Текст книги "Звездун"

Автор книги: Эндрю Холмс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Глава 41

– Что? – переспросила Загадочная Блондинка. – Извините, не могли бы вы повторить еще раз? Он позвонил вам из дома Феликса?

– В некотором роде да, – задумчиво ответила Сэм, обхватив ладонями кружку с чаем. Неожиданно, словно вспомнив что-то, она подняла голову и улыбнулась. Хотя эта улыбка была слабой, будто обращенной в прошлое, все же Загадочной Блондинке в первый раз удалось увидеть в женщине намек на себя прежнюю. Поэтому журналистка не стала перебивать Сэм, когда та сказала:

– Давайте я вам кое-что покажу. Представьте, что у вас болит шея.

– Простите?

– Крису нравился этот фокус. Представьте, что у вас болит шея.

– Ну, если вы настаиваете… хорошо, у меня болит шея.

– Ага, тогда мои исцеляющие руки вам помогут…

И снова Загадочная Блондинка подавила желание заставить Сэм вернуться к интервью и едва сдержалась, чтобы не выключить диктофон, который мотал драгоценную пленку. Она знала: одно необдуманное движение может разрушить чары. Она чувствовала, что происходящее служит Сэм чем-то вроде психотерапии, и включилась в игру, которая ей самой помогла избавиться от угрызений совести. Долг журналиста (по крайней мере такого журналиста, каким ей хотелось себя видеть) заключается в том, чтобы передавать информацию о событиях людям; к сожалению, доброе обращение с героями статей не всегда способствует достижению этой цели. По крайней мере сегодня Загадочной Блондинке представилась возможность показать себя с лучшей стороны.

– Правда? – спросила она и прикоснулась к шее, подыгрывая Сэм. – Вот здесь больно. Наверное, неловко повернулась…

– Конечно. – Сэм привстала со стула, потянулась через стол и приложила ладонь к прекрасной шее журналистки, чуть ниже уха.

Загадочная Блондинка, почувствовав успокаивающее, сверхъестественное тепло от руки Сэм, от удивления ахнула.

– Классно! – потрясенно произнесла она, когда Сэм убрала ладонь. – Как вы это сделали?

Сэм просияла. Словно из-за туч выглянуло солнышко.

– Чай, – объяснила она, весьма довольная собой. – Я перед этим держала в руке горячую кружку с чаем. Честно говоря, я думала, что вы догадаетесь, ведь высидели рядом. В идеале это надо делать так, чтобы никто не заметил.

– Здорово, – сказала Загадочная Блондинка, рассмеявшись почти против собственной воли.

– Все равно приятно, правда? – заметила Сэм. – Крису тоже нравилось. Иногда я сама себе так делаю.

Какое-то мгновение обе женщины сидели за кухонным столом, улыбаясь друг другу, и вдруг, непонятно почему, Загадочная Блондинка почувствовала, как ее глаза заволокло слезами. Затем этот миг прошел. Сэм снова опустила голову, изучая взглядом стол, а Загадочная Блондинка откашлялась.

– Спасибо, Сэм. Хорошо. Может, мы… Вы расскажете мне о том телефонном звонке?

– Да. Извините.

– Почему вы сказали, что Крис звонил вам «в некотором роде» из дома Картера?

– Потому что на самом деле звонил не он.

– Понятно. А кто же тогда вам звонил?

– Феликс.

Загадочная Блондинка возблагодарила свою счастливую звезду за то, что в тот момент не отхлебнула горячего чая.

– Феликс?! – потрясенная, повторила она за Сэм.

– Да.

– М-м… а я не знала…

– Вам неоткуда было узнать. Я рассказала об этом полиции, но кроме них – и еще моей мамы, – вы первый человек, кому я это рассказываю. На суде об этом тоже не упоминалось…

– Хорошо, расскажите мне подробнее.

– Честно говоря, ему повезло, что он дозвонился. Я собиралась сменить номер. Ну, вы знаете, что, если чей-то номер сохранен в памяти телефона, каждый раз, когда этот человек звонит, его имя высвечивается на дисплее. В общем, Крис мне очень много звонил, обычно в самое неподходящее время суток, чаще всего – под утро. Я стала выключать мобильный на ночь. Если же он оставался включенным, то я утром брала его и видела – господи, сорок звонков, на которые я не ответила. А еще он посылал сообщения, очень длинные сообщения, которые мне не удавалось разобрать, потому что он был сильно пьян. Я сразу же их удаляла, а если он звонил днем и высвечивалось его имя или номер его рабочего телефона, я просто не брала трубку, и включался автоответчик. Но в тот раз никакого имени не высветилось. Звонили из дома Феликса, понимаете? С его телефона. На дисплее был… я уже не помню, появилась ли надпись «аноним» или высветился номер телефона Феликса, да это и не важно, полиция установила, что звонок был сделан из его дома. Итак, на чем я остановилась? Да, телефон зазвонил, и я ответила. Как я уже говорила, я бы этого не сделала, если бы знала, что звонит Крис. Раздался мужской голос, совершенно незнакомый, и он спросил – не помню точно – что-то вроде: «Здравствуйте, это Сэм?» Вообще-то большинство людей зовут меня Самантой. Понимаете, вот вы называете меня Сэм, но это потому, что вы встречались с Крисом, только он меня так и называл.

– Ой, извините.

– Ничего страшного, я просто для примера. Меня очень удивило то, что он называет меня Сэм, а не Самантой. А затем он добавил примерно следующее: «Знаю, вы, наверное, не поверите, но я – Феликс Картер, певец Феликс Картер». В тот момент я решила, что это кто-нибудь из парней с моей работы, понимаете? Прикалываются. Они обычно притворяются, что говорят из фирмы по остеклению окон, и пытаются уговорить купить рамы или еще что-нибудь. Разыгрывают тебя. Типично мужские приколы. Им кажется, что это очень смешно. По крайней мере так кажется ребятам с моей работы.

И поэтому я решила подыграть. Я сказала что-то типа: «Извините, боюсь, я не знаю никакого Феликса Картера».

Феликс, под дулом пистолета Брайана, не сводит с меня глаз. Похоже, сейчас певец нервничает сильнее, чем раньше, словно происходящее совершенно сбило его с толку. Фрэнк явно не подготовил его к такому повороту событий.

– Ну, на самом деле мы не знакомы лично, – произносит он в трубку. – Я Феликс Картер. Вернее… м-м… я тот самый Феликс Картер. Знаете? Моя песня попала в хит-парад…

Он смотрит на меня, закусив зубами внутреннюю сторону щеки и качая головой. По выражению его лица можно попять, что Сэм ему не верит. Наверное, я нахмурился, потому что он пытается меня успокоить взмахом руки. Певец слушает доносящийся из телефона голос, теперь его взгляд устремлен на Брайана.

Пока Феликс слушает, в воздухе повисает молчание, а потом:

– Прошу прощения, – удивленно говорит он в трубку, – что-что я должен сделать?

– «…Ну, тогда спойте мне». – Я включилась в розыгрыш, понимаете? По крайней мере я тогда так думала. И потому сказала: «Извините, но я включаю радио только для того, чтобы узнать счет в крикетных матчах», – тоже пошутила, потому что на моей работе все время смеются над тем, что я терпеть не могу крикет, а летом парни только о нем и говорят. Крикет то, крикет се… В общем, я сказала: «Хорошо, может быть, вы мне споете?», а он переспросил: «Что?», а я стала настаивать: «Ну давайте, спойте же», думая, что, кто бы там ни был, разыграть ему меня не удалось. Затем я услышала шорох, будто трубку прикрыли ладонью, и мне стало окончательно ясно, что звонивший пытается сдержать смех, понимаете? Я нисколько не сомневалась, что надо мной просто хотели подшутить.

Он прикрывает трубку ладонью.

– Послушай… ничего не получается. Она хочет, чтобы я спел.

– Ну так спой! – шиплю я в ответ, шепчу почти одними губами. – Спой свой хит, тот, знаменитый.

– Она и хочет, чтобы я его спел.

– Значит, пой. Давай.

За моей спиной Брайан угрожающе поводит пистолетом.

– Только пой как следует, – предупреждаю я, – никакого сарказма.

– Да ведь петь надо саркастически… Хорошо-хорошо, как скажешь.

И Феликс начинает петь в трубку, с припева: «Я тебя лю-ублю-у». И это…

– …это самое отвратительное пение, какое мне только доводилось слышать. Я еще подумала, что сам по себе голос неплохой, можно сказать, хороший голос, а пение в целом ужасное. Не забывайте, я ни капли не сомневалась, что меня разыгрывают. Я даже подумать не могла… я решила, что поют специально так плохо. Я все перебивала поющего: «Это ты, Дэйв? Это ты, Ник? Не пора ли вернуться к работе?» А затем я услышала голос Криса. Я сразу его узнала. Он спрашивал…

– Это еще что за херня?

* * *

– И тут я не выдержала. Я подумала: «О Господи!», словно нечаянно влезла рукой в какую-то мерзость. Вам, наверное, знакомо подобное чувство. Подносишь руку к носу, понимаешь… и хочешь как можно скорее избавиться от этой гадости. Очень противно. Я подумала: «Какая омерзительная шутка… нет, не шутка, омерзительная ситуация». Конечно, не такая ужасная, как если бы меня изнасиловали. Но я чувствовала, что меня использовали. Наверное, потому, что вначале я тоже смеялась, уверенная, что звонят ребята с моей работы, и от этого мне стало еще хуже. Намного хуже. Очевидно, Крис снюхался в баре с каким-то подонком, и они вместе придумали гадкую шутку. Выставили меня на посмешище. После всего того, что он уже сделал, Крис оказался способным еще и на такое. Поэтому я просто повесила трубку. Повесила трубку, отключила телефон и едва сдержалась, чтобы не швырнуть его в стену. А затем расплакалась и никак не могла успокоиться, а когда в комнату вошла мама, я ей все рассказала, и она страшно рассердилась, стала ругать его на все корки…

Откуда же мне было знать? Что еще я могла подумать? Потом, когда уже все выплыло наружу, я поняла, что… что это и вправду был Феликс, но тогда… Бедняга. Я столько раз мысленно возвращалась к тому звонку! Все думала, а вдруг он пытался как-то дать мне знать? Может, он сказал что-то, а я не обратила внимания? Могло ли хоть что-нибудь подсказать мне, что там происходит на самом деле? Мне кажется…

Мне кажется, что, повесив трубку, я подписала ему смертный приговор.

Загадочная Блондинка встала, подошла к Саманте и обняла разрыдавшуюся женщину, понимая, что она уничтожила жизнь не Феликса, а свою собственную.

– Это еще что за херня? – спрашиваю я снова, глядя на Брайана, который поражен ничуть не меньше моего. А может, даже больше. Ведь ему только что пришлось услышать, как его кумир облажался, исполняя собственную песню. Правду говорят, не следует стремиться к встрече со своими героями.

Феликс мне не отвечает, он даже не смотрит на Брайана, хотя обе пушки по-прежнему нацелены на него.«Он кричит в телефон, несмотря на то, что там уже явно повесили трубку, кричит:

– Нет, не надо, пожалуйста!.. Алло, алло! Сэм?! Сейчас певец смотрит на меня широко распахнутыми от тревоги глазами, рука с трубкой застыла в воздухе. Погруженный в кожаные глубины белого дивана, он выглядит совсем маленьким.

– Пожалуйста, – наконец произносит он, успокаивающим жестом протягивая вперед руки. – Пожалуйста, не волнуйтесь. Она повесила трубку.

– Потому что ты дерьмово пел! Забывшись, Феликс кричит:

– Я был в стрессовой ситуации! Он держал меня под дулом пистолета, твою мать! Гребаный Нат Кинг Коул не смог бы спеть в таких условиях!

– Не кричи на меня! – ору я в ответ. Я чувствую, что стоящему сзади меня Брайану тоже не удается сохранить спокойствие в накаленной эмоциями обстановке. Уголком глаза вижу, что пушки подрагивают.

Феликс тоже это замечает, его взгляд мечется от вооруженного Брайана ко мне. Он снова протягивает вперед руки, пытаясь нас успокоить.

– Мне очень жаль, – тихо произносит он, обращаясь ко мне, но глядя на Брайана.

А уж как мне жаль!

Вначале он пустил насмарку мое появление в шоу «Счастливый понедельник» из-за того, что чересчур выпендривался в поисках внимания и нарушил все временные рамки передачи, а теперь он спел серенаду моей жене голосом полузадушенного кота. Может, он и мастак собирать полные стадионы поклонников, размахивающих горящими зажигалками, однако мой брак ему спасти не удалось. Полнейший провал, твою мать.

– Пристрели его, – командую я Брайану, стоящему рядом.

Конечно, на самом деле я не произношу этих слов. Однако мне вдруг приходит в голову, что я мог бы, если бы захотел. И если бы я так сказал, Брайан, вероятно, послушался бы.

До меня доходит, что в комнате произошла смена власти, три ступени эволюционного развития (я упоминал про них раньше) тоже изменились. Теперь – по крайней мере здесь – сила в моих руках, меня слушают, и я защищен.

Я – новый Феликс.

В этот миг я не только чувствую то, что все время чувствует Феликс, но и понимаю, что наконец-то нашел ответ, в поисках которого пришел сюда, вот оно – это ощущение. Прекрасное ощущение.

Уж такой я везунчик, что мне недолго удается наслаждаться. Хотя и достаточно, чтобы тосковать по нему потом, когда оно исчезнет.

Потому что Брайан выбрал именно эту самую минуту, чтобы открыть наконец причину своего визита в дом певца.

Он делает шаг вправо, мы с Феликсом оба поворачиваем головы вслед за ним. Смотрим, как он вначале бросает собственный пистолет на диван, а затем медленно поднимает револьвер моего отца к голове.

Феликс наклоняется и хватает с дивана пушку Брайана.

– Господи, – произносит певец с оружием в руках, – да он же… он игрушечный!

Вот тебе и солидарность психов, мрачно думаю я. Он, оказывается, вовсе и не помогал мне, ему просто нужно было получить настоящее оружие. Ему хотелось получить настоящее оружие, потому что он собирается покончить здесь самоубийством. Ясное дело, пустить пулю в голову намного легче, чем осуществить задуманное им ранее, – вскрытие вен или, может, передозировка. Он бы связал Феликса и заставил его смотреть на то, как его преследователь лишает себя жизни. Но этим планам не суждено было сбыться, потому что появился я – еще один вооруженный псих, – одновременно нарушив и ускорив исполнение его замысла. Очередной дурацкий промах Кристофера Сьюэлла.

Теперь Брайан стоит перед нами, держа револьвер у виска, как Роберт де Ниро в фильме «Охотник на оленей». Почти совсем как я недавней ночью. Только я подносил оружие к виску, чтобы понять, на что это похоже; Брайан же не шутит, об этом говорит пустота в его глазах.

– Брайан, – говорю я, протягивая к нему руку, – Брайан, не надо.

Я не вижу, чтобы его палец нажимал на спусковой крючок, белея от усилия, как обычно в таких случаях. Просто у меня ощущение, что он вот-вот это сделает.

А еще он крепко зажмуривает глаза и издает тихий всхлип.

Я бросаюсь к нему и вижу, как боек револьвера отходит назад, а потом устремляется вперед, вижу свою собственную руку, тянущуюся к оружию, которая резко отдергивается, когда боек начинает движение вперед.

Отец оказался не таким уж и непогрешимым. На каком-то этапе он забыл что-то почистить или как следует проверить. Или, может, он все сделал правильно, да патрон был слишком старым или холостым. В общем, револьвер не стреляет. Вообще. Боек только щелкает. С тем же успехом Брайан мог воспользоваться собственной игрушкой.

Но его уже не остановить. Едва я успеваю подумать: «Слава Богу, можно вздохнуть спокойно!», как он вновь спускает курок, барабан револьвера вращается… Неужели и на этот раз осечка? Разве мог отец хранить в обувной коробке только холостые патроны? Сомневаюсь, поэтому я хватаю револьвер, стараюсь его отнять, повторяя при этом:

– Не надо, Брайан!

– Оставь меня в покое! – кричит он и пытается выдернуть пушку из моих рук, которые мертвой хваткой вцепились в рукоять оружия; под нашими крепко сжатыми пальцами петля для ремешка болтается, словно сошедший с ума метроном.

Неожиданно подскакивает Феликс, его руки тоже вступают в борьбу. А он сильный парень, сейчас видно, как напрягаются его знаменитые грудные мышцы, когда он тянет оружие к себе. Мы все трое с рычанием пытаемся отобрать друг у друга револьвер, а в следующую секунду певец уже между нами, стиснут нашими телами.

И тут раздается выстрел. Как и следовало ожидать.

На этот раз – не холостой. Звук выстрела слегка приглушен нашими телами, но все же в комнате он такой реальный и громкий.

Борьба прекращается. Мы замираем, понимая, что в кого-то из нас попала пуля. Не могла не попасть. Револьвер держали так, что промахнуться было нельзя.

Я думаю: «Может, она попала в меня. Может, именно это ощущаешь, когда в тебя стреляют: оцепенение. Через миг мое тело взорвется от боли, когда центральная нервная система почувствует серьезность ранения».

И тут Феликс делает шаг назад от нашей маленькой группы.

Смешно, всю жизнь его выбирали первым. Могу поспорить, что он никогда не суетился у кромки школьного футбольного поля, страстно желая, чтобы его не оставили в запасе. На дискотеках ему не приходилось сидеть у стенки только потому, что не нашлось партнерши для последнего, медленного танца, девчонки, которую можно было бы после потискать. Во взрослой жизни публика выбрала его своим кумиром, продюсеры фильма выбрали его для главной роли… Пока он поднимался до самых высот, его все время выбирали первым.

Так что не стоит удивляться, что пуля выбрала именно его.

Феликс делает шаг назад и тяжело опускается на диван, который, как все дорогие диваны, издает тихий свистящий звук. Секунду или две в комнате слышно только это шипение, затем револьвер падает на пол, мы с Брайаном смотрим друг на друга широко распахнутыми от ужаса глазами, а потом медленно – очень медленно – переводим взгляды на диван.

На футболке Феликса расплывается красно-черное пятно. Он подносит дрожащую руку к рваной дыре в своей груди, затем – к лицу и изучает покрытые кровью пальцы. Его рот дергается, глаза то открываются, то закрываются, словно он пытается не дать себе заснуть. В сущности, так оно и есть.

– Ой! – выдыхаю я, когда я смотрю на его дергающиеся губы, моргающие веки, смотрю, как на моих глазах умирает поп-звезда Феликс Картер.

Сплющенную физиономию Брайана искажает гримаса: «Ну ни фига себе!», на моем лице написано: «Вот так всегда!» Мы сейчас больше похожи на парочку ребятишек, которых застукали, когда они воровали яблоки в саду у фермера Брауна, а не на двух взрослых мужчин, которые только что застрелили одного из самых знаменитых в стране людей.

Наконец подергивание и моргание прекращаются. Становится очевидным, что Феликс Картер мертв.

И снова комната погружается в молчание. Мы с Брайаном обмениваемся смущенными взглядами, рядом – труп Феликса.

Наконец я произношу:

– Брайан, к чему ты прикасался в доме?

– А что? – отвечает он, не сводя с меня глаз. Ему приходится смотреть снизу вверх, так как он намного ниже меня, но не только по этой причине. Его будущее – в моих руках.

– Нужно стереть твои отпечатки пальцев со всех вещей, которые ты трогал, – говорю я. – Чтобы полицейские нашли только мои.

– Я не понимаю… – Он буквально на глазах уходит в себя, и я боюсь, что потеряю с ним контакт.

– Послушай, Брайан, ты уйдешь, а я останусь. Мы не знаем точно, кто из нас спустил курок, но я скажу, что это был я и что, кроме меня, здесь никого не было. В моих словах не усомнятся. Револьвер мой, на мне остались следы пороха, у меня есть ключ от входной двери. Все складывается.

– Почему? – спрашивает Брайан. – Почему ты хочешь взять вину на себя?

Почему? Хороший вопрос. Потому что помню свои ощущения несколько минут назад, когда в этой комнате роли поменялись. Потому что тогда я хотел быть Феликсом Картером. А теперь уверен, что быть человеком, который его убил, почти так же классно.

Но этого я ему не говорю. Отчасти потому, что не хочу, чтобы он пришел к такому же заключению. Но отчасти потому, что я устал – страшно устал – и не желаю утруждать себя объяснениями.

Так что мы стираем отпечатки пальцев вместе. Я припоминаю когда-то виденные детективные передачи, и мы делаем все возможное, чтобы скрыть следы пребывания Брайана Форсайта в доме певца.

Как только мы все заканчиваем, парень уходит, и тогда я задумываюсь над тем, заставит ли его это происшествие навсегда бросить преследование знаменитостей. Или через какое-то время Форсайт вновь примется за старое и превратит в кошмар жизнь еще одного бедняги? Например, Ронана Китинга, популярного ирландского певца. Поживем – увидим. Может, в один прекрасный день вы будете брать интервью у него.

После того, как Брайан ушел, я понимаю, что мне необходимо выпить, и опустошаю одну из своих бутылочек. Чуть позже в дверь звонят. Наверное, пришла машина. Какую-то долю секунды я решаю, как поступить, думаю, что не хочу, чтобы меня обнаружили так быстро – сначала мне нужно время, чтобы прийти в себя. Ну хорошо, если честно, я думаю, что предпочел бы сначала напиться, напиться в доме Феликса – может, поиграть на его игровой приставке, посмотреть фильм на его широкоэкранном телевизоре, сбацать партию в бильярд. Просто походить туда-сюда, наслаждаясь ощущением, что я – это он.

Звонит телефон, но я не отвечаю на звонок, жду, пока включится автоответчик, затем снова раздается сигнал домофона. Я скидываю свою одежду и подхожу к двери, где говорю водителю, что плохо себя чувствую.

Я говорю ему, что был в туалете и что у меня понос. Шофер – веселый малый. Рад до чертиков меня видеть. Просит, чтобы я подписал для его дочери обложку компакт-диска, который достает из кармана. Ручка у него тоже наготове.

Тут мне становится немного страшно – видите ли, на крыльце все еще стоит бутылка виски «Джек Дэниеле». Но, как я уже сказал, водитель – веселый малый. Просто показывает на бутылку и говорит:

– Да, жаль, что у меня не твой молочник! А я отвечаю:

– Наверное, оставил какой-нибудь поклонник. Нужно проверить, что там на самом деле.

Словно у меня целая команда телохранителей, чтобы пробовать мою еду и все такое.

В общем, он вполне доволен и рысит назад, к своему лимузину, а когда он уезжает, я забираю виски, сажусь напротив тела и пью. А потом приходит уборщица. Я даже не успел включить телевизор.

Думаю, все остальное вам известно.

Да, конечно. Большое спасибо.

Значит, мы с вами закончили?

Думаю, что да. Только еще один вопрос, Крис. То, что вы мне сказали о Брайане Форсайте…

И что должно остаться между нами.

Конечно, не сомневайтесь. Выходит, что на самом деле вы не убивали Феликса? Что вы находитесь здесь за преступление, которого не совершали?

Я же говорю вам, револьвер выстрелил. Любой из нас мог спустить курок – может, Феликс сам это сделал. Я просто хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я не убийца. И никогда не хотел никого убивать. Просто я увидел выход, и все обернулось к лучшему. Там, на воле, я был Крисом, а здесь я – Феликс. Понимаете?

Да, понимаю. И еще последнее. Почему вы выбрали меня?

Потому, что я могу вам доверять, и потому, что, как мой биограф, вы должны знать историю целиком, даже если и не сможете все использовать. Таким образом, вы станете ближе к тому, чтобы понять обо мне всю правду. Знаете, немногим людям выпадает шанс прочитать о самих себе в интервью и книгах. Прежнему Крису это точно не светило. И я хочу, чтобы ваша книга получилась как можно лучше. В конце концов, вскоре появится очередной убийца, прикончивший знаменитость, и окажется в центре внимания вместо меня. Конкуренция слишком высока. Поэтому я собираюсь получить все, что только смогу.

Ага, а вот и Джек, ждет свой снимок. Ну что, готовы встать рядом для фото?