Текст книги "Прозрение"
Автор книги: Эмма Драммонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
Нейл снова провалился в забытье. Она поняла, что его лошадь слишком высокая, и подвела к тому месту, где лежал раненый, свою кобылу. Как ни велика была ее решимость, как ни необходимо было срочно добраться до врача, Джудит понимала, что сможет сделать это только с помощью Нейла. И поэтому она принялась за нелегкое дело – заставить его захотеть собрать все силы.
Уговаривая, приподнимая, отметая собственное отчаяние, она вывела его из полубессознательного состояния и помогла встать на ноги около кобылы. Довольно долго он стоял, повиснув на луке седла, при малейшем движении шатаясь от боли и едва сознавая присутствие девушки. Видя, что солнце опускается все ниже, но зная, что Нейлу нужно собрать все мужество и силы, Джудит попыталась одолеть подступающую панику. Как только наступит темнота, они погибнут!
Ей показалось почти что чудом, что он смог сесть в седло, но, наблюдая, как он борется за жизнь на грани человеческих возможностей, она почувствовала прилив новых сил. Погубленная, без будущего, она вдруг увидела что-то, что должно быть спасено после ужаса этого дня. Спасая его, помогая ему остаться в живых, она могла бросить вызов уничтожившему ее человеку. Внутри нее разгорелся огонь, насущная необходимость, причина существования. Она должна доставить его в Ледисмит живым, иначе жизнь для нее кончится.
Оказавшись в седле, Нейл ослабел и стал падать на шею лошади. Все усилия Джудит добиться от него хоть какого-то ответа провалились. Не имея намерения отступать, она оторвала от юбки кайму, пропустила ее через его ремень и как могла крепко привязала его к луке седла. Потом она обхватила шею кобылы его руками и связала запястья, чтобы быть уверенной в его безопасности. Но этого оказалось недостаточно: Нейл был тяжелый, и ей хватило одного взгляда, чтобы убедиться – ей придется всю дорогу идти рядом с лошадью, чтобы он не соскользнул с седла.
Привязав другую лошадь к кобыле, Джудит двинулась в долгое путешествие вниз, к городу. Они с Нейлом глядели на него всего несколько часов назад, когда их печалью была единственно необходимость сказать друг другу «прощай». С того момента никто из них уже не будет прежним.
Скоро солнце зашло совсем, оставив на западе слабый серебристый свет. Дорожка была только одна, каменистая и неровная. Джудит шла вслепую. С приближением ночи она вспомнила о темном леске, и из горла у нее снова чуть не вырвался крик. По спине поползли мурашки при возвратившемся ощущении колющего спину папоротника, когда он повалил ее на землю. Ее в беспорядке свисавшие волосы пахли сырой землей, а ноздри были забиты исходившим от него неприятным запахом. Глубоко внутри нее сидела боль, при каждом движении дававшая о себе знать. Ей казалось, что эта боль никогда не пройдет… боль, которая унижала ее в глазах всего мира.
Каждый шаг, который она делала в сторону Ледисмита, наносил ей удар. Подавляя крик, вот-вот готовый вырваться из ее груди, заставляя свой разум отделиться от тела, она ритмично шагала, подгоняемая ненавистью к бородатому буру. Она не отдаст ему жизнь человека, у которого даже не было в руках оружия, – человека, в которого стреляли только потому, что он оказался на пути.
Двигаясь теперь уже в непроглядной темноте, скрывающей все, даже призраки, подступающие с обеих сторон к дорожке, Джудит могла полагаться только на чутье лошадей, постукивавших подковами по идущей под уклон дороге. Спотыкаясь, ударяясь о корни и камни, она тем не менее не выпускала край куртки Нейла. Рука болела от напряжения, но она старалась не обращать внимания на звуки ночи. Когда в Африке наступает ночь, вельд и горы заполняются совсем другими обитателями животного мира, а дневные существа осторожно трусят в свои укрытия.
Время растянулось до бесконечности, и Джудит превратилась в ночного бродягу: глаза расширены, смотрят подозрительно, тело напряжено, чувства обострены до предела. Когда дорога выровнялась и холодный ветер налетел на нее словно ниоткуда, она оскалилась навстречу ему, а светлые пряди ее волос отлетели назад, развеваясь над головой.
Вскоре после этого впереди показались огни Ледисмита. Они прыгали у нее перед глазами. Чем быстрее старалась она идти, тем больше они отдалялись. Ноги у нее подкашивались, ей становилось все хуже, но она отчаянно брела вперед, почти повиснув на кобыле. Она не сдастся.
Ее выдохи смешивались с рыданиями, но она тащилась вперед, к человеческому свету. С каждым шагом она крепче стискивала пальцы на краю твидовой куртки Нейла.
– Не умирай! – приказывала она человеку, оседавшему на лошади. – Пожалуйста, Боже, не умирай!
Внезапно из темноты раздался мужской голос:
– Стой!
В ее голове все перемешалось. Он мог принадлежать тому бородатому, снова решившему броситься на нее. И когда из темноты возникла и стала приближаться к ней неясная фигура, она вскрикнула и отступила назад.
– Это женщина, – сказал голос.
– Женщина… какая женщина?
Слепящий свет поднятого фонаря осветил ее лицо.
– Похоже… Боже милостивый, это же мисс Берли. Она в ужасном состоянии. Идите сюда, дайте мне руку.
По пыльной дороге зашаркали ботинки, а она стояла, дико уставившись на фонарь. Голоса говорили по-английски, но высокие мужские фигуры пугали ее. У них были винтовки.
– Джордж, глянь-ка сюда. У нее тут мужчина привязан к лошади.
– Это мистер Форрестер. Он мертв. Иисусе, что случилось? Подожди минутку… у него бьется сердце. Быстро носилки сюда… нет, двое. Мисс Берли, похоже, сейчас скончается.
Голоса отдалились. Нейл жив, он в Ледисмите. Теперь она может уйти в темноту, где отныне должна прятаться.
К утру драматическая история уже облетела Ледисмит, и все гадали, что же стоит за этим событием. Лейтенант Форрестер находится в коме, его жизнь висит на волоске, а Джудит Берли ни с кем не вступает в контакт. Алекса в городе не было – он сопровождал очередной поезд с вооружением и не знал о происшедшем до следующего дня, когда он, вернувшись в казарму, случайно столкнулся со знакомым офицером. Не теряя времени, он поскакал на лошади к дому на окраине Ледисмита.
Миссис Девенпорт приняла его в гостиной. Она поднялась ему навстречу.
– Александр, какое счастье, что ты вернулся! – с таким чувством произнесла она, что он удивился.
– Я только сейчас узнал… но никаких подробностей.
– Это все, что известно и всем остальным. Бедный мальчик умирает, а Джудит заперлась в своей комнате. Я пыталась поговорить с ней… Реджинальд хотел добиться от нее подробностей. Я совершенно не представляю, что делать, Она говорит, что хочет, чтобы ее оставили в покое, но она выглядела такой больной, когда… О, Александр, должно быть, произошло что-то ужасное. Я никогда не видела ее в подобном состоянии, даже в те страшные дни в конце осады.
Он был потрясен. Джудит, спокойная, сдержанная, уверенная в себе, запирается в комнате, как нервная служанка после ссоры с товарками? Непонятно, даже допуская глубину ее чувств в отношении Нейла.
– Что вы знаете о том, что случилось? – спросил он. – Она должна была вам хоть что-нибудь сказать.
– Она… просто появилась на крыльце, когда я уже начала серьезно беспокоиться, и разрыдалась, увидев меня. Но я не добилась от нее никакого толку. – Миссис Девенпорт ходила взад и вперед, ее шелковое платье шуршало. – Если бы ты ее видел! Волосы выбились из прически, одежда разорвана и в грязи, вся юбка в крови! Я была поражена и преисполнилась самых мрачных предчувствий. Я уложила ее в постель и сразу же послала за доктором, но она отказалась впустить его.
– Отказалась? – Алекс не мог поверить своим ушам – ведь он знал эту девушку.
– Отказалась, – подтвердила миссис Девенпорт. – Она, похоже, боялась этого человека. – Она приложила ладони к щекам, цвет которых уже принял опасный, слишком яркий оттенок. – Он оказался понимающим человеком и тут же ушел, оставив для нее снотворное. Не успела я приготовить его, прибыл Реджинальд в надежде, что она может пролить некоторый свет на факт ранения бедного мистера Форрестера. – Она в растерянности посмотрела на Алекса: – Я впервые не понимаю, что произошло.
С каждой минутой Алекс чувствовал себя все более неуверенно, а нервозное состояние миссис Девенпорт только усилило его озабоченность. Ей нужна поддержка, в этом нет никакого сомнения, но он не знает в чем дело. Взяв миссис Девенпорт под руку, он подвел ее к софе и усадил.
– А что вам сказал полковник, тетя Пэн? – мягко спросил он. – Просто расскажите мне, а я постараюсь что-нибудь из этого извлечь.
Тетка Джудит, слегка успокоившись, поведала, как прошлой ночью девушка появилась на окраине города, ведя кобылу, к которой был привязан раненый. Его рана была перевязана разорванной нижней юбкой, и он был привязан к лошади тесьмой от юбки Джудит. Сама она была измученная, грязная и испугалась, когда часовые приблизились к ней. Пока они подняли тревогу и послали за носилками, она незамеченной ушла в темноту. У Нейла Форрестера обнаружили серьезную рану в области живота, и он был без сознания. И сейчас он еще не пришел в сознание.
– Естественно, Реджинальд больше других хочет знать, каким образом ранили одного из его офицеров, но все, что она мне сказала, что это дело рук бура и что она привезла Нейла к врачу.
– Когда она вам это сказала? – спросил Алекс. – Прошлой ночью, когда я принесла ей снотворное. – Она прикусила губу. – Сегодня утром я обнаружила, что она заперлась. Она не открывала весь день. Врач зашел вскоре после завтрака… но он даже не смог войти к ней в комнату. – Она помедлила, поднялась и тронула его за рукав: – Поговори с ней. Убеди ее выйти.
Он увидел страдание на ее лице и нахмурился.
– Я попытаюсь, но не уверен, что преуспею там, где не смогли вы.
– Смелее, – подбодрила его миссис Девенпорт. – Если и есть человек, которого она захотела бы сейчас увидеть, так это ты.
Он удивился:
– Но я не могу сказать ей ничего утешительного о нем, вы знаете.
Она странно посмотрела на него.
– Александр, я не верю, что ты понимаешь Джудит лучше, чем она тебя. Иди и поговори с ней… пожалуйста.
Он старался, но ответа на свой стук в дверь не получил… из комнаты вообще не доносилось ни звука, словно она была необитаема. Начав с мягких увещеваний, он перешел на более резкий тон:
– Ты никому не помогаешь, Джудит, меньше всего себе, – сказал он. – Ты пережила шок, и мы все беспокоимся о твоем состоянии. – По-прежнему молчание. – Нейл все еще очень плох, но ты сможешь помочь ему гораздо больше, если будешь рядом с ним, а не здесь, переживая в одиночестве.
Он посмотрел на дверь, оставшуюся запертой, и предпринял последнюю попытку:
– Подумай о тете Пэн. Она совсем недавно поправилась. Любые переживания могут обострить ее болезнь, а она очень волнуется из-за тебя.
Он вернулся в гостиную, сбитый с толку и рассерженный, и доложил о своем провале. Он разозлился еще больше при виде неподдельного горя пожилой дамы. Спустя четверть часа он ушел.
И только когда он вернулся в казарму и, налив себе выпить, стоял у окна, он осознал, что его злость связана со странным чувством ответственности за девушку, ставшую ему близким другом за последние два месяца. Он размышлял над сообщенными ему фактами и все больше и больше впадал в задумчивость. Значит, бур выстрелил у нее на глазах в Нейла, хотя тот не был в военной форме. Едва ли это было типичным поведением для врага: стрелять в случайного гражданского, безоружного и сопровождающего женщину.
Но самым удивительным было то, что, став свидетелем такой трагедии, Джудит перевязала ужасающую рану, посадила Нейла в седло и в одиночку доставила его в город.
Джудит всегда озадачивала его, но никогда так, как в этот раз. С того дня, когда она согласилась на их женитьбу, он считал ее необъяснимо алчной, чопорной и холодной. Когда она внезапно разорвала их помолвку, которую до этого всеми силами старалась сохранить, он подумал, что она преследует какие-то свои, далеко идущие цели.
Он надолго выбросил ее из головы и был потрясен, когда узнал, что всю осаду она находилась в Ледисмите. Он припомнил, что испытал чувство, похожее на ярость, когда увидел ее в день снятия осады. Другие женщины выглядели немногим лучше, но она казалась более пострадавшей, и неприятное чувство ответственности кольнуло его.
Потом он узнал о ее мужестве и терпении, когда она ухаживала за больной теткой. Ему рассказали о том, сколько концертов она дала, как успешно учила детей в то время, когда эти вещи казались немыслимыми. И все это обрисовало ему личность, совершенно не похожую на ту, что он знал.
Она снова поразила его, предложив ему дружбу в такой ситуации, когда ее репутация могла серьезно пострадать. Для девушки, когда-то столь чувствительной ко всяким условностям, она проявила редкостное безразличие к мнению света. За последние несколько недель они сблизились, и он находил ее компанию приятной. Ее спокойное отношение стало мирным островом в океане его переживаний. Ее незаметное присутствие было желанным отдохновением от бури, бушевавшей в нем с того утра в усадьбе.
И вот теперь, когда он мог поклясться, что начал узнавать ее, еще одно превращение. Нейл был ранен у нее на глазах, это несомненно, но в Ледисмите было достаточно ужасов, чтобы сломить любую женщину. Почему же она не выдержала сейчас? Если она так его любит, она должна была бы быть у его постели, а не скорбеть в одиночестве.
Она оставалась там и следующий день. Во второй половине дня Алексу принесли записку, что лейтенант Форрестер пришел в себя и просит его срочно прийти. Алекс вихрем прискакал к больнице и у палаты, где лежал Нейл, обнаружил полковника Роулингса-Тернера. Алекс остановился.
– Добрый день, сэр. Я… мне сказали, что Нейл хочет меня видеть.
– Совершенно верно, – последовал сердитый ответ. – Никого не хочет видеть, пока не поговорит с вами. Врач уверил меня, что шанс выжить у него есть, но только если ему будет обеспечен покой. Тем не менее вы должны выяснить у него, что случилось, мой мальчик. Если в окрестностях города засел отряд буров, мы должны разыскать их. Не мог же стрелять кто-то другой.
– Да, – согласился Алекс. – Я сделаю все, что смогу, сэр.
Когда он вошел, сестра посмотрела на него и улыбнулась.
– Я даю вам пять минут, – сказала она и вышла. Положив каску на стол в изножье кровати, Алекс обошел вокруг, чтобы посмотреть на Нейла. Оказалось, что тот спит. Внезапно его охватил гнев из-за того, что мужчина, с молоком матери впитавший военные традиции, был застигнут вражеской пулей во время прогулки верхом со своей милой, безоружным, в гражданской одежде. Если в результате этого он умрет, какая это будет жестокая гримаса судьбы.
– Нейл… это Алекс, – тихо позвал он. – Я понял, что ты хотел меня видеть.
Медленно открылись карие глаза. Прошло время, прежде чем в них появилась искорка узнавания. Алекс улыбнулся и присел на край кровати.
– Мы рассчитываем, что ты выкарабкаешься, старик. Нельзя, чтобы в полку было слишком много таких шалопаев, как я.
Нейл возбужденно схватил его за рукав.
– Джудит… Джудит…
– С ней все в порядке, – успокоил его Алекс, – но она ужасно переживает из-за тебя.
Темная голова мотнулась на подушке.
– О Боже, ты должен помочь ей. Алекс поднял бровь:
– Каким образом?
Лежавший в постели дышал с трудом, и Алекс наклонился ближе, чтобы слышать его. В нем начало зарождаться нехорошее предчувствие.
– Сейчас ей больше никто не может помочь, – донесся прерывистый шепот.
– Я… не понимаю, – медленно сказал Алекс. – Что ты хочешь этим сказать?
– Для нее всегда был только ты. Если ты не поможешь ей сейчас… – он крепче сжал рукав Алекса. – Он… выстрелил, прежде чем я успел как-то защитить ее. Я пытался… перед Богом клянусь, я пытался подняться… но не мог двинуться. Он увел ее под дулом винтовки… в… в лесок. Он увел ее под дулом винтовки. Боже, я никогда не забуду, в каком она была виде…
Он замолчал и отвернулся к стене, но Алекс уже не видел его. Едва сознавая, что полковник поднялся ему навстречу, ожидая объяснений, а сестра улыбкой прощается с ним, он вышел по коридору на улицу, на свет умирающего дня.
Зарево заката било ему в глаза, пока он галопом скакал от военного городка к Ледисмиту. Он вспоминал о своей первой встрече с ней в розовом саду в Холлворте. Она была такой чистой и ослепительно красивой в белом с серебром. Потом тот новогодний бал, когда он сказал ей, что их полк отбывает. Нежно-абрикосовый цвет ее платья бросал отблески ей на щеки, но она проплыла мимо него с высоко поднятой головой. Гораздо позднее она прошла через толпу газетчиков и заставила их замолчать одной улыбкой. Образованная, целомудренная – и мужественная. Она была леди во всех смыслах этого слова.
Мысль о негодяе, обесчестившем ее в лесу, на чужбине, заставляла его кровь кипеть в жилах от ярости. Ее светлые, сияющие волосы, перепачканные землей, грубые, грязные руки на этой гладкой коже. Ее гордость, уничтоженная под грубым натиском животной похоти. В его груди поднималась жажда мести. Он представлял себе ее борьбу, крики, мольбы и хлестал плетью по крупу коня, заставляя его мчаться еще быстрее. Если бы он узнал об этом раньше!
Он подскакал к дому и перемахнул через низкий заборчик, огораживающий сад. Соскочив с седла, он бросился к дверям и ворвался в гостиную.
Миссис Девенпорт вздрогнула при его напористом появлении в ее комнате, но успела только открыть рот, когда он потребовал сказать ему, находится ли еще Джудит в своей комнате.
– Да… но, Александр, что значит это… это…
Он уже шел по комнате к двери, ведущей в коридор.
– Оставайтесь на месте, тетя Пэн, ради вашего спокойствия.
Подойдя к двери Джудит, он остановился, чтобы перевести дыхание, потом сказал:
– Джудит, это Алекс. Сейчас же открой дверь! Дав ей достаточно времени, чтобы сделать это, он повторил требование так громко, что мог, наверное, снести крышу, и добавил:
– Если не откроешь, я расстреляю замок. Клянусь, это не пустая угроза. Я сделаю это.
Не совсем еще твердой рукой он достал револьвер, взвел курок и направил оружие на замок. Он уже был готов выстрелить, когда услышал тихий звук поворачиваемого в замке ключа. Он немедленно убрал револьвер и взялся за ручку.
Она стояла у дальней стены и смотрела на него. Глаза у нее опухли и покраснели. Лицо и шея были багровыми от синяков. Стройное тело, которое она обычно несла с такой грацией, словно надломилось и было кое-как прикрыто шелковым халатом. Светлые волосы свисали как монашеское покрывало.
Боже Милосердный! Его губы пошевелились, но с них не слетело ни слова, потому что горло у него сжалось от охвативших его чувств. Ее глаза с легкостью увидели унижение и отчаяние, которые она угадала в его взгляде, и он понял, что ее будущее зависит от того, что он сейчас сделает.
Осторожно приближаясь к ней, он тихо сказал:
– Ты думала, что я не пойму? О, моя дорогая, если кто и знает, что значит возвращаться к жизни, то это я. Мы сделаем это вместе.
Она долго-долго глядела на него. Потом молча, отрешенно бросилась в его объятия, и он держал ее так, пока к ней не вернулась жизнь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Октябрь 1900 года. Еще одна весна покрыла вельд ковром цветов, выстрелила из жирной земли ростками кукурузы и затолкала воинственный клич буров обратно им в глотки. Появились новые вожди и заменили первоначальных, объединив побежденных и напуганных жителей.
Умер Жубер, слишком долго осаждавший Ледисмит и слишком надеявшийся на помощь Всевышнего. Два других генерала были схвачены, и Пауль Крюгер, посрамленный и с разбитым сердцем, бежал в Голландию. Англичане получили Йоханнесбург и Преторию, полный контроль над сетью железных дорог и перевес над бурами десять к одному.
Мировое общественное мнение все еще было на стороне буров, но все призывы к нему оказать военную помощь встречали растерянные отказы. Военно-морская мощь Британии была хорошо известна, а инвестиции в южноафриканское золото делали продолжение войны рискованным предприятием. Для всех, кроме буров, война в Южной Африке стала очень неудобным фактом, о котором все хотели бы забыть.
Новые вожди пытались подвигнуть свой народ на абсолютно безнадежный крестовый поход. Даже когда их надежды на то, что общественное мнение в Англии приведет к власти антивоенное правительство, провалились, их пыл не угас.
Поэтому, когда Британия, а с нею и весь мир, поверили, что война фактически окончена, партизанская война разгорелась с новой силой. Небольшие группы буров без какого-то определенного плана перемещались по стране, взрывая мосты и участки железной дороги, нападая на обозы с боеприпасами и продовольствием и небольшие посты. У них были быстрые лошади, они укрывались на отдаленных фермах и наносили удары там, где этого меньше всего ожидали, – и снова исчезали в вельде.
Они не делали попыток взять под контроль всю территорию – они не смогли бы ее удержать, – но они весьма успешно вредили завоевателям и не давали начать мирные переговоры. Великая Британская империя по-прежнему находилась в состоянии войны с маленьким народом фермеров. Находя укрытие и пищу у своих женщин на фермах, разбросанных по всему вельду, они имели огромное преимущество. А поскольку они продолжали нападать на составы, решено было ответить им тем же.
Английским солдатам был отдан приказ сжигать дотла ферму, если становилось известно, что ее хозяин связан с диверсионными отрядами. Вся живность забивалась или реквизировалась для нужд армии, женщин и детей отправляли в специальные лагеря в целях безопасности. Приказ этот был встречен без всякого энтузиазма. Англичане обычно вели себя на удивление сдержанно там, где другие армии грабили, насиловали и убивали, и поэтому им было совсем не по душе поджигать дома, построенные их владельцами. Когда же дети и женщины начали умирать от болезней и нехватки продовольствия, большую часть которого уничтожали именно буры, выполнение приказа осложнилось еще больше.
Настрой изменился, когда стало известно, что буры действуют против всяких военных правил: переодеваются в форму противника. Пленные им были не нужны—для них не было еды, их негде было содержать, поэтому их раздевали и отправляли обратно. Затем буры, переодетые англичанами, пробирались к лагерям и убивали солдат, которые принимали их за своих и дорого платили за это. Теперь горящие фермы казались лишь справедливым возмездием. Джентльменская война стала грязной.
Кукурузные ростки на поле Майбургов боролись за существование изо всех сил: скот был тощий и искал чем поживиться. Хетта видела это, но ничего не предпринимала. Урожай на корню затопчут копыта армейских лошадей, скот забьют. Она слышала, что английские солдаты сжигают усадьбы, предварительно со смехом свалив в кучу бесценные картины и покрывала ручной вязки. Они камнями забивали цыплят и с пиками наперерез пускались на домашний скот верхом на своих чистокровных лошадях. Они называли это «загонять свиней» и при этом, как мальчишки, издавали безумные крики, впав в возбуждение от разрушения. Так сказал Пит, и она верила ему.
Они скоро приедут по дороге из Ледисмита и сожгут ее дом. Пит был прав с самого начала: англичане отбирали их усадьбы и брали в плен их обитателей. Они были такими, какими он их описал. Они прошли по всей Африке, отнимая свободу. Они убили ее отца, ее деда и ее брата. Хотя Франц не был застрелен, причиной его смерти от лихорадки в холодном зимнем вельде явилась необходимость сражаться с врагом. Здесь, в усадьбе, она выходила бы его, но там, где холод и усталость доводили людей до крайности, у него не было и надежды выжить. Она не скорбела о нем, она приняла эту потерю как дань Богу.
Большую часть времени она просиживала в кресле-качалке и через открытую дверь смотрела на горы. Скоро не станет кур, а с ними кончатся и яйца. Торговцы в Ландердорпе ничего ей не продадут и ничего у нее не купят. Мясо уцелевшего скота будет плохим, а сорняки заглушили посаженные ею овощи. Большинство черных слуг разбежалось, остался только Джонни.
День за днем Хетта сидела в доме и неотрывно смотрела на горы, никогда не зная, вернутся ли ландердорпские отряды в поисках еды и отдыха. Их всегда приводил Пит. Они брали что хотели, ходили где хотели, и снимались с места когда были готовы. Никто не обращал на нее внимания – она и не ждала ничего другого. Их предводителем был Пит, и они делали то, что делал он. Хетта Майбург была отверженной.
Отряд прибыл как-то днем в конце октября, когда стояла сильная жара. Мужчины сразу же направились к насосу и долго и жадно пили, потом смыли пыль со своих тел. Они свернули головы нескольким курам, принесли их на кухню и бросили на стол, чтобы она приготовила им тушеное мясо.
Она начала ощипывать их, сидя на табуретке у двери и поставив между ног таз, куда бросала перья. Пальцы проворно делали привычную работу, а мужчины ходили мимо нее, перенося из седельных сумок груды одежды – военную форму цвета хаки. Они открыто появятся в ней в английских лагерях. Враг и не узнает, что это не его братья по оружию, пока не будет слишком поздно. Они казались возбужденными, и их голоса доносились до нее.
– Какие хорошие теплые вещи. Неудивительно, что англичане валятся от жары.
– Да, хорошо бы и нам заиметь такие же для зимы.
– Широченные-то!
– Чтобы налезали на их жирные животы. Они столько ходят, а все равно толстые.
Потом раздался смех. В кухню ввалился Ян Кронье, на нем были бриджи и мундир на три размера больше.
– Есть, сэр! – передразнил он.
Ему было всего пятнадцать, он выглядел совсем ребенком, каска почти полностью накрывала его голову, касаясь плеч.
– Прошлой ночью Господь улыбнулся нам, а? – радостно сказал Пит, наблюдая за мальчуганом. – Они попали прямо нам в руки.
Смех медленно замер и сменился неловким молчанием. Наконец высокий Коби ван Хеерден сказал:
– Мы не должны были убивать их. Нам не следовало этого делать. Они не могли защищаться – их винтовки были у нас.
– Да, – негромко поддержали его несколько человек.
Через секунду Пит уже бил кулаком по столу и кричал дрожащим от ненависти голосом:
– Вы все что, бабы?
– Мы мужчины, – спокойно сказал Коби, – но мы не звери. Убивать безоружных пленников бесчеловечно, в этом не было нужды.
Мягкое возражение вызвало поток несдержанных слов, эхом отдававшихся под потолком кухни. Хотя Хетта и не видела его, она слишком хорошо знала, как он выглядит: глаза пылают гневом, изо рта брызжет слюна, он размахивает руками. Его слова пронизывали ее насквозь:
– А разве есть необходимость сжигать дома, построенные честным трудом? Разве есть необходимость резать овец или брать в плен женщин и детей, чтобы они умирали от голода и болезней? Разве человечно подавлять целый народ ради собственного величия?
После львиного рыка – мягкое щебетание. Впервые заговорил мужчина лет тридцати хрупкого телосложения. В руках у него была английская военная форма, но он не надел ее.
– У нас могли бы остаться наши фермы, наши женщины и дети. Мог бы наступить мир. – Он встряхнул форму цвета хаки. – Это разрушает нас. Мы никогда не победим, они не позволят себе проиграть. Продолжать– значит идти против воли Всевышнего. Он сказал нам, что мы должны ждать. Еще не время нам управлять страной. Он ясно дал это понять Правда и честь нашего дела сошли на нет. Мы делаем вещи, которые не должны бы делать. Как Можем мы осуждать безбожных англичан, когда сами поступаем бесчеловечно? Мы должны стоять перед Господом на коленях и не осквернять Его имя своими поступками.
Пит подошел и встал перед говорившим.
– Ты не на коленях должен стоять, Коос, а лежать на брюхе. Ты – змея, обвивающая дерево в поисках опоры.
Ответный недрогнувший взгляд темных глаз.
– Нет, Пит, я сражался наравне со всеми в отряде. Я люблю свою землю и свою семью, но чем дольше мы будем воевать с англичанами, тем больше ферм и усадеб они сожгут, тем больше погибнет невинных людей. Ненависть не облегчит пути к миру. Если нашу землю разоряют, берут в плен наших женщин и детей, то в этом наша вина. То, что начиналось как крестовый поход, превратилось в безумие. После того, что я видел этой ночью, я не хочу больше оставаться в отряде. – Он протянул форму. – Отдай это кому-нибудь из дьявольского отродья. Я это не надену.
Пит ударил мужчину по лицу.
– Значит, у нас есть еще один предатель, – человек, который пойдет на поклон к англичанам. Предатели просто плодятся на этой земле. Убирайся к себе домой, если он все еще цел, к своей жене, если только она не в постели с англичанином.
Мужчина сохранял спокойствие. Он скорее опечалился, чем разозлился.
– Ты уже и сам подтверждаешь мои слова, Пит Стеенкамп. Полгода назад ты не позволил бы себе сказать такие слова соседу. Ты не патриот, ты сумасшедший. Кто другой разденет людей донага, а потом пристрелит на месте?
Он бросил форму на пол и прошел мимо Хетты, чьи руки замерли на середине работы.
Пит развернулся и саданул кулаком по столу:
– Раз уж начали, закончим с предателями. Кто еще идет с ним? Мне не нужны слюнтяи.
Мальчишка Ян Кронье в болтающейся на нем форме встал в позу и на великолепном английском передразнил:
– Я спрашиваю, кто тут слюнтяй?
Одним движением руки Пит сбил мальчика с ног тычком в голову:
– Заткнись. Ты еще ничего не понимаешь.
Остальные молчали, глубоко потрясенные, и смотрели, как мальчик поднимается на ноги. Никто не сказал ни слова, пока Пит не начал смеяться.
– Я пристрелил их нагишом, чтобы на одежде не осталось следов пуль. А вы и не догадались.
Хетта слушала его смех и различала в нем странную нотку, которая уже давно все больше и больше пугала ее каждый раз, как он смеялся. Она догадывалась, что это же напугало и его людей, потому что они начали присоединяться к нему, смеясь так же вымученно и неприятно, как он.
Они разошлись по разным углам поспать, пока Хетта готовила. Потом сели вокруг деревянного стола, чтобы поесть. Она поставила перед ними тарелки, но они не только не благодарили ее, но даже не замечали ее присутствия. Они, не таясь, обсуждали план налета на Ландердорп этой ночью, чтобы взорвать поезд с оружием и боеприпасами, стоящий на запасном пути. В форме английских солдат они с легкостью подберутся к небольшой станции и проникнут на пути. Местность они знают хорошо, а оксфордский английский Яна Кронье поможет им при встрече с патрулем.
Когда Пит пошел проверить лошадей, а Хетта убирала со стола, мужчины продолжали говорить между собой о готовящейся диверсии. Они впервые должны были переодеться английскими солдатами, и им это не очень нравилось. Они слышали, что лорд Китченер отдал приказ убивать всякого бура, пойманного в форме цвета хаки.
– Они не будут убивать пленных, – сказал один.
