Текст книги "Связывающая луна (ЛП)"
Автор книги: Эмма Хамм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Он не знал, как объяснить это иначе. Он коснулся рукой груди, прямо над сердцем. Вот где он чувствовал это тогда и где чувствовал эту силу даже сейчас. Натяжение. Ощущение, что он не один и что он совершенен таким, какой он есть.
Почему она ничего не сказала?
Он оглянулся и увидел, что она смотрит на луну с любопытством. Как будто она отчаянно пыталась почувствовать то же, что и он.
– Моя мать поклонялась богине Луны. Она назвала ее Керидвен, хотя некоторые люди думают, что богиня – это белая свинья, а не луна.
– А сейчас? – он хотел узнать больше. Он хотел знать все о ее жизни до всего этого. – Ты сказала, твоя мать была язычницей?
– Потомок древних кельтов. Она следовала старым обычаям, хотя многие хотели ее за это повесить, – она пожала плечами. – И они это сделали. Я даже не смогла ее увидеть, ее забрали. Все, что осталось, это письмо, которое она написала, пока они стучали в ее дверь. Она отправила меня в лес за грибами. Я вернулась в дом, который был разобран на части, и нашла письмо, спрятанное под половицей, с мешком еды, чтобы сохранить мне жизнь.
– Какой ужас, – его сердце сжалось от мысли.
Она была ребенком. Маленькая девочка со шлейфом рыжих волос, которая хотела быть с мамой. Она хотела, чтобы ее обнимали и держали на руках, как и любую другую девочку. И вместо этого ей была дана жизнь лишений и беспорядков.
– Что произошло после этого? – спросил Лютер, хотя и не был уверен, что хотел это знать.
– Я оказалась на улице, как и любой другой ребенок без родителей. Мне потребовалось время, чтобы сдаться, но когда я это сделала, я постучала в дверь Церкви. Совершила ошибку, сказав им, кто моя мать и что случилось. После этого прошли годы попыток изгнать демонов из меня, – еще одно пожимание плечами. – Они хотели сломить нас, моих сестер и меня. Они думали, что мы ведьмы, как наши матери. Я была самой большой, даже тогда. Они пытались научить меня быть воином, но у меня это не очень хорошо получалось. Все эти поющие драгоценности. Они отвлекают.
Он даже не подумал об этом. Комната, в которую он ее привел, была усеяна драгоценностями и богатством.
– Было плохо? – он тяжело сглотнул. – Быть в комнате со всей моей семьей?
– Я научилась игнорировать их пение, – она улыбнулась ему, хотя выражение не дошло до ее глаз. – Они хотят, чтобы их украли. По какой-то странной причине ожерелья и кольца ненавидят оставаться на одном теле. Все они хотят, чтобы их передавали от человека к человеку, потому что со временем люди перестают ими восхищаться. Они хотят чего-то нового, а потом кладут кольцо в коробку и больше никогда его не достают.
Вот почему она чувствовала такую связь с ними. Луна была кольцом, которое положили в коробку, которое никто не хотел вынимать. Она не была… Он не позволил ей стать для него такой. Не тогда, когда она так страдала.
Его ладони свисали рядом с ее ладонями с перил. Мельчайшим движением он сдвинул пальцы, и их мизинцы не соприкоснулись.
– Думаю, это волшебно, что ты можешь слышать, как они поют. Это действительно прекрасно.
– Ты не первый, кто так думает, – она тоже пошевелилась, спрятав свой мизинец под его мизинец. Будто они держались за руки.
Узел в его груди ослаб. Немного. Достаточно, чтобы он почувствовал, словно снова может дышать, будто он не делал глубоких вдохов годами.
Лютер глубоко вдохнул.
– Что ж, я рад, что это не слишком отвлекло тебя. Я знаю, что трудно войти в комнату моей семьи и постоять за себя. Но ты это сделала.
– Я знаю, – она потянулась между грудями и вытащила единственное кольцо с рубином размером с монету. – Хотя я буду честной, я все еще поддаюсь старым привычкам. Должна ли я вернуть это?
Он узнал кольцо. Его двоюродный дедушка носил его, потому что клялся, что оно обладает магической исцеляющей силой, и старик редко выходил без него.
Ухмыляясь, он забрал кольцо из ее пальцев. У него было чувство, сколько бы раз он ни открывал ее своему миру, она всегда будет воровкой.
– Я оставлю это на столе, прежде чем он уйдет. Он не поймет.
– Прости, – она заправила прядь волос за ухо и чуть крепче сжала его палец. – Старые привычки.
– Как ни странно, я не против, – Лютер не знал, когда он принял ее странные привычки, но ему было все равно, что она что-то украла у его двоюродного дяди. Если это делало ее счастливой, она могла забрать из этой комнаты тысячу других вещей, а он клялся бы всем вокруг, что понятия не имеет, куда что-то уходит.
Она была счастлива прямо сейчас, и это все, что имело значение.
– Наверное, нам следует вернуться внутрь, – пробормотала она. Но ее палец не отпускал его. – Спасибо, что пришел за мной. Такое ощущение, что мы друзья, хотя у нас довольно бурная история.
Все внутри него сжалось.
– Мы друзья. Верно, Луна. Я нахожу тебя замечательной женщиной и считаю, что мне повезло, что ты провалилась сквозь мой потолок.
– О, – ее глаза расширились. – Хорошо. Я тоже рада, что ты мой друг, Лютер. Хорошо знать людей на высоких постах. На тот случай, если я снова окажусь в камере после того, как все это будет сказано и сделано.
Он никогда не позволит ей гнить в камере, что случалось со многими ворами. Но Лютер понял, что не собирался отпускать ее. Он хотел, чтобы она осталась здесь, с ним. С его нелепой семьей, пока она воровала драгоценности, и ему приходилось искать необычные способы вернуть эти драгоценности им на руки или шеи.
Эта ночь стала веселее, чем любая другая ночь, которую он мог вспомнить. Без этого он будет как без будущего, ради которого он отдал бы свою левую руку.
Она убрала руку от его, а затем пошла в толпу. Луна была на голову выше всех присутствующих, но все равно улыбалась с теплотой, которая всех очаровывала. Их больше не заботило, что она была высокой.
Им было важно, чтобы она смотрела на них. Говорила с ними. Уделила им внимание, чтобы они могли вернуться и заявить, что подружились с ней.
Но ночь должна была подойти к концу. Луна попрощалась в столовой, пока Лютер провожал свою семью. Все они ушли, некоторые покачивались, выпив гораздо больше вина, чем следовало. Но его тетка осталась.
Ее пальцы сжали его бицепс, когда она собиралась уйти.
– Лютер, на пару слов, если не против.
Вот оно. Она напомнит ему, что у него есть долг перед семьей и титулом. Он не мог жениться на такой женщине, как Луна, хотя, по крайней мере, пытался. И по какой-то странной причине он уже злился на тетку за то, что она подумала, что он не может жениться на Луне. Конечно, она не была похожа на них. Это было частью ее обаяния. Отчасти поэтому он чувствовал себя более живым на прошлой неделе, чем на протяжении большей части своей жизни.
– Что такое, тетя? – спросил он, надеясь, что его слова не были слишком короткими.
– Эта женщина. Луна. Она сильно отличается от нас, тебе не кажется?
Черт возьми, он был прав. Он знал, что скажет его тетя, и это уязвило его.
– Так и есть. Я думаю, что именно это делает ее интересной.
Он первый раз противостоял своей тете. Лютер всегда принимал то, чего она хотела в его жизни, потому что ему нужны были ее деньги, и внезапная смелость сказать ей о своих чувствах сделала его сильнее. Лучше.
Он расправил плечи и навис над ней. Каждый дюйм оборотня, которого сделал из него отец. Он не только граф, напомнил он себе. Сила луны текла по его венам, и, может, он не был кельтом, как Луна, но он, черт побери, все еще боготворил ее.
Его тетя приподняла бровь, глядя на него с тем же мужеством, которое помогло ей пережить лишения на протяжении всей жизни.
– Успокойся, мальчик. Я знаю, что ты находишь ее интересной, и я тоже. Я думаю, она тебе подходит, Лютер. Ты ведешь себя как мужчина больше, чем когда-либо, а не как тень мальчика, которого сделал из тебя твой отец.
Вся бравада вылетела из него, будто она воткнула булавку ему в грудь.
– Прошу прощения?
– Я знаю, ты думал, что я откажу тебе в праве жениться на ней, но я узнаю брак по любви, когда увижу его, – его тетя отпустила его руку, убрала ладони в складки юбки. – Я бы оказала тебе медвежью услугу, если бы не предупредила, что мир будет непростым для вас двоих. Люди будут смотреть на нее и смеяться, а, может, и показывать пальцем. Ваши дети будут считаться непригодными. Путь, который вы выбрали, непрост. Не только для тебя, но и для нее.
– Я знаю это, – он знал, и самой его душе было больно осознавать, что даже если это превратится во что-то реальное, как он отчаянно надеялся, Луна будет страдать за это. В любом случае, она будет страдать. – Все, что я хочу, это чтобы она была счастлива.
К его ужасу и потрясению, на глазах его тети выступили слезы. Она похлопала его по щеке, прежде чем прошептать:
– Я всегда боялась, что ты станешь таким, как твой отец. Он был холодным человеком и не видел сокровищ собственной жизни. Я так рада, что ты вырос таким, как твоя мать. Она была жемчужиной в мире, полном поддельных жемчужин.
И с этим его тетя ушла. Будто она не вырвала его сердце своими морщинистыми руками.
ГЛАВА 19
Она слишком увлеклась новизной внимания графа. Луне нужно было взять ситуацию под контроль и напомнить себе, что она была здесь не ради чувств к графу, а из-за того, что ей нужно было украсть несколько бриллиантов, чтобы сохранить жизнь себе и своей семье. В этом весь смысл.
Какая-то часть ее понимала, что она убегает от своих эмоций. Луна знала, что в такой реакции нет ничего здорового. Лютер был хорошим человеком, и у нее не было причин бояться испытывать к нему чувства. В конце концов, она могла быть с кем-то намного хуже, чем граф. Даже если у них не было романтических чувств друг к другу, по крайней мере, он был бы хорошим мужем, который мог уберечь ее от тюрьмы.
Но это было глупо. Никто не позволил бы графу жениться на ней. В лучшем случае она будет его любовницей. Она втянет его в драму своей жизни, и тогда он пожалеет, что встретил ее.
Идеальное время, чтобы вернуться в нужное русло, наступило, когда он сказал ей, что собирается на день в город. Конечно, он пригласил ее пойти с ним, но Луна сказала ему, что чувствует себя неважно, и он ей поверил. Почему? Она не знала. Мужчина доверял ей гораздо больше, чем следовало бы.
Луна выждала несколько часов после его ухода. Слуги могли наблюдать за ней, учитывая, что она уже давно не была в доме одна. Потом даже они, казалось, забыли, что среди них была неизвестная женщина. Они убирали. Они готовили. И совершенно не обращали внимания на ее присутствие среди них.
Идеально.
Она выскользнула из своей комнаты и пошла по коридору. Где-то здесь были комнаты графа, и она собиралась найти эти проклятые бриллианты.
– Да, иди и найди нас! – пели ожерелья. – Нас так давно не видели. Все, чего мы хотим, это обвиться вокруг твоего красивого горла и позволить всем нас увидеть. Пожалуйста!
Как смешно. Она не собиралась их носить, и они это знали. Она говорила им это миллион раз. Но даже если их носила не она, ожерелья все равно хотели вырваться из того места, где он их спрятал.
Но ей еще предстояло найти комнату.
Шаги эхом разносились по коридору. Луна нырнула за занавеску и затаила дыхание. Неужели граф вернулся так скоро? Она прижалась спиной к деревянной нише, которая должна была служить подоконником, и ждала, пока не увидела бело-черную униформу горничной.
Руки женщины были заняты чем-то вроде грязных простыней, а это означало, что она была очень близко к его комнатам. У кого еще убирала горничная?
«Удачное время», – подумала она.
Луна выглянула из-за занавески. Пока что, похоже, что это была единственная горничная, которая работала. Она надеялась, в его ванной комнате или в том, что они убирали ежедневно, больше не было никого.
Она пошла по коридору, прислушиваясь к каждой двери, пока не нашла нужную. Драгоценные камни буквально кричали за этой полированной поверхностью.
– Выпусти нас! – кричали они снова и снова, пока в ее ушах не зазвенело от их надежд. Скоро. Скоро их выпустят из тюрьмы.
Луна считала, что ей везло, что она всегда выпускала драгоценные камни. Каждый камень хотел чего-то от нее. Но большинство хотели снова увидеть солнце, потому что люди продолжали класть их в коробку. Запирали навсегда. Однажды она встретила опал, который не видел солнца более ста лет.
Он кричал, когда она вынесла его на свет. Потом она прошла мимо него, и опал крикнул ей, как прекрасен мир и что он не так уж сильно изменился.
Вздохнув, она попробовала дверь.
– Пожалуйста, будь открытой, – прошептала она.
Конечно, дверь не поддалась. Она надавила чуть сильнее, надеясь, что дверная ручка просто застряла, но нет. Конечно, нет. Эта чертова штука была заперта, потому что горничная хорошо справлялась со своей работой и делала то, что должны делать хорошие горничные.
Луна вздохнула и потянулась к своим волосам. Люди думали, что запертые двери остановят хорошего вора? Замок ничего не значил.
Шпилька, державшая ее кудри, распустила кудри. Она лизнула ее на удачу, затем нагнулась и принялась за работу. Она научилась взламывать замки, когда впервые вышла на улицу. Маленький мальчик с грязными руками показал ей, как это сделать, и, конечно же, ей хотелось делать это все время. Луна очень быстро стала лучшим взломщиком замков, что, конечно же, заставило банды захотеть, чтобы она присоединилась к ним.
Потом она научила Беатрис, когда та оказалась в Церкви, и ее сестра оказалась в десять раз лучше ее.
Церковь хоть в чем-то помогла. В противном случае Луна была бы поглощена бандой. Или она оказалась бы мертвой на улицах Лондона с головой в десяти ярдах от тела.
– Ну вот, – сказала она, когда щелкнул замок.
Луна рискнула еще раз оглядеться, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ней, прежде чем проскользнуть в личные покои графа.
Какая-то часть ее чувствовала себя виноватой за то, что вот так вторглась в его личное пространство. Он, вероятно, пригласил бы ее, если бы она постаралась, но это только напомнило ей, что их чувства друг к другу были довольно запутанными, и она не хотела думать об этом прямо сейчас. Он был ее другом.
Это все.
Это все, что могло быть.
Драгоценные камни кричали так громко, что она выронила булавку из руки и прижала ладони к ушам.
– Перестаньте, – возмутилась она. – Если не будете вести себя тихо, я вас не найду! Все, что я слышу, это крик, и мне нужно, чтобы вы шептали. Теперь тихо.
Хотя они ворчали слова, которые были довольно грубыми, они притихли достаточно, чтобы она могла думать. Луна убрала руки от ушей, открыла глаза и попыталась убедить себя, что не отмечала все подробности его покоев.
Но, конечно, она была.
Комната оказалась менее нарядной, чем она ожидала. Его одеяло было темно-зеленого цвета и лежало на кровати с балдахином из массивного дерева. Полы были покрыты мягким ковром с желтыми и зелеными ромбами. Балкон пропускал много света, а в углу стоял письменный стол и три шкафа. Возможно, именно этого она и ожидала. В конце концов, мужчина очень хорошо одевался.
Она сделала еще шаг в комнату, и его запах ударил ее. Лесной и смешанный со свежим воздухом, будто он каким-то образом всегда носил с собой частичку дикой природы.
– Ищи камни, – пробормотала она себе под нос, но ноги повели ее не туда. Вместо этого она подошла к его кровати.
Да, горничная уже заправила ее. Значит, не было вмятины там, где он положил голову. Или где он устроился поудобнее посреди ночи, ворочаясь и пытаясь погрузиться в свои сны.
Ее разум гадал, думал ли он о ней, лежа в этой постели. Он ясно дал понять, что интересуется ею, по крайней мере, как другом.
Каждая клеточка ее тела напряглась, когда он согласился, что они были друзьями. Достаточно близкими, чтобы он коснулся ее мизинца своим, словно уже почувствовал, как сильно она нуждается в его утешении.
Боже, она была дурой. Сейчас она хотела быть только рядом с ним. Луне нравилось, когда он смотрел на нее с удивлением, или легкая улыбка на его лице, когда она делала что-то, чего не должна была делать.
Каждый раз, когда он уделял ей хотя бы каплю внимания, она чувствовала себя особенной. Будто она была женщиной, а не мужественным, высоким существом, которое хотело чувствовать себя женственным, но не имело права просить об этом.
Она коснулась пальцами подушки с правой стороны. Он спал на этой стороне? Как и она? Он был бы против, если бы она захотела остаться на ночь в его постели?
– Ты будешь смотреть вечно или найдешь нас? – спросил алмаз. Драгоценный камень явно сердился на то, что она отвлеклась.
– Я найду вас, – фыркнула она. – Но если вы не будете меня торопить, я, возможно, смогу найти вас быстрее.
– Я не думаю, что ты даже пытаешься. Ты просто смотришь на его кровать, будто хочешь лечь вместе с ним.
Может, она и хотела.
Может, было бы не так уж плохо, если бы она немного побаловала себя. Мэв могла сказать ей, что это глупо, но Беатрис просила ее следовать сердцу. Нужно было давать душе то, чего ей хотелось, чтобы быть счастливой.
И здесь она была счастлива. Слишком счастливой, и она боялась, что это означает, что ее нормальная жизнь никогда не сделает ее такой же удовлетворенной, как тут.
Вздохнув, она отошла от кровати и направилась к его столу. Должен быть какой-то намек или, возможно, скрытая зацепка, которая позволит ей найти нужное место. Драгоценные камни явно были в комнате, но она не могла толком расслышать, где они.
Удивительно, но у Лютера был захламленный стол. Бумаги валялись повсюду. Грузы удерживали гигантские стопки бумаги, чтобы они не падали на пол. По опыту она знала, что у таких людей есть система. И если бы что-то сдвинули, он бы узнал об этом.
Затаив дыхание, она взяла первую стопку и отодвинула ее. Она должна быть осторожной. Но ей нужно было забраться в верхний ящик, и бумаги заблокировали его.
Ничего. На столе буквально ничего не было.
Она потратила не меньше тридцати минут на то, чтобы разобрать все это на части и вернуть на места. Ни ключей. Ни каких-то намеков. Ничего.
Он не хотел, чтобы кто-то нашел этот бриллиант.
Она бы тоже этого не хотела, если бы у нее был драгоценный камень, стоящий как целый город. Или больше, если честно. Этот бриллиант мог спасти мир или положить ему конец, если попадет не в те руки. В чьих руках он окажется, конечно, не ее проблема.
– Где вы? – спросила она, хорошо зная, что камни не будут так уж полезны. – На что это похоже?
– Темно, – прошептали они. – Очень темно.
– Да, я понимаю это, но не могли бы вы сообщить другие подробности, которые могли бы помочь? – Луна провела пальцами по швам стола. Здесь должно быть что-то. Хитроумная кнопка или ручка, которая открывала потайной ящик. Все, что дворяне всегда любили прятать в своих тайниках.
– Дерево, – прошептало ожерелье. – Здесь много дерева. Но только над нами.
Ах.
Это все меняло.
Луна прищурилась и сосредоточила внимание на полу. Если под ними не было дерева, возможно, он ничего не клал в стол. Возможно, тайник был под половицей, как у ее матери, когда она была маленькой.
Ей понадобился еще час, чтобы найти нужную половицу под его тумбочкой. Кто бы ни построил комнату, он хорошо спрятал драгоценности.
Луна схватила с его стола нож для вскрытия писем и сунула его в небольшую щель. Используя металл как клин, она потянула половицу вверх и вуаля. Вот. Коробка длиной с ее руку, которая очень громко загрохотала, когда она вытащила ее из оков.
– Я вижу свет! – закричало одно ожерелье.
Но бриллиант буркнул:
– Она все равно не откроет.
Если ящик был заперт, это определенно помешало ее планам. Луна попыталась открыть его, но бриллиант был прав. Сбоку был небольшой висячий замок, а по бокам самой коробки – три маленьких замка. Кто-то очень хотел, чтобы эта коробка оставалась запечатанной, если только человек, открывающий ее, не имел полного разрешения владельца.
Чего у нее не было. Конечно.
Вздохнув, она поставила коробку обратно под половицу и осторожно похлопала по ней.
– Я найду ключ. Тогда я вернусь за вами и позабочусь о том, чтобы вы оказались на шее у самых красивых женщин Лондона.
Учитывая, что ни один из камней не ответил, она сочла безопасным предположить, что они ей не поверили.
Луна почти не верила себе. Конечно, она могла взять коробку. Ее можно было разбить, или, может, она могла бы попросить кузнеца посмотреть на замки. Но это было не совсем воровство.
Взять камни без его ведома? Это был единственный достойный способ для вора что-то украсть. Она жила по этому кодексу всю свою карьеру и не собиралась его менять сейчас.
Когда она встала и стала выходить из комнаты, взгляд Луны остановился на семейном портрете, который Лютер повесил на стене над своим столом. Глаза его отца глядели на нее, как будто дух старика знал, что она здесь, ворует у его сына.
– Я не буду извиняться за то, что пытаюсь спасти собственную шкуру, – пробормотала она, а затем вышла из комнаты с призраком.
Но чувство вины все еще преследовало ее по коридору.
ГЛАВА 20
Ему было не по себе. С тех пор как он вернулся из города, Луна была слишком милой. Она хотела поговорить с ним. Быть рядом с ним. Задавать ему вопросы о его жизни и о том, как он ее прожил.
Лютер признавал, что эта ее сторона ему нравилась. Ему нравилось разговаривать с ней и рассказывать ей о том, что он хочет делать по дому. У него были идеи, как помочь жителям Перекрёстка Мертвеца, которые никогда не приходили ему в голову, потому что… никто не хотел знать. Так что, конечно, для него было редкостью говорить об этих идеях так, чтобы другой человек не задавался вопросом, почему он так много говорит.
К сожалению, ему также пришлось задаться вопросом, почему она вдруг стала проводить с ним так много времени. Последние пару дней она почти липла к нему, и это стало его тревожить.
Ему нужно было вывести их обоих из дома, прежде чем он натворит глупости. Например, прижмет ее к стене, поднимет ее руки над головой и возьмет то, что он хочет.
Нет.
Он не мог.
Они были друзьями, как она и говорила ему раньше. Друзья не целовали друг друга до потери воздуха, и друзья, конечно, не хотели делать друг с другом больше. Ему нужно было взять себя в руки, иначе он больше не сосредоточится ни на чем другом.
Вот почему он стоял снаружи поместья, ожидая, когда она выйдет. Он послал слугу попросить ее пойти с ним в город, как трус, надеясь, что она снова откажется. Хотя, чем дольше он думал о том, что она избегала прогулки с ним в прошлый раз, тем более подозрительным это казалось. Она всегда была любопытной женщиной. В конце концов, зачем еще ей становиться воровкой?
Любопытство должно было взять над ней верх. В остальном она была жестокой женщиной, которая хотела брать, а не исследовать. И он не хотел думать о ней плохо.
Двери поместья открылись, и вышла женщина, сжавшая его разум железным кулаком. Она оделась для прогулки, хотя платье не совсем подходило ей. Коричневая ткань была тусклой, но от этого ее волосы казались еще ярче. Словно даже самое худшее платье не могло потушить огонь в ее душе.
– Значит, ты идешь, – крикнул он ей. – Я подумал, что сегодня может повториться последний раз, когда я был в городе.
– Я чувствую себя намного лучше, – она подошла к нему, и он поразился ее походке. Кто-то мог сказать, что она двигалась как мужчина, но он знал, что лучше так не думать. Она двигалась решительно, с широко расправленными плечами и свободными бедрами. Совсем не как леди, а как женщина, которая знала, чего хочет.
Если бы он только мог сказать, что она хочет его. Лютеру нужно было следить за своим поведением.
Кашлянув, он указал на карету.
– Тогда в путь! У нас впереди напряженный день. Надеюсь, я не слишком тебя утомлю.
– Утомишь меня? – она приподняла рыжую бровь. – Лютер. Думаю, мы оба знаем, что это невозможно.
О, разве он не хотел бы принять этот вызов? Он отдал бы все, чтобы доказать ей, как легко он мог утомить ее, если бы она только дала им шанс.
Нет, он не мог так думать. Черт! Он должен был сосредоточиться на помощи людям, которым он должен был помочь сегодня. В противном случае… хорошо. Он никому не поможет, и смысла не будет.
Он помог ей сесть в карету, а затем ударил кулаком по крыше. Они двинулись в путь, лошади впереди кареты протестовали против работы сегодня. Он чувствовал то же самое, честно. Но ответственность никогда не спала. Даже если он хотел.
– Куда мы едем? – спросила она.
– В город, – возможно, он намеренно говорил туманно, но хотел посмотреть, как она отреагирует, когда они доберутся до места назначения. Не так долго было ехать до дома фермера Баррена.
К счастью, старик не был одним из пострадавших от волка. Он ожидал, что Баррен хотя бы что-то об этом знает. Но старик промолчал по этому поводу и только покачал головой, а затем указал на поле. Лютер тогда видел старика в последний раз, и в Перекрёстке Мертвеца всё изменилось довольно быстро.
Выскочив из кареты, он повернулся, чтобы помочь Луне выбраться. Но он протянул руку к воздуху, понял, что она уже вышла.
Луна спрыгнула, уперла руки в бока и спросила:
– Так что же это такое? Мне кажется, это ферма.
– Так оно и есть, – эхом отозвался пожилой голос из-за кареты. Черный экипаж сдвинулся и показал изможденного фермера с другой стороны.
– Вот ты где, мой старый друг! – Лютер подошел к нему и хлопнул Баррена по плечу. – Я хотел, чтобы ты кое с кем познакомился.
Он заметил момент, когда Баррен начал оценивать Луну, а также момент, когда старик сложил два и два.
Баррен фыркнул, явно разочарованный, и проворчал:
– Думаю, с моей внучкой ты справился бы лучше, чем с этой. Она такая же, как и все остальные, Лютер. Кроткая и слишком хрупкая.
Баррен не оценил Луну. Он повернулся и пошел прочь от них двоих к полю, шаркая ногами и ворча на женщин, которые думали, что они достаточно сильны, чтобы выходить замуж за таких мужчин.
У Лютера отвисла челюсть.
– Я полагаю, ты думал, что эта встреча пройдет не так? – спросила Луна, останавливаясь рядом с ним.
– Совсем не так.
– Что ты должен был здесь делать? Это ферма, Лютер. Ты граф.
– Да, я знаю это, – он почесал затылок. – Я прихожу сюда, чтобы помочь Баррену с его работой с тех пор, как умер его сын. Он хороший человек, и он бы не пережил зиму, если бы не я. Не говоря уже об остальной его семье. У него достаточно ртов, и его тело подводит его быстрее, чем мне хотелось бы.
Она кивнула, затем обратила внимание на Баррена.
– Так это ты вспахал это поле?
– Да, – она уже уходила от него? Лютеру пришлось поспешить, чтобы не отставать от нее, когда она подошла к забору, где Баррен уже расставлял свой стул. – Почему мне кажется, что ты осуждаешь меня?
Он сделал то, что должен был, чтобы его город был здоровым. Если это означало, что он должен засучить рукава и помочь, то пусть будет так. Она не имела права осуждать его за то, что он активно пытался помочь людям, которые больше всего в нем нуждались.
Баррен снова фыркнул, затем отвернулся от Луны. Он сосредоточился на Лютере, указывая на поле.
– Можешь снова заняться ими, мальчик. Перед тем, как посадить луковицы на зиму, нужно перекопать землю.
– Опять? – он перевел взгляд на Луну, возвращаясь к разговору. – Луна, я не понимаю твоего тона, и я должен попросить тебя объясниться. Из всех людей я не ожидал, что ты осудишь меня за то, что я способен на грязную работу.
Это привлекло внимание Баррена. Старый фермер сосредоточился на них двоих с ликующим выражением лица. Об этом будет говорить весь город. Граф и его так называемая «жена» ссорились посреди поля, как простолюдины.
– Я не осуждаю тебя за работу в поле, – она указала на грядки. – Я осуждаю тебя, потому что это некачественная работа. Он не заставляет тебя копать снова, потому что нужно изменить почву. Он делает это, потому что твои ряды такие же прямые, как линии на детском рисунке.
У него не было возможности делать ровные грядки!
– И? – если в его ответе и был намек на гнев, то только потому, что у нее был такой же тон. Не потому, что печальный факт, что его грядки не были ровными, смущал его.
– Значит, ты усложняешь своему другу задачу достать что-нибудь из земли в следующем году. Ты вырастишь лабиринт из еды, но не сможешь ее собрать, – она прижала ладонь ко рту, а потом перестала пытаться сдержать смех. Вместо этого она запрокинула голову и позволила веселью вылететь наружу. – О, Лютер, я знаю, ты думаешь, что помогаешь этому человеку, но я думаю, ты приносишь больше вреда, чем пользы!
Он посмотрел на Баррена в поисках помощи. Старик должен знать, как управлять такой гарпией. Но он видел, как выражение лица Баррена сменилось с неодобрения на крайнее потрясение.
Фермер подождал, пока Луна перестанет смеяться, и спросил:
– Ты знаешь, как ухаживать за полем?
– Я кое-что знаю, – ответила она, все еще дико улыбаясь. – Для меня было бы величайшей честью, если бы вы позволили мне исправить то, что этот человек сделал с вашей бедной землей.
– Что ты хочешь сделать? – теперь пришло время, чтобы челюсть Баррена отвисла, когда он смотрел, как молодая женщина Лютера встала на колени перед его стулом.
– Я знаю, что эта зима будет тяжелой. Я видела это в глазах белых сов, вернувшихся слишком рано. Дятлы делят гнёзда, а это, уверена, вы знаете, знак долгой и холодной зима. Пожалуйста. Позвольте мне сделать это, чтобы Лютер перестал бояться, что вы и ваша семья будете голодать.
– Мы уже получили нашу еду на этот год, – сказал Баррен, хотя мужчина был явно ошеломлен.
– Тогда я позабочусь о том, чтобы в следующем году у вас было достаточно, – она погладила его колено и встала.
Лютер положил ладонь на плечо Баррена, и они вдвоем наблюдали, как она задрала юбки между ног, заправила их за пояс и подошла к плугу. Будто она знала, что делает. Будто ей было все равно, что леди так не делают. Леди не должны знать, как это сделать.
Фермер Баррен открыл рот, закрыл его, а затем позволил ему снова открыться, пока она пристегивала себя к плугу.
– Она не будет делать то, о чем я думаю.
– Думаю, собирается, – пробормотал он.
И она пошла. Удивляя его снова.
Луна оперлась на металлические наплечники плуга и зашагала по полю. Будто плуг почти ничего не весил. Она шла по потемневшей земле, волоча плуг за собой, и Лютер не понаслышке знал, как это трудно. Он сильно потел к концу первого ряда, который вырезал, а она двигалась вдвое быстрее.
– Кто эта женщина? – спросил его Баррен, глядя на Лютера так, словно увидел привидение. – Это не какая-то юная штучка, которую вы нашли на званом обеде. Не так, как это представляют горожане.
– Это долгая история, старик.
– Лучше расскажите мне. Потому что остальные люди здесь думают, что вы размякли, а я ожидал, что она будет стеклянной статуэткой, вцепившейся в вас своими когтями. Господи, Лютер. Ты нашел в жены древнюю воительницу и ни разу не рассказал мне о ней.





