Текст книги "Такая разная Блу (ЛП)"
Автор книги: Эми Хармон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Полагаю, это вполне понятная реакция для человека, который вынашивал ребенка девять месяцев… и был связан с ним. – Голос Уилсона был мягок, и он запечатлел на моем лбу целомудренный и оскорбительный поцелуй. Но я не нуждалась в его сочувствии. И мне абсолютно точно не требовалось пространство. Я хотела его. И не хотела, чтобы он целовал меня в лоб. Я хотела поцеловать его в губы. Я хотела целовать его, сжав в руках пряди его волос, я хотела обвить руками его тело. Я хотела признаться в своих чувствах и показать свою преданность. И если я не отстранюсь от него прямо сейчас, то сделаю нечто, что оттолкнет его от меня навсегда. Я почти в бешенстве отшатнулась от него, боясь себя и боясь за себя. Уилсон тут же отпустил меня.
– Некоторым людям суждено быть одинокими. Похоже, Джимми был одним из них. И я, возможно, тоже, вне зависимости от того, нравится мне это или нет.
Уилсон ничего не ответил, я отвернулась и вернулась обратно к верстаку. Подхватив ключи, я стала подниматься вверх по лестнице, ведущей в мою квартирку. Никто из нас не сказал на прощание ни слова, дистанция между нами была восстановлена так, словно я никогда не была в его объятиях.
Глава 23
Элис
Я отказалась от Дня благодарения, Рождества и прочих атрибутов, присущих праздникам, однако, когда позвонила Тиффа и стала умолять меня прийти на ее новогоднюю вечеринку, упомянув, что ее мать присмотрит за сыновьями Элис и Мелоди где-то в другом месте, я уступила. Я сказала себе, что это не имеет ничего общего с тем фактом, что она пригласила меня специально для Уилсона, так как Памела праздновала Новый год в Англии.
Я представляла себе классическую вечеринку с живым оркестром, коктейльными платьями и каблуками. Но Тиффа удивила меня, сказав: «Надень что-нибудь удобное! И цветное! Мы соревнуемся в том, кто оденется ярче всех, и у нас, Уилсонов, есть своя новогодняя шумиха. Не надевай одежды, из-под которой будут видны твои трусики, когда ты будешь наклоняться. Это на случай, если мы закончим вечер игрой в коричневые пакеты. Элис жалуется на нее каждый год, но без нее Новый год – не Новый год!».
Я подумала, что буду достаточно яркой в пестрых розовых джинсах в облипку и усыпанном голубыми блестками топе. В уши я вдела фиолетовые сережки из перьев и прикрепила парочку к волосам, на глаза нанесла блестящие тени, на губы – красную помаду, однако Тиффа легко победила меня своими легинсами с закрученным радужным узором, ослепительной рубашкой в неоновую полоску, туфлями на высокой оранжевой платформе и радужным клоунским париком. Даже Уилсон проникся духом праздника, надев рубашку, которая не была ни голубой, ни серой, ни черной. Это была рубашка нежно-зеленого цвета с длинным рукавом и v-образным вырезом. Не кричаще яркая, но он, во всяком случае, попытался. К ней он надел черные джинсы и черные ботинки. Выглядел Уилсон очень не по-профессорски.
Это была масштабная вечеринка – человек, должно быть, в тридцать, – но все, похоже, знали друг друга очень хорошо. Помимо Тиффы с Джеком, Элис с Питером и нас с Уилсоном было еще десять или двенадцать парочек. Остальные в основном являлись коллегами Тиффы по Шеффилду. Я ожидала, что все они будут пить шампанское, оттопырив мизинец, учитывая, как красиво они изъяснялись во время разговора. Но все они оказались довольно шумными и легкими на подъем, особенно после нескольких напитков.
Вечер начался с игры под названием «Ха-ха-ха», так назвала ее Тиффа. Каждый участник вечеринки получал браслет, сделанный из разноцветных лент с наклейками. Цель состояла в том, чтобы рассмешить людей с помощью гипертрофированного «Ха-ха-ха». Если тебе удастся кого-то рассмешить, этот человек должен вознаградить тебя поцелуем и наклейкой. Если девушка рассмешит другую девушку, та может подарить ей легкий поцелуй или выбрать молодого человека, которого та должна будет поцеловать, и наоборот. Победитель определялся в конце вечера по количеству наклеек или по тому, сколько их осталось на браслете. Я с облегчением обнаружила, что все поцелуи представляли собой дружеский «клевок» в губы или в щеку с множественными пожеланиями «Счастливого Нового года!» Никто, казалось, не воспользовался ситуацией и не «засосал» невольного получателя. Многие были сосредоточены на сборе наклеек. Игра продолжалась всю ночь, даже во время других игр, и я стала своего рода мишенью. Так как направленные на меня «Ха-ха-ха» не были до жути смешными, я еще не отдала ни одной наклейки и… никого не поцеловала. Тиффа и Уилсон продолжали свои набеги друг на друга, стараясь расколоть один другого. Иногда их старания вызывали гогот, тогда они получали награду в виде поцелуя и наклейки. Кожа Тиффы быстро стала похожа на кожу, пораженную высыпаниями, все ее лицо было усеяно наклейками. «Ха-ха-ха» Элис было таким скрипучим, что, смеясь, люди поеживались, что принесло и ей несколько поцелуев и наклеек.
Я не знала, чего именно я ждала от Нового года в компании британцев, но это не было «Ха-ха-ха» и абсолютно точно это не было игрой в коричневые пакеты. Во время игры в коричневые пакеты нужно было, стоя на одной ноге, как журавль, наклониться вперед и, не прикасаясь к полу или пакету, оторвать последний от пола при помощи рта. С каждым раундом от пакета отрезали один-два дюйма, пока от него не оставалась только тонкая полоска. Элис выбыла из игры, разбив себе нос, когда ее лицо приложилось к полу. Тиффа, как длинноногая Жизель, легко согнулась пополам и оторвала пакет от пола так, словно это было танцевальное движение, которое она тренировала долгие годы. Джек выбыл после первого раунда. Муж Элис, Питер, пукал всякий раз, когда касался пакета, а его смущенное «пардонте» было куда смешнее постоянного пуканья. Уилсон подошел к игре в коричневые пакеты со всем вниманием, что, по словам сестер, он делал каждый раз, однако и он выбыл из лиги после второго или третьего раунда.
Судя по всему, игра в коричневые пакеты была традицией в семье Уилсонов, но не традицией в Англии. Доктор Уилсон научил детей играть в нее в прошлом, и они играли в нее уже так долго, что никто из них уже не мог вспомнить, сколько именно. С рождения ребенка прошло всего два месяца, и я могла с легкостью отказаться от участия, сославшись на то, что не готова к физическим играм. Но я не хотела возбуждать в других гостях любопытство и создавать благодатную почву для вопросов, так что присоединилась и обнаружила, что мое отвращение к алкоголю было реальным преимуществом, так как мне удавалось сохранить устойчивое положение, в то время, как остальные постоянно балансировали. Финальный раунд разыгрывался между мной и Тиффой, которая несла чушь, похожую на песню «Scary Spice», и плавно шла к победе.
– Ха-ха-ха! – сказала она мне, оказавшись со мной лицом к лицу и комично скосив глаза, пока я пыталась сосредоточиться на победе. Эта Тиффа так сильно отличалась от Тиффы-знатока-искусства, что я невольно хихикнула и оттолкнула ее.
– Ты засмеялась! Ты рассмеялась над моим «ха-ха-ха», – взвизгнула Тиффа и затанцевала по кругу, размахивая в воздухе руками. – Давай сюда наклейку, Блу Ичхоук! Ты не устояла перед моим остроумием. А сейчас я должна выбрать того, кто поцелует тебя, и поцелует как следует! Уилсон! Готовь губки, дорогой!
Никто не обратил должного внимания на холодный взгляд на лице Уилсона. Мы пришли сюда вместе, в конце концов, парой, так сказать. Гости Тиффы намного больше были увлечены ее злорадством, нежели тем, что Уилсон встал и направился ко мне за тем, чтобы поцеловать.
Однако Элис с ликованием наблюдала за тем, как Уилсон наклоняется и прижимается к моим губам поцелуем, который был больше воздушным и прервался прежде, чем я успела подготовиться.
– Господи! Это просто жалко, Дарси! Тебе, что, пять? – громко простонала Элис. – И вся эта вечеринка жалкая! За всю ночь ни одного настоящего поцелуя. Только жалкие клевки, наклейки и коричневые пакеты. Боже! – громко хмыкнула Элис. Она села и указала на симпатичного парня, вокруг которого собралось большинство женщин, когда началась игра в «ха-ха-ха».
– Джастин! Ты не женат и просто великолепен. Ты бы хотел поцеловать Блу по-настоящему?
Полагаю, Элис была немного пьяна. Парень, которого назвали Джастином, посмотрел на меня с интересом.
– А теперь мы с Питером покажем вам, как это делается, правда, Питер? – Элис поддела локтем своего мужа, который уснул после провала в игре в коричневые пакеты. Он ответил коротким тихим храпом. Элис с негодованием толкнула его.
– Боже! И пукает, и храпит! Очень романтично! Джастин, помоги мне!
– Помоги всем нам, Джастин, – решительно добавила Тиффа, подталкивая Джастина вперед. Все вокруг засмеялись. Все, кроме Уилсона, который напряженно стоял возле меня, не сводя взгляда с красавчика Джастина, который решил дать Элис то, чего она хочет, и теперь направлялся ко мне.
Внезапно Уилсон развернулся ко мне, обхватил мое лицо руками и запустил пальцы в мои волосы. Не сводя с меня взгляда, он наклонил голову и коснулся губами моего рта. Сначала один раз, потом второй, словно боялся, что Элис вновь затянет свое «Бо-о-оже!», если он остановится. Его губы были настойчивыми и мягкими, а его дыхание щекотало мои губы. Сердце подскочило к горлу, а разум завопил на меня, требуя, чтобы я зафиксировала каждую деталь того, о чем столько мечтала, но никогда не надеялась получить. Уилсон целовал меня!
А затем я потеряла способность мыслить. Его губы становились все более настойчивыми, его руки привлекали меня ближе к телу, его рот впился в мой и проник глубже, нежно раздвинув мои губы ищущим вход языком. И я впустила его. И затем его руки обхватили меня, и поцелуй стал чем-то большим. Он не был игрой, не был шоу, он был только наш, и комнаты вокруг не существовало.
Мы отстранились друг от друга, чтобы вздохнуть. Комната взорвалась криками и аплодисментами, а Элис начала подпрыгивать вверх-вниз на месте и хихикать, словно маленькая девочка, которая собирается сесть на колени к Санте.
– Это так мило! Дарси! Если бы ты не был моим младшим братом, я бы тоже попробовала. Питер! Вставай, чувак!
Элис повернулась к усталому супругу, который пропустил все представление.
Тиффа смотрела на нас с легкой улыбкой, словно знала все с самого начала. Ладонь Уилсона скользнула вниз по моей руке, и наши пальцы переплелись. Его уши покраснели, но он не сказал ни слова. Остаток вечера он не выпускал мою руку, и я могу поклясться, что мое сердце увеличилось в размерах. Я задыхалась, волновалась и боялась остаться одна, боялась взорваться от нового поворота событий.
Ближе к полночи Тиффа включила телевизор и раздала всем трещотки и конфетти. Судя по всему, слушать бой Биг-Бена в Лондоне, который Тиффа записала на видеомагнитофон «Tivo», было еще одной британской традицией, поэтому все чувствовали себя как дома… в Англии. Я была не против променять Таймс-Сквер на Биг-Бен. А также всех американских парней на одного чудаковатого английского учителя. В эту минуту я была полностью очарована Британией.
Мы отсчитали секунды и увидели, как большие часы сообщают о наступлении Нового года в нашем уголке мира. Прокричали «С Новым годом!», обнялись, прокричали «ура!», и вся комната наполнилась безудержным весельем. Тиффа и Джек целовались со слезами на щеках и крепко обнимали друг друга, переходя от года ушедшего к годам грядущим. И я помогла им в этом. Я с улыбкой повернулась к Уилсону, но он отвернулся, наблюдая за весельем в комнате, но не принимая в нем участия.
– Идем, – вдруг сказал он. – Ты готова? Я хочу уйти. Мы смоемся. А завтра утром я позвоню Тиффе и поблагодарю за вечеринку.
– Ох, ладно, – кивнула я, пока он подталкивал меня к двери. Он взял наши куртки и почти выскользнул, когда Тиффа бросилась к нам с просьбой подождать. Уилсон вздрогнул, и я задумалась, отчего он так торопится уйти.
– Дарси, подожди! Не увози пока Блу! Ожидается офигенный фейерверк. Ты уже пропустил его на четвертое июля. И мы еще не определили победителя «ха-ха-ха». – Она повисла на нас, обнимая за плечи.
– Полагаю, Джастин, собрал все лавры, Тиф. – Голос Уилсона прозвучал странно, а взгляд, которым обменялись брат с сестрой, заставил мою грудь сжаться, а лицо вспыхнуть.
– Я понимаю, – мягко ответила Тиффа. Я бы тоже хотела понять. Она наклонилась, поцеловала меня и пожала руку. – Спасибо, что пришла, Блу. Для нас с Джеком ты есть и всегда будешь частью семьи. Когда будешь готова, приходи навестить Мелоди. Думаю, нам всем это пойдет на пользу. – Она стрельнула глазами в Уилсона и перевела взгляд обратно на меня. – С новым годом, дорогие.
В гараж мы спускались в тишине, лифт был на удивление забит, несмотря на то, что была почти полночь и большинство вечеринок были в самом разгаре. Мы с Уилсоном преодолевали этаж за этажом вместе с парой-тройкой других жильцов. Уилсон по-прежнему держал мою руку в своей и наблюдал за тем, как идут на убыль цифры, обозначающие этажи. Мое настроение стремительно портилось, пока я думала, что дорога домой будет полна извинений за поцелуй, который одурманил меня, как четвертого июля, или… в канун Нового года, если быть точной. Тиффа оказалась права. Фейерверки на ее балконе действительно были великолепны. Мне бы хотелось, чтобы мы остались и посмотрели на них, слились в еще одном поцелуе, пока разрывающиеся разноцветные огни наполняют небо и волшебство еще не сменилось реальностью.
Вегас был городом вечеринок, густая толпа медленно прокладывала себе путь от дома Тиффы и была похожа на рой из людей, перемещающийся из одного отеля в другой и вбирающий в себя яркие огни, нескончаемую еду и нарочитую пышность города, присутствующую здесь в избытке. К счастью, Шеффилд находился на южном конце Вегаса, благодаря чему пересекать самые плотные перекрестки было легче, поэтому в конце концов мы выехали на кольцевую, чьи повороты должны были привести нас в Боулдер-Сити. Уилсон сохранял молчание, маневрируя между пробками и людьми, но как только город и его огни остались позади, я больше не смогла выносить тишину и решила прояснить ситуацию.
– Ты целуешься как старая женщина, Уилсон.
Машина резко повернула, и нас слегка тряхнуло, Уилсон выругался и выровнял транспортное средство, его голова вертелась между мной и дорогой.
– Мудак! – выплюнул Уилсон, а затем рассмеялся и застонал, проведя по лицу ладонями в явном смятении. – Ну, а ты нет.
Мое сердце затрепыхалось, а желудок ухнул вниз при этих словах.
– Так в чем проблема?
– В этом и проблема.
– Получается, если поцелуй со мной похож на поцелуй с одной из Золотых девчонок, то с миром все в порядке? Потому что именно так чувствовала себя я, и мне понравилось, а тебе, по-видимому, нет.
– Золотые девчонки? – очевидно Уилсон не смотрел американских сериалов.
– Ну… может, не одну из них, а… принца Чарльза, – поддразнила я.
– Но не Камиллу же? Пожалуйста, скажи мне, что это не было так, словно целуешься с Камиллой, – настойчиво потребовал он.
Я усмехнулась. Бедная Камилла.
– А ты целовал меня так, как поцеловал бы Викторию Бэкхем? – поддела его я. – Тиффа рассказала мне, как ты сходил по ней с ума, когда тебе было семь.
– Ну, да, конечно. Теперь я точно знаю, как это, когда целуешь Викторию Бэкхем.
– Значит, целуя меня, ты думал о Виктории Бэкхем? Это почти так же хорошо.
– Нет, Блу. Не думал. К сожалению, я отдавал себе отчет в том, кого я целую, а также почему мне не следует целовать ее.
Мои попытки избежать серьезного обсуждения «поцелуя» определенно провалились. Уилсон не отрывал глаз от дороги до самого дома, и я подавила желание попросить его объясниться и оправдать свой грубый отказ. Если в нем боролись чувства ко мне, то после такого ему следовало бы разобраться в них. Я отказывалась подпитывать его сожаление. Также, как и оспаривать его. Я провела в каменном молчании весь остаток пути. Он подъехал к дому, припарковался, повернул ключи и одновременно развернулся ко мне.
– Я проходил вместе с тобой так много рубежей. Ради всего святого, я был твоим учителем! Моя сестра удочерила твоего ребенка! Все это так запутанно и сложно, и я не хочу усложнять все еще сильнее. Дружба, которая у нас есть, восхитительные интимные моменты, которые мы разделили, и тот факт, что ты мой арендатор… я могу рационализировать все это. Могу оправдать… до тех пор, пока к этому не примешивается романтика. Сегодня, поцеловав тебя, я превратился из друга, учителя, советчика, чертового отца, – последнее он произнес с явным отвращением, – в кого-то совершенного другого, и я должен извиниться перед тобой. Не знаю, о чем я думал, позволив Элис манипулировать собой.
– Отца? Черт возьми! – Теперь я была в ужасе. – Это так ты видишь наши отношения? Фу, Уилсон! – Я выскочила из машины и взбежала вверх по ступенькам, не дожидаясь его. Конечно, я бы не убила Уилсона по-настоящему, но в этот момент я была готова придушить его. Я услышала, как он подходит ко мне сзади, и набросилась на него, пока мы поднимались по парадной лестнице.
– Для протокола, Уилсон, ты был мои учителем. Когда-то. Ты стал мне другом. Я не ребенок и не твоя студентка. Я взрослая женщина, младше тебя меньше, чем на три года. Ты не только целуешься как пожилая женщина. Ты еще и ведешь себя так же! Твой поцелуй не имел значения! Он не был неуместным, это была просто глупая игра. Так что расслабься!
Я всегда гордилась своей честностью. И что же теперь? Вру, стиснув зубы. Правда же состояла в том, что поцелуй имел значение. Огромнейшее значение. И Уилсон определенно не целовался как старая женщина. Но он не должен был узнать правду. Не сейчас. Не после того, как все испортил.
Глаза Уилсона смотрели на мой рот, и я могла поспорить, что внутри него ведется борьба: закрепить свой поцелуйный успех или позволить мне успокоить его совесть. Выбрать оба варианта он никак не мог. Либо поцелуй был очень важен, тогда получалось, что мы состоим в абсолютно других отношениях, нежели он думал, либо поцелуй был просто игрой друзей, а он мог притвориться, что все чисто и несложно. В этом случае он был просто хорошим парнем, который присматривает за Блу Ичхоук.
Он медленно приблизился ко мне и остановился чуть ниже так, что я оказалась всего на ступеньку выше, чем он. Теперь наши глаза находились на одном уровне, так же, как и наши губы.
– Значит поцелуй ничего не значил? – мягко произнес он.
– Просто глупая игра, – ответила я, так же спокойно.
– Тогда почему мне хочется поцеловать тебя снова?
Мое сердце забилось так сильно, что его удары начали эхом отдаваться в голове.
– Может быть, ты хочешь доказать мне, что ты не старая женщина?
– Да… возможно. Я хочу показать тебе, что я все-таки мужчина, способный подарить тебе поцелуй, который не вызовет у тебя ассоциаций с вязанием крючком и мешковатыми чулками.
– А еще с тальком и зубными протезами.
Уилсон выдохнул.
– Должно быть, так.
Мои глаза в волнении закрылись, когда он прихватил сначала мою нижнюю губу, а затем верхнюю. Затем он раздвинул мои губы легким толчком языка, нежно пробуя меня. Его язык встретился с моим, и мы застыли, соприкасались и двигались лишь наши губы. Мы оставались в таком положении несколько минут, наши тела находились в нескольких дюймах друг от друга, руки были вытянуты по швам, мы были полностью сосредоточены на наших встретившихся губах. Поцелуй был медленным, сладким, томным, точно кот, растянувшийся на солнце.
А затем все закончилось. Я оставалась неподвижной желая, надеясь, что он снова найдет мои губы. Но он не сделал этого. Мои глаза с трудом открылись, не желая верить в окончание ошеломляющего поцелуя. Уилсон смотрел на меня с легкой улыбкой на губах.
– Получи, Камилла, – прошептал он. Не говоря больше ни слова, он обошел меня, поднялся по ступенькам и отпер дверь. Он придержал ее, ожидая, когда я повернусь и присоединюсь к нему. Мои мышцы обмякли, я не могла поднять веки. Нёбо было настолько чувствительным, словно я съела арахисовое масло, находясь в коме.
Уилсон проводил меня до моей двери и прошептал:
– Спокойной ночи, Блу.
Я не ответила. Просто наблюдала за тем, как он поднимается к себе в квартиру, и гадала, как ему удалось оставить за собой последнее слово.
***
В течение всего следующего месяца Уилсон продолжал избегать меня. Возможно, он был занят, возможно, новый семестр вынуждал его работать допоздна. Несколько ночей я слышала его шаги в квартире сверху после девяти вечера. Полагаю, жизнь преподавателя была неблагодарной. Но я подозревала, что за поцелуем на Новый год и стремлением держаться от меня подальше стояло нечто большее, нежели завал на работе. Само собой, там была Памела.
Памела вернулась из Англии, вновь проложив себе дорожку в жизнь Уилсона и занимая собой все его свободное время. Они ходили в кино, на ужины и даже играли в теннис по выходным. Я никогда не держала в руках теннисную ракетку. Полагаю, мы не смогли бы играть парами. Плюс ко всему, у меня не было партнера. Я не могла представить себе, чтобы Беф была хороша в теннисе, а ведь она, помимо Уилсона и Тиффы, была моим лучшим другом. И это было чертовски грустно.
Глава 24
Радужный
А затем позвонили из лаборатории.
Я отработала в кафе семь восьмичасовых смен, а когда я не была в кафе, я была в подвале, барахтаясь в том пространстве, которое было мне предоставлено. Уилсон держался на расстоянии. Единственное взаимодействие с ним происходило по ночам, когда я сидела под вентиляцией и слушала, как он играет на своей виолончели. Я старалась отучить себя даже от этого, просто потому, что музыка насмехалась надо мной, заставляя чувствовать себя обделенной и отвергнутой. Однако ночь за ночью, я обнаруживала себя сидящей с поднятой головой, терзаемой музыкой и проклинающей Уилсона с его пространством.
Не то чтобы я забыла о результатах ДНК теста. Я не забыла. Просто не ждала их с таким вожделением. Поэтому, когда раздался звонок, я оказалась совершенно не готова.
– Блу Ичхоук?
– Да, это Блу.
– Это Хайди Морган из криминалистической лаборатории Рино. Мы получили результаты.
Мое сердце забилось как сумасшедшее.
– Хорошо. – Мои губы онемели, и это простое слово было единственным, что я смогла выдать.
– Есть совпадения, Блу. Мы хотели бы, чтобы ты снова приехала в Рено.
– Хорошо, – повторила я. Есть совпадение. Они узнали, кем я была. – Мне… мне нужна минута на раздумье. Мне нужно отпроситься с работы и купить билет на самолет и… мне нужно подумать, – выдавила я, звуча нелепо даже в своих собственных ушах.
– Конечно, – тепло отозвалась Хайди Морган. – Позвони нам, когда утрясешь свои планы. Я буду на связи с детективом Муди и сержантом Мартинезом. Все довольно взволнованы, Блу. Такие вещи происходят не часто.
Я пообещала быть на связи, повесила трубку и обмякла в своем старом кресле, которое стояло под вентиляцией в ожидании очередной полночной симфонии. Я постаралась успокоить бешено бьющееся сердце и задышала вопреки нервному состоянию, из-за которого кусала ногти и впилась ногами в пол. Я должна была поделиться с кем-то. Я должна была поделиться с Уилсоном. Но его не было дома, а я была на него зла. Не дав себе возможности переубедить себя, я схватила ключи и направилась к двери. Мне нужно было увидеть Тиффу.
***
У входа в здание, в котором жила Тиффа, стоял швейцар, и я подумала, что это к лучшему, так как он сможет предупредить Тиффу о том, что я поднимаюсь, и это даст ей время подготовиться к моему неожиданному визиту. Но она сразу открыла дверь и затащила меня в дом с горячими объятиями и диковатой улыбкой.
– Блу! Вот хулиганка! Почему не предупредила, что придешь? Я бы заказала ланч и шампанское по такому случаю! И сменила бы блузку! Мелоди все время на нее срыгивает. Кстати, срыгивает она на все подряд, так что берегись. Ну, а кроме того, я могла бы сменить подгузник, чтобы достойно встретить тебя в первый раз! Но раз так, тебе придется терпеть нас – вонючих и голодных. – Смех Тиффы окутал меня, как мягкий бриз, и я расслабилась, позволив ей затащить себя в спальню.
Детская Мелоди напоминала сад с бабочками и птицами, распустивших свои крылья на стенах и сидящих на ветках цветущих деревьев. Из дыры в стволе высовывался бурундук, а семейство кроликов прыгало по стенам над светло-зеленым плюшевым ковром. Потолок был голубым небом, в котором плавали большие белые облака и летела куда-то крошечная гусиная стая в форме буквы «V». Мудрый старый филин, сидящий на ветке, что располагалась прямо над колыбелькой, смотрел на нее сверху вниз, а сама колыбель была драпирована зеленой тканью оттенка морской волны, усыпана розовыми цветами и напоминала маленький весенний холм. Вдоль комнаты были расставлены чучела животных из мультфильма «Бемби», а в одном из ее углов примостился гигантский белый плюшевый медведь с подушками в виде цветов.
Все это выглядело просто волшебно. У каждой маленькой девочки должна быть такая спальня. Лежащая в колыбели малышка привлекла мое внимание. Она издавала булькающие звуки и дрыгала своими пухлыми ножками. Черные волосы, которые достались ей при рождении, стали светло-коричневыми и отросли вдвое. Я смотрела на нее всего пару секунд, но эти секунды отпечатались в мой памяти. Этот ребенок сильно отличался от образа в моей голове. Но у нее были голубые глаза. Она улыбалась и ерзала, ее ручки и ножки дрыгались, и я поняла, что улыбаюсь ей в ответ и моргаю, потому что глаза неожиданно наполнились слезами. Вопреки моим ожиданиям, сожаление, которого я так боялась, которого страшилась и которого избегала, не обрушилось на меня. Слезы в моих глазах символизировали скорее облегчение, нежели грусть, и я благодарно сжала руку Тиффы, не умея выразить эту благодарность словами.
– Она… такая… такая, – сбивчиво проговорила я.
– Восхитительная, – закончила Тиффа, ее глаза тоже были полны слез, когда она притянула меня к себе и крепко обняла. – Восхитительная, да. Грязные пеленки и все такое. Дай-ка я поменяю ей подгузник, а потом ты сможешь подержать ее.
За три месяца Тиффа стала настоящим профессионалом в смене памперсов, снимая грязный подгузник и откладывая его в сторону, она ворковала и болтала с Мелоди, пока та, старалась сфокусировать свои глазки на ее лице. Тиффа позволила мне присыпать розовую попку Мелоди присыпкой, и мы обе громко чихнули, когда я слегка перестаралась.
Тиффа засмеялась.
– Ты прямо как Джек. Он говорит, что присыпки для младенца много не бывает. И когда папочка на дежурстве, Мелоди извергает ароматные пуки всякий раз, как дернется.
Тиффа подхватила Мелоди и вручила ее мне.
– Вот. Присмотри-ка за ней, пока я схожу за бутылочкой. – Тиффа припала к моей щеке, поцеловала Мелоди в жидкие волосики и вылетела из комнаты прежде, чем я успела возмутиться. Я напряженно облокотилась на край колыбельки. Если не считать тех нескольких секунд после рождения Мелоди, я никогда не держала малышку на руках. Я старалась не прижимать ее слишком сильно, но и не выпускать, однако ее личико сморщилось от недовольства, и нижняя губа задрожала так, словно она готовилась зарыдать.
– Поняла. Поняла. Тебе не нравится это положение. Давай поменяем. – Я поспешила угодить ей, пристроив ее голову к себе на плечо, одну руку я положила на ее затылок, а вторую на спину. Она тут же ухватилась за мою щеку и стала отчаянно сосать ее. Я вскрикнула, отстраняя ее, но она тут же переключилась на мой нос.
– Тиффа! Спаси! Она схватила меня за нос! – засмеялась я, стараясь отделаться от маленькой пиявки. Она тут же начала рыдать, и я поспешила развернуть ее лицом наружу, прижав ее затылок к своей груди. Ходя по комнате, я слегка покачивала ее и разговаривала так, как делала это Тиффа.
– Погляди-ка, Мелоди. Это же кролики! Маленькие серые кролики, такого же цвета, как глаза дядюшки Уилсона. – Я тут же остановила себя. И откуда взялись эти мысли? Я переключилась на другую яркую деталь комнаты. – Ого! – продолжила я приторно-сладким голосом. – Это же крошка барсучок. Он ищет, Мелоди. Он видит тебя, Мелоди.
Мелоди перестала плакать, и я продолжила ходить по комнате, укачивая ее в своих руках.
– Крошке барсучку стоит быть осторожнее. Мистер Филин смотрит на него, а филинам очень нравится поедать барсуков! – Я прикусила язык. Должно быть, это звучало устрашающе. Попробуем снова.
– Совы единственные птицы, которые различают голубой цвет. Ты знала об этом, Мелоди?
– Серьезно? – Тиффа вошла в спальню, энергично тряся бутылочку в правой руке. – Это правда?
– Да. По крайней мере, мне так кажется. Джимми, мой отец, любил птиц и знал про них множество интересных вещей. Конечно, я забыла большинство из того, что он рассказывал мне, но это было нашей с ним шуткой. Я наивно полагала, что раз совы единственные птицы, способные различать голубой цвет, то для остальных я должна быть невидима.
Тиффа улыбнулась.
– Потому что твое имя означает «голубая».
– Да. Я думала, что это здорово.
– Невидимость не помешала бы, правда? – Тиффа всучила мне бутылочку, но я отказалась.
– Пожалуйста, покорми ее сама. Она голодна, а я не хочу, чтобы она снова плакала. Она пыталась извлечь молоко из моего носа!
Тиффа усмехнулась, взяла у меня Мелоди и облокотилась на колыбельку. Мелоди начала жадно сосать. Мы с Тиффой наблюдали за ней, наши взгляды были прикованы к ее счастливому лицу и щечкам, которые то втягивались, то надувались, вбирая в себя содержимое бутылочки, которое так ей нравилось.
– Кстати, о невидимости, – тихо произнесла Тиффа, не отводя глаз от личика Мелоди. – Я слегка обескуражена твоим визитом. Счастлива, но удивлена. Что произошло, Блу?
– Сегодня звонили из лаборатории. У них есть совпадения. Они знают кто я, Тиффа. Они знают, кем была моя мать. Они хотят, чтобы я приехала в Рено.
– Ох, Блу, – произнесла Тиффа с протяжным вздохом. Ее взгляд был полон сожаления, и я почувствовала, как к горлу подступает ком. Я шумно сглотнула и постаралась рассмеяться.
– Надеюсь, мой бешенный взгляд и состояние, близкое к панике, не напугали тебя. Мне нужно было с кем-то поделиться. А еще я думала о Мелоди, о том, что хочу получить эти ответы для нее, даже если бы сама я предпочла никогда об этом не знать.
– Я очень рада, что ты решилась на это. Самое время. И у тебя не безумный взгляд, и ты не в панике. Ты всегда собрана, Блу Ичхоук. Я хорошо разбираюсь в человеческих реакциях, но ты всегда так сдержана и закрыта. О чем это говорит? В тихом омуте черти водятся. И в этом вы с Дарси очень похожи.
Когда я не ответила, Тиффа лишь раздраженно покачала головой, словно мое молчание подтвердило ее выводы.
– Он приходил вчера, кстати, – обыденно сказала Тиффа. – Мне кажется, он влюбился.