Текст книги "Раздробленный свет (ЛП)"
Автор книги: Эми Кауфман
Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
– Я… Саймон Маршант был ошибкой. Я хотел, чтобы его отослали. Я не ожидал… его смерть была непредвиденным побочным эффектом.
Побочным эффектом. Слова прожигают мой мозг, уничтожая все остальное. Я не могу пошевелиться, не могу говорить, гнев и горе, которые, как мне казалось, я оставил позади, нахлынули, как приливная волна. Только почувствовав прикосновение руки, я осознаю, что закрыл глаза и прежде чем открыть их, я понимаю, что это София. Ее пальцы касаются моей руки, раскрывают кулак и переплетаются с моими пальцами.
– Достаточно. – Голос Тарвера тихий, почти нежный, если не считать намека на лед. – А где Лили?
– Она в безопасности. – Взгляд Лару встречается со взглядом своего будущего зятя. Пронзительный синий цвет его глаз становится все более интенсивным в утреннем свете. Взгляд, который он направляет на Тарвера, слишком дикий, слишком свирепый. – Она счастлива. Этого должно быть достаточно для тебя, если ты действительно любишь ее.
На мгновение все потрясенно молчат. Я обнаруживаю, что смотрю на Лару и ищу на его лице признаки сумасшествия. Для него верить в то, что перемена сердца его дочери, ее внезапная готовность согласиться с его планами, проистекает из чего-то другого, кроме шепота, овладевшего ею… это безумие.
– Счастлива? – Тарвер холоден и спокоен. Безжалостен. – Она одна из них. Существо из разлома. Вот что стояло рядом с вами, улыбалось вам, называло вас папочкой. Вы говорите, что никогда не хотели, чтобы Лили ненавидела, но теперь она состоит из этого… все, что у нее внутри – это не что иное, как ненависть. А вас она ненавидит больше всего на свете.
Глаза Лару расширяются, брови сходятся вместе, и он делает шаг назад к транспорту позади него. Группка оболочек все еще окружает его, явно готовая встать на его защиту, если палец Тарвера нажмет на спусковой крючок.
– Ты ошибаешься, – отрезает Лару, обнажая зубы так, что когда-то, возможно, это можно было назвать улыбкой. – Ты просто не можешь вынести, что она выбрала меня. Она первая… вся Галактика научится любить меня так, как она снова любит сейчас, так, как она должна была.
Тарвер едва заметно качает головой.
– Трагедия в том, что она и так любила. Она действительно любила тебя. Несмотря на все, что ты сделал с ней, с Саймоном, со мной, с Эйвоном, с Галактикой… ты был ее отцом, и она любила тебя. Она получила пулю за тебя. Она, возможно, единственный человек, последний человек в этой действительности, кто заботился о тебе. – Тарвер делает паузу, чтобы перевести дух, а затем медленно опускает пистолет. – И ты продал ее душу, чтобы поиграть в семью еще немного.
Губы Лару раскрываются, как будто ему нужно глотнуть воздуха.
– Н-н-нет, – заикаясь отвечает он. – Нет. Ты ошибаешься. Ты ошибаешься. Она любит меня. Она знает, что я поступаю правильно и справедливо. Она моя девочка. Моя. – Оболочки окружают его, и, когда он напрягается, становится ясно, что не он контролирует их. Они тащат его к шаттлу. Из-за их толчков с его уха срывается некое устройство, так что оно падает на тротуар у их ног. Лару даже не замечает этого, его широко раскрытые глаза устремлены на Тарвера до тех пор, пока оболочки не смыкаются вокруг него и не заносят его обратно на корабль, где люк с шипением закрывается за ними.
Заводятся двигатели, транспорт с Лару и другой орбитальный шаттл взлетают с земли. Джубили передергивает и она освобождается от любого заклинания гнева и страха, которое удерживало ее, бросаясь вперед и поднимая пистолет только для того, чтобы Тарвер схватил ее за руку, снова опуская ствол.
– Мы должны остановить его, – выдыхает разъяренная Джубили, отрывая руку от своего бывшего командира.
– И сделаем это. – Голос Тарвера, наконец, выказывает его напряжение, дрожит сейчас, когда он наблюдает, как шаттлы поднимаются выше и начинают поворачиваться, готовясь улететь. – Но он прав… его смерть ничего не остановит. Слишком много сенаторов уже возвращаются на свои планеты с проектами разлома.
Я молча отхожу от Софии, направляясь к тому месту, где стоял Лару, чтобы взять устройство, которое защищало его от влияния шепота. Шепоту даже не надо было касаться его разума, чтобы заставить его сломаться, как ветка. Но для остальных… если я найду способ воспроизвести технологию – это может дать нам шанс бороться против шепотов.
– Мы ничего не можем сделать, – взрывается София. Я оглядываюсь, и вижу, что она плачет, и в выражении ее лица так много всего намешано, что я не могу сказать от ярости ли ее слезы, или от горя, или от страха, или от всего этого вместе взятого.
– Я знаю. – Тарвер наблюдает, как шаттлы ускоряются: один устремляется вверх, к верхней атмосфере, а другой взлетает над городом. Он убирает пистолет обратно в кобуру, и теперь я вижу, что костяшки его пальцев побелели от такого сильного захвата. Он заставляет себя расслабить палец за пальцем. – Мы не можем их остановить. Мы должны пойти к ней… к Лили. И я знаю, где она находится.
– Где?
– Там, куда направляются все оболочки… там, где все началось. – Он медленно выдыхает. – На «Дедале.»
Зеленоглазый мальчик в бегах, прячется от тех, кто хотел бы забрать его из серого мира, чтобы поселить среди других детей войны. Несколько лет назад казнь его сестры наполнила его уверенностью, которой мы завидовали, и когда солдаты приближаются к нему на окраине города, мы собираем все свои силы и выходим во тьму.
Наш бледный свет вспыхивает среди камышей, и солдаты отклоняются, чтобы исследовать его, оставляя зеленоглазого мальчика свободно бежать в другую сторону. Он поворачивает и сталкивается лицом к лицу с девочкой с ямочкой на щеке, которая только что вышла из дома.
Они были друзьями, давным-давно, до того, как восстание разлучило их. Теперь они молча смотрят друг на друга, пока отдаленный лай собаки не пугает зеленоглазого мальчика, и он не уходит в ночь.
Позже солдаты спросят девочку, что она видела, а она посмотрит на них широко раскрытыми серыми глазами и скажет:«Ничего».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
СОФИЯ
ТАРВЕР УЖЕ ОПЯТЬ НА НОГАХ прежде, чем остальные успевают прийти в себя. К тому времени, когда мы отправляемся за ним обратно в особняк Лару, он уже хозяйничает на кухне, вытаскивая продукты на столешницу: хлеб, арахисовое масло, сыр, сухофрукты.
Я призадумываюсь, глядя на остальных. Если Лару был явно безумным, говорил наполовину бессвязно, когда эти твари тащили его на шаттл, то Тарвер… он не так уж далек от этого. У него недавно был вывих плеча, которое на данный момент перевязано скотчем и намазано обезболивающими, он не спал, и чем больше проходит времени, тем менее эмоциональным он кажется. Он, по идее, должен сломаться. Девушка, которую он любит, вполне возможно, ушла навсегда, и монстр, носящий ее лицо, постепенно уничтожает человечество. И все же он спокойно роется в кладовке в поисках припасов.
Джубили, наконец, делает осторожный шаг навстречу своему бывшему капитану.
– Сэр, – тихо говорит она. – Нам нужно сделать перерыв.
– Я в порядке.
– Да, но я нет. – Голос Джубили напряженный, натянутый, как тонкая проволока. Она говорит так, как я себя чувствую… на лезвии бритвы. – И никто другой тоже.
– И мне понадобится некоторое время, чтобы разобраться с этой штукой, – вклинивается в разговор Гидеон с наушником Лару в руке. – Без этой защиты мы можем размахивать белым флагом.
Тарвер игнорирует Гидеона, указывая на еду.
– Поешьте, – говорит он, кивая. – Спать некогда, но съешьте что-нибудь, это поддержит нас.
– Я знаю это, я научилась этому у вас. – Джубили делает паузу, наблюдая за Тарвером… а потом, стиснув зубы, наклоняется вперед и с силой отталкивает его к холодильнику. – Сэр. Вы должны остановиться! Вам нужно перевести дыхание.
– Я не могу! – отвечает он надтреснувшим голосом, налет спокойствия соскальзывает на одно жизненно важное мгновение, за которым я вижу боль. – Я не могу, Ли. Если я остановлюсь, если подумаю, я буду… это ведь Лили. Я не могу думать. Не могу остановиться. Не могу потерять ее. Ты не знаешь, что… – он вздрагивает, отталкивает Джубили и идет пошатываясь. – Нам просто нужно двигаться. – Он обретает равновесие и направляется в коридор, а затем ко входу.
Джубили права. Мы не можем штурмовать обломки «Дедала», не зная, что найдем. Место будет кишеть оболочками и даже если бы это было не так, штука в теле Лили может убить нас всех, даже не вспотев. Она специально позволила нам остаться в живых, чтобы увидеть, как мы будем страдать, но если мы станем настоящей угрозой… я понимаю его панику, я понимаю реальную угрозу. Логика не дойдет до него. Он не может позволить, чтобы она до него дошла, потому что если это случится, это сломает его.
Я вызываю пренебрежительный тон голоса, который мне нужен.
– Значит, ты действительно хочешь убить любовь всей своей жизни?
Тарвер останавливается. Я ловлю взгляд, который бросает на меня Джубили. Ее брови взлетают вверх, глаза вспыхивают и в ее взгляде читается: ты-совершенно-чертовски-безумна. Когда Тарвер поворачивается, я нахожу, что делаю шаг назад от силы его взгляда.
– Прошу прощения?
– Таков твой план, верно? – выдавливаю я. – Мы уже знаем, что ты не можешь отговорить ее от этого, ты пробовал на «Дедале». Лару, конечно, не поможет тебе, он явно потерял все свое влияние. И если Гидеон не сможет воспроизвести эту технологию, ничто не помешает шепоту захватить нас. У нас нет других идей, туза в рукаве. Я просто удивлена, что тебе так не терпится добраться туда и убить ее.
На мгновение правая рука Тарвера дергается к бедру. Я выросла на Эйвоне в окружении солдат с тем же инстинктом, с теми же реакциями: «бей или беги». И я знаю, потому что видела, что его пистолет снят с предохранителя. Но, несмотря на колотящееся сердце, я боюсь не его. Возможно, он наполовину безумен от горя и паники, и я знаю его лишь день, но мне потребовалось всего десять минут, чтобы понять, что это за человек. И он не причинит мне вреда, как бы сильно ему ни хотелось найти виноватого.
Тем не менее мое дыхание останавливается.
Затем он поникает, разворачивается и отшатывается назад, ударяясь о стену, и издает стон от боли, когда та пронзает его плечо. Он оседает, скользя вниз по стене, пока не оказывается на мраморном полу. Он упирается локтями в колени и прижимает сжатые в кулаки руки к глазам.
Взгляд Джубили перемещается от Тарвера ко мне, и на этот раз говорит совсем другое. Она кивает, и хотя это практически незаметный жест, это похоже на то, что крошечное зерно уважения в нем дает разрешение моим легким снова работать. Она с Флинном направляются ко входу с Тарвером на полу. Я провожу дрожащей рукой по волосам, пытаясь побороть желание оглянуться на Гидеона. Я чувствую, как он смотрит на меня. Я держала его за руку, когда он общался с Лару, не в силах видеть смесь гнева и отчаяния на его лице… но теперь между нами снова расстояние.
Если бы ничего этого не произошло, если бы он был просто хакером, а я – мошенницей… было бы все по-другому? Могли бы мы больше доверять друг другу?
Он проходит мимо меня, чтобы собрать остатки еды, вытащенной Тарвером, и направляется к остальным. Я следую за ним, опускаясь на пол. Я ожидаю холодный мрамор, но вместо этого я обнаруживаю, что полы подогреваемые. Роскошь, о которой я даже не знала. На какое-то дикое мгновение мне хочется лечь, прикоснуться лицом к теплому камню и заснуть. Гидеон же вытаскивает инструменты из сумки: крошечные отвертки и кусачки для снятия изоляции, что разобрать наушник по кусочкам.
– Мы разрушим разлом. – Тарвер игнорирует не очень тонкие попытки Джубили засунуть ему в руку батончик мюсли.
Раздается голос Флинна:
– Он говорил правду о нем в своем заявлении, о механизме разломов. Именно он связывает этот мир с миром шепотов. Они живут в гиперпространстве, и если мы разрушим эту связь, мы уничтожим шепот.
Тарвер кивает.
– Это сработало в первый раз, и это сработало на Эйвоне.
– Она могла уничтожить нас или захватить на «Дедале». – Мой голос звучит усталым даже для моих собственных ушей. – Почему она этого не сделала?
На лице Тарвера появляется гримаса, когда он отталкивает руку Джубили.
– Она хотела, чтобы мы страдали. Хотела, чтобы страдал я. Нельзя страдать, если мы мертвы, или если у нас не осталось ума, чтобы это осознать.
Джубили сдается, бросая батончик мюсли на пол, и прислоняется спиной к стене.
– Даже если бы мы могли добраться до разлома, прежде чем она раздавит нас, и здесь большое «если». Я не уверена, что разрушение разлома сработает на этот раз. Я видела такие вещи, видела, каким становится человек, когда им управляет шепот. – Она смотрит на Флинна, ее голос понижается. – Лили… другая. По сравнению с остальными, с оболочками, с людьми, которых контролируют… они как марионетки, танцующие под чужую дудку.
– А что касается Лили… она, как настоящая. Как будто она действительно стала этим существом. – Флинн качает головой. – Разрушить «Дедал», бросить Тарвера, как тряпичную куклу… это ненормально.
– Разве в этом вообще есть что-то нормальное? – сухо задается вопросом Гидеон.
– В точку.
Мой мозг чувствует себя вялым, обдумывая мысли на сброшенной скорости. Есть кое-что, что я знаю, что-то, что я помню, что-то жизненно важное… но я не могу ухватиться за это. Я прочищаю горло.
– Почему Лили?
Тарвер поднимает голову.
– Что?
Я смотрю на него, и он, кажется, простил меня за то, что я обвинила его в желание убить Лили. Я жую губу, пытаясь разобраться в своих мыслях.
– Почему она? Я имею в виду, ведь шепот должен ненавидеть Лару, не так ли? Почему бы не захватить его? Он тот, у кого есть власть, влияние, способность заставить сенаторов и их подчиненных вернуться и построить разломы по всей Галактике… ему нужны они, если он собирается наказать все человечество, а не только нас. Зачем ему было втягивать в это Лили?
– Ну… наблюдать за ним, причиняя ему боль? – Гидеон тоже задумывается, и его глаза, оторвавшись от изучения устройства Лару, встречаются со мной. – Чтобы забрать то, что ему небезразлично?
– За исключением того, что она притворяется настоящей Лили, по крайней мере, настолько, что ему удалось заставить себя поверить в это. – Я тру виски. Я даже не знаю, какой сегодня день… неужели меньше двадцати четырех часов назад я танцевала с Гидеоном в бальном зале «Дедала»? – Должна быть какая-то причина, почему Лили особенная, почему он не захватил Лару, или кого-то из ученых, работающих с ним, чтобы освободиться. Есть какая-то причина, почему шепот выбрал ее, почему он нуждается в ней.
Ни у кого не находится ответа на этот вопрос. Измученная тишина, прерывается лишь слабым шуршанием оберток здесь и там, когда мы пытаемся протолкнуть еду в горле, высохшем от страха и усталости.
– Мы потеряли мою флягу. – Тарвер нарушает тишину хриплым голосом. Все головы поворачиваются к нему, но он не поднимает глаз. – На Элизиуме, где мы с Лили застряли. Так, ученые, которые умерли там, назвали эту планету, вы знали? Так называлось древнее место в загробной жизни, куда уходили герои. После того, что случилось с исследователями, они решили, что это уместно. В любом случае мы потеряли мою флягу после крушения. Она была нам очень нужна, чтобы собирать и отфильтровывать воду. На следующий день мы нашли идеальную ее копию, прямо посреди нашего пути.
– Ты никогда не упоминал об этом на допросе, – произносит Гидеон. А когда Тарвер бросает на него взгляд, тот вздрагивает, понимая, что он не должен был видеть эту запись.
Но Тарвер только качает головой.
– Шепоты… они создавали что-то из ничего. А потом… – его голос срывается, и я вижу, как костяшки его пальцев побелели, когда он сжал пригоршню волос, овладевая собой. – Лили погибла.
Ошеломленная тишина опускается на нас, все глаза устремлены на него. Джубили произносит шепотом.
– Если Лили умерла, то кто… что…
– Через несколько дней после того, как я похоронил ее, – говорит он беспристрастно, – они вернули ее мне. Я не знаю, как… я не хочу знать, как. Но это была она, это была моя Лили. Ее мысли, ее голос, ее воспоминания. Ее сердце.
– Невозможно, – произносит Джубили с вытянутым, растерянным лицом. Она познакомилась с Лили только после крушения «Икара», и я знаю, о чем она думает… я не могу не думать об этом. Кто-нибудь из нас знал настоящую Лили? Вот только… мой взгляд возвращается к Гидеону. Он знал ее еще ребенком, он рос с ней. И он, казалось, ничего не заметил, что в ней есть что-то другое.
Тарвер смотрит на Джубили тревожным взглядом.
– С тех пор у нее стала связь с ними. Она может чувствовать их. После того, как разлом на Эйвоне был разрушен, она ощущала этот последний шепот, одинокий в последнем разломе, тянувшийся к ней в ее сознании. И хотя шепоты, которые мы встретили на Элизиуме, были мирными, после Эйвона мы узнали, что ее отец разозлил остальных. Сделал их опасными.
Джубили все еще смотрит на Тарвера с чем-то вроде обвинения во взгляде.
– Вы говорили нам, что на нее влияет шепот, что нам нужно уничтожить разлом, который, как мы думали, мы обнаружим на «Дедале». Почему было не сказать нам всю правду?
– Потому что никто не должен знать, – выпалил Тарвер с разочарованием в голосе. – Она стала бы частью эксперимента, предметом изучения. Она держалась бы где-нибудь в лечебнице, подальше от меня, подальше от всего, что напоминает реальную жизнь. – Он закрывает глаза. – Думаю, теперь все кончено.
– Итак… – в мозгу все кружится, пытаясь разобраться во всем этом. – Если Лили не человек, не совсем… – Тарвер быстро перебивает.
– Она настоящая, она живая, она – человек. Она Лили. Она просто…
– Просто немного другая, – заканчиваю я за него, пытаясь звучать примирительно. – Я не имела в виду, что она ненастоящая. Но если это не так, если ее тело создано шепотами, создано энергией с их стороны разлома…
– Тогда вот почему шепот нуждался в ней. – Гидеон пришел к тому же выводу, что и я. – Если она создана из той же энергии, что и они, неудивительно, что шепот смог захватить ее полностью. Как надеваешь перчатку, сделанную по твоим точным меркам.
Джубили морщится.
– Тогда маловероятно, что здесь сработает та же тактика, что работала на Эйвоне и на Элизиуме. Мы понятия не имеем, с чем имеем дело.
– Нам нужно узнать больше о разломе. – Флинн комкает обертку от батончика мюсли и отбрасывает ее в сторону. – Гидеон?
Гидеон качает головой.
– «КЛ» не хранит секретные или запатентованные документы на серверах, подключенных к гиперсети. Ни одна компания не стала бы. Это стало бы приглашением для меня. Мне придется отправиться в главный офис «КЛ» и…
– И она в основном оказывается кучей щебня, кишащая оболочками, контролируемыми шепотом, – бормоча проклинает Флинн.
Я откашливаюсь и произношу:
– Я… я думаю, что знаю кое-кого, кто может нам помочь.
– Продолжай, – говорит Гидеон, снимая еще один кусочек проволоки и кладя его в кучу частей, которые он собирает для наших импровизированных щитов-барьеров против влияния шепотов. У него не получается сделать шесть наушников, поэтому он собирает пару наладонников, чтобы они излучали то же поле, что и устройство Лару… прямо сейчас они оба разложены по частям.
– Она – мой контакт в «Компании Лару», которая была готова передать мне информацию. Она сказала мне, что технология разлома такая же, как и новые гиперпространственные двигатели. Вот почему мы считали, что Лару переместил разлом на «Дедал». Я была в главном офисе «КЛ» пару недель назад, чтобы встретиться с ней, но это долгая история, и это был тот день, когда я встретила Гидеона, и тот день, когда мы узнали о разломе в главном офисе. Началась суматоха, и она не появилась.
– Ты доверяешь ей? – мягко спрашивает Гидеон, но взгляд его тверд… оглядываясь на него, я вижу горечь.
Доверие. Такая простая вещь. Такая невозможная вещь.
Я сглатываю.
– Не знаю. Она, насколько я понимаю, вполне может быть мертва, или они могли схватить ее перед тем, как отправились за мной. Но если она все еще там… если она размышляла, стоит ли ей помогать мне тогда, может быть, она будет готова сделать это сейчас. Она наш лучший шанс узнать, как уничтожить разлом и освободить Лили. Но мне понадобится твоя помощь, чтобы выследить ее. Адрес, который я получила от нее больше не активен. Она уничтожила его, когда ты встретил меня.
– Как ее зовут?
– Рао. – Я прижимаю ладони к полу, когда Гидеон уже отложив устройство Лару начинает вытаскивать планшет, чтобы приступить к работе, ища имя в каждой доступной сети.
Я сглатываю, продолжая объяснять.
– Ее зовут доктор Рао, и она работает над теорией…
– Рао. – Прерывание мягкое, но меня бесит молчание. Тарвер же не произнес ни слова с тех пор, как рассказал нам о смерти Лили и о шепотах, которые вернули ее к нему. Он поднимает голову, красные глаза устремлены на меня. – Ты сказала Рао?
– Да, доктор Рао.
– Доктор Санджана Рао?
Желудок сводит.
– Откуда ты знаешь ее имя?
Тарвер закрывает глаза, и на мгновение он выглядит почти умиротворенным, смирившимся. Затем с его губ срывается смешок и он снова открывает глаза.
– Какая у всех короткая память. Патрон был всего три года назад.
У Джубили перехватывает дыхание.
– Я поняла, что слышала это имя раньше… она была одним из исследователей на Патроне. Одной из ученых «ВериКорп», которым вы помогли сбежать от рейдеров, что стало причиной, по которой вам дали медаль и отправили на «Икар» на время пресс-тура.
Тарвер кивает, наклоняясь вперед, чтобы упереться локтями в колени. Он выглядит усталым, старше, без какого-либо легкого обаяния и мальчишеской внешности, которые сделали его таким любимцем СМИ.
– Только она не работала на «ВериКорп», и на них напали не рейдеры. Это все было прикрытием.
– Она работала на «Компанию Лару», – шепчу я.
Тарвер на мгновение кидает на меня взгляд, а затем отводит глаза.
– Утвердительный ответ. И она тогда занималась секретным проектом, я едва его понял. София права – она единственный человек в Галактике, у которого могут быть ответы, которые нам нужны.
– Нашел ее, – говорит Гидеон с оттенком триумфа в голосе. Но его радостная улыбка искажается, когда он неотрывно смотрит на экран планшета. – Она… она была ранена, после падения «Дедала», она зарегистрирована в травматологическом центре. На месте крушения.
Место крушения, несколько километров разрушений, каждый дюйм которых кишит оболочками. Десятки, сотни, может быть, даже тысячи из них сейчас там, и если шепот Лили решит, что мы угроза, мы не сможем сравниться с их численностью.
Желание лечь возвращается, желание позволить теплому, мраморному полу овладеть мной почти непреодолимо. Я вижу, как мои мысли отражаются на окружающих меня лицах. Даже Джубили, пресловутая капитан Чейз, выглядит так, будто она скорее сейчас уляжется.
Но потом я встречаю смотрящие на меня карие глаза Гидеона, и на мгновение наше недоверие исчезает, мы опять заодно. Одна частичка меня, самое маленькое ядрышко успокаивается, и я могу дышать. Затем его рот дергается, и он подмигивает мне. Этого достаточно.
Я приподнимаюсь, вставая дюйм за дюймом, и это оживляет остальных. Они поднимаются, встают на ноги, проверяют заряды своих пистолетов, скребут руками по лицам, словно могут стереть усталость. Один за другим они смотрят на меня. Поэтому я делаю глубокий вдох и киваю в сторону двери.
– Пошли.
Мы так долго ждали в том месте, где голубоглазый впервые нашел нас. Все исследователи давно исчезли, но не раньше, чем их разум разрушился, оставив нас в пустом здании, заполненном только призраками сумасшедших. Мы ждем, утомленные и ослабевающие.
Затем тишина раскалывается, в небе происходит громадный разрыв, что разбивает сами звезды… и появляется корабль, где раньше был только пережиток экспериментов голубоглазого человека.
Корабль падает, а мы слишком слабы, чтобы предотвратить это. Он несет в себе тысячи душ, каждая из которых может освободить нас из этого ада… но все они умрут.
А потом все озаряется светом. Проблеском чего-то знакомого. Голубыми глазами и лицом, которое когда-то смеялось, когда его омывало сияние разлома. С ней солдат, чья душа все еще осталась где-то в саду, сжимающая в руках книгу стихов.
У нас достаточно сил, чтобы подтолкнуть их в спасательную капсулу так, чтобы она безопасно скользила по атмосфере, достаточно сил, чтобы наблюдать, как они делают свои первые, дрожащие шаги по поверхности этого мира.
У нас достаточно сил, чтобы надеяться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ГИДЕОН
НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО УЛИЦЫ ПУСТЫ, мы держимся группой, направляясь к месту крушения и к травматологическому центру, из чьих списков мы узнали, что там находится доктор Санджана Рао. Я держу пари, что с тактической точки зрения было бы лучше, если бы Джубили или Тарвер вначале провели разведку на местности по поводу выявления потенциальных угроз, но никто этого не предлагает. Тем не менее, у них обоих есть оружие, а у Тарвера и Флинна внутри военных жилетов спрятаны собранные мной защитные щиты-барьеры. Теоретически, если мы будем находиться рядом с ними, в пределах досягаемости щитов-барьеров, мы будем защищены от шепота. Я молюсь, чтобы я правильно скопировал поле с устройства Лару, и что они передают короткие электрические импульсы, которые нам нужны, дабы помешать любым попыткам шепота захватить нас. С другой стороны, если я ошибаюсь, есть все шансы, что я никогда об этом не узнаю.
Каждый карман в жилете, который мне выдали люди Кумико, забит инструментами и снаряжением, а внутри него – тонкая алюминированная сумка, которую я брал с собой на «Дедал», держа ее под пиджаком. Я хотел быть уверенным, что ни одно мое оборудование не повредится чем-либо магнитным на корабле, если у нас, в итоге, возникнут проблемы на пути к разлому.
Все наши попытки дозвониться до Санджаны по телефону, связаться по сети, оказались бесплодны. Мы не можем сказать, произошло ли это потому, что сети до сих пор перегружены, или потому, что она слишком ранена, чтобы ответить, или потому, что ее там нет, и записи ошибочны. Все, включая поспешно возведенные травматологические центры для жертв крушения, находится в хаосе, и мы не можем позволить себе ждать ее ответа. Без дополнительной информации о том, как уничтожить разлом, мы слепы. Я отправил ей пакет информации, который она получит, если заработает сеть. В нем заключены координаты центра, куда мы направляемся в надежде найти ее, схемы моих самодельных щитов-барьеров, защищающих от шепотов и небольшие детали, которые мог отправить только Тарвер, в знак того, что она имеет дело с союзниками. Я молюсь, чтобы она получила это все, молюсь, чтобы она доверилась этому. Молюсь, чтобы она была еще жива.
Я каждый раз оглядываюсь на своих спутников, когда у меня встают волоски на затылке, но щиты-барьеры, похоже, работают. С другой стороны, узнал бы я, если бы это случилось, не посмотрев им прямо в глаза? Не в первый раз, мне жаль, что у меня нет проницательности Софии. Она бы мгновенно поняла по языку тела, если один из нашей группы собрался обернуться.
Но она выглядит такой же напуганной, как и я.
Мы придерживаемся небольших улиц, вынужденные идти обходными путями вокруг обрушившихся участков верхнего города, которые раздавили центр города под собой. Сначала мы видим других людей только на расстоянии, слишком далеко, чтобы сказать, выжившие они или оболочки. Но по мере того, как запах горящих химикатов усиливается, как сгущается пепел в воздухе, наш путь становится все более и более завален обломками. Все больше валяющих мертвых тел попадается нам на глаза, что становится очевидно: единственные люди, кроме нас, находящиеся в движении так близко к месту крушения, больше не люди.
– Это пятый, кто попался на пути, – шепчет София, нарушая долгое молчание, когда мы прячемся за стеной разрушенного офиса банка и наблюдаем, как шаркающая оболочка пересекает улицу. Даже сирены затихли. Единственные звуки – это редкий, далекий рокот в какой-то части города, обрушивающейся в пространство внизу.
– Они прочесывают город, – приглушенным голосом произносит Джубили. – Я узнаю эту модель.
Она смотрит на Тарвера, который мрачно смотрит на нее, и я не сразу понимаю что она имеет в виду.
– Лили научилась этому у меня, – тихо говорит он. – Стандартная поисковая сетка.
– Она ищет нас, – бормочу я, когда лысеющий мужчина-оболочка средних лет, одетый в поношенный деловой костюм, на которого ты никогда не посмотришь дважды, исчезает за углом.
– Надеюсь, ей мешают наши щиты-барьеры, – говорит София, выпрямляясь. – Мы должны двигаться спокойно. С одним или двумя мы справимся. Но если мы столкнемся с их группой… – Она сглатывает и не заканчивает предложение.
Ей и не нужно. Слишком легко представить, что может сделать с нами достаточно большая группа этих неуклюжих существ с пустыми глазами. Солдаты, которые не чувствуют боли и не раскаиваются в ее причинении.
Вверху улицы три полицейских ховера стоят на тротуаре в виде блокады, прямо перед линией временных барьеров. Периметр места крушения. Теоретически, никто, кроме спасателей, не может пройти внутрь. На табличке, прислоненной к одной из машин, большими печатными буквами написано: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН», а другая предупреждает: «СТРУКТУРНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ». Несмотря на безлюдность города, все еще шокирует, что никто за этим не следит. Дорогу должны по меньшей мере преграждать полицейские и специальные официальные службы.
Вместо этого здесь никого.
Мы пересекаем периметр один за другим, перебрасывая ноги через цементные барьеры. Хотя мы все еще слишком далеко, чтобы разглядеть обломки, мои глаза различают головокружительную пустоту вдалеке, где должны быть небоскребы. С городом, который простирается почти на всю планету, нет узнаваемости пейзажа. Моя память подсказывает, что там должно быть что-то, что теперь исчезло.
Металлический лязг нарушает тишину, от неожиданности я дёргаюсь и сильно ударяюсь об один из барьеров, подавляя проклятие. Оба солдата уже держат оружие на изготовке, оглядывая переулок, откуда донесся звук. Они двигаются синхронно, не сообщая друг другу никакого плана. Один взгляд, кивок, а затем Джубили делает широкий круг, чтобы добраться к выходу из переулка, и прижимается спиной к кирпичной стене, в то время как Тарвер пригибается, и прикрываясь припаркованными ховерами, переходит на другую сторону. Остальные следуют за ними, а когда Тарвер и Джубили отправляются дальше по переулку, мы занимаем позиции у входа.
Еще один, более тихий лязг, предупреждает нас об источнике звука. В одном из мусорных баков в конце переулка кто-то есть. Тарвер кивает Джубили, которая бесшумно обходит его, а он освобождает одну руку от хватки пистолета. Я оглядываюсь назад и по шее начинают бежать мурашки, когда я вижу фигуру в квартале от нас, которая останавливается, поворачивается… и начинает двигаться в нашу сторону. Подавив желание поднять тревогу, я дотрагиваюсь до локтя Софии, чтобы она проследила за моим взглядом. Флинн замечает это движение, бросает на меня быстрый, испуганный взгляд, и мы все сворачиваем в переулок, надеясь, что шум не привлечет большого внимания. Щит-барьер Тарвера защитит его и Джубили, а нам с Софией надо держаться Флинна.
