Текст книги "Приручение зверя. Новая Лолита"
Автор книги: Эмили Магуайр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Кому ты оставляла сообщения?
– Этой твоей сучке-секретарше.
Какие у Энджи причины не передавать ему, что Сара звонила? Энджи даже не была знакома с Сарой. Правда, она могла знать о Саре, потому что ходила с Шелли на йогу по вторникам после работы. Джейми сжал ладони так сильно, что подумал, что запястья могут сломаться.
– Значит, ты говоришь, Шелли знала, что ты пытаешься связаться со мной.
– Что за дерьмо! – Сара ударила ногой в стену. – Да уж, прекрасно знала.
Сосредоточь свою ярость. Раздави ее между ладонями. Теперь это всего лишь шарик. Сплющи ее. Контролируй ее. Тринадцать месяцев и двенадцать дней она пыталась связаться с ним, и все, кто его знал, сговорились, чтобы ее не пропустить. Властвуй над своим гневом; не дай ему властвовать над тобой. Тринадцать месяцев и двенадцать дней его жизни потрачены на боль и страдание.
Уголком глаза он видел, как она пересекла комнату и забралась на его стол. Ему казалось, что она сидит со скрещенными ногами, но он был не уверен, потому что сосредоточился на том, чтобы раздавить и сжать отчаяние, предательство и потерянную надежду. Он контролировал свои чувства; они не имели над ним власти.
– Ты молишься? Ты что, обрел Бога или что-то в этом роде?
– Ты разговаривала с мамой? Ты разговаривала с Бреттом?
– Да, и с твоим отцом. Что это ты делаешь со своими руками?
– Это прием психотерапии. Мне надо раздавить плохие чувства между ладонями, а потом я могу их отпустить.
– Что за чепуха. Дай мне руки.
Это действительно была чепуха. Он расслабил руки и дал Саре взять их в свои ладони. Это было куда более эффективно, чем любая из техник, которым его научили. Когда Сара вдавила кончики пальцев ему в ладони, паника и гнев ушли. Какое имело значение то, что он страдал без нужды, из-за эгоистичного заговора самых дорогих и любимых? Какое значение имело то, что больше года его жизни было прожито без Сары, когда все время она хотела увидеть его, нуждалась в нем, звала его? Это было совсем неважно, потому что теперь она была здесь, и ничто другое не имело значения никогда.
– О боже, как приятно увидеть тебя, – сказал Джейми. – Хотя тебя так мало осталось, едва разглядишь. Как этот старик с тобой обращается?
Она улыбнулась.
– Как с королевой.
– Здорово. Я рад. – Джейми удалось не подавиться словами только потому, что он представил, будто это один из его кошмаров и в любую минуту ее голова может лопнуть и облить горячей кровью стол, кресло и его самого.
Голова Сары не взорвалась.
– Что бы ты ни думал о Дэниеле, ты должен знать, что он и правда меня любит. Он любит меня так сильно, как только можно, Джейми. Даже не меньше, чем ты.
На секунду Джейми почувствовал искреннюю жалость к Дэниелу Карру: если тот любил Сару так же сильно, как он, Джейми, ему грозила серьезная сердечная боль. Потом он поднял глаза, увидел ее голубоватые губы, и всякое сочувствие к этому подонку пропало. Сара была похожа на двенадцатилетнюю наркоманку.
– Если он хорошо с тобой обращается, почему ты так кошмарно выглядишь? Почему ты плакала и тряслась, когда пришла сюда?
Она слезла со стола и подошла к окну, закуривая еще одну сигарету. Несколько минут она глядела в наступающую ночь, а Джейми наблюдал за ней. Она словно что-то обдумывала. Дважды она полуоборачивалась к Джейми с приоткрытым ртом, и оба раза снова сжимала губы и поворачивалась к окну. Джейми ждал, потому что не знал, что еще делать. Тактика наводящих вопросов с Сарой никогда не действовала. От них она разве что могла почувствовать, что на нее давят, а потому ответить сарказмом или начать шутить, и он так и не узнает, что с ней происходит.
Чем дальше он ждал, рассматривая ее, тем больше рос его страх. Она была бледная, исхудавшая, истощенная. Даже после изнасилования она не выглядела настолько плохо; наверно, сейчас она собирается с духом, чтобы сообщить ему что-то действительно ужасное. Возможно, она опять на таблетках или на чем-нибудь хуже. Кто угадает, на что способен такой порочный ублюдок, как Дэниел Карр? Возможно, он торговал героином или продавал ее своим престарелым приятелям-интеллектуалам. Может быть, она больна. Она выглядит больной. Сердце Джейми забилось, и он снова сдавил ладони вместе.
В программе «60 минут» он видел людей, выглядящих, как узники концлагеря, которые говорили, что такое может случиться с каждым. Но она-то была не каждым – она была Сарой Кларк. Вспомним о высоком риске. Джейми глядел на то, как ее изможденная фигурка тяжело прижалась к оконной раме, и вспоминал, как хорошо было извергаться внутрь ее и чувствовать, как ее жизненные соки смешиваются с его семенем. Казалось, так важно, чтобы между ними не было ничего, не было никаких преград для близости. Он вспомнил, как Майк говорил: «Разделить телесные жидкости – высшее доказательство доверия в наше время». Он видел, как задрожала рука Сары, когда она подняла сигарету к губам, понимая, что очень мало что в этом мире может заставить Сару Кларк стать испуганной и слабой, рыдать и трястись.
Все действия имеют свои последствия, любишь кататься – люби и саночки возить, ты думаешь, что такое никогда не случится с тобой, но болезнь не делает различий, единственный вид безопасного секса – воздержание; мрачный косарь собирает урожай, и прекрасные девушки падут его жертвой, любовь не защитит тебя, красота не защитит тебя, и каждый раз, когда ты ложишься в постель с человеком, ты ложишься в постель с его партнерами и их партнерами и их партнерами, но Сара всегда была осторожна, кроме тех случаев, когда точно знала, что парень чист.
– О господи, Джейми, случилось самое страшное. Я никогда не думала, что это может случиться со мной. – Она обернулась и улыбнулась; он как будто увидел труп. – Я подсела на любовь.
Когда Сара сделала свое заявление, Джейми упал на колени у ее ног, обнял ее за талию и заплакал. Она дала ему в этом такую же свободу, как всегда. Ему пришло в голову, пока он мочил ее платье слезами и соплями, что она никогда не отвергала его на физическом уровне. Еще он вспомнил, что никогда не видел Сару в платье – только на свадьбах или вечеринках, в обтягивающем сексуальном наряде, а не в желтом летнем платье, скромно выглядящем под белой кофточкой. Все было гораздо хуже, чем он думал.
– Что это за платье, Сар? – Он поднял мокрое лицо, чтобы посмотреть на нее.
Она улыбнулась, затем ее лоб покрылся морщинками, улыбка превратилась в гримасу, а потом опять в улыбку.
– Тебе нравится?
– Тебе-то самой оно нравится?
– Его купил мне Дэниел. Оно нравится ему.
Джейми ужасно не понравилась ее улыбка, и он заговорил ей в живот:
– О боже мой, Сара. Тебя нет так долго, потом ты появляешься и выглядишь так ужасно, я подумал, у тебя какая-нибудь жуткая болезнь, ты мне говоришь, что так влюблена и он тебя так любит, я не понимаю, потому что, если бы он любил тебя, он бы не одел тебя в какой-то дурацкий наряд маленькой девочки, он бы не дал тебе столько курить, он бы не заставлял тебя плакать.
Джейми знал, что говорит бессвязно. На какое это имеет значение? Вся эта психотерапия, антидепрессанты и препараты для подавления беспокойства и кассеты для расслабления – все это действует, только когда Сары нет рядом. Легко не позволять себе развалиться, когда она исчезла с лица земли или когда он думает, что она исчезла с лица земли. Но вот она, похожая на персонаж массовки из «Возвращения живых мертвецов», и ему плевать на то, что он несет бессмыслицу, задыхается и портит это ее идиотское платье.
Сара гладила его по голове.
– Понимаю, это звучит неправильно, но все это не имеет для меня значения. Для меня никогда не имело значения, что я ношу, что ем и достаточное ли у меня в крови содержание железа. Если у меня и была какая-то более или менее нормальная жизнь, так это потому, что ты меня к этому подталкивал.
– И это было плохо? – спросил Джейми, чувствуя острую, как нож, боль в левом боку. Он подумал, можно ли умереть от инфаркта в двадцать четыре года.
– Нет, это было чудесно. Я всегда чувствовала себя любимой, даже когда знала, что не заслуживала этого. Если бы не ты, я бы не дожила до двадцати.
Режущая боль постепенно стала тупой и ноющей.
– Но?..
– Но... – Сара вздохнула. Ее рука упала с головы Джейми и легко легла на его плечо. Она закашлялась, снова вздохнула и продолжила: – Я никогда не была тем хрупким созданием, которым ты меня представлял. И любила тебя за то, что ты обо мне заботился, но всегда чувствовала себя... взаперти. У меня всегда была эта потребность... доводить все до предела. Доводить себя. Ты всегда останавливал меня как раз в тот момент, когда я подходила к краю. Дэниел меня не останавливает. Он связывает мне руки и ноги и кидает прямо в бездну.
– Ох. – Джейми задумался, не слишком ли он тупой. Во-первых, кого она только что похвалила – Джейми или Дэниела? По ее словам, все выглядело так, как будто она сделала выбор между нянькой и психопатом. Но как бы там ни было, если она любит психопата и психопат тоже любит ее, тогда какого черта она плачет сейчас на плече у няньки? Почему она не резвится с психопатом, пробивающим ей ладони гвоздями, или чем там они занимаются?
– Ты действительно сошел с катушек, когда я ушла? – спросила Сара.
Сошел с катушек – один способ описать это. По-другому можно сказать: полностью, абсолютно и бесповоротно потерял волю к жизни. Но не нужно вызывать у Сары чувство вины.
– Я был несколько расстроен.
– Я не знала, что ты чувствовал, Джейми. Прости меня.
Боль в боку снова жгуче напомнила о ceбе.
– Сара, ты знала, что я тебя люблю. Я все время тебе говорил.
– Я думала, ты имел в виду, что тебе нравится общаться со мной, нравится трахаться со мной, и ты не хочешь, чтобы я общалась или трахалась с другими парнями. Я подумала, что ты это имеешь в виду, когда ты сказал, что любишь меня. Я не знала... не понимала, как тяжело ходить весь день, чувствуя, как будто у тебя отняли половину тела.
– Так, значит... значит, теперь ты понимаешь, что такое любовь, потому что... ты поняла это из-за него?
Сара снова стала гладить Джейми по голове, но движения больше не были успокаивающими. Она как будто пыталась сама успокоиться, как некоторые перебирают четки или грызут ногти. Как он стискивал ладони. Джейми чувствовал, что она оторвана от него так, как никогда раньше. Впервые с тех пор как она вошла, он подумал, что возможно, эта разлука – нечто большее, чем пробел в их отношениях. Что-то повреждено, и для того, чтобы исправить это, недостаточно просто быть с ней рядом, так что ее кожа касается его кожи.
– Что я никогда не понимала насчет любви, так это то, что ее невозможно утолить, как страсть. Любовь, если ты слушаешь ее зов, если повинуешься ему, только становится все хуже и хуже. Чем больше ты получаешь, чем дальше заходишь, тем больше тебе надо. – Голос Сары прервался, и она сморгнула слезы. – Когда Дэниела нет со мной, я чувствую мучительную потребность поговорить с ним. И я звоню ему, и, как только слышу его голос, мне просто необходимо его увидеть. Когда я вижу его, мне надо потрогать его. А потом, когда я дотрагиваюсь до него, этого недостаточно, и мы начинаем заниматься любовью. А дальше, куда дальше? Потому что и этого недостаточно. Это меньше чем ничего – оказаться с ним в постели. Я чувствую себя так, будто умираю от голода.
Джейми вскочил и схватил ее за плечи.
– Сара! Ты и правда умираешь от голода. Ты меня просто путаешь. Тебе надо наладить связь с действительностью, а то ты просто умрешь!
Она чуть улыбнулась. Спокойно, как будто понимала, соглашалась, принимала. Она улыбнулась этой смирившейся улыбкой и продолжала голосом, искаженным курением и алкоголем, недостатком воды и сна.
– Мы пытались. Какое-то время все было нормально. Ну, не так нормально, как у меня было раньше, когда ты меня знал. Но так же нормально, как у тебя с Шелли. Мы играли в семью, жили, как будто мы часть этого мира. Но когда мы оказываемся вместе, что-то происходит. Это как будто... синергия? Выделяется слишком много силы, слишком много энергии окружает нас. Я даже не могу объяснить тебе, как себя чувствуешь, когда любишь человека так сильно.
Ее глаза были самым грустным зрелищем, которое Джейми видел когда-либо в жизни, но от этого ему не меньше хотелось ударить ее по лицу. Она действительно думает, что он ее разлюбил? Или она такая эгоистка, что ей все равно? Наверно, она так крепко заперлась в своем сверхособом, сверхпрочном пузыре, что ей даже в голову не пришло, что ему может оказаться трудно, когда она так резко врывается в его жизнь. Любовь не настолько ее изменила, чтобы она думала о ком-нибудь, кроме себя самой.
Зазвонил телефон, и Джейми пошел снять трубку, зная, что это Шелли интересуется, почему он все еще на работе в... – он взглянул на часы – черт, в шесть сорок пять в пятницу вечером. Джейми устыдился легкости, с которой он солгал Шелли, но с облегчением услышал, как спокойно звучит его голос. Он поговорил с ней несколько минут, обещал вернуться домой сразу же, когда проклятые компьютеры наладят, и он сможет закончить свой отчет, сказал ей, что любит, и повесил трубку.
– Ты правда любишь ее? – спросила Сара.
– Да, правда. Ты бы знала, как она меня поддерживает.
– А меня ты все еще любишь?
Джейми сел на пол. И взял ее руки.
– Я всегда буду тебя любить.
Она улыбнулась и устроилась на полу, скрестив перед собой худые до неприличия лодыжки.
– Ты помнишь, как говорил, что это разная любовь? Что ты любишь Шелли и меня по-разному?
Джейми кивнул, удивленный, что она может говорить об этом, как о древней истории, как будто это можно обсуждать или анализировать, не испытывая мгновенную боль в глубине души.
– Я теперь понимаю это. Ты любишь ее, потому что она безопасна; это привлекло тебя, потому что тебе нужна была защита от твоего чувства ко мне. Я теперь чувствую то же самое: мне нужна защита от моего чувства к Дэниелу.
Джейми преодолел прилив жалости к себе.
– Сара, ситуация совсем не такая. Дэниел любит тебя. Ты меня не любила, поэтому мне и нужна была защита от тебя.
Сара положила руку на колено Джейми.
– Кто говорит, что я тебя не любила?
Сердце Джейми остановилось на несколько долгих секунд, затем снова забилось, разливая боль по левому боку.
– Да, но это ведь было совсем по-другому, правда?
Она кивнула, и выражение на ее лице сказало ему, что это было настолько по-другому, что она даже не может высказать. Ее чувства к Дэниелу Карру и к Джейми принадлежали к разным категориям. Ей было невозможно даже представить себе, что она чувствует к Джейми страсть, желание и обожание, которое она чувствовала к другому.
Джейми накрыл ее руку своей.
– Значит, ты пришла сюда, потому что тебе нужен кто-то, кто защитит тебя от тебя самой?
– Наверно, да, я... Я не знаю, что делаю, – она вздохнула, и слезы хлынули снова. – Моя жизнь не должна была быть такой. Но это было мне предназначено.
Джейми был абсолютно согласен. Когда маленькая темноволосая девочка, севшая напротив него в седьмом классе на уроке географии, смело встретила его взгляд и улыбнулась так, что у него сжалось горло, он сразу понял, какой должна быть ее жизнь. Ему предстояло заботиться о ней и сделать так, чтобы ей никогда не было больно. Чтобы она никогда не чувствовала грусти или страха. А в ответ она полюбит его навсегда, и тогда он не будет знать боли, грусти и страха. Если бы Джейми лучше заботился о ней, никто из них не оказался бы в таком положении. Все пошло не так.
Сара отстранилась от него. Она обняла колени руками и прислонилась спиной к стене, плача так, что у него сердце разрывалось. Оно разорвалось бы, если бы уже не было разбито на миллион частей. Он смотрел на нее, а она как будто не замечала, что он рядом; ее глаза расширились, но смотрел на что-то, недоступное взгляду Джейми. Он не мог вынести мыслей о том, что же она может видеть, какие образы пляшут в ее мозгу, когда она вот так глядит перед собой.
Он стал смотреть на ее ноги. Эти ноги просто завораживали его когда-то – хотя и не длинные, они могли двигаться очень быстро. В школе Сара всегда побеждала в соревнованиях по бегу девочек с более длинными и сильными ногами. В одиннадцатом классе она стала носить крошечные черные спортивные шорты, которые едва закрывали ей задницу, а когда мистер О'Грейди отослал ее за несоблюдение положенной формы, она расплакалась и сказала, что нелегко самостоятельно зарабатывать на обучение, а если он хочет, чтобы она носила эту дурацкую спортивную форму, ему придется купить ее самому, или он предпочитает, что-бы она не покупала себе еду несколько недель. Мистер О'Грейди извинился за недоразумение, и Саре было разрешено носить шорты. Джейми знал, что на самом деле шорты стоили больше дотированной школьной юбочки, но Саре нравилось, как все мальчики, несколько девочек и многие учителя смотрели на нее, когда на ней были шорты. Это было хорошее воспоминание о ногах Сары.
Плохим воспоминанием о ногах Сары была смесь крови, пива и семени, которую Джейми вытер с них после того, как ее изнасиловали. Это было примерно через шесть месяцев после случая со спортивными шортами. Он помнил, как его тошнило, когда он обмывал ее, лежащую неподвижно и молча, как он вошел в ванную, чтобы сполоснуть полотенце, и его стошнило в раковину, и сочетание запаха рвоты и грязной тряпки было самым ужасным, что он когда-либо нюхал. К утру проявились синяки, и ее ноги были уже не белые, а в коричневых, черных, синих и фиолетовых пятнах, с красными полосами здесь и там. Когда он провожал ее домой, какая-то старушка, гуляющая с пеки несом, остановилась и спросила, все ли у Сары в порядке. Пока Джейми уверял, что у них все прекрасно, старушка взглянула на ноги Сары и бросила на Джейми такой взгляд, что он порадовался, что она выгуливает не немецкую овчарку
Еще одно хорошее воспоминание: во время его романа с Сарой она очаровывала его разнообразием в постели. Она любила делать минет, быть сверху, любила, чтобы ее брали сзади или стоя. Ничего из этого, строго говоря, нельзя было назвать извращением, но, будучи женатым на Шелли, можно было так подумать. Джейми и Сара делали это во всех существующих позициях, но больше всего ему нравилась та, в которой она была под ним, обхватывала его спину ногами и сдавливала так, как будто пыталась раздавить его кости.
Сегодня ее ноги, как и вся ее фигура, были костлявыми, и он был уверен, что, если бы она сжала его, он бы ничего не почувствовал. Ее кожа выглядела так, как будто порвется, стоит до нее неосторожно дотронуться. Тонкая пленка с просвечивающими голубыми венами, как у стариков. Джейми насчитал семь синяков. Большинство из них уже пожелтели, значит, им было, по меньшей мере, несколько дней, но на правой лодыжке была большая темная припухлость, которая выглядела свежей. Джейми положил руку на синяк и почувствовал, что от него идет жар.
– Что ты делаешь? – спросила она, испугав его.
– Больно? – Он надавил на темное пятно основанием ладони.
– Да.
– Откуда он у тебя?
Она вытянула ноги, и с этим движением рука Джейми скользнула вверх и оказалась на ее колене, которое было гораздо холоднее, чем поврежденная лодыжка.
– Даже не знаю. Я нахожу эти отметины и не могу вспомнить, откуда они. – Она подняла юбку и указала на красную отметину с внутренней стороны бедра, ближе к паху. – Вот посмотри. Болело жутко, а я и не помню, как это случилось.
Джейми дотронулся до метки пальцами, и она поморщилась. Это была не просто царапина или синяк. Это был ярко-пунцовый вспухший рубец длиной в дюйм. Кто-то обжег драгоценную плоть Сары, а она даже не помнила, как это случилось. Было что-то жалкое в том, как она открыла это ему, как будто хотела, чтобы он одобрил это доказательство того, что и она может носить шрамы любви. Как подростки сравнивают футбольные травмы, а матери – растяжки. Он всегда был исключен из таких разговором, но это он мог понять, потому что Сара знала о том, как он однажды сломал руку и ребра. И это была как раз травма, связанная с любовью.
– Он часто тебя вот так ранит? – Джейми не смотрел ей в лицо. Он продолжал гладить рубец и надавливать на него, и, хотя ей явно было больно, она его не остановила.
– Ну да, наверное. Но дело не в том... я не какая-нибудь угнетенная женщина, или как это там называется. Мы оба делаем это. Мы оба забываем, что у тела есть границы. Мы так теряемся друг в друге. На днях я сломала ему два пальца. Я не почувствовала, что сжимаю его руку так сильно. У него большие руки. Сильные пальцы с действительно крепкими костяшками, и я просто... он сказал врачу, что защемил руку дверцей машины, а врач сказал, что, наверно, дверь была тяжелая. – Сара тяжело сглотнула. – Я боюсь, что убью его когда-нибудь. Он ушел из семьи ради меня, еще до того, как узнал, что я могу быть с ним. А теперь... его уволили с работы, с работы, которую он просто обожал. Он все время опаздывал или совсем не приходил, или... он отказался от всей своей жизни ради меня, а я его убиваю.
Джейми видел, что на ней были белые трусики с ромашками того же цвета, что и платье. Его рука уже лежала на ее бедре, так что хватило легкого движения, чтобы коснуться кончиками пальцев желтого кантика. Прикосновение длилось лишь долю секунды, такое быстрое и легкое, что она не могла сто заметить, но его хватило, чтобы Джейми бросило в жар. Он передвинул руку еще на миллиметр, чтобы ладонь оставалась на бедре, но пальцы были над тканью в цветочек. Он не касался ее, только ощущал воздух над ней и представлял себе, вспоминал, какая она.
Он смотрел, и чуть касался, и слушал, и вдруг его застигла врасплох эрекция. Прошло много месяцев с тех пор, как это случалось без значительной ручной работы. Шелли хорошо умела это, она обвиняла во всем «Золофт», который он принимал, и трудилась без устали, чтобы оживить его унылого дружка, но чаще всего он вставал лишь наполовину. Если он думал о Саре и мастурбировал, он иногда мог достичь настоящей твердости, но чтобы кончить, требовалось столько времени, что он не мог так долго возиться.
Сара рассказала ему, как Дэниел попытался спастись от безумия их совместной жизни, а она сошла с ума. В тот вечер, рассказывала она, она сломала Дэниелу нос, скулу и четыре ребра. Она проделала в его щеке дыру, и рана так и не зажила. Она бы его убила – да, маленькая Сара убила бы его, – если бы ему не удалось, несмотря на опьянение, отчаяние и боль, остановить ее. Он не сделал ей больно. Он просто держал ее за руку, пока она не успокоилась, а потом пошел и больницу.
Джейми выслушал это все, но переживать по этому поводу уже не мог. Это была не только первая эрекция, он уже не помнил, с каких пор, но и самая настоятельная, какую он когда-либо испытывал. Он продвинул руку между ее бедрами и развел ей ноги врозь, чтобы хорошенько ее потрогать. Она взглянула вниз, на его руку, и лицо ее скривилось, но она продолжала говорить, позволяя Джейми гладить ее через трусики с ромашками. Он знал, что она позволит – она ведь всегда разрешала мужчинам делать с ней все, что они хотят.
– Когда он вышел из больницы, он стал другим, – сказала Сара. – Он сказал, что я доказала ему, что сопротивление бесполезно. Сказал, что не осталось ничего, что может защитить нас друг от друга. Мы перешли границу.
Страдание в ее голосе больно кольнуло его, и он стал сам себе противен за то, что пользуется ее отчаянным состоянием. Он убрал руку, крепко прижал ее к другой ладони, пристально глядя в опухшие от слез глаза Сары.
– Чепуха, Сара, – ответил он. – Границы нет, а даже если она есть, то нет правила, которое бы запрещало переходить ее туда и сюда, сколько захочешь.
Она закрыла глаза и сжала губы, глубоко вздохнув. Сердце Джейми сделало перебой. Он понял, что она собирается с силами, призывает на помощь свои внутренние резервы. Она слушала его, обдумывала это и готовилась к самому трудному. Джейми крепко взял ее за руки.
– Он убедил тебя, что у тебя нет выбора, но это не так Ты ведь Сара Кларк! Ты сильнее его, сильнее, чем любовь или страсть или... Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал. Ты просто не можешь сломать себе всю жизнь из-за того, что влюбилась не в того человека. Борись с этим, Сар. Ты можешь с этим справиться. Я тебе помогу. Ты уйдешь от него, и будешь жить той жизнью, какую заслуживаешь. Я дам тебе эту жизнь, Сара, я обещаю.
– Звучит красиво. – Она открыла глаза, поднесла его руки ко рту и поцеловала костяшки кончиками губ. – Но дело в том, что, если я вдали от него, мне вообще не нужна никакая жизнь. Заслуживаю я ее или нет.
Джейми понял, что никогда не сможет ее спасти. Он никогда не сумеет спасти Сару Кларк от нее самой, и чем больше усилий он будет предпринимать, тем больше сам влипнет. Бесполезно быть хорошим парнем. Это ее судьба, трахаться с каждым последним негодяем в стране и вернуться к первому негодяю, который ею воспользовался.
Сара все говорила. Она рада, что пришла, потому что она скучала по нему; то, что удалось поговорить про Дэниела, прояснило для нее ситуацию. После года жизни с Дэниелом она чувствовала себя пойманной в ловушку, она боялась будущего, но теперь Джейми предложил ей путь к отступлению, и она поняла, что совсем этого не хочет. Она хочет передышку от безумия ее любви, да, это так, но если это значит, что у нее больше не будет Дэниела, то ладно, она будет терпеть безумие. Терпеть? Нет, принимать с радостью.
Джейми опустил руки ей на бедра, раздвинул ей ноги шире и опустился на колени между ними. Она прервала свой жалкий бред: «Джейми?»
– Наклонись.
Она послушалась, и он снял с нее кофту. Платье было без рукавов, лямочки на плечах завязаны бантиками.
– Джейми?
– Да? – Он избегал ее взгляда, развязывая левую тесемку.
– Что ты делаешь?
– Слушаю твой рассказ о том, как ты довольна, что загубила свою жизнь ради стареющего педофила.
Он развязал правую бретельку и провел ладонями по ее голым плечам. Материя была тонкая, а ее груди такие маленькие. Джейми знал, что платье свалится вниз, если она пошевелится. От предвкушения он затвердел еще сильнее.
– Я не для этого сюда пришла.
Джейми обнаружил, что не может долго выносить предвкушение. Наверно, из-за того, что он ждал Сару, так или иначе, целых десять лет. Это суровое испытание для чьего угодно терпения. Он подтолкнул верх платья, и оно легко скользнуло по ее плоской груди и легло на колени. Ее груди и живот были покрыты следами укусов. Он представил себе, как Сара лежит голая на траве и ее терзает бездомная собака. У него закружилась голова.
– Ты меня слышишь, Джейми? Я пришла сюда поговорить с тобой.
Ребра Сары, вжимающиеся в него, всегда его возбуждали, но сейчас она выглядела серьезно больной. Джейми задумался, не повредит ли он ее, если прижмет к себе. Он сел на пятки и провел кончиками пальцев по ее грудной клетке, а она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он понял, что похож на сумасшедшего, когда сидит вот так между ее ног и медитирует на ее ребра. Он понял, что и правда безумен.
– Ты же не любишь разговаривать, Сара. А мне противно слушать всю эту ерунду насчет того, как он делает тебе больно и какая ты несчастная, но никак не можешь уйти от него. Ты знаешь, как я тебя люблю. Я потерял это, когда ты ушла, я потерял рассудок, но ты пришла сюда, потому что тебе плохо. Потому что тыхочешь, чтобы добрый старый Джейми снял тяжесть у тебя с души. Ты ожидаешь, чтобы я надел на лицо улыбку, вытер твои слезы, одобрил твою глупость, дружески обнял тебя, а потом пошел домой и подрочил в носок.
Сара молчала и не двигалась. Джейми встал и подошел к столу. Он снял галстук и рубашку, повесил их на спинку стула. Он сел, не откидываясь назад, чтобы не помять рубашку, и снял ботинки и носки, аккуратно поставил их рядом со стулом. Снова встал, снял брюки и аккуратно положил их на сиденье стула, и под взглядом Сары снял трусы и положил их на брюки. Голый, он повернулся к ней и позвал: «Иди сюда».
Сара кивнула и встала, платье ее соскользнуло на пол. Она перешагнула его, не оглядываясь, и встала перед Джейми. Ее плечи были ссутулены, руки безвольно свисали.
– Ты правда хочешь это сделать?
– Да, правда. – Джейми легко поднял ее и усадил на стол, так что ноги ее повисли в воздухе. Она не отбивалась, когда он стащил с нее эти дурацкие трусы и бросил их в угол на дурацкое платье. Тело Сары было совершенно безволосым, и он понимал, что это не должно его удивлять. Этой скотине, ее любовнику, нравилось видеть ее умирающей от голода, с безволосой по-детски кожей, пока он учил ее. Джейми заметил, что ее волосы завязаны желтой лентой, сорвал ее и швырнул через комнату.
– Больно, – сказала она, как будто несколько выдернутых волосков – это больнее, чем ожоги, укусы и горячий воск, разливающийся по телу. – Почему ты хочешь это сделать?
– Потому что больше с тобой ничего не поделаешь, Сара.
Она гладила его волосы и шею.
– Ты мог бы поговорить со мной, Джейми. Я скучаю по нашим разговорам. Ты всегда говорил, что я придаю слишком большое значение сексу. Однажды ты сказал, что мог бы отказаться от секса, если бы благодаря этому больше времени оставалось на разговоры. Помнишь?
– Помню, – Джейми убрал ее ладони от своей головы, поднял ее руки и уложил ее на спину. – И посмотри, до чего меня это довело.
Она не издала ни звука, когда Джейми вошел в нее. В ее глазах были стыд, беспомощность и грустная нежность. Она принадлежала ему так, как никогда раньше. Понимание, что он действительно может сделать ей больно, всегда пробуждало у него твердое намерение не делать этого, но теперь ее ранимость ужаснула его; отвратительно, что она позволяет ему делать это с ней. И еще более отвратительно было, что она позволяла так многим мужчинам сделать это с собой столько раз. Просто лежала и позволяла себя иметь, как будто она пустое место!
От «Золофта» он долго не мог кончить. Трение было болезненным для него и, несомненно, приносило страдания ей. Она лежала тихо, молча глядя на него, пока он работал все напряженнее. Ничто не указывало бы даже на то, что она жива, если бы не слезы, сбегающие по щекам. Он закрыл глаза.
– Прости за то, что я делаю это с тобой, – сказала она. – Прости за то, что я заставила тебя ненавидеть меня. Я не знала. Не понимала. Я люблю тебя. Знаю, что это тебя не утешит, но все равно хочу, чтобы ты это знал.
– Тихо, – сказал он, и она замолчала. Он толкался сильнее, глубже, быстрее. Мышцы его бедер горели, он почти задыхался, но знал, что сейчас кончит. В этом не было удовольствия – только болезненное желание, чтобы это закончилось. И все кончилось. Он упал на ее острое маленькое тело.
