Текст книги "Исчезновения"

Автор книги: Эмили Бейн Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 52

Когда я схожу с поезда, Ларкин ждет меня, низко надвинув шляпу на глаза. Мы садимся в автобус, отвозящий посетителей Турнира, и усаживаемся на разных рядах. Он выходит, когда мы доезжаем до Стерлинга, и я спешу, чтобы не упустить его из виду. Следовать за Ларкиным по центру города неприятно, словно настоящее накладывается на прошлое как кусок испорченного стекла. Вот бензоколонка. Ателье, где я получил свою плохо кончившую форму. Универмаг Фитцпатрика. Новый кинотеатр и магазин содовой выглядывают как язвы. Тихие тротуары из моих воспоминаний запружены посетителями Турнира побратимов. Мы сливаемся здесь с толпой лучше, чем я мог надеяться.

Чем дальше отходим от города, тем толпа становится все реже, и мы срезаем путь через лес, чтобы держаться подальше от главной дороги. Я спешу, чтобы не отставать от Ларкина, который движется быстро, и, когда наконец выходим на пыльную проселочную дорогу, мне приходится сдержать крик.

Я узнаю дом – даже сейчас, хотя он почти полностью сожжен. Что-то темное поднимается у меня в груди и горле. Я никогда не хотел снова сюда приходить.

Здесь я в последний раз видел Джульет живой и состоялся наш последний разговор.

Я отворачиваюсь, когда мы проходим мимо дома.

– Стивен!

Я моргаю. Почти могу услышать страх в голосе моей приемной мамы Элеанор, когда я ворвался через парадную дверь и, наверное, выглядел так, словно готов убить кого-то. Я бежал весь путь домой от озера в тот день, все еще пылая яростью от сказанного мне Матильдой на дороге. Снова у Джульет было то, чего у меня не было. Она вернула свое отражение.

Но все оказалось еще хуже, чем просто это. Она отказалась от меня, отрицала, что у нас одна кровь. Она сказала это даже своей самой близкой подруге.

– Все нормально? – спросила Элеанор.

Я проигнорировал ее вопрос и взлетел по ступеням. Ноги у меня сильно тряслись после бега. Даже после многих лет, потраченных на их укрепление, они все еще могли подвести меня.

Джульет вздрогнула, когда я вошел в ее комнату. Ее чемодан лежал на кровати. Как только она повернулась ко мне, я заметил свежую царапину на щеке.

Сначала она улыбнулась, увидев меня, но потом, когда заметила выражение моего лица, ее улыбка погасла.

– Ты тоже пришел присоединиться к охоте на ведьм? – горько спросила она, отворачиваясь. – Если не слышал, все ненавидят меня.

Она кинула одно из своих платьев в чемодан.

– Ну, – прохрипел я, в горле было сухо, как в пустыне, – может, ты это заслуживаешь.

– Стивен! – Стопка свежевыстиранных рубашек выпала из ее рук. – Что ты имеешь в виду? – Она смотрела на меня с недоумением, которое сводило меня с ума. Я сжал зубы.

– То есть я знаю, что в последнее время мы утратили прежнюю близость… – начала она, снова отворачиваясь к чемодану, но я больше не мог выслушивать ее снисходительные слова.

– Знаешь, каково было расти рядом с тобой? – спросил я, прижавшись к стене. Я чувствовал, что опасно так близко подобраться к этому вопросу. Спрессованные, накопившиеся годы ярости, горячие и плотные, как угли. – Ты даже никогда не думала, каково это было для меня. – День за днем махать ей на прощание из окна, когда она убегала в школу. Проводила дни, смеясь с друзьями и учась у настоящих учителей. Бегала домой на идеально сильных ногах. – Было достаточно сложно расти изолированным калекой, без того, чтобы ты бросала мне свою жизнь в лицо на каждом повороте.

Она в изумлении уставилась на меня.

– Я… – Она тяжело села на кровать. – Откуда все это?

– Но этого было недостаточно, не так ли? – продолжал я. – Ты взяла мой чертополох для вариантов. – Потрясение на ее лице проявлялось все сильнее. Словно она даже и не помнила, откуда взялся чертополох. – Этот чертополох мог стать единственным, что наконец заставило бы людей увидеть меня. Но тебе все это нужно было только для себя самой.

– Стивен…

– А потом Матильда. – Я подошел на шаг ближе к ней. Сжал кулаки так сильно, что на следующий день они будут в синяках.

Она покачала головой, притворяясь глупой. Однако Джульет была кем угодно, но не дурой.

– При чем тут может быть Матильда? – спросила она.

Матильда, милая Матильда, девочка, которая приходила домой с Джульет так часто, что практически выросла в нашем доме. Единственный человек не из моей семьи, кто когда-либо по-настоящему говорил со мной. Единственный человек, включая мою семью, кто когда-либо слушал то, что говорю я.

Я бы любил ее. Я бы хорошо о ней заботился.

Но Джульет решила сама толкнуть Матильду прямо в объятия Малкольма.

– Скажи мне, дорогая Виола, – я почти выплевываю эти слова ей в лицо, – почему Матильда думает, что я – твой сводный брат?

Джульет замерла. Краткая вспышка вины, пробежавшая по ее лицу, подтвердила все, что я уже знал. Она скрывала, кем я ей приходился. Потому что даже с самого детства она стыдилась меня.

– Дело было не в… тебе… – запинается она, словно читая мои мысли. – Я не хотела, чтобы люди узнали о нем. В тюрьме. За ограбление могил. – Ее губы кривятся в отвращении. – Поэтому я сказала, что сирота, и взяла фамилию Элеанор. Но ты оставил фамилию Шоу. – Я получил маленькое удовлетворение, увидев, как краснело ее лицо в мучениях, пока она пыталась объясниться. – Все просто решили, что мы не родственники. Ты не был в школе, казалось, не имело значения, когда я не поправляла людей. Но… мне надо было бы это делать. По крайней мере, сказать Матильде. Она бы поняла. – Глаза Джульет умоляли меня. – Пожалуйста, постарайся понять.

– Я больше никогда не хочу тебя видеть, – сказал я и, хотя не знал, что так оно и произойдет, имел в виду именно это. – Так, может, остальные в Стерлинге правы, – произнес я, дрожа. – Может, мы все совершенно правы, что ненавидим тебя.

– Стивен, – лицо ее стало пепельным, – мне так жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль.

Но это была не совсем правда. Потому что, упаковав сумки, она уехала и больше не оглядывалась. Моя единственная сестра-близнец. Тысячей разных предательств за многие годы она оставляла в моей душе мелкие порезы, но это оставило самую глубокую рану.

– Ты идешь? – спрашивает Ларкин, оборачиваясь ко мне на развилке и прерывая мои мысли.

Я не осознал, как сильно замедлил шаг.

– Не могу понять, где мы, – говорю. Тянусь к успокаивающей фигурке птички в кармане. Пробегаю пальцами по гладкой поверхности ее спинки. – Даже не знаю, где живут Клиффтоны.

Ларкин кладет мешочек с вариантами Гипноза в мою руку и улыбается.

– Я знаю.

Глава 53

Бури, которые я взяла у Джорджа, ослабевают всего через милю. Когда закат разгорается на небе, я перехожу на обычный шаг и теперь словно бегу по воде.

Я хотела бы, чтобы кто-нибудь проехал по дороге и подвез меня к Клиффтонам побыстрее. Хочу быть в безопасности, дома, с закрытыми дверями и горящим камином. Рассказать доктору и миссис Клиффтон то, что узнала о Стивене. Убедить себя, что этот странный, удушающий страх – всего лишь чрезмерная реакция нервов после долгого дня.

Потом вижу, что прямо за поворотом кто-то стоит, и ее длинные светлые волосы струятся из-под шляпы, а огорчение заметно даже с расстояния. Она стоит, опираясь о черную машину, изучая ногти, пока кто-то – возможно, водитель – возится на корточках рядом со сдувшимся колесом.

– Элиза, – зову я хриплым голосом и отчаянно машу ей, пока она не перестает рассматривать ногти и не смотрит на меня со смесью подозрения и удивления.

– Что ты здесь делаешь? – говорит она, поднимая брови и осматривая мои испачканные в грязи ноги.

– У тебя есть Бури? – спрашиваю, не отвечая на ее вопрос. Холодный страх все еще наполняет мое тело. – Пожалуйста, – говорю я умоляюще. – Они нужны мне. Это очень важно.

– Нет, – говорит Элиза и теперь смотрит на меня как-то странно. – Если бы они у меня были, я бы сама воспользовалась ими, чтобы встретить маму с поезда. Вместо того чтобы стоять здесь. – Она поправляет шляпу и встряхивает светлой волной волос. – Очевидно же.

У меня внутри все опускается. Я совсем забыла о телеграмме. Элиза все еще думает, что ее мама возвращается домой сегодня.

«Тебе не нужно рассказывать ей, – звучит сдавленный голос в моей голове. – Никто никогда не узнает. Не трать на нее время. Иди домой и убедись, что все хорошо».

Подчиняюсь этому голосу и поворачиваю в направлении дома Клиффтонов, не проронив больше ни слова.

Но едва делаю два шага и резко возвращаюсь. Не могу так поступить.

– Элиза, – вырывается у меня, – мне нужно кое-что тебе сказать.

Не так я себе это представляла. Я хотела, чтобы Элизе было так же больно, как и мне, чтобы она узнала, каково это, когда мама разочаровывает или вызывает смущение. С ужасом понимаю, насколько сильно хочу избавиться от этой части своей натуры – той, что выбрала горечь, которая делает меня больше похожей на Стивена и меньше – на маму или Клиффтонов.

Чувствую дорожную пыль во рту и начинаю дрожать.

– Твоя мама не придет, – сознаюсь я. – Она послала телеграмму, а я… взяла ее. Она сказала, что наметился аукцион и она не приедет. Извини.

Элиза холодно разглядывает меня.

– Что? – спрашивает она.

Я сражаюсь с последней каплей гордости, пытаясь ее задушить.

– Знаю, это было ужасно, и не знаю, почему я так поступила. Извини, – повторяю.

Рот Элизы открывается. Мои слова лишили ее дара речи.

– Ты во многом была права, – говорю. – Надеюсь, когда-нибудь простишь меня.

Прежде чем Элиза приходит в себя, поворачиваюсь и пускаюсь бежать, пока она и ее сломавшаяся машина не исчезают из виду. В боку пронизывающая боль.

Но я заставляю себя бежать дальше.

Замедляю бег до трусцы, когда замечаю железные ворота Клиффтонов. Заходящее солнце разбрасывает над головой золотые, розовые и оранжевые лучи. К тому времени, как добираюсь до круговой подъездной дорожки, покрытой гравием, заметно хромаю.

Я уже знаю: что-то не так. Дом выглядит необычно тихим, словно задержал дыхание. Из трубы не идет дым. Свет выключен. Все слишком темное.

Забираюсь по последней ступеньке ко входной двери, когда слышу звуки, летящие из сада.

Воздух разрывает крик Миссис Клиффтон.

***

Я кидаюсь в сад. Когда сворачиваю за угол, останавливаюсь как вкопанная.

Уилл стоит прямо за каменной стеной. Выражение его лица не меняется, когда он видит меня. Между нами, спиной ко мне, стоит мужчина, одетый во все черное. В одной руке он держит темные мерцающие варианты, а в другой – вырезанную из дерева птичку. Я не вижу его лица, но знаю, кто это должен быть.

Он нашел нас, как птица из сна Майлза.

Брат-близнец Джульет.

Мой дядя.

Стивен.

Я падаю вниз за стеной, когда он начинает поворачиваться в моем направлении. Мои легкие горят, но я затаиваю дыхание, чтобы не издать ни звука. Вдруг не могу вспомнить, положила ли обратно в карман мою последнюю проигравшую звезду или она бесполезно лежит на полу моей комнаты.

Я, должно быть, спряталась вовремя. Голос Стивена звучит в другой стороне от того места, где притаилась я. Подбираюсь ближе к стене, бесшумно пробегая по ней пальцами, пока не нахожу глазок.

Смотрю в него и заставляю себя придумать план, что делать дальше.

– Матильда, – говорит Стивен мягко, – Малкольм, – его голос становится жестче. – Я спрошу вас еще раз, а потом добавлю стимул, чтобы вы захотели сотрудничать. – Он показывает на варианты в руке. Они цвета грифеля, и я их не узнаю. Но вижу, как Уилл замирает, взглянув на них.

– Не нужно никому угрожать, Стивен, – говорит доктор Клиффтон. Еле заметные капли пота появляются у него на лбу. Его очки съехали с переносицы вниз. – Теперь попрошу тебя покинуть мою собственность, пока я не вызвал полицию.

Я шарю пальцами в кармане в поисках звезды, и сердце екает. Ничего, кроме ткани, не чувствую. Хочу кричать.

Где Майлз?

– Конечно, – говорит Стивен доктору Клиффтону. – Понимаю. – Он прикрывает ладонью варианты грифельного цвета и возвращает руку в карман. Как странно видеть в нем маму, когда он поворачивается в профиль – черты, которые в ней всегда означали мягкость и защиту, теперь, на его лице, выглядят колючими и искаженными. На мгновение кажется, что он намеревается уйти и что все, возможно, закончится хорошо.

Но потом он разворачивается, вскидывает руку из кармана и, прежде чем я могу крикнуть, бросает в воздух дождь вариантов.

Они ударяют миссис Клиффтон прямо в лицо.

– Матильда! – кричит доктор Клиффтон, и звук ее имени розносится эхом, а я думаю в оцепенении: «Она даже не может его слышать».

Миссис Клиффтон моргает несколько раз. Ее глаза стекленеют, словно она только что очнулась от глубокого сна и все еще где-то на границе между явью и сном.

«О», – понимаю я. Пыль грифельного цвета. Варианты Гипноза.

– Матильда! – доктор Клиффтон бросается на Стивена, сильно толкая Уилла. – Уилл, беги! Давай!

Но Уилл не убегает. Он восстанавливает равновесие и кидается на Стивена сразу за отцом.

Стивен слишком быстр для любого из них.

Он кидает еще одну горсть вариантов грифельного цвета на доктора Клиффтона и Уилла, словно окутывая их сетью. Уилл перестает бежать. Темная голубизна его глаз светлеет, а потом становится пустой. Что-то внутри меня соскальзывает, словно снятый якорь.

– Оставайтесь там и не двигайтесь, – приказывает Стивен доктору Клиффтону и Уильяму, и они мгновенно подчиняются. Я застыла на месте, в ужасе наблюдаю. Закрываю рот рукой, чтобы не издать ни звука.

Где Майлз? Я чуть не всхлипываю от облегчения, когда пальцы чувствуют лезвие, достаточно острое, чтобы пустить кровь. Это красивый спасительный кончик моей звезды, торчащий из обертки. Сердце колотится, когда рука сжимается на ней.

Я убью Стивена, прежде чем он доберется до Майлза.

– Малкольм, – спрашивает Стивен, – теперь скажи мне: где девочка?

Малкольм сразу же отвечает монотонным голосом.

– В доме Макельроев.

Я резко втягиваю воздух.

– И у кого-то из детей есть Камень Елены?

Доктор Клиффтон моргает.

– Я не знаю, что это.

Камень Елены? Я верчу в пальцах кольцо, ощущая горящий на моей груди металл под одеждой. Почему он так отчаянно нужен Стивену? Это должно быть что-то большее, чем простая безделушка, если он готов зайти так далеко, чтобы получить его.

Значит, мне нужно сделать так, чтобы он его не получил.

– Неважно, – говорит Стивен нетерпеливо. – Виктор, где дом Макельроев?

– Я покажу тебе, – говорит второй голос. Другой мужчина выходит из тени.

Это Виктор Ларкин.

Я должна спрятать мамино кольцо. Внезапно мысли проясняются, и я точно знаю, куда его положить. Мне нужно найти идеальный тайник Майлза, где кольцо лежало несколько месяцев. Начинаю лихорадочно ощупывать стену в поисках полки. Ужас пробирается вниз по моему позвоночнику как зазубренный нож, как только пробегаю пальцами по камням. Нащупываю пролом, но, когда засовываю туда руку, он слишком неглубокий. Сердце неистово бьется, пока продолжаю искать.

Прошла минута, может, две, когда моя кровь неожиданно леденеет. Инстинктивно понимаю, что за стеной слишком долго было тихо.

Подбираюсь обратно к глазку.

Они, должно быть, задали Уиллу вопрос, но я не услышала ответа.

Клиффтоны стоят в ряд, застывшие, как куклы.

И все они повернулись и смотрят прямо на мое укрытие.

– Здравствуй наконец, Айла, – мягко говорит Стивен.

Он стоит прямо за мной.

Я резко поворачиваюсь и кричу, отползая от новой горсти вариантов, которые он вытащил из кармана. Он приближается ко мне, а я спотыкаюсь, внезапно замечая его левое ухо.

Еще один ужас, открывшийся для меня.

На кончике уха у него шишка, точное отражение моей.

Это последнее, что вижу, прежде чем он покрывает меня вариантами Гипноза, они падают вокруг меня как хлопья пепла, и тогда я понимаю, что он выиграл.

Глава 54

– Она меня видела здесь? – рычит Ларкин. – Никто не должен был застать меня тут.

– После сегодняшней ночи не будет иметь значение, что она видела, а что – нет, – бормочу.

Пытаюсь скрыть дрожь каждый раз, когда смотрю на Айлу. Те же серые глаза, острый подбородок, темные золотисто-каштановые волосы. Словно это Джульет в прошлом.

Как только ее глаза становятся стеклянными, приказываю ей присоединиться к другим. Она двигается не так быстро, как Клиффтоны.

– Иди, – рявкаю на нее. Она занимает свое место в конце ряда, и я рассматриваю ее руки. Она полная копия Джульет, кроме пальца, на котором у сестры всегда было кольцо.

Его там нет.

Чертыхаюсь. Что-то красное начинает пульсировать за моим правым глазом.

– Где Камень Елены? – Трясу ее так сильно, что ее голова откидывается назад. – Где кольцо, которое всегда носила твоя мама?

Почти вижу проблеск чего-то в ее глазах, но это невозможно. Она сглатывает и отвечает монотонным голосом:

– Оно у отца. Он на войне.

Я борюсь с желанием заорать.

Но, говорю себе, по крайней мере, если Камень далеко отсюда, он не может окончить Проклятие. Смаргиваю красную точку и пытаюсь решить, что делать дальше, когда на кухне внезапно загорается свет.

Ищу последний мешочек с вариантами Гипноза. Высыпаю их на открытую ладонь, готов кинуть их и роняю пустой мешочек на траву. Поворачиваюсь, чтобы поприветствовать нашего последнего игрока.

– Миссис Клиффтон! – зовет голос мальчика, полный страха, когда он открывает заднюю дверь. – Думаю, что-то не так с Женевьевой… – Он видит нас и останавливается.

Я смотрю на него. Если Айла – это Джульет, то этот ребенок – я.

– Майлз, – говорю тихо, – подойди.

Но его глаза вдруг расширяются. Он увидел что-то позади меня, и я инстинктивно вздрагиваю. Поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть летящую вспышку серебра.

Поднимаю руки, чтобы закрыть лицо, прямо на пути чего-то колющего. Острые как бритва концы звезды врезаются мне в руку.

Я кричу. Такая режущая, жгучая боль, о которой я даже не знал.

Заставляю себя посмотреть вниз. Вижу с недоумением то место, где раньше были три моих пальца. Теперь они валяются где-то на земле вместе с последними вариантами Гипноза, просыпанными и бесполезными.

А потом льется кровь, такая теплая, и гремит в ушах.

Мои руки, сказал я Финеасу. Я всегда хорошо работал руками.

Я не позволяю себе снова посмотреть вниз. Не хочу видеть, насколько все плохо.

«Как, – путано думаю я, – девочка проскользнула сквозь силу вариантов Гипноза, когда никто другой не мог?»

Ларкин думает о том же самом. Его лицо темнеет, когда он надвигается на Айлу и рычит:

– Как ты это сделала?

Она вскрикивает от ужаса, а он тащит ее через лужайку, потом привязывает к стулу своим ремнем и затягивает его так, что ее дыхание прерывается.

Все происходит как во сне, и я стою какое-то мгновение ошеломленный, шатаясь от боли, а потом срываю пальто и заматываю его вокруг руки, чтобы остановить кровотечение.

– Майлз, все будет хорошо, – говорит девочка снова и снова, пока Ларкин наконец не закрывает ей рот платком.

– Нужно заняться твоей рукой. Она тяжело тебя ранила, – говорит он мне. – Хорошо, что не попала в яремную вену.

– Мне нужен врач, – говорю.

– Так давай заберем то, за чем пришли, – нервно говорит Ларкин и берет флакон. – Не могу рисковать, чтобы кто-то узнал, что я здесь был.

Я достаю птичку и снова баюкаю руку.

– Придется тебе это сделать.

Когда поднимаю взгляд, он не двинулся к Айле.

Он стоит рядом с Матильдой.

Она улыбается самой милой улыбкой и начинает говорить что-то, что я не могу разобрать, но он не дает ей закончить. Втыкает иглу ей в шею и опустошает шприц.

Что-то внутри меня одновременно увядает и взрывается, когда он вытаскивает шприц, чтобы наполнить флакон со Спокойствием. Это не жидкий коричневый цвет Лоретт или желый с пятнами, который, как Ларкин описывал, был у наркоманов. Спокойствие Матильды такое розовое, почти золотое. У меня кружится голова. Кровь течет по руке.

Крик Айлы заглушен, когда она пытается высвободиться, и слезы текут по ее щекам.

– Айла, не плачь, – умоляет Майлз, его собственный голос дрожит, и смотреть на него – словно смотреть на себя в прошлом.

Я не ожидал, что он окажется так похож на меня.

Делаю неровный шаг. Не так должно было все произойти. Я должен был любить Матильду, а не уничтожить ее, пусть даже она уничтожила меня, и Джульет должна была отправить Камень, а Финеас должен был жить.

Моя красивая Матильда, моя маленькая рыжая птичка лежит на земле.

– Что ты наделал? – рычу на Ларкина.

– Не беспокойся, Стивен, – говорит он, оставляет первый флакон на траве и достает другой. – Я найду тебе хорошего врача.

Я любил только трех человек за всю мою жизнь.

И двое из них теперь мертвы.

А Ларкин сейчас сделал так, что последняя исчезла навсегда. Ее Спокойствие кружится, как галактики, во флакончике в его руке.

– Матильда, – говорю срывающимся голосом, – если бы ты только выбрала меня, все было бы совсем по-другому.

Потом поворачиваюсь и стреляю Виктору Ларкину в сердце.