы проверить, как я побрился.

Когда я уже одет в костюм, долго размышляю над тем, брать или не брать с собой оружие. С ним я чувствую себя гораздо увереннее. Но у меня не получается незаметно спрятать его за пояс – костюм слишком легкий, и револьвер выпирает. Поэтому с сожалением оставляю его и распихиваю по карманам все остальное: сигареты, ключи, мобильный телефон. Затем выхожу из квартиры и направляюсь вначале в банк, а затем к дому Колетт Кару. Но только после того, как еще раз наудачу засовываю руку в карман и достаю… Лимонная! Неплохо. Резковатая, зато освежает. Именно то, что мне сейчас нужно.

Я торговец. Моя работа заключается в том, чтобы убеждать. Именно поэтому я идеально подхожу для предстоящего задания. И все же, когда я стучу в дверь дома, меня трясет от нервного возбуждения и очень хочется хлебнуть еще водки.

Я почти физически ощущаю, как чей-то взгляд прожигает мне затылок, совсем как в тот день. Вдруг меня узнают? Конечно, стрижка, очки, пальто – все совершенно другое, но кто может поручиться, что какой-нибудь наблюдательный инвалид не сидит день-деньской у окна своей квартиры, подобно Джеймсу Стюарту из фильма Хичкока «Окно во двор»? Вдруг он прямо сейчас уставился на меня в свой дешевый бинокль и хмурит лоб, пытаясь вспомнить, где же он меня видел? А затем положит бинокль на подоконник и покатит в своем инвалидном кресле к телефону.

Когда женщина подходит к двери и произносит: «Кто там?», я первым делом делаю все, чтобы поскорее войти внутрь.

Я никогда раньше не занимался торговлей вразнос, однако, полагаю, основные принципы те же самые. В конце концов, реклама и торговля очень похожи. Нужно как можно быстрее завоевать клиента, заручиться его доверием. Начав с…

Улыбаясь, я говорю:

– Мисс Кару?

– Вы из полиции? Надеюсь, нет. Хватит с меня общения с полицией!

Мне казалось, что Колетт Кару будет выглядеть несчастной, беззащитной жертвой, но я ошибался. Единственным признаком тяжелого недавнего испытания служит усталое выражение глаз, да уголки губ печально изогнулись вниз.

Конечно, она смотрит на меня с подозрением. Естественно, в начале встречи клиент обычно относится ко всему недоверчиво и скептически. Задача продавца в том, чтобы рассеять все его сомнения.

– Нет. Вам будет приятно услышать то, что я сейчас скажу. Она ниже меня ростом, и мне приходится обращаться к ней сверху вниз. Не очень хорошо. Однако я улыбаюсь как можно шире и смотрю женщине прямо в глаза, пытаясь вызвать доверие.

Во время разговора я почти незаметно киваю. Новый прием. Подразумевается, что, когда она видит, что я киваю, ее мозг ошибочно посылает сигнал, заставляя ее соглашаться со мной. Хитро, правда? Держу пари, вам и в голову не приходило, что мы проделываем с покупателями такие трюки.

– Я представитель местного бизнеса, – продолжаю я, кивая и улыбаясь. – Мы прочитали о том, как вас ограбили – дважды ограбили, – и подумали, что сумеем помочь.

Руки слегка разведены, создавая впечатление искренности. Язык жестов чрезвычайно важен для того, чтобы установить контакт с клиентом, особенно если понимаешь, что человеческое общение всего лишь на семь процентов выражается вербально. Когда-то нас учили зеркально отображать движения клиентов, чтобы они почувствовали себя раскованнее, но сейчас эта практика вышла из моды. Сейчас считается, что нужно выражать свою искренность и открытость языком жестов, то есть не засовывать руки в карманы, не скрещивать их на груди, ну и все такое.

На ее лице написана надежда, смешанная с недоверием. Ей хочется поверить мне, но жизнь слишком часто отдергивала дающую руку.

– Может, нам лучше войти в дом? – предлагаю я, страстно желая поскорее скрыться от инвалида с биноклем.

– Прошу, – отвечает наконец Колетт, – сюда только ленивый не заходил.

Я не уверен, что мне стоит смеяться, и сдерживаюсь. Вместо этого я киваю и вхожу, мысленно испустив вздох облегчения, когда дверь за мной закрывается.

Чтобы ненароком не направиться сразу же к Колетт, приходится напомнить самому себе, что я никогда не бывал в этом доме и потому не знаю, где дверь в ее квартиру.

– Сюда, пожалуйста.

Мисс Кару поворачивается и идет в гостиную, я следую за ней. Там она усаживается на располосованный диван и берет со стеклянного кофейного столика пачку дешевых сигарет «Питер Стайвесант».

Гостиная такая же, как я ее запомнил, зловонная. Правда, сейчас здесь разит еще сильнее – человек, проникший в квартиру Колетт Кару, помочился в прихожей, и вся квартира провоняла запахом застаревшей мочи. Что ж, думаю я, по крайней мере из-за того, что часть вони моя, ее легче выносить. И на том спасибо…

Жалюзи на окне закрыты, что радует; женщина не включила свет, и потому я продолжаю изучать ее в полумраке.

Она примерно моего возраста, почти привлекательная. Но привлекательностью несколько потасканного сорта, даже на фотографии в газете это было видно. Немытые волосы заложены за уши. На ней белый топ без рукавов, из-под которого выглядывает лямка лифчика, и дешевая, знававшая лучшие дни юбка кремового цвета.

Колетт сидит на диване, сжавшись в комочек, затем берет сигарету и прикуривает ее легкими, скупыми, отточенными движениями, после чего бросает зажигалку на столик. Колени женщины плотно сжаты, она курит, прижав руки к телу, шумно втягивает в легкие дым и выдыхает его еще громче. Я вдруг замечаю, что ее лицо – совершенный механизм для курения. Губы, кажется, специально слегка округлены, чтобы лучше держать сигарету, высокие скулы, впалые щеки…

Украдкой осматриваюсь, ища взглядом кошку, вдруг она прокрадется в комнату, узнает меня и поднимет тревогу. Ее нигде не видно, и я едва сдерживаю дрожь, представив, что я чуть было с ней не сделал.

– Так вы прочитали об этом в газетах, да? – произносит наконец Колетт.

Никакого тебе предложения выпить чашку чаю. Даже сесть не пригласила. Правда, сидеть все равно не на чем.

Я пытаюсь подавить легкое чувство досады. В конце концов, если бы я пришел сюда из филантропических побуждений, то можно было бы считать, что со мной обходятся крайне невежливо. Но это не так, так что молчи, досада, молчи! И все же мне трудно не испытывать отвращение к этой женщине, и потому я решаю смыться отсюда как можно скорее.

– Да. По-видимому, это было ужасно.

– Я не говорила и половины того, что понаписали в газете. Все мои слова переврали. Могу я их привлечь к суду?

Отвращение становится сильнее, его трудно сдержать. Неблагодарная сука. Местный бизнесмен прочитал в газете о постигшем ее несчастье и пришел помочь, а она плачется, что ее слова переврали.

– Не знаю. А в чем дело?

– Они написали то, чего я никогда не говорила. Крутился тут репортер, но я ничего подобного не говорила. Что я была потрясена, и вес такое.

– М-м-м… Думаю, им разрешается писать, что это ваше дословное высказывание, если вы на это согласны.

Вы-то в курсе. Я был прав?

В общем, да. Можно слегка перефразировать.

Вроде как если бы диалог «Вы ощущаете себя неудачником?» – «Да», превратился в: «Я законченный неудачник», – сказал Кристофер Сьюэлл.

Вроде того.

– Там все неправда, – говорит Колетт Кару. – Гребаные газеты. Вечно пишут неправду, да?

– Не знаю.

Надо срочно убираться, я чувствую, что потерял контроль над ходом встречи. Первое правило торговли: бери руководство ситуацией на себя.

– Послушайте, мисс Кару. Наша компания, мы все хотели бы сделать пожертвование, чтобы помочь вам пережить такое трудное для вас время.

Я лезу в карман и достаю пачку банкнот, которые недавно снял со счета в банке. Три сотни фунтов, если точно.

– На каких условиях? – спрашивает женщина, увидев в моих руках деньги. Ее глаза сужаются и становятся похожими на две щелки.

Стараюсь не обращать внимания на неблагодарность, на то, что она даже с места не сдвинулась.

– Никаких условий. У нас на работе есть… фонд для помощи… э-э… людям вроде вас. Ну, может, только одно условие, если его можно назвать условием, конечно, – мы бы хотели остаться неизвестными. Понимаете, если все будут знать о нашем фонде, нас завалят просьбами о помощи.

Ее взгляд не утратил подозрительности, однако теперь в нем заметен интерес.

– Вы, наверное, большая шишка?

– В общем, да. – Я делаю шаг к столику, размахивая купюрами. – Финансовый директор.

Я жду, что Колетт протянет руку и возьмет у меня деньги, но женщина сохраняет неподвижность. Словно находится под видеонаблюдением ФБР, и попытка взять банкноты будет расценена как преступление. Я же, в свою очередь, настойчиво пытаюсь вручить ей наличные.