Текст книги "Исчезновения"
Автор книги: Эмили Бейн Мерфи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 17
Я переворачиваю свою комнату вверх дном. Пробегаю пальцами по всем поверхностям и углам в ящиках стола, перетряхиваю простыни, проверяю стоки. Подумываю попросить запрещенное использование Внутреннего взора, чтобы проверить свою память, но мне он не нужен. Я отчетливо вижу, как открываю замочек цепочки и сворачиваю ее, как всегда, потом кладу ожерелье на ночной столик, чтобы оно не обмоталось вокруг шеи, пока сплю.
Даже когда снимаю наволочки с подушек в последний раз, знаю, что маминого ожерелья там нет.
Холодок пробегает вниз по позвоночнику, словно пальцы по клавиатуре пианино.
Кто-то вошел в комнату и забрал его, пока я спала.
Надеваю помятое шерстяное платье, которое оставила валяться на полу, и резко открываю дверь.
Майлз. Конечно, это должен быть Майлз.
Направляюсь в сад позади дома, где брат пропадал прошлую неделю, играя с моделью самолета, построенной вместе с доктором Клиффтоном. Но сейчас он стоит рядом с западной каменной стеной сада, самолет лежит перевернутый в траве, и одно крыло у него изогнуто, как сломанная рука. Он держит что-то в ладошке, и серебряная нить надежды пробегает по моим венам.
Но, когда он поворачивается, я вижу только остатки лепестков цветка. Он срывает нежные гроздья розовых и белых цветов хелоне и отделяет головки от стеблей. Это любимые цветы миссис Клиффтон.
– Майлз. – Мое сердце гремит в груди. Я даже не буду сильно злиться на него, если он взял ожерелье. Хотя оно у меня было только несколько недель, я так привыкла ощущать его на коже, что чувствую себя странно неуютно без него. Пока иду к Майлзу, моя голова начинает болеть.
– Что? – Он прячет лепестки за спиной. Остальные улики разбросаны как рваные лоскутки по саду Клиффтонов.
– Ты взял мое ожерелье, – спрашиваю, – то, с маминым кольцом?
– Нет, – говорит он, но избегает смотреть мне в глаза.
– Майлз, не лги, – говорю резко и делаю еще шаг по направлению к нему.
– Наверное, оно где-то в твоей комнате. – Он прищуривается и смотрит на лепестки у своих ног. – Может быть, – ухмыляется он, – оно с твоим дротиком, ленточкой и всеми твоими любовными стишками о Диксоне Фейервезере.
Я хватаю его за плечи и трясу так сильно, что зубы у него стучат, и понимаю, что касаюсь его впервые за много лет.
– Не смешно, – шиплю я. – Перестань выделываться хоть на одну минуту и скажи правду.
Он смотрит на меня так, будто я его ударила.
– Нет, – произносит он тихо, – я не знаю, где оно.
Я отпускаю его маленькие плечи, и он сразу же убегает. Наблюдаю за его хохолком, пока он не добегает до кур и они не разлетаются, кудахча, в разные стороны. Когда закрываю глаза, то почти вижу мамино недовольное выражение лица: она бы пошла за ним, а я бы отправилась в комнату и добавила еще одну борозду на полу.
Слезы жгут глаза. Между мной и Майлзом все останется по-прежнему, что бы ни изменилось вокруг нас.
Я нахожу миссис Клиффтон в солнечной комнате, она раскладывает бобы в ряд сияющих стеклянных банок для консервации.
– Можете помочь мне? – спрашиваю. – Я потеряла свое ожерелье.
Вместе с Женевьевой она помогает мне разобрать и снова застелить кровать, поднять матрас, отодвинуть шкаф с одеждой от стены. Доктор Клиффтон и Уилл присоединяются к поискам в других комнатах дома.
– Мне так жаль, дорогая, – говорит миссис Клиффтон в конце концов, вставая с места, где она на коленях смотрела под столом. Ладонями она отводит назад волосы. – Я знаю, что ожерелье имеет для тебя особую ценность. Уверена, оно найдется.
– Наверное, я просто где-то положила его, – говорю. Это ложь, но мне не хочется, чтобы она думала, что я обвиняю кого-либо. Я борюсь со слезами, а потом отправляюсь в сад.
Изучаю поврежденные временем кирпичи дома и дерево, чья огромная ветвь тянется прямо к окну.
Мое ожерелье не просто исчезло. И это значит: либо вор проник в мою комнату посреди ночи и украл его, пока я спала, либо кто-то в доме Клиффтонов лжет мне.
Сейчас не могу решить, что из этого хуже.
***
Когда дохожу до школьного поля для моих первых тренировок по «Звездам», миссис Перси уже там, прикрывает лицо от солнца, держа прямоугольную металлическую коробку на сгибе руки. Моя голова гудит от боли, которая не проходит с тех пор, как три дня назад потерялось мамино ожерелье.
– Давай начинать, – говорит миссис Перси. Я помогаю ей поставить на краю поля нечто вроде цели для стрельбы из лука. Шесть линий отходят от яблочка в центре, и я с облегчением вздыхаю. Если «Звезды» похожи на дартс, есть шанс, что я неплохо с ними справлюсь.
Но потом миссис Перси начинает навешивать тонкие проволочки перед целью. Она продевает серебряную и красную свечи в первый узел на проволоке, два стеклянных сосуда с водой – в узлы по обеим сторонам. Они достаточно легкие, чтобы свободно качаться на слабом ветру.
– Ну, начнем? – спрашивает миссис Перси. По моему кивку она дает мне пару плотных белых перчаток. – Меры предосторожности, – объясняет она. – Нам ведь не нужны случайно отрезанные пальцы в первый же день.
Она подмигивает. Я переношу вес с одной ноги на другую и нервно смеюсь. Уже начинаю потеть. Сейчас нет времени думать о мамином ожерелье, если хочу оставить в целости и сохранности все конечности.
– Боюсь, я не много знаю о «Звездах», – признаюсь я. – Может быть, лучше начать вам.
– В действительности все просто. – Миссис Перси натягивает свои перчатки светло-лавандового цвета, потом с треском открывает металлическую коробочку. Внутри лежит аккуратный набор серебристых звезд, каждая размером примерно с мою ладонь. Их концы сияют, острые как бритвы.
– Всего три раунда, в каждом раунде бросают три звезды, – объясняет она. – Это значит, что у тебя есть девять шансов набрать очки. За каждую звезду, попавшую в цель, получаешь очки, и чем ближе к яблочку попадаешь, тем больше очков.
Я киваю.
– Но по-настоящему хорошо – попасть в висящую свечку с такой силой, чтобы звезда прорезала воск, свеча упала и подожгла топливо под целью. Прямое попадание в яблочко – пятьдесят очков. Если успешно зажжешь топливо – сто пятьдесят. Честно говоря, – продолжает миссис Перси, прищурившись, – не рассчитывай, что это произойдет. За всю историю турнира такое случилось только дважды. Тебе нужно лишь избегать попадания в эти флаконы с водой, которые висят по обеим сторонам свечи. Если они разобьются или прольются, то теряешь очки – и, скорее всего, пламя свечи погаснет.
– Поняла. – Я плотно натягиваю перчатки. – Никогда не слышала об этой игре.
– Эта версия «Звезд» появилась в Коррандере, – говорит миссис Перси. – Турнир отдает предпочтение традиционным играм, но с несколько неожиданным поворотом.
Это имеет смысл. Описание, подходящее самим городам-побратимам.
– А, кое-что еще, – добавляет миссис Перси, – в третьем раунде цель будет двигаться.
Мое всевозрастающее беспокойство, должно быть, очень заметно, потому что миссис Перси быстро ставит меня напротив мишени и демонстрирует правильный бросок.
– Главное – хорошенько прицелиться и правильно двигать кистью руки, – объясняет она. – Тебе нужно взять звезду за кончик и придать максимально возможную вращательную силу, когда отправляешь ее в полет. – Она несколько раз демонстрирует мне движение, прежде чем бросить первую звезду, которая прорезает воздух и попадает в цель.
– Нам придется поэкспериментировать и понять, какой стиль лучше всего тебе подходит: из-за плеча или от бедра.
Миссис Перси передает мне звезду. Она тяжелее и тверже, чем я предполагала. Совсем не похожа на папины маленькие, с грузиком дротики дартса, которые помещаются в мои ладони, как камешки для бросков.
Я осторожно дотрагиваюсь до кончика звезды пальцем в перчатке.
– Они кажутся… – колеблюсь. – Похоже, они могут быть опасными.
Выражение, пробегающее по лицу миссис Перси, не очень-то успокаивает.
– Да, именно так, – подтверждает она. – Брошенные в человека – с целью самозащиты, конечно, – они даже могут быть смертельными.
В целях самозащиты.
– Теперь, – говорит миссис Перси, и я выхожу на линию, – давай начнем.
***
Во время нашей карточной игры вечером в четверг замечаю, что у Майлза выпал еще один зуб. Мне все еще неприятно из-за того, что я поссорилась с ним из-за маминого кольца, и он с тех пор мне и слова не сказал.
– Майлз, – говорю после игры, желая помириться, но он игнорирует меня и закрывает дверь в свою комнату. Я готовлюсь пойти в кровать, принимаю таблетку аспирина от головной боли, которая словно не собирается уходить, и нащупываю под подушкой звезду, чтобы убедиться, что, завернутая в тряпку, она все еще там. В голову приходит идея.
Достаю мамину книгу. В ожидании, пока Майлз пойдет спать, нацарапываю несколько заметок в моем новом списке.
Запахи:
Ты лишишься своего прежнего запаха.
«Как вам это понравится»
Глаза без чувства,
Чувство без зрения,
Уши без рук или глаз,
Нюх без всего.
«Гамлет»
Когда луна висит низко и ярко светит между ветвями дуба за моим окном, я пробираюсь в комнату Майлза с пятью центами в руке. Он не привлекал внимания к новому выпавшему зубу, и я не уверена, что миссис Клиффтон заметила. Может быть, вклад в новый комикс «Подводник» поможет залатать дыру между нами. Аккуратно отрываю лист бумаги из лежащего открытым на полу рядом с его кроватью блокнота и пишу:
Простишь меня?:(
Люблю тебя.
Твоя сестра
Майлз спит, уголки его рта опущены, волосы на лбу примялись. Его рука держится за край одеяла. Когда Майлз шевелит губами, я с завистью пытаюсь угадать, снятся ли ему сны.
К счастью, он спит крепко. Просунуть монетку и записку под подушку, на которой лежит его голова, не так легко, как представлялось. Нащупываю там зуб, как и надеялась, и достаю его в качестве обмена.
На пути к двери останавливаюсь около его блокнота с набросками. Теперь, когда верхняя страничка вырвана, вижу рисунок и подпись под ним. Наклоняюсь, чтобы лучше его рассмотреть.
С облегчением вижу, что первый рисунок – что-то другое, не могила мамы. Вместо этого там набросок крылатой зубной феи. Она несет сумочку, переполненную зубами, и едет в карете, сделанной из скорлупки лесного ореха.
Переворачиваю страницу.
«Мама, – написал он, – не знаю, видишь ли ты это оттуда, где ты сейчас. Но я подумал, тебе бы понравилась загадка».
Он нарисовал маленькую, похожую на живую лягушку мшистых оттенков зеленого и коричневого. Под ней написал:
Почему лягушки такие счастливые?
(Они едят все, что жужжит рядом с ними!)
Какой любимый напиток лягушек?
(Квак-а-кола!)
Квак-а-кола. Это так… глупо. Я давлюсь всхлипом, который приходит ниоткуда. Он так аккуратно нарисовал маленькую лягушку своими вариантными карандашами – маме бы понравилось. И я забыла о скорлупках лесных орехов. Когда бы мы ни находили пустую скорлупку в саду, она говорила нам, что, должно быть, ее оставила зубная фея. Слезы текут по моим щекам, дыхание прерывается, потому что я пытаюсь плакать, не издавая ни звука.
Хочу вернуть ее кольцо.
Хочу вернуть ее.
Закрываю блокнот и возвращаюсь в свою кровать, лежу и плачу в подушку. И хорошо, и больно, словно что-то плотное и колючее расправляется в груди. В конце концов сажусь и вытираю лицо рукавом, когда слышится легкий стук в мою дверь. Быстро провожу рукавом по щекам и носу, вытирая остатки слез. Потом накидываю одеяло на плечи и в последнюю минуту хватаю звезду из-под подушки.
– Да? – Я чуть-чуть приоткрываю дверь.
Уилл стоит передо мной, весь в черном. Волосы у него снова короткие.
– О, ты… – Он поражен, когда смотрит на мои глаза, которые, должно быть, покраснели. – Прости. Могу зайти попозже.
– Нет. – Я пытаюсь улыбнуться и открываю дверь шире. – Все нормально. Что ты хотел?
Он остается в коридоре, но наклоняет голову и долго смотрит на меня.
– Хочешь кое-куда пойти со мной? – наконец спрашивает он. – Там относительно безопасно и туда не совсем разрешено ходить.
Я шмыгаю носом. Хочу быть в любом месте, только не одна в этой комнате.
– Да, – отвечаю.
– Одевайся, и я зайду за тобой через десять минут. – Он улыбается. – Я рад, что ты готова пойти. Твоя комната – между прочим, мой путь побега.
Глава 18
Заплетаю волосы в косу вокруг головы, надеваю штаны и ботинки и достаю из шкафа пальто, где я его нашла ранее на неделе. Оно из плотной шерсти темно-вишневого цвета. Миссис Клиффтон сказала, что эта вещь из тех, что стали ей малы, но я знаю, что это неправда: я видела его в ателье Финча в наш первый день в городе.
Открываю дверь после легкого стука Уилла, и он входит в мою комнату.
– Чересчур яркое. Тебе нужно его снять, – сразу же говорит он, закрывая за собой дверь. – Я про пальто, – поясняет он, вспыхивая. – Чтобы по дороге мы могли слиться с окружающей местностью.
– О… – Я неохотно возвращаю пальто в шкаф, последний раз пробегая рукой по красному рукаву. Уилл выключает свет, так что мы можем видеть только яркую пятнистую луну, скорее желтую, чем белую. Потом он достает из кармана мешочек.
– Угольки, – объясняет он и рассыпает их над моими головой и руками. – Никакого пальто не нужно.
Потом настает очередь вариантов Ночного зрения. Он вытаскивает пробку и намазывает немного сияющей пасты на кончики пальцев.
– Закроешь глаза? – Он ступает вперед, пока не стоит достаточно близко, чтобы я почувствовала его дыхание, смазывает мои веки Ночным зрением. Приятный трепет пробегает по мне от прикосновения его пальцев, легкого как перо, и остается после того, как он применяет Ночное зрение к себе и снова закрывает флакончик.
Он забирается на сиденье у окна, беззвучно поднимает окно и выпрыгивает на торчащую ветвь дерева. Потом поворачивается и протягивает мне руку.
Я моргаю и смотрю на него в удивлении, вокруг и мимо Уилла, пока мои глаза приспосабливаются к темноте. Вижу все в серебристых очертаниях, на оттенок светлее, чем тени и контуры, словно мир тускло подсветили.
Уилл улыбается, и улыбка его словно яркий день.
– Мы воспользуемся Бурями? – шепчу, беру его за руку и ступаю на ветвь. Мне приходится прижаться к нему, чтобы он мог снова закрыть окно.
– Еще нет, – говорит он, и, видимо, на моем лице написано разочарование, потому что он добавляет: – Обещаю, скоро сможешь их попробовать.
Мы слезаем вниз по дереву, и я радуюсь, что потратила столько времени, забираясь по дубу, который высился над маминым садом на заднем дворе.
– Ты и в самом деле умеешь лазать, – говорит он, когда я спрыгиваю с нижней ветви.
– Впечатлен? – спрашиваю, но надеюсь, что он впечатлен не настолько, чтобы больше не попытаться взять меня за руку.
Мы держимся в тени, и Уилл находит самую низкую часть садовой стены, чтобы мы могли перепрыгнуть ее. Идем в направлении города и школы. Ночной воздух достаточно прохладный, чтобы дыхание вырывалось белым паром, но Угольки работают хорошо. Я ощущаю тепло, сияющее, такое же уютное, как если бы я была завернута в одеяло и сидела у огня.
Мы движемся достаточно быстро.
– Куда мы идем? – наконец спрашиваю я.
– Сюда, – говорит Уилл, и на развилке мы поворачиваем в ту сторону, которая уводит нас дальше от города. – Там есть поляна, немного дальше, за школой.
– И мы идем туда посреди ночи?
– Только мы и несколько дюжин наших самых близких друзей, – он косится на меня, – и врагов.
– И часто ты встречаешься с большими группами людей посреди ночи?
– Да, если это значит, что мы будем устраивать гонки с Бурями.
– С Бурями, которые вне закона, имеешь в виду?
Он вскидывает бровь.
– Не вне закона. Их просто убедительно рекомендуют не использовать.
– Поэтому-то мы и выбираемся туда, не сказав твоим родителям…
– Да, – говорит он, – хотя, думаю, они знают больше, чем показывают. Пока они ничего не сказали. Но если я приду на завтрак со сломанной конечностью, то попаду в неприятности, это точно.
Мы проходим мимо школы, огромной и темной в ночи, и пересекаем соседний со школой сад. Яблоки тяжело висят на ветках, как чересчур большие украшения.
– Полуночный перекус? – Уилл срывает несколько плодов, когда мы проходим мимо яблонь, и кидает мне один из них.
– Это наша традиция, – поддразниваю его и надкусываю яблоко. Оно сладкое и хрустящее, а с моим Ночным зрением его белая мякоть почти светится.
Кто-то спрыгивает сверху из темноты, чтобы поприветствовать Уилла, и я едва сдерживаю крик.
– Картер, – говорит Уилл, хлопая его по спине, – спасибо, что остался на страже этой ночью.
Картер кивает и забирается обратно на ветки дерева.
– Просто сделай мне одолжение и выиграй. Ларкин настроен на победу.
– Так и есть, – говорит Уилл. Мы продолжаем идти между деревьями, другие следуют за нами. Все одеты в черное. – Почти пришли, – сообщает Уилл. За садом деревья уступают место прогалине, и потом мы приближаемся к спокойному темному озеру.
Узнаю некоторых из наших одноклассников: нависающую тень Чейза Питерсона, девочку с уроков по шитью, которая все время ходит на цыпочках, – собравшихся на полоске бледного берега, обрамляющего озеро. Сердце начинает стучать быстрей при звуке приглушенного смеха Беас, но не могу точно сказать, откуда он раздается. Идем к ученикам, собравшимся группками между двумя длинными причалами, которые замыкают с обоих концов пляж.
Элиза – во главе ближайшей группы. Она встряхивает волосами и улыбается белоснежной улыбкой. Мой желудок скручивается, когда Уилл ведет меня к ней. «Пожалуйста, нет», – думаю.
– Привет, Лиза, – здоровается Уилл, когда мы присоединяемся к ней. – Вы ведь с Айлой знаете друг друга? – спрашивает он, но его глаза смотрят уже на других ребят, стоящих вдоль берега.
Элиза пожимает плечами. Я молчу.
– Найду тебя потом, – говорит Уилл, наклоняясь ко мне. – Ты знаешь, как звучит инструмент казу?
– Да, – говорю, развеселившись, несмотря на то что он собирается бросить меня здесь с Элизой Пэттон.
– Это сигнал предупреждения. Если слышишь его – беги и прячься. Выбери дерево или типа того – ведь я видел, как ты лазаешь. – И, улыбнувшись, он уходит, чтобы найти друзей, разогревающихся на берегу.
Я неловко стою рядом с Элизой, сначала теребя волосы, затем пальцы, осматриваю толпу, выискивая в ней знакомые лица. Наконец замечаю Беас, она машет рукой и выглядит удивленной, увидев меня здесь. Я пытаюсь отделаться от чувства обиды: сегодня утром мы провели весь урок биологии вместе, а она ничего не упоминала об этом.
– А, – восклицает она, подходя ко мне, – ты пришла! – И улыбается. – Ты бо́льшая бунтарка, чем я думала.
Улыбаюсь в ответ и решаю, что, временно ли я в Стерлинге или нет, действительно хочу дружить с Беас. Есть в ней что-то, напоминающее маму. Может быть, в том, что она отказывается плясать под чужую дудку.
А возможно, она слышит совершенно другую мелодию.
– Привет, Лайз, – добавляет Беас, произнося ее имя через «ай». Она берет под руки нас обеих. Элиза закатывает глаза.
– Знаешь что? Сегодня вечером придет Том, – шепчет Беас. – Я знаю, что гонки – это страшный секрет. Но… – ее смех становится гортанным, – я все равно пригласила его.
Элиза отпускает руку Беас и садится.
– Играешь с огнем, – говорит она, изучая ногти.
Беас опускается рядом с ней на бревно.
– У кого-нибудь есть Угольки? – спрашивает она, не обращая внимания на Элизу. Сегодня из-под края ее юбки выглядывают строчки Джона Гринлифа Уиттьера.
Остались только эти бедные осколки
Тщеславных желаний и несбывшихся надежд?
К тому времени, когда между деревьями проскальзывает Джордж, нас уже около сорока со стороны Стерлинга и почти столько же на стороне другой команды. Небо – пропасть без звезд, и мое Ночное зрение превращает озеро в темное серебряное зеркало, в котором вообще ничего не отражается.
– Айла? – удивленно спрашивает Джордж, заметив меня. Он наклоняет голову, чтобы убедиться. – Ты сегодня бежишь?
Я хлопаю по грубому куску бревна рядом с собой.
– Не планировала.
– А надо бы, – сказал он. – Я – нет. Но все должны испытать это хоть раз в жизни. Джордж ставит сумку у своих ног и плюхается вниз, его веснушки сияют как созвездия.
– И что я должна испытать? – спрашиваю, но вздрагиваю, когда Беас неожиданно вскакивает на ноги. Она кидается на приближающуюся фигуру, заливаясь своим гортанным смехом, приглушенным поцелуями, которые она запечатлевает на лице и шее вновь прибывшего.
Она подводит к нам высокого парня с темными глазами, ее лицо раскраснелось, глаза сияют.
Джордж протягивает руку для рукопожатия, а Элиза вяло улыбается.
– О, привет, Том, – говорит она невыразительно, прежде чем вернуться к ногтям.
– Эй, это Том, – говорит Беас. – Том, это та девочка, о которой я тебе рассказывала, – она морщит носик на меня, – только хорошее, – успокаивает она.
– Любой друг Беас… – говорит он, улыбаясь.
Я киваю ему.
– Приятно познакомиться. – Он высокий, с широкими плечами, и Беас уютно устроилась в его объятиях, ее темная голова едва доходит до его подбородка.
– Вот тебе, – говорит она и становится на цыпочки, чтобы осыпать его горстью Угольков.
– Мне нужно к двум уйти, чтобы попасть домой. – Он усаживается на границе песка и травы.
– Давай не будем об этом, – говорит она, устраиваясь рядом с ним, а потом нагибается вперед и разминает ноги.
Толпа набирается, устраиваясь на бревнах и корягах, обрамляющих пляж.
– Кажется, в этот раз гонка будет раньше, – комментирует парень позади нас, вгрызаясь в яблоко размером с кулак. – Последняя была всего месяц назад.
– Ты же знаешь, почему. – Девочка с обвязанной платком головой поворачивается посмотреть на него.
– Ты имеешь в виду из-за Дня Исчезновений?
– Осталось только две недели. Все хотят отвлечься.
– Они думают, что если мы придем сюда и побежим, то просто забудем об этом на какое-то время.
– Прямо так и будет, – бормочет Джордж.
Девочка, которую я знаю по уроку истории, Нелл, работает в качестве ведущей. Она немного шепелявит, а на щеках у нее глубокие ямочки. Чтобы привлечь наше внимание, она дует в рожок, звук которого похож на приглушенный крик совы.
– Добро пожаловать, – говорит она, протягивая руки. – И особые приветствия сегодня нашим друзьям из Коррандера! – Она кивает под наши приглушенные аплодисменты. – Девушки будут первыми. Участники, встаньте в ряд на песок и возьмите свои нарукавные повязки.
Беас и Элиза начинают снимать туфли.
– Ты собираешься бежать? – спрашивает Беас, завязывая волосы в конский хвост. Она натягивает штаны под юбкой, которую потом быстро скидывает на песок. Том тихо свистит, а она подмигивает ему.
– Мне нужны Бури? – спрашиваю.
Она смеется, словно я спросила что-то очень смешное.
Я пожимаю плечами.
– Тогда в следующий раз, – говорит она, берется с Элизой за руки, и они бегут к линии, проведенной на песке. Им повязывают черные ленты, которые обвивают предплечья как змеи, потом повязки посыпают Мерцанием, пока они не начинают светиться. Левые руки участников из Стерлинга светятся красным и золотым – для Коррандера. Но ленты на правых руках блестят индивидуальным цветом. У Элизы, когда она наклоняется, чтобы размяться, повязка становится зелено-нефритовой, а у Беас – лавандовой.
– Участники, займите свои места, – командует Нелл. Толпа вокруг меня отвечает на это топаньем ног по песку, которое выражает энтузиазм без особого шума. Я осматриваюсь, гадая, где находится финишная прямая. Десять девочек встали в линию напротив озера.
– Осталось девяносто секунд, – объявляет Нелл, – начинаем по моему счету.
Все бегуны ослабляют завязки мешочка, висящего на их шеях. Девочка из Коррандера высыпает горсть вариантов на ладонь, и свет луны мерцает на них.
И внезапно, наблюдая за тем, как Элиза приседает на песке, готовясь, я понимаю.
Бури не будут помогать им бежать около воды.
Они помогут им бежать по воде.
