Текст книги "Наука и религия в современной философии"

Автор книги: Эмиль Бутру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Натуралистическое направление

ГЛАВА I
ОГЮСТЪ КОНТЪ И ЕГО РЕЛИГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

I. Доктрина Огюста Конта относительно науки и религии. – Обобщение идеи науки и организация наук: наука и философия. – Философия и религия: религия человечества.

II. Анализ доктрины. – Социология и религия: что прибавляет последняя к первой. – Логическое отношение философии к религии у Конта: противоречит ли последняя первой?

III. Ценность доктрины, – Наука стесняет религию и религия стесняет науку. – Человечество – понятие двусмысленное. – Человек, как существо, стремящееся себя превзойти: это и есть религия. – Внутреннее противоречие позитивизма.

Для того, чтобы классифицировать идеи в своей голове и для того, чтобы вести отвлеченную дискуссию, нет орудия более удобного, как точные определение и неизменные демаркационные линии. Наука, замкнутая в интеллекте, и религия, замкнутая в сердце, как в двух отделениях, разгороженных непроницаемой переборкой, не имели никаких поводов сталкиваться между собой. Таким путем вопрос об отношении между религией и наукой разрешался очень просто, – по крайней мере в мире отвлеченных понятий. Иначе обстояло дело в мире реальной действительности.

В действительности ни религия, ни наука не хотела ограничить свою компетенцию и свою деятельность отведенной ей областью, как бы широка ни казалась эта последняя. Пользовавшийся большим почетом девиз „воздайте Кесарево Кесарю, а Божие Богу“ в том смысле, какой ему обыкновенно придавали, означал не только то, что религиозные потребности человека не имеют ничего общего с его научными потребностями, но также и то, что сами вещи разделяются на два мира: дух и материю, область духовную и область мирскую, которые между собой никоим образом не сталкиваются. Но эту гипотезу можно рассматривать лишь как удобный компромисс; это вовсе не данная реальность, а скорее полная противоположность последней. Где в действительном человеке лежит линия, отделяющая сердце от разума? где в природе граница между материей и духом? Вот почему религия, стремясь расшириться тем энергичнее, что она была объявлена независимой, почувствовала себя очень стесненной в святилище сознание и усиливалась завоевать внешний видимый мир. И с другой стороны наука, сильная своими успехами, с каждым днем все более и более блестящими, сознавая все отчетливее и отчетливее свой предмет и свой метод, провозгласила, что отныне весь мир реальностей во всех своих частях доступен ее исследованию, если только это последнее совершается методически, переходя, согласно правилу Декарта, от простого в сложному, от легкого к трудному, от того, что для нас познаваемо непосредственно, к тому, чего мы можем достигнуть лишь посредственно.

С этого момента конфликт, столь искусно устраненный в теории, делается неизбежным на практике. Раз религия хочет властвовать над телами так же, как она властвует над душами, а наука хочет властвовать над душами так же, как она властвует над телами, они неизбежно должны столкнуться и возникает вопрос, чем должна разрешиться эта распря.

Многие, без сомнения, будут по прежнему настаивать на том, что самый простой выход – поддержать путем взаимных предосторожностей компромисс, обеспечивающий мир; констатируя, что самим им очень сладко дремлется на этой мягкой пoдушке чуждого всякой любознательности квиетизма, они станут жаловаться на тот шум, который поднимают вокруг них другие и который угрожает нарушить их мирный сон. Много найдется таких, которые, ссылаясь на выдающиеся умственные дарование людей, подобных Фоме Аквинскому, Декарту, Мальбраншу, Лейбницу, будут спрашивать, почему же современники их не хотят более обращаться к тем аргументам, которыми довольствовались эти мыслители, и начнут обвинять необузданную критику в той прискорбной утрате авторитета, которая постигла развенчанных классиков. Но человеческое сознание, рассматриваемое в его непрерывном развитии в течение ряда веков, не совпадает с навыками мышление тех или иных отдельных индивидуумов, как бы ни были они многочисленны, какими бы выдающимися познаниями и талантами они ни отличались. Познание есть координирование, а следовательно сличение различных идей, порождаемых опытом; оно есть усилие, направленное к тому, чтобы установить среди идей согласие, гармонию, путем ли приспособление их друг к другу, или путем устранение одних из них в пользу других. Вот почему наличность столкновение между наукой и религией неизбежно приводит рано или поздно к тому, что сознание сравнивает науку и религию, дабы решить, может ли оно, не приходя в противоречие с самим собою, сохранить в той или другой форме их обеих, или же ему приходится выбросить одну, чтобы сохранить другую.

И само собою разумеется, что, разбираясь в этой неустранимой проблеме, сознание может вдохновиться той или другой доктриной, высказанной некогда тем или другим великим мыслителем; но оно может только вдохновиться ей, а отнюдь не реставрировать ее во всей ее неприкосновенности, – ибо в высшей степени неправдоподобно было бы, если бы среди явлений, порожденных великими революциями, не возникло нового элемента требующего коренного изменение позиции.

Это сознание неизбежности очной ставки между наукой и религией возникло почти у всех мыслителей, занимавшихся этим предметом на исходе второй трети XIX века. Мыслителей этих можно разделить на две группы, смотря по тому, являются ли они преимущественными сторонниками натуралистического или спиритуалистического направления. Во главе первой группы стоит Огюст Конт.

I
ДОКТРИНА ОГЮСТА КОНТА ОТНОСИТЕЛЬНО НАУКИ И РЕЛИГИИ

Система Огюста Конта состоит в методическом переходе от науки к религии через философию. Метод, при помощи которого это движение осуществлено, и который определяет собою значение и ценность добытых таким образом выводов, Конт назвал позитивным; а самой системе и, в более специальном смысле, ее религиозному увенчанию он дал имя позитивизма. Этот термин означает во-первых, что Конт стремится удовлетворить реальные и только реальные потребности человеческого духа; во-вторых, что в качестве средств для осуществление этой дели он пользуется познаниями, также реальными, т. е. относящимися к фактам, истинным и доступным для нашего ума, – познаниями, которые в свою очередь должны отвечать нашим реальным потребностям. Полезность и реальность: вот два слова, исчерпывающие содержание термина „позитивный“.

Впрочем, из этих двух основных признаков системы вытекает третий: ее органический характер. Человеческие познание и чувства, не способные к определенной организации до тех пор, пока они не подчиняются своей истинной норме, образуют стройную систему с того момента, когда все они отнесены к известной цели, единой и бесспорной.

***

Из двух естественных элементов позитивного понятия, реальности и полезности, первый принадлежит науке и только науке. Теология и метафизика, с своей стороны притязающие на то, чтобы ознакомить нас с природою вещей, являются призрачными построениями. Итак наука должна быть базисом позитивизма; только наука позволяет нам систематизировать и использовать все, касающиеся нас, данные; позитивизм предписывает поэтому рассматривать все, данное нам, под таким углом зрения, чтобы ввести его в рамки науки в собственном смысле этого слова.

В действительности далеко не все человеческие познание облечены в настоящее время в научную форму. Если математика, астрономия, физика, химия уже являются настоящими науками, то биология едва-едва начинает высвобождаться из пеленок метафизики; изучение ^:явлений, специфически человеческих, всецело предоставлено еще беллетристам и историкам, которым чужда идея науки.

Итак дело идет прежде всего о том, чтобы определить идею науки и выяснить, каким образом эта идея может быть приложена ко всем отраслям человеческого знания.

Метод, примененный в данном случае Огюстом Контом, в высшей степени замечателен. Он переходит от конкретного к конкретному, а не от абстрактного принципа, установленного a priori, к его логическим последствиям. Его отправной пункт не логика, наука о понятиях, а математика, наука реальная и в наше время уже вполне выработанная.

Он начинает определением тех черт, которые сообщают математике ее научный характер. Затем он делает попытку, не навязывая эти черты, как таковые всем остальным отраслям науки, приспособить их путем соответственных модификаций, не изменяющих однако их сущности, к разнообразным объектам познания. Такое приспособление он и называет обобщением, распространением. Та же самая интеллектуальная форма должна, mutatis mutandis, действовать во всех наших познаниях; наука должна быть единой и в то же время многообразной.

Но по Конту математика своей научной формой обязана исключительно тому, что она занимается отысканием положительных законов, т. е. точных и неизменных отношений между данными величинами. Итак вот тот предмет исследования, который, будучи установлен надлежащим образом, должен составлять задачу всех без исключение видов познания. Для того, чтобы установить предмет исследование в каждом частном случае, мы должны, во-первых, найти в подлежащей изучению вещи такую сторону, которая позволяет подвести ее под научные законы, во-вторых, самые эти законы рассматривать при помощи приемов, оправдываемых природою изучаемого объекта.

Исходя из этих принципов, Конт определяет форму, свойственную каждому виду познания, и приходит к теории новой науки, названной им социологией, которая в области моральных и социальных фактов должна явиться тем же самым, чем является физика и химия в области явлений неорганической природы.

Для наук, уже существующих, он дает формулы, имеющие крупное философское значение.

Физика должна отбросить все то, что напоминает о сверхопытных деятелях, к которым она так долго обращалась в поисках за фантастическими объяснениями. Чтобы стать действительной наукой, ей надо ограничиться указанием тех опытных условий, при которых возникают явление природы.

Биология представляет по сравнению с физико-химическими науками одну существенную особенность. Законы, которые она изучает, касаются взаимоотношений между функциями и органами. Чтобы открыт эти законы, необходимо, конечно, устранить метафизическую гипотезу самопроизвольной жизненной силы и рассматривать жизненные явления, как подчиненные общим законам материи, видеть в законах биологии только модификации физико-химических законов. Но с другой стороны следует остерегаться порабощение биологии науками неорганическими. В неорганических науках познание идет от простого к сложному. Правило это вовсе не означает, однако, что каждая наука необходимо должна идти этим путем, – оно свидетельствует лишь о том, что в области явлений, исследуемых данными науками, простое доступно нам более, известно нам ранее, чем сложное. Между тем там, где дело идет о живых существах, имеет место обратное. Здесь целое легче достижимо для вас и лучше известно нам, нежели отдельные части. В то время, как идея вселенной никогда не сможет стать позитивной, так как вселенная всегда будет выходить за пределы средств нашего наблюдения, в биологии, наоборот, недоступными остаются детали: живые существа тем более познаваемы для нас, чем они сложнее и выше. Идея животного более отчетлива, чем идея растения, идея человека более отчетлива, чем идея других животных; так что понятие человека – единственное, которое дано нам непосредственно – есть необходимый отправной пункт для всей биологии. Таким образом биология, именно для того, чтобы быть, подобно физике, опытной, позитивной наукой, должна в противоположность физическим наукам идти не от частей к целому, а от целого к частям.

Если позитивный метод должен был подвергнуться таким изменениям для того, чтобы приспособиться к требованиям биологических наук, то нет ничего удивительного в том, что его применение к фактам морального и социального порядка требует модификаций, еще более значительных. Но, несмотря на все эти видоизменения, метод остается позитивным до тех пор, пока он позволяет нам среди кажущегося беспорядка и кажущейся самопроизвольности явлений социального и человеческого мира установить постоянные соотношения, отвечающие идее естественного закона.

И прежде всего, так как общество, подобно живому организму, есть известного рода consensus или солидарность частей, метод претерпевает здесь то же самое видоизменение, как и в биологии: он идет от целого к частям. Но в социологии целым будет уже не индивидуум, который, наоборот, оказывается здесь лишь членом или частью; целым является в данном случае общество и в первую голову человечество. Факты коллективной жизни представляют первичный материал научного изучение дел человеческих.

Но это еще не все. Различие, которое приходится делать во всякой науке, но которое в науках низшего порядка имеет лишь вторичное значение, становится здесь основным: мы имеем в виду различие между статикой и динамикой. Статика изучает социальный организм в связи с данными условиями его существование и создает теорию существующего порядка. Динамика отыскивает законы прогресса, явление человеческого по преимуществу.

Идя от целого к частям, социальная динамика прежде всего должна установить общий прогресс человечества. Ей необходимо, в этих видах, избрать соответствующее поле наблюдения; этим полем является всеобщая история. Изучение всеобщей истории имеет своим объектом факты коллективной человеческой жизни, – единственные, доступные наблюдению со стороны, и заслуживающие название фактов в точном смысле этого слова; и из рассмотрение таких фактов выводятся общие черты, характеризующие различные эпохи. Правда, одной всеобщей истории еще не достаточно для того, чтобы основать социологию. Но в соединении с познанием основных и неизменных стремлений, врожденных человеческой природе, история способна раскрыть те динамические законы, установление. которых составляет задачу социологии.

В данном случае О. Конт рассуждает не только, как отвлеченный теоретик. Он полагал, что ему удалось найти основной закон человеческого прогресса, это, так называемый, закон трех состояний, т. е. необходимая последовательная смена периодов: теологического, метафизического и позитивного; следовательно, Конт умозаключает здесь ab actu ad posse, от действительности к возможности.

Таким образом, раз понятие науки установлено в принципе и применено к разнообразным объектам познания, все. доступное нам в мире, все то, что для нас вообще существует, может стать предметом науки.

***

Но позитивизм ищет реальное только для того, чтобы достигнуть полезного. Каким же образом от реальных познаний, доставляемых науками, возвыситься до познаний, действительно позитивных?

Здесь-то собственно и начинается роль философии. Для того, чтобы исследование реального совпало с исследованием полезного, философия должна определить полезное и направлять к нему науку; ибо эта последняя сама по себе не обладает данными, необходимыми для достижение указанной цели.

Говоря вообще, цель, преследуемая человечеством, есть согласие, гармония, единство взглядов и воль. По мнению Огюста Конта, в современную эпоху, когда гармония, поддерживавшаяся до сих пор господством церкви, разрушена революцией, главной задачей является возрождение общества путем установление системы новых связей, определенных и непоколебимых. При этом следует остерегаться одной весьма распространенной ошибки, – а именно веры в возможность непосредственно восстановить социальную гармонию при помощи политических или религиозных учреждений. Конечно, учреждение необходимы, но они должны иметь под собой достаточно прочное основание; идея цели, подлежащей достижению, идея, чисто практическая, есть основание не достаточно надежное. Практика не является чем-то самодовлеющим. Не достигает дели тот, кто бросается сразу преследовать ее, не изучив предварительно необходимые для ее достижение средства, не будучи посвящен в дело. Искусство, опирающееся только на искусство – химера, теория для теории – суетность: истинному порядку вещей соответствует искусство, опирающееся на теорию.

Отсюда необходимость вмешательства философии. Если бы практика довлела себе, дело социального возрождение лежало бы всецело на обязанности политиков. Если бы наука, сама по себе, приводила к единству, управление обществом можно было бы предоставить ученым. Но так как ни первое, ни второе предположение не соответствует истине, необходимо специальное исследование для того, чтобы определить те условия, при которых может совершиться переход от познание к действию. Это исследование есть дело философии. Здесь заключается существенная сторона учение О. Конта, который считал необходимым для блага человечества возрождение античной мудрости с ее двойственным, одновременно и теоретическим и практическим характером.

Было бы тщетно надеяться на совпадение человеческих чувств и действий в области морали и политики до тех пор, пока не осуществлено логическое согласие между мыслями и делами людей. – вот та идея, которая, по Огюсту Конту, должна быть внесена сюда философией. Единство интеллектуальное есть условие единства морального. Полезность является, таким образом, прежде всего реализацией единства интеллектуального. В установлении этого единства заключается специальная задача философии.

Так как все науки в равной степени опираются на позитивную идею естественного закона, то они обладают известной однородностью; и потому можно было бы допустить, что объединение их возможно на почве самой науки. Однако в действительности это опасная иллюзия. Аналогичные в своих методах науки решительно изолированы одна от другой своими объектами. И уже самая необходимость довольствоваться в области методов аналогией, отказываясь от тожества, свидетельствует о коренном различии изучаемых объектов. Познание, единое, если рассматривать его, как потребность духа человеческого, необходимо множественно и разнородно в своем осуществлении. Нет и никогда не будет такого единого целого, которое можно было бы назвать „Наукой“. Есть и всегда будут лишь отдельные науки, а именно шесть основных наук, очерченных в Контовском Cours de philosophie positive.

Итак возложить на ученых заботу об идейном объединении человечества невозможно. Ученым, как таковым, присущи стремления, противодействующие этой высшей цели. Они увлечены специализацией, раздробляют на кусочки реальность, игнорируют или презирают друг друга. Или же, считая свою науку наукой по преимуществу, стремятся каждый навязать всем другим наукам свой метод, со всеми его специфическими особенностями. Сюда относятся прежде всего математики, которые, опьяненные успехами, достигнутыми ими в своей области путем перехода от частей к целому, хотят перенести свою материалистическую точку зрение в биологию и социологию, тогда как эти науки должны, наоборот, переходить от целого к частям. Дух математиков, анархичный и в то же время узкий, агрессивный и деспотичный, является худшим бичом человечества.

Прибавьте еще к этому, что ученые одержимы стремлением культивировать науку для науки, восхищаться остроумием своих открытий даже в том случае, когда они ни на что не нужны, добиваться смешной педантичной точности в вопросах, не имеющих никакого значения, задавать себе бесчисленное множество искусственных проблем, чтобы блеснуть своей дилетантской виртуозностью.

По всем этим причинам наука, или правильнее н а у к и, не в состоянии организоваться самостоятельно: мысль должна организовать их извне.

Раз невозможен синтез непосредственный и объективный, остается испытать синтез субъективный, синтез искусственный, осуществляемый не с точки зрение самих вещей, а с точки зрение человека, который, опираясь на науки, преследует свои собственные цели. И как раз социология, самая поздняя из всех существующих наук, наука, только что основанная самим Огюстом Контом, дает по его мнению элементы для такого синтеза.

При выполнении этой работы социология может пользоваться готовым образчиком: средневековой теологией, которая уже объединила некогда умы человеческие посредством субъективного принципа. Но в данном случае принцип этот был создан воображением. Задача, следовательно, состоит в том, чтобы возродить дело теологов, опираясь исключительно на факты и разум.

Принцип организации есть понятие социологическое по преимуществу: понятие человечества. Человечество, рассматриваемое в пространстве, существует лишь в своих единичных частях, каковыми являются наличные индивидуумы; но рассматриваемое, как целое, сохраняющееся во времени, человечество выходит за пределы своих проявлений в пространстве.

В то время, как при выработке общей идеи науки мы необходимо должны были переходить от наук более простых к наукам более сложным, при создании организации наук приходится идти обратным путем, от социологии к низшим наукам.

Понятием. человечества объединяются прежде всего социальные факты. Рассеянные в пространстве, они соединяются между собою своеобразною связью, связью преемственности, или солидарности между прошедшим, настоящим и будущим. Преемственность событий человеческой жизни обусловлена двумя причинами; первая из них внешняя: передача человеческих приобретений из поколение в поколение, или традиция; вторая внутренняя: общий инстинкт совершенствования. Идея прогресса, осуществляющегося путем сохранение и упорядочения, есть принцип систематизации социальных явлений.

Но та же самая идея может быть применена и для того, чтобы упорядочить мало-помалу низшие науки.

Они также должны иметь своей целью и своей руководящей нормой человеческое благополучие. Им следует поэтому отбросить всякие спекуляции, не способные улучшить условия человеческой жизни, не имеющие своим объектом человечество. В своих изысканиях законов природы они не должны руководиться самодовлеющей любознательностью любителя. Их девизом должно быть: prévoir pour pourvoir, т. e. предвидеть, чтобы приносить пользу.

Не только для всех наук обязательно стремиться е социальному благу, но между отдельными науками следует установить отношение дели к средству. Пусть каждая высшая наука определяет проблемы, которыми должны заниматься науки низшие, а также и те границы, за которые не должны выходить их исследования. Зато законы, установленные низшими науками, будут без всяких ограничений применяться к наукам высшим; и специфические нескодимые особенности высших наук будут иметь своей основой и предпосылкой эти самые законы, которые высшие науки превосходят, присоединяя к ним новые.

Таким путем естественные законы получат вполне позитивное определение, т. е. будут определены как с точки зрение полезности, так и с точки зрение реальности. Что касается относительности человеческого познания, на которой настаивает философская критика, то оно утверждается и позитивизмом, но не в том отрицательном и бессодержательном смысле, что всякое явление обусловлено другим явлением, а в том положительном смысле, что всякое познание относится к человеку, имеет значение лишь как орудие, прямо или косвенно направленное к человеческому усовершенствованию. Из этой доктрины вытекает следующий важный вывод: математика, которую хотели сделать наукой, царящей над всем остальным, низвергается на низшую ступень лестницы наших познаний.

Такова организация наук, необходимая для того, чтобы могла возникнуть социология. Организация эта осуществляет то умственное согласие, то интеллектуальное единство, без которого не возможно возрождение обществ.

Этим исчерпывается роль философии. Возникает вопрос, достаточно ли осуществление этого, интеллектуального единства, для того чтобы единство моральное и политическое создалось само собой, или же для достижение этого высшего единства необходимо снабдить человека новыми ресурсами, апеллировать в силам иного порядка?

* * *

Философия в своей синтетической работе оперирует данными, доставляемыми ей науками, но она не дает себе отчета в том, каковы предпосылки самих этих данных. В социологии она нашла принцип систематизации наук, способный осуществить среди людей интеллектуальное единство. Для той задачи, которую она преследует, нет надобности знать, почему общество существует, какова его компетенция, в чем состоит его руководящий принцип. Однако узнать это необходимо для человека, который хочет на деле, а не в теории только, возродить общество. науки доставляют материал, философия этот материал упорядочивает. Но вся эта работа дает лишь абстрактные и условные результаты. Где порука, что общество, в том виде, как его предполагает наука, действительно осуществится и упрочится?

История знакомить нас с обществами, вполне осуществленными. Кто их создал? наука? философия? Наблюдение показывает, что создала их религия. Социология своим объектом и своим правом на существование обязана непрерывному функционированию религии. Сохранится ли этот объект, раз религия исчезнет? Может ли устоять следствие с устранением причины?

Рассмотрим человеческую природу. Интеллект не способен ни создать, ни сохранить социальных уз. Самые мудрые интеллектуальные комбинации в состоянии организовать только эгоизм и обособление. Вообще интеллект только упорядочивает, систематизирует, – он ничего не создает. Творческая сила – это сердце. Сердце без сомнение есть источник того высшего творения, каким является социальный организм.

Сердце не следует смешивать с инстинктом, с природой, с фактом, как таковым. Характерная черта человеческой природы, как она нам непосредственно дана, заключается в том, что инстинкты, наименее возвышенные, наиболее эгоистические, господствуют над более благородными склонностями к симпатии и альтруизму. Без сомнение склонности эти столь же первоначальны, как и сам эгоистический инстинкт; но они не имеют ни силы, ни устойчивости этого инстинкта. Между тем социальное бытие создается и поддерживается исключительно симпатическими чувствами, которые подавляют разлагающее влияние индивидуальных инстинктов.

Таким образом существование обществ связано с таким положением вещей, которое не в состоянии осуществить ни инстинкт, ни интеллект. Для симпатической наклонности человека требуется найти такую поддержку, которая бы ее усиливала и сообщала ей преобладание над эгоистическим инстинктом. В прошлом эта поддержка доставлялась религиями. они по своему осуществляли то единение сердец, которое является предпосылкой единение умов. Если догматы, в которых религии выражают свое содержание, осуждены на уничтожение, то человеческая основа этих древних учреждений должна быть принята и сохранена. Основной принцип для возрождение обществ будет доставлен религией, которая для этого сама должна возродиться.

Для того чтобы осуществить эту реставрацию, нужно среди отрицательных и обветшавших элементов, заключающихся в традиционных религиях, отыскать элемент положительный, человеческий, неразрушимый. В этом должно состоять завершение позитивизма, высшей точкой которого является, таким образом позитивная религия.

Все религиозные учение могут быть сведены к двум основным догматам: Бог и бессмертие. Каково же положительное содержание этих догматов?

Идея Бога, поскольку она выражает собою действительную потребность человека, есть идея вселенского, великого и вечного существа, с которым общаются души человеческие, и которое дает им силы победить их эгоистические, ведущие к раздору наклонности, чтобы стремиться к гармонии и единству в нем.

Положительная идея бессмертия заключается в том, что справедливым людям, т. е. таким, которые в этой жизни действительно и деятельно любили Бога и других людей, даруется участие в вечной жизни божественного существа.

И позитивизм без труда открывает объект, реальный и доступный для нас, который удовлетворял бы этим условиям. объект этот не далеко от нас, он рядом с нами, он в нас самих: это не что иное, как человечество.

Человечество часто рассматривается просто как общее понятие: это схоластическая абстракция, пустая и бездеятельная форма. Под человечеством можно разуметь еще совокупность действительно существующих людей. В этом смысле оно есть реальность; но, очевидно, такая реальность не может возвышаться над отдельными индивидуумами, не может включить в себя Бога и бессмертия, которых требуют эти последние.

Однако действительное человечество есть нечто большее, чем схоластическая абстракция или собрание предметов, расположенных друг возле друга в пространстве. Человечество есть непрерывность и солидарность во времени. Оно слагается из всего, что люди когда-либо чувствовали, мыслили и совершали доброго, благородного, вечного. Это сверхпространственное существо, в котором утверждаются, очищаясь и организуясь, в котором приобретают бессмертную жизнь и вековечное влияние неверные и преходящие усилия индивидуумов.

Человечество, понятое таким образом, само есть тот Бог, которого ищут люди: это – существо реальное, великое и вечное, с которым люди находятся в непосредственной связи, в котором они имеют бытие, движение и жизнь. Из того запаса духовных сил, который накоплен в этом существе в течение веков, изливаются в сердца великие мысли, благородные чувства. Человечество есть Великое Существо (le Grand Être), возвышающее нас над нами самими и усиливающее наши симпатические наклонности настолько, насколько это необходимо, для того чтобы они могли господствовать над наклонностями эгоистическими. В Человечестве люди любят друг друга и соединяются между собой.

Равным образом, в Человечестве индивидуумы могут действительно пользоваться тем бессмертием, которого они жаждут. Ибо оно собирает, сохраняет и воплощает в себе все то, что соответствует его сущности, все то, что способно сделать его более великим, более прекрасным, более могущественным. Оно создано исключительно из мыслей и чувств реальных людей, и оно состоит в большей степени из мертвых, чем из живых. Эти мертвые живут в ярком, деятельном и мощном воспоминании существующих поколений; они действуют, непрестанно возбуждая среди живых благородное соревнование, заставляющее этих последних стремиться к тому, чтобы самим заслужить соединение со своими великими предками.

Правда, этот Бог не является личным, это бессмертие не является объективным. Позитивизм отвергает, как вымыслы, подобного рода догматы так называемых религий „откровения“. Но разве это затрагивает хоть сколько-нибудь религию в собственном смысле слова? Чего стоит ограниченный, эгоистичный, трансцендентный, капризный бог по сравнению с Человечеством – одинаковым для всех, имманентным, и, при всей своей возвышенности, нераздельно слитым со всеми, даже самыми униженными людьми? Чего стоит материальное сохранение индивидуума в пространстве по сравнению с продолжением жизни во времени и в сознании людей? – ведь только это последнее осуществляет чаяние, наиболее дорогое для человеческого сердца: единение душ в вечности.